Френч Никки. На грани

   Она снова придвинулась ко мне.
   — Дженни, муж изменяет вам?
   — Что?!
   Она повторила вопрос самым обыденным тоном.
   Я гневно уставилась на нее, чувствуя, что густо краснею. У меня застучало в висках.
   — Спросите об этом у него, — старательно-холодным тоном посоветовала я.
   Она сделала пометку в блокноте.
   — А вы ему?
   — Я? — Я фыркнула. — Что за чушь! У меня нет времени на романы — разве что с садовником, водопроводчиком или тренером по теннису! Больше я ни с кем не встречаюсь. Послушайте, вы обещали задать лишь несколько вопросов. Вы их уже задали. А теперь мне пора браться за дело и наверстывать упущенное время.
   — Эти вопросы вас раздражают?
   — Ну разумеется! Знаю, сейчас принято выставлять частную жизнь напоказ, но это не для меня.
   Наконец она поднялась, но ушла не сразу.
   — Дженни, — снова произнесла она, словно для того, чтобы позлить меня: звать меня по имени я ей не разрешала. Происходящее чем-то напоминало мне разговор с назойливым страховым агентом, которого никак не выставишь за порог. — Я и все мы хотим только одного: предотвратить угрозу и оставить вас в покое. Если вы вспомните что-то важное, известите об этом полицию или меня. Сообщайте все — потом разберемся, что важно, а что нет. Не надо стесняться, хорошо?
   Ее голос прозвучал почти умоляюще. Я слегка приободрилась.
   — Ладно, попробую вспомнить, — пообещала я.
   — Да, пожалуйста. — Она повернулась. — И еще, Дженни...
   — Что?
   Она хотела что-то добавить, но передумала.
   — Ничего. Будьте осторожны.

