– Кого? – Харриет ткнула себя пальцем в грудь. – Меня?
   – Давайте-ка присядем. – Рэндольф увлек ее за собой к невысокой скамье, снял с себя куртку и расстелил ее на влажном камне. Потом пошарил в жилете, вытащил небольшой блокнот и огрызок карандаша и сел рядом с Харриет. – А теперь поведайте мне, дорогая, как так получается – стоит произойти чему-нибудь внушающему страх, и у вас в глазах появляется возбужденный блеск?
   Харриет посмотрела на него:
   – Даже и не знаю. Может быть, все дело в моем воспитании?
   – Родители учили вас никогда ничего не бояться?
   – Нет, этого я сказать не могу. – Харриет пожала плечами. – Отец брал меня с собой в весьма устрашающие места, и я к ним привыкла. – Она искоса взглянула на Рэн-дольфа. – Кроме того, он приучил меня к паршивым романам, а с их помощью я научилась не пугаться вещей, от которых другие подскакивают ночами.
   Рэндольф кивнул, пососал кончик карандаша и нацарапал что-то в блокноте.
   – То есть таким образом вы и сделались такой сообразительной?
   Харриет усмехнулась и кашлянула.
   – Я какое-то время жила с теткой и дядей, а они отправили меня в школу. Я думала, если буду очень стараться и хорошо учиться, они станут мной гордиться.
   – Стали?
   Харриет наморщила нос:
   – Мой кузен учился не так хорошо, как я, и они на меня за это сердились.
   – Ваш кузен был младше?
   – Нет, на три года старше меня.
   Рэндольф хмыкнул и постучал карандашом по подбородку, размышляя.
   – Как бы мне сделать так, чтобы моей героине хватало денег на такую жизнь, какая ей нравится, но без материальной поддержки семьи?
   Харриет вскинула брови:
   – Пусть она станет владелицей книжной лавки.
   – Великолепная идея, Харриет! Возможно, вам следует самой писать романы.
   – Вы знаете, – произнесла Харриет, – вы не первый, кто мне это говорит.
   Она перевела глаза с блокнота Рэндольфа на его лицо, но он не смотрел ни на свои записи, ни на нее.
   Лицо его вдруг замкнулось, а в глазах, как показалось Харриет, возникло что-то неприятное и как будто огорченное. Она проследила за его взглядом и увидела стоявшего неподалеку Брэдборна.
   – Доброе утро, Бенедикт. – Харриет с трудом выдавила кривую улыбку. Лицо его было суровым, глаза за стеклами очков ледяными. Руки он сжал в кулаки.
   Обратился он к ней ровным голосом, но гораздо резче, чем обычно:
   – Харриет, иди сюда. Немедленно.
   – Бенедикт?
   Рэндольф вздохнул у нее под боком:
   – Вот этого я и опасался, увидев сегодня утром того молодого человека, крадущегося вверх по лестнице.
   – Харриет! – Бенедикт сделал шаг вперед.
   – Нет, – грубо отрезал Рэндольф и весьма больно схватил Харриет за запястье. Харриет вздрогнула.
   – Убирайтесь от нее к черту, Рэндольф!
   Рэндольф отложил в сторону карандаш и блокнот и снова сунул руку за жилет. Вытащив пистолет, он положил его к себе на колени, дулом в кусты, но палец держал на спусковом крючке.
   – Прошу вас, Брэдборн, не вынуждайте меня целиться в нее.
   Сердце Харриет подскочило к горлу.
   – Что тут вообще происходит? – спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.
   – Это и есть шантажист, Харриет. – Бенедикт стоял неподвижно, не сводя глаз с оружия.
   Харриет ахнула и глянула на Рэндольфа. Тот кивнул, и щеки над усами порозовели.
   – Мне ужасно жаль, дорогая. Я надеялся, что до этого не дойдет: – Он снова посмотрел на Бенедикта. – Попрошу вас не двигаться с места, Брэдборн. Мы медленно встанем, и вы поведете нас к открытому окну в потайном коридоре. – Рэндольф покачал головой. – Нет никакой необходимости в крутых мерах. Я не собираюсь причинять вред никому из вас.
   Бенедикт сквозь зубы произнес:
   – Вы едва не убили Харриет, причем не однажды.
   Рэндольф опять покачал головой:
   – Нет-нет. Это все достойный осуждения мистер Хогг, заверяю вас. Знай я, что он за человек, ни за что бы не обратился к нему за помощью. Поначалу я только заметил, насколько он жаден. – Он посмотрел на Харриет. – Его необычайную тупость я из виду упустил. – Рэндольф крепче сжал руку Харриет и махнул пистолетом. – Шагайте вперед, мистер Брэдборн. Вы знаете, где окно. Я видел, как вы его осматривали, освободив Харриет из чулана.
   Как только Бенедикт двинулся вперед, Рэндольф перебросил куртку через руку, чтобы спрятать пистолет, и потянул за собой Харриет. – Признаюсь, дорогая, это я толкнул вас в тот чулан. И погром в вашей комнате устроил тоже я. Было очень сложно разнести комнату на куски, не произведя при этом ни малейшего шума. К счастью, вы и мистер Брэдборн были… заняты где-то в другом месте. – Харриет вопросительно посмотрела на него, и он скорчил извиняющуюся гримасу. – Я пытался напугать вас, хотел, чтобы вы уехали отсюда, Харриет. Вы оказались слишком упрямой, несмотря на мое прямое предупреждение, и я понадеялся, что смогу заставить Брэдборна настоять на вашем отъезде после истории с чуланом. Но я недооценил его желание удержать вас при себе. Кстати, я совершенно не собирался так долго продержать вас в чулане, дорогая. Мне и в голову не пришло, что Брэдборн слишком поздно вернется из деревни.
   Бенедикт обернулся и нахмурился.
   Они дошли до окна в задней части дома. Возле открытого окна стоял незнакомец, скрестивший руки на могучей груди.
   – Мистер Куинн. – Рэндольф кивнул в сторону незнакомца. – Очень жаль, что я не отыскал эгого субъекта раньше, чем Хогга. Это избавило бы меня от множества страданий. Он, конечно, жаден, но зато совсем не глуп.
   Бенедикт сердито зыркнул на Куинна.
   – Это ж он доставил мое послание в Лондон!
   – Проделал путь в рекордно короткое время, – ухмыльнулся Куинн.

Глава 40

   – Не так туго, мистер Куинн. Я вовсе не хочу, чтобы они все это время мучились.
   Бенедикт сердито смотрел на старика, целившегося из пистолета прямо ему в сердце. Они пришли в старый кабинет – в комнату, где Бенедикт в первый раз занимался любовью с Харриет. Рэндольф удерживал Харриет рядом с собой и не выпускал из рук пистолет, а Куинн принес два стула, поставил их спинками друг к другу и вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся с прочной веревкой.
   Когда их запястья привязывали к стульям, пальцы Бенедикта коснулись руки Харриет. Он поймал ее заледеневшую руку и ласково сжал ее.
   Надежно затянув узлы, Куинн отошел в сторону. Рэндольф протянул ему пистолет, развернул куртку и осторожно укутал ею колени Харриет.
   – Я не хочу, чтобы вы здесь простудились, – заявил он.
   Бенедикт почувствовал, как все его мышцы напряглись.
   – Какого черта вы не отвяжетесь от нее, Рэндольф? Она и так ужасно расстроена, что ее любимый писатель и друг оказался грабителем и убийцей.
   Рэндольф скорбно отошел от них подальше.
   – Харриет, поймите меня. Я делал то, что должен был делать. Плохо уже то, что я оказался в одном доме с сыщиком с Боу-стрит, а потом и вы, мой новый друг, тоже всерьез занялись расследованием. По отдельности я мог бы ускользнуть и от вас, и от мистера Брэдборна, однако вместе вы представляете силу, с которой я вынужден считаться.
   – Спасибо, – едва слышно ответила Харриет.
   Рэндольф улыбнулся:
   – Вы будете здесь в безопасности, пока я не закончу свои дела там, наверху.
   – Но вы не сделаете ничего плохого леди Крейчли? – В словах Харриет прозвучала тревога, и все внутри у Бенедикта сжалось. Она больше беспокоилась о другой женщине, чем о себе.
   – Думаю, нет. – Рэндольф пальцами расчесал усы. – Я искренне надеюсь, что мистер Латимер не наделает глупостей и не навлечет на себя страданий. Прежде чем мы покинем дом, я сообщу кому-нибудь, что вы здесь, внизу, так что вам не придется сидеть здесь бесконечно долго.
   – Да вы сумасшедший, – произнес Бенедикт.
   Рэндольф посмотрел на него, и улыбка его исчезла.
   – Нет. Я всего лишь человек, предъявляющий права на то, что по справедливости принадлежит ему. И вот что, – он повернулся к Куинну, – если мистер Брэдборн попытается что-нибудь учинить, немедленно это пресекайте. Его внешность весьма обманчива, и я не сомневаюсь, что нам обоим придется несладко, если только у него возникнет возможность вырваться.
   – А вот это верно, – согласился Бенедикт.
   – И ни под каким видом, – продолжал Рэндольф, – не должна пострадать моя главная поклонница. – Он повернулся к выходу.
   – А если она что-нибудь попытается учинить? – спросил Куинн, с подозрением глядя на Харриет.
   – Она не попытается, или мистера Брэдборна придется застрелить.
   Бенедикт почувствовал, как Харриет дернулась. Когда Рэндольф исчез в коридоре, она вздохнула.
   Харриет заговорила негромко, и голос ее был совсем несчастным. Бенедикт не сомневался, что она разговаривает сама с собой.
   – Ему совершенно не были нужны мои идеи.
   Мистер Куинн проверил веревки и направился к двери.
   Там он засунул пистолет за пояс, вытащил трубку, сел на пол, прижавшись спиной к стене, зажег трубку и втянул полные легкие дыма.
   Как только он удобно устроился, Бенедикт зашевелился. Он подтянул ногу поближе к стулу и начал напрягать руки, в конце концов сумев немного ослабить веревку. Запустив пальцы за край левого башмака, он покрутил ногой, засунул пальцы еще глубже и зацепил кинжал.
   – Бенедикт? – шепнула Харриет.
   – Ш-ш, – выдохнул он, вытягивая лезвие и пристраивая его к веревке на ладони. – Скоро я нас освобожу.
   – Прости, парень, – сказал Куинн. Он стоял над ними, засунув трубку в угол рта, и держал пистолет за дуло. – Ты слышал старикана.
   Пистолет опустился быстро, с силой, и все вокруг потемнело.
   Харриет громко закричала. Когда пистолет опустился на голову Бенедикта, раздался глухой удар, а потом она почувствовала резкую боль – его голова откинулась назад и ударилась о голову Харриет. Она услышала какое-то клацанье на полу и увидела, как Куинн пинком отправил кинжал Бенедикта в дальний угол.
   Потом приблизил к ней свое лицо и щелкнул пальцами перед носом.
   Харриет заморгала.
   – Прости, милашка, – сказал Куинн и вернулся на свой пост за дверью.
   Харриет наклонила голову и сильно зажмурилась, пытаясь справиться с охватившим ее головокружением. Бенедикт обмяк, натягивая веревки, которые их связывали. Харриет осторожно приоткрыла глаза и дождалась, пока пол перестанет раскачиваться.
   – Бенедикт? – окликнула она.
   Нет ответа.
   Харриет сглотнула, борясь с подступавшими слезами, и сжала руки Бенедикта, но он не шевельнулся. Она почувствовала, что возвращается мистер Куинн, быстро отпустила руки Бенедикта и снова опустила голову на случай, если Куинн сочтет ее поведение подозрительным. Минуты тянулись длинные, как часы, Харриет сидела, опустив голову, а ее тюремщик не шевелился.
   Заныла шея, и Харриет про себя обругала негодяя, который – она уже не сомневалась – пытался запугать ее, молча, без слов. Наконец, не выдержав этого гнетущего внимания, Харриет стиснула зубы, глубоко вдохнула и подняла голову, твердо вознамерившись дать отпор скотине, ударившей Бенедикта.
   Над ней нависал вовсе не Куинн. Призрак Уоррена Рочестера выглядел столь же реальным, как и человек, сидевший за дверью. Взгляд Харриет скользнул вверх от сапог к ярко-красной ленте, завязанной на поясе, и остановился на лице с насупленными бровями. Она толком не успела рассмотреть эти суровые черты, глаза их встретились, и ледяной, бесстрастный взгляд Рочестера впился в нее.
   Харриет судорожно вздохнула, и тут пират протянул к ней руку.
 
   Сон был довольно приятным – туман, в который он упал, потеряв сознание. Он был привязан к стулу, и руки тупо ныли, но внимание его было обращено не на эту боль. В этой туманной бездне он был не один. Всего в нескольких футах от него стояла Харриет, одетая в ночную рубашку, с волосами, заплетенными в две толстые золотистые косы. Лиф обтягивал груди, мягкая ткань облегала бедра.
   Несмотря на боль в руках, Бенедикт улыбнулся.
   Словно эта улыбка послужила сигналом, Харриет шагнула к нему. Движения ее были плавными, а улыбка то ли робкая, то ли порочная. Она положила ладони ему на плечи.
   Он застонал. Харриет легко поцеловала его в подбородок и провела пальцами по плечам и по шее. Ее пальцы запутались в его волосах. Он потянулся, чтобы поцеловать ее, но она качнулась и сама поцеловала его в ухо.
   – Бенедикт, – выдохнула она, и ее голос проник в самую душу. Она наматывала его волосы себе на пальцы.
   Его руки задрожали, мускулы напряглись, чтобы обнять ее.
   – Бенедикт… – снова шепнула она умоляющим голосом.
   Он застонал и сжал зубы, готовый с радостью умереть, лишь бы дать ей то, что она хочет.
   Боль стала резкой и острой – Харриет дернула его за волосы.
   Он широко открыл глаза, и туман исчез. Мягкая ладонь закрыла ему рот. Харриет не сидела у него на коленях, но губы ее действительно касались его уха.
   – Прости, – страдальчески прошептала она. – Я не смогла придумать другого способа беззвучно привести тебя в сознание.
   Он посмотрел ей в глаза, и Харриет медленно опустила руку. Бенедикт заморгал, внезапно сообразив, что они уже не привязаны к стулу. Его руки безвольно висели по сторонам. Бенедикт, поморщившись, поднял их и положил на колени.
   – Что за чертовщина тут происходит? – прошептал он.
   Харриет посмотрела на дверь.
   – Мистер Куинн ударил тебя.
   – Это я знаю. – Бенедикт нахмурился и обвел глазами комнату. – Как ты сумела освободиться?
   Харриет отвела взгляд.
   – Сейчас это не важно. – Она сунула ему в руку кинжал. – Как бы нам выбраться отсюда, чтобы не попасть под пулю?
   Он прищурился, глядя на нее, потом тряхнул головой. В ней тут же тупо запульсировала боль. Бенедикт посмотрел на дверь, из-за которой торчали ноги Куинна.

Глава 41

   Харриет поморщилась, когда Бенедикт втолкнул ее в пустой камин. Может, женщина среднего роста поместилась бы там нормально, но Харриет пришлось сгорбить плечи и под неудобным углом повернуть голову.
   – Не двигайся, – велел Бенедикт.
   Харриет сердито посмотрела на него. Да теперь потребуется рычаг, чтобы вытащить ее из этой теснотищи!
   Что-то в ее возмущенном взгляде заставило Бенедикта улыбнуться, а когда он быстро, но крепко поцеловал ее в губы, она забыла про временные неудобства. На удивление бесшумно ступая по поту своими башмаками, Бенедикт пересек комнату, подхватив один из стоявших в центре стульев, и подошел точно к тому месту, где с другой стороны стены устроился Куинн.
   Плавным движением Бенедикт поднял стул над головой и метнул его, как детский мяч.
   Харриет вздрогнула, когда стул с грохотом раскололся о дальнюю стену, услышала, как Куинн пробормотал несколько крепких слов, и открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот появляется в дверном проеме, держа перед собой пистолет.
   Со своего места за дверью Бенедикт схватил Куинна за запястье и так сильно вывернул ему руку, что пистолет с лязганьем полетел на пол. Бенедикт на этом не остановился. Он ногой откинул пистолет в сторону и резким движением завернул Куинну руку за спину. Тот сильно ударился о стену, голова его мотнулась вперед и громко стукнулась о камень.
   – Прости, парень, – произнес Бенедикт, когда тот без чувств упал на пол.
   Харриет выкарабкалась из своего убежища, а Бенедикт взял веревку, которой они были привязаны к стулу, и связал Куинну запястья и лодыжки. Харриет с некоторым изумлением следила за его уверенными движениями – Бенедикт старался не причинить человеку лишних травм.
   – Ты часто занимаешься подобными вещами?
   Бенедикт посмотрел на нее снизу вверх и затянул последний узел.
   – Ты даже не представляешь, как часто.
   Харриет хмурилась до тех пор, пока он не поднял упавший пистолет.
   – Все это время ты мог бы развлекать меня рассказами об этом! А ты заставлял меня страдать, выслушивая байки Беатрис Пруитт о том, как она едва не повстречалась с королевой!
   Бенедикт подошел ближе и положил руку на спину Харриет. Его дыхание лишь чуть-чуть сбилось, несмотря на такое напряжение сил.
   – Может быть, я рассчитывал, что у нас впереди годы, я еще смогу побаловать тебя этими историями.
   Харриет, забыв и о связанном бандите на полу, и о том, что сама она всего лишь несколько минут назад сидела, привязанная к стулу, улыбнулась.
   – Давай-ка выбираться отсюда. Нужно отыскать Рэндольфа. – Бенедикт взял ее под руку и повел к дыре, открывавшейся на верхний этаж.
   Харриет внезапно встревожилась.
   – Лиззи и ее мать, Честерфилды…
   – Не волнуйся, Харриет. Рэндольфу никто из них не нужен. – Они дошли до дыры, и Бенедикт замешкался всего лишь на мгновение. Он засунул пистолет сзади за ремень брюк, поразительно быстрым движением подпрыгнул, уцепился за сломанные доски и подтянулся наверх. Еще через минуту – Харриет предположила, что он осматривался, – Бенедикт наклонился и протянул руки к ней. – Он чувствовал необходимость разобраться только с тобой и со мной, потому что мы представляли для него угрозу. Когда он вытащил ее, Харриет спросила:
   – Бенедикт, а зачем он все это делает?
   – Не могу сказать, что знаю все факты, любимая, но мне кажется, что все это имеет прямое отношение к застарелой ревности и алчности. Оскар Рэндольф – кузен леди Крейчли. Должно быть, он считает, что имеет право на семейные ценности.
   Харриет покрутила головой, пытаясь не отстать от Бенедикта, шагающего ровно и быстро. Они подошли к его спальне.
   – Но ведь это неправильно по многим причинам, Бенедикт!
   – Я это знаю, и ты тоже. – Бенедикт налег на платяной шкаф, мышцы у него на руках напряглись, и тяжеленный гардероб на добрый фут сдвинулся с места. – Теперь мы должны убедить в этом Рэндольфа.
   Харриет следила за тем, как он ногтями подцепил одну из половиц, отложил ее в сторону и вытащил из тайника свой собственный пистолет, а оружие Куинна положил в тайник и снова задвинул шкаф на место.
   – Бенедикт, – одобрительно сказала Харриет, – твой тайник гораздо лучше моего.
   – Неплохо, – ухмыльнулся он, – для новичка.
   Харриет как раз подыскивала остроумный ответ, когда сверху вдруг раздался странный хлопок. Она посмотрела вверх, словно надеясь разглядеть что-то сквозь потолок.
   – Выстрел, – сказал Бенедикт.
   Харриет медленно опустила голову и посмотрела на него расширенными от ужаса глазами.
   – Останешься здесь?
   Она медленно покачала головой.
   Прежде всего, они услышали истерический крик Дортеи:
   – Как вы посмели?!
   – Я его дважды предупредил, – ответил сэр Рэндольф, и его голос прозвучал резким контрастом по сравнению с женским. – Причем, должен заметить, весьма вежливо.
   – Вы его убили!
   – Он всего лишь ранен, мадам. Держите себя в руках.
   Харриет изо всех сил старалась ступать неслышно, как Бенедикт. Он держался на добрых три фута перед ней, и хотя держал ее за руку, Харриет предполагала, что делает это не ради ее безопасности, а чтобы удержать ее подальше. Впрочем, она не жаловалась. Как правило, Харриет не спорила с вооруженными мужчинами.
   Они приблизились к открытой двери в спальню леди Крейчли, и Бенедикт прижался к стенке. Он заглянул в комнату. Харриет встала на цыпочки и тоже посмотрела туда через его плечо.
   Сначала она увидела Латимера, сидевшего на краешке кресла. Хотя он опустил голову, Харриет все же разглядела его стиснутые белые зубы. Правая рука болталась вдоль тела, левой рукой Латимер сжал ее повыше локтя. Рукав рубашки был красным от крови.
   Харриет прижала ладонь ко рту, чтобы заглушить вскрик. Она нашла взглядом перепуганную Дортею, а потом Рэндольфа. Тот направлял пистолет то на женщину, то на Латимера.
   – Я уже больше чем дважды объясняла вам. – Голос леди Крейчли сделался раздраженным, даже гневным. – У меня ничего для вас не осталось. Мой муж спустил все, что у меня было.
   Харриет увидела, что Рэндольф наконец понял, и лицо его менялось по мере того, как до него доходила истина. Ей вдруг стало его жалко.
   – Рэндольф! – громко произнес Бенедикт, и у нее по шее побежали мурашки. Должно быть, таким голосом он разговаривает на улицах Лондона. – Я вхожу. Бросьте пистолет.
   Харриет вцепилась в руку Бенедикта, не желая, чтобы он пострадал, как Латимер.
   Рэндольф направил пистолет на дверной проем, где стоял Брэдборн. Вид у старика вдруг стал утомленным и разочарованным.
   – Бенедикт! Что, черт побери, случилось с Куином?
   – Бросьте пистолет! – рявкнул Бенедикт.
   Рэндольф вздохнул, покачав головой:
   – Не вынуждайте меня выстрелить еще и в вас. Я этого в высшей степени не желаю.
   – Вы не сможете. Ваша единственная пуля попала в Латимера.
   Харриет ослабила хватку.
   Рэндольф поднес пистолет к носу и нахмурился:
   – А ведь вы правы. – И швырнул пистолет на пустое кресло.
   Бенедикт плавно переместился в комнату и, продолжая целиться в Рэндольфа – тот небрежно поднял руки вверх, – подошел к Латимеру.
   – Как вы?
 
   Латимер посмотрел на него: Роден, Франсуа Огюст Рене.
   – Становлюсь слишком стар для этих дел.
   – Ах, Харриет, моя дорогая поклонница! – вздохнул Рэн-дольф, когда она вошла в комнату, на его лице возникло неодобрительное выражение. – Просто ужасно, что вы видите меня в таком состоянии.
   – Да что вы вообще о себе думаете, сэр? – Леди Крейчли обвила руками своего возлюбленного, сердито глядя на Рэн-дольфа. Щеки ее раскраснелись от гнева. – Я приглашаю вас в свой дом, а вы вот так со мной обращаетесь? Да как вы посмели?!
   Харриет свела брови – в ее сознании промелькнуло что-то важное.
   – Я заслуживаю того, чтобы занять свое место в семье.
   – Сэр Рэндольф, – вмешался Бенедикт, засовывая его пистолет за ремень брюк, – ваш кузен, леди Дортеа. Он считает, что имеет право на часть вашего богатства.
   – Рэндольф, даже не знаю, с чего начать, чтобы объяснить вам, как вы ошибаетесь. – Латимер хмыкнул.
   – Бенедикт! – воскликнула Харриет.
   – Вероятно, вы куда богаче, издавая свои кошмарные романы, – говорила между тем леди Крейчли, – чем я, занимаясь этим домом.
   Рэндольф скривился:
   – Книги приносят на удивление мало денег.
   – Бенедикт! – снова окликнула его Харриет, чувствуя, как у нее холодеет под ложечкой.
   Он нахмурился, увидев, как она побледнела.
   – Что случилось, Харриет?
   Горло перехватило, и Харриет с трудом сглотнула, отводя взгляд от старика, бывшего к ней таким добрым – если не вспоминать тех прикосновений смерти, которые Харриет приписывала мистеру Хоггу. Она с грустью подумала о том, как плохо тому, кто ничего не приобрел, несмотря на воспитание. Похоже, Рэндольф получил даже меньше, чем она: все-таки ей дали приличное образование и она унаследовала от отца ловкость при игре в карты.
   Харриет посмотрела на Бенедикта, искавшего убийцу своего лучшего друга.
   Она вздохнула.
   – В записке мистера Осборна говорится, что человек, справлявшийся о часах, назвался Роупошом Крэндалом. – Она вспомнила, что имя сразу показалось ей странным, и в глубине сознания зашевелилась еще какая-то мысль.
   – Ну и что?
   – Думаю, это еще одна анаграмма. – Она взглянула на Рэндольфа. Тот уже все понял и выглядел встревоженным. – Те же буквы, что в «Рэндал С. Шуп» и «Оскар Рэндольф».
   Харриет перевела взгляд на Бенедикта. Лицо его посуровело и сделалось почти уродливым из-за неприкрытой ненависти. Он повернулся к Рэндольфу.
   – Фергюсон, – сказал Бенедикт.
   – Нет. Погодите! – Старик пошатнулся и упал в кресло.
   – Ты его убил. – Бенедикт поднял пистолет.
   – Нет! – закричала Харриет.
   – Нет! – с тем же ужасом в голосе завопил Рэндольф. – Хогг – единственный человек, которого я убил! Он представлял собой угрозу, особенно после того, как я отправил его в Лондон!
   Бенедикт уже положил палец на спусковой крючок. Харриет подошла к нему, чувствуя, как колотится сердце и звук отдается в ушах, и взяла его за локоть:
   – Прошу тебя. Выслушай то, что он скажет.
   Старик говорил быстро и отчаянно:
   – Я действительно ходил к часовщику и справлялся о хронометре Рочестера. Понимаете, когда я начал зарабатывать книгами, то стал собирать вещи. Ну, вещи, принадлежавшие когда-то нашей семье, но распроданные. Я хотел найти часы и послал Хогга в Лондон. Я велел ему узнать подробности и сообщить мне, а потом собирался сделать предложение Фергюсону. Я хотел купить эту чертову вещь! Хогг был просто сумасшедшим. Он решил украсть часы, но Фергюсон стал сопротивляться. Хогг сказал, что вытащил кинжал, потому что старик не сдавался. – Рэндольф отвернулся от Бенедикта и умоляюще посмотрел на Харриет: – Вы должны мне поверить! Я не хотел причинять вред Фергюсону! Я убил Хогга, потому что он убил вашего друга и собирался убить ту несчастную горничную.
   – Если бы не вы, – процедил сквозь зубы Бенедикт, – Фергюсон был бы сейчас жив.
   Харриет сильнее сжала его локоть.
   – Разве этого он хотел бы от тебя, Бенедикт? Разве твой друг мистер Фергюсон хотел бы, чтобы ты застрелил человека за то, что тот случайно привел его к гибели?
   Она не знала, кто тот человек, что появился в дверях. Его зеленые глаза смотрели серьезно, и в них, как показалось Харриет, стояли слезы.
   – Нет, он бы не захотел, чтобы на совести Бенедикта была смерть человека. Тем более из-за него.

Глава 42

   Как сказал Латимер, в него и раньше пару раз стреляли. Больше он ничего не объяснил, и никто не стал спрашивать. Дортеа позолоченными ножницами ровно разрезала рубашку от манжета до плеча и сжала губы, увидев открытую рану и кровь.