Страница:
Четыре месяца я просидела над чертежами вместе с нашим архитектором Джереми, периодически подбадривая его чашками эспрессо. Мы добивались предельной простоты. Снести все внутренние стены. Заменить крышу. На цокольном этаже — кухня и столовая, на первом — гостиные, кабинет Клайва — там же, окнами в сад, на верхних — только спальни. В мансарде — комнаты для няни или нескольких нянь, которые согласятся жить под крышей. Туалеты слева, справа и по центру. Спальня и ванная для нас с Клайвом. Ультрамодная душевая для мальчишек — попытка приучить их мыться хоть изредка.
Этим утром Джереми ненадолго заскочил к нам в половине девятого вместе с Майком и стал осматривать какой-то арочный проем, балку или что-то в этом роде. Следом за ними прибыл Фрэнсис, которого мы наняли, чтобы привести в порядок — точнее, воссоздать из хаоса — то, что нам продали под видом сада. Участок длиной сто двадцать футов — неплохо для Лондона, но до вмешательства Фрэнсиса он походил на гигантское мышиное гнездо. К счастью, нашествие электриков и водопроводчиков закончилось, только Майк еще заглядывал вместе со свитой. Конечно, всех надо напоить чаем и кофе, как только Лина вернется и приготовит оба напитка. Между делом я выпроводила четырехлетнего Кристофера в местный детский сад, куда он стал ходить после переезда. Поначалу насчет сада у меня были сомнения: вместо формы — голубые свитера, из развлечений — огромные песочницы и краски для рисования руками. Но хлопотать и что-то менять было бессмысленно. В сентябре он все равно пойдет в частную школу для малышей Ласелз, а пока сгодится и детский сад — лишь бы ребенок не висел на мне.
Вернувшись домой, я наконец взялась за настоящую работу — путаться у всех под ногами, разыскивать рабочих по всему дому, служить посредницей и посыльной. Мой преданный управляющий Лео обещал заскочить, я корпела над списком предстоящих дел. Не забыть бы серьезно поговорить с Джереми насчет кухни. Кухня — самое слабое место нашего проекта. Если в комнате что-то не так, в ней все равно можно жить — со временем привыкнешь. А если на кухне дверцы холодильника не дают открыть кухонный шкаф, так и придется до глубокой старости раздражаться раз по двадцать на дню. Идеальный вариант — оборудовать кухню, попользоваться ею полгода, а потом переоборудовать заново. Но даже Клайв не настолько богат. И недостаточно терпелив.
Вошла Лина, я дала ей новые поручения. Пока она выполняла их, я потягивала кофе, наконец-то добравшись до газет и почты. У меня строгое правило: не уделять газетам более пяти минут. В них все равно ничего не найдешь. Затем почта. Девяносто процентов писем адресовано Клайву. Оставшиеся десять — детям, домашним животным и мне. Правда, сейчас у нас в доме нет никакой живности. На конец 1999 года общее количество наших питомцев было невелико: один кот, пропавший, предположительно погибший или нашедший других хозяев где-то в Баттерси, и один хомяк, похороненный в безымянной могиле в глубине баттерсийского сада. Я подумывала завести собаку. Правда, я всегда считала, что в Лондоне собакам не место, но теперь, на Примроуз-Хилл, я порой подолгу размышляю о том, как хорошо было бы иметь пса. Клайв об этом еще не знает.
С почтой покончено. Отдельно сложены письма на имя Клайва. Отдельно — счета. О том, что в конверте лежит счет на пятьдесят фунтов, мне подсказывает чутье — не надо даже вскрывать конверт. Все они адресованы мистеру и миссис Хинтлшем. Счета я сразу отнесла наверх и положила Клайву на стол: пусть займется ими вечером или в выходные.
Осталось еще два письма Джошу и Гарри — одинаковые извещения из школы Ласелз о предстоящем спортивном дне и всевозможные рекламки и воззвания, которые отправились прямиком в мусорное ведро. Последнее письмо прислали лично мне. Мне всегда достаются счета за заказы, сделанные по каталогу, которые попадают в кучу конвертов на столе Клайва, или же послания от очередной компании, предлагающей товары почтой по каталогу.
Но это письмо оказалось необычным. Имя и адрес были аккуратно надписаны от руки. Почерк незнакомый, не похожий на почерки мамы, подруг и родных. Заинтересовавшись, я решила растянуть удовольствие. Налила себе еще кофе, отпила глоток и вскрыла конверт. Из него выпал слишком маленький для конверта лист бумаги, на котором я увидела всего несколько строчек. Я прочла их.
"Дорогая Дженни!
Надеюсь, тебя можно звать просто Дженни? Видишь ли, по-моему, ты очень красива. От тебя приятно пахнет, Дженни, у тебя чудесная кожа. И я тебя убью".
Немыслимая чепуха. Интересно, кто из наших знакомых способен на такую шутку? У Клайва есть приятели с отвратнейшим чувством юмора. Однажды его друг Себ устроил мальчишник с двумя стриптизерками, откуда все гости вернулись со следами помады на воротничках... Мне помешал Джереми, мы заговорили о кухне. Последние дни выдались чудовищно жаркими, я боялась за новую плиту и хотела выяснить, можно ли открывать в кухне верхние окна. Кажется, в журнале «Дом и сад» я видела такие забавные щеколды, которые открываются, если потянуть за шнурок. Я рассказала о них Джереми, но он остался равнодушен. Чужие идеи его редко вдохновляют. Как обычно, мы крупно поспорили. Забавно видеть, как он входит в раж. Упрямец, каких мало. Потом я вспомнила про письмо и показала его Джереми.
Он не стал смеяться. Видимо, не любил такие шутки.
— Вы знаете, кто мог бы прислать вам такое письмо?
— Нет.
— Тогда звоните в полицию, — распорядился он.
— Вот еще! — возмутилась я. — Наверное, это просто розыгрыш. Только этого не хватало — выставить себя на посмешище!
— Если это розыгрыш, ничего не случится. А в полицию все-таки позвоните.
— Сначала покажу письмо Клайву.
— Нет, — решительно перебил Джереми. — Звоните сейчас. Если стесняетесь, я сам позвоню.
— Джереми...
Но он ничего не желал слушать. Сам набрал номер справочной, узнал телефон местного полицейского участка, набрал несколько цифр и протянул трубку мне, как малышу, который хочет поговорить с бабушкой.
— Вот и все, — заключил он.
В трубке слышались длинные гудки. Я показала Джереми язык.
— Кажется, никого нет дома... Алло! Мне неловко вас беспокоить, но я получила странное письмо...
Глава 2
Глава 3
Этим утром Джереми ненадолго заскочил к нам в половине девятого вместе с Майком и стал осматривать какой-то арочный проем, балку или что-то в этом роде. Следом за ними прибыл Фрэнсис, которого мы наняли, чтобы привести в порядок — точнее, воссоздать из хаоса — то, что нам продали под видом сада. Участок длиной сто двадцать футов — неплохо для Лондона, но до вмешательства Фрэнсиса он походил на гигантское мышиное гнездо. К счастью, нашествие электриков и водопроводчиков закончилось, только Майк еще заглядывал вместе со свитой. Конечно, всех надо напоить чаем и кофе, как только Лина вернется и приготовит оба напитка. Между делом я выпроводила четырехлетнего Кристофера в местный детский сад, куда он стал ходить после переезда. Поначалу насчет сада у меня были сомнения: вместо формы — голубые свитера, из развлечений — огромные песочницы и краски для рисования руками. Но хлопотать и что-то менять было бессмысленно. В сентябре он все равно пойдет в частную школу для малышей Ласелз, а пока сгодится и детский сад — лишь бы ребенок не висел на мне.
Вернувшись домой, я наконец взялась за настоящую работу — путаться у всех под ногами, разыскивать рабочих по всему дому, служить посредницей и посыльной. Мой преданный управляющий Лео обещал заскочить, я корпела над списком предстоящих дел. Не забыть бы серьезно поговорить с Джереми насчет кухни. Кухня — самое слабое место нашего проекта. Если в комнате что-то не так, в ней все равно можно жить — со временем привыкнешь. А если на кухне дверцы холодильника не дают открыть кухонный шкаф, так и придется до глубокой старости раздражаться раз по двадцать на дню. Идеальный вариант — оборудовать кухню, попользоваться ею полгода, а потом переоборудовать заново. Но даже Клайв не настолько богат. И недостаточно терпелив.
Вошла Лина, я дала ей новые поручения. Пока она выполняла их, я потягивала кофе, наконец-то добравшись до газет и почты. У меня строгое правило: не уделять газетам более пяти минут. В них все равно ничего не найдешь. Затем почта. Девяносто процентов писем адресовано Клайву. Оставшиеся десять — детям, домашним животным и мне. Правда, сейчас у нас в доме нет никакой живности. На конец 1999 года общее количество наших питомцев было невелико: один кот, пропавший, предположительно погибший или нашедший других хозяев где-то в Баттерси, и один хомяк, похороненный в безымянной могиле в глубине баттерсийского сада. Я подумывала завести собаку. Правда, я всегда считала, что в Лондоне собакам не место, но теперь, на Примроуз-Хилл, я порой подолгу размышляю о том, как хорошо было бы иметь пса. Клайв об этом еще не знает.
С почтой покончено. Отдельно сложены письма на имя Клайва. Отдельно — счета. О том, что в конверте лежит счет на пятьдесят фунтов, мне подсказывает чутье — не надо даже вскрывать конверт. Все они адресованы мистеру и миссис Хинтлшем. Счета я сразу отнесла наверх и положила Клайву на стол: пусть займется ими вечером или в выходные.
Осталось еще два письма Джошу и Гарри — одинаковые извещения из школы Ласелз о предстоящем спортивном дне и всевозможные рекламки и воззвания, которые отправились прямиком в мусорное ведро. Последнее письмо прислали лично мне. Мне всегда достаются счета за заказы, сделанные по каталогу, которые попадают в кучу конвертов на столе Клайва, или же послания от очередной компании, предлагающей товары почтой по каталогу.
Но это письмо оказалось необычным. Имя и адрес были аккуратно надписаны от руки. Почерк незнакомый, не похожий на почерки мамы, подруг и родных. Заинтересовавшись, я решила растянуть удовольствие. Налила себе еще кофе, отпила глоток и вскрыла конверт. Из него выпал слишком маленький для конверта лист бумаги, на котором я увидела всего несколько строчек. Я прочла их.
"Дорогая Дженни!
Надеюсь, тебя можно звать просто Дженни? Видишь ли, по-моему, ты очень красива. От тебя приятно пахнет, Дженни, у тебя чудесная кожа. И я тебя убью".
Немыслимая чепуха. Интересно, кто из наших знакомых способен на такую шутку? У Клайва есть приятели с отвратнейшим чувством юмора. Однажды его друг Себ устроил мальчишник с двумя стриптизерками, откуда все гости вернулись со следами помады на воротничках... Мне помешал Джереми, мы заговорили о кухне. Последние дни выдались чудовищно жаркими, я боялась за новую плиту и хотела выяснить, можно ли открывать в кухне верхние окна. Кажется, в журнале «Дом и сад» я видела такие забавные щеколды, которые открываются, если потянуть за шнурок. Я рассказала о них Джереми, но он остался равнодушен. Чужие идеи его редко вдохновляют. Как обычно, мы крупно поспорили. Забавно видеть, как он входит в раж. Упрямец, каких мало. Потом я вспомнила про письмо и показала его Джереми.
Он не стал смеяться. Видимо, не любил такие шутки.
— Вы знаете, кто мог бы прислать вам такое письмо?
— Нет.
— Тогда звоните в полицию, — распорядился он.
— Вот еще! — возмутилась я. — Наверное, это просто розыгрыш. Только этого не хватало — выставить себя на посмешище!
— Если это розыгрыш, ничего не случится. А в полицию все-таки позвоните.
— Сначала покажу письмо Клайву.
— Нет, — решительно перебил Джереми. — Звоните сейчас. Если стесняетесь, я сам позвоню.
— Джереми...
Но он ничего не желал слушать. Сам набрал номер справочной, узнал телефон местного полицейского участка, набрал несколько цифр и протянул трубку мне, как малышу, который хочет поговорить с бабушкой.
— Вот и все, — заключил он.
В трубке слышались длинные гудки. Я показала Джереми язык.
— Кажется, никого нет дома... Алло! Мне неловко вас беспокоить, но я получила странное письмо...
Глава 2
Несколько минут я беседовала с девушкой, по голосу похожей на тех, что названивают всем подряд и предлагают жуткие металлические оконные рамы. Я мялась в нерешительности, ей было скучно, но она пообещала ко мне кого-нибудь прислать — только придется подождать, а я заверила, что это ни к чему, положила трубку и сразу забыла об этом разговоре.
Я вернулась к Джереми, который налил себе еще кофе в столовой самообслуживания Хинтлшем, как Клайв окрестил нашу кухню. Стук молотков доносился справа, слева и спереди: рабочие меняли все двери, рушили дымоходы и расправлялись со всеми уцелевшими карнизами. Знаю, в шестидесятые годы карнизы были модными, но из-за них казалось, что мы поселились в муниципальной квартирке высотного дома, а не в особняке в конце викторианской улицы.
Возвращать дому первозданный вид, соответствующий архитектурному стилю и эпохе, было непросто. Уступку я решилась сделать лишь для кухни. В викторианских кухнях хозяйничали судомойки и кухарки, а мы надеялись справиться сами и все-таки сохранить атмосферу того периода. Перед нами стояла щекотливая задача: не опуститься до стиля, который Джереми презрительно называл «фермерской Икеей». Я заставила его переделывать эскизы восемь раз. Вдобавок нам пришлось вписывать в интерьер нелепый столб, торчащий посреди кухни. Я бы вообще снесла его, но Джереми объяснил, что тогда обрушится задняя часть дома.
Мы как раз обсуждали очередное гениальное решение Джереми, когда в дверь позвонили. Обычно посыльным, доставляющим на дом банки с краской, батареи отопления или медные трубы, открывает Лина. Я услышала, как она во весь голос зовет меня. Такие вопли в моем собственном доме я могу сравнить разве что с разжевыванием фольги. Недовольная, я направилась к входной двери. Лина стояла на пороге.
— Если тебе что-то понадобилось, надо было прийти и сказать.
— Я и сказала, — удивилась Лина.
Она посторонилась, и я увидела на пороге двух полицейских в форме. Молодые, стеснительные, они походили на парочку бойскаутов, предлагающих помыть машину и не знающих, что им ответят. У меня упало сердце.
— Миссис Хинтлшем?
— Да-да! Как хорошо, что вы приехали! Но уверяю вас, напрасно вы беспокоились. — Они еще больше смутились. — Раз уж вы здесь, входите.
Оба старательно вытерли ноги о коврик и последовали за мной вниз, в будущую кухню. Джереми скорчил гримасу, безмолвно спрашивая, удалиться ему или нет. Я покачала головой.
— Это не займет и минуты, — пообещала я и показала полицейским письмо, лежащее на прежнем месте у плиты. — Видите? Просто глупость. Не стоило беспокоить вас. Хотите чаю или еще чего-нибудь?
— Нет, мадам, — ответил один из полицейских и передал письмо второму, а я продолжила прерванный разговор с Джереми. Через несколько минут я обнаружила, что один из полицейских вышел через застекленную дверь в сад и что-то бормочет в передатчик. Второй осматривался.
— Новая кухня? — спросил он.
— Да, — коротко отозвалась я и подчеркнуто резко повернулась к Джереми. Я была не расположена беседовать о дизайне интерьеров с младшим офицером полиции. Второй вернулся. Не знаю почему — может, из-за формы, черных сапог или касок, — но подвальная комната сразу стала тесной и неуютной. — Вы закончили? — осведомилась я.
— Нет, миссис Хинтлшем. Я только что звонил в участок. Сейчас сюда приедет инспектор.
— Зачем?
— Хочет взглянуть на письмо.
— Но я собираюсь уходить.
— Он вас не задержит.
Я испустила раздраженный вздох.
— Господи! — выпалила я. — И зачем отнимать у людей время? — Мне ответили неуклюжим пожатием плеч, с которым было трудно спорить. — Подождете здесь?
— Нет, мадам. Мы дождемся приезда инспектора в машине.
— Как хотите.
Пристыженные, они неловко удалились. Я поднялась наверх вместе с Джереми, и очень кстати: привезенная краска оказалась совсем не того оттенка. Занимаясь перестройкой дома, я сделала одно важное открытие: чтобы выяснять отношения с поставщиками и добиваться, чтобы они тщательно выполнили заказы, требуется отдельный работник.
Объясняясь по телефону с бестолковой секретаршей, я услышала, как в дверь позвонили, и вскоре в комнату провели мужчину в сером костюме, в лице которого было что-то крысиное. Я поприветствовала его жестом, продолжая добиваться хоть сколько-нибудь вразумительного ответа от особы на другом конце провода. Но оказалось, что неловко скандалить с незнакомым человеком, когда второй такой же незнакомый человек стоит рядом и выжидательно смотрит на тебя. Поэтому я закруглила разговор. Незнакомец представился сержантом Олдемом, я повела его в кухню.
Он взглянул на письмо, еле слышно чертыхнулся и склонился над ним так, словно страдал близорукостью. Наконец он что-то пробурчал и выпрямился.
— А где конверт?
— Что?.. Выбросила в ведро.
— Где оно?
— Вон там, под раковиной.
Я не поверила своим глазам: сержант вытащил из-под раковины ведро, снял крышку и принялся рыться в мусоре.
— Простите, но там, кажется, кофейная и чайная гуща...
Ничего не ответив, он наконец выудил из ведра скомканный конверт — мокрый, испачканный, противный. Аккуратно взяв конверт за уголок, Олдем положил его рядом с письмом.
— Прошу прощения. — Он достал мобильник.
Я отошла в другой угол и поставила чайник. До меня доносились обрывки разговора: «Да, определенно», «Думаю, да», «С ней я еще не говорил». Видимо, кто-то сообщил ему плохие новости — помолчав, он вдруг сдавленно выпалил: «Что?! Это точно?» Наконец он обреченно вздохнул и сунул телефон в карман. Он раскраснелся и дышал так тяжело, словно пробежал несколько миль. Некоторое время он молчал.
— Сюда едут еще два детектива, — мрачно объявил он. — Они хотели бы расспросить вас, если можно. — Его речь стала невнятной, выражение лица — несчастным, как у побитого пса.
— Господи, да в чем дело? — возмутилась я. — Подумаешь, дурацкое письмо! Это же все равно что хамство по телефону!
Олдем встрепенулся:
— А вам кто-нибудь звонил?
— Вы имеете в виду — досаждал звонками? Нет.
— Вы ничего не припоминаете в связи с этим письмом? Может, другие письма, встречи — что угодно.
— Нет, ничего подобного. Это чья-то глупая шутка.
— Вы знаете, кто из ваших знакомых способен на такие шутки?
Я растерялась.
— Шутки — это не по моей части, — наконец призналась я. — Лучше спросите у Клайва.
— У Клайва? Кто это?
— Мой муж.
— Он на работе?
— Да.
День не удался. Олдем со смущенным видом мялся в кухне. Я пыталась заняться делами, но его скорбное лицо выбивало меня из колеи. Когда в дверь опять позвонили, всего через четверть часа после прибытия Олдема, я вздохнула с облегчением. Он сам проводил меня до двери. На этот раз я увидела на пороге целую толпу: двух детективов в штатском, более внушающих доверие, пару офицеров в форме и еще двух человек, в том числе какую-то женщину. Всю улицу заполонили две полицейские и две какие-то другие машины, вставшие в два ряда.
