Страница:
– Адриан, мне нужно, чтобы ты доставил эту записку в британское консульство, – сказал Тре-фузис. – Передашь прямо в руки адресата. Никого другого.
Адриан взглянул на имя, стоявшее на конверте.
– Ты уверен, Дональд?
– Совершенно уверен, спасибо. Консульство находится на Старом Рынке, дом четыре. Все это зашло слишком далеко.
II
Глава двенадцатая
Адриан взглянул на имя, стоявшее на конверте.
– Ты уверен, Дональд?
– Совершенно уверен, спасибо. Консульство находится на Старом Рынке, дом четыре. Все это зашло слишком далеко.
II
Адриан перешел мост Макарт-Стег, соединяющий «Австрийский двор» со старым городом. Зальцах текла под ним, автомобили стекали мимо него на Стаартбрук, толпа туристов обтекала его, и темные, мрачные мысли текли сквозь его сознание.
В витринах некоторых магазинов на набережной Франца-Иосифа уже начали выставлять афиши концертов дирижеров и солистов, которым предстояло выступить на фестивале. Расположенный поблизости от стоянки такси магазин, торгующий чемоданами и зонтами, украсился в желтые и черные цвета компании «Дойче Граммофон». С огромной фотографии на Адриана гневно взирал фон Кароян – недоверие ясно читалось в глубокой морщине, пролегшей между его насупленных бровей, презрение слишком отчетливо проступало в выдвинутом подбородке и недовольной складке рта. Мимо Адриана бойко катили двухлошадные фиакры, унося по Мюллне-Гауптштрассе туристов и гостей фестиваля. Синяком отдающее небо нависало над ним. Адриан видел всю эту сцену словно сквозь камеру, берущую все более и более общий план, а себя – в середине его, все уменьшающимся и уменьшающимся и, наконец, замирающим на почтовой открытке, приколотой к пробковой панели, что висит на стене теплой кухни английского пригорода, – пойманным навеки, блаженно неспособным сдвинуться вперед или назад во времени и пространстве.
Наконец, после двадцати минут ожидания, как раз когда он собрался уже зайти в магазин, чтобы порасспросить о маршрутах автобусов, на пустую стоянку въехало и остановилось подле него такси, «мерседес».
– Britisches Konsulat, bitte. Alter Markt vier.
– Aber man kann es in zwei Minuten spazieren[151].
– Schiefie[152]. Неважно. Das macht nichts. Все равно, отвезите. Es sieht nach Regen aus[153].
И действительно, Адриан не успел еще договорить, как западали первые капли, а ко времени, когда машина остановилась у старого рынка, до которого и вправду можно было дойти за несколько минут, дождь уже лил вовсю. Подъехать прямо к дверям консульства такси не могло, и Адриану пришлось пересечь рынок, где люди сбивались под навес лотка, торгующего искусственными цветами. В дом четыре вел небольшой портал, расположенный бок о бок с «Обербанком», в нескольких дверях от «Холзермайера», где продавали «Моцарткугельн» – маленькие марципаны в шоколаде, обернутые в серебристую фольгу с портретами самого прославленного сына Зальцбурга. Прошлым летом Адриан купил коробку таких для матери.
– Сэр Дэвид – как?
Женщина, сидевшая в вестибюле за столиком, была далеко не услужлива.
– Пирси. Я знаю, что он здесь, не могли бы вы просто сказать ему, что… постойте. – Адриан вытянул из возвышавшейся на столе стопки фестивальную брошюрку и нацарапал несколько слов на ее пустой задней обложке. – Просто покажите ему вот это. Уверен, он захочет меня увидеть.
– Но, простите, мистер… Телемак, это так произносится?
– Телемах.
– В консульстве нет никого по имени сэр Дэвид. И никогда не было.
– Он здесь. Должен быть здесь.
– У вас, я полагаю, неприятности? Хотите занять денег?
– Нет-нет-нет. Послушайте, вы не могли бы позвонить консулу и сказать ему, что Телемах настаивает на встрече с сэром Дэвидом Пирси. Только это и сказать.
– Попробую поговорить с его секретаршей, – шмыгнув носом, сказала женщина.
Адриан постукивал пальцами по столу.
– Митци? Привет. Это Дина из приемной. У меня тут молодой джентльмен, говорит, что хочет увидеть сэра Дэвида Пирси. Я сказала ему, что у нас… а… сейчас спрошу.
Женщина окинула Адриана агрессивным взглядом.
– Будьте добры, как, еще раз, ваше имя?
– О, Хили. Адриан Хили.
– Прошлый раз вы говорили другое.
– Неважно. Просто скажите: Адриан Хили.
– Митци? Он говорит, Адриан Хили… да, подожду. Она вновь обратилась к Адриану:
– Вы не могли бы не делать этого?
Адриан улыбнулся. Пальцы его перестали барабанить по столешнице.
– Да, милая? Хорошо. Пришли сюда кого-нибудь, ладно?
– Все в порядке? – спросил Адриан.
– Вам придется обождать. Кресло вон там. Слова эти едва успели слететь с ее губ, а Адриан уже услышал хлопок двери наверху и шаги сходящего по лестнице человека. Вскоре к нему устремился, выставив перед собой руку, облаченный в зеленовато-голубой костюм «Сафари» мужчина с сальными волосами.
– Адриан Хили?
– По-моему, мы уже встречались, – сказал Адриан. – На автобане Штутгарт – Карлсруэ.
– Дикон Листер. Очень рад вас видеть. Пойдемте, что же вы?
Адриан проследовал за Листером по центральной лестнице и оказался в огромной приемной. Здесь, на софе, сгорбившись над маленьким радиоприемником, сидел со вставленным в левое ухо наушником мужчина в костюме с Савил-Роу и галстуке колледжа Св. Матфея. Дикон Листер подмигнул Адриану и покинул комнату.
– Здравствуйте, дядя Дэвид.
– Это невероятно, Адриан, попросту невероятно!
– Я, по правде сказать, не понимаю, как… Дядя Дэвид взмахом руки велел ему замолчать.
– Вот оно! Не иначе. Лилли сошел, значит, это должно случиться.
– О чем…
– Ты что, не слышал? Хидингли, юноша! Бодем и Дилли набрали вчера сто семнадцать на восьмой калитке. Просто невероятно. А теперь… – Он восторженно прихлопнул себя руками по ляжкам. – Ты не поверишь, Адриан, но Австралии требовалось для победы только сто тридцать, а они добрались на восьмой с пятидесяти шести до семидесяти пяти. Уиллис пронесся сквозь них как ураган. Что? Нет… Чилли, мудак ты этакий!
