– Как же зовут этого диктатора? – Давыдов удивился, почему до сих пор не услышал его имени.
   Госпожа Игами, казалось, на мгновение растерялась, потом быстро произнесла:
   – Тоцкий.
   – Почти что Троцкий, – усмехнулся Николай. – Лидер другой революции и другой империи. А почему вы задумались?
   – Не могла поверить, что кому-то незнакомо его имя. Умом, конечно, я понимаю: откуда вам знать об этом человеке! Но сердце отказывается воспринимать. Когда слышишь эту фамилию десять раз в час, когда его портреты смотрят на вас со стены каждого дома, когда только его и показывают по телевизору… К этому привыкаешь.
   – Да, наверное, – согласился Давыдов.
   – Мы работаем под прикрытием американского посольства, – продолжила госпожа Игами. – Одеваемся так же, как одеваются государственные чиновники в Москве – чтобы не привлекать внимания.
   – Вот оно что… – протянул Николай.
   – Именно такая униформа сейчас в моде в столице вашей Родины. Можете себе это представить! – патетически воскликнула госпожа Игами.
   – Да уж…
   – И еще. В нашей глобуле математик Давыдов активно работает на режим. Создает оружие массового уничтожения. Подпространственные зонды. И торпеды. Поэтому не удивляйтесь, что наши ребята говорили с вами так резко. Для них вы – пособник врага. Хотя на самом деле вы можете выступить спасителем человечества от глобальной диктатуры! Насколько мы знаем, здесь вы проявили себя как настоящий поборник демократии. И сможете сделать многое для людей. Для спасения общечеловеческих ценностей!
   Николай с улыбкой посмотрел на девушку. Интересно, она искренне верит в то, что говорит? Фанатичка или обманщица? Работает за деньги или за идею? Впрочем, не исключено, что в их глобуле другие ценности. Власть. Доступ к привилегиям. Продолжение рода. Или возможность быть свободным от каких-то повинностей…
   – Почему же я должен верить вам, госпожа Игами? – задал он простой и довольно-таки резонный вопрос. – Как я могу знать, что вы – та, за кого себя выдаете? Может быть, вы агент наших американских спецслужб, устроивших весь этот маскарад. Или как раз пособница того самого режима, о котором с таким пылом и с такой ненавистью рассказали. Это ведь очень часто бывает: человек ненавидит то, чему беззаветно предан. Или даже любит нечто противоестественное, ужасное, понимая его недостатки…
   – Не знаю, – раздумчиво произнесла девушка. – Экскурсию в наш мир я провести для вас не смогу. Потому что для этого как раз требуется технология, сведения о которой я могу получить только у вас. Ну, не только у вас, но у специалиста вашего уровня. Почему-то мне казалось, что вы мне поверите. Раскроете, как можно переносить предметы в другую глобулу в реальности. Вы делаете это, я знаю… Но почему-то концентрируетесь на других исследованиях, вместо того чтобы попытаться захватить все миры!
   Последняя фраза показалась Давыдову более чем странной.
   – Но я не технолог, – попытался объяснить он госпоже Игами.
   Сказал – и пожалел. Не хватало еще, чтобы они похитили Галю Изюмскую и выбивали сведения из нее! Впрочем, им ведь нужна теория, а не сведения о том, какие провода подключать к каким приборам. А теорией занимаются Савченко и он. Ну, может быть, Гетманов с Дорошевым.
   – А мы не требуем от вас технологий. Я – математик. Объясните мне, как преобразовывать тензоры четвертого порядка в уравнениях подпространственного волнового пакета второй гармоники, и вас тотчас же отпустят!
   – Но я этого не знаю! – совершенно искренне заявил Давыдов. – Еще не изучил материалы на эту тему!
   – Знаете, господин Давыдов, – печально сказала госпожа Игами. – Знаете, но не хотите нам рассказать. Значит, судьба многих миров вам безразлична. Еще немного – и Страна Восходящего Солнца пошлет свои отряды в соседние миры. Распространит свою диктатуру и там. И Вселенная застонет под пятой Тоцкого!
   – Вы, наверное, чересчур демонизируете вашего диктатора.