Самый старший из незваных гостей был пожилым, лысеющим, с седым ежиком на голове.
— Миссис Хинтлшем? — с ободряющей улыбкой начал он. — Я старший инспектор Линкс. Стюарт Линкс. — Мы обменялись рукопожатием. — А это детектив Стадлер.
Стадлер вообще не походил на полицейского — скорее на политика или на одного из коллег Клайва. Темный костюм прекрасного покроя, скромный галстук. Запоминающееся лицо — пожалуй, испанское. Он был рослым, хорошо сложенным, черные волосы зачесывал назад. Стадлер тоже пожал мне руку. Это было странное вкрадчивое рукопожатие, при котором он, казалось, что-то нащупывал в моей ладони кончиками пальцев. Неуместный жест. «Еще немного, — подумала я, — и он поднесет мою руку к губам и поцелует».
— Как вас много! — заметила я.
— Простите за вторжение, — отозвался Линкс. — Это доктор Марш из нашего судебного отдела. С ним помощница Джилл... мм-м...
— Джилл Карлсон, — подсказала женщина — миловидная, миниатюрная, естественная. Доктор Марш был похож на неряшливого школьного учителя.
— Вы, наверное, гадаете, почему нас так много, — продолжал Линкс.
— Вообще-то да...
— Письмо, которое вы получили, — что-то вроде угрозы. Нам необходимо оценить степень ее серьезности. И позаботиться о вашей безопасности.
Линкс посмотрел мне прямо в глаза, потом перевел взгляд на Олдема, и тот съежился.
— Это мы берем на себя, — заключил Линкс.
Олдем что-то пробормотал мне, кажется, попрощался, и удалился.
— Зачем он приезжал? — спросила я.
— По недоразумению, — ответил Линкс и огляделся. — Вы недавно переехали?
— В мае.
— Мы постараемся не мешать вам, миссис Хинтлшем. Я хотел бы взглянуть на письмо и задать вам пару вопросов — вот, надеюсь, и все.
— Пройдемте вниз, — растерянно предложила я.
— Прекрасный дом! — заметил он.
— Будет прекрасным после ремонта, — поправила я.
— Должно быть, стоил недешево.
Я уклонилась от разговора о ценах на недвижимость.
Через несколько минут я уже сидела за столом с двумя детективами посреди разгромленной кухни. По какой-то непонятной мне причине два офицера в форме бродили по всему дому и по саду. Письмо прочитали все по очереди, потом взяли пинцетом и поместили в прозрачный пакетик. В такой же пакет попал скомканный мокрый конверт. Эксперты обрадованно вцепились в них и укатили.
Прежде чем заговорить со мной, детективы о чем-то долго шептались, раздражая меня. Наконец они повернулись ко мне.
— Послушайте, — начала я, — мне абсолютно нечего вам сказать, понимаете? Это дурацкое письмо для меня — полная неожиданность. Я в недоумении.
На лицах детективов появилось задумчивое выражение.
— М-да, — произнес Линкс. — Тогда позвольте пару обычных вопросов. В этом доме вы живете недавно. Вам случалось раньше жить в этом районе?
— Нет. Мы жили к югу от реки, в Баттерси, в нескольких милях отсюда.
— Вам известна школа Лорье?
— А почему вы спрашиваете?
Линкс выпрямился:
— Мы пытаемся выяснить, не связано ли это письмо с другими. У вас есть дети?
— Да. Три мальчика.
— Лорье — государственная начальная школа в Хакни, у Кингсленд-роуд. Ваши дети никогда не учились там?
Я не сдержала улыбку:
— В государственной школе в Хакни? Вы шутите?
Детективы переглянулись.
— Может, вы знакомы с кем-то из тамошних учителей? Например, с Зоей Аратюнян?
— Нет. Но какое отношение школа имеет к письму?
— К этой школе имеет отношение один... инцидент. Мы проверяем, нет ли между ними связи.
— Какой инцидент?
— Такие же письма, как ваше. Но давайте вернемся к вопросам. Значит, письмо для вас — как гром среди ясного неба? Вы ни с чем не можете связать его — ни с событием, ни с человеком?
— Нет.
— Я хотел бы знать, сколько человек имеет доступ в ваш дом. Вижу, у вас идет ремонт.
— Правильно. Поэтому дом не дом, а вокзал Ватерлоо. Он улыбнулся.
— Кто ваш агент по недвижимости?
— Этот дом нам продало агентство Фрэнка Диккенса. Стая акул.
— А к Кларку вы никогда не обращались?
Я пожала плечами.
— Не помню, — ответила я. — Этот дом мы искали много лет. Связывались, наверное, со всеми риэлторами Лондона.
Они опять переглянулись.
— Надо проверить, — вполголоса заметил Стадлер.
В кухню спустился один из офицеров, а за ним — еще одна женщина. Рослая, с длинными белокурыми волосами, которые, похоже, собирал в пучок у нее на макушке слепой в темной комнате. По ее деловому костюму не мешало бы пройтись утюгом. Она несла портфель и перекинутый через руку плащ, была чем-то встревожена и запыхалась. Оба детектива кивнули ей.
— Привет, Грейс, — произнес Линкс. — Спасибо, что приехала так быстро. — И он снова обратился ко мне: — Все это очень странно. Кто-то угрожает вам. Почему — неизвестно. Мы не знаем, кто этот человек. Зато у нас есть вы. Значит, мы можем изучить вашу жизнь.
Меня вдруг охватили тревога и досада. Происходящее меня утомило.
— Изучить мою жизнь? Что это значит?
— Вот доктор Грейс Шиллинг. Она превосходный психолог, специализируется на психологии... хм... людей, посылающих вот такие письма. Буду очень признателен, если вы согласитесь побеседовать с ней.
Я перевела взгляд на доктора Шиллинг, ожидая, что от лестных замечаний Линкса она смутится и покраснеет. Но она и бровью не повела. Прищурившись, она смотрела на меня. Мне вдруг показалось, что я пришпилена к листу картона булавкой.
— Миссис Хинтлшем, — начала она, — мы можем поговорить где-нибудь в тишине?
Я смутилась.
— Не уверена, что в доме найдется хоть один тихий уголок, — с принужденной улыбкой отозвалась я.
Я вернулась к Джереми, который налил себе еще кофе в столовой самообслуживания Хинтлшем, как Клайв окрестил нашу кухню. Стук молотков доносился справа, слева и спереди: рабочие меняли все двери, рушили дымоходы и расправлялись со всеми уцелевшими карнизами. Знаю, в шестидесятые годы карнизы были модными, но из-за них казалось, что мы поселились в муниципальной квартирке высотного дома, а не в особняке в конце викторианской улицы.