– Что случилось?
– Крис Олд только что остановил Брайта. Да проснись же ты! – рявкнул он, обращаясь к приемнику. – Сегодня на тотализаторе против победы Англии ставили пятьсот к одному, ты можешь в такое поверить? И если б не ты с твоим чертовым Трефузисом, я смотрел бы сейчас самый волнующий международный матч в истории. Нет, о нет…
Он вновь погрузился в молчание, морщась и строя гримасы приемнику.
Адриан, присев на краешек софы, уставился в пустой камин. Из наушника дяди Дэвида доносилось тихое жужжание. На каминной полке неторопливо тикали часы. В животе Адриана плескалась расплавленная жижа – это было ощущение вины, которое он так часто испытывал и в прошлом. Ни за что на свете не смог бы он предсказать исход ближайших двадцати четырех часов, но знал, что они будут ужасны. Попросту ужасны. Наконец дядя Дэвид испустил громовый рев.
– Есть, есть! Уиллис взял на восьмой сорок три! Англия победила! Ха-ха! Ну же, мальчик, развеселись! Давай-ка попросим Листера принести нам шампанского, как по-твоему?
– Думаю, вам сначала следует прочесть вот это.
– А что там? – Дядя Дэвид взял конверт. – Тебе опять нужны деньги, Ади?
Адриан смотрел, как ласковое безразличие сменяется на лице читавшего записку дяди Дэвида раздражением, тревогой и гневом.
– Будь он проклят! Чтоб ему в Шпицбург плыть на пробковом плоту. Где он сейчас?
– В «Австрийском дворе».
– С Поллуксом?
– Нет, – ответил Адриан. – Дело в том, что, когда мы пришли туда, Поллукс был уже мертв. Его горло… ну, вы знаете… как у Молтаи.
– Чертово дерьмо. Полиция?
– Пока нет. Хотя там был лакей, так что я полагаю…
– Мать-перемать, зловонный ад и буфера с колесо! Листер! Где его черти носят, когда он нужен? Листер!!
– Сэр?
– Свяжитесь с Веной, с Данвуди. Скажите, чтобы он утряс все с зальцбургской полицией – быстро, еще быстрей и быстрее быстрого. Поллукса похерили в «Австрийском дворе». Номер? – Он щелкнул пальцами в сторону Адриана. – Ну же, номер, мальчик! Где он?
– По-моему, он называется «Франц-Иосиф», – сказал Адриан. «И не говори мне, чтобы я помер», – добавил он про себя.
– По-твоему? Так «Франц» или не «Франц»? – И дядя Дэвид потряс Адриана за плечи.
– Да! – рявкнул Адриан. – «Франц-Иосиф»!
– Вы поняли, Листер? Полная дипкрыша для всей вонючей неразберихи. Плюс машина для меня и этого веселого юноши, чтобы мы к шести ноль-ноль попали в «Золотого оленя». Вам тоже лучше прийти.
– Вооруженным?
– Нет, – ответил Адриан.
Правая рука дяди Дэвида лениво плюхнула Адриана по физиономии.
– Не отдавай приказы моим людям, Адриан, сделай одолжение.
– Хорошо, – сказал Адриан, опять опускаясь на край софы. – Извините.
Печатка на перстне дяди Дэвида рассекла ему кожу над левым глазом, и Адриан заморгал, стараясь смахнуть затекшую в глаз каплю крови. Но от этого кровь лишь защипала сильнее, и из глаз Адриана хлынули, чтобы смыть ее, слезы.
Дядя Дэвид кивнул Листеру:
– Вооруженным и хотя бы немного опасным.
В витринах некоторых магазинов на набережной Франца-Иосифа уже начали выставлять афиши концертов дирижеров и солистов, которым предстояло выступить на фестивале. Расположенный поблизости от стоянки такси магазин, торгующий чемоданами и зонтами, украсился в желтые и черные цвета компании «Дойче Граммофон». С огромной фотографии на Адриана гневно взирал фон Кароян – недоверие ясно читалось в глубокой морщине, пролегшей между его насупленных бровей, презрение слишком отчетливо проступало в выдвинутом подбородке и недовольной складке рта. Мимо Адриана бойко катили двухлошадные фиакры, унося по Мюллне-Гауптштрассе туристов и гостей фестиваля. Синяком отдающее небо нависало над ним. Адриан видел всю эту сцену словно сквозь камеру, берущую все более и более общий план, а себя – в середине его, все уменьшающимся и уменьшающимся и, наконец, замирающим на почтовой открытке, приколотой к пробковой панели, что висит на стене теплой кухни английского пригорода, – пойманным навеки, блаженно неспособным сдвинуться вперед или назад во времени и пространстве.
Наконец, после двадцати минут ожидания, как раз когда он собрался уже зайти в магазин, чтобы порасспросить о маршрутах автобусов, на пустую стоянку въехало и остановилось подле него такси, «мерседес».
– Britisches Konsulat, bitte. Alter Markt vier.
– Aber man kann es in zwei Minuten spazieren[151].
– Schiefie[152]. Неважно. Das macht nichts. Все равно, отвезите. Es sieht nach Regen aus[153].
И действительно, Адриан не успел еще договорить, как западали первые капли, а ко времени, когда машина остановилась у старого рынка, до которого и вправду можно было дойти за несколько минут, дождь уже лил вовсю. Подъехать прямо к дверям консульства такси не могло, и Адриану пришлось пересечь рынок, где люди сбивались под навес лотка, торгующего искусственными цветами. В дом четыре вел небольшой портал, расположенный бок о бок с «Обербанком», в нескольких дверях от «Холзермайера», где продавали «Моцарткугельн» – маленькие марципаны в шоколаде, обернутые в серебристую фольгу с портретами самого прославленного сына Зальцбурга. Прошлым летом Адриан купил коробку таких для матери.
– Сэр Дэвид – как?
Женщина, сидевшая в вестибюле за столиком, была далеко не услужлива.
– Пирси. Я знаю, что он здесь, не могли бы вы просто сказать ему, что… постойте. – Адриан вытянул из возвышавшейся на столе стопки фестивальную брошюрку и нацарапал несколько слов на ее пустой задней обложке. – Просто покажите ему вот это. Уверен, он захочет меня увидеть.
– Но, простите, мистер… Телемак, это так произносится?
– Телемах.
– В консульстве нет никого по имени сэр Дэвид. И никогда не было.
– Он здесь. Должен быть здесь.
– У вас, я полагаю, неприятности? Хотите занять денег?