   – Нет, это на самом деле страшный человек! Давыдов вздохнул:
   – Я действительно не могу дать вам сведений по интересующему вас вопросу. И это, скажу вам, большая радость для меня. Потому что, если бы я знал то, что вам нужно, передо мной стояла бы серьезная нравственная дилемма – отдать вам важный секрет или стойко сопротивляться… Ведь я все-таки не уверен, представляете ли вы те силы, о которых говорите. Никто не расскажет о себе плохо. Со своей точки зрения вы ведете справедливую борьбу. Так, между прочим, думают все фанатики и террористы. Они просто в этом уверены. Но, может быть, вашего мнения не разделяют другие… Однако мне не приходится принимать серьезное решение. Пока что я ничего не знаю ни о тензорах четвертого порядка, ни о глобулах второй гармоники. Отпустите меня, и я обещаю забыть данный инцидент. Хотя он и доставил мне массу неудобств…
   Брезент, который, по мнению Давыдова, закрывал окно, внезапно упал. За ним оказалась скрыта часть комнаты. С несколькими стульями. На одном из них сидел и слушал беседу девушки и математика невозмутимый Джонсон. А разъяренный Шарп, сорвавший брезент, вскочил, бешено вращая глазами.
   Этот пройдоха издевается над тобой и над нами! – прокричал он в лицо госпоже Игами. – К чему разводить церемонии, делать вид, что он не работал с нашими коллегами! Прежние договоренности нарушены, значит, и у нас перед ним никаких обязательств! Из него нужно просто выбить сведения!
   – Вы сами этого хотели, – грустно сказала госпожа Игами Давыдову.
 
   Николай понял, что настало время решительных действий. Кем бы ни были его тюремщики, какие бы цели ни преследовали, сейчас они намеревались обойтись с ним круто. И нужно было реагировать адекватно.
   Резко вскочив с места, Давыдов устремился к двери. Он уже знал, что госпожа Игами очень сильна. Может быть, она вообще робот – не может хрупкая на вид девушка обладать такой силой! Но, как бы там ни было, главное – не драться с ней, а не попасть ей в руки. Относительно Шарпа и Джонсона сказать что-то определенное было трудно. Может быть, каратисты – недаром ведь в кимоно ходят. А может, обычные люди. Чиновники. Хорошо, что хоть Бритого здесь нет!
   До двери Николай добрался почти без проблем. Услышал только громкий вскрик Шарпа, вздох госпожи Игами и легкий шорох. Лишь бы не стали стрелять! От пули не убежишь. Но он вроде бы нужен похитителям живым…
   Резкий свист, громкий щелчок, и в косяк двери рядом с бедром Давыдова вонзилась стальная метательная звездочка. Засела крепко, войдя едва ли не на половину своего диаметра. Попади метательный снаряд в ногу – до кости дошел бы точно. И все, отбегался.
   Инстинктивно пригнувшись, Николай выскользнул за дверь и помчался по коридору, которым вела его госпожа Игами. Он сообщается с подвалом. Но, кажется, какие-то боковые ответвления в нем все же были.
   Свернул Николай при первой же возможности. Незачем подставлять спину метателям звездочек. Кстати, любопытно, кто ее кинул? Шарп? Джонсон? Госпожа Игами?
   Скорее всего, Джонсон. Он меньше всех кричал и выглядел самым спокойным. Естественно, у него было больше шансов правильно оценить ситуацию и попытаться остановить беглеца. Хорошо, что он промахнулся. Но сила у него тоже немереная – чтобы так всадить звездочку!
   Дверь по левую руку. Давыдов быстро открыл ее, заглянул. Маленькая, метра три на три, комната. Здесь не спрячешься. Да и прятаться бесполезно – нужно убегать. Вырываться из дома, перепрыгивать через забор – и ходу! Ходу!
   Если бы у него остался телефон! Или пистолет. А лучше и то и другое. Тогда можно было бы засесть в каком-нибудь зале и отстреливаться до появления помощи. А помощь, несомненно, пришла бы. Спецслужбы могли бы запеленговать сигнал мобильного телефона и выручить его от этих сумасшедших. Или лазутчиков из другого мира. Впрочем, одно не исключало другого. Диверсанты из соседней глобулы, как они сами называли вероятностные миры, вполне могли оказаться сумасшедшими.
   Еще один поворот. Николай никак не мог понять, почему нет пути наверх. До сих пор он, кажется, бегал на уровне подвала или нулевого этажа дома. Выбраться бы на первый или на второй этаж – тогда можно выпрыгнуть из любого окна. А здесь даже окон нет.
