Страница:
– Доброе утро, мадемуазель!
Французский акцент, решила Харриет. Определить проще, чем акцент Бенедикта Брэдборна. Она нахмурилась и села на кровати. Странно, что первым делом ей вспомнился этот малознакомый человек.
– Я не хотела вас будить, – сконфуженно улыбнулась горничная, перекидывая через руку грязную одежду Харриет. – Извините, мадемуазель.
Харриет потерла сонные глаза, несколько раз моргнула и тоже сумела улыбнуться.
– Меня зовут Харриет.
Горничная сделала реверанс.
– Очень приятно познакомиться, мадемуазель Харриет. Меня зовут Джейн. Я принесла вам горячий чай и хлеб. – Джейн взяла поднос и поставила его на ноги Харриет. – Вам понадобится еще что-нибудь?
– Нет, – ответила Харриет, слегка обеспокоенная таким обслуживанием.
Дождавшись ухода Джейн, Харриет отставила поднос в сторону и встала. Одеваясь, она выпила чай, а перед тем, как надеть чулки, села и откусила от очень аппетитного хлебца. К ее удивлению, хлеб был сладкий, словно в него добавили немного сахара и корицы.
Закончив завтракать, она почистила зубы и уже направилась к двери, как вдруг вспомнила, что поднос остался на кровати. Харриет взяла его в руку, открыла дверь и обнаружила прямо перед собой очень большого, зловещего вида незнакомца.
Обычно она радовалась, увидев человека выше себя ростом, но этот незнакомец выглядел почти нелепо – на добрый фут выше Харриет и с такими широкими плечами, что она засомневалась, сумеет ли он протиснуться в дверной проем, не поворачиваясь боком.
Прежде чем она снова обрела дыхание, незнакомец произнес:
– Мисс Харриет Мосли?
– Да. – Харриет вздрогнула, словно ожидая удара. У незнакомца были грубые черты лица, скулы резко выдавались вперед, плоский нос казался сломанным в нескольких местах, холодные серые глаза, прикрытые тяжелыми веками, придавали взгляду сонное выражение.
– Леди Крейчли хочет вас видеть.
– Хорошо. – Харриет ждала, что он покажет ей дорогу. Сонный взгляд незнакомца скользнул по подносу в ее руках. – Я собиралась отдать его Джейн.
Угрюмое лицо приняло недоуменное выражение.
– Оставьте это. Она вернется за ним сама.
– О! – Харриет отнесла поднос на столик, вернулась обратно и улыбнулась незнакомцу. Его густые брови поползли вверх, и Харриет охватила гордость: она заставила эти каменные черты шевельнуться. Незнакомец повернулся и пошел впереди.
Мистер Латимер, который казался более пригодным для того, чтобы заниматься профессиональным боксом или еще каким-нибудь жестоким делом, попросил Бенедикта подождать в кабинете. В комнате больше никого не было, и только треск огня в камине нарушал тишину. Бенедикт по достоинству оценил уединение и воспользовался им, чтобы, как и предыдущим вечером, хорошенько подумать.
Пока все шло по плану. Никто из посетителей Рочестер-Холла не нашел странным, что никогда не слышал о нем – о человеке, жившем, как большинство из них, в Лондоне и имевшем достаточно средств, чтобы позволить себе отдых в доме с привидениями. Может, они сочли его чудаком или затворником. Бенедикту это было безразлично. Он все продумал заранее, даже откровенную ложь о своем богатстве – на случай, если кто-нибудь бестактно этим поинтересуется. Он не испытывал ни жалости, ни сострадания, непоколебимо настроившись на отмщение. Ничто не может ему помешать.
Несмотря на хорошо смазанные петли, Бенедикт понял, что дверь за его спиной отворилась.
– Подождите здесь, – повторил Латимер слова, сказанные Бенедикту несколько минут назад.
