Страница:
—
Фейхаэ ан фарра ато кель-ами ар-фейхаэ,
[11]— послышался голосок принцессы.
— Таи фейхи дар бен анна фейхаэ, ашалла… [12]И ом йох шело маю то ар-анна шелли? Зуарро то ома маю ой-фарсаэ шелли. [13]
Хильдис Коот выдержал паузу и прислушался к дыханию за портьерой.
— Шелоэ фармилла то фарраэ мано но милревиэ-фах ар-мута ой-ашаллаэ. [14]
Умна, ничего не скажешь… Епископ напоминал себе человека, метающего дротики вслепую. Правда… прежде чем завязать себе глаза, он успел хорошо разглядеть мишень.
И первый же дротик попал в цель. Пусть не поразил ее, но задел. Ответ собеседницы прозвучал на миг позже, чем можно было ожидать.
— И но шелли ар-йох те бар-таллабаи фах мута харралаэ ан айят? [15]
— Фар-алла, [16]ваше светлейшество.
Последние два слова прозвучали так, словно у барда, подыгрывающего себе на валлине, лопнула жила на смычке, и древко со всей силы ударило по струнам. Распорядитель Харадир, окончательно отказавшийся понять смысл разговора и убаюканный звуками певучей кандийской речи, подскочил в своем кресле. Но епископ оставался невозмутим. Толстая парча приглушала звук.
Но там, где евнух слышал лишь прекрасную, но бессмысленную музыку слогов и пауз…
Там, где знаток кандийского языка заметил бы лишь искусную риторическую игру, которой жители многочисленных маноров, теснящихся вдоль границы ледников, и разбросанных по пустыне оазисов учатся исподволь, овладевая родной речью, а заодно и добрым десятком людских и нелюдских наречий…
Там епископ ощутил первые признаки нарастающей паники. Так что не будем торопиться, девочка. Поиграем, раз тебе так нравится. « Туалла хавида — пато турро [17]…»
Он едва не произнес это вслух.
Молчание затягивалось. Будучи знатоком не только языка Кандии, но и ее обычаев — впрочем, то же самое можно было сказать о языках и обычаях многих народов, населяющих Лаар, — епископ Коот мог ожидать, что следующим ходом станет приглашение «перейти от слов к делу». Но не обязательно. Любой, кому доводилось вести дела с жителями огромной, малонаселенной территории, именуемой Кандией, может рассказать о многочасовых обменах общими фразами вперемешку с любезностями, которые предшествовали решению главных вопросов. Многим это казалось просто развлечением, и кандийцы с этим не спорили. И лишь сами они да те немногие, вроде Хильдиса Коота, кто стремится дойти до сути и найти второе дно — или хотя бы убедиться, что его нет, — знали: это и есть переговоры по-кандийски.
— Алламаэ те фах-харраэ, йет алламаэ шеллоэ аллахар, [18]— продолжала принцесса. — Алламэ айте фармила ар-шело хурулла анна йинуххаэ. [19]
Ее голосок был по-прежнему сладок и певуч, и епископ мог поклясться, что она улыбается. Однако звон колокольчика понемногу сменялся лязгом стали. Хороший признак… К тому же она помянула хуруллу— сорняк, цветы которого благоухают похуже выгребной ямы, а вторая фраза содержала оскорбительный намек.
— И аллахар анна бейлахар, [20]— спокойно проговорил Коот и одернул пояс, стягивающий его лиловое одеяние. — Милреви-тарро хар фармила ар-анна хурулла бей йинн-ойарашалаэ милреви. [21]
Стало очень тихо. Даже евнух-распорядитель очнулся от дремоты в своем кресле и насторожился.
— Ай-йетаэ то айат… [22]
Теперь он отчетливо слышал, как дрожит голос невесты лорда-регента — от страха, от отчаянного, безнадежного усилия в попытке выиграть спор.
— Ом вах баллараэ маю… — епископ выдержал паузу, словно подбирая подходящее слово, — аллахар. Ой-йетаэ хурулла-йета ан милреви… [23]
Пол под ногами епископа содрогнулся. Казалось, в стену дворца ударил таран. Позолоченное деревце, стоящее на каминной полке, со звоном упало, хрустальные листья рассыпались по ковру.
Евнух-распорядитель вскочил, словно подброшенный катапультой, и бросился к двери, оттолкнув епископа. Трудно было ожидать от толстяка такой прыти… Его лицо посерело, точно непропеченное тесто. Харадир рванул тяжелую бархатную штору и наполовину сорвал ее с карниза.
На женской половине стоял гвалт. Звон бьющейся посуды, визг служанок и наложниц, пронзительный голос Харадира:
— В сад! Всех женщин — в сад! Быстрее, быстрее!
Воистину, евнух-распорядитель не зря получал свое жалование.
Равно как и архитектор, который перестраивал дворец и позаботился о том, чтобы из любого помещения можно было без особых затруднений попасть в один из внутренних двориков. Чем и воспользовался Хильдис Коот: оставаться в кабинете почтенного Харадира стало не только бесполезно, но и небезопасно.
С тех пор как разразился Катаклизм, в Туллене землетрясения случались по крайней мере трижды в год (если верить поступающим донесениям), и хотя бы раз в год — в самой столице. Но сегодняшнее землетрясение было каким-то… неправильным.
Глава пятая Чем заканчиваются прогулки инкогнито
Глава шестая Чужое лицо
— Таи фейхи дар бен анна фейхаэ, ашалла… [12]И ом йох шело маю то ар-анна шелли? Зуарро то ома маю ой-фарсаэ шелли. [13]
Хильдис Коот выдержал паузу и прислушался к дыханию за портьерой.
— Шелоэ фармилла то фарраэ мано но милревиэ-фах ар-мута ой-ашаллаэ. [14]
Умна, ничего не скажешь… Епископ напоминал себе человека, метающего дротики вслепую. Правда… прежде чем завязать себе глаза, он успел хорошо разглядеть мишень.
И первый же дротик попал в цель. Пусть не поразил ее, но задел. Ответ собеседницы прозвучал на миг позже, чем можно было ожидать.
— И но шелли ар-йох те бар-таллабаи фах мута харралаэ ан айят? [15]
— Фар-алла, [16]ваше светлейшество.
Последние два слова прозвучали так, словно у барда, подыгрывающего себе на валлине, лопнула жила на смычке, и древко со всей силы ударило по струнам. Распорядитель Харадир, окончательно отказавшийся понять смысл разговора и убаюканный звуками певучей кандийской речи, подскочил в своем кресле. Но епископ оставался невозмутим. Толстая парча приглушала звук.