   За поворотом раздался гулкий топот. Николай рванул на себя очередную дверь и оказался в комнате, напоминающей гардеробную. Здесь висели старые пальто, какие-то комбинезоны, стояли шкафы.
   Давыдов закрыл за собой дверь. Кто-то промчался мимо, не заглянув в комнату. Отлично! Может быть, переодеться? Но что это даст? За своего Николая все равно не примут. Да и кимоно в гардеробной не было.
   Прислушавшись, беглец опять выглянул в коридор. Никого. Он вышел и на цыпочках быстро начал пробираться дальше. Еще один поворот. Может быть, он ведет наверх, в жилую часть дома?
   Николай свернул, поднял глаза и встретился взглядом с Джонсоном, стоящим прямо за поворотом. В руке у него тускло блестел обнаженный короткий меч.
   Не говоря ни слова, Джонсон ударил Давыдова. Рукоятью меча, в грудь. Николай задохнулся и повалился на пол, хватая ртом воздух.
   – Ты глупее, чем мы предполагали. – Джонсон, держа математика за шиворот, без всякого труда волочил его по коридору. – В тебе сильны животные инстинкты. Это ценная информация. Нужно будет подкинуть ее нашим аналитикам. Если ты ухитришься умерегь до того, как расскажешь что-нибудь любопытное.
 
   Давыдова привязали к креслу в той самой секретной комнате, из которой он сбежал пару минут назад. Джонсон поймал его почти у самой двери – с другой стороны. Коридор по кругу обходил подвальный этаж. Чтобы выбраться наверх, наверное, нужно было знать какой-то потайной выход.
   – Какое воздействие мы будем применять? – равнодушно спросил у своих товарищей Шарп. – К какого рода боли, по-вашему, он наиболее чувствителен?
   Николая замутило от одной постановки вопроса. Можно, конечно, восхищаться стойкими героями, плевавшими в лицо, своим мучителям… Надеяться, что ты сможешь вести себя если не так же героически, то хотя бы достойно. Но оказаться на их месте – лучше бы и не надо!
   – Без особых телесных повреждений, – предложила госпожа Игами. – Он нам нужен живым и сравнительно здоровым. Полагаю, он все-таки расскажет то, что знает.
   – Я ничего не знаю, – постарался вмешаться Давыдов. Шарп ударил его по губам. Больно. Разбитый рот наполнился соленым вкусом крови.
   – Не увлекайся, – посоветовал Шарпу Джонсон. – Здесь тебе не подвалы чикагской полиции.
   «При чем здесь чикагская полиция? – отстранение подумал Николай. – Выходит, они правда из Америки? Только вот из какой Америки?»
   Новые знакомые Давыдова так часто ему врали, столько рассказывали о себе и тут же делали все, чтобы разуверить его в рассказанном, что он уже совершенно не понимал, с кем имеет дело.
   – Давайте применим к нему «правдосказ», – предложила госпожа Игами. – Это безопасно со всех точек зрения.
   – Если только у него не стоит блокировка, – заметил Шарп.
   – Если у него стоит блокировка, то она быстрее включится тогда, когда допрашиваемый сознательно решит выдать секреты, – парировал Джонсон. – Согласись, ты просто хочешь его помучить. Давно не имел возможности дать выход своим дурным наклонностям!
   – С этой собачьей работой! – криво усмехнулся Шарп. – Впрочем, отчасти ты прав. А где мы возьмем «правдосказ»? Не проще ли применить плоскогубцы?
   – Пусть Бритый поработает. Ограбит аптеку, – подсказала госпожа Игами.
   – Прикажи им – пусть отправляются, – согласился Шарп. – И ты поезжай с ними. У вас час, чтобы достать все необходимое. После этого я начну ломать ему пальцы.
   Давыдов в который раз за последние несколько часов взгрустнул.
   – А ты рассказывай, – бросил пленнику Джонсон. – Легче будет. Говорить всегда легче, чем молчать.
   «Довольно глупо корчить из себя героя. Нужно рассказать все, как есть. Вреда от этого не будет», – решился наконец Давыдов.
   – Я тоже из другой глобулы, – заявил он похитителям. Шарп рассмеялся ему в лицо:
   – На эту свежую мысль тебя навел рассказ госпожи Игами? Ее вдохновенное вранье? Мы, признаться, полагали, что тебе промыли память. Или ты сам записался на сеанс гипноза, чтобы забыть о наших агентах. Мудрое решение, учитывая секретный характер наших встреч. А идея с двойником… Что ж, мы рассматривали такую возможность. Госпожа Игами в это верит, но я – не очень. Рассказывай добром, наши средства вряд ли тебе понравятся… И любые блокировки они снимут.
