Страница:
В 1998 году бренные останки последнего российского императора были перезахоронены в Петропавловском соборе Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге. Русская православная церковь причислила Николая II к лику своих святых.
Было 12 июня...
Святая преподобномученица Елизавета
Теракт в германском посольстве
Убийство или самоубийство: тайна смерти деревенского поэта
Было 12 июня...
В этой статье речь пойдет о великом князе, брате последнего русского императора Николая II, Михаиле Александровиче Романове.
Накануне Октябрьской революции 1917 года российский император Николай II отрекся от престола в пользу своего брата Михаила, который не захотел принять на себя ответственность за судьбы народа и предпочел остаться простым человеком, не связанным с политикой.
После того как большевики пришли к власти, они разрешили великому князю свободное проживание. Но в 1918 году из-за обострившейся военно-политической обстановки Михаилу Александровичу было приказано поменять место жительства. Он был вынужден переехать из Москвы в Пермь.
Вместе с князем приехал его секретарь, англичанин Брайан Джонсон, а также шофер и камердинер. Все они поселились в гостинице «Королевская». Поначалу все шло хорошо, обстановка была спокойной. Как центральные, так и местные власти не предпринимали никаких репрессивных мер против великого князя.
Но вскоре случилось непредвиденное. Группа рабочих из пяти человек проявила инициативу. В ночь с 12 на 13 июня 1918 года они ворвались в номер к Романову и силой забрали Михаила Александровича, его секретаря и камердинера.
Через 47 лет после тех трагических событий один человек из вооруженной группы – Андрей Марков – рассказал, как все было...
Марков вспоминал: «Я, вооруженный наганом и бомбой, вошел в номер. Перед этим я оборвал телефонный провод, который находился в коридоре. Михаил Романов не хотел никуда ехать, ссылаясь на болезнь. Он требовал, чтобы к нему привезли доктора и Малкова (председатель местной ЧК). Тогда я приказал схватить его. На плечи Романову накинули плащ и потащили к двери. Он спросил, нужно ли брать с собою вещи. Я ответил, что вещи возьмут другие. Князь попросил, чтобы с ним поехал хотя бы его личный секретарь. Так как это входило в наши планы, то я разрешил.
Н. В. Жужгов схватил князя за шиворот и приказал выйти на улицу. Брайан Джонсон добровольно пошел следом. Михаила Александровича посадили в фаэтон. Жужгов сел на место кучера, а В. А. Иванченко – рядом с князем.
Мы поравнялись с керосиновыми складами, которые находились в 5 верстах от Мотовилихи. Потом отъехали еще версту и повернули в лес. По дороге мы никого не встретили, потому что была глубокая ночь. Отъехав еще сажен 100-200, Жужгов остановил фаэтон и закричал: „Вылезай!“
Я быстро выскочил и приказал Джонсону тоже выходить. Как только он стал вылезать из фаэтона, я выстрелил ему в висок. Джонсон закачался и упал. И. Ф. Колпащиков тоже выстрелил в англичанина, но у него в барабане застрял патрон. Жужгов выстрелил в Романова, но только ранил его. Князь, растопырив руки, побежал ко мне, прося проститься с секретарем. Жужгов выстрелил еще раз, но произошла осечка, так как пули были самодельные. Мне пришлось с близкого расстояния (примерно с сажени) выстрелить в Романова. После этого выстрела он упал как подкошенный.
Одна из лошадей, испугавшись выстрела, помчалась в лес, но коляска за что-то зацепилась и перевернулась. Иванченко побежал за лошадью, а когда вернулся, все уже было кончено. Начинался рассвет. Это было 12 июня, но почему-то очень холодно».
Накануне Октябрьской революции 1917 года российский император Николай II отрекся от престола в пользу своего брата Михаила, который не захотел принять на себя ответственность за судьбы народа и предпочел остаться простым человеком, не связанным с политикой.
После того как большевики пришли к власти, они разрешили великому князю свободное проживание. Но в 1918 году из-за обострившейся военно-политической обстановки Михаилу Александровичу было приказано поменять место жительства. Он был вынужден переехать из Москвы в Пермь.
Вместе с князем приехал его секретарь, англичанин Брайан Джонсон, а также шофер и камердинер. Все они поселились в гостинице «Королевская». Поначалу все шло хорошо, обстановка была спокойной. Как центральные, так и местные власти не предпринимали никаких репрессивных мер против великого князя.
Но вскоре случилось непредвиденное. Группа рабочих из пяти человек проявила инициативу. В ночь с 12 на 13 июня 1918 года они ворвались в номер к Романову и силой забрали Михаила Александровича, его секретаря и камердинера.
Через 47 лет после тех трагических событий один человек из вооруженной группы – Андрей Марков – рассказал, как все было...
Марков вспоминал: «Я, вооруженный наганом и бомбой, вошел в номер. Перед этим я оборвал телефонный провод, который находился в коридоре. Михаил Романов не хотел никуда ехать, ссылаясь на болезнь. Он требовал, чтобы к нему привезли доктора и Малкова (председатель местной ЧК). Тогда я приказал схватить его. На плечи Романову накинули плащ и потащили к двери. Он спросил, нужно ли брать с собою вещи. Я ответил, что вещи возьмут другие. Князь попросил, чтобы с ним поехал хотя бы его личный секретарь. Так как это входило в наши планы, то я разрешил.
М. В. Добужинский. «Октябрьская идиллия»
Н. В. Жужгов схватил князя за шиворот и приказал выйти на улицу. Брайан Джонсон добровольно пошел следом. Михаила Александровича посадили в фаэтон. Жужгов сел на место кучера, а В. А. Иванченко – рядом с князем.