– Нет-нет-нет. Послушайте, вы не могли бы позвонить консулу и сказать ему, что Телемах настаивает на встрече с сэром Дэвидом Пирси. Только это и сказать.
– Попробую поговорить с его секретаршей, – шмыгнув носом, сказала женщина.
Адриан постукивал пальцами по столу.
– Митци? Привет. Это Дина из приемной. У меня тут молодой джентльмен, говорит, что хочет увидеть сэра Дэвида Пирси. Я сказала ему, что у нас… а… сейчас спрошу.
Женщина окинула Адриана агрессивным взглядом.
– Будьте добры, как, еще раз, ваше имя?
– О, Хили. Адриан Хили.
– Прошлый раз вы говорили другое.
– Неважно. Просто скажите: Адриан Хили.
– Митци? Он говорит, Адриан Хили… да, подожду. Она вновь обратилась к Адриану:
– Вы не могли бы не делать этого?
Адриан улыбнулся. Пальцы его перестали барабанить по столешнице.
– Да, милая? Хорошо. Пришли сюда кого-нибудь, ладно?
– Все в порядке? – спросил Адриан.
– Вам придется обождать. Кресло вон там. Слова эти едва успели слететь с ее губ, а Адриан уже услышал хлопок двери наверху и шаги сходящего по лестнице человека. Вскоре к нему устремился, выставив перед собой руку, облаченный в зеленовато-голубой костюм «Сафари» мужчина с сальными волосами.
– Адриан Хили?
– По-моему, мы уже встречались, – сказал Адриан. – На автобане Штутгарт – Карлсруэ.
– Дикон Листер. Очень рад вас видеть. Пойдемте, что же вы?
Адриан проследовал за Листером по центральной лестнице и оказался в огромной приемной. Здесь, на софе, сгорбившись над маленьким радиоприемником, сидел со вставленным в левое ухо наушником мужчина в костюме с Савил-Роу и галстуке колледжа Св. Матфея. Дикон Листер подмигнул Адриану и покинул комнату.
– Здравствуйте, дядя Дэвид.
– Это невероятно, Адриан, попросту невероятно!
– Я, по правде сказать, не понимаю, как… Дядя Дэвид взмахом руки велел ему замолчать.
– Вот оно! Не иначе. Лилли сошел, значит, это должно случиться.
– О чем…
– Ты что, не слышал? Хидингли, юноша! Бодем и Дилли набрали вчера сто семнадцать на восьмой калитке. Просто невероятно. А теперь… – Он восторженно прихлопнул себя руками по ляжкам. – Ты не поверишь, Адриан, но Австралии требовалось для победы только сто тридцать, а они добрались на восьмой с пятидесяти шести до семидесяти пяти. Уиллис пронесся сквозь них как ураган. Что? Нет… Чилли, мудак ты этакий!
– Что случилось?
– Крис Олд только что остановил Брайта. Да проснись же ты! – рявкнул он, обращаясь к приемнику. – Сегодня на тотализаторе против победы Англии ставили пятьсот к одному, ты можешь в такое поверить? И если б не ты с твоим чертовым Трефузисом, я смотрел бы сейчас самый волнующий международный матч в истории. Нет, о нет…
Он вновь погрузился в молчание, морщась и строя гримасы приемнику.
Адриан, присев на краешек софы, уставился в пустой камин. Из наушника дяди Дэвида доносилось тихое жужжание. На каминной полке неторопливо тикали часы. В животе Адриана плескалась расплавленная жижа – это было ощущение вины, которое он так часто испытывал и в прошлом. Ни за что на свете не смог бы он предсказать исход ближайших двадцати четырех часов, но знал, что они будут ужасны. Попросту ужасны. Наконец дядя Дэвид испустил громовый рев.
– Есть, есть! Уиллис взял на восьмой сорок три! Англия победила! Ха-ха! Ну же, мальчик, развеселись! Давай-ка попросим Листера принести нам шампанского, как по-твоему?
– Думаю, вам сначала следует прочесть вот это.
– А что там? – Дядя Дэвид взял конверт. – Тебе опять нужны деньги, Ади?
Адриан смотрел, как ласковое безразличие сменяется на лице читавшего записку дяди Дэвида раздражением, тревогой и гневом.
– Будь он проклят! Чтоб ему в Шпицбург плыть на пробковом плоту. Где он сейчас?
– В «Австрийском дворе».
– С Поллуксом?
– Нет, – ответил Адриан. – Дело в том, что, когда мы пришли туда, Поллукс был уже мертв. Его горло… ну, вы знаете… как у Молтаи.
– Чертово дерьмо. Полиция?
– Пока нет. Хотя там был лакей, так что я полагаю…
– Мать-перемать, зловонный ад и буфера с колесо! Листер! Где его черти носят, когда он нужен? Листер!!
– Сэр?
– Свяжитесь с Веной, с Данвуди. Скажите, чтобы он утряс все с зальцбургской полицией – быстро, еще быстрей и быстрее быстрого. Поллукса похерили в «Австрийском дворе». Номер? – Он щелкнул пальцами в сторону Адриана. – Ну же, номер, мальчик! Где он?
– По-моему, он называется «Франц-Иосиф», – сказал Адриан. «И не говори мне, чтобы я помер», – добавил он про себя.
– По-твоему? Так «Франц» или не «Франц»? – И дядя Дэвид потряс Адриана за плечи.
– Да! – рявкнул Адриан. – «Франц-Иосиф»!
– Вы поняли, Листер? Полная дипкрыша для всей вонючей неразберихи. Плюс машина для меня и этого веселого юноши, чтобы мы к шести ноль-ноль попали в «Золотого оленя». Вам тоже лучше прийти.
– Вооруженным?
– Нет, – ответил Адриан.
Правая рука дяди Дэвида лениво плюхнула Адриана по физиономии.
– Не отдавай приказы моим людям, Адриан, сделай одолжение.
– Хорошо, – сказал Адриан, опять опускаясь на край софы. – Извините.
Печатка на перстне дяди Дэвида рассекла ему кожу над левым глазом, и Адриан заморгал, стараясь смахнуть затекшую в глаз каплю крови. Но от этого кровь лишь защипала сильнее, и из глаз Адриана хлынули, чтобы смыть ее, слезы.
Дядя Дэвид кивнул Листеру:
– Вооруженным и хотя бы немного опасным.