   – Нет у меня никаких блокировок… Меня вытащили из моего мира после гибели Давыдова. Теперь я думаю – не вы ли его убили?
   Джонсон неожиданно изменился в лице.
   – Нас опередили? – обратился он к товарищу.
   – Советы? Или глобула девять? – предположил тот, оставаясь бесстрастным.
   – Не исключено, что глобула пять.
   Шарп на мгновение задумался, потом встряхнул головой:
   – Заливает. Трудно перебросить живого человека из глобулы в глобулу. Что там трудно – невозможно. До этого пока не могли дойти и они. Очень дороге. Неоправданные расходы.
   – Недешево, – подтвердил Давыдов, перехватывая инициативу. – Но мои коллеги на это пошли. Я дорого стою. Не нужно меня убивать и калечить, а?
   – Разберемся, – буркнул Джонсон, отступая на два шага от кресла.
   – Говори, если ты действительно не из этой глобулы, как осуществлялся переход? – приблизив свое лицо к лицу Давыдова, прошипел Шарп, – Это даже лучше, что вы владеете такими мощными технологиями.
   – Вам-то зачем? – поинтересовался Николай. – Сами-то вы здесь! Что, не знаете, как путешествовать из мира в мир? Пользуетесь трофейным оборудованием? Или вы все-таки самые обычные американские шпионы, устроившие небольшой маскарад?
   – Не все так просто, дружок, – Шарп вновь цыкнул, провел по лицу рукой. – Вопросы здесь задаем мы. А отвечаешь на них ты. Рассказывай, да побыстрее. Без проволочек.
   Только сейчас Николай заметил одну странную особенность: в подвале, а особенно в секретной комнате было довольно жарко. Все они носились по коридорам, нервничали, орали друг на друга. Но на Шарпе и Джонсоне не было ни капельки пота. Ни единой. В то время как рубашка Давыдова была мокрой насквозь. Да и физическая сила, которой обладали его похитители…
   – Я в какой-то степени подопытный образец. – Давыдов решил не искушать судьбу. – Меня перетащили на место Давыдова. В своем прежнем мире я работал учителем математики. И ничего не знаю о секретных разработках. Правда!
   – Скоро мы это проверим, – спокойно заявил Джонсон. – Жаль, если ты не солгал. Но я полагаю, ты все же лжешь. Почти так же вдохновенно, как госпожа Игами.
   – Стало быть, она говорила неправду? Относительно чего? Вы из нашего мира? Или работаете на спецслужбы Страны Восходящего Солнца?
   – Этого ты не узнаешь никогда, – тихо прошипел прямо в лицо Давыдову Шарп. – Мало ли чего наговорила тебе госпожа Игами. Но не нам судить ее. Она – представительница нихондзин. Не то что мы – низшая белая раса. (Нихондзин – самоназвание японцев.)
   – Почему тогда ты командуешь ею?
   – Я старше по званию. А она, не будь в ней грязной крови, могла служить императорскому дому. Но служит в элитных частях разведки, – заявил Шарп.
   Джонсон неслышно приблизился и дернул соратника за рукав:
   – По-моему, ты увлекся. Зачем ему это нужно?
   – Все равно он покойник, – равнодушно проговорил Шарп. – А я люблю откровенно поговорить с людьми. С кем еще это делать, как не с будущими покойниками? Общаясь с ними, я иногда даже отступаю от своих принципов.
   – Поговорите тогда наедине, – предложил Джонсон. – Чтобы ты потом не сожалел, что я услышал что-то ненужное. Мне пока дорога жизнь. Да и дела есть. Нужно связаться с центром.
   Николай остался наедине с Шарпом, которого опасался больше других похитителей. Точнее, считал его самым неуравновешенным и способным причинить больше вреда. Шарп же с нехорошим прищуром посмотрел на математика и приказал:
   – Рассказывай. Все о себе. Не замолкая ни на минуту. Чем занимался прежде, как попал сюда, какие исследования проводил. Это – разминка. Как только замолкаешь – я начинаю ломать тебе пальцы. Начинай.
   В подтверждение своих угроз Шарп вынул из-за пояса дубинку, до сих пор не замеченную Николаем, и ударил его в грудь. В то самое место, которое болело после встречи с Джонсоном в коридоре.