* * *

   Вскоре ушли все — кроме Стадлера, детектива со взглядом ловеласа. Он сообщил, что полиция будет вскрывать по утрам всю мою почту — на всякий случай.
   — Чтобы уберечь вас от лишних потрясений, — пояснил он с улыбкой, смахивающей на похотливую ухмылку. Ну это уж слишком! Я возмущенно уставилась на него. — А у дома мы оставим пару полицейских, — добавил он после паузы.
   — Не смешно, — отрезала я.
   — На всякий случай, — примирительно объяснил он, словно уговаривая норовистую лошадку. — А днем с вами побудет одна из наших женщин-офицеров. — Он улыбнулся. — Будем передавать вас из рук в руки.
   Я открыла было рот, чтобы возразить, побоялась нагрубить ему и промолчала.
   — Она уже здесь. Подождите минутку. — Он прошагал к двери и позвал: — Линн! Линн, не зайдешь к нам? Миссис Хинтлшем, это констебль Бернетт. Линн, познакомься с миссис Хинтлшем.
   Констебль Бернетт была одного роста со мной, но гораздо моложе, почти годилась мне в дочери. Шатенка со светлыми ресницами и родинкой на левой щеке, она выглядела так, будто только что где-то перепачкалась. Линн приветливо улыбнулась мне, я не ответила на улыбку.
   — Я постараюсь не путаться у вас под ногами, — пообещала она.
   — Сделайте одолжение, — отрезала я, бесцеремонно повернулась к ней спиной и вздохнула с облегчением, услышав, как Линн и Стадлер покинули комнату.
   В кухне накопилась гора немытых кружек, у задней двери валялась пара окурков. Могли бы хоть убрать за собой. Я снова позвонила Клайву, но его не оказалось на месте.
   Лина привезла Кристо и Джоша. Гарри задерживался на тренировке, его пообещала подвезти мать одного из друзей. Путанно и невнятно я сообщила Джошу о дурацком письме и объяснила, почему у дома торчат полицейские. Я думала, он встревожится или по крайней мере заволнуется. Но он выслушал меня молча, прислонившись к дверному косяку, пожевал нижнюю губу, пожал плечами, прихватил два бутерброда с арахисовым маслом и кружку молока и убрался к себе. Не знаю, почему он постоянно голоден.
   Мне страшно думать о том, что творится у него в комнате. Он задергивает шторы, из-за двери слышатся громкая музыка и вопли из компьютера, тянет ароматическими курениями — вероятно, ими Джош пытается перебить вонь сигарет. Убирать у него и менять постельное белье я охотно предоставляю Мэри. Я к Джошу не захожу, только напоминаю из-за двери, что пора делать уроки, упражняться на саксофоне, сделать музыку потише, принести вниз грязное белье и посуду. Джош повзрослел как-то внезапно. Стал басить, на лбу высыпали прыщики, над верхней губой вырос пушок. А еще он вытянулся, стал выше меня ростом. От него исходит какой-то непривычный, мужской запах, несмотря на все гели и лосьоны, которыми сейчас так щедро пользуются взрослеющие мальчишки. В наше время все было по-другому.
   Кристо еще слишком мал, поэтому ему я ничего не сказала, только прижала к себе мягкое тельце. Он у меня совсем кроха.
   Я поспешила в садоводческий центр, но он как раз закрылся. Купить инструменты я не успела, и это стало последней каплей.
   Клайв позвонил, чтобы сказать, что вернется очень поздно, поэтому я дождалась Гарри, уложила Кристо спать, прочитав ему на ночь сказку, и поужинала вместе со старшими сыновьями. Лазанья с горошком и мороженое с шоколадным соусом. Мы ели молча. Я наблюдала, как мальчишки забрасывают еду в рот, точно уголь в паровозную топку. Сама я ела очень мало. Слишком жарко для тяжелой пищи.
   Дети разошлись по комнатам, а я налила себе белого вина и уселась внизу перед телевизором, листая журналы. Нам необходим обеденный стол. Я знала, что ищу — стол из шероховатого темного дерева, длинный и простой, какие бывают в монастырских трапезных. Недавно я видела как раз такой — с маленькими мозаичными медальонами из кусочков дерева, похожими на подставки для блюд. Джереми советовал прежде подобрать стулья, найти которые гораздо труднее. Он говорил, что одна из его клиенток искала подходящие стулья целых восемь лет. Но я ответила, что я не настолько терпелива.
   Клайв еще не вернулся. Из комнаты Джоша доносились ухающие басы жуткой электронной музыки, которую он обожает. Я задернула шторы, скользнув взглядом по двум полицейским, сидящим в машине. Как только куплю стол, устроим званый ужин, решила я. Надену черное платье и бриллиантовый «ошейник», который Клайв подарил мне на пятнадцатилетие свадьбы. Разыскав поваренную книгу, я принялась листать раздел с летними рецептами. Для начала — шампанское. Потом холодный суп с кервелем и огурцами, тунец с кориандром, абрикосовый шербет, холодное белое вило, а на стол — те розы персикового оттенка, которые Фрэнсис посадил в саду сразу после переезда. Я приложила прохладный бокал ко лбу. Как жарко!
   В двери повернулся ключ. Клайв чмокнул меня в щеку. Он был серым от усталости.
   — Господи, ну и денек!.. — пробормотал он.
   — Если хочешь есть, у нас на ужин лазанья.
   — Нет, я поужинал с клиентами.
   Я посмотрела на него: дорогой темно-серый костюм, черные, идеально вычищенные туфли, серо-лиловый галстук, который я подарила на Рождество, намечающийся животик под отутюженной белой рубашкой, серебристые ниточки в темных волосах, едва заметный второй подбородок, морщинки на высоком лбу. Видный мужчина. Как ни странно, особенно внушительно он выглядел уставшим, поздно ночью, только что вернувшись домой. По утрам же становился деловитым, суетливым, нервным, рассеянным, а потом надевал маску адвоката и уезжал на работу. Клайв стащил пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула, опустился на диван и вздохнул. На рубашке под мышками расплылись круги пота. Я принесла из кухни два бокала белого вина — ледяного, только что из холодильника. У меня до сих пор болела голова.
   — И у меня выдался необычный день, — начала я.
   — Правда? — Он сбросил туфли, ослабил узел галстука, щелкнул кнопкой пульта, переключая канал телевизора. — Рассказывай.
   Наверное, я плохая рассказчица. Мне так и не удалось передать свои чувства и объяснить, насколько серьезно полиция отнеслась к моему звонку. Когда я умолкла, Клайв глотнул вина и на минуту отвлекся от экрана.
   — Приятно, что кто-то оценил твою кожу, Дженс. — И, помолчав, добавил: — Наверное, просто какой-то придурок. Не хватало мне еще полицейских в доме.
   — И мне тоже. Глупо, правда?