Глава двенадцатая
В одном из концов банкетного зала «Шуберт», что в «Золотом олене», был сооружен небольшой помост, на котором стояли кресло и стол. На столе размещались: председательский молоток, аптечный пузырек с лиловой жидкостью, металлическая мусорная корзина, коробок спичек, два маленьких радиоприемника и пара наушников. Кресло стояло несколько сбоку от стола, лицом к залу. Стену за помостом закрывал аккуратно плиссированный, точно юбка школьницы, серый занавес. Все это походило на сельский клуб в каком-нибудь Кенте, подготовленный к выступлению лекторши из Женского института. Только круглый портрет Франца Шуберта, через круглые же очки взиравшего на зал с приветливо-ученым, пиквикским выражением, да развешанные по стенам рога и выдавали австрийское происхождение всей обстановки.
Небольшая группа людей стояла у высокого бокового окна, негромко беседуя, точно стесняющиеся гости, слишком рано собравшиеся на провинциальную оргию. Хэмфри Биффен, беловолосый, нескладно высокий, согнувшись, точно внимательный аист, слушал своего зятя Саймона Хескета-Харви, излагавшего подробности удивительного крикетного матча, состоявшегося в этот день в Йоркшире. Леди Элен Биффен, сочувственно похмыкивая, говорила что-то бледному молодому человеку с покрасневшими глазами. Присутствовал в этой компании и Трефузис, суетливый, с бутылкой «Айсвайна» в руке.
Как только позолоченные фарфоровые часы, стоявшие на оштукатуренной консоли у окна, принялись с грациозным австрийским упорством отбивать шесть часов, в залу вошел сэр Дэвид Пирси, сопровождаемый улыбающимся Диконом Листером и робеющим Адрианом.
Пирси оглядел залу, даже не пытаясь скрыть свое удовлетворение тем, что при его появлении в ней наступило молчание. Деланно сердитый взгляд его прошелся по Биффену с зятем и вернулся к Трефузису, уже поспешавшему к вошедшим с тремя бокалами и бутылкой.
– Дональд, старая вы бочка с мочой! – рявкнул сэр Дэвид. – Что здесь делает мой человек, Хескет-Харви?
Трефузис протянул Листеру бокал и заморгал, вглядываясь:
– Мы, по-моему…
– Листер, профессор. Как поживаете?
– Если ты подержишь эти два бокала, Адриан, я, пожалуй, сумею разлить вино.
Трефузис вопросительно глянул на припухлость над глазом Адриана. Тот чуть приметно наклонил голову в сторону Пирси и покрутил на пальце свой собственный перстень с печаткой, объясняя причину пореза. Трефузис понимающе кивнул и принялся осторожно разливать вино.
– Думаю, вам это понравится, мистер Листер… о боже мой, «мистер Листер»! Какая безвкусица с моей стороны. Это еще хуже, чем «лорд Клод», не правда ли? Или «профессор Лессер», уж если на то пошло. Кстати, это называется «Айсвайном». Вы с ним знакомы?
– Ледяное вино?
– «Айсвайн», да.
Адриан с изумлением увидел, как в глазах Тре-фузиса полыхнуло лекторское пламя, а тот уже загнал Листера в угол и принялся наставлять:
– Они, знаете ли, позволяют pourriture noble[154], или Edelfaule, как ее здесь называют, целиком овладеть виноградом, так что плоды его начинают просто блестеть от гнили и сахара. А затем идут на самый отчаянный риск Оставляют виноград на лозе и ждут первых заморозков. Разумеется, иногда заморозки наступают слишком поздно и плоды винограда подсыхают; иногда же слишком рано – еще до того, как botrytis[155] полностью поразит виноград. Но когда, как при урожае этого года, условия соединяются идеально, результатом становится – полагаю, вы со мной согласитесь, – вино живое и притягательное. К старости, знаете ли, человека снова тянет на сладкое.
Листер прихлебывал вино, всем своим видом выказывая одобрение. Трефузис налил бокал сэру Дэвиду и еще один – Адриану. Ошеломительный букет, густой и медовый, едва не сбил Адриана с ног, – голова его все еще гудела после полученного от дяди Дэвида удара, мысли путались и замирали в опасливых предвкушениях. Когда он, промор-гавшись, выпрямился, взгляд его, снова обретший резкость, встретился с печальным, серьезным взором Хэмфри Биффена, тот ласково улыбался ему из угла и отводил глаза в сторону.
– Э-гм, – произнес Трефузис. – Полагаю, нам лучше приступить к делу. Адриан, ты не против того, чтобы составить мне компанию на помосте?
Адриан осушил свой бокал, эффектным, как он надеялся, жестом вручил его Дикону Листеру и последовал за Трефузисом к возвышению. Никак он не мог избавиться от подозрения, что вся эта шарада устроена, чтобы изобличить его. Но изобличить в чем, перед кем и с какой целью – этого Адриан не смог бы постичь даже под угрозой смерти.
– Если ты присядешь вот здесь, – сказал, указывая на одинокое кресло, Трефузис, – мы, думаю, сможем начать наш матч.
Замерший, точно ассистент фокусника, лицом к публике, с Трефузисом, стоявшим позади у стола с реквизитом, Адриан смотрел на свои туфли, не желая встречаться с обращенными к нему полными ожидания взглядами. Сквозь окно в залу вплывали снизу, из бара, расположенного в закрытом дворе отеля, искусительные звуки – болтовня посетителей, смех, позвякиванье кубиков льда и бокалов; концерт для рожка, сочиненный все тем же Моцартом, родившимся через три с половиной столетия после постройки этого отеля и почти ровно за два столетия до того, как Адриан впервые глотнул, заполнив им легкие, воздух. Похоронный марш Зигфрида больше отвечал бы его настроению, чем этот дурацкий, жизнерадостный галоп. За спиной Адриана откашлялся Трефузис:
– Могу ли я попросить о всеобщем внимании?..
Совершенно ненужная просьба, подумал Адриан. Взгляды всех, находившихся в зале, и так не отрывались от сцены.
– Садитесь, все, умоляю. Кресел хватит. Ну вот! Так гораздо лучше.
Листер проигнорировал приглашение Трефузи-са и остался торчать, расставив ноги, у дверного проема. Намеревался ли он преградить вход или выход, Адриан решить не мог.
– Возможно, мне следует попросить вас запереть дверь, мистер Листер… а, вижу, вы это уже сделали. Великолепно! Ну-с, полагаю, Адриан Хили всем нам знаком. Он приходится племянником – по женской линии – сэру Дэвиду Пирси, хорошо известному государственному служащему, под чем я разумею, что он не известен никому вообще, так как учреждение его засекречено. Его помощник, мистер Листер, как видите, охраняет, подобно Церберу, дверь. Оба они, от имени своего правительства, чрезвычайно интересуются системой, разработанной моим другом Белой Сабо. Сэр Дэвид, как старый мой университетский однокашник, давно уже осведомлен о нашей совместной работе с Сабо, прославленный внук которого, гроссмейстер Штефан Сабо, также сегодня с нами.
