Гамаюн Алексей. Цена короны

   Тэм натянула удила и повернула Бата в сторону деревеньки. Вскоре потянуло запахом дыма. Солнце сообща с ветром и песком выбелило толстые окоренные сучья плетня, так что они стали похожи на древние кости неведомой твари. Теперь же оно расщедрилось и слегка позолотило их, а заодно и выступы известняка на склоне холма. Так богатый купец бросает горсть монет к ногам полуживых от усталости бродячих актеров… а те, стоя на четвереньках, радостно подбирают звонкие кругляшки, даже не имея сил подняться на ноги.
   Из-за плетня доносились шум и крики, приглушенные расстоянием.
   — Похоже, кузнецу сейчас не до нас, — пробормотала Флайри, принимая у спешившейся Тэм повод.
   Наемница не ответила. Она подошла к воротам, постучала, но никто не ответил. Снова постучала.
   — Не только кузнецу, — отозвалась она, обернувшись к своей спутнице.
   Флайри с опаской посмотрела на плетень, словно примериваясь, каково будет через него лезть. Но тут Тэм толкнула створку ворот — они оказалась не заперты.
   Деревенька была невелика. Тесные дворики лепились друг к другу, разделенные низкими глиняными заборчиками. Однако извилистый проход между ними, который язык не поворачивался назвать улицей, был чисто выметен. Кое-где рядом с мазанками росли низкорослые кривые деревца, окутанные нежной пеной цветения — среброствольные курматы, низкорослые кривые яблони, разлапистый золотой кизил.
   И нигде ни души. Лишь в одном дворике черноволосая девчушка лет десяти играла с малолетней сестренкой. Малышка чертила прутиком по земле, а старшая девочка внимательно наблюдала и строго, как взрослая, прикрикивала на нее, когда та начинала поднимать пыль. Услышав топот копыт, она вскочила, одернула передник, да так и застыла, раскрыв ротик. Флайри поймала ее взгляд, полуиспуганный, полувосхищенный.
   Шум стал громче, и вскоре за поворотом открылась широкая утоптанная площадка — деревенская площадь.
   Похоже, новость — скорее тревожная, чем радостная, — распространилась быстрее пожара, заставив обитателей Кольцев (а может, Гольцев) бросить дела и прибежать сюда. Мужики в грязных холщовых рубахах с закатанными рукавами держали в руках кто вилы, кто мотыгу, кто топор. Некоторые из женщин также несли топоры. Что именно происходило, разглядеть было невозможно. Те, кто оказался в задних рядах, поднимались на цыпочки и подталкивали соседей, тщетно пытаясь привлечь их внимание. Из-за спин и голов виднелась лишь верхушка толстого деревянного столба.
   Тут один из крестьян, немолодой, грузный и, несмотря на жару, не снявший шапку, похожую на ночной колпак, обернулся, охнул и уставился на женщин. На его широком лице отражалась яростная борьба между двумя желаниями: то ли прикрикнуть на незваных гостей, то ли раскланяться перед знатными дамами и извиниться за то, что им не оказали должный прием. Перед Тэм вопрос выбора не стоял.
   — Благослови вас Сеггер, почтенный, — произнесла она.
   — А… ага… — выдавил крестьянин. — И вас… вам… того же.
   Несколько человек, сообразив, что у них за спиной творится нечто не менее любопытное, повернулись и, перешептываясь, разглядывали путешественниц.
   — У моей госпожи расковалась лошадь, — продолжала наемница. — Мы хотели бы обратиться за помощью к вашему кузнецу. Просим прощения, что вошли в ворота без спросу…
   — Да ладно, — благодушно ухмыльнулся крестьянин. — Негоже родовитым госпожам ворота подпирать. Сейчас кузнеца вам приведем…. вот только тваря болотного порешим. Может, подсобите? Я вижу, вы с мечом… это… Эй, дайте пройти!
   Крестьяне расступились не сразу. Те, кто стоял ближе к столбу, напирали сзади — им не терпелось увидеть, кто еще пожаловал к ним в Гольцы (или все-таки в Кольцы?).
   Кто-то услужливо принял повод из рук наемницы. Тэм помогла Флайри спешиться. К этому времени вся деревня уже знала о двух «родовитых госпожах» и, казалось, забыла о пойманном «тваре».
   «Тварь» сидел у столба, накрепко примотанный веревками. Казалось, он обливается потом — его кожа, серовато-зеленая, как лист облепихи, блестела на солнце. Он был мал ростом — немногим выше той девчушки, которую Флайри видела во дворике играющей с сестренкой, — и походил бы на ребенка-уродца, если бы не жидкая зеленая бородка, напоминающая козлиную. Тощая шея чудом не переламывалась под тяжестью лысой, несоразмерно большой головы. Огромные глаза занимали на лице столько места, что больше там, казалось, ничто не могло поместиться. Крошечный лобик собрался в морщинки, словно от напряжения или от боли, но маленький пленник даже не пытался вырваться, лишь изредка поскуливал и шмыгал носом — коротким, будто срезанным до самого хряща.
   — Что натворил преступник? — по голосу Тэм было не понять, говорит она серьезно или шутит.
   — Копался у меня на огороде, почтенная! — крикнул вооруженный вилами крестьянин, тощий, с длинными вислыми усами. — Как водовоз приехал, я, значит, взял ведро и только вышел репу полить, а он тут… Небось, пакость какую затевал!
   — А какую именно, вы не поняли?
   Крестьянин развел руками.
   — Что ж, я спрашивать его буду? Все равно правду не скажет, нежить болотная. Даже если ему пятки подпалить… Ишь, сопли распустил!
   — Пятки подпалить? — рявкнул кто-то. — Эт’ дело! Тащите дрова! Сжечь гаденыша, и дело с концом. Ларкис, ты, кажись, яблоню давеча спилил?..
   — Еще чего не хватало! — завопила рослая молодка в грязно-вишневом платке. — Дрова на этакую мерзость переводить, велика честь! Каменьями закидаем!
   — Верно! — подхватили еще несколько человек. — Каменьями!
   — Перестаньте!
   Тэм произнесла это слово не намного громче, чем говорила до сих пор. Но на площади стало очень тихо. Слышно было, как неподалеку, на грушевом дереве, чирикает какая-то птаха.
   Наемница обвела взглядом притихшую толпу и подошла к столбу.
   — Насчет нежити вы ошибаетесь, почтенные, — проговорила она вполголоса, словно размышляя вслух. — А вот насчет болота совершенно правы.
   Она чуть повысила голос.
   — Это осклизг. Выглядит он странно, но мы, по его мнению, тоже не красавцы. Только вот непонятно, как он забрался так далеко… Что скажешь?
   Последний вопрос был обращен к привязанному уродцу.
   Осклизг закатил глаза и снова всхлипнул. Потом его тщедушное тельце дернулось, раздался звук, похожий на призывный вопль кота, и по сморщенной мордашке мутными каплями покатились слезы.
   — Хозяин мертв! Хозяина убили! Мну остался один, Мну не знает, куда идти!
   Дальше последовал набор совершенно непонятных слов — очевидно, пленник говорил на одном из многочисленных языков болот.
   — Мертв? — переспросила Тэм. — Ну-ка…
   Она присела перед осклизгом и коснулась пальцем его морщинистой щеки.
   — Осторожней, госпожа! — крикнул один из крестьян. — Еще укусит!
   — Не укусит, — отозвалась наемница, не сводя взгляда с заморыша. — Он уже понял, что я его не трону. Ох, бедолага…
   Крестьяне недоуменно переглянулись. Кое-кто попятился. Несколько молодых парней, наоборот, поудобнее перехватили лопаты и шагнули вперед. Можно было подумать, что перед ними беснуется скованный цепями огроллок, огромный степной тролль, и вот-вот вырвется на свободу.
   — Знаете, для чего унгары водят с собой осклизгов? — спросила Тэм, вновь поворачиваясь к крестьянам.
