Краем глаза епископ следил за «нимбом силы» магистра. Но Анволд, похоже, не переживал сейчас никаких чувств, кроме возмущения, в просторечии именуемого «праведным гневом». А чего еще ожидать от одного из сильнейших магов Тоа-Дана? Что он запаникует, подобно неофиту, пойманному за попыткой уронить на голову товарищу «водяной шар»?
   «Твои страсти должны стать тебе слугами, но не господами и не рабами, — говорил отец Лагфин, глава Алого Ордена. — Не подавляй их сверх меры, но и не давай взять над собой верх. И помни, что вызвать в себе чувство порой труднее, чем убить».
   Магистр Анволд тоже знал эти слова. Его слуги были верными и послушными. Будь он полководцем, а они — его армией, он смог бы завоевать половину Лаара…
   И они не выдадут его. Каждый выйдет в свой черед и сделает, что должно.
    И ты знаешь это, почтеннейший сайэр Коот. Потому что твоя армия вышколена не хуже моей. Мы с тобой похожи на двух игроков в шатрандж. Беда лишь в том, что правила игры задаешь ты. И еще в том, что ты играешь белыми… а я — черными.
    Но и белые порой проигрывают. И кому это знать, как не тебе, примас капитула Инквизиции?
   — Ну что ж, — магистр неспешно поднялся с кресла, — я постараюсь помочь вашему расследованию… если это в моих силах.
* * *
   Прогулка ожидалась весьма занимательная. Магистру Анволду еще никогда не доводилось бывать в этой части дворца. Здесь, как нигде, чувствовалось дыхание магии — почти неощутимое, как у задержавшего вздох воина, который желает остаться незамеченным. Сюда стягивались незримые нити, опутавшие возрожденное обиталище королей Туллена. Магистр ощущал их, но не осмеливался прикоснуться. Так ребенок жадно разглядывает пышный гобелен на стене пиршественной залы под пристальным взглядом родителей, что строго-настрого приказали ему: руками не трогать.
   Отцы-экзекуторы шагали следом, невозмутимые, вежливые. Они любезно поддерживали разговор, но не более того. Что ж, в конце концов, в их обязанности не входит развлекать… подозреваемых.
   Но когда тяжелая дверь распахнулась, маг едва не споткнулся.
   — Магистр Анволд! — воскликнула Амилла. — Вы меня не узнаете?
   Лицо девушки скрывал платок. Но не нужно было обладать магическим зрением, чтобы узнать этот разрез глаз, выдающих давнюю примесь крови хазгов. И угадать форму черепа под причудливым нагромождением косичек.
   — Конечно, узнаю… — пробормотал Анволд, кланяясь. — Магнесса Амилла, не ожидал вас здесь увидеть…
   «Зачем Коот привел ее на допрос? — снова зашелестел голосок тревоги. — Неужели…»
    Успокойся, Анволд Гудкайд. Самое скверное, в чем она может тебя обвинить — это в том, что ты не оправдал надежд ее отца. Если она здесь — значит, магнос Иеремиус все-таки стал королем без твоей скромной помощи. Весь дворец знает, что лорд-регент берет в жены наследную принцессу Кандии. Ну что ж, как говорят у вас на родине, прекрасная, «все пути сходятся». Скорее всего, ваш грозный отец недолго посылал проклятья на голову проныры-алхимика, который мало того что не добыл золота, так в довершение всего просто взял и растворился в воздухе, стоило сиятельному магносу остановить верблюда. Но все мы хотим жить, даже маги. Неужели сиятельный магнос надеялся, что алхимик захочет закончить свои дни в жерле огнедышащей горы? Я же все-таки не аколит Дзара.
    Мошенничество? Нет. Древесный уголь действительно не мог дать того жара, без которого не начнется трансмутация, и об этом он честно сообщил магносу. Не хватало и еще кое-каких ингредиентов, и об этом магнос также был поставлен в известность. Все же остальное…
   — Магистр Анволд, — не унималась Амилла. — Пожалуйста, скажите его светлейшеству: вы ведь жили у моего отца и делали для него золото, верно?
   — Именно так! — радостно подхватил Анволд.
   — Так объясните им, кто я такая!
   Маг развел руками.
   — Вы — магнесса Амилла… законная дочь магноса Иеремиуса…
   — Скажите, — перебил епископ, — а удались ли ваши опыты?