Адриан взглянул на сидевшего между Биффе-ном и леди Элен молодого человека с заплаканными глазами. Ничто в форме его головы или чертах лица не указывало на присутствие в нем гения отвлеченной либо логической мысли, отличающего шахматных чемпионов. Довольно заурядный, безобидный паренек. Правда, печальный. Очень, очень печальный.
– Я надеялся, что и другой внук Белы, Мартин, присоединится к нам. Но, как всем вам, я полагаю, известно, его сегодня убили.
Пять пар глаз впились в Адриана, тот покраснел и снова уставился в пол.
– Кроме того, среди нас находятся Хэмфри Биффен и его супруга леди Элен, мои с Белой давние друзья и коллеги. Здесь также и зять их, Саймон Хескет-Харви. Так уж случилось, что Саймон работает в одном с сэром Дэвидом учреждении.
– По крайней мере, работал до сегодняшних шести вечера, – пророкотал сэр Дэвид. – Я из вашей задницы посудную сушку сделаю, Хескет-Харви.
– Но, разумеется, Саймон и мистер Листер – не единственные, кто служит вам, не так ли, сэр Дэвид? Думаю, я не ошибусь, сказав, что присутствующий здесь юный мистер Хили в последние два года, это самое малое, также получает от вас стипендию.
Адриан закрыл глаза и попытался сосредоточиться на Моцарте.
– Однако по порядку. Два года назад Сабо, в ту пору еще благонравный венгерский ученый, прибыл в Зальцбург на конференцию. Здесь он спрятал документы, касающиеся его машины, «Мендакса». И нельзя сказать, чтобы он поторопился. Через полгода после его возвращения в Будапешт венгерские власти проведали о работе Сабо и потребовали показать им результаты. Ваше ведомство, Дэвид, также прослышало о «Мендаксе» и твердо постановило, что Британия должна во что бы то ни стало завладеть столь интригующим устройством – хотя бы ради того, чтобы произвести впечатление на ваших американских confreres[156]. Следует помнить, что мир тогда только-только узнал правду о бедном старом Энтони Бланте[157], и я уверен, вашу Службу должно было охватить неодолимое желание заполучить столь замечательный трофей, дабы сложить оный к стопам тех, кто вас превосходит. Вы полагали, что если Сабо попытается как-то избавиться от «Мендакса", то я, самый давний его друг за пределами Венгрии, так или иначе окажусь причастным к этому.
– Что и произошло, давняя любовь моя.
– Верно, в прошлом году я получил от Сабо письмо. Он высказал пожелание, чтобы я забрал документы, спрятанные им в Зальцбурге. Попросил прибыть седьмого июля, в два часа дня, в дом Моцарта, где у диорамы, изображающей сцену ужина из «Дон Жуана», меня будет ждать связной. Не сомневаюсь, что вы, сэр Дэвид, это письмо перехватили. И правильно сделали, я не жалуюсь.
– Ах, как бы я дьявольски расстроился, если бы вы начали жаловаться.
– Изящно сформулировано. Итак, что же произошло дальше? На это свидание вместе со мной пришел Адриан, глаза и уши сэра Дэвида Пирси. В доме Моцарта я должен был встретиться с другом Сабо, Иштваном Молтаи, скрипачом, официально прибывшим в Зальцбург на фестиваль. Пока все прекрасно.
– Пока все очевидно.
– Что ж, а теперь перейдем к вещам, возможно, менее очевидным.
Адриан никак не мог уяснить, почему эта встреча превращается в публичный диалог между Дональдом и дядей Дэвидом.
– Я хотел бы знать, сэр Дэвид, приходилось ли вам когда-либо слышать о третьем законе Уолтона?
– Сколько ни тряси, последняя всегда в трусы?
– Не совсем так. В военное время этот закон лег в основу принятого Секретной службой правила. Если назначается встреча и время ее дается в двенадцатичасовом формате, это означает, что встреча должна состояться на тридцать минут раньше указанного времени. То, что Адриан, я полагаю, назвал бы профессиональным ходом. Соответственно, Молтаи встретился со мной не в два часа обговоренного дня, а в час двадцать семь. На этой встрече он сказал мне, где находятся касающиеся «Мендакса» документы. Я должен был забрать их здесь, в «Золотом олене», у портье. Через несколько секунд после того, как он поделился со мной этими сведениями, некто, пребывавший, как мне приходится предположить, в блаженном неведении относительно третьего закона Уолтона, перерезал Молтаи горло. Еще через несколько дней ваш человек, Листер, действуя, не сомневаюсь, на основе информации, полученной от Адриана, предпринял на стоянке одного из автобанов Западной Германии довольно безвкусную попытку избавить меня от этих бумаг.
Сэр Дэвид откинулся на спинку кресла и оглянулся на Листера, все так же стоявшего у двери.
– Вы были безвкусны, Листер? С прискорбием слышу об этом. Когда все закончится, зайдете ко мне.
– Безвкусен и безуспешен. Я оставил бумаги здесь. Я прекрасно знал, что доверять Адриану нельзя. Потому-то я и старался, чтобы он постоянно находился рядом со мной. Кажется, дон Корле-оне держал друзей поближе к себе, а врагов еще ближе? Почему же и дону Трефузису было не поступить подобным же образом?
Адриан, вознамерясь высказаться, открыл рот, но передумал.
– Технические данные по «Мендаксу» были надежно заперты в сейфе отеля. Однако Сабо построил еще и работающую машину, которую разделил на две части, доверив их своим внукам, Штефану и Мартину. Штефан сумел провезти свою половину через границу в радиоприемнике, принадлежащем другому члену его шахматной делегации, и две недели назад передал ее мне в одной из мужских уборных Кембриджа. Мартину предстояло отдать мне вторую половину сегодня в полдень, в отеле «Австрийский двор», однако ему перерезали горло еще до того, как он успел это сделать. Похоже, на сей раз убийца сообразил, как работает третий закон Уолтона. Такова, мои дорогие, краткая история попытки Сабо передать мне «Мен-дакс». Есть у кого-нибудь вопросы?
– Если бы вы оставили все дело нам, Тре-кля-тый-фузис, этой омерзительной бойни можно было бы избежать, – сказал сэр Дэвид.