Но там, где евнух слышал лишь прекрасную, но бессмысленную музыку слогов и пауз…
Там, где знаток кандийского языка заметил бы лишь искусную риторическую игру, которой жители многочисленных маноров, теснящихся вдоль границы ледников, и разбросанных по пустыне оазисов учатся исподволь, овладевая родной речью, а заодно и добрым десятком людских и нелюдских наречий…
Там епископ ощутил первые признаки нарастающей паники. Так что не будем торопиться, девочка. Поиграем, раз тебе так нравится. « Туалла хавида — пато турро [17]…»
Он едва не произнес это вслух.
Молчание затягивалось. Будучи знатоком не только языка Кандии, но и ее обычаев — впрочем, то же самое можно было сказать о языках и обычаях многих народов, населяющих Лаар, — епископ Коот мог ожидать, что следующим ходом станет приглашение «перейти от слов к делу». Но не обязательно. Любой, кому доводилось вести дела с жителями огромной, малонаселенной территории, именуемой Кандией, может рассказать о многочасовых обменах общими фразами вперемешку с любезностями, которые предшествовали решению главных вопросов. Многим это казалось просто развлечением, и кандийцы с этим не спорили. И лишь сами они да те немногие, вроде Хильдиса Коота, кто стремится дойти до сути и найти второе дно — или хотя бы убедиться, что его нет, — знали: это и есть переговоры по-кандийски.
— Алламаэ те фах-харраэ, йет алламаэ шеллоэ аллахар, [18]— продолжала принцесса. — Алламэ айте фармила ар-шело хурулла анна йинуххаэ. [19]
Ее голосок был по-прежнему сладок и певуч, и епископ мог поклясться, что она улыбается. Однако звон колокольчика понемногу сменялся лязгом стали. Хороший признак… К тому же она помянула хуруллу— сорняк, цветы которого благоухают похуже выгребной ямы, а вторая фраза содержала оскорбительный намек.
— И аллахар анна бейлахар, [20]— спокойно проговорил Коот и одернул пояс, стягивающий его лиловое одеяние. — Милреви-тарро хар фармила ар-анна хурулла бей йинн-ойарашалаэ милреви. [21]
Стало очень тихо. Даже евнух-распорядитель очнулся от дремоты в своем кресле и насторожился.
— Ай-йетаэ то айат… [22]
Теперь он отчетливо слышал, как дрожит голос невесты лорда-регента — от страха, от отчаянного, безнадежного усилия в попытке выиграть спор.
— Ом вах баллараэ маю… — епископ выдержал паузу, словно подбирая подходящее слово, — аллахар. Ой-йетаэ хурулла-йета ан милреви… [23]
Пол под ногами епископа содрогнулся. Казалось, в стену дворца ударил таран. Позолоченное деревце, стоящее на каминной полке, со звоном упало, хрустальные листья рассыпались по ковру.
Евнух-распорядитель вскочил, словно подброшенный катапультой, и бросился к двери, оттолкнув епископа. Трудно было ожидать от толстяка такой прыти… Его лицо посерело, точно непропеченное тесто. Харадир рванул тяжелую бархатную штору и наполовину сорвал ее с карниза.
На женской половине стоял гвалт. Звон бьющейся посуды, визг служанок и наложниц, пронзительный голос Харадира:
— В сад! Всех женщин — в сад! Быстрее, быстрее!
Воистину, евнух-распорядитель не зря получал свое жалование.
Равно как и архитектор, который перестраивал дворец и позаботился о том, чтобы из любого помещения можно было без особых затруднений попасть в один из внутренних двориков. Чем и воспользовался Хильдис Коот: оставаться в кабинете почтенного Харадира стало не только бесполезно, но и небезопасно.
С тех пор как разразился Катаклизм, в Туллене землетрясения случались по крайней мере трижды в год (если верить поступающим донесениям), и хотя бы раз в год — в самой столице. Но сегодняшнее землетрясение было каким-то… неправильным.
Глава пятая Чем заканчиваются прогулки инкогнито
Человек пришел в себя от резкой боли — похоже, кто-то всей тяжестью наступил ему на руку. И тут же последовали новые болезненные толчки и удары… Человек лежал навзничь. Вокруг металась обезумевшая толпа.
Застонав, он поднялся на четвереньки, затем на ноги, едва не был свален снова, но устоял и побрел в сторону от столпотворения, не понимая: «Кто он? Где он? Что вокруг происходит?»
Кое-как выбрался из толчеи, не обращая на нее внимания, не вслушиваясь в звучащие вокруг вопли.
Память начала проясняться — медленно и неохотно. Человек с трудом разлепил губы и проговорил без всякого выражения:
— Я — ротмайстер Баркус.
Память радостно подтвердила: да, именно так он себя и называл… Но отчего-то произнесенное имя показалось чужим. Ненастоящим.
Где-то неподалеку истошно заорала женщина, легко перекрыв бессвязный хор толпы:
— На помощь! Грабят!! Насилуют!! Убиваю-у-у-у-т!!!
И, странное дело, вопль этот словно выдернул затычку из переполненного сосуда: воспоминания хлынули струей, потоком.
«Какой, в бездну Хаоса, еще ротмайстер?! Я лишь называл себя так, инкогнито гуляя по Туллену. А на самом деле я… Да, Адрелиан. Лорд-регент Адрелиан. Но что же происходит в моей столице?»
Женский крик, терзавший уши, смолк. Возможно, убийцы и насильники успели сделать свое черное дело. Либо же разбежались, не вынеся пронзительных воплей жертвы.
Но и без того вокруг хватало суматохи. Удары землетрясения — а в том, что случилось именно оно, Адрелиан не усомнился, — уже прекратились. Дома вокруг большей частью уцелели — иные покосились, стены других покрылись трещинами. Лишь несколько зданий старой постройки лежали в руинах. Но люди не спешили в свои жилища, опасаясь новых подземных толчков. Никто толком не знал, что можно и нужно делать. Женщины причитали, прижимая к себе детей. Мужчины мрачно молчали. Неподалеку занимался пожар, но никто не спешил его тушить.
«Где городская стража? Где гвардия? Почему никто ничего не делает? — возмутился Адрелиан. — Вот и отлучись ненадолго…»
Меж тем по площади пронесся слух, что здесь-то еще ничего, стихия достаточно милостиво обошлась с людьми, а вот неподалеку, где рухнул караван-сарай старой постройки… Называли цифры раздавленных — одна другой больше.
Лорд-регент немедленно поспешил туда.
Развалины старого караван-сарая и впрямь представляли самое печальное зрелище. Земля устлана погибшими, раздавленными и ушибленными. Многие купцы и их работники еще оставались под руинами, придавленные обломками стен и тяжеленными тюками с товаром, — стоны доносившиеся оттуда, не позволяли усомниться. Народ, столпившийся вокруг, застыл в каком-то тяжком оцепенении, не пытаясь спасти погибавших.
Адрелиан сгоряча совершенно позабыл, что он переодет. По привычному сознанию своей власти грозно закричал на бесчувственных ленивцев и приказал им расчищать обломки, отваливать тяжести и освобождать раненых. Многие, полагая его чиновником, повиновались властному голосу, и лорд-регент, чтобы подать им пример, первым начал отбрасывать камни и перетаскивать тюки.
Несколько минут спустя Адрелиан услышал зычные крики: «Разойдись! Разойдись!» Поднял голову — на площадь въезжали конные гвардейцы во главе ротмайстером Круллом. С этим командиром лорд-регент был лично знаком с давних, еще до Катаклизма, времен. Старый служака, решительный, храбрый и преданный, но сообразительностью, увы, не блещет… Что и продемонстрировал в очередной раз вполне наглядно.
— Отставить! — рявкнул Адрелиан, подскочив к Круллу. — Не разгонять толпу! Пусть расчищают обломки, спасают людей!
Ротмайстер, казалось, на мгновение лишился дара речи. Уставился так, словно видел лорда-регента первый раз в жизни. Хотя, конечно же, не мог не узнать, пусть и в чужой одежде.
— Кто здесь командует: ты или я? — поинтересовался Крулл весьма язвительно. — Ты или я получил этот шеврон из рук самого лорда Адрелиана?
Теперь уже лорду-регенту пришел черед онеметь.
— Ступай! — махнул ротмайстер рукой с зажатой в ней нагайкой. — Ступай и радуйся, что у меня нет времени наказать тебя за дерзость!
— В своем ли ты уме, ротмайстер Крулл?! — возопил Адрелиан. — Отныне ротой ты не командуешь, езжай в казарму и жди решения своей судьбы!
Ротмайстер немедленно доказал, что решительности ему и в самом деле не занимать. Ответил не словом, а делом — со всей силы вытянул лорда-регента нагайкой. И крикнул солдатам:
— Взять его!
«Сошел с ума… Не узнает меня…» — мелькнула мысль у Адрелиана. Гвардейцы уже подбирались к нему, расталкивая конями толпу.
— Солдаты! Разве вы не узнаете своего командующего? — громыхнул голос лорда-регента, прокатившись от края до края площади, — точь-в-точь как в старые времена громыхал на поле боя.
Не узнавали… Или старательно делали вид, что не узнают.
Заговор?.. Мятеж?.. Разбирательство стоило отложить на потом. Раз уж люди решились на такое, то пойдут до конца, ни перед чем не остановятся. Ткнут ножом в суматохе, и конец…
Надо было уносить ноги, и Адрелиан юркнул в толпу. Зеваки улюлюкали ему вслед, но попыток схватить не предпринимали.
Половина магов, прибывших на большой совет, разъехалась накануне вечером. Лорд-регент не любил проволочек и позаботился о том, чтобы люди, занимающиеся государственными делами, разделяли с ним эту нелюбовь. Те, кто не успел уехать, ненадолго заперлись в особом покое.
Как стало вечером, была срочно созвана комиссия от Инквизиции, коей поручили установить истинные причины происшествия.
Это могло означать только одно: без магии тут не обошлось.
Прислуга еще убирала битую посуду и поломанную мебель, когда вернулся лорд-регент.
Его одежда была разорвана, в пыли, на щеке красовалась ссадина. Не говоря ни слова, он прошел в свой кабинет, через миг выбежал оттуда, огляделся по сторонам и исчез в гардеробной.
Придворные и прислуга растерянно переглядывались. Наконец, кто-то сообразил сбегать на кухню и распорядиться, чтобы лорду-регенту подали ужин. В гардеробной было подозрительно тихо, и другой слуга, осторожно постучав в дверь, спросил:
— Мой лорд, не желаете ванну?
— Ванну?! — послышался хриплый, но восторженный вопль. — Давай!
…Слуги еще не успели убрать разлитую воду, а их ждал новый сюрприз.
Лорд-регент, который даже на полевой кухне держался под стать родовитому сайэру, уписывал за обе щеки. О существовании такой вещи, как вилка, он и думать забыл. Нагромоздив на тарелку горы закусок, Адрелиан управился с ними с помощью салатной ложки, хлебнул из кубка, после чего недоуменно уставился на мажордома.
— Эт-то что такое?
— Родниковая вода, милорд, — с поклоном ответил тот, пытаясь сохранять невозмутимость.
— Вода?!
— Так точно, милорд. В соответствии с вашим…
— Разорви меня демоны Хаоса! — взревел Адрелиан. — Почему лорд-регент должен пить воду, как мул у дороги? Вина! Самого лучшего! Что у вас там есть? Или вы все гномам на топоры поменяли?
Несчастный распорядитель точно врос в землю. А вдруг это шутка? Или хуже того: лорду-регенту вздумалось испытать его таким способом?
Тем временем Адрелиан сунул в рот остатки немыслимой смеси, которая осталась на тарелке, и принялся жевать.
— Успокойся, приятель, — буркнул он с набитым ртом и хлопнул распорядителя по плечу. — Никто тебя на дыбу не потащит… Давай-ка, быстренько…
И, поднеся к губам тарелку, вылил в рот остатки подливки и звучно рыгнул.
Ужин (во время коего лордом-регентом было выпито немало) еще не закончился, а по дворцу уже ползли слухи: будущий император ударился головой во время землетрясения и… как бы это выразиться помягче… слегка тронулся умом. Тем более что подтверждения этим слухам следовали одно за другим.
Что происходит в городе, странник пока не понял — подземные толчки застали его в пути, в нескольких лигах от столицы, и не показались чересчур сильными.
— Скажи, добрый человек, — обратился он к первому встреченному тулленцу, — что произошло в вашем спасаемом богами городе? Смута или вторжение врагов?
Тулленец стоял у обочины и не спешил ответить на заданный вопрос. Занимался он странным делом: мял и ощупывал собственное лицо.
Странник повторил вопрос.
— Землетрясение… — ответил тулленец равнодушно, словно о чем-то малозначительном. — Но ответь и ты, странник, на мой вопрос, хоть и может он показаться нелепым. Какое у меня лицо? Опиши его по совести!
— Сеггер да простит тебя, добрый человек, за такие неприличные вопросы! Но если это тебе нужно…
— Очень нужно!
— Изволь, я опишу. Лицо у тебя ужасно загорелое, кожа почти черная.
— Проклятье…
— Нос чуть ли не с мой кулак…
— Проклятье…
— …Рот преширокий и губы с голубым отливом.
— Что еще? — сдавленно прохрипел тулленец.
— Глаза серо-зеленые и выпучены, как у рака. А в общем… ты уж извини, добрый человек, но Сеггер наградил тебя преотвратной рожей!
Выдав этакое заключение, странник отступил на шаг и перехватил посох поудобнее, мало ли что взбредет в голову странному человеку… Но тулленец лишь ограничился словами:
— Не Сеггер одарил меня этим… И мой ответный дар будет страшен!
Больше всего ей хотелось разреветься. Нельзя. Вот-вот войдет служанка, чтобы помочь ей переодеться, сделать прическу… и непременно спросит: «Что случилось, ваше высочество?» Можно что-нибудь соврать — например, что стосковалась по отцу. Или просто приказать, чтобы ее оставили в покое. В конце концов, она принцесса, невеста будущего императора Туллена!
Если только свадьба состоится.
Нет, конечно, состоится. Адрелиан так ее любит! Стоит ей только попросить, и он…
А что «он»? Пообещал разорвать отношения с этими дикими горцами, которые два дня везли ее в мешке через всю пустыню? Ее до сих пор тошнит от запаха конского пота и плохо выдубленной кожи, стоит только вспомнить… Сказал, что избавится от своих наложниц? Разрешил не ходить в церковь?
Хорошо, но откуда ей знать, что обещания не останутся обещаниями? Где указ со словами «не оказывать помощи», «не подпускать к границам» и прочими, скрепленный императорской печатью? Где гонец, который скачет на север, чтобы отнести этот указ Балеогу? Правда, болтая со служанками и как бы невзначай спрашивая то одну, то другую, Амилла поняла, что почти все наложницы уже покинули дворец, а те, что остались, уедут со дня на день. Но если это всего лишь уловка? И если уж на то пошло, кто помешает императору заводить новых наложниц после свадьбы?
Если только свадьба состоится…
В дверь постучали. Наверно, служанка пришла — помочь одеться, сделать прическу…
— Входи! — крикнула Амилла.
Но девушка, которая проскользнула в дверь, была непохожа на служанку. Слишком хорошо одета… И слишком высоко держит голову.
— Меня зовут Флайри. Я наложница Адрелиана.
— Тебе еще не сказали, что все наложницы ко дню моей свадьбы должны отправиться по домам?
Флайри поджала губы, но гримаса получилась горькой. Девушка присела на пуфик и привычно одернула длинное темно-зеленое платье — еще один жест, выдающий девушку из древнего рода сайэров. Она была ростом чуть выше Амиллы, немного старше и заметно шире в плечах. В ее фигурке было что-то мальчишеское. Огромные, чуть ли не в пол-лица глаза были густо подведены и от этого казались еще больше.
— Ты, наверно, думаешь, что я стану просить, чтобы ты пожалела меня? Буду рассказывать, как я люблю Адрелиана и все такое?
Кандийка смутилась. Примерно этого она и ожидала. Заплаканные девушки, которые будут умолять ее поговорить с лордом-регентом, позволить им остаться…
А теперь она сама вот-вот расплачется.
— И что дальше? Думаешь, я откажусь от свадьбы? Брошу все, оставлю письмо лорду Адрелиану и уеду к отцу?
Наложница поднялась и шагнула навстречу Амилле. Всего один шаг, но кандийка попятилась.
— Не городи чушь, принцесса… — прошипела Флайри. — Свадьба состоится. Если ты этого захочешь. А ты захочешь. Но имей в виду: Адрелиану нужна не женщина, а императрица для его империи. Иначе он бы давно женился.
— На тебе, что ли?
— Да хоть бы и на мне!.. Послушай, сейчас это неважно… — она покачала головой и коснулась руки Амиллы. — Адрелиан в беде. Я не знаю, что именно случилось, но… Мне нужен твой совет. Мне больше не с кем поговорить. Понимаешь, сегодня, после ужина, он позвал нас к себе…
— Нас?
— Да. Нас осталось всего три: Валда, Солана и я. Остальные уже отправились к родителям… Я знаю, это из-за свадьбы…
«А ты чего хотела?»
Слова уже были готовы сорваться с губ Амиллы, но она осеклась. Кажется, девчонка и в самом деле не пыталась ее запугать или оскорбить. И смолкла она не потому, что ждала ее ответа. Меж густых бровей наложницы залегла морщинка, губы сжались, точно от невыносимой боли.
— Продолжай.
— Я никогда его таким не видела… Он был… пьян.
Последнее слово Флайри выплюнула, как неприличное орочье ругательство.
— Поверь мне: Адрелиан не пьет. Даже на торжествах. Пара глотков не в счет. Ты разве не заметила? Когда вы с ним ужинали? Он наверняка приказал принести вино, но у него в бокале была вода. Или ягодный сок.
— Откуда ты знаешь? — ахнула Амилла.
Она была слишком потрясена, чтобы скрыть изумление. И в самом деле… Во время второго визита лорд-регент распорядился подать угощение. Когда пришел слуга-евнух с вином и фруктами, дочь магносазаметила, что кубки он принес разные и старается, чтобы ни в коем случае их не перепутать. И запах… Тогда словно звякнул колокольчик, и только сейчас Амилла поняла: когда Адрелиан поцеловал ее в щеку у дверей спальни, она не ощутила запаха хмельного.
Флайри чуть заметно улыбнулась.
— Я знаю его не первый день. Он никогда не пил. Он считал, что человек, на которого возложена такая ответственность — управление государством, — должен сохранять трезвую голову. Иначе этим непременно воспользуются враги.
Амилла поежилась. Только сейчас она поняла, что почти совсем стемнело, и никто не пришел растопить камин. Пламя свечей подрагивало, словно от холода или страха.
— Ну так вот, — продолжала Флайри. — Он посмотрел на нас и спросил: «Как, это все?» Распорядитель Харадир стал объяснять: мол, вы сами приказали отпустить Аллену и всех остальных. А он даже не дослушал, шлепнул Солану и сказал что-то вроде «Ладно, девочки, пошли веселиться».
Пресвятой Пасман-миротворец… Амилле показалось, что пол уходит из-под ног, как сегодня утром, когда началось землетрясение. Значит, он все-таки обманул ее.
— И что ты предлагаешь?
Она надеялась, что этот вопрос прозвучит спокойно, небрежно. Но голос внезапно осип, а язык стал непослушным.
— Мы должны выбраться отсюда и рассказать кому-то о том, что случилось, — Флайри покачала головой. — Сейчас у нас есть возможность. Пока… этот человек развлекается… Только мне кажется, что это и не человек вовсе.
— И кому ты расскажешь? — выпалила Амилла. — Кто нам поверит?
— Все поверят! Все, кто знает Адрелиана. Видишь, даже ты мне поверила!
— А кто тебе сказал, что я поверила?
Амилла сделала последнюю попытку освободиться от кошмара, который сгущался вокруг нее с сегодняшнего утра. В конце концов, какая разница, кто станет ее мужем — настоящий император или его двойник? Она станет императрицей Туллена, ее коронуют… а там будь что будет! Но что-то подсказывало ей, что это не так.
— Я вижу, что ты веришь, — шепот Флайри обволакивал ее невесомой осенней паутинкой. Теперь девушек разделяло не больше шага. Казалось, бархатистые глаза наложницы не отражают, а впитывают золотой свет свечей. Амилла заметила две тонких морщинки, которые словно брали ее рот в скобки, и подумала, что наложница старше, чем показалось в первый миг.
— Знаешь, что я подумала? — тонкие пальцы стиснули запястья Амиллы, в горе между женщинами возникает особая близость. — Ты права насчет Темной стороны. Поэтому надо поговорить с кем-то из Инквизиции. Феликса Гаптора нет… Значит, с Хильдисом Коотом.
Кандийка задрожала. Она никогда не разговаривала с епископом. До этого утра. Слышала о нем многое, и хорошее, и плохое. Но сегодняшний разговор, с его завуалированными угрозами, оставил крайне неприятное впечатление… Да что обманывать себя — просто-напросто напугал Амиллу.
«Только не с ним», — хотела ответить она… и потеряла сознание.
Флайри, которой случалось после боя ампутировать руки или ноги покалеченным солдатам, презрительно скривила губы. Затем нагнулась, легко, без натуги подняла с пола обмякшую принцессу, положила на кровать. Долго рассматривала, задаваясь извечным женским вопросом: «Да что же он в ней нашел?»
Успокаивать себя мыслями о браке по политическому расчету не стоило… Адрелиан полюбил невесту, полюбил по-настоящему, и Флайри хорошо это чувствовала…
Но все-таки: что же он в ней нашел?
Застонав, он поднялся на четвереньки, затем на ноги, едва не был свален снова, но устоял и побрел в сторону от столпотворения, не понимая: «Кто он? Где он? Что вокруг происходит?»
Кое-как выбрался из толчеи, не обращая на нее внимания, не вслушиваясь в звучащие вокруг вопли.
Память начала проясняться — медленно и неохотно. Человек с трудом разлепил губы и проговорил без всякого выражения:
— Я — ротмайстер Баркус.
Память радостно подтвердила: да, именно так он себя и называл… Но отчего-то произнесенное имя показалось чужим. Ненастоящим.
Где-то неподалеку истошно заорала женщина, легко перекрыв бессвязный хор толпы:
— На помощь! Грабят!! Насилуют!! Убиваю-у-у-у-т!!!
И, странное дело, вопль этот словно выдернул затычку из переполненного сосуда: воспоминания хлынули струей, потоком.
«Какой, в бездну Хаоса, еще ротмайстер?! Я лишь называл себя так, инкогнито гуляя по Туллену. А на самом деле я… Да, Адрелиан. Лорд-регент Адрелиан. Но что же происходит в моей столице?»
Женский крик, терзавший уши, смолк. Возможно, убийцы и насильники успели сделать свое черное дело. Либо же разбежались, не вынеся пронзительных воплей жертвы.
Но и без того вокруг хватало суматохи. Удары землетрясения — а в том, что случилось именно оно, Адрелиан не усомнился, — уже прекратились. Дома вокруг большей частью уцелели — иные покосились, стены других покрылись трещинами. Лишь несколько зданий старой постройки лежали в руинах. Но люди не спешили в свои жилища, опасаясь новых подземных толчков. Никто толком не знал, что можно и нужно делать. Женщины причитали, прижимая к себе детей. Мужчины мрачно молчали. Неподалеку занимался пожар, но никто не спешил его тушить.
«Где городская стража? Где гвардия? Почему никто ничего не делает? — возмутился Адрелиан. — Вот и отлучись ненадолго…»
Меж тем по площади пронесся слух, что здесь-то еще ничего, стихия достаточно милостиво обошлась с людьми, а вот неподалеку, где рухнул караван-сарай старой постройки… Называли цифры раздавленных — одна другой больше.
Лорд-регент немедленно поспешил туда.
Развалины старого караван-сарая и впрямь представляли самое печальное зрелище. Земля устлана погибшими, раздавленными и ушибленными. Многие купцы и их работники еще оставались под руинами, придавленные обломками стен и тяжеленными тюками с товаром, — стоны доносившиеся оттуда, не позволяли усомниться. Народ, столпившийся вокруг, застыл в каком-то тяжком оцепенении, не пытаясь спасти погибавших.
Адрелиан сгоряча совершенно позабыл, что он переодет. По привычному сознанию своей власти грозно закричал на бесчувственных ленивцев и приказал им расчищать обломки, отваливать тяжести и освобождать раненых. Многие, полагая его чиновником, повиновались властному голосу, и лорд-регент, чтобы подать им пример, первым начал отбрасывать камни и перетаскивать тюки.
Несколько минут спустя Адрелиан услышал зычные крики: «Разойдись! Разойдись!» Поднял голову — на площадь въезжали конные гвардейцы во главе ротмайстером Круллом. С этим командиром лорд-регент был лично знаком с давних, еще до Катаклизма, времен. Старый служака, решительный, храбрый и преданный, но сообразительностью, увы, не блещет… Что и продемонстрировал в очередной раз вполне наглядно.
— Отставить! — рявкнул Адрелиан, подскочив к Круллу. — Не разгонять толпу! Пусть расчищают обломки, спасают людей!
Ротмайстер, казалось, на мгновение лишился дара речи. Уставился так, словно видел лорда-регента первый раз в жизни. Хотя, конечно же, не мог не узнать, пусть и в чужой одежде.
— Кто здесь командует: ты или я? — поинтересовался Крулл весьма язвительно. — Ты или я получил этот шеврон из рук самого лорда Адрелиана?
Теперь уже лорду-регенту пришел черед онеметь.
— Ступай! — махнул ротмайстер рукой с зажатой в ней нагайкой. — Ступай и радуйся, что у меня нет времени наказать тебя за дерзость!
— В своем ли ты уме, ротмайстер Крулл?! — возопил Адрелиан. — Отныне ротой ты не командуешь, езжай в казарму и жди решения своей судьбы!
Ротмайстер немедленно доказал, что решительности ему и в самом деле не занимать. Ответил не словом, а делом — со всей силы вытянул лорда-регента нагайкой. И крикнул солдатам:
— Взять его!
«Сошел с ума… Не узнает меня…» — мелькнула мысль у Адрелиана. Гвардейцы уже подбирались к нему, расталкивая конями толпу.
— Солдаты! Разве вы не узнаете своего командующего? — громыхнул голос лорда-регента, прокатившись от края до края площади, — точь-в-точь как в старые времена громыхал на поле боя.
Не узнавали… Или старательно делали вид, что не узнают.
Заговор?.. Мятеж?.. Разбирательство стоило отложить на потом. Раз уж люди решились на такое, то пойдут до конца, ни перед чем не остановятся. Ткнут ножом в суматохе, и конец…
Надо было уносить ноги, и Адрелиан юркнул в толпу. Зеваки улюлюкали ему вслед, но попыток схватить не предпринимали.
* * *
Землетрясение вызвало не так много разрушений, как показалось поначалу, зато переполоха наделало немало.Половина магов, прибывших на большой совет, разъехалась накануне вечером. Лорд-регент не любил проволочек и позаботился о том, чтобы люди, занимающиеся государственными делами, разделяли с ним эту нелюбовь. Те, кто не успел уехать, ненадолго заперлись в особом покое.
Как стало вечером, была срочно созвана комиссия от Инквизиции, коей поручили установить истинные причины происшествия.
Это могло означать только одно: без магии тут не обошлось.
Прислуга еще убирала битую посуду и поломанную мебель, когда вернулся лорд-регент.
Его одежда была разорвана, в пыли, на щеке красовалась ссадина. Не говоря ни слова, он прошел в свой кабинет, через миг выбежал оттуда, огляделся по сторонам и исчез в гардеробной.
Придворные и прислуга растерянно переглядывались. Наконец, кто-то сообразил сбегать на кухню и распорядиться, чтобы лорду-регенту подали ужин. В гардеробной было подозрительно тихо, и другой слуга, осторожно постучав в дверь, спросил:
— Мой лорд, не желаете ванну?
— Ванну?! — послышался хриплый, но восторженный вопль. — Давай!
…Слуги еще не успели убрать разлитую воду, а их ждал новый сюрприз.
Лорд-регент, который даже на полевой кухне держался под стать родовитому сайэру, уписывал за обе щеки. О существовании такой вещи, как вилка, он и думать забыл. Нагромоздив на тарелку горы закусок, Адрелиан управился с ними с помощью салатной ложки, хлебнул из кубка, после чего недоуменно уставился на мажордома.
— Эт-то что такое?
— Родниковая вода, милорд, — с поклоном ответил тот, пытаясь сохранять невозмутимость.
— Вода?!
— Так точно, милорд. В соответствии с вашим…
— Разорви меня демоны Хаоса! — взревел Адрелиан. — Почему лорд-регент должен пить воду, как мул у дороги? Вина! Самого лучшего! Что у вас там есть? Или вы все гномам на топоры поменяли?
Несчастный распорядитель точно врос в землю. А вдруг это шутка? Или хуже того: лорду-регенту вздумалось испытать его таким способом?
Тем временем Адрелиан сунул в рот остатки немыслимой смеси, которая осталась на тарелке, и принялся жевать.
— Успокойся, приятель, — буркнул он с набитым ртом и хлопнул распорядителя по плечу. — Никто тебя на дыбу не потащит… Давай-ка, быстренько…
И, поднеся к губам тарелку, вылил в рот остатки подливки и звучно рыгнул.
Ужин (во время коего лордом-регентом было выпито немало) еще не закончился, а по дворцу уже ползли слухи: будущий император ударился головой во время землетрясения и… как бы это выразиться помягче… слегка тронулся умом. Тем более что подтверждения этим слухам следовали одно за другим.
* * *
Странник был немолод, загорел, худ, жилист. Истоптанные сапоги и сбитый конец посоха свидетельствовали, что немало дорог он измерил своими шагами, пока не очутился здесь, на окраине Туллена.Что происходит в городе, странник пока не понял — подземные толчки застали его в пути, в нескольких лигах от столицы, и не показались чересчур сильными.
— Скажи, добрый человек, — обратился он к первому встреченному тулленцу, — что произошло в вашем спасаемом богами городе? Смута или вторжение врагов?
Тулленец стоял у обочины и не спешил ответить на заданный вопрос. Занимался он странным делом: мял и ощупывал собственное лицо.
Странник повторил вопрос.
— Землетрясение… — ответил тулленец равнодушно, словно о чем-то малозначительном. — Но ответь и ты, странник, на мой вопрос, хоть и может он показаться нелепым. Какое у меня лицо? Опиши его по совести!
— Сеггер да простит тебя, добрый человек, за такие неприличные вопросы! Но если это тебе нужно…
— Очень нужно!
— Изволь, я опишу. Лицо у тебя ужасно загорелое, кожа почти черная.
— Проклятье…
— Нос чуть ли не с мой кулак…
— Проклятье…
— …Рот преширокий и губы с голубым отливом.
— Что еще? — сдавленно прохрипел тулленец.
— Глаза серо-зеленые и выпучены, как у рака. А в общем… ты уж извини, добрый человек, но Сеггер наградил тебя преотвратной рожей!
Выдав этакое заключение, странник отступил на шаг и перехватил посох поудобнее, мало ли что взбредет в голову странному человеку… Но тулленец лишь ограничился словами:
— Не Сеггер одарил меня этим… И мой ответный дар будет страшен!
* * *
Амилла отложила книгу, упала на тахту и судорожно обхватила пухлую бархатную подушку.Больше всего ей хотелось разреветься. Нельзя. Вот-вот войдет служанка, чтобы помочь ей переодеться, сделать прическу… и непременно спросит: «Что случилось, ваше высочество?» Можно что-нибудь соврать — например, что стосковалась по отцу. Или просто приказать, чтобы ее оставили в покое. В конце концов, она принцесса, невеста будущего императора Туллена!
Если только свадьба состоится.
Нет, конечно, состоится. Адрелиан так ее любит! Стоит ей только попросить, и он…
А что «он»? Пообещал разорвать отношения с этими дикими горцами, которые два дня везли ее в мешке через всю пустыню? Ее до сих пор тошнит от запаха конского пота и плохо выдубленной кожи, стоит только вспомнить… Сказал, что избавится от своих наложниц? Разрешил не ходить в церковь?
Хорошо, но откуда ей знать, что обещания не останутся обещаниями? Где указ со словами «не оказывать помощи», «не подпускать к границам» и прочими, скрепленный императорской печатью? Где гонец, который скачет на север, чтобы отнести этот указ Балеогу? Правда, болтая со служанками и как бы невзначай спрашивая то одну, то другую, Амилла поняла, что почти все наложницы уже покинули дворец, а те, что остались, уедут со дня на день. Но если это всего лишь уловка? И если уж на то пошло, кто помешает императору заводить новых наложниц после свадьбы?
Если только свадьба состоится…
В дверь постучали. Наверно, служанка пришла — помочь одеться, сделать прическу…
— Входи! — крикнула Амилла.
Но девушка, которая проскользнула в дверь, была непохожа на служанку. Слишком хорошо одета… И слишком высоко держит голову.
— Меня зовут Флайри. Я наложница Адрелиана.
— Тебе еще не сказали, что все наложницы ко дню моей свадьбы должны отправиться по домам?
Флайри поджала губы, но гримаса получилась горькой. Девушка присела на пуфик и привычно одернула длинное темно-зеленое платье — еще один жест, выдающий девушку из древнего рода сайэров. Она была ростом чуть выше Амиллы, немного старше и заметно шире в плечах. В ее фигурке было что-то мальчишеское. Огромные, чуть ли не в пол-лица глаза были густо подведены и от этого казались еще больше.
— Ты, наверно, думаешь, что я стану просить, чтобы ты пожалела меня? Буду рассказывать, как я люблю Адрелиана и все такое?
Кандийка смутилась. Примерно этого она и ожидала. Заплаканные девушки, которые будут умолять ее поговорить с лордом-регентом, позволить им остаться…
А теперь она сама вот-вот расплачется.
— И что дальше? Думаешь, я откажусь от свадьбы? Брошу все, оставлю письмо лорду Адрелиану и уеду к отцу?
Наложница поднялась и шагнула навстречу Амилле. Всего один шаг, но кандийка попятилась.
— Не городи чушь, принцесса… — прошипела Флайри. — Свадьба состоится. Если ты этого захочешь. А ты захочешь. Но имей в виду: Адрелиану нужна не женщина, а императрица для его империи. Иначе он бы давно женился.
— На тебе, что ли?
— Да хоть бы и на мне!.. Послушай, сейчас это неважно… — она покачала головой и коснулась руки Амиллы. — Адрелиан в беде. Я не знаю, что именно случилось, но… Мне нужен твой совет. Мне больше не с кем поговорить. Понимаешь, сегодня, после ужина, он позвал нас к себе…
— Нас?
— Да. Нас осталось всего три: Валда, Солана и я. Остальные уже отправились к родителям… Я знаю, это из-за свадьбы…
«А ты чего хотела?»
Слова уже были готовы сорваться с губ Амиллы, но она осеклась. Кажется, девчонка и в самом деле не пыталась ее запугать или оскорбить. И смолкла она не потому, что ждала ее ответа. Меж густых бровей наложницы залегла морщинка, губы сжались, точно от невыносимой боли.
— Продолжай.
— Я никогда его таким не видела… Он был… пьян.
Последнее слово Флайри выплюнула, как неприличное орочье ругательство.
— Поверь мне: Адрелиан не пьет. Даже на торжествах. Пара глотков не в счет. Ты разве не заметила? Когда вы с ним ужинали? Он наверняка приказал принести вино, но у него в бокале была вода. Или ягодный сок.
— Откуда ты знаешь? — ахнула Амилла.
Она была слишком потрясена, чтобы скрыть изумление. И в самом деле… Во время второго визита лорд-регент распорядился подать угощение. Когда пришел слуга-евнух с вином и фруктами, дочь магносазаметила, что кубки он принес разные и старается, чтобы ни в коем случае их не перепутать. И запах… Тогда словно звякнул колокольчик, и только сейчас Амилла поняла: когда Адрелиан поцеловал ее в щеку у дверей спальни, она не ощутила запаха хмельного.
Флайри чуть заметно улыбнулась.
— Я знаю его не первый день. Он никогда не пил. Он считал, что человек, на которого возложена такая ответственность — управление государством, — должен сохранять трезвую голову. Иначе этим непременно воспользуются враги.
Амилла поежилась. Только сейчас она поняла, что почти совсем стемнело, и никто не пришел растопить камин. Пламя свечей подрагивало, словно от холода или страха.
— Ну так вот, — продолжала Флайри. — Он посмотрел на нас и спросил: «Как, это все?» Распорядитель Харадир стал объяснять: мол, вы сами приказали отпустить Аллену и всех остальных. А он даже не дослушал, шлепнул Солану и сказал что-то вроде «Ладно, девочки, пошли веселиться».
Пресвятой Пасман-миротворец… Амилле показалось, что пол уходит из-под ног, как сегодня утром, когда началось землетрясение. Значит, он все-таки обманул ее.
— И что ты предлагаешь?
Она надеялась, что этот вопрос прозвучит спокойно, небрежно. Но голос внезапно осип, а язык стал непослушным.
— Мы должны выбраться отсюда и рассказать кому-то о том, что случилось, — Флайри покачала головой. — Сейчас у нас есть возможность. Пока… этот человек развлекается… Только мне кажется, что это и не человек вовсе.
— И кому ты расскажешь? — выпалила Амилла. — Кто нам поверит?
— Все поверят! Все, кто знает Адрелиана. Видишь, даже ты мне поверила!
— А кто тебе сказал, что я поверила?
Амилла сделала последнюю попытку освободиться от кошмара, который сгущался вокруг нее с сегодняшнего утра. В конце концов, какая разница, кто станет ее мужем — настоящий император или его двойник? Она станет императрицей Туллена, ее коронуют… а там будь что будет! Но что-то подсказывало ей, что это не так.
— Я вижу, что ты веришь, — шепот Флайри обволакивал ее невесомой осенней паутинкой. Теперь девушек разделяло не больше шага. Казалось, бархатистые глаза наложницы не отражают, а впитывают золотой свет свечей. Амилла заметила две тонких морщинки, которые словно брали ее рот в скобки, и подумала, что наложница старше, чем показалось в первый миг.