   Никто не ответил.
   — Когда я вижу осклизга, — наемница встала и стряхнула с плаща невидимую пыль, — я начинаю жалеть, что не родилась на болотах. Непременно завела бы себе такого спутника. Более верного друга вы не найдете. Если с вами что-то случится, он будет лечить вас, пока не исцелит, даже если это будет стоить ему жизни…
   Она сняла с пояса флягу, открутила крышку и наполнила ее водой, словно собиралась утолить жажду.
   — Они вливают в хозяина собственную жизнь — вот так, — вода тонкой струйкой побежала обратно в горлышко. — До тех пор, пока не минует угроза смерти. Или пока в нем самом… — Тэм сделала паузу и сосредоточенно проследила, как последние капли возвращаются во фляжку. — …пока в нем самом не иссякнет жизнь. Этому, можно сказать, повезло. Правда, он со мной не согласится.
   Осклизг бросил на нее сердитый взгляд и снова заголосил.
   — Пресветлый Сеггер… — пробормотал чернобородый здоровяк, судя по угольным пятнам на руках — местный кузнец. — Надрывается-то как…
   — Чисто собака на могиле, — подхватил его сосед. — Когда Катахлизма случилась — помнишь, у рыжего Мелета дом рухнул? Так пес его дней десять вокруг ходил, выл. Да какие десять? Больше… Пока не издох.
   — Слышь, а может, оно и впрямь по хозяину убивается?
   — Ну да. Тебе ж сказали…
   Флайри, которая пока только наблюдала, улыбнулась под платком.
   — Скажите, уважаемый, — Тэм шагнула к чернобородому. — Если я не ошибаюсь, вы староста этой деревни?
   И улыбнулась — точно солнце из туч выглянуло. Бородач просиял.
   — Нет, ну что вы… Какой я староста… хотя, конечно… — он напыжился и попытался придать лицу торжественное выражение. — Вон наш староста. Позвольте представить. Кирэн его зовут.
   Наемница кивнула, подарила великану еще одну улыбку, и пока тот, совершенно счастливый, хлопал глазами, повернулась к неприметному сутуловатому мужичку в гороховом сюртуке, чей возраст пока не позволял называть его «дедушкой», но это время было уже не за горами.
   — Благодарю вас, — наемница кивнула, подарила кузнецу еще одну улыбку, и пока тот, совершенно счастливый, хлопал глазами, повернулась к старосте.
   — Благослови вас Пресветлый Сеггер, — произнесла она, вежливо поклонившись. — Как я понимаю, это создание причинило вашей деревне немало беспокойства. И вас тревожит не столько его появление, сколько то, что за этим может последовать.
   — Истинная правда, высокородная госпожа! — воскликнул почтенный Кирэн. — Откуда ж нам знать, что ожидать от этого поганца?
   — Я попробую выяснить. Надеюсь, это хотя бы отчасти вознаградит вас…
   — Погодите, погодите, — перебил ее Кирэн. — Что ж вы так сразу, споро… Давайте в корчму пойдем, там посидим, заодно все и обсудим. Или уж сразу ко мне в гости заходите. Жена обед сготовит…
   — Благодарю, почтенный, — Тэм покачала головой. — Но я предпочла бы обсудить все прямо здесь. Прежде всего, нужно успокоить ваших односельчан. Негоже, если они будут ждать, пока я воздаю должное искусству вашей супруги. Вы со мной согласны? А вот когда мы выясним, откуда взялся осклизг, убедимся, что вашей деревне ничего не грозит…
   — А что? — насторожился староста. — Грозит, что ли?
   — Скорее всего, нет. Но ведь кто-то убил его хозяина? — наемница кивком указала на осклизга.
   — Истинная правда, уважаемая! Если только паршивец тут тень на плетень не наводит.
   — Скорее всего, не наводит… но в этом мне тоже хотелось бы убедиться, почтенный Кирэн. Я постараюсь выяснить, кто убийца, и понять его планы. И если он угрожает деревне — поверьте, я сделаю все возможное, чтобы вас защитить.