– Не уверен. Проблема, которая меня весьма и весьма занимает, состоит в убийстве Молтаи. Он был безобидным музыкантом, доставившим мне весточку от друга. У нас нет ни причин воображать, будто он знал что-то о «Мендаксе», ни оснований предполагать, что он представлял собой угрозу для кого бы то ни было. В наши дни венгры не проявляют особой жестокости в подобных делах – в отличие от восточных немцев и англичан. Какой разумной цели могла послужить смерть Молтаи? Этот вопрос представляется мне далеко не тривиальным.
Трефузис закурил сигарету и подождал, пока слушатели окончательно усвоят суть заданного им вопроса. Адриан уже покончил с осмотром пола и занялся теперь потолком. Он старался уверить себя, что находится в тысяче миль отсюда.
– Хорошо, к «почему» мы вернемся попозже, – сказал Трефузис. – «Кто» также не лишено интереса. Случилось так, что я видел убийцу. Необычайно толстого мужчину с маленькой головой и жидкими волосами.
– Да что за разница? – спросил Пирси. – Какой-нибудь дурацкий виртуоз ножа из венгров.
– Я так не думаю, мой Дэвид.
Сэр Дэвид сцепил на затылке ладони.
– Дональд, послушайте меня. Если вы заставите ваш замечательный мозг потрудиться, то после должного переучета фактов, их сложения, вычитания, увязывания, подшивки и сметывания поймете, что счет составляет полтора к половине в вашу пользу. В вашем распоряжении техническая макулатура и половинка машины, которую ваш присутствующий здесь шахматный друг Кастор отдал вам в кембриджском сортире. А это главный трофей, дорогуша. Другая половинка, которую зацапали венгры, ни хрена не стоит без машинописных листков, которые вы столь сноровисто держали прижатыми к вашей впалой груди. Вы лидер в этой игре. Отдайте нам, как послушный мальчик, вашу добычу – и можете ожидать, что обратной почтой вам доставят рыцарское звание. А нет, так выбросьте ее на открытый рынок и станьте миллионером. Но хватит, на хрен, морочить нам головы. Мы люди занятые. Вы все поняли?
– Позвольте, а почему же вы решили, что у меня только одна половинка «Мендакса»?
– Донни, дорогой, вы только сию минуту сказали, что виртуоз ножа добрался до Поллукса раньше вас, не правда ли? Я так понял, что он убил беднягу не одного развлечения ради – и не для того, чтобы огорчить вас, юный Штефан.
– Нет, что до этого, тут вы правы. – Трефузис взял со стола пузырек и отвинтил его крышку. – Подкладка Мартиновой куртки была вспорота. Вынужден предположить, что у него забрали нечто.
– Ну вот, так чего же вы тогда… это еще что, господи боже?
Трефузис вылил лиловатое содержимое пузырька в стоящую перед ним на столе корзинку для бумаг.
– Небольшой фокус-покус, чтобы развлечь вас, – сказал Трефузис. Он чиркнул спичкой и уронил ее в корзинку. На миг над корзинкой вознесся большой шар сине-зеленого пламени, тут же съежившийся, оставив после себя густой дым. – Итак, с бумагами Белы по «Мендаксу» мы распростились, – сообщил Трефузис.
– Здоровенный, обвислый клитор, вот вы кто! – воскликнул сэр Дэвид. – Бессмысленный, слабоумный, спятивший старик Вы хоть понимаете, с чем играете?
– Я понимаю, что вас беспокоит, Дэвид, но вы не волнуйтесь. Пожарная сигнализация отключена. Я позаботился об этом еще в начале вечера.
– Вы, разумеется, сознаете, что расцеловались на прощанье с любыми шансами войти в правление Би-би-си, какие у вас когда-либо имелись, не так ли?
Небольшая группа людей стояла у высокого бокового окна, негромко беседуя, точно стесняющиеся гости, слишком рано собравшиеся на провинциальную оргию. Хэмфри Биффен, беловолосый, нескладно высокий, согнувшись, точно внимательный аист, слушал своего зятя Саймона Хескета-Харви, излагавшего подробности удивительного крикетного матча, состоявшегося в этот день в Йоркшире. Леди Элен Биффен, сочувственно похмыкивая, говорила что-то бледному молодому человеку с покрасневшими глазами. Присутствовал в этой компании и Трефузис, суетливый, с бутылкой «Айсвайна» в руке.
Как только позолоченные фарфоровые часы, стоявшие на оштукатуренной консоли у окна, принялись с грациозным австрийским упорством отбивать шесть часов, в залу вошел сэр Дэвид Пирси, сопровождаемый улыбающимся Диконом Листером и робеющим Адрианом.
Пирси оглядел залу, даже не пытаясь скрыть свое удовлетворение тем, что при его появлении в ней наступило молчание. Деланно сердитый взгляд его прошелся по Биффену с зятем и вернулся к Трефузису, уже поспешавшему к вошедшим с тремя бокалами и бутылкой.
– Дональд, старая вы бочка с мочой! – рявкнул сэр Дэвид. – Что здесь делает мой человек, Хескет-Харви?
Трефузис протянул Листеру бокал и заморгал, вглядываясь:
– Мы, по-моему…
– Листер, профессор. Как поживаете?
– Если ты подержишь эти два бокала, Адриан, я, пожалуй, сумею разлить вино.
Трефузис вопросительно глянул на припухлость над глазом Адриана. Тот чуть приметно наклонил голову в сторону Пирси и покрутил на пальце свой собственный перстень с печаткой, объясняя причину пореза. Трефузис понимающе кивнул и принялся осторожно разливать вино.
– Думаю, вам это понравится, мистер Листер… о боже мой, «мистер Листер»! Какая безвкусица с моей стороны. Это еще хуже, чем «лорд Клод», не правда ли? Или «профессор Лессер», уж если на то пошло. Кстати, это называется «Айсвайном». Вы с ним знакомы?
– Ледяное вино?
– «Айсвайн», да.
Адриан с изумлением увидел, как в глазах Тре-фузиса полыхнуло лекторское пламя, а тот уже загнал Листера в угол и принялся наставлять:
– Они, знаете ли, позволяют pourriture noble[154], или Edelfaule, как ее здесь называют, целиком овладеть виноградом, так что плоды его начинают просто блестеть от гнили и сахара. А затем идут на самый отчаянный риск Оставляют виноград на лозе и ждут первых заморозков. Разумеется, иногда заморозки наступают слишком поздно и плоды винограда подсыхают; иногда же слишком рано – еще до того, как botrytis[155] полностью поразит виноград. Но когда, как при урожае этого года, условия соединяются идеально, результатом становится – полагаю, вы со мной согласитесь, – вино живое и притягательное. К старости, знаете ли, человека снова тянет на сладкое.