 
   Задыхаясь от боли в груди, Николай рассказывал, тщательно взвешивая слова и боясь сболтнуть лишнее. Он, однако, понимал тщету своих усилий. Любая информация могла представлять интерес для похитителей, а, рассказывая непрерывно, когда каждая заминка наказывалась болезненным тычком или ударом, сложно было фильтровать сведения. Впрочем, когда доставят «правдосказ», он все равно расскажет все. А потом его, наверное, убьют.
   – Я работал учителем в школе в небольшом шахтерском городке. Там живут мои родители. Вернулся туда после окончания университета, потому что не мог наши нормально оплачиваемую работу но специальности. С родителями жить легче. До этого я поработал немного в научно-исследовательском институте, но зарплаты на еду не хватало, а еще ведь надо было снимать квартиру… Математики никому не нужны – только в школах и в магазинах, на кассе. Многие мои сокурсники пошли работать в магазины. А некоторые предприниматели специально на работу приглашают только выпускников физического и математического факультетов. Да еще и с красными дипломами… На должности продавцов.
   – Зачем? – слегка приподняв левую бровь, спросил Шарп.
   – Они хорошо считают и хорошо соображают.
   – И кому нужен чересчур сообразительный продавец?
   – Нашим предпринимателям. Они сами не очень сильно разбираются в технике, и покупатели тоже. А специалисты с высшим образованием могут все наладить, настроить, объяснить…
   – Ерунда какая-то… Хозяин не разбирается в технике, а продавец разбирается? Почему тогда продавец сам не откроет дело? Зачем ему работать на кого-то?
   – Он не умеет воровать. Нет связей, наглости…
   – А, понятно! Другой менталитет. Дальше! Мы отвлеклись от темы!
   – И жил я совсем не так, как здесь. Был никому не известен и мало кому нужен. Потом меня перенесли сюда. В этот мир. Без моего ведома.
   – Стоп! – приказал Шарп, ударив Николай дубинкой по рукам. Не очень больно, надо заметить. Или Давыдов уже начал привыкать? – Зачем тебя учили на математика, если ты не смог найти работу? Не хватало способностей?
   – Я ведь уже рассказывал! – возмутился Давыдов. – Я очень даже способный. Математики не нужны!
   – Почему?
   Давыдов на мгновение задумался, за что опять получил удар дубинкой в грудь.
   – Торговать было выгодно. Крутиться. Блат везде нужен. Чтобы деньги зарабатывать. А математика не нужна. Заводы остановились, фундаментальные исследования тоже.
   – Почему?
   Николай начал внутренне бурлить. Шарп сознательно запутывает его? Или действительно не может понять элементарных вещей? Впрочем, настолько ли они элементарны для того, кто не жил в эпоху накопления капитала, проще говоря, при бандитском капитализме?
   – В стране произошли катастрофические изменения, – вновь пустился объяснять Давыдов. – Воровать стали многие и помногу. Растаскивать государственное имущество под видом эффективного ведения хозяйства. И теоретики нашлись, и практики. Некоторые считают, что это американцы развалили изнутри нашу экономику. Вызвали коллапс промышленности, обесценивание рубля.
   – Хорошо, – не совсем понятно прокомментировал Шарп. – Просто отлично. С вами проблем не будет. Дальше.
   – Но главное, конечно, воровство. Кто воровал, тот и жил. А что может украсть математик?
   – Что?
   – Я не знаю. Я ничего не мог. Поэтому жил на зарплату. Этого мало для того, чтобы сводить концы с концами.
   – Как тебя доставили сюда?
   – Прямо в моей комнате появилась симпатичная девушка. Приказала мне раздеться. И я потерял сознание. Очнулся уже в институте.
   – Адрес института?
   – Не знаю, – ответил Давыдов, за что получил дубинкой по рукам – на этот раз очень больно.
   – Я и правда не знаю. На проспекте Стачки. Не помню номера дома. Да это почти открытый институт. Только охранник на входе стоит. Любой покажет. Зачем вам от меня адрес требовать?!
   – Дальше.
   – В институте мне сказали…
   – Нет, не об этом. Какие различия между вашей глобулой и той глобулой, куда вы попали?
   – Здесь люди живут богаче. Развивается наука. Производство не стало. Видели бы вы новую «десятку»…
   – А в вашей глобуле производство остановилось? По каким причинам? Кризис перепроизводства?