   — Ох, уважаемая… — Кирэн развел руками. — Не знаю, как вас благодарить… Вы ж нас спасли!
   Тэм улыбнулась.
   — Не торопитесь, почтенный Кирэн. Может быть, вам будет не за что меня благодарить. Представьте, что у кого-то была одна-единственная цель — убить хозяина этого бедолаги. Вы им не нужны, они сделали дело и пошли своей дорогой. Ведь такое возможно, правда?..
   Староста смущенно развел руками.
   — …Но опять-таки, я должна в этом убедиться. Я прошу у вас только одного, — наемница бросила быстрый взгляд в сторону столба. — Я заберу у вас осклизга — пусть он покажет нам, где его хозяин… Как я понимаю, унгаров у вас в деревне не водится, так что вам он будет совершенно бесполезен. А если кто-то и вправду за ним охотится…
   — Ваша мудрость сравнима только с вашей красотой, высокородная сайрис… Эй, ребята! Сайлус, Хурин! Отвяжите заморыша! Да смотрите, чтобы он вас не тяпнул…
   Но осклизг даже не пытался кого-то тяпнуть. Когда веревки были развязаны, он еще некоторое время сидел у столба, шмыгая носом и поскуливая. Потом встал и заковылял к Тэм.
   — Ну что, Мну? — наемница присела на корточки. — Покажешь, где убили твоего хозяина?
   — Ох, да… — осклизг шумно вздохнул, опустил глаза и забормотал что-то на своем родном языке.
   — Ничего себе! — воскликнул конопатый парень, раскосый, как хазг. — Вы и прозвание его знаете, почтенная?
   — У всякого разумного создания есть имя, — тоном школьной учительницы отозвалась Тэм. — И любому созданию приятно, когда его этим именем называют… Благодарю вас, почтенный Кирэн. Надеюсь, вашей супруге не придется угощать нас ужином вместо обеда.
   — Может, возьмете с собой ребят покрепче?
   — Нет, спасибо, — наемница снова встала. — Мы с подругой пойдем одни. Лошадей и вещи мы оставим здесь. Пусть с них снимут вьюки, но не расседлывают. С жеребцом осторожнее. Вот он вполне может… тяпнуть.
   Предупреждениями обойтись не удалось. Пока рыжий Сайрус держал за повод Бата, Тэм пришлось стоять рядом, поглаживая коня, а тот недобро косился на парня и прядал ушами.
   — Ты и в самом деле собираешься их защищать? — тихо спросила Флайри, когда они покинули площадь.
   Тэм, не обернувшись, пожала плечами. Понимать этот жест можно было как угодно.

* * *

   — Туда, туда, — бормотал осклизг, указывая в сторону изгороди.
   За изгородью начиналась пепельно-серая долина, изрезанная глубокими оврагами. Похоже, землетрясение обрушило какие-то подземные пустоты, и почва местами просела, местами разломилась, точно тыква, которую уронили с крыльца. Нетронутый, слежавшийся за много лет пепел уже начал каменеть, подсыхая на солнце. Тут и там торчали пыльные кустики облепихи — она тянула во все стороны крепкие подземные корни в неуемном стремлении захватить как можно земли, совершенно не заботясь, долго ли протянут молодые побеги на обезвоженной, жесткой почве. Ветер стих, стояла мертвая тишина. Лишь зловеще жужжали огромные мухи, словно изготовленные неведомыми умельцами из вороненой стали.
   Пройдя немного, осклизг остановился, заглянул за куст, неведомо как вымахавший почти в человеческий рост, и бросил на Тэм взгляд, полный такого отчаяния, что слова были излишни.
   — Вот и хозяин… — произнесла Флайри.
   — Мертвый хозяин, — подтвердила очевидное Тэм.