Листер прихлебывал вино, всем своим видом выказывая одобрение. Трефузис налил бокал сэру Дэвиду и еще один – Адриану. Ошеломительный букет, густой и медовый, едва не сбил Адриана с ног, – голова его все еще гудела после полученного от дяди Дэвида удара, мысли путались и замирали в опасливых предвкушениях. Когда он, промор-гавшись, выпрямился, взгляд его, снова обретший резкость, встретился с печальным, серьезным взором Хэмфри Биффена, тот ласково улыбался ему из угла и отводил глаза в сторону.
– Э-гм, – произнес Трефузис. – Полагаю, нам лучше приступить к делу. Адриан, ты не против того, чтобы составить мне компанию на помосте?
Адриан осушил свой бокал, эффектным, как он надеялся, жестом вручил его Дикону Листеру и последовал за Трефузисом к возвышению. Никак он не мог избавиться от подозрения, что вся эта шарада устроена, чтобы изобличить его. Но изобличить в чем, перед кем и с какой целью – этого Адриан не смог бы постичь даже под угрозой смерти.
– Если ты присядешь вот здесь, – сказал, указывая на одинокое кресло, Трефузис, – мы, думаю, сможем начать наш матч.
Замерший, точно ассистент фокусника, лицом к публике, с Трефузисом, стоявшим позади у стола с реквизитом, Адриан смотрел на свои туфли, не желая встречаться с обращенными к нему полными ожидания взглядами. Сквозь окно в залу вплывали снизу, из бара, расположенного в закрытом дворе отеля, искусительные звуки – болтовня посетителей, смех, позвякиванье кубиков льда и бокалов; концерт для рожка, сочиненный все тем же Моцартом, родившимся через три с половиной столетия после постройки этого отеля и почти ровно за два столетия до того, как Адриан впервые глотнул, заполнив им легкие, воздух. Похоронный марш Зигфрида больше отвечал бы его настроению, чем этот дурацкий, жизнерадостный галоп. За спиной Адриана откашлялся Трефузис:
– Могу ли я попросить о всеобщем внимании?..
Совершенно ненужная просьба, подумал Адриан. Взгляды всех, находившихся в зале, и так не отрывались от сцены.
– Садитесь, все, умоляю. Кресел хватит. Ну вот! Так гораздо лучше.
Листер проигнорировал приглашение Трефузи-са и остался торчать, расставив ноги, у дверного проема. Намеревался ли он преградить вход или выход, Адриан решить не мог.
– Возможно, мне следует попросить вас запереть дверь, мистер Листер… а, вижу, вы это уже сделали. Великолепно! Ну-с, полагаю, Адриан Хили всем нам знаком. Он приходится племянником – по женской линии – сэру Дэвиду Пирси, хорошо известному государственному служащему, под чем я разумею, что он не известен никому вообще, так как учреждение его засекречено. Его помощник, мистер Листер, как видите, охраняет, подобно Церберу, дверь. Оба они, от имени своего правительства, чрезвычайно интересуются системой, разработанной моим другом Белой Сабо. Сэр Дэвид, как старый мой университетский однокашник, давно уже осведомлен о нашей совместной работе с Сабо, прославленный внук которого, гроссмейстер Штефан Сабо, также сегодня с нами.
Адриан взглянул на сидевшего между Биффе-ном и леди Элен молодого человека с заплаканными глазами. Ничто в форме его головы или чертах лица не указывало на присутствие в нем гения отвлеченной либо логической мысли, отличающего шахматных чемпионов. Довольно заурядный, безобидный паренек. Правда, печальный. Очень, очень печальный.
– Я надеялся, что и другой внук Белы, Мартин, присоединится к нам. Но, как всем вам, я полагаю, известно, его сегодня убили.
Пять пар глаз впились в Адриана, тот покраснел и снова уставился в пол.
– Кроме того, среди нас находятся Хэмфри Биффен и его супруга леди Элен, мои с Белой давние друзья и коллеги. Здесь также и зять их, Саймон Хескет-Харви. Так уж случилось, что Саймон работает в одном с сэром Дэвидом учреждении.
– По крайней мере, работал до сегодняшних шести вечера, – пророкотал сэр Дэвид. – Я из вашей задницы посудную сушку сделаю, Хескет-Харви.
– Но, разумеется, Саймон и мистер Листер – не единственные, кто служит вам, не так ли, сэр Дэвид? Думаю, я не ошибусь, сказав, что присутствующий здесь юный мистер Хили в последние два года, это самое малое, также получает от вас стипендию.
Адриан закрыл глаза и попытался сосредоточиться на Моцарте.
– Однако по порядку. Два года назад Сабо, в ту пору еще благонравный венгерский ученый, прибыл в Зальцбург на конференцию. Здесь он спрятал документы, касающиеся его машины, «Мендакса». И нельзя сказать, чтобы он поторопился. Через полгода после его возвращения в Будапешт венгерские власти проведали о работе Сабо и потребовали показать им результаты. Ваше ведомство, Дэвид, также прослышало о «Мендаксе» и твердо постановило, что Британия должна во что бы то ни стало завладеть столь интригующим устройством – хотя бы ради того, чтобы произвести впечатление на ваших американских confreres[156]. Следует помнить, что мир тогда только-только узнал правду о бедном старом Энтони Бланте[157], и я уверен, вашу Службу должно было охватить неодолимое желание заполучить столь замечательный трофей, дабы сложить оный к стопам тех, кто вас превосходит. Вы полагали, что если Сабо попытается как-то избавиться от «Мендакса", то я, самый давний его друг за пределами Венгрии, так или иначе окажусь причастным к этому.
– Что и произошло, давняя любовь моя.
– Верно, в прошлом году я получил от Сабо письмо. Он высказал пожелание, чтобы я забрал документы, спрятанные им в Зальцбурге. Попросил прибыть седьмого июля, в два часа дня, в дом Моцарта, где у диорамы, изображающей сцену ужина из «Дон Жуана», меня будет ждать связной. Не сомневаюсь, что вы, сэр Дэвид, это письмо перехватили. И правильно сделали, я не жалуюсь.
– Ах, как бы я дьявольски расстроился, если бы вы начали жаловаться.
– Изящно сформулировано. Итак, что же произошло дальше? На это свидание вместе со мной пришел Адриан, глаза и уши сэра Дэвида Пирси. В доме Моцарта я должен был встретиться с другом Сабо, Иштваном Молтаи, скрипачом, официально прибывшим в Зальцбург на фестиваль. Пока все прекрасно.
– Пока все очевидно.