   – Экономика просто рухнула. Деньги обесценились. Молодые реформаторы порезвились.
   – Это нужно взять на карандаш, – усмехнулся Шарп. – Смелых реформаторов, работающих в чужой стране, всегда нужно подкармливать. Всеми доступными способами.
   – А старая элита тащила все, что плохо лежит. Что лучше – сохранить завод ценой в миллион или утащить с него пару тысяч долларов? Многие считали, что лучше тысяча в своем кармане, чем миллион в государственном.
   – Как это верно! – довольно потер руки Шарп. Он даже забыл ударить Николая дубинкой, когда тот сделал паузу. И лишь через пару секунд потребовал: – Что же ты замолчал! Излагай! Такие приятные истории я могу слушать целыми днями!
   – Америка стала доминировать в мире, – уловив настроение Шарпа, продолжил рассказ Николай. – Бомбит всех, кого хочет, не считаясь с мнением мирового сообщества. Не понравились югославы – разбомбить все их промышленные объекты с воздуха! Гражданские попадут под бомбы – их проблемы! И найдутся чиновники и сило вики, которые сдадут свое правительство, потому что предатели есть везде. Нужна иракская нефть – нет проблем1 Бомбежки, потом высадка десанта, подкупленная администрация, подачки населению – и нефть идет туда, куда нужно. Главное – никто и пикнуть не смеет. Только население кое-где шебуршится. В основном в странах старой демократии.
   – Газом их, – злорадно подсказал Шарп.
   – Так и делают. И газом, и водометами, и в тюрьму сажают. Впрочем, кому мешают демонстранты, да еще в Европе? А в самих Штатах пропагандистская машина работает так хорошо, что все население страны готово сложить голову за то, чтобы свергнуть неугодное отечественным нефтяным магнатам правительство далекой страны.
   – А китайцы? На китайцев они нашли управу? – даже с некоторым придыханием поинтересовался Шарп.
   – С китайцами сложнее. Их больше миллиарда. К тому же древняя культура Востока. Ее ведь нужно понять. Там не все на хватательных рефлексах. А тем, кто хватает, быстро обрубают руки. Поэтому китайцы пока живут, как им нравится…
   – Везде свои проблемы, – горестно вздохнул Шарп.
   В это время дверь открылась, и в комнату ввалились Джонсон, госпожа Игами и Бритый. Гололобый бандит держал в руках огромный пластиковый пакет.
   – Доставили все, что нужно. Сейчас состряпаем лекарство, – пояснил Джонсон. – Пусть наш подопечный помолчит. А то язык потом сломает. Или слюна высохнет, сказать ничего не сможет и от огорчения сознание потеряет. А нам все же некогда. Каждая минута на вес золота.
   – Хорошо, – кивнул Шарп Давыдову. – Отдыхай.
 
   Несколько минут манипуляций со ступками, где перетирались таблетки, и колбами, которые Джонсон подогревал на спиртовке, и некий результат был достигнут. Госпожа Игами крепко сжала в руках большой шприц с мутной жидкостью и направилась к пленнику. Вид шприца не слишком понравился Давыдову. Закрадывались сомнения в его стерильности. Впрочем, стоит ли бояться заражения крови тому, кого застрелят через пару часов?
   Впрочем, может быть, и не застрелят. Огнестрельного оружия у похитителей не было. Даже пистолет Николая Бритый держал где-то в складках одежды. А вот мечами они размахивали направо и налево и пленника, наверное, намеревались устранить с помощью меча. Откровенно говоря, слабое утешение!
   Располосовав коротким кинжалом рукав рубашки, госпожа Игами совсем не по-девичьи вцепилась в руку Давыдова. Не слишком заботясь об ощущениях «пациента», она, не пережимая руки, с трех попыток нашла вену и начала вводить туда раствор. Привязанный Николай не слишком сопротивлялся. Во-первых, руками сильно не пошевелишь. Во-вторых, зачем дергаться? Пусть уж лучше делают внутривенные уколы при бодрствующем сознании, чем бесчувственному телу…
   Действие полученного в полевых условиях «правдосказа» оказалось отнюдь не неприятным. Голова Николая неожиданно прояснилась, он даже почувствовал в себе уверенность. Помимо этого накатил сильный и неконтролируемый приступ язвительности. Хотелось немедленно сообщать присутствующим об их недостатках, причем Давыдов чувствовал, что это доставит ему огромное удовольствие.