   Человек и вправду был мертв. Тощий, жилистый, он лежал на спине, мышцы под зеленоватой кожей вздулись: казалось, он безумным усилием пытался разорвать невидимые путы. Засохшая пленка слизи, похожая на пот, усиливала это впечатление. Волосы, тоже светло-зеленые и стянутые на макушке в хвост, отливали серебром, точно болотная осока, и только одна прядь была черной, как воронье перо.
   Осклизг хрюкнул, потом обернулся и посмотрел на женщин. У Флайри защемило сердце. Может, это просто ловушка… Может быть, еще шаг — и мир для нее навсегда скроет тьма смерти. Но она могла поклясться, что горе маленького заморыша непритворно.
   — Спасибо, Мну, — наемница подошла к осклизгу, погладила его и задумчиво посмотрела на мертвеца.
   — Похож на ижора, — проговорила она. — Только слишком велик ростом, да и глаза…
   Тэм быстро вытащила из поясной сумки два бычьих пузыря, просунула в них руки, точно в рукавицы, и запустила пальцы в рану, темнеющую на бедре болотника. Ее веки сомкнулись, лицо стало отрешенным — лишь вздрагивали ресницы да время от времени начинали трепетать ноздри. Осклизг снова заскулил. Опасаясь, что он помешает Тэм, Флайри шикнула на него, и тот затих.
   — Зря ты его, — не открывая глаз, проворчала наемница. — Ох, пресветлый Сеггер…
   Она поморщилась, наклонила голову, словно прислушивалась к чему-то, потом кивнула и открыла глаза.
   — Будь я магом, все было бы гораздо проще. А так… Если боишься крови, то зажмурься.
   Флайри повиновалась, но успела заметить, как в руке Тэм появился маленький нож с длинным узким лезвием…
   Когда Флайри открыла глаза, рана на мертвом теле увеличилась за счет нескольких небрежных разрезов. Тэм сидела рядом и разглядывала небольшой предмет, липкий от крови.
   — Наконечник! — воскликнула Флайри. — Только какой-то странный… Никогда таких не видела.
   Мну, решив, что осмотр окончен, подполз, с опаской покосился на женщин и вновь обхватил ногу хозяина. Некоторое время он сидел неподвижно, напряженно смотрел в застывшее зеленоватое лицо, словно надеялся, что тот оживет. Потом огромная голова Мну дернулась, и он снова запричитал на непонятном языке. Наемница взглянула на него, словно собираясь утешить, но покачала головой, снова посмотрела на свою находку и поморщилась.
   — От эльфийской стрелы… Но насколько я знаю, эльфы не пользуются отравленными стрелами. И тем более не связываются с некромантией.
   — О чем ты говоришь?
   — По действию похоже на кровь зомби, — Тэм снова повертела в пальцах таинственный наконечник. — Но от нее так быстро не умирают. А если стрела не была отравлена… Скажи, Мну, ты смог бы залечить эту рану?
   — Ой, да… — осклизг снова закатил глаза. — Унгар травы искал, носил, варил… Но нет такой травы, чтобы помогла унгару. И я не помог. Жизнь ушла из него, а я остался… Ай-я-я-яу! Ой, ой, ой!
   Тэм закатала «рукавицы» в промасленную бумагу, сорвала пучок прошлогодней полыни и сунула туда же — так, чтобы хвостик торчал наружу.
   — Чтобы исцелить раненого, — пояснила она, — осклизги вливают ему в рот особый настой и сами выпивают. Не знаю, что происходит потом, но жизнь начинает перетекать из одного в другого… Правильно я говорю, Мну?
   — Ох… — застонал крошечный болотник. — Так и есть. Но Мну не смог вылечить унгара. Унгар выпил траву, но не смог выпить жизнь Мну. Почему Мну пощадили?.. Ох!
   — Подожди… — Тэм повернулась к осклизгу. — Как ты сказал? Он и в самом деле унгар?
   — Ох, да… — Мну закатил глаза и потянул себя за бородку, превращая ее в острый клинышек. — Кливай — унгар. Все унгары ушли с Позором Болот, Кливай остался. Кливай сказал Мну: «Пусть лечат здоровых, раз хотят, а мы будем лечить хворых». Мать Кливая — из ижоров, отец погиб. Кливай сказал: «никогда не брошу мать». Илисс была доброй, очень доброй. Мну умер бы вместо Илисс, но Илисс убила старость. Не хворь, не раны.