   — Увы, — Анволд сокрушенно покачал головой. — Как вы понимаете, получить золото можно лишь двумя способами: обнаружить скрытую золотоносную жилу или произвести реакцию трансмутации, употребляя в качестве исходной субстанции свинец. Еще в дороге мне стало ясно, что золотоносные жилы проходят слишком далеко от замка почтенного магноса. Что же до трансмутации…
   — Зерцало истины оглушено, — пробормотал отец-дознаватель.
   — Вы уверены?
   Хильдис Коот шагнул к треножнику и несколько ударов сердца вглядывался в прозрачную толщу магического стекла… пока не заметил едва уловимую серебристую пелену, которой подернулось его поверхность.
   — Вы быстро учитесь, Браам, — негромко проговорил епископ.
   В следующий миг Амилле показалось, что прямо перед ней треснул незримый хрустальный бокал, и все, кроме нее самой, застыли, точно под взглядом василиска. На лбу у магистра Анволда заблестел пот. Можно было подумать, что и маг, и инквизиторы пытаются усилием воли не дать невидимому бокалу разлететься на куски.
   Снова раздался звон, совсем рядом, а потом — пронзительный, невыносимо тонкий свист, от которого заложило уши. Не помня себя от ужаса, девушка завизжала и бросилась на пол, надеясь спастись под креслом. Запах ее собственных духов вдруг сделался одуряющее резким, голова пошла кругом… Воздух вокруг дребезжал, точно стекло. Вжавшись лицом в колени, зажмурившись, Амилла пыталась дышать реже, но сердце колотилось, норовя выпрыгнуть из груди, и жадно требовало воздуха.
   Внезапно что-то громко хлопнуло, словно лопнул надутый бычий пузырь, и все пропало. Сквозь отступающую дурноту Амилла почувствовала, как крепкие руки убирают кресло. Другие руки осторожно подхватили ее, и она судорожно вцепилась в рукав грубого серого балахона. Перед глазами все плыло, но самое страшное, кажется, было уже позади.
   Отец-экзекутор усадил девушку в кресло. Несколько глотков красного эрладийского окончательно вернули ей силы. Амилла подняла голову. Носатый отец Браам и епископ тихо переговаривались, стоя возле своего магического прибора. Один из экзекуторов, который привел ее, а потом и магистра, хмурился и потирал руки, словно катал что-то в ладонях. Второй по-прежнему стоял рядом и глядел на нее заботливо, как любящий брат на занедужившую сестру. Амилла вопросительно посмотрела на него, снова огляделась… и вдруг осознала, что магистр Анволд все еще стоит неподвижно, устремив взгляд непонятно куда.
   Она хотела окликнуть мага, но тут епископ, прервав разговор с дознавателем, шагнул к девушке.
   — Приношу свои извинения, прекрасная, — Коот учтиво поклонился ей. — Как вы себя чувствуете?
   Амилла заставила себя улыбнуться и запоздало поправила платок.
   — Благодарю, мне уже лучше, — ответила она.
   — Немногим девушкам в ваши годы доводилось стать свидетельницами магического поединка, — епископ оперся на стол кончиками пальцев. — Вам будет что рассказать детям. Благодарю вас за помощь. Все подозрения относительно вас сняты.
   — Но я хочу остаться! — в голосе Амиллы послышалась мольба. — Пожалуйста, ваше светлейшество, разрешите мне присутствовать при допросе магистра Анволда. Возможно, я смогу еще чем-нибудь помочь…
   Ее глаза сияли, дыхание участилось. Кожу, нежную, как лучший хавирский шелк и цветом подобную костяному эрладийскому фарфору, тронул легкий румянец. Противиться ее красоте было трудно, почти невозможно… почти.
   Епископ покачал головой.
   — Простите, магнесса Амилла. Это может быть небезопасно. Кажется, вы уже имели случай в этом убедиться.
   — Неужели вы не верите в силу своих людей, ваше светлейшество? Неужели магистр Анволд — самый сильный маг, с которым вам приходилось иметь дело? Я уверена, он не причинит мне вреда…
   — Это может быть небезопасно для вашего душевного покоя, ашалла, — Коот выпрямился, давая понять, что разговор окончен. — Отец Фенор…
   Вежливый экзекутор подал Амилле руку. Брови у него были очень густые, срастались на переносице и могли сделать грозным и злым любое другое лицо, но только не это.
   Когда дверь за Амиллой и ее сопровождающим закрылась, его светлейшество одернул фиолетовую хламиду и сердито посмотрел на «зерцало истины».
   — Боюсь, нам придется на время забыть, что Пресветлый заповедал нам: «Будь милосерд к врагам своим», — пробормотал он.