Мы поравнялись с керосиновыми складами, которые находились в 5 верстах от Мотовилихи. Потом отъехали еще версту и повернули в лес. По дороге мы никого не встретили, потому что была глубокая ночь. Отъехав еще сажен 100-200, Жужгов остановил фаэтон и закричал: „Вылезай!“
Я быстро выскочил и приказал Джонсону тоже выходить. Как только он стал вылезать из фаэтона, я выстрелил ему в висок. Джонсон закачался и упал. И. Ф. Колпащиков тоже выстрелил в англичанина, но у него в барабане застрял патрон. Жужгов выстрелил в Романова, но только ранил его. Князь, растопырив руки, побежал ко мне, прося проститься с секретарем. Жужгов выстрелил еще раз, но произошла осечка, так как пули были самодельные. Мне пришлось с близкого расстояния (примерно с сажени) выстрелить в Романова. После этого выстрела он упал как подкошенный.
Одна из лошадей, испугавшись выстрела, помчалась в лес, но коляска за что-то зацепилась и перевернулась. Иванченко побежал за лошадью, а когда вернулся, все уже было кончено. Начинался рассвет. Это было 12 июня, но почему-то очень холодно».
Святая преподобномученица Елизавета
Елизавета Федоровна Гессен-Дармштадская родилась не в России и крещение получила не в православной церкви. Однако именно ее имя стало завершающим в Соборе святых жен земли Российской.
Родилась Елизавета в многочисленной семье великого герцога Людвига IV Гессен-Дармштадского. Все семеро детей немецкого аристократа были отосланы на воспитание ко двору их английской бабушки, королевы Виктории, в их числе и две маленькие девочки, которым судьба уготовила немаловажную роль в истории Российского государства. Виктория отличалась пуританским нравом, трепетно относилась к старым добрым традициям и ревностно служила вере. Благодаря всем этим качествам королевы в ее семье царила особая атмосфера благочестия. Независимо от возраста и состояния здоровья на каждого из членов семейства возлагались определенные обязательства. Например, принцессы Елизавета и Алиса, невзирая на свое высокое происхождение, убирали в своей комнате, сами топили камин и собственноручно ставили заплатки на свою одежду.
Впоследствии на изумленные вопросы окружающих, где она научилась так ловко обращаться с горшками и кастрюлями, Елизавета Федоровна отвечала, что при дворе ее бабушки, английской королевы, бытовой труд не считался унижением для аристократов, напротив, господствовало мнение, что он предохраняет от заразы всякого соблазна.
Вторым незаменимым помощником в воспитании в своих внуках благочестия Виктория считала веру. Однажды один американец осмелился поинтересоваться у королевы, в чем заключается сила Англии. Не задумываясь, Виктория указала на Библию: «В этой небольшой книге».
Благодаря стараниям хозяйки жизнь лондонского королевского двора славилась в Европе своим религиозным фанатизмом. Под влиянием окружающей их атмосферы принцессы Гессен-Дармштадские, от природы впечатлительные и наделенные неплохими художественными способностями, росли экзальтированными и склонными к мистицизму девочками. Светская суета их не привлекала, а приспособленность к быту не мешала предаваться розовым мечтам и то и дело витать в облаках.
Произошедшие одна за другой семейные трагедии способствовали еще большей экзальтации сестер. В 1873 году на глазах матери разбился трехлетний брат Елизаветы, Фридрих, затем, заболев дифтеритом, умерла сестра и, наконец, погибла сама великая герцогиня Алиса. Ко всем этим несчастьям прибавилось одиночество, в котором пребывали сестры. Далекие от светских утех, они большую часть своего времени посвящали молитвам и занятиям живописью и классической музыкой. Наиболее восприимчивой к бабушкиному воспитанию оказалась Елизавета, которая после смерти герцогини стала во всем помогать своему отцу, заменив мать младшим братьям и сестрам.
Между тем время шло, и принцессам пора было вспомнить о своем прямом предназначении. Вскоре они должны были, как и подобает особам королевского происхождения, связать свою жизнь с принцами других стран. Нелегко давался выбор жениха необщительной и страшившейся грубого мужского влияния Елизавете Федоровне. Природа даровала ей необычайную красоту и обаяние, к тому же она была представительницей одного из самых престижных царствующих домов Европы, поэтому Елизавета не испытывала недостатка в предложениях руки и сердца. Но девушка всем отказывала, поскольку считала постыдным пороком связь с любым мужчиной, даже если бы это был ее законный супруг. Она знала, что ее бесконечные отказы в конце концов вынудят родственников заняться решением ее судьбы. Тогда они выдадут ее замуж за того, кого сочтут нужным, не спрашивая ее согласия. Приближение этого страшного для Елизаветы момента привело хрупкую душу девушки в полное смятение.
Спасением от принудительного замужества стало знакомство Елизаветы с братом русского императора Александра III, великим князем Сергеем Александровичем. Он был пятым сыном Александра II и родственником Гессенов-Дармштадских по матери, поэтому нередко вместе со своей матерью, императрицей Марией Александровной, приезжал в Германию. Молодые люди познакомились на светских родственных раутах, и, может быть, потому, что когда-то встречались в детстве, Елизавета не испытывала к нему страха, как к другим мужчинам. Вскоре Сергей Александрович стал ее женихом. Елизавете к тому времени исполнилось двадцать лет.
В отличие от прочих женихов великий князь не бросал на нее вожделенных взглядов, не пытался уединиться с ней в укромном месте да и вообще не проявлял особого интереса к ней как к женщине. В благообразных жизнеописаниях святой мученицы Елизаветы рассказывается о том, что перед самой свадьбой между женихом и невестой состоялась откровенная беседа, в которой князь признался, что дал обет девства. Так что «по взаимному согласию брак их был духовным, они жили как брат с сестрой». Однако подлинная причина их девственного союза заключалась в другом.
В отличие от своей жены Сергей Александрович вовсе не собирался отказывать себе в плотских утехах. Однако женщины его действительно не привлекали. Подлинный интерес князь проявлял к особям сильного пола. Елизавета до свадьбы наверняка даже и не догадывалась о подобных склонностях своего будущего мужа. Куда более ее привлекала версия о чистых устремлениях супруга.
Когда Елизавете Федоровне стала известна истинная причина холодности к ней мужа, у нее хватило благородства скрыть это от окружающих. Она предпочла не устраивать публичного скандала, дабы сохранить репутацию своего супруга. По всей вероятности, набожная княгиня воспринимала брак как крест Божий, поэтому не роптала. Тем более что она сама стремилась к тому, чтобы будущий муж ее не домогался. Это условие не нарушалось, чего же еще желать.
В Россию, где должна была состояться свадьба Елизаветы и Сергея Александровича, девушка приехала в сопровождении всей своей семьи, в том числе и сестры Алисы, которой минуло всего лишь двенадцать лет. Кстати, на свадьбе она и познакомилась с будущим мужем, цесаревичем Николаем Александровичем.
После венчания Елизавета вступила в обычную светскую жизнь, в которой обеды сменялись раутами, а рауты – балами. Ее поистине ослепительную красоту по достоинству оценили многие высокопоставленные особы, знавшие толк в женских прелестях. Один из них, великий князь Константин Константинович, который был талантливым поэтом, посвятил великой княгине свои стихи:
В октябре 1888 года Елизавета вместе с мужем отправилась в «Землю обетованную», чтобы освятить только что построенный в Гефсиманском саду русский храм Святой Марии Магдалины. В то время Россия вела в Палестине активную миссионерскую работу: приобретала новые земли и памятники, строила церкви и монастыри. До глубины души потрясенная красотой храма на Елеонской горе, Елизавета, охваченная порывом, воскликнула: «Как я хотела бы быть похороненной здесь». Тогда она не знала, что эти слова были пророческими.
После посещения Иерусалима Елизавета уже больше не сомневалась в том, что ей необходимо стать православной. В письме к отцу она просила понять свою «блудную» дочь и разрешить ей следовать собственной дорогой. Великий герцог Людвиг Гессен-Дармштадский не одобрил намерения дочери, однако Елизавета не отступилась от своего решения, и 13 апреля 1891 года совершилось таинство миропомазания великой княгини.
В скором времени Сергея Александровича назначили на пост московского губернатора. Находясь в удалении от пышного царского двора, Елизавета все более стремилась отойти от светской жизни. В эти дни ей приходилось переживать не только непонимание со стороны мужа, но и смерть своего отца.
Губернаторша занялась благотворительностью. Она посещала больницы для бедняков, оказывала помощь приютам для беспризорников, раздавала еду и одежду тем, кто в этом особенно нуждался.
Трагические события первых лет царствования в России ее сестры Алисы – смерть императора Александра и давка на Ходынском поле – еще более усилили стремление Елизаветы к душевному подвигу во имя отечества, которое стало ей родным. Во время Русско-японской войны Елизавета Федоровна занялась организацией помощи фронту. В Кремлевском дворце она устроила швейные мастерские, в которых трудилось огромное количество женщин.
Однако благотворительность и сострадание уже были не способны спасти Россию, которая находилась на краю пропасти. 5 февраля 1905 года террорист Иван Каляев совершил убийство Сергея Александровича: подложенная им бомба разнесла на куски тело губернатора. Елизавета Федоровна, узнав о случившемся, сразу же прибыла на место происшествия и, не обращая внимания на уговоры властей не приближаться к останкам мужа, собственноручно собрала куски тела и сложила их на носилки.
После гибели мужа Елизавета решила окончательно удалиться от мирской суеты. 10 февраля 1909 года в присутствии сестер основанной ею Марфо-Мариинской обители она сняла с себя траурные одежды и облачилась в монашеское одеяние со словами: «Я оставлю блестящий мир, где я занимала блестящее положение, но вместе с вами я восхожу в более великий мир – в мир бедных и страдающих». С этого момента великая княгиня превратилась в настоятельницу обители и посвятила всю оставшуюся жизнь служению обездоленным и убогим.
Сестры-монахини и послушницы были сиделками созданной при Марфо-Мариинской обители больницы для бедных. Одновременно на территории монастыря существовали сиротский приют и общежитие для бездомных. В те времена в Москве настоящим рассадником нищеты, беспризорности и мелкой преступности был Хитров рынок. В сопровождении своих верных монахинь Елизавета Федоровна постоянно посещала притоны Хитрова рынка, где она собирала сирот и уговаривала опустившихся родителей отдать ей на воспитание детей. Не один раз власти предупреждали княгиню-монахиню об опасности, которой она подвергает свою жизнь. Елизавета каждый раз, ссылаясь на волю Божию, отвечала: «Подобие Божие может быть иногда затемнено, но оно никогда не может быть уничтожено».
Приближались революционные события, и именно те, кому великая княгиня оказывала самоотверженную помощь, кого обогревала и кормила в своей обители, отплатили ей черной неблагодарностью. Уже в феврале 1917 года к обители подошла толпа с красными флагами и винтовками, потребовавшая выдать им немецкую шпионку и сестру ненавистной императрицы, которая якобы хранила в своем монастыре оружие. Елизавета сама предстала перед разъяренной толпой и, потребовав оставить винтовки у входа, предложила войти в церковь и обыскать ее.
В то время как толпа осматривала каждый закуток обители, Елизавета Федоровна отрешенно молилась. В связи с этими событиями она писала: «То, что мы живем, является неизменным чудом». Но, когда по поручению кайзера Вильгельма весной того же года в Россию приехал шведский министр, предложивший великой княгине помощь в выезде за границу, она категорически отказалась.
После Октябрьской революции Марфо-Мариинскую обитель до поры до времени не трогали. Новые власти, казалось бы, даже оказывали сестрам уважение: два раза в неделю они присылали в монастырь грузовик с продовольствием, перевязочным материалом и лекарствами. В эти дни немецкий посол Мирбах дважды предпринимал попытку увидеться с Елизаветой Федоровной, дабы спасти княгиню от угрожавшей ее жизни опасности. Она же отвечала, что его опасения беспочвенны, потому что она ничего дурного никому не сделала. Однако новые власти сочли дурным ее знатное происхождение и родство с представителями царской фамилии, так что очень скоро спокойствие обители было нарушено.
Сначала всем, кто находился на лечении или проживал в обители, прислали опросные листы. Некоторые для острастки были арестованы. В апреле 1918 года очередь дошла и до самой Елизаветы Федоровны, которую взяли под арест и отправили в Пермь, куда свою настоятельницу сопровождали преданные сестры. Монахинь вызвали в областной совет и после краткой беседы отпустили на свободу, но одна из них, Варвара Яковлева, отказалась покинуть Елизавету и решила разделить участь, уготованную узникам – членам императорской фамилии.
Поздней ночью 5 июля 1918 года великую княгиню, ее подругу, великого князя Сергея Михайловича, его секретаря, трех сыновей великого князя Константина и князя Владимира Палея сбросили в шахту, расположенную на окраине города Алапаевска. Но палачам показалось этого мало, и они забросали несчастных гранатами.
Согласно рассказам очевидцев этих трагических событий, в течение нескольких дней из шахты раздавались душераздирающие крики о помощи, потом все стихло. Мученики умерли от голода, жажды и ран.
Впоследствии выяснилось, что Елизавета Федоровна упала на выступ шахты, находившийся на глубине 15 метров. Рядом с ней обнаружили тело Ивана Константиновича, у которого была перевязана голова. Несмотря на то что княгиня в результате падения получила многочисленные ушибы и переломы, превозмогая собственную боль, она сумела оказать помощь ближнему.
В 1921 году останки Елизаветы Федоровны и Варвары Яковлевой были переправлены в Иерусалим и помещены в усыпальницу храма Святой равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании. Так сбылось пророчество и желание великой княгини.
Родилась Елизавета в многочисленной семье великого герцога Людвига IV Гессен-Дармштадского. Все семеро детей немецкого аристократа были отосланы на воспитание ко двору их английской бабушки, королевы Виктории, в их числе и две маленькие девочки, которым судьба уготовила немаловажную роль в истории Российского государства. Виктория отличалась пуританским нравом, трепетно относилась к старым добрым традициям и ревностно служила вере. Благодаря всем этим качествам королевы в ее семье царила особая атмосфера благочестия. Независимо от возраста и состояния здоровья на каждого из членов семейства возлагались определенные обязательства. Например, принцессы Елизавета и Алиса, невзирая на свое высокое происхождение, убирали в своей комнате, сами топили камин и собственноручно ставили заплатки на свою одежду.
Впоследствии на изумленные вопросы окружающих, где она научилась так ловко обращаться с горшками и кастрюлями, Елизавета Федоровна отвечала, что при дворе ее бабушки, английской королевы, бытовой труд не считался унижением для аристократов, напротив, господствовало мнение, что он предохраняет от заразы всякого соблазна.
Вторым незаменимым помощником в воспитании в своих внуках благочестия Виктория считала веру. Однажды один американец осмелился поинтересоваться у королевы, в чем заключается сила Англии. Не задумываясь, Виктория указала на Библию: «В этой небольшой книге».
Благодаря стараниям хозяйки жизнь лондонского королевского двора славилась в Европе своим религиозным фанатизмом. Под влиянием окружающей их атмосферы принцессы Гессен-Дармштадские, от природы впечатлительные и наделенные неплохими художественными способностями, росли экзальтированными и склонными к мистицизму девочками. Светская суета их не привлекала, а приспособленность к быту не мешала предаваться розовым мечтам и то и дело витать в облаках.
Елизавета Федоровна Гессен-Дармштадская
Произошедшие одна за другой семейные трагедии способствовали еще большей экзальтации сестер. В 1873 году на глазах матери разбился трехлетний брат Елизаветы, Фридрих, затем, заболев дифтеритом, умерла сестра и, наконец, погибла сама великая герцогиня Алиса. Ко всем этим несчастьям прибавилось одиночество, в котором пребывали сестры. Далекие от светских утех, они большую часть своего времени посвящали молитвам и занятиям живописью и классической музыкой. Наиболее восприимчивой к бабушкиному воспитанию оказалась Елизавета, которая после смерти герцогини стала во всем помогать своему отцу, заменив мать младшим братьям и сестрам.
Между тем время шло, и принцессам пора было вспомнить о своем прямом предназначении. Вскоре они должны были, как и подобает особам королевского происхождения, связать свою жизнь с принцами других стран. Нелегко давался выбор жениха необщительной и страшившейся грубого мужского влияния Елизавете Федоровне. Природа даровала ей необычайную красоту и обаяние, к тому же она была представительницей одного из самых престижных царствующих домов Европы, поэтому Елизавета не испытывала недостатка в предложениях руки и сердца. Но девушка всем отказывала, поскольку считала постыдным пороком связь с любым мужчиной, даже если бы это был ее законный супруг. Она знала, что ее бесконечные отказы в конце концов вынудят родственников заняться решением ее судьбы. Тогда они выдадут ее замуж за того, кого сочтут нужным, не спрашивая ее согласия. Приближение этого страшного для Елизаветы момента привело хрупкую душу девушки в полное смятение.
Спасением от принудительного замужества стало знакомство Елизаветы с братом русского императора Александра III, великим князем Сергеем Александровичем. Он был пятым сыном Александра II и родственником Гессенов-Дармштадских по матери, поэтому нередко вместе со своей матерью, императрицей Марией Александровной, приезжал в Германию. Молодые люди познакомились на светских родственных раутах, и, может быть, потому, что когда-то встречались в детстве, Елизавета не испытывала к нему страха, как к другим мужчинам. Вскоре Сергей Александрович стал ее женихом. Елизавете к тому времени исполнилось двадцать лет.
В отличие от прочих женихов великий князь не бросал на нее вожделенных взглядов, не пытался уединиться с ней в укромном месте да и вообще не проявлял особого интереса к ней как к женщине. В благообразных жизнеописаниях святой мученицы Елизаветы рассказывается о том, что перед самой свадьбой между женихом и невестой состоялась откровенная беседа, в которой князь признался, что дал обет девства. Так что «по взаимному согласию брак их был духовным, они жили как брат с сестрой». Однако подлинная причина их девственного союза заключалась в другом.
В отличие от своей жены Сергей Александрович вовсе не собирался отказывать себе в плотских утехах. Однако женщины его действительно не привлекали. Подлинный интерес князь проявлял к особям сильного пола. Елизавета до свадьбы наверняка даже и не догадывалась о подобных склонностях своего будущего мужа. Куда более ее привлекала версия о чистых устремлениях супруга.
Когда Елизавете Федоровне стала известна истинная причина холодности к ней мужа, у нее хватило благородства скрыть это от окружающих. Она предпочла не устраивать публичного скандала, дабы сохранить репутацию своего супруга. По всей вероятности, набожная княгиня воспринимала брак как крест Божий, поэтому не роптала. Тем более что она сама стремилась к тому, чтобы будущий муж ее не домогался. Это условие не нарушалось, чего же еще желать.
В Россию, где должна была состояться свадьба Елизаветы и Сергея Александровича, девушка приехала в сопровождении всей своей семьи, в том числе и сестры Алисы, которой минуло всего лишь двенадцать лет. Кстати, на свадьбе она и познакомилась с будущим мужем, цесаревичем Николаем Александровичем.
После венчания Елизавета вступила в обычную светскую жизнь, в которой обеды сменялись раутами, а рауты – балами. Ее поистине ослепительную красоту по достоинству оценили многие высокопоставленные особы, знавшие толк в женских прелестях. Один из них, великий князь Константин Константинович, который был талантливым поэтом, посвятил великой княгине свои стихи:
Являясь невесткой царского дома, Елизавета не обязана была менять свое вероисповедание, однако фанатичная преданность религии и желание посвятить себя прославлению Христа побудили ее принять православие. В течение долгого времени она не решалась этого сделать, поскольку знала, что семья отца ее не поймет, ведь никакой политической необходимости в смене вероисповедания не существовало.
Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно:
Ты так невыразимо хороша!
О, верно под такой наружностью прекрасной
Такая же прекрасная душа!
В октябре 1888 года Елизавета вместе с мужем отправилась в «Землю обетованную», чтобы освятить только что построенный в Гефсиманском саду русский храм Святой Марии Магдалины. В то время Россия вела в Палестине активную миссионерскую работу: приобретала новые земли и памятники, строила церкви и монастыри. До глубины души потрясенная красотой храма на Елеонской горе, Елизавета, охваченная порывом, воскликнула: «Как я хотела бы быть похороненной здесь». Тогда она не знала, что эти слова были пророческими.
После посещения Иерусалима Елизавета уже больше не сомневалась в том, что ей необходимо стать православной. В письме к отцу она просила понять свою «блудную» дочь и разрешить ей следовать собственной дорогой. Великий герцог Людвиг Гессен-Дармштадский не одобрил намерения дочери, однако Елизавета не отступилась от своего решения, и 13 апреля 1891 года совершилось таинство миропомазания великой княгини.
В скором времени Сергея Александровича назначили на пост московского губернатора. Находясь в удалении от пышного царского двора, Елизавета все более стремилась отойти от светской жизни. В эти дни ей приходилось переживать не только непонимание со стороны мужа, но и смерть своего отца.
Губернаторша занялась благотворительностью. Она посещала больницы для бедняков, оказывала помощь приютам для беспризорников, раздавала еду и одежду тем, кто в этом особенно нуждался.
Трагические события первых лет царствования в России ее сестры Алисы – смерть императора Александра и давка на Ходынском поле – еще более усилили стремление Елизаветы к душевному подвигу во имя отечества, которое стало ей родным. Во время Русско-японской войны Елизавета Федоровна занялась организацией помощи фронту. В Кремлевском дворце она устроила швейные мастерские, в которых трудилось огромное количество женщин.
Однако благотворительность и сострадание уже были не способны спасти Россию, которая находилась на краю пропасти. 5 февраля 1905 года террорист Иван Каляев совершил убийство Сергея Александровича: подложенная им бомба разнесла на куски тело губернатора. Елизавета Федоровна, узнав о случившемся, сразу же прибыла на место происшествия и, не обращая внимания на уговоры властей не приближаться к останкам мужа, собственноручно собрала куски тела и сложила их на носилки.
После гибели мужа Елизавета решила окончательно удалиться от мирской суеты. 10 февраля 1909 года в присутствии сестер основанной ею Марфо-Мариинской обители она сняла с себя траурные одежды и облачилась в монашеское одеяние со словами: «Я оставлю блестящий мир, где я занимала блестящее положение, но вместе с вами я восхожу в более великий мир – в мир бедных и страдающих». С этого момента великая княгиня превратилась в настоятельницу обители и посвятила всю оставшуюся жизнь служению обездоленным и убогим.
Сестры-монахини и послушницы были сиделками созданной при Марфо-Мариинской обители больницы для бедных. Одновременно на территории монастыря существовали сиротский приют и общежитие для бездомных. В те времена в Москве настоящим рассадником нищеты, беспризорности и мелкой преступности был Хитров рынок. В сопровождении своих верных монахинь Елизавета Федоровна постоянно посещала притоны Хитрова рынка, где она собирала сирот и уговаривала опустившихся родителей отдать ей на воспитание детей. Не один раз власти предупреждали княгиню-монахиню об опасности, которой она подвергает свою жизнь. Елизавета каждый раз, ссылаясь на волю Божию, отвечала: «Подобие Божие может быть иногда затемнено, но оно никогда не может быть уничтожено».
Приближались революционные события, и именно те, кому великая княгиня оказывала самоотверженную помощь, кого обогревала и кормила в своей обители, отплатили ей черной неблагодарностью. Уже в феврале 1917 года к обители подошла толпа с красными флагами и винтовками, потребовавшая выдать им немецкую шпионку и сестру ненавистной императрицы, которая якобы хранила в своем монастыре оружие. Елизавета сама предстала перед разъяренной толпой и, потребовав оставить винтовки у входа, предложила войти в церковь и обыскать ее.
В то время как толпа осматривала каждый закуток обители, Елизавета Федоровна отрешенно молилась. В связи с этими событиями она писала: «То, что мы живем, является неизменным чудом». Но, когда по поручению кайзера Вильгельма весной того же года в Россию приехал шведский министр, предложивший великой княгине помощь в выезде за границу, она категорически отказалась.
После Октябрьской революции Марфо-Мариинскую обитель до поры до времени не трогали. Новые власти, казалось бы, даже оказывали сестрам уважение: два раза в неделю они присылали в монастырь грузовик с продовольствием, перевязочным материалом и лекарствами. В эти дни немецкий посол Мирбах дважды предпринимал попытку увидеться с Елизаветой Федоровной, дабы спасти княгиню от угрожавшей ее жизни опасности. Она же отвечала, что его опасения беспочвенны, потому что она ничего дурного никому не сделала. Однако новые власти сочли дурным ее знатное происхождение и родство с представителями царской фамилии, так что очень скоро спокойствие обители было нарушено.
Сначала всем, кто находился на лечении или проживал в обители, прислали опросные листы. Некоторые для острастки были арестованы. В апреле 1918 года очередь дошла и до самой Елизаветы Федоровны, которую взяли под арест и отправили в Пермь, куда свою настоятельницу сопровождали преданные сестры. Монахинь вызвали в областной совет и после краткой беседы отпустили на свободу, но одна из них, Варвара Яковлева, отказалась покинуть Елизавету и решила разделить участь, уготованную узникам – членам императорской фамилии.
Поздней ночью 5 июля 1918 года великую княгиню, ее подругу, великого князя Сергея Михайловича, его секретаря, трех сыновей великого князя Константина и князя Владимира Палея сбросили в шахту, расположенную на окраине города Алапаевска. Но палачам показалось этого мало, и они забросали несчастных гранатами.
Согласно рассказам очевидцев этих трагических событий, в течение нескольких дней из шахты раздавались душераздирающие крики о помощи, потом все стихло. Мученики умерли от голода, жажды и ран.
Впоследствии выяснилось, что Елизавета Федоровна упала на выступ шахты, находившийся на глубине 15 метров. Рядом с ней обнаружили тело Ивана Константиновича, у которого была перевязана голова. Несмотря на то что княгиня в результате падения получила многочисленные ушибы и переломы, превозмогая собственную боль, она сумела оказать помощь ближнему.
В 1921 году останки Елизаветы Федоровны и Варвары Яковлевой были переправлены в Иерусалим и помещены в усыпальницу храма Святой равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании. Так сбылось пророчество и желание великой княгини.
Теракт в германском посольстве
Знаменитый немецкий дипломат эпохи Первой мировой войны Вильгельм Мирбах был выходцем из семьи состоятельного графа Мирбаха. Несмотря на это, в апреле 1918 года он согласился возглавить германское посольство, направлявшееся в столицу Советской России.
Летом 1918 года, когда правительство молодой Страны Советов решало судьбу царской семьи, Мирбах неоднократно предупреждал судей, что уничтожение императрицы и ее детей может иметь негативные для России последствия.
Посол утверждал, что родственные отношения (Александра Федоровна была немкой по происхождению) могут заставить германского кайзера расторгнуть подписанный в первых числах марта Брест-Литовский мирный договор и возобновить военные действия на фронте.
Именно эту цель – спровоцировать Германию на продолжение войны – преследовали левые эсеры, недовольные политикой большевиков. Убийство германского посла графа Мирбаха являлось частью их коварного плана.
Реализовать задуманное ЦК партии левых эсеров поручил одному из своих членов, а именно Якову Блюмкину. Поскольку этот человек работал в ВЧК, ему не составило особого труда изготовить документы, позволявшие беспрепятственно проникнуть в здание, где размещались дипломатические представители кайзеровской Германии.
6 июля 1918 года в здании германского посольства Блюмкин совершил террористический акт, имевший целью смерть графа Мирбаха. Несколькими выстрелами убийце удалось осуществить задуманное: дипломат был мертв.
Однако надежды левых эсеров на возобновление войны с Германией не оправдались. Желая как-то оправдать это убийство, левые эсеры подняли в Москве мятеж, но большевикам удалось подавить выступление оппозиционеров.
До настоящего времени сохранились официальные показания адъютанта военного атташе лейтенанта Леонгарта Миллера о террористическом акте, совершенном Яковом Блюмкиным в июле 1918 года.
Миллер стал свидетелем убийства Мирбаха случайно.
Накануне он получил приглашение от первого советника посольства Рицлера принять участие в приеме двух членов из Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией.
Лейтенант утверждал, что у «доктора Рицлера имелась в руках бумага от председателя комиссии Дзержинского, которой двое лиц уполномочивались для переговоров по личному делу с графом Мирбахом».
Когда 6 июля адъютант вошел в вестибюль здания посольства с Рицлером, там уже находились русские представители.
Одному из них – смуглому брюнету с бородой, усами и пышной шевелюрой, облаченному в костюм черного цвета – на вид можно было дать лет 30—35.
Миллер свидетельствовал, что бледный отпечаток на лице делал его похожим на анархиста (именно такое впечатление о представителях бунтарского течения сложилось у большинства современников). Этот человек представился Яковом Блюмкиным.
Его спутник – худощавый молодой человек с небольшой горбинкой на носу, светло-русыми, скорее даже рыжеватыми волосами – не носил бороды, но имел маленькие усики. Фамилия этого мужчины была Андреев.
Вскоре всех собравшихся в вестибюле пригласили в приемную, расположенную на правой стороне особняка. Стены этой комнаты были окрашены в малиновый цвет, богатый интерьер соответствовал заданному стилю.
Адъютант рассказывал: «Когда все мы четверо уселись возле стола, Блюмкин заявил доктору Рицлеру, что ему необходимо переговорить с графом по его личному делу». Видимо, имелись в виду сведения о покушении на жизнь главы германского посольства.
Рицлер был вынужден пойти за Мирбахом. Вскоре они вернулись в малиновую приемную.
Блюмкин объяснил, что причиной их визита стал процесс по делу одного венгерского офицера, графа Роберта Мирбаха. Одинаковые фамилии и титулы вынудили Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией обратиться к германскому послу за разъяснением.
Вильгельм Мирбах ответил на это, что не имеет ничего общего с упомянутым офицером, и пожелал узнать, в чем именно заключается суть дела. В ответ прозвучали следующие слова: «Через день дело будет поставлено на рассмотрение трибунала». Однако это ни в коей мере не взволновало германского посла, его не интересовала судьба незнакомого человека.
Тогда сидевший сзади Андреев обратился к Блюмкину с замечанием: «По-видимому, послу угодно знать меры, которые могут быть приняты против него».
Эти слова послужили сигналом к началу действий. Повторив слова своего спутника, Блюмкин вскочил со стула, выхватил из портфеля пистолет и выстрелил по несколько раз в графа Мирбаха, доктора Рицлера и адъютанта Миллера. Он, видимо, сильно волновался, поэтому выпущенные им пули не причинили никому вреда.
По свидетельству Миллера, «граф выбежал в соседний зал и в этот момент получил выстрел – навылет пулю в затылок. Тут же он упал. Брюнет продолжал стрелять в меня и доктора Рицлера. Я инстинктивно опустился на пол, и когда приподнялся, то тотчас же раздался оглушительный взрыв от брошенной бомбы.
Посыпались осколки бомбы, куски штукатурки. Я вновь бросился на пол, и, приподнявшись, увидел стоявшего доктора. Одновременно мы с ним кинулись в залу и увидели графа, лежавшего на полу без движения в луже крови...»
Тем временем террористы успели скрыться с места преступления. Они выскочили через раскрытое окно, сели в поджидавший их неподалеку автомобиль и уехали в неизвестном направлении.
Стоит отметить, что вскоре после случившегося Якова Блюмкина арестовали. Но уже через несколько дней его отпустили и даже снова приняли на работу в ГПУ НКВД.
В конце 1920-х годов убийца посла Мирбаха погиб, став одной из первых жертв репрессивной политики Иосифа Сталина.
Летом 1918 года, когда правительство молодой Страны Советов решало судьбу царской семьи, Мирбах неоднократно предупреждал судей, что уничтожение императрицы и ее детей может иметь негативные для России последствия.
Посол утверждал, что родственные отношения (Александра Федоровна была немкой по происхождению) могут заставить германского кайзера расторгнуть подписанный в первых числах марта Брест-Литовский мирный договор и возобновить военные действия на фронте.
Именно эту цель – спровоцировать Германию на продолжение войны – преследовали левые эсеры, недовольные политикой большевиков. Убийство германского посла графа Мирбаха являлось частью их коварного плана.
Реализовать задуманное ЦК партии левых эсеров поручил одному из своих членов, а именно Якову Блюмкину. Поскольку этот человек работал в ВЧК, ему не составило особого труда изготовить документы, позволявшие беспрепятственно проникнуть в здание, где размещались дипломатические представители кайзеровской Германии.
6 июля 1918 года в здании германского посольства Блюмкин совершил террористический акт, имевший целью смерть графа Мирбаха. Несколькими выстрелами убийце удалось осуществить задуманное: дипломат был мертв.
Однако надежды левых эсеров на возобновление войны с Германией не оправдались. Желая как-то оправдать это убийство, левые эсеры подняли в Москве мятеж, но большевикам удалось подавить выступление оппозиционеров.
До настоящего времени сохранились официальные показания адъютанта военного атташе лейтенанта Леонгарта Миллера о террористическом акте, совершенном Яковом Блюмкиным в июле 1918 года.
Яков Блюмкин
Миллер стал свидетелем убийства Мирбаха случайно.
Накануне он получил приглашение от первого советника посольства Рицлера принять участие в приеме двух членов из Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией.
Лейтенант утверждал, что у «доктора Рицлера имелась в руках бумага от председателя комиссии Дзержинского, которой двое лиц уполномочивались для переговоров по личному делу с графом Мирбахом».
Когда 6 июля адъютант вошел в вестибюль здания посольства с Рицлером, там уже находились русские представители.
Одному из них – смуглому брюнету с бородой, усами и пышной шевелюрой, облаченному в костюм черного цвета – на вид можно было дать лет 30—35.
Миллер свидетельствовал, что бледный отпечаток на лице делал его похожим на анархиста (именно такое впечатление о представителях бунтарского течения сложилось у большинства современников). Этот человек представился Яковом Блюмкиным.
Его спутник – худощавый молодой человек с небольшой горбинкой на носу, светло-русыми, скорее даже рыжеватыми волосами – не носил бороды, но имел маленькие усики. Фамилия этого мужчины была Андреев.
Вскоре всех собравшихся в вестибюле пригласили в приемную, расположенную на правой стороне особняка. Стены этой комнаты были окрашены в малиновый цвет, богатый интерьер соответствовал заданному стилю.
Адъютант рассказывал: «Когда все мы четверо уселись возле стола, Блюмкин заявил доктору Рицлеру, что ему необходимо переговорить с графом по его личному делу». Видимо, имелись в виду сведения о покушении на жизнь главы германского посольства.
Рицлер был вынужден пойти за Мирбахом. Вскоре они вернулись в малиновую приемную.