— Знаешь, что я подумала? — тонкие пальцы стиснули запястья Амиллы, в горе между женщинами возникает особая близость. — Ты права насчет Темной стороны. Поэтому надо поговорить с кем-то из Инквизиции. Феликса Гаптора нет… Значит, с Хильдисом Коотом.
Кандийка задрожала. Она никогда не разговаривала с епископом. До этого утра. Слышала о нем многое, и хорошее, и плохое. Но сегодняшний разговор, с его завуалированными угрозами, оставил крайне неприятное впечатление… Да что обманывать себя — просто-напросто напугал Амиллу.
«Только не с ним», — хотела ответить она… и потеряла сознание.
Флайри, которой случалось после боя ампутировать руки или ноги покалеченным солдатам, презрительно скривила губы. Затем нагнулась, легко, без натуги подняла с пола обмякшую принцессу, положила на кровать. Долго рассматривала, задаваясь извечным женским вопросом: «Да что же он в ней нашел?»
Успокаивать себя мыслями о браке по политическому расчету не стоило… Адрелиан полюбил невесту, полюбил по-настоящему, и Флайри хорошо это чувствовала…
Но все-таки: что же он в ней нашел?
Глава шестая Чужое лицо
После разговора со странником Адрелиан уверился окончательно: никаких случайностей, вызванных землетрясением и последовавшей суматохой, нет и в помине. Он, лорд-регент, стал жертвой магической атаки — хорошо продуманной и спланированной кем-то, знавшим привычку Адрелиана к прогулкам инкогнито… И этот «кто-то» — из обитателей дворца, сомнений нет. Надо было знать
наверняка, что правитель покинул дворец под чужой личиной. Не исключено, что и землетрясение — плод заклинаний того же мага, не бывает таких совпадений…
И вот результат: фальшивая чужая личина стала по-настоящему чужой. Что теперь делать — непонятно.
Можно, конечно, во всеуслышание объявить себя лордом-регентом, попавшим под злые чары. Тому же ротмайстеру Круллу, происходи разговор с ним в более спокойной обстановке, можно было бы напомнить о многих делах, про которые случайный самозванец знать ничего не должен. Можно было бы, но…
Но план такой сработает, только если во дворец вскоре после землетрясения не заявился некто, похожий как две капли воды на Адрелиана.
А он заявился, сомнений нет. Потому что никто не станет затевать столь рискованную игру лишь для того, чтобы доставить временные неудобства лорду-регенту.
Тогда попытка объявиться может закончится плачевно… Если очень повезет, то и столица, и затем страна расколются надвое: кто-то признает регентом утратившего лицо Адрелиана, кто-то — засевшего во дворце двойника-самозванца. Смута, гражданская война… Не годится. Даже если удастся в той войне победить, враги только и ждут такого случая.
А если не повезет, то гвардейцы схватят Адрелиана, когда он только начнет убеждать потенциальных сторонников, что он — это он. Швырнут в подземную темницу, и все на этом закончится. Даже публичной казни, как в случае с лжепринцем лже-Лорисом, ждать не приходится. Ну объявился какой-то сумасшедший бродяга-самозванец, ну сгинул безвестно, через неделю никто и не вспомнит…
Нет, с последствиями магической атаки надо бороться с помощью магии. Адрелиан вздохнул. Он всегда предпочитал надеяться на верный меч и мужество солдат… Но другого выхода нет, надо обратиться к кому-то из сильных магов, и вернуть для начала свое истинное лицо.
Проблема в другом: а к кому можно обратиться, не рискуя попасть в лапы автору всего нынешнего безобразия? К Хильдису Кооту? Что не епископ затеял магическое покушение, Адрелиан был уверен. Почти уверен…
Но… Но лорд-регент не всегда согласовывал свою политику с политикой серого братства — когда считал, что интересы Инквизиции идут вразрез с государственными. Не так давно, когда на совете речь зашла об объединении с Аккенией, епископ очень старался не выдать недовольство… Не посчитает ли сайэр Хильдис, что попытаться сделать из самозванца свою марионетку гораздо выгоднее, чем иметь дело с подлинным, но весьма своевольным Адрелианом?
И вот результат: фальшивая чужая личина стала по-настоящему чужой. Что теперь делать — непонятно.
Можно, конечно, во всеуслышание объявить себя лордом-регентом, попавшим под злые чары. Тому же ротмайстеру Круллу, происходи разговор с ним в более спокойной обстановке, можно было бы напомнить о многих делах, про которые случайный самозванец знать ничего не должен. Можно было бы, но…
Но план такой сработает, только если во дворец вскоре после землетрясения не заявился некто, похожий как две капли воды на Адрелиана.
А он заявился, сомнений нет. Потому что никто не станет затевать столь рискованную игру лишь для того, чтобы доставить временные неудобства лорду-регенту.
Тогда попытка объявиться может закончится плачевно… Если очень повезет, то и столица, и затем страна расколются надвое: кто-то признает регентом утратившего лицо Адрелиана, кто-то — засевшего во дворце двойника-самозванца. Смута, гражданская война… Не годится. Даже если удастся в той войне победить, враги только и ждут такого случая.
А если не повезет, то гвардейцы схватят Адрелиана, когда он только начнет убеждать потенциальных сторонников, что он — это он. Швырнут в подземную темницу, и все на этом закончится. Даже публичной казни, как в случае с лжепринцем лже-Лорисом, ждать не приходится. Ну объявился какой-то сумасшедший бродяга-самозванец, ну сгинул безвестно, через неделю никто и не вспомнит…
Нет, с последствиями магической атаки надо бороться с помощью магии. Адрелиан вздохнул. Он всегда предпочитал надеяться на верный меч и мужество солдат… Но другого выхода нет, надо обратиться к кому-то из сильных магов, и вернуть для начала свое истинное лицо.
Проблема в другом: а к кому можно обратиться, не рискуя попасть в лапы автору всего нынешнего безобразия? К Хильдису Кооту? Что не епископ затеял магическое покушение, Адрелиан был уверен. Почти уверен…
Но… Но лорд-регент не всегда согласовывал свою политику с политикой серого братства — когда считал, что интересы Инквизиции идут вразрез с государственными. Не так давно, когда на совете речь зашла об объединении с Аккенией, епископ очень старался не выдать недовольство… Не посчитает ли сайэр Хильдис, что попытаться сделать из самозванца свою марионетку гораздо выгоднее, чем иметь дело с подлинным, но весьма своевольным Адрелианом?