   — «Поелику это возможно», — отозвался отец Браам. — Боюсь, магистр Анволд не вовремя вспомнил о том, что лучшая защита — это нападение.
   — Не стоит нападать на то, что может тебя защитить… — оставшийся экзекутор коснулся серебристой оправы зерцала. — Но мы не оставили ему выбора.
   — Выбор есть всегда, — холодно возразил Хильдис Коот. — Это право, дарованное Пресветлым Сеггером своим возлюбленным чадам. А вот нам выбор предстоит нелегкий. Кому-то придется чистить зерцало, пока не вернется отец Фенор.
* * *
   Чистка пользы не принесла. Собственно, и чистить-то было нечего — в этом его светлейшество убедился, когда отец-дознаватель, признав свое бессилие, уступил ему место. Зерцало не откликалось. Нет, оно не превратилось в простой кусок алхимического стекла — епископ чувствовал каждую из сложнопереплетенных нитей заклинания, которое превращало этот кусок в могучее магическое орудие. Они были подобны туго натянутым струнам луры… и странно, что он не мог извлечь из них ни звука.
   Хильдису Кооту не раз доводилось наблюдать «оглушенное» зерцало. Инквизиция хорошо умеет хранить свои секреты, хотя это и порождает множество слухов о жестокостях, которые творятся в ее застенках. Что поделать, за все приходится платить, и верные служители Пресветлого Сеггера не исключение. Человеку свойственно стремление делать тайное явным… И он делает, порой по собственному усмотрению, добросовестно выдавая желаемое за действительное. Отцы-инквизиторы снисходительно слушают эти сплетни. Секрет зерцала будет раскрыт еще нескоро.
   Однако случалось, что заклинания, которыми маги пытались — пока безуспешно — защитить воспоминания, могущие стать опасными, «оглушали» зерцало. Оно становилось похоже на человека, заткнувшего уши ватой, и после того, как «вату» вычищали, «слух» возвращался.
   На этот раз «ваты» не было. Тем не менее, зерцало вдруг стало глухо и немо.
   За этим занятием епископа застал отец Фенор.
   — Принести новое?
   Епископ покачал головой.
   — Боюсь, нам придется обойтись без зерцала. Где уверенность, что со вторым не случится то же самое? Мы коснулись какого-то воспоминания, защищенного заклинанием, которое нам незнакомо.
   — Вы правы, — мрачно отозвался отец-экзекутор. — Так у нас вовсе не останется зерцал.
   — Попробуем по-другому? — Хильдис Коот криво усмехнулся и, сплетя пальцы, хрустнул суставами.
   — Но, ваше святейшество…
   Он не пытался ни поспорить, ни предупредить епископа об опасности, о которой тот прекрасно знал. Это был всего лишь условный знак, необходимый в присутствии тех, кто умеет читать мысли.
   Второй экзекутор взял за руку отца Браама — таким жестом, каким соединяют руки застенчивые любовники. Отец Фенор встал с другой стороны. встал перед неподвижно стоящим Анволдом и протянул руку, словно ждал, что магистр отдаст ему какой-то предмет.
   Так прошло… кто знает сколько? Если бы в камере стояли песочные часы, можно было бы услышать, как падают песчинки. Молчание становилось похоже на звенящую, готовую лопнуть струну. И епископ был тем менестрелем, что крутил колок, натягивая ее — медленно, терпеливо, чтобы, избави Сеггер, не порвалась.
   И наконец коснулся ее, чтобы родился один-единственный звук. Одно-единственное слово.
   «Адрелиан».
   Ни одно слово из тех, что прозвучали в камере, не коснулось слуха Анволда. Ни одно, кроме этого.
   У горных отшельников-линунгов есть странный музыкальный инструмент. Он похож на продолговатый ящик с отверстием, внутри которого натянуто несколько струн. Лишь немногим мастерам доверяют линунги его изготовление. После того, как мастер натянет последнюю струну и заставит их звучать в унисон, ни одна рука больше не коснется инструмента, ибо имя ему — « ваэр-лайра», лура ветров. Двое магов, избранных на Сейнге — совете линунгов, что собирается раз в год, — бережно примут инструмент и, освятив, установят на вершине скалы. Отныне только горным ветрам суждено играть на ней, заставляя струны петь на разные голоса.
   Так же откликались в памяти плененного магистра воспоминания, когда он слышал слово, произнесенное епископом Хильдисом Коотом, примасом капитула Инквизиции…
   И он, епископ Хильдис Коот, вслушивался в их голоса и слышал каждый.