Бенедикт нахмурился, услышав щелчок закрывающейся двери, и поднялся на ноги. Харриет Мосли смотрела на закрытую дверь с очень забавным выражением недоумения на лице. Вчерашнее испытание, включавшее в себя не только долгую дорогу из Лондона, но и затянувшуюся чуть не до утра беседу с Оскаром Рэндольфом о книгах, никак на нее не повлияло – она не выглядела ни замученной, ни уставшей. Платье цвета спелого персика, хотя и чистое, все равно не закрывало щиколоток.
Отвернувшись от закрытой двери, Харриет на мгновение удивилась, увидев Бенедикта, потом подняла одну рыжеватую бровь и поджала губы. Ее глаза – светло-карие при утреннем свете – беззастенчиво изучали Бенедикта.
– Опять вы? – произнесла она и усмехнулась.
– Боюсь, что так, мисс Мосли. – Как и вчера вечером, его взгляд оказался прикован к мягкому изгибу ее губ. – Как оказалось, для нас двоих устроят экскурсию по дому.
– Вот как?
– Из-за позднего прибытия мы пропустили первую экскурсию.
– Я не знала, что вы с сэром Рэндольфом тоже опоздали.
– Я опоздал. Думаю, Рэндольф здесь уже несколько дней. Вчера, при моей первой с ним встрече, он рассказывал об этом доме с полной осведомленностью.
– Мне показалось, что вы с ним хорошо знакомы, – задумчиво произнесла Харриет. – Он разговаривал с вами как с добрым другом.
– С вами тоже – к концу ночи, – заметил Бенедикт.
Харриет немного поразмышляла, а потом решительно кивнула:
– И в самом деле!
Они довольно долго смотрели друг на друга. Бенедикт изо всех сил искал тему для любезной беседы, гадая, не занята ли Харриет тем же самым. Она сдалась первой – улыбнулась Бенедикту, сцепила руки за спиной и пошла осматривать комнату. Бенедикт наблюдал за тем, как она останавливалась около картин, развешанных на стенах, и около вазы с цветами. Над вазой Харриет наклонилась, почти коснувшись кончиком носа лепестков розы, и сделала глубокий вдох. Короткий солнечный луч пробил сумрак за окном гостиной и превратил волосы Харриет в темное золото, пронизанное светло-каштановыми прядками. И снова единственным звуком в комнате был треск огня в камине. Однако – это заинтересовало Бенедикта – молчание, установившееся между ним и этой женщиной, его не тяготило.
– Вы знаете джентльмена, который привел меня сюда? – не оборачиваясь, нарушила Харриет тишину.
– Мистер Латимер, – рассеянно откликнулся Бенедикт, переводя взгляд с ее сцепленных пальцев на прямую линию спины и плеч. – Он командует прислугой.
Харриет спросила резко, ничуть не скрывая своего интереса:
– Он дворецкий?
И в первый раз Бенедикт сказал то, что думал:
– Он вовсе не выглядит человеком, годным на роль дворецкого, правда?
– Правда. Скорее, он похож на человека, нанятого перешибать другим коленные чашечки.
Брови Бенедикта поползли вверх.
– Откуда вам известно о таких вещах, мисс Мосли?
– Иногда я читаю очень интересные книги, мистер Брэдбери. – Харриет усмехнулась.
Тут открылась дверь гостиной, Харриет перевела взгляд, и Бенедикт почувствовал облегчение. Обычно он контролировал выражение своего лица, но сейчас черты его мрачно исказились и что-то внутри болезненно сжалось – он понял, что улыбка этой женщины сводит его с ума.
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Французский акцент, решила Харриет. Определить проще, чем акцент Бенедикта Брэдборна. Она нахмурилась и села на кровати. Странно, что первым делом ей вспомнился этот малознакомый человек.
– Я не хотела вас будить, – сконфуженно улыбнулась горничная, перекидывая через руку грязную одежду Харриет. – Извините, мадемуазель.
Харