Гарвер Саманта. Тайный шепот

   Танцор без рубашки добавил с кривой усмешкой:
   – И звучать будет лучше.
   – А костюм напрокат можно взять? – спросила она, чувствуя, что храбрости прибывает.
   – Дорогуша! – Танцовщица уперла руки в бока. – Мы дадим тебе все, что угодно, лишь бы ты утерла нос этой гарпии!
   Харриет глубоко вздохнула, а танцоры, певцы и актеры начали вытаскивать для нее свои наряды.
   – Есть у кого-нибудь пара штанов? – улыбнулась она.
   Конферансье объявил, что в состязании имеется и вторая участница. Холодная улыбка леди Ванессы, дожидавшейся, когда ее снова объявят победительницей, исчезла – ее попросили сойти со сцены.
   – С большим удовольствием представляю вам, – конферансье заглянул в небольшой листок бумаги и засмеялся, – просто Харриет!
 
   Бенедикт успел поймать взгляд широко распахнутых глаз Рэндольфа, и тут послышалась одинокая фортепьянная нота. Фигура, возникшая в глубине сцены – не более чем просто тень, – показалась им мужской. Щегольски надетая шляпа, трость легко постукивает по полу. Потом Харриет негромко пропела:

 
Толстый денежный мешок и все в этом роде…
 

   На фортепьяно снова взяли ту же ноту.

 
Выбрит, вымыт, разодет по последней моде…
 

   Нота.

 
А посмотришь на него —
индюк, и больше ничего.
 

   Одна из служанок хихикнула, словно знала что-то, неизвестное другим.

 
Кому такой нужен? Уж точно не мне…
 

   Внезапно барабаны, фортепьяно и еще несколько инструментов заиграли живую, быструю мелодию.
   Харриет шагнула в круг света, и толпа посетителей – некоторых из них Бенедикт видел на сцене чуть раньше – разразилась восторженными выкриками с дальнего конца комнаты. Широкополая шляпа скрывала почти все лицо Харриет, но Бенедикт не пропустил улыбку, медленно изогнувшую ее губы. Она снова запела гортанным, приятным голосом:

 
Я хочу парня с широкими плечищами.
Я хочу парня с сильными ручищами.
 

   Начали хлопать и за другими столиками, а мужчина за соседним столом заколотил по столешнице.

 
К черту принца, я с первого взгляда
знаю, кого мне надо.
В движеньях есть что-то, от чего сердце тает.
 

   Харриет повернулась спиной и оглянулась через плечо.

 
В его движеньях, да.
 

   Элиза что-то пискнула, а Рэндольф присоединился к аплодирующим. Бенедикт почувствовал, что уголок его рта дергается. Интересно, думал он, а другая женщина, одевшись в рыжевато-коричневые брюки и черный сюртук с рукавами, чуть прикрывшими ей запястья, будет выглядеть так же привлекательно? Сомнительно. Тут Харриет слегка ударила кончиком трости по ноге и начала быстро вращать трость с той же легкостью, что и игральную карту.

 
Грубые лапы нежнее, чем вялые ручонки.
Только бедный умеет любить, спроси у любой девчонки.
 

   Она показала пальцем на одну из зрительниц:
 
   – Ну, а что скажешь ты?
 
   Женщина в полинявшем платье и сильно поношенных башмаках закивала и потрясла в воздухе сжатыми кулаками.
   Мужчина рядом с их столиком сунул пальцы в рот и пронзительно свистнул, а потом снова заколотил по столешнице, опрокинув кубки сотрапезников. Они захохотали. Бенедикт единственный заметил вопрошающую ухмылку пьянчуги и жадные кивки его дружков.
   Пьянчуга неуверенно поднялся; Бенедикт плавно вскочил со стула.
   – Давай к нам, красотка! – заорал пьянчуга. – Я тебе покажу твоего мужчину!
   Он успел сделать всего один шажок к сцене, когда локоть Бенедикта врезался ему в солнечное сплетение.
   Глаза пьяницы широко распахнулись, он открыл рот, как рыба, вытащенная из воды, и рухнул на свой стул.
   Толпа, возбужденно смотревшая на сцену, взвыла, и Бенедикт оглянулся. У него перехватило дыхание – Харриет стояла на руках, вытянув ноги вверх.
   Музыка внезапно сделалась тихой и вкрадчивой, Харриет плавно опустилась на четвереньки. Шляпа ее слетела, густые волосы закрыли лицо. Она подняла глаза и уставилась на Бенедикта.
 
   Мне нужен мужчина. Прижмись ко мне крепче.
 
   Харриет поползла вперед гибкими змеиными движениями, не отрывая глаз от Бенедикта. Он сглотнул.
   Рэндольф сдавленно фыркнул:
   – Хо-хо, она идет за вами, Брэдборн!
   Харриет мягко спрыгнула со сцены.
 
   Мне нужен мужчина. Прижмись ко мне крепче.
 
   Она шла прямо к Бенедикту с серьезным выражением лица, глядя на него сквозь густые ресницы. Бенедикт прирос к месту. Он сомневался, что смог бы сдвинуться, даже если в здании вспыхнет пожар. Кровь в его жилах кипела.
 
   Мне нужен мужчина.
 
   Она подошла к нему сзади, прижалась грудью к спине, обдавая его ухо жарким дыханием.
 
   Прижмись ко мне крепче.
 
   Длинные бледные пальцы пробежались по плечам Бенедикта, проскользнули под лацканы сюртука, поползли вниз по груди.
   Теперь больше свистели женщины, чем мужчины.
   Бенедикту казалось, что музыка звучит прямо у него в теле. Он вдыхал аромат чистых волос, чувствовал, как кончики пальцев задевают его бедро – Харриет скользила вниз, словно кошка, которой очень хотелось, чтобы ее погладили.
   Бенедикт сжал кулаки.
   Похоже, зрители знали эту песню, потому что начали подпевать. Харриет легонько сжала его руки и очень сердечно улыбнулась. Бенедикту захотелось уложить ее прямо на столик.
   Харриет бегом поднялась на сцену, потому что песня кончалась. Ей хлопали стоя. Она кланялась. Кто-то раздобыл цветок и бросил его к ее ногам. Харриет подняла розу и помахала ею в воздухе; глаза ее сияли.
   Когда объявили победительницу состязания, даже некоторые из друзей Ванессы Блу одобрительно закричали.
   – Это было потрясающе, Харриет! – Лиззи заключила ее в объятия в ту же секунду, как она подошла к столику. – И конечно же, ты поставила леди Блу на место!
   Харриет, все еще в брюках, бросила платье на стул и начала сворачивать волосы в узел. Она чувствовала себя смущенной меньше, чем ожидала.
   – Должна признаться, не взбеси меня так эта леди, я бы на это не отважилась. – Харриет заколола волосы и коротко глянула на Бенедикта, Он сидел с непроницаемым лицом и не улыбался, – Она напомнила мне одну лондонскую даму. Марселла Рубен говорит ужасные гадости про людей, которых совершенно не знает, а некоторые из этих мишеней – мои друзья.
   – Наверное, такие есть везде. – Лиззи наморщила носик.
   – Правда, в Лондоне я удерживаюсь от мести, потому что терпеть не могу ставить в неловкое положение своих друзей и их семьи.
   – Ну, здесь-то, – произнес Рэндольф, – вас вряд ли кто знает.
   Харриет снова посмотрела на Бенедикта:
   – Вы думаете, я зашла слишком далеко, мысленно объединив обеих?
   Бенедикт ничего не ответил, и она заволновалась, что действительно зашла слишком далеко – и дело не в причине, по которой она решила выступать, а в самом выступлении.
   – Нет, – сказала вдруг Лиззи и фыркнула. – «Зубы такие же огромные, как и твоя подружка». Ишь ты!
   – А каков приз, Харриет? – поинтересовался Рэндольф. – Есть что добавить к карточному выигрышу?
   – Я заработала искреннее одобрение хозяев и персонала «Цыганского барона», – гордо заявила Харриет. – И гарантированное участие в любых следующих состязаниях.
   – Значит, вы ничего не получили, – заговорил наконец Бенедикт.
   – Точно. О! Еще сказали, что я могу оставить себе брюки и сюртук!
   – Сейчас очень сложно подобрать хорошую пару брюк, – кивнул Рэндольф.
   – Поздно уже, – произнес Бенедикт, даже не взглянув на карманные часы.
   – Нам нужно вернуться до того, как проснется моя мать. – Лиззи со вздохом встала. – Когда она просыпается, у нее всегда отвратительное настроение. Даже не представляю, что она устроит, если заметит мое отсутствие.
   – Да все равно. После Харриет ни одно выступление не покажется интересным, – сказал Рэндольф.
   Несмотря на поздний час, им пришлось пробираться через густой поток людей, входивших в таверну. Ночной воздух приятно холодил разгоряченные щеки Харриет, а легкий ветерок задирал полы жакета.
   – Они выглядят очень удобными, эти штаны – Лизи легонько провела пальцами по ткани, задумчиво рассматривая светлый хлопок.
   – Так и есть. Я знаю одну маркизу, которая только в брюках ездит верхом.
   – А я никогда не ездила верхом.
   – Я тоже, пока не встретила мистера Брэдборна. – Харриет отважилась бросить на него еще один взгляд и на этот раз увидела на его лице непроницаемую маску. Он свел брови над очками и внимательно всматривался в дорогу.
   – Осторожно, – сказал Бенедикт, подхватил Харриет и Лиззи под руки и оттащил поближе к зданию.
   – Что такое? – Рэндольф глянул на карету, мчавшуюся по дороге.
   Она так круто свернула к таверне, что правые колеса оторвались от земли. Харриет даже дыхание задержала – так сильно покачнулась карета, но колеса все же опустились на землю. Кучер дернул за поводья, и, перекрывая раздраженное ржание лошади, раздались знакомые пронзительные вопли.
   – О Боже! – прошептала Харриет.
   Карета не успела толком остановиться, как из нее выпрыгнула Беатрис Пруитт. На ней все еще был ночной чепец, на носу виднелись остатки ночного крема. Ветер распахнул полы ее пальто, демонстрируя ночную рубашку, но миссис Пруитт быстро застегнула его на все пуговицы. Она всмотрелась в толпу удивленных зевак, но почти сразу заметила дочь.
   – Элиза Джорджетта Пруитт! Что ты вытворяешь?
   Харриет буквально ощутила, как Элизу, стоявшую рядом, до краев заполняет унижение. Она сжала ладонь Лиззи.
   – Мама, я могу все объяснить, – сказала Элиза, и радостный смех, слышный в ее голосе всего несколько минут назад, совершенно пропал.
   – Ты не можешь сказать ровным счетом ничего, чтобы исправить положение, юная леди! Я воспитывала тебя не для того, чтобы ты среди ночи таскалась бог знает где! – Мясистая шея Беатрис наливалась неприятной краснотой, поднимавшейся вверх и заливавшей уши.
   Харриет шагнула вперед.
   – Миссис Пруитт, это была моя идея. Это я настояла, чтобы Лиззи пошла с нами…
   – Нет! – Пальчики Лиззи сжались в крохотные кулачки. – Это неправда! Я сама попросила Харриет поехать. Она, сэр Рэндольф и мистер Брэдборн отправились со мной, чтобы охранять от любых неприятностей!
   Беатрис смотрела ледяным взглядом.
   – Мне казалось, ты умнее, чем ничтожный писателишка и дамочка, – она смерила Харриет откровенно пренебрежительным взглядом, – не имеющая понятия о приличиях!
   Харриет ахнула.
   Рэндольф задушенно выдавил:
   – Послушайте, вы, мадам…
   Бенедикт вмешался:
   – Элиза, вам лучше уйти вместе с матерью. – Взгляд его был еще холоднее, чем у миссис Пруитт. – Уведите ее отсюда, пока она не наговорила еще больше глупостей.
   Лиззи посмотрела на Бенедикта, кивнула, быстро подошла к карете и забралась в нее, даже не оглянувшись и не сказав «до свидания». Миссис Пруитт затопала вслед за ней, и перед тем, как дверца экипажа захлопнулась, Харриет услышала шипение Беатрис:
   – Ради всего святого, она же в брюках!

Глава 22

   Они молчали почти всю дорогу домой. Правда, Харриет вслух поволновалась за Элизу, а Рэндольф отпустил несколько шуток насчет того, что лестно быть «ничтожным» в глазах дамы, читающей только колонки сплетен в газете «Пост». Харриет уже увидела вдали огни особняка, как вдруг Рэндольф заговорил:
   – Где вы этому научились? В смысле – танцу и песне?
   – Мой отец был завсегдатаем игорных залов, предлагающих развлекательную программу. Одна из танцовщиц всегда относилась ко мне по-доброму. Если отец засиживался за игрой совсем поздно, – Харриет улыбнулась, вспоминая, – она стелила для меня одеяло где-нибудь в тихом темном месте. Я много раз видела, как она исполняет эту песню. Поразительно, что она вытворяла в одном корсете и перьях!
   Рэндольф хмыкнул.
   – Жаль, что я не помню ее имени. Отца выкидывали из стольких залов, что я просто не могла запомнить, где мы были неделю назад.
   Она заметила, что Бенедикт наблюдает за ней с мрачным лицом. Карета остановилась. Бенедикт выбрался из нее и протянул Харриет руку.
   – Пожалуй, я налью себе что-нибудь выпить, – произнес он, войдя в дом.
   – А я, пожалуй, пожелаю вам спокойной ночи. – Рэндольф пошел к лестнице. – Старею я для ночного образа жизни.
   Харриет повернулась, чтобы идти за ним.
   – Харриет, – произнес Бенедикт. Он дожидался в глубине коридора, глядя на нее немигающим взглядом.
   Харриет задрожала, хотя в доме было тепло. Она вдруг вспомнила точно такой же тон тетки, когда кузен сваливал на нее свои проделки. Сделав над собой усилие, она шла вслед за Бенедиктом, не волоча ноги и не уставившись в пол. К тому моменту как Харриет вошла в гостиную, освещенную только огнем в камине, Бенедикт ставил на стол графин с бренди. Он повернулся к Харриет и протянул ей бокал, в который налил в два раза меньше алкоголя, чем в свой.
   Она подождала, пока он сделает большой глоток, и тоже немного отпила из бокала.
   – Вы рассердились.
   – Почему вы так решили?
   – Вы и слова не сказали с тех пор, как мы уехали из «Цыганского барона». Нет, даже раньше. После моего танца… – Она задумчиво смежила ресницы и набрала в грудь побольше воздуха. – Мое поведение вас смутило. – При мысли о том, что этот человек, с которым ей так легко общаться, счел ее поведение неприличным, сердце Харриет заныло.
   – Нет, – поспешно ответил он. Харриет с трудом изобразила вымученную улыбку. – Однажды я вел из центра Лондона в тюрьму человека в одних подштанниках и башмаках. Меня нелегко смутить.
   Харриет, обдумывая это, кивнула, и брови ее взлетели вверх.
   – Вы рассердились, потому что в танце я использовала вас?
   Он молча наблюдал за ней.
   – Я прошу прощения, Бенедикт. – Она вздохнула. – Я знаю, что вы человек очень сдержанный, и мне не стоило доводить вас до крайности. Но я надеялась, что это вас рассмешит. – Харриет выдавила жалкую улыбку, исчезнувшую сразу же, как только он осторожно поставил пустой бокал и шагнул в ее сторону.
   Бенедикт крепко взял Харриет за локти и повернул спиной к себе.
   Бенедикт подошел к ней близко. Слишком близко. Он прижался грудью к спине Харриет.
   У нее вдруг возникла странная мысль – не будь она такой высокой, они бы не подходили друг другу так здорово. Ощущая спиной тепло Бенедикта, Харриет впервые в жизни искренне порадовалась своему необычному росту.
   – Бенедикт? – пискнула она.
   – Ш-ш… – Его влажное дыхание щекотало ухо, ласкало изящные завитки волос.
   Ресницы Харриет затрепетали.
   Бенедикт отпустил ее локти, его пальцы легонько пробежались по ее рукам и сжали плечи. Потом его руки скользнули под сюртук Харриет, прошлись по ее спине, она почувствовала, как ладони двинулись дальше, к талии и бедрам.
   Харриет так крепко вцепилась в бокал, что стекло чудом не треснуло.
   – Это смешит вас, Харриет? – шепнул он ей на ухо.
   Харриет вздрогнула и помотала головой.
   Он долго молчал, положив руки ей на бедра, и тут Харриет сообразила, что видит их отражения в позолоченном зеркале над камином. Губы ее были ярко-красными, а глаза сверкали от внутреннего жара. Бенедикт, увидела она, стиснул зубы и зажмурился.
   – И как вы себя чувствуете? – Он открыл глаза, и взгляды их в зеркале встретились.
   Харриет сглотнула.
   – Как под пыткой.
   Бенедикт улыбнулся, и Харриет опустила голову, не желая видеть удовлетворения в его взгляде.
   Его губы мазнули ее ухо так легко, что сначала она решила, будто ей это почудилось. Он шевельнулся и легонько поцеловал и другое ухо.
   Уголки губ Харриет дернулись, она бессознательно откинулась назад, поближе к теплу Бенедикта.
   – Я чувствую себя как под пыткой, – проговорил он ей в шею (по рукам Харриет побежали мурашки), – всякий раз, как нахожусь рядом с тобой.
   – Прошу прощения, – сказала Харриет, не придумав лучшего ответа.
   Она кожей почувствовала, что он улыбается.
   – Не нужно. Просто пообещай, что однажды пытка окончится.
   – О… – Харриет пришла в замешательство.
   Он засмеялся гортанным смехом и поцеловал ее в шею. Его руки скользили по ее животу, жар от ладоней обжигал сквозь рубашку. Одной рукой он обнял Харриет за плечи и крепко прижал к себе, а другой накрыл ее правую грудь, словно это был самый изысканный и вкусный персик на свете.
   Харриет ахнула. Чтобы надеть мужской костюм, она сняла корсет, и теперь только тонкий батист рубашки отделял ее от руки Бенедикта. Она почувствовала, что сосок – уже напрягшийся от его прикосновения – чувственно уперся в его ладонь. Он слегка сжал грудь, словно проверял спелость фрукта.
   – Харриет? – Ее имя, произнесенное прерывистым голосом, резко задело кожу.
   Она подняла ресницы и встретилась в зеркале с его вопрошающим взглядом. Скулы его напряглись от душевного волнения, а в глазах пылал огонь, не имеющий никакого отношения к жару камина.
   – Да, – шепнула она.
   Этот поцелуй в шею был крепким, и руки Харриет начали дрожать, когда она почувствовала, что он покусывает ее зубами. Бенедикт отпустил ее грудь, и Харриет невольно застонала, вжавшись в его жаркое тело так сильно, что он шагнул назад и негромко рассмеялся.
   Его рука скользнула вниз. Когда губы Бенедикта прикоснулись к особо чувствительному месту на шее, Харриет закусила нижнюю губу и уронила голову.
   Тут она заметила, что Бенедикт успел расстегнуть пуговицы на ее брюках. Бокал выскользнул из ее пальцев и разбился у их ног, когда она почувствовала, что мозолистый палец прикоснулся к обнаженной коже.
   – Все хорошо, Харриет, – произнес Бенедикт. Харриет подняла голову и встретила его недрогнувший взгляд в зеркале. – Я не причиню тебе боли.
   – Я знаю. – Она кивнула и выдавила слабую улыбку, но тут же втянула в себя воздух.
   Она приоткрыла рот, но выдохнуть не смогла – его пальцы скользили все ниже.
   Харриет уронила руки на бедра Бенедикта, впившись ногтями в упругую мускулистую плоть.
   Тело ее отчаянно дрожало, и Харриет боялась, что не устоит на ногах. Она судорожно дышала, то и дело хватая воздух открытым ртом.
   Ноги ее подкосились. Если бы не рука Бенедикта, крепко ее державшая, Харриет рухнула бы на усыпанный осколками коврик. И, думала Харриет, пока сквозь нее прокатывались волны наслаждения, начинавшиеся от того места, где лежала ладонь Бенедикта, она бы, наверное, и не почувствовала, как стекло впивается в ее кожу.
   – Мисс Мосли?
   – Проклятие! – Бенедикт поставил Харриет на ноги – шаги приближались. Он повернул Харриет лицом к себе. Она пошатывалась, как пьяная, а он быстро застегнул пуговицы на ее брюках, а потом взял ее за подбородок, всматриваясь в лицо.
   – Как я выгляжу? – прошептала Харриет.
   – Красавицей. Иди, сядь на канапе.
   Харриет кивнула с удивившей ее саму покорностью, быстро подошла к низкому диванчику, села и поморщилась.
   – Брюки влажные, – шепнула она.
   – Чертовски извиняюсь, мисс Мосли. – Бенедикт вскинул бровь. – Пожалуй, нам стоит прекратить все удовольствия, чтобы спасти ваш гардероб.
   – Нет необходимости, – чопорно ответствовала Харриет, заставив его расхохотаться.
   Через мгновение в дверях появился Байрон Эллиот.
   – Мне показалось, что я слышал звон разбитого стекла, – сказал он, входя в комнату, – и крик мисс Мосли.
   Харриет обрадовалась, что темнота в комнате скрыла ее вспыхнувшие щеки.
   – Я уронил бокал, – сказал Бенедикт, вытащил из кармана носовой платок и наклонился, чтобы собрать осколки.
   – Я взвизгивала от смеха, – солгала Харриет. – Мистер Брэдборн рассказал мне очень смешную шутку.
   – Да? – Эллиот поднял бровь и пошел к диванчику, переводя взгляд с Харриет на Бенедикта, собиравшего в носовой платок осколки бокала. – И какую?
   Бенедикт впился глазами в Харриет. Она откашлялась.
   – Как называют только что поженившихся аристократку и аристократа?
   – Как?
   – Кузены. – И Харриет старательно залилась фальшивым, громким, визгливым смехом.