   Так опытный регент, попавший в чужой город, заходит на службу в собор и, ненадолго забыв о молитве, слушает хор. Не он писал эту мессу, не он разучивал ее с певчими. Но он слышит каждого, и перед его мысленным взором причудливой вязью бегут строчки партитуры.
   «… я беседовал с ротмайстером королевской гвардии Адрелианом», — говорит магистр Сфор аль-Киран, представляющий Тоа-дан в королевском совете. Он погиб при падении башни Реммират, когда на магов, многие дни отражавших атаки полчища скелосов, обрушился огненный дождь…
   «… Адрелиан? Комендант столичного гарнизона».
   Это магистр Румен Хунара из гильдии Тор-Румаанди, еще недавно просто маг Румен, молодой черноволосый красавец, лицом и походкой похожий на степного гепарда.
   «… зовут просто Адрелианом»…
   «… назначен лордом-регентом. Я считаю, что это справедливо»…
   Голоса, голоса… Регент слушает, изредка кивая в такт головой, но сам не издает ни звука, даже если напев кажется ему знакомым.
   «… Впервые за десять лет лорд-регент просит нашей помощи…»
   «… если сайэру Адрелиану не удастся остановить войска нежити…»
   «… Лорд-регент защищает не только Туллен! Я считаю, что мы обязаны…»
   Снова магистр Румен Хунара. Он еще не знает, что погибнет на Шаардской равнине. Да почиет его душа с миром…
   «… соединившись с армией гномов, лорд Адрелиан…»
   «… сразил в поединке полководца сил Тьмы…»
   «… лорд-регент передает соболезнования и благодарит…»
   Чуткий слух регента прослеживает каждую партию, ловит каждую фальшивую ноту. И непременно заметит, если кто-нибудь из певчих замолчал не в срок.
   Случается, что ветер занесет в отверстие клочок шерсти. Он зацепится за струну, и она перестанет откликаться. Удастся ли мастеру вытащить шерсть, не повредив хрупкий корпус «луры ветров»?
   Особенно если легкий пушистый комочек вдруг выпускает когти, стремительные отравленные крючки, норовящие вцепиться в тебя?
   Иным — обычным— слухом епископ уловил за спиной короткий звук. Это крякнул от натуги отец Фенор, отражая чужое заклинание. Хильдис Коот ударил в ответ и почувствовал, как заклятье вязнет в чем-то липком, цепком…
    Интересно, где водятся овцы с шерстью из стеклянных нитей, клейких, точно паутина?..
   Его начинало затягивать в этот мутный, спутанный клубок, в котором не на что опереться, нечем дышать… Епископ отпрянул. Но вырваться мало. Важно не оставить внутри ни одной частицы своего заклинания, ни звука, ни чувства, ни оттиска, потому что все это может быть использовано неведомым противником.
   «… считаем необходимым сообщить лорду Адрелиану, что порождения Хаоса, в просторечии именуемые демонами…»
   Когтистая лапка, метнувшаяся к инквизиторам, вдруг разлетелась в ослепительной вспышке, и епископ почти услышал громкий хлопок. Потом еще раз. «Ком шерсти» вздулся, ощетинился, потом послышался громкий треск.
   Отцы-экзекуторы наконец-то смогли подобрать контрзаклинание.
   Однако Хильдис Коот знал, что радоваться рано. Простое заклятье, состоящее из одной-единственной формулы, так же просто и уничтожить, ибо к самому хитрому замку найдется если не ключ, то отмычка. Если хотите, чтобы оно вышло надежным, надо сплести хитрее, чем силок охотника на лесных вампиров-глоа. Создайте десятки, сотни цепочек-формул и заставьте их работать слаженно, как действуют при осаде воины гарнизона, чтобы смерть одного не повлекла гибель остальных.
   Тот, кто создал этот «клочок шерсти», знал свое дело.
   «Когти» больше не высовывались, но отцепить его от струны, казалось, просто невозможно. Епископ почти чувствовал, как отец Фенор теребит непокорный клок. Конечно… Проще вырвать струну, выломать колок, разбить ящик…
   Но тишину в камере нарушил не треск ломающейся доски и не вой лопнувшей струны… а хриплый стон — первый настоящийзвук, раздавшийся здесь за неизвестно сколько времени.
   Сколько раз за свою жизнь епископу Хильдису Кооту доводилось слышать звуки, которыми человек пытается сказать миру о своей боли? Не сосчитать. Надрывные, жалобные вопли… Рев, в котором уже не было ничего человеческого… Пронзительный визг… Скрип зубов — когда кричать нельзя, когда лучше сразу умереть, чем подать голос.
   Но редко в этих звуках слышалось столькострадания.
   Хильдис Коот открыл глаза. Своим внутренним зрением он по-прежнему видел странный ком, каким ему представлялось заклинание в памяти магистра Анволда. В любой миг он мог снова нырнуть туда, чтобы продолжить поединок.
   Но теперь важнее было вернуться в мир, доступный чувствам простых людей.
   Лицо мага стало белее, чем стена, к которой он привалился, чтобы удержаться на ногах. Глаза налились кровью, по щекам текли слезы, смешиваясь со струйками пота. Епископ знал, что причина тому не только боль. Последние несколько мгновений они вели борьбу с одним и тем же противником…
   Заклинание, обнаруженное Хильдисом Коотом, цеплялось за воспоминание, которое должно было защищать. Не сумев отбросить врага контратакой, оно ушло в глухую оборону. Оно знало лишь одну цель: удержаться любой ценой, даже если это разрушит разум человека, в чьей памяти оно живет.
   — Постойте… — прохрипел магистр. — Не надо… Я сам все скажу… Я не виноват…
   Епископ кивнул и скрестил руки на груди.
   — Хорошо, — очень спокойно произнес он. — Почему же вы не потрудились объясниться с самого начала? Вы боялись смутить магнессу Амиллу?
   — Нет, нет… — Анволд задыхался. — Вы могли неправильно меня понять. Наш план… он может показаться странным… и мне самому он таким казался… Но клянусь, все делается ради блага будущего императора и Туллена… Необходимо защитить лорда Адрелиана от козней врагов…
   — Очень любопытно, — Коот покачал головой и одернул свою фиолетовую хламиду. — И кто же проявляет такую заботу о лорде-регенте?
   — Я не могу этого сказать. Но поверьте, мы были вынуждены действовать тайно…
   — Отец Браам, — не сводя глаз с магистра, кивнул дознавателю, — сделайте одолжение…
   Носатый инквизитор нахмурился, словно ему очень не понравилось предложение его светлейшества, и осторожно сделал шаг назад. Отцы-экзекуторы, которые стояли рядом к ним, шагнули навстречу друг другу, точно танцоры, исполняющие странный неспешный танец, и он соединил их руки. Потом ладони Браама тихо выскользнули из их пальцев. Медленно, будто двигаясь под звуки неслышимой музыки, он начал пятиться к стене, отделяющей камеру от коридора.
   Вот за его спиной мелькнула бледно-голубая вспышка… Штукатурка подернулась рябью, точно водная гладь…
   Казалось, какая-то неведомая сила швырнула магистра вперед… и ударила о невидимую стену, которая внезапно выросла между ним и епископом.
   Отец Браам чуть слышно охнул, но не сбился с шага и продолжал движение, даже когда Анволд начал оседать на пол, весь пунцовый, как его мантия.
   Наконец, инквизитор, все так же пятясь, с неподвижным торжественным лицом шагнул в портал, раскрывшийся у него за спиной, и стена сомкнулась.
   — И как это понимать? — тоном заботливого родителя осведомился Хильдис Коот. — Проявление доброй воли и готовность оказать помощь следствию?
   — Вы… — выдохнул магистр. — Вы все равно не поверите…
   — Поверим, — заверил епископ, опускаясь перед ним на корточки. — Если вы скажете правду. А убедиться в этом мы можем только в одном случае: если вы не будете нам мешать. К сожалению, положение дел таково, что мы не можем верить вам на слово. Равно как и кому бы то ни было. Если кто-то приложил столько усилий, чтобы защитить вашу память от проникновений, это поневоле наводит на размышления. Возможно, ваши воспоминания никак не связаны с расследованием, которое мы ведем. Но это еще надо доказать.
   — Я скажу… скажу… — Анволд бормотал, словно не слышал епископа. На его лицо понемногу возвращались привычные краски. Он сидел на полу, странно погрузневший, будто оплывший, растекшийся по каменным плитам… В ухоженной бороде поблескивали нитки розоватой слюны.
   — Я скажу…
   — Так говорите, — терпеливо проговорил Хильдис Коот.
   — Мне поручили установить точки силы… — прошептал магистр, — для ритуала…
   Шепот перешел в надсадный хрип, рот скривила судорога боли — явно непритворной. Анволд закряхтел, дернулся, словно хотел рывком подняться с полу, его голова запрокинулась…
   — Позже.
   Епископ произнес это слово одними губами, но знал, что для мага оно прозвучит громче крика.
   — Позже, — повторил он чуть громче. — Пока просто попробуйте открыть мне все воспоминания, которые сможете…
* * *
   — Значит, допроса на зерцале все-таки не избежать?
   Хильдис Коот покачал головой. Он выглядел усталым, как человек, который провел несколько суток в изнурительной медитации. Под глазами залегли свинцовые тени, морщины на посеревших щеках как будто стали глубже.
   — Он этого очень не хотел, — епископ покосился в сторону стены, в которой только что закрылся портал, словно провожая взглядом экзекуторов, уносящих с собой магистра. Во время допроса Анволд лишился чувств. — Но увы. Некоторые его воспоминания защищены заклятиями, которые он снять не в силах. Пресветлый Сеггер заповедал нам являть милость к тем, кто грешит по неведению…
   Отец Браам задумчиво поскреб скулу.
   — Хотел бы я знать, что об этом думают те, кто создал эти заклятья.
   — Подозреваю, они не слишком часто размышляют над вопросами богословия. Разве что в тех случаях, когда это может принести пользу делу… — епископ бросил на своего помощника короткий зоркий взгляд. — А свое дело они знают.
   — Ваше светлейшество… вы узнали, кто они такие?!
   Коот покачал головой.
   — Они сделали все, чтобы об этом никто не узнал. Боюсь, почтенный Анволд жив только потому, что его работа еще не закончена…
   — …И лорд Адрелиан еще жив?
   — Возможно… — епископ оглядел камеру, потом его взгляд остановился на еле заметной трещине, которая пересекала одну из каменных плит на полу. Трещина напоминала то ли перекресток трех дорог, то ли гадательный символ « йеи», означающий непредвиденную опасность или денежные затруднения. — Это нам еще предстоит узнать. Но кое-что магистр нам все-таки рассказал. А именно, о том, что неизвестные защитники лорда Адрелиана поручили ему установить две силовые точки. Обе находятся в пустыне. А теперь вспомните начальный курс силовой геометрии.
   — «Если же силы для проведения данного обряда недостаточно…» Но почему только две точки? Обычно число точек нечетное — три, пять, семь. Если соединить эти точки, получится геометрическая фигура. В ее фокусе будет находиться место приложения…
   — Совершенно верно. А теперь смотрите.
   Он сосредоточенно посмотрел в переносицу отцу Брааму. Перед мысленным взором молодого инквизитора разворачивалась карта Лаара.
   — Вот оазис Тай-Сурда, — негромко продолжал епископ. — Глухая дыра вдалеке от караванных путей. Если кто туда и наведается, так это разбойники или случайный отряд кочевников. Ближайшая башня слишком далеко, чтобы маги заметили вспышку силы. Разве что наблюдали за этим местом, но это вряд ли. Скорее всего, там мы уже ничего не найдем, только следы, но попытаться стоит… А вот Сандир, замок магноса Иеремиуса, откуда почтенный Балеог привез нам невесту для лорда-регента.
   — Если точка приложения силы находится где-то между ними…
   — Нет, — Хильдис Коот покачал головой.
   На карте появилась светящаяся линия. Между ними вспыхнула яркая точка, и из нее начал вырастать луч. Пересекая темный кружок, он заставил его засиять ярким светом и продолжал расти.
   — Туллен, — пробормотал отец Браам.
   — Правильно. А вот третья точка силы, которая находится на том же расстоянии от столицы, что и две предыдущие…
   Луч пересек тусклую волнистую полосу, обозначающую Халланские горы, замер, и на его конце засияла алая звездочка.
   — Урангрунд?
   — Вот именно. Заметьте, не Соултрад, как можно было ожидать. Это кое-что объясняет. Может быть, я ошибаюсь. Окончательные выводы сделаем после того, как осмотрим замок и оазис.
   Епископ прикрыл глаза ладонью, словно свет мешал ему, и произнес, обращаясь явно не к отцу-дознавателю:
   — Райва Мината и Реаса Фаркхарла — немедленно ко мне.
   В этот миг послышался стук. Епископ опустил руку, прищурился, бросил на дверь пристальный взгляд и помрачнел.
   — Сайрис Флайри… — пробормотал он. — Настроена очень решительно. Впустите ее, отец Браам. Посмотрим, что ей понадобилось.