   Тэм выбрала каменистую проплешину, где не было травы, достала кремень и принялась высекать искру.
   — «Позор Болот» — это Архааль, — проговорила она, понизив голос. — В Уорлоге и в Исхаре его имя проклято, и никто не осквернит себя, произнося его… Ладно, мы отвлеклись. Если эта рана смертельна, то я — дочь умпи и минотавра. Крови вытекло совсем немного, внутренности не задеты. Но главное в другом. Даже если предположить, что кто-то добыл эльфийские стрелы и пропитал их ядом, Мну вылечил бы своего хозяина. Поверь, если в тебе течет кровь болотного народа — эликсир Ракштольна исцелит тебя от любых ран и от любого недуга. Так что мы скорее нашли бы труп осклизга и живого унгара. Если бы только эльф не вернулся, чтобы их добить.
   — Если эльф знал, что перед ним один из соплеме… — начала Флайри
   — Давай уважать чужие обычаи, — перебила наемница. Ей наконец-то удалось поджечь полынный «запал», и в воздухе поплыл тошнотворный запах паленой шкуры. — Не стоит без нужды поминать то, что другим неприятно. Н-да… Как ты думаешь, когда убили беднягу?
   Флайри пожала плечами.
   — Не знаю… Но до Полночной стражи он, кажется, был жив. Правда, я никогда не видела мертвых унгаров…
   — Веришь ли, я тоже. Но ты правильно думаешь. Труп еще не начал разлагаться. А запах из раны тебе ни о чем не напомнил?.. Ай, извини — ты же стояла с наветренной стороны. Так вот, я не понимаю, почему я вытаскивала наконечник из гнилого мяса. Там даже не мясо, а жижа, как будто тело пролежало здесь дней шесть.
   — Но если бы оно столько пролежало, я почувствовала бы запах сразу, — задумчиво заметила Флайри.
   — Конечно, — Тэм пощупала сведенную судорогой мышцу мертвеца. — Я никогда не слышала, чтобы какой-нибудь яд так действовал.
   — И Мну не слышал, — вмешался осклизг. — Мну знает много ядов, и Кливай знал. Но Кливай умер и никогда не расскажет. Ой-ой-ой!
   — Да, в самом деле… — отозвалась наемница. — Только
   — Подожди, — проговорила Флайри. — Почему вам пришлось бежать?
   — Кливай и Мну не бежали… — мрачно проговорил осклизг. — Кливай и Мну шли. Когда Илисс умерла, в деревне сказали: «Кливай, ты одной крови с Позором Болот, тебе с нами не жить. Ты лечил людей, поэтому мы не убьем тебя, а отпустим. Но никогда не возвращайся в деревню». И Кливай пошел, а Мну не мог бросить Кливая. Мну собирал травы, варил снадобья. Кливай белил лицо, лечил людей, покупал еду и воду. Мну шел с Кливаем через земли мгану, мимо Малых Великих вод…
   — Мимо Лухаарского моря, — пояснила Тэм, заметив недоумение Флайри. — Ныне Лухаарской котловины. Там сейчас просто засоленное болото.
   — Не болото, — возразил осклизг. — Болото — наша жизнь. Там, где были Малые Великие воды, ничто не может жить. Только ужасные существа. Существа не выходили на берег, но Мну знал, что они там, затаились в тине. Существа, жаждущие крови, и существа, жаждущие жизни…
   — Но в леса вы не заходили? — перебила Тэм.
   — Лес — враг болот, болота — враг леса, — Мну коснулся ладошкой земли, словно желая придать больше веса своим словам. — Лес хранит много тайн, но не раскроет их детям болот. А дети болот не раскроют лесу свои. Кливай и Мну не приближались к Ну-рону.
   — К Нальраэну… Мну, ты уверен, что вас не преследовал?