Глава 4

   Я никогда не спускаюсь вниз, не накрасившись, даже по выходным. Это все равно что выйти из дома раздетой. Услышав утром, что Клайв ушел и запер за собой дверь, я выбралась из постели, чтобы сразу принять душ. Люфой я долго оттирала мертвые клетки кожи. Потом присела к туалетному столику — точь-в-точь как у начинающей актриски, по мнению Клайва. Зеркало окружают беспощадно яркие лампы, при свете которых я пристально разглядываю себя. Вчера я нашла в бровях несколько седых волосков. Появились морщинки, которых не было еще в прошлом году, мерзкие бороздки над верхней губой, носогубные складки, придающие лицу унылое, подавленное выражение, особенно когда я устала, предательские припухлости под глазами. Иногда у меня саднит глаза — наверное, от пыли в доме. Однако носить очки я пока не готова.
   Кожа у меня, конечно, уже не цветущая, что бы там ни писал этот чудак. Вот раньше она была изумительна. Когда мы с Клайвом познакомились, он часто повторял, что у меня кожа нежная, как персик. Но это было давным-давно. Ничего подобного Клайв больше не говорит. Иногда я думаю, что комплименты гораздо полезнее, когда в них уже больше вымысла, чем правды. Порой в зеркале я вижу, что моя кожа больше напоминает кожуру грейпфрута. Однажды, когда я надела на школьный утренник любимое зеленое платье, Клайв посоветовал сменить его, добавив, что незачем конфузить детей.
   Я убедилась, что ни единого лишнего волоска нет у меня между бровями или, упаси Боже, на подбородке, а потом принялась накладывать базу под макияж, которую я смешиваю с увлажняющим кремом, чтобы ложилась ровнее. Крем-пудрой я зашпаклевала мелкие морщинки вокруг носа и под глазами. Об этом чудодейственном средстве мне рассказала подруга Кэро. Стоит оно бешеные деньги. Иногда я даже пытаюсь подсчитать, сколько фунтов стерлингов ношу на лице. Дневной макияж должен быть незаметным. Крошечный мазок бежевых теней для век, тончайшая линия подводки, тушь, от которой ресницы не слипаются, ну, может, блеск для губ. Я приободрилась. Мне нравилось лицо, которое смотрело на меня из зеркала, — маленькое, овальное, свежее, оно было готово к встрече с миром.
   Как всегда, завтрак прошел кошмарно. В разгар хаоса в дверь постучали. Констебль Линн Бернетт, на этот раз в штатском — в серой юбке, голубой блузке и шерстяной кофточке. Выглядела она бедненько, но чистенько, а меня почему-то разозлила мысль, что всю эту одежду она выбрала специально для дежурства возле миссис Хинтлшем. Несомненно, чтобы слиться с пейзажем.
   — Зовите меня Линн, — предложила она. Так все говорят. Все набиваются в друзья. Лучше бы просто занимались своим делом. Выяснилось, что первое дело констебля — просмотреть мою почту, как только она придет.
   — А еду пробовать не будете? — съязвила я.
   Она покраснела так, что ее родинка стала багровой. Зазвонил телефон: Клайв уже добрался до работы. Я попыталась описать, что творится дома, но он перебил меня и сообщил, что в субботу к ужину придут Себастьян с женой.
   — Но у нас нет даже обеденного стола! — запротестовала я. — И только полкухни свободно...
   — Дженс, в документации, которую мы готовим к слиянию, две тысячи страниц. Если я в состоянии координировать такую работу, значит, и ты сумеешь организовать ужин для клиента.
   — Конечно, я постараюсь, просто я...
   Вошла Мэри со шваброй и принялась с остервенением тереть пол прямо у меня под ногами. К тому времени как я выставила ее, Клайв уже отключился. Положив трубку, я обернулась и увидела, что Линн все еще рядом. Ничего другого я не ждала и все-таки была разочарована. В глубине души я надеялась, что она исчезнет, растает, пройдет, как мигрень. Но и головная боль, и Линн были на месте.
   — Я иду поговорить с садовником, — ледяным тоном произнесла я. — Наверное, вы со мной?
   — Да, — кивнула она.
   Со свисающей на спину длинной косой Фрэнсис выглядел как погонщик каравана, бредущего к Стоунхенджу, но в своем деле он был асом. Его отец занимал какой-то высокий пост на флоте и жил в Мальборо. Присмотревшись, было нетрудно представить Фрэнсиса в Сити, в одном офисе с Клайвом — если бы не трехфутовая коса, не бронзовый загар и не мускулистые ловкие руки, которыми он целый день таскал тяжести. Наверное, многие сочли бы Фрэнсиса красавцем. О личной жизни своего садовника я ничего не знала, полагала, что она весьма бурная, и доверяла ему безгранично.
   Я представила Фрэнсиса отчаянно покрасневшей Линн. Впрочем, она краснела чуть ли не каждую минуту.
   — Линн здесь потому, что кто-то прислал мне дурацкое письмо, — продолжала я. Фрэнсис озадаченно нахмурился. — Фрэнсис проработает у нас весь следующий месяц, полный рабочий день.
   — Чем вы сейчас заняты? — спросила Линн.
   Фрэнсис посмотрел на меня, я кивнула, и он пожал плечами.
   — Сначала мы убрали весь мусор и камни, — объяснил он. — Потом уложили слой почвы. Теперь проводим ландшафтную планировку и прокладываем дорожки.
   — И все это вы сами? — удивилась Линн.
   Фрэнсис улыбнулся.
   — Разумеется, нет, — ответила за него я. — У Фрэнсиса своя бригада помощников, которых он вызывает в случае необходимости. В Лондоне живет целая популяция вольных садовников. Вроде голубей или лис.
   Я беспокойно взглянула на него: не слишком ли далеко я зашла? Люди бывают такими обидчивыми. Линн достала блокнот и принялась расспрашивать о рабочих часах, ограде сада и подходах к дому. Она записала имена всех помощников Фрэнсиса.

* * *

   Возможности улизнуть из дома я ждала с нетерпением — пока не узнала от Линн, что она будет сопровождать меня и в поездках.
   — Правда?
   — Извините, Дженни. — Да, она звала меня по имени, хотя ничего подобного я ей не разрешала. — Не знаю, как будет решаться вопрос с охраной дальше, но сегодня мне приказано повсюду сопровождать вас.
   Я уже была готова запротестовать, когда в дверь позвонили. Оказалось, пришел Стадлер, на которого я и выплеснула гнев. Он ответил официальной улыбкой.
   — Только ради вашей безопасности, миссис Хинтлшем. Я завернул к вам по пути, на всякий случай. Вы не против, если мы будем прослушивать ваш телефон?
   — А что это значит?
   — Ничего особенного. Вы этого даже не заметите.
   — Ладно уж, — проворчала я.
   — Нам необходим подробный список всех ваших знакомых. Сегодня или завтра я бы предложил позвать Линн, взять вашу телефонную книжку, ежедневник и составить список. Вы согласны?
   — А это действительно необходимо?
   — Чем старательнее мы будем работать сейчас, тем быстрее распутаем этот клубок.
   Я почти перестала злиться. Только досадовала.

* * *

   В реставрационном центре первым делом я зашла за бронзовыми крючками. Потом чуть не купила круглое витражное окно из старинной церкви, но в последнюю минуту передумала. Хорошо, что Линн осталась ждать снаружи.
   В Хэмпстеде она или заходила в магазины, или оставалась на улице, равнодушно поглядывая на витрины. Бог знает, что думали о ней продавцы. Я старалась не замечать ее. Мне требовалось подобрать что-нибудь нарядное к субботе. С целой охапкой вещей я направилась в примерочную, но когда вышла в расшитом бисером розовом топе, чтобы взглянуть на себя в большое зеркало, заметила, что Линн внимательно следит за мной сквозь стекло. Из магазина я вышла с пустыми руками.
   — Нашли, что искали? — спросила Линн, будто мы подружки и решили прошвырнуться по магазинам.
   — Ничего я не искала, — отрезала я.
   Завернув в мясную за сосисками, которые обожают мальчишки, я побывала и в антикварной лавке за углом. Там я высмотрела зеркало в позолоченной раме. Оно стоило триста семьдесят пять фунтов, но я решила, что сумею сторговать его дешевле. Как только мы отремонтируем холл, зеркало прекрасно впишется в него.
   На обеденный перерыв у меня была назначена встреча с Лорой, но сначала я забрала из мастерской бирки с именем Кристо для школьных вещей и покатила вниз с холма, поглядывая в зеркало заднего вида на машину Линн. Лора уже ждала меня. Ленч прошел уныло. Линн сидела в машине и жевала сандвич. Я ковыряла свой салат с жареным красным перцем и наблюдала за ней. Потом она читала какую-то книгу в мягкой обложке. Так увлеклась, что, наверное, не подняла бы глаз, даже если бы в зал вошел убийца с топором. В щебет Лоры я не вслушивалась. Не выдержав, я вскочила из-за стола, объявив, что мне пора бежать.
   Следующий визит — к Тони на Примроуз-Хилл. Обычно мне нравится бывать в салонах красоты. Приятно сидеть в окружении зеркал и столиков, заставленных разноцветными флаконами, вдыхать ароматный пар, прислушиваться к пощелкиванию ножниц.
   Но сегодня мне и здесь не сиделось. Я была взбудоражена и сердита. Голова раскалывалась, одежда липла к телу. При виде новой стрижки я скривилась: она создавала некий оптический эффект, от которого мой нос казался крупнее, а лицо — уже. По пути домой меня захлестнул приступ «дорожного бешенства», так что на светофорах я газовала на всю мощь. Линн терпеливо следовала за мной. Иногда подъезжала так близко, что в зеркало мне были видны ее веснушки. Я показала зеркалу язык, зная, что она этого не увидит.

* * *

   Весь день Линн таскалась за мной, как преданный пес — из тех, которым так и тянет дать пинка. Она преследовала меня, когда я возила Кристо в конец улицы, к другу — хлюпику по имени Тодд. Как родителей угораздило дать ему такое имечко? Привезти детей домой тоже предстояло мне — сегодня у Лины был выходной вечер. Среды — это вечный кошмар. Джош засиделся в школьном компьютерном клубе, где всегда воняет грязными мальчишечьими носками. Приезжая за ним, я обычно заставала его в компании мальчишки с дурацкой кличкой Скорпион — или Спайдер, как-то так. Джош называл себя Ганимедом, пока на прошлой неделе не решил, что это звучит по-девчачьи, и не стал Эклипсом. Это его пароль. А лучшего друга зовут Чудак, только через "ю": Чюдак. К этим прозвищам они относятся на полном серьезе.
   Но сегодня вечером Джош обмяк на стуле, а довольно приятный парень, который каждую неделю приходил в клуб учить школьников, сидел на корточках перед ним и что-то негромко втолковывал. Познакомившись с этим парнем несколько недель назад, я узнала, что все в клубе зовут его Хакером. Кажется, я поморщилась, а он объяснил, что это не настоящее имя и что я могу звать его Хаком. «Вас правда так зовут?» — уточнила я, но он только засмеялся.
   Мальчишки были в школьных формах, Хак — в ветхих драных джинсах и футболке, сплошь исписанной японскими иероглифами. Совсем еще молодой, е длинными патлами. Его можно было принять за шестиклассника. Сначала я решила, что с Джошем что-то случилось — может, пошла кровь носом, — но, подойдя поближе, увидела, что он плачет. У него покраснели глаза. Я оторопела: в последний раз я видела Джоша плачущим давным-давно. А ведь он совсем еще ребенок, такой беспомощный! Худющий, бледный, с шишковатым лбом и выпирающим кадыком.
   — Джош! Ты в порядке? Что случилось?
   — Ничего. — Голос прозвучал не горестно, а сердито. Джош вскочил. — Увидимся в сентябре, Хак.
   Ну конечно! Вот в чем дело! Неудивительно, что Джош разревелся.
   — "Иль променяй на летнюю любовь", — отозвался Хак.
   — Что? — спросила я.
   — Это песня.
   — Все в порядке?
   — Что? Это? — Хак указал на Джоша. — Пустяки, миссис Хинтлшем.
   — Дженни, — поправила я, как делала каждую неделю. — Зовите меня Дженни.
   — Извините, Дженни.
   — Он, кажется, расстроен.
   Хак и бровью не повел.
   — Школа, лето, все дела. Да еще проиграл компьютеру.
   — Наверное, понизился уровень сахара в крови.
   — Вот-вот. Дайте ему сахара, Дженни.
   Я вскинула голову. И не поняла, смеется Хак надо мной или нет.

* * *

   Гарри пришлось искать в другом углу школы, в просторном зале, по которому гуляли сквозняки. Пару раз в год здесь ставили школьные спектакли. Когда мы с Джошем вошли, Гарри стоял у кулис в желтом платье поверх брюк и боа из перьев на шее. Его лицо горело. При виде брата Джош заметно взбодрился. На сцене вертелось пестрое сборище мальчишек, некоторые тоже были в платьях.
   — Гарри! — крикнул мужчина с усиками и заостренной к макушке, очень коротко стриженной головой. Наверное, гомик. — Гарри Хинтлшем, твой выход. Продолжаем! «...Я при сиянье лунном надменную Титанию встречаю». Гарри, пока Роли говорит это, иди к нему.
   Гарри заковылял по сцене, то и дело наступая на подол платья.
   — "Как, это ты, ревнивец Оберон?" — невнятно пробурчал он. Его волосы слиплись от пота. — «Пошлите, эльфы, прочь! Я отрекаюсь...»
   — "Летимте"! — громогласно поправил тип с усиками. — Не «идемте», Гарри, а «летимте», и, ради Бога, громче! Заканчиваем репетицию, пока родители не увидели этот ужас. Посмотрят на Рождество! Кстати, о родителях: твоя леди мать прибыла, Титания. Лети прочь. Добрый вечер, миссис Хинтлшем. Вы прямо луч света в этом мрачном зале.
   — Дженни. Добрый вечер.
   — Попытайтесь заставить сына выучить роль.
   — Обязательно.
   — И купите ему дезодорант, ладно?

* * *

   Она мертва. Конечно. Как я и хотел. Ну да. Обманула меня. Да. Забудь. Есть другая. Еще одна «она».
   Она злоупотребляет косметикой. Разглаживает ее на лице, будто надевает маску. Лицо холеное, ухоженное: сияющие губы, темные ресницы, сливочная кожа, аккуратно подстриженные блестящие волосы. Картинка, которую постоянно подправляют и ретушируют. Облик, явленный миру. От меня ей не спрятаться. Я представляю ее лицо нагим. Морщины возле глаз, ноздрей, губ, сами губы — бледные, вялые, нервные.
   Шагая по улице, она то и дело смотрится в стекла витрин, проверяя, все ли на месте. И каждый раз все в порядке. Одежда отутюжена, волосы шлемом облегают голову. Маникюр, бледно-розовый лак; ногти на ногах тоже розовые, ступни оплетены ремешками дорогих босоножек. Ноги гладкие. Она держится прямо, расправив плечи и подняв подбородок. Чистенькая, опрятная, энергичная и целеустремленная.
   Но я изучил ее. Я знаю, что ее улыбка искусственная, а смех, если очень внимательно прислушаться, принужденный и недовольный. Она похожа на скрипичную струну, которую натянули до пронзительного, визжащего звука. Счастливой ее не назовешь. Будь она счастлива, перепугана, охвачена желанием, она бы стала прекрасной. Вырвалась из раковины и стала самой собой. Она не понимает, что несчастна. Это известно лишь мне. Только я могу заглянуть ей в душу и освободить ее. Она ждет меня, спрятавшись глубоко внутри, еще нетронутая миром.
   Судьба улыбается мне. Я вижу это. А поначалу я не понимал, что стал невидимым. Меня никто не видит. Никто не остановит.