– Что ж, а теперь перейдем к вещам, возможно, менее очевидным.
Адриан никак не мог уяснить, почему эта встреча превращается в публичный диалог между Дональдом и дядей Дэвидом.
– Я хотел бы знать, сэр Дэвид, приходилось ли вам когда-либо слышать о третьем законе Уолтона?
– Сколько ни тряси, последняя всегда в трусы?
– Не совсем так. В военное время этот закон лег в основу принятого Секретной службой правила. Если назначается встреча и время ее дается в двенадцатичасовом формате, это означает, что встреча должна состояться на тридцать минут раньше указанного времени. То, что Адриан, я полагаю, назвал бы профессиональным ходом. Соответственно, Молтаи встретился со мной не в два часа обговоренного дня, а в час двадцать семь. На этой встрече он сказал мне, где находятся касающиеся «Мендакса» документы. Я должен был забрать их здесь, в «Золотом олене», у портье. Через несколько секунд после того, как он поделился со мной этими сведениями, некто, пребывавший, как мне приходится предположить, в блаженном неведении относительно третьего закона Уолтона, перерезал Молтаи горло. Еще через несколько дней ваш человек, Листер, действуя, не сомневаюсь, на основе информации, полученной от Адриана, предпринял на стоянке одного из автобанов Западной Германии довольно безвкусную попытку избавить меня от этих бумаг.
Сэр Дэвид откинулся на спинку кресла и оглянулся на Листера, все так же стоявшего у двери.
– Вы были безвкусны, Листер? С прискорбием слышу об этом. Когда все закончится, зайдете ко мне.
– Безвкусен и безуспешен. Я оставил бумаги здесь. Я прекрасно знал, что доверять Адриану нельзя. Потому-то я и старался, чтобы он постоянно находился рядом со мной. Кажется, дон Корле-оне держал друзей поближе к себе, а врагов еще ближе? Почему же и дону Трефузису было не поступить подобным же образом?
Адриан, вознамерясь высказаться, открыл рот, но передумал.
– Технические данные по «Мендаксу» были надежно заперты в сейфе отеля. Однако Сабо построил еще и работающую машину, которую разделил на две части, доверив их своим внукам, Штефану и Мартину. Штефан сумел провезти свою половину через границу в радиоприемнике, принадлежащем другому члену его шахматной делегации, и две недели назад передал ее мне в одной из мужских уборных Кембриджа. Мартину предстояло отдать мне вторую половину сегодня в полдень, в отеле «Австрийский двор», однако ему перерезали горло еще до того, как он успел это сделать. Похоже, на сей раз убийца сообразил, как работает третий закон Уолтона. Такова, мои дорогие, краткая история попытки Сабо передать мне «Мен-дакс». Есть у кого-нибудь вопросы?
– Если бы вы оставили все дело нам, Тре-кля-тый-фузис, этой омерзительной бойни можно было бы избежать, – сказал сэр Дэвид.
– Не уверен. Проблема, которая меня весьма и весьма занимает, состоит в убийстве Молтаи. Он был безобидным музыкантом, доставившим мне весточку от друга. У нас нет ни причин воображать, будто он знал что-то о «Мендаксе», ни оснований предполагать, что он представлял собой угрозу для кого бы то ни было. В наши дни венгры не проявляют особой жестокости в подобных делах – в отличие от восточных немцев и англичан. Какой разумной цели могла послужить смерть Молтаи? Этот вопрос представляется мне далеко не тривиальным.
Трефузис закурил сигарету и подождал, пока слушатели окончательно усвоят суть заданного им вопроса. Адриан уже покончил с осмотром пола и занялся теперь потолком. Он старался уверить себя, что находится в тысяче миль отсюда.
– Хорошо, к «почему» мы вернемся попозже, – сказал Трефузис. – «Кто» также не лишено интереса. Случилось так, что я видел убийцу. Необычайно толстого мужчину с маленькой головой и жидкими волосами.
– Да что за разница? – спросил Пирси. – Какой-нибудь дурацкий виртуоз ножа из венгров.
– Я так не думаю, мой Дэвид.
Сэр Дэвид сцепил на затылке ладони.
– Дональд, послушайте меня. Если вы заставите ваш замечательный мозг потрудиться, то после должного переучета фактов, их сложения, вычитания, увязывания, подшивки и сметывания поймете, что счет составляет полтора к половине в вашу пользу. В вашем распоряжении техническая макулатура и половинка машины, которую ваш присутствующий здесь шахматный друг Кастор отдал вам в кембриджском сортире. А это главный трофей, дорогуша. Другая половинка, которую зацапали венгры, ни хрена не стоит без машинописных листков, которые вы столь сноровисто держали прижатыми к вашей впалой груди. Вы лидер в этой игре. Отдайте нам, как послушный мальчик, вашу добычу – и можете ожидать, что обратной почтой вам доставят рыцарское звание. А нет, так выбросьте ее на открытый рынок и станьте миллионером. Но хватит, на хрен, морочить нам головы. Мы люди занятые. Вы все поняли?
– Позвольте, а почему же вы решили, что у меня только одна половинка «Мендакса»?
– Донни, дорогой, вы только сию минуту сказали, что виртуоз ножа добрался до Поллукса раньше вас, не правда ли? Я так понял, что он убил беднягу не одного развлечения ради – и не для того, чтобы огорчить вас, юный Штефан.
– Нет, что до этого, тут вы правы. – Трефузис взял со стола пузырек и отвинтил его крышку. – Подкладка Мартиновой куртки была вспорота. Вынужден предположить, что у него забрали нечто.
– Ну вот, так чего же вы тогда… это еще что, господи боже?
Трефузис вылил лиловатое содержимое пузырька в стоящую перед ним на столе корзинку для бумаг.
– Небольшой фокус-покус, чтобы развлечь вас, – сказал Трефузис. Он чиркнул спичкой и уронил ее в корзинку. На миг над корзинкой вознесся большой шар сине-зеленого пламени, тут же съежившийся, оставив после себя густой дым. – Итак, с бумагами Белы по «Мендаксу» мы распростились, – сообщил Трефузис.
– Здоровенный, обвислый клитор, вот вы кто! – воскликнул сэр Дэвид. – Бессмысленный, слабоумный, спятивший старик Вы хоть понимаете, с чем играете?
– Я понимаю, что вас беспокоит, Дэвид, но вы не волнуйтесь. Пожарная сигнализация отключена. Я позаботился об этом еще в начале вечера.
– Вы, разумеется, сознаете, что расцеловались на прощанье с любыми шансами войти в правление Би-би-си, какие у вас когда-либо имелись, не так ли?