Блюмкин объяснил, что причиной их визита стал процесс по делу одного венгерского офицера, графа Роберта Мирбаха. Одинаковые фамилии и титулы вынудили Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией обратиться к германскому послу за разъяснением.
Вильгельм Мирбах ответил на это, что не имеет ничего общего с упомянутым офицером, и пожелал узнать, в чем именно заключается суть дела. В ответ прозвучали следующие слова: «Через день дело будет поставлено на рассмотрение трибунала». Однако это ни в коей мере не взволновало германского посла, его не интересовала судьба незнакомого человека.
Тогда сидевший сзади Андреев обратился к Блюмкину с замечанием: «По-видимому, послу угодно знать меры, которые могут быть приняты против него».
Эти слова послужили сигналом к началу действий. Повторив слова своего спутника, Блюмкин вскочил со стула, выхватил из портфеля пистолет и выстрелил по несколько раз в графа Мирбаха, доктора Рицлера и адъютанта Миллера. Он, видимо, сильно волновался, поэтому выпущенные им пули не причинили никому вреда.
По свидетельству Миллера, «граф выбежал в соседний зал и в этот момент получил выстрел – навылет пулю в затылок. Тут же он упал. Брюнет продолжал стрелять в меня и доктора Рицлера. Я инстинктивно опустился на пол, и когда приподнялся, то тотчас же раздался оглушительный взрыв от брошенной бомбы.
Посыпались осколки бомбы, куски штукатурки. Я вновь бросился на пол, и, приподнявшись, увидел стоявшего доктора. Одновременно мы с ним кинулись в залу и увидели графа, лежавшего на полу без движения в луже крови...»
Тем временем террористы успели скрыться с места преступления. Они выскочили через раскрытое окно, сели в поджидавший их неподалеку автомобиль и уехали в неизвестном направлении.
Стоит отметить, что вскоре после случившегося Якова Блюмкина арестовали. Но уже через несколько дней его отпустили и даже снова приняли на работу в ГПУ НКВД.
В конце 1920-х годов убийца посла Мирбаха погиб, став одной из первых жертв репрессивной политики Иосифа Сталина.
Убийство или самоубийство: тайна смерти деревенского поэта
Последние дни декабря 1925 года были омрачены появлением в средствах массовой информации сообщений о смерти великого русского поэта Сергея Есенина.
Правительство, признававшее выдающийся талант этого человека, тем не менее считало его слишком скандальной личностью, а развратный образ жизни знаменитого певца русской деревни (он любил выпить, устроить дебош и пообщаться с женщинами легкого поведения) неоднократно подвергался осуждению.
Кроме того, против Сергея Александровича 19 раз возбуждались уголовные дела, большая часть из которых оказывалась провокацией. Ему даже посчастливилось побывать в люксовых номерах внутренней тюрьмы на Лубянке и Бутырской тюрьмы.
Согласно официальной версии, Есенин покончил жизнь самоубийством, причину которого усматривали в увлечении наркотиками и алкогольными напитками, а также в разврате и прочих дурных наклонностях.
Следует оговориться, что на момент появления на газетных страницах слова «самоубийство» эксперты еще не могли сделать официального заключения, таким образом, выводы СМИ были слишком поспешными.
Выдвигалась и другая версия, согласно которой Есенин признавался шпионом, работавшим на английские службы разведки и контрразведки. Якобы боясь разоблачения, он покончил с собой.
Люди, хорошо знавшие поэта, с негодованием отвергали и первую, и вторую версии. Они полагали, что Есенина убили, причем этому имелась масса доказательств. Но сказать о своих подозрениях во всеуслышание никто не решался, а официальным властям было удобнее представить произошедшее самоубийством.
Лишь во второй половине 1990-х годов завеса над тайной смерти Сергея Есенина начала приоткрываться. Первым разгадать эту загадку российской истории попытался работник МВД Эдуард Хлысталов, опубликовавший результаты своего расследования обстоятельств гибели великого русского поэта в газете «Совершенно секретно».
По мнению Хлысталова, Сергей Есенин стал жертвой ГПУ, самоубийство же сотрудники спецслужб инсценировали для сокрытия следов преступления.
Правительство, признававшее выдающийся талант этого человека, тем не менее считало его слишком скандальной личностью, а развратный образ жизни знаменитого певца русской деревни (он любил выпить, устроить дебош и пообщаться с женщинами легкого поведения) неоднократно подвергался осуждению.
Кроме того, против Сергея Александровича 19 раз возбуждались уголовные дела, большая часть из которых оказывалась провокацией. Ему даже посчастливилось побывать в люксовых номерах внутренней тюрьмы на Лубянке и Бутырской тюрьмы.
Согласно официальной версии, Есенин покончил жизнь самоубийством, причину которого усматривали в увлечении наркотиками и алкогольными напитками, а также в разврате и прочих дурных наклонностях.
Следует оговориться, что на момент появления на газетных страницах слова «самоубийство» эксперты еще не могли сделать официального заключения, таким образом, выводы СМИ были слишком поспешными.
Выдвигалась и другая версия, согласно которой Есенин признавался шпионом, работавшим на английские службы разведки и контрразведки. Якобы боясь разоблачения, он покончил с собой.
Люди, хорошо знавшие поэта, с негодованием отвергали и первую, и вторую версии. Они полагали, что Есенина убили, причем этому имелась масса доказательств. Но сказать о своих подозрениях во всеуслышание никто не решался, а официальным властям было удобнее представить произошедшее самоубийством.
Лишь во второй половине 1990-х годов завеса над тайной смерти Сергея Есенина начала приоткрываться. Первым разгадать эту загадку российской истории попытался работник МВД Эдуард Хлысталов, опубликовавший результаты своего расследования обстоятельств гибели великого русского поэта в газете «Совершенно секретно».
По мнению Хлысталова, Сергей Есенин стал жертвой ГПУ, самоубийство же сотрудники спецслужб инсценировали для сокрытия следов преступления.