Глава 5

   Уже почти полночь, но невыносимо жарко. Я открыла наверху все окна, а в них залетает знойный, какой-то пустынный ветер. Клайв еще не вернулся. Его секретарша Джан позвонила и сообщила Лине, что Клайв будет дома очень поздно, среди ночи. Скоро полночь, а его еще нет. Как всегда, я оставила ему в холодильнике несколько сандвичей и один съела сама, так что вопрос с ужином решен.
   Дом затих. Лина куда-то ускакала — только Богу известно, чем она сейчас занимается и где. Мальчишки спят. После одиннадцати я обошла спальни и везде погасила свет. Даже Джош уснул — умаялся, бедняга, весь вечер провисел на телефоне. С делами покончено. Я уже начала собирать вещи Джоша и Гарри, которые улетают завтра. Еще несколько недель в доме будет тихо — по разным причинам.
   В спиртном я почти не разбираюсь. Вот Клайв — знаток и ценитель вин, а для меня все они одинаковы. Но вечер и ночь выдались настолько душными, а я была так взвинчена, что мне вдруг представился стакан джина с тоником — отчетливо, как на журнальной рекламе. Я вообразила знойную красавицу с бронзовым загаром на экзотическом фоне с запотевшим холодным стаканом в руке. Капельки пота сексуально стекали по ее телу, она то отпивала из стакана, то прикладывала его к разгоряченному лбу. Даже если она одна, все равно ясно, что она ждет роскошного мужчину.
   После такого видения я просто была обязана выпить. Невероятно, но в доме не нашлось лимона — если не считать засохшего ломтика на дверце холодильника, но и этого достаточно. Я смешала напиток и поняла, что нужна еще и закуска. Найти удалось только пакетик сырных шариков, которые я даю Крису на завтрак. Чтобы опустошить пакет, мне понадобилась всего минута, и я ужаснулась, обнаружив, что и стакан пуст. Правда, джина я плеснула в него совсем чуть-чуть, поэтому решила выпить еще один — наверху, в ванной.
   В отличие от девицы из воображаемой рекламы я потела отнюдь не сексуально. Блузка прилипла к мокрой спине. Лифчик пропитался потом, влага скопилась вдоль краев трусиков. Прикосновения к коже вызывали отвращение. Я чувствовала запах своего пота. Казалось, я гнию заживо.
   Ванна была теплой, блаженной, пенистой. К тому времени как я отпила половину содержимого второго стакана, мне стало на многое плевать. Например, на то, что я вымыла голову, а потом окунулась в ванну, куда щедро налила пены с сильным запахом. Смыть пену с волос мне и в голову не пришло. Обычно я так не поступаю. Кстати, я уже говорила, что получила второе письмо?
   Сегодня после обеда дверной звонок не умолкал: сначала доставили краску, потом новые радиаторы, которые должны были прислать еще месяц назад. Дом превратился в проходной двор, и в конце концов Лина нашла на коврике под дверью письмо, адресованное мне. И принесла мне его. Я сразу поняла, что внутри, но все-таки вскрыла конверт.
   "Дорогая Дженни,
   ты красивая женщина. Но не в те минуты, когда рядом кто-то есть. Только когда ты одна идешь по улице. Ты покусываешь верхнюю губу, думая о чем-то. Ты еле слышно напеваешь.