   Маленький осклизг покачал головой.
   — Если это были эльфы, он мог и не заметить, — проговорила Флайри.
   — Что за нужда эльфам тащиться через весь Лаар, чтобы убить унгара…
   — Мну не мог не заметить эльфов! — возмутился осклизг. — Мну слышит запах. Эльфы пахли смертью, пахли тьмой…
   — Тьмой?! — переспросила Флайри.
   — Чем еще может пахнуть нежить? — Тэм потерла лоб, по ее лицу пробежала тень. — Замечательно. Просто замечательно.
   Она посмотрела на убитого унгара, потом на его маленького спутника.
   — Мну слышал запах смерти, — уверенно повторил маленький болотник. — Эльфы были мертвыми, хотя двигались, как живые.
   — И много их было?
   — Ох, да… Были мертвые эльфы. Были воины, закутанные в рваные плащи, словно замерзали. Воины опустили на лица железные щитки, но Мну видел, что глаза у них горят, точно угли. Все пахли смертью. Люди в длинной одежде. Люди были живые, но тоже пахли смертью…
   — Подожди, — перебила Флайри. — Как живые могут…
   — Если вещь положить рядом с тем, что смердит, она тоже будет смердеть, — Тэм устало вздохнула и покосилась на догорающий костерок.
   — Был человек, чье лицо скрыто, а душа далеко, — продолжал Мну, словно не слышал их. — Все ехали на мертвых лошадях, потому что живая лошадь не понесет мертвое.
   Флайри вздрогнула и посмотрела на Тэм. Глаза наемницы сузились. Некоторое время она, казалось, разглядывала кусты облепихи, уже запыленные степным ветром, потом повернулась к своей спутнице.
   — Йухабб зей… Флайри, если это не ловушка, то нас сам Сеггер надоумил заехать в эту деревню. Ты понимаешь, про что я говорю?
   Молодая женщина кивнула.
   — Целый отряд нежити посреди Туллена… Но если они открыли портал, то явно не здесь.
   — Мну собирал цветы кут-кера, — осклизг опустил голову и забормотал, словно не слышал ее. — Цветы кут-кера лечат сердце, когда оно задыхается, и изгоняют тревогу.
   Тэм оглянулась, посмотрела на кусты боярышника у погоста и кивнула.
   — Кливай вышел в поле, и Мну не слышал, как Кливай вскрикнул. Мну услышал запах и испугался. Но запах шел оттуда, где стоял Кливай, и Мну повернулся, увидел эльфа с луком в руках, и других эльфов на лошадях, и воинов, и людей, живых, но пахнущих смертью. Они ехали прочь, а Кливай…
   Болотник бросил на своего хозяина взгляд, полный отчаяния, и залился слезами. Флайри смущенно наблюдала, как Тэм, присев рядом на корточки, похлопывает его по руке и говорит что-то ласковое. Так, наверно, она сама утешала бы ребенка на кладбище… Ребенка, который еще не до конца понял, что смерть — это не понарошку.
   Только вот зеленокожее существо, с которым говорила наемница, было отнюдь не ребенком. Ни телом, ни разумом.
   — Скажи, Мну, ты помнишь, куда ушли все эти мертвые люди?
   — Туда, где за горами садится солнце, — пробормотал осклизг.
   — Туда, верно? — Тэм указала рукой на северо-запад.
   Вместо ответа маленький болотник кивнул.
   — Мну слышит запах. Следы мертвых пахнут тьмой. Трава пахнет тьмой. И Кливай… — он всхлипнул. — Тьма выпила эликсир вместо Кливая. Но у Тьмы нет шоло. И она не взяла жизнь Мну. Зачем Тьма не взяла жизнь Мну? Зачем Мну не умер? Мну не знает, куда идти!
   И снова заплакал в три ручья.
   — Ты пойдешь с нами, Мну, — наемница положила руку на плечо осклизгу. — Поможешь нам найти тех мертвых. А я позабочусь о том, чтобы они тебя не тронули. Согласен?