Глава 23

   Харриет прошла через сад и остановилась возле подстриженной живой изгороди, у прохода на лужайку. Она подняла голову, чтобы солнечные лучи могли проникнуть под поля шляпки и теплыми поцелуями прикоснуться к ее щекам. Она улыбнулась, и Бенедикт почувствовал, как его губы тоже расплываются в улыбке.
   Это был такой день – и такая женщина, которые могли заставить его забыть обо всем на свете.
   Харриет пошла обратно, и ветерок, заставлявший желтые и бурые листья на деревьях вести оживленный разговор, взметнул ленты шляпки и прижал юбку к ногам Харриет. Бенедикт вспомнил вчерашнюю ночь – ее мягкие бедра, прижавшиеся к нему, ее восторженные вскрики, и его кровь снова забурлила.
   Он тоже вернулся на лужайку, где Харриет стояла около стула Элизы Пруитт. Девушка воспользовалась мольбертом и красками, которые леди Крейчли на всякий случай припасла для гостей. Углем Лиззи набросала одну из статуй, видных из сада, – херувима, тянущегося к небу; вокруг его пухлой ножки обвилась виноградная лоза.
   – Лиззи, – говорила ей Харриет, – ты потрясающий художник! Клянусь, эта статуя выглядит на твоем холсте гораздо лучше, чем на самом деле.
   Лиззи стеснительно пожала плечами:
   – Это просто мое хобби.
   – Как так вышло, что твое хобби – это искусство, а мое – убийство комнатных растений, ничем не заслуживших моего гнева?
   – Я не знала, что ты садовод, Харриет.
   – Садовод, – фыркнула Харриет, – у которого все цветы гибнут.
   Элиза хихикнула. Бенедикт давно заметил, что она не пытается прикрыть ладонью улыбку, когда разговаривает с Харриет.
   – Ты на себя наговариваешь.
   – Это чистая правда, – заявил Бенедикт, подходя к ним ближе. – Во всех лондонских оранжереях висят плакаты с изображением мисс Мосли и запретом продавать ей цветы. – Он с подозрением всмотрелся в Харриет. – Думаю, я вас узнал.
   Однако она смотрела не на Бенедикта, а на жеребца, трусившего за ним следом, и озабоченно морщила лоб.
   – Что это, мистер Брэдборн? – Элиза кистью указала на серого жеребца. – Вы собираетесь на верховую прогулку?
   – Нет. Согласно пари, заключенному с мисс Мосли, я обязан улучшить ее навыки верховой езды. То есть по крайней мере научить ее ровно сидеть в седле.
   – О нет, сэр! – встревоженно рассмеялась Харриет. – Я не хочу вас беспокоить. Той нашей поездки верхом вполне достаточно, чтобы выплатить ваш долг.
   Бенедикт посмотрел в полные тревоги глаза, спрятавшиеся в тени широкополой шляпки.
   – Я настаиваю.
   Харриет втянула в себя побольше воздуха и выдохнула.
   – Разреши ему поучить тебя, Харриет, – посоветовала Элиза. – Кто знает, когда еще выпадет такая возможность? – Лиззи вспыхнула, заметив благодарную улыбку Бенедикта.
   – Ну ладно, – произнесла Харриет без малейшей покорности в голосе.
   – Пойдемте на западную лужайку. – Бенедикт положил ладонь ей на спину. – Мы же не хотим затоптать мисс Пруитт?
   – Боюсь, – Харриет смерила взглядом идущую рядом лошадь, – что мое умение управляться с лошадьми может посоперничать с моими же садоводческими талантами.
   – Вы когда-нибудь убили хоть одну лошадь?
   – Нет, – согласилась она, – но это всего лишь вторая попытка вступить с ними в близкий контакт.
   Бенедикт остановил жеребца и посмотрел на Харриет:
   – Как так получается – вы боитесь ездить верхом, но можете станцевать перед толпой незнакомцев и прогуляться по кладбищу не моргнув глазом?
   – Я всегда чувствую себя лучше, прочно стоя на ногах.
   Внезапно перед его внутренним взором возникло отражение в зеркале: Харриет стоит, впившись ногтями в его бедра и плотно зажмурившись.
   Бенедикт откашлялся.
   – Вы помните, как садятся верхом на лошадь?
   – Конечно, – ответила она и подняла правую ногу к левому стремени. Бенедикт уже хотел поправить ее, но Харриет обернулась, подмигнула ему, опустила правую ногу и сунула в стремя левую. Свирепо вцепившись в луку седла, Харриет приподнялась – и чуть не упала, но Бенедикт бесцеремонно подхватил ее и подтолкнул вверх.
   – Негодяй! – насмешливо бросила Харриет, перекидывая ногу через седло. Она упала вперед, распластавшись по спине лошади и обхватив руками ее мускулистую шею.
   Элиза расхохоталась.
   – Даже я знаю, что верхом сидят не так! – крикнула она.
   Харриет выпрямилась и быстрыми, ловкими движениями расправила вокруг себя юбку.
   – Знаете, – сказал Бенедикт, – существуют боковые седла для женщин в платьях.
   – Безумие, – прошипела Харриет, так крепко вцепившись в луку седла, что костяшки пальцев побелели. – Я уверена, их придумал мужчина. Может, искал такой способ избавиться от жены, чтобы власти не стали задавать ему лишних вопросов?
   – Я начинаю думать, что вы слишком много читаете.
   – Вы не первый так думаете, – пробормотала она. – Я видела в Гайд-парке многих наездниц, и все они выглядели весьма изысканно и элегантно. Но я что-то сомневаюсь, что у меня такая же посадка.
   – Всему свое время, – успокоил ее Бенедикт. – А теперь берите поводья.
   Харриет нахмурилась:
   – Может, их будет держать кто-то более опытный?
   – Я возьмусь за уздечку. – Он прошел вперед, а Харриет отпустила луку и взялась за поводья. – Все будет отлично, Харриет. Я не допущу, чтобы с вами случилось несчастье.