Возвращать дому первозданный вид, соответствующий архитектурному стилю и эпохе, было непросто. Уступку я решилась сделать лишь для кухни. В викторианских кухнях хозяйничали судомойки и кухарки, а мы надеялись справиться сами и все-таки сохранить атмосферу того периода. Перед нами стояла щекотливая задача: не опуститься до стиля, который Джереми презрительно называл «фермерской Икеей». Я заставила его переделывать эскизы восемь раз. Вдобавок нам пришлось вписывать в интерьер нелепый столб, торчащий посреди кухни. Я бы вообще снесла его, но Джереми объяснил, что тогда обрушится задняя часть дома.
Мы как раз обсуждали очередное гениальное решение Джереми, когда в дверь позвонили. Обычно посыльным, доставляющим на дом банки с краской, батареи отопления или медные трубы, открывает Лина. Я услышала, как она во весь голос зовет меня. Такие вопли в моем собственном доме я могу сравнить разве что с разжевыванием фольги. Недовольная, я направилась к входной двери. Лина стояла на пороге.
— Если тебе что-то понадобилось, надо было прийти и сказать.
— Я и сказала, — удивилась Лина.
Она посторонилась, и я увидела на пороге двух полицейских в форме. Молодые, стеснительные, они походили на парочку бойскаутов, предлагающих помыть машину и не знающих, что им ответят. У меня упало сердце.
— Миссис Хинтлшем?
— Да-да! Как хорошо, что вы приехали! Но уверяю вас, напрасно вы беспокоились. — Они еще больше смутились. — Раз уж вы здесь, входите.
Оба старательно вытерли ноги о коврик и последовали за мной вниз, в будущую кухню. Джереми скорчил гримасу, безмолвно спрашивая, удалиться ему или нет. Я покачала головой.
— Это не займет и минуты, — пообещала я и показала полицейским письмо, лежащее на прежнем месте у плиты. — Видите? Просто глупость. Не стоило беспокоить вас. Хотите чаю или еще чего-нибудь?
— Нет, мадам, — ответил один из полицейских и передал письмо второму, а я продолжила прерванный разговор с Джереми. Через несколько минут я обнаружила, что один из полицейских вышел через застекленную дверь в сад и что-то бормочет в передатчик. Второй осматривался.
— Новая кухня? — спросил он.
— Да, — коротко отозвалась я и подчеркнуто резко повернулась к Джереми. Я была не расположена беседовать о дизайне интерьеров с младшим офицером полиции. Второй вернулся. Не знаю почему — может, из-за формы, черных сапог или касок, — но подвальная комната сразу стала тесной и неуютной. — Вы закончили? — осведомилась я.
— Нет, миссис Хинтлшем. Я только что звонил в участок. Сейчас сюда приедет инспектор.
— Зачем?
— Хочет взглянуть на письмо.
— Но я собираюсь уходить.
— Он вас не задержит.
Я испустила раздраженный вздох.
— Господи! — выпалила я. — И зачем отнимать у людей время? — Мне ответили неуклюжим пожатием плеч, с которым было трудно спорить. — Подождете здесь?
— Нет, мадам. Мы дождемся приезда инспектора в машине.
— Как хотите.
Пристыженные, они неловко удалились. Я поднялась наверх вместе с Джереми, и очень кстати: привезенная краска оказалась совсем не того оттенка. Занимаясь перестройкой дома, я сделала одно важное открытие: чтобы выяснять отношения с поставщиками и добиваться, чтобы они тщательно выполнили заказы, требуется отдельный работник.
Объясняясь по телефону с бестолковой секретаршей, я услышала, как в дверь позвонили, и вскоре в комнату провели мужчину в сером костюме, в лице которого было что-то крысиное. Я поприветствовала его жестом, продолжая добиваться хоть сколько-нибудь вразумительного ответа от особы на другом конце провода. Но оказалось, что неловко скандалить с незнакомым человеком, когда второй такой же незнакомый человек стоит рядом и выжидательно смотрит на тебя. Поэтому я закруглила разговор. Незнакомец представился сержантом Олдемом, я повела его в кухню.
Он взглянул на письмо, еле слышно чертыхнулся и склонился над ним так, словно страдал близорукостью. Наконец он что-то пробурчал и выпрямился.
— А где конверт?
— Что?.. Выбросила в ведро.
— Где оно?
— Вон там, под раковиной.
Я не поверила своим глазам: сержант вытащил из-под раковины ведро, снял крышку и принялся рыться в мусоре.
— Простите, но там, кажется, кофейная и чайная гуща...
Ничего не ответив, он наконец выудил из ведра скомканный конверт — мокрый, испачканный, противный. Аккуратно взяв конверт за уголок, Олдем положил его рядом с письмом.
— Прошу прощения. — Он достал мобильник.
Я отошла в другой угол и поставила чайник. До меня доносились обрывки разговора: «Да, определенно», «Думаю, да», «С ней я еще не говорил». Видимо, кто-то сообщил ему плохие новости — помолчав, он вдруг сдавленно выпалил: «Что?! Это точно?» Наконец он обреченно вздохнул и сунул телефон в карман. Он раскраснелся и дышал так тяжело, словно пробежал несколько миль. Некоторое время он молчал.
— Сюда едут еще два детектива, — мрачно объявил он. — Они хотели бы расспросить вас, если можно. — Его речь стала невнятной, выражение лица — несчастным, как у побитого пса.
— Господи, да в чем дело? — возмутилась я. — Подумаешь, дурацкое письмо! Это же все равно что хамство по телефону!
Олдем встрепенулся:
— А вам кто-нибудь звонил?
— Вы имеете в виду — досаждал звонками? Нет.
— Вы ничего не припоминаете в связи с этим письмом? Может, другие письма, встречи — что угодно.
— Нет, ничего подобного. Это чья-то глупая шутка.
— Вы знаете, кто из ваших знакомых способен на такие шутки?
Я растерялась.
— Шутки — это не по моей части, — наконец призналась я. — Лучше спросите у Клайва.
— У Клайва? Кто это?
— Мой муж.
— Он на работе?
— Да.
День не удался. Олдем со смущенным видом мялся в кухне. Я пыталась заняться делами, но его скорбное лицо выбивало меня из колеи. Когда в дверь опять позвонили, всего через четверть часа после прибытия Олдема, я вздохнула с облегчением. Он сам проводил меня до двери. На этот раз я увидела на пороге целую толпу: двух детективов в штатском, более внушающих доверие, пару офицеров в форме и еще двух человек, в том числе какую-то женщину. Всю улицу заполонили две полицейские и две какие-то другие машины, вставшие в два ряда.
Самый старший из незваных гостей был пожилым, лысеющим, с седым ежиком на голове.
— Миссис Хинтлшем? — с ободряющей улыбкой начал он. — Я старший инспектор Линкс. Стюарт Линкс. — Мы обменялись рукопожатием. — А это детектив Стадлер.
Стадлер вообще не походил на полицейского — скорее на политика или на одного из коллег Клайва. Темный костюм прекрасного покроя, скромный галстук. Запоминающееся лицо — пожалуй, испанское. Он был рослым, хорошо сложенным, черные волосы зачесывал назад. Стадлер тоже пожал мне руку. Это было странное вкрадчивое рукопожатие, при котором он, казалось, что-то нащупывал в моей ладони кончиками пальцев. Неуместный жест. «Еще немного, — подумала я, — и он поднесет мою руку к губам и поцелует».
— Как вас много! — заметила я.
— Простите за вторжение, — отозвался Линкс. — Это доктор Марш из нашего судебного отдела. С ним помощница Джилл... мм-м...
— Джилл Карлсон, — подсказала женщина — миловидная, миниатюрная, естественная. Доктор Марш был похож на неряшливого школьного учителя.
— Вы, наверное, гадаете, почему нас так много, — продолжал Линкс.
— Вообще-то да...
— Письмо, которое вы получили, — что-то вроде угрозы. Нам необходимо оценить степень ее серьезности. И позаботиться о вашей безопасности.
Линкс посмотрел мне прямо в глаза, потом перевел взгляд на Олдема, и тот съежился.
— Это мы берем на себя, — заключил Линкс.
Олдем что-то пробормотал мне, кажется, попрощался, и удалился.
— Зачем он приезжал? — спросила я.
— По недоразумению, — ответил Линкс и огляделся. — Вы недавно переехали?
— В мае.
— Мы постараемся не мешать вам, миссис Хинтлшем. Я хотел бы взглянуть на письмо и задать вам пару вопросов — вот, надеюсь, и все.
— Пройдемте вниз, — растерянно предложила я.
— Прекрасный дом! — заметил он.
— Будет прекрасным после ремонта, — поправила я.
— Должно быть, стоил недешево.
Я уклонилась от разговора о ценах на недвижимость.
Через несколько минут я уже сидела за столом с двумя детективами посреди разгромленной кухни. По какой-то непонятной мне причине два офицера в форме бродили по всему дому и по саду. Письмо прочитали все по очереди, потом взяли пинцетом и поместили в прозрачный пакетик. В такой же пакет попал скомканный мокрый конверт. Эксперты обрадованно вцепились в них и укатили.
Прежде чем заговорить со мной, детективы о чем-то долго шептались, раздражая меня. Наконец они повернулись ко мне.
— Послушайте, — начала я, — мне абсолютно нечего вам сказать, понимаете? Это дурацкое письмо для меня — полная неожиданность. Я в недоумении.
На лицах детективов появилось задумчивое выражение.
— М-да, — произнес Линкс. — Тогда позвольте пару обычных вопросов. В этом доме вы живете недавно. Вам случалось раньше жить в этом районе?
— Нет. Мы жили к югу от реки, в Баттерси, в нескольких милях отсюда.
— Вам известна школа Лорье?
— А почему вы спрашиваете?
Линкс выпрямился:
— Мы пытаемся выяснить, не связано ли это письмо с другими. У вас есть дети?
— Да. Три мальчика.
— Лорье — государственная начальная школа в Хакни, у Кингсленд-роуд. Ваши дети никогда не учились там?
Я не сдержала улыбку:
— В государственной школе в Хакни? Вы шутите?
Детективы переглянулись.
— Может, вы знакомы с кем-то из тамошних учителей? Например, с Зоей Аратюнян?
— Нет. Но какое отношение школа имеет к письму?
— К этой школе имеет отношение один... инцидент. Мы проверяем, нет ли между ними связи.
— Какой инцидент?
— Такие же письма, как ваше. Но давайте вернемся к вопросам. Значит, письмо для вас — как гром среди ясного неба? Вы ни с чем не можете связать его — ни с событием, ни с человеком?
— Нет.
— Я хотел бы знать, сколько человек имеет доступ в ваш дом. Вижу, у вас идет ремонт.
— Правильно. Поэтому дом не дом, а вокзал Ватерлоо. Он улыбнулся.
— Кто ваш агент по недвижимости?
— Этот дом нам продало агентство Фрэнка Диккенса. Стая акул.
— А к Кларку вы никогда не обращались?
Я пожала плечами.
— Не помню, — ответила я. — Этот дом мы искали много лет. Связывались, наверное, со всеми риэлторами Лондона.
Они опять переглянулись.
— Надо проверить, — вполголоса заметил Стадлер.
В кухню спустился один из офицеров, а за ним — еще одна женщина. Рослая, с длинными белокурыми волосами, которые, похоже, собирал в пучок у нее на макушке слепой в темной комнате. По ее деловому костюму не мешало бы пройтись утюгом. Она несла портфель и перекинутый через руку плащ, была чем-то встревожена и запыхалась. Оба детектива кивнули ей.
— Привет, Грейс, — произнес Линкс. — Спасибо, что приехала так быстро. — И он снова обратился ко мне: — Все это очень странно. Кто-то угрожает вам. Почему — неизвестно. Мы не знаем, кто этот человек. Зато у нас есть вы. Значит, мы можем изучить вашу жизнь.
Меня вдруг охватили тревога и досада. Происходящее меня утомило.
— Изучить мою жизнь? Что это значит?
— Вот доктор Грейс Шиллинг. Она превосходный психолог, специализируется на психологии... хм... людей, посылающих вот такие письма. Буду очень признателен, если вы согласитесь побеседовать с ней.
Я перевела взгляд на доктора Шиллинг, ожидая, что от лестных замечаний Линкса она смутится и покраснеет. Но она и бровью не повела. Прищурившись, она смотрела на меня. Мне вдруг показалось, что я пришпилена к листу картона булавкой.
— Миссис Хинтлшем, — начала она, — мы можем поговорить где-нибудь в тишине?
Я смутилась.
— Не уверена, что в доме найдется хоть один тихий уголок, — с принужденной улыбкой отозвалась я.
Глава 3
— Простите за беспорядок, — заговорила я, проводя гостью между чемоданами к дивану. — Лет через двадцать здесь будет гостиная.
Она сбросила мятый льняной пиджак и расположилась в неудобном плетеном кресле. Я снова отметила, какая она высокая и худощавая, с длинными светлыми волосами, тонкими пальцами без колец.
— Спасибо, что согласились уделить мне время, миссис Хинтлшем. — Она нацепила очки в тонкой, почти незаметной оправе, вынула из портфеля блокнот и карандаш и что-то нацарапала вверху страницы. Подчеркнула написанное.
— Сказать по правде, времени у меня немного. Я очень занята. Скоро вернутся мальчики. — Я села и расправила юбку на коленях. — Хотите чаю, кофе или чего-нибудь еще?
— Нет, спасибо. Постараюсь вас не задерживать. Я просто хочу познакомиться.
Мое волнение нарастало. Я не вполне понимала, что происходит и почему эта женщина так серьезна.
— Честно говоря, я думаю, что полицейские подняли слишком много шуму из-за пустяка. Подумаешь, какое-то дурацкое письмо! Я вообще не собиралась звонить в полицию и устраивать здесь весь этот цирк.
Грейс Шиллинг задумалась. Так глубоко, что, похоже, совсем не слушала меня.
— Нет, — вдруг перебила она. — Вы поступили правильно.
— Мне очень неловко, но я не запомнила вашего имени. Память стала дырявая, как сито. Наверное, ранний склероз.
— Грейс. Грейс Шиллинг. Должно быть, письмо вас удивило.
— Вообще-то нет. Я уже объяснила полицейским, что приняла его за чью-то глупую шутку.
Доктор Шиллинг, в деловом костюме, с блокнотом, с ученой степенью, заерзала в кресле так, словно не знала, что сказать. Ну конечно, в этом идиотском кресле начнет ерзать кто угодно — слишком уж оно неудобное. К чему она клонит, я так и не поняла.
— Читать вам лекцию по психологии я не стану. Я просто хочу сделать все возможное, чтобы помочь вам. — Она помедлила, словно пытаясь принять решение. — Вам, вероятно, известно: существуют мужчины, которые нападают на женщин, выбранных наугад. Но отправитель письма не из таких.
— Это сразу видно.
— Он видел вас. Выбрал вас. Может, это один из ваших знакомых? Он пишет, что от вас приятно пахнет. Что у вас прекрасная кожа. Как вы относитесь к этим словам?
Я смущенно засмеялась, но она промолчала. Придвинувшись ближе, она присмотрелась.
— У вас и вправду прекрасная кожа.
В ее устах это был не комплимент, а любопытное научное наблюдение.
— Просто я берегу ее. Пользуюсь кремом.
— Вы часто замечаете, что нравитесь людям?
— Странный вопрос. Не понимаю, при чем тут это. Сейчас попробую вспомнить... Среди друзей Клайва есть отчаянные волокиты. Знаете, из тех, что на всех женщин смотрят... по-мужски. — Грейс Шиллинг ничего не ответила: она сидела, не сводя с меня слегка озабоченных глаз на невозмутимом лице. — Господи, да ведь мне уже под сорок! — напомнила я громче, чем мне хотелось бы.
— Вы работаете, Дженни?
— В вашем понимании — нет, — почти воинственно ответила я. — У меня нет такой работы, как у вас. Но есть дети и этот дом. — Вот тебе, мысленно позлорадствовала я. — Я не работаю с тех пор, как впервые забеременела пятнадцать лет назад. Мы с Клайвом сразу решили, что я должна бросить работу. Раньше я была моделью. Нет, не такой, как вы подумали. Я демонстрировала руки.
— Руки? — недоуменно переспросила Грейс.
— Ну, в рекламе лака для ногтей и так далее — видели плакаты, на которых только гигантская рука? В начале и в середине восьмидесятых почти на всех таких рекламах были мои руки.
Мы обе перевели взгляд на мои руки, сложенные на коленях. Я по-прежнему старательно ухаживала за ними: раз в неделю делала маникюр, следила за кутикулами, втирала в них дорогой лосьон, никогда ничего не мыла, не надев перчаток. Но руки были уже не те, что раньше. Во-первых, они пополнели. Обручальное кольцо и кольцо, подаренное Клайвом в месть помолвки, уже не снимались даже с маслом.
Впервые за все время разговора доктор Шиллинг улыбнулась.
— Похоже, этот человек любил вас, — предположила она. — Издалека. Как в романе. Или даже не издалека. Может быть, вы встречались с ним или он видел вас каждый день. Хорошо, если бы вы вспомнили всех мужчин, которые вели себя по отношению к вам странно, неуместно, необычно.
Я усмехнулась:
— Придется начать с одноклассников.
— Не могли бы вы рассказать о себе?
— Вы хотите знать мой распорядок дня?
— Все, что вы считаете важным.
— Какая нелепость! При чем тут моя жизнь и то, что важно для меня?
Она терпеливо ждала, но на этот раз я воспользовалась ее приемом — просто ответила ей взглядом. Где-то в доме послышался грохот, будто уронили что-то тяжелое. Наверное, кто-нибудь из этих неповоротливых полицейских.
— Своим сыновьям вы уделяете много времени?
— Я же их мать. Правда, иногда мне кажется, что я для них — всего лишь бесплатный шофер.
— А ваш муж?
— Клайв безумно занят. Он... — Я спохватилась. Не понимаю, почему я должна подробно объяснять этой женщине то, в чем не могу разобраться сама. — Сейчас мы видимся редко.
— Вы давно женаты? Лет пятнадцать?
— Да. Этой осенью будет шестнадцать. — Господи, неужели так давно? Я невольно вздохнула. — Я вышла замуж совсем молодой.
— Вы могли бы назвать свой брак счастливым?
— С какой стати я должна говорить это вам?
— Дженни... — Она придвинулась ближе, и я уже испугалась, что сейчас она возьмет меня за руку жестом мнимого участия, от которого меня тошнит. — Кто-то хочет вас убить. К этой угрозе надо отнестись со всей серьезностью, даже если она кажется вам нелепой.
Я пожала плечами.
— Брак как брак, — объяснила я. — Не знаю, чего вы от меня ждали. Временами мы устаем друг от друга, ссоримся по пустякам, как все.
— Вы сообщили мужу об этом письме?
— Детектив уже спрашивал. Я звонила ему на работу, он обещал перезвонить позднее.
Доктор Шиллинг смотрела куда-то сквозь меня. От этого мне стало не по себе. Пауза затянулась.
— Дженни, — наконец заговорила она, — я понимаю, что сейчас вы возмущены вторжением в вашу личную жизнь. Мало того, наши старания помочь тоже могут показаться вам никчемным вмешательством. Но мне необходима информация. — Она оглядела заваленную вещами комнату и понимающе улыбнулась. — Если хотите, можете считать меня слесарем, который осматривает трубы в поисках течи.
— Ну уж нет! — усмехнулась я. — Только не это!
Она сбросила мятый льняной пиджак и расположилась в неудобном плетеном кресле. Я снова отметила, какая она высокая и худощавая, с длинными светлыми волосами, тонкими пальцами без колец.
— Спасибо, что согласились уделить мне время, миссис Хинтлшем. — Она нацепила очки в тонкой, почти незаметной оправе, вынула из портфеля блокнот и карандаш и что-то нацарапала вверху страницы. Подчеркнула написанное.
— Сказать по правде, времени у меня немного. Я очень занята. Скоро вернутся мальчики. — Я села и расправила юбку на коленях. — Хотите чаю, кофе или чего-нибудь еще?
— Нет, спасибо. Постараюсь вас не задерживать. Я просто хочу познакомиться.
Мое волнение нарастало. Я не вполне понимала, что происходит и почему эта женщина так серьезна.
— Честно говоря, я думаю, что полицейские подняли слишком много шуму из-за пустяка. Подумаешь, какое-то дурацкое письмо! Я вообще не собиралась звонить в полицию и устраивать здесь весь этот цирк.
Грейс Шиллинг задумалась. Так глубоко, что, похоже, совсем не слушала меня.
— Нет, — вдруг перебила она. — Вы поступили правильно.
— Мне очень неловко, но я не запомнила вашего имени. Память стала дырявая, как сито. Наверное, ранний склероз.
— Грейс. Грейс Шиллинг. Должно быть, письмо вас удивило.
— Вообще-то нет. Я уже объяснила полицейским, что приняла его за чью-то глупую шутку.
Доктор Шиллинг, в деловом костюме, с блокнотом, с ученой степенью, заерзала в кресле так, словно не знала, что сказать. Ну конечно, в этом идиотском кресле начнет ерзать кто угодно — слишком уж оно неудобное. К чему она клонит, я так и не поняла.
— Читать вам лекцию по психологии я не стану. Я просто хочу сделать все возможное, чтобы помочь вам. — Она помедлила, словно пытаясь принять решение. — Вам, вероятно, известно: существуют мужчины, которые нападают на женщин, выбранных наугад. Но отправитель письма не из таких.
— Это сразу видно.
— Он видел вас. Выбрал вас. Может, это один из ваших знакомых? Он пишет, что от вас приятно пахнет. Что у вас прекрасная кожа. Как вы относитесь к этим словам?
Я смущенно засмеялась, но она промолчала. Придвинувшись ближе, она присмотрелась.
— У вас и вправду прекрасная кожа.
В ее устах это был не комплимент, а любопытное научное наблюдение.
— Просто я берегу ее. Пользуюсь кремом.
— Вы часто замечаете, что нравитесь людям?
— Странный вопрос. Не понимаю, при чем тут это. Сейчас попробую вспомнить... Среди друзей Клайва есть отчаянные волокиты. Знаете, из тех, что на всех женщин смотрят... по-мужски. — Грейс Шиллинг ничего не ответила: она сидела, не сводя с меня слегка озабоченных глаз на невозмутимом лице. — Господи, да ведь мне уже под сорок! — напомнила я громче, чем мне хотелось бы.
— Вы работаете, Дженни?
— В вашем понимании — нет, — почти воинственно ответила я. — У меня нет такой работы, как у вас. Но есть дети и этот дом. — Вот тебе, мысленно позлорадствовала я. — Я не работаю с тех пор, как впервые забеременела пятнадцать лет назад. Мы с Клайвом сразу решили, что я должна бросить работу. Раньше я была моделью. Нет, не такой, как вы подумали. Я демонстрировала руки.
— Руки? — недоуменно переспросила Грейс.
— Ну, в рекламе лака для ногтей и так далее — видели плакаты, на которых только гигантская рука? В начале и в середине восьмидесятых почти на всех таких рекламах были мои руки.
Мы обе перевели взгляд на мои руки, сложенные на коленях. Я по-прежнему старательно ухаживала за ними: раз в неделю делала маникюр, следила за кутикулами, втирала в них дорогой лосьон, никогда ничего не мыла, не надев перчаток. Но руки были уже не те, что раньше. Во-первых, они пополнели. Обручальное кольцо и кольцо, подаренное Клайвом в месть помолвки, уже не снимались даже с маслом.
Впервые за все время разговора доктор Шиллинг улыбнулась.
— Похоже, этот человек любил вас, — предположила она. — Издалека. Как в романе. Или даже не издалека. Может быть, вы встречались с ним или он видел вас каждый день. Хорошо, если бы вы вспомнили всех мужчин, которые вели себя по отношению к вам странно, неуместно, необычно.
Я усмехнулась:
— Придется начать с одноклассников.
— Не могли бы вы рассказать о себе?
— Вы хотите знать мой распорядок дня?
— Все, что вы считаете важным.
— Какая нелепость! При чем тут моя жизнь и то, что важно для меня?
Она терпеливо ждала, но на этот раз я воспользовалась ее приемом — просто ответила ей взглядом. Где-то в доме послышался грохот, будто уронили что-то тяжелое. Наверное, кто-нибудь из этих неповоротливых полицейских.
— Своим сыновьям вы уделяете много времени?
— Я же их мать. Правда, иногда мне кажется, что я для них — всего лишь бесплатный шофер.
— А ваш муж?
— Клайв безумно занят. Он... — Я спохватилась. Не понимаю, почему я должна подробно объяснять этой женщине то, в чем не могу разобраться сама. — Сейчас мы видимся редко.
— Вы давно женаты? Лет пятнадцать?
— Да. Этой осенью будет шестнадцать. — Господи, неужели так давно? Я невольно вздохнула. — Я вышла замуж совсем молодой.
— Вы могли бы назвать свой брак счастливым?
— С какой стати я должна говорить это вам?
— Дженни... — Она придвинулась ближе, и я уже испугалась, что сейчас она возьмет меня за руку жестом мнимого участия, от которого меня тошнит. — Кто-то хочет вас убить. К этой угрозе надо отнестись со всей серьезностью, даже если она кажется вам нелепой.
Я пожала плечами.
— Брак как брак, — объяснила я. — Не знаю, чего вы от меня ждали. Временами мы устаем друг от друга, ссоримся по пустякам, как все.
— Вы сообщили мужу об этом письме?
— Детектив уже спрашивал. Я звонила ему на работу, он обещал перезвонить позднее.
Доктор Шиллинг смотрела куда-то сквозь меня. От этого мне стало не по себе. Пауза затянулась.
— Дженни, — наконец заговорила она, — я понимаю, что сейчас вы возмущены вторжением в вашу личную жизнь. Мало того, наши старания помочь тоже могут показаться вам никчемным вмешательством. Но мне необходима информация. — Она оглядела заваленную вещами комнату и понимающе улыбнулась. — Если хотите, можете считать меня слесарем, который осматривает трубы в поисках течи.
— Ну уж нет! — усмехнулась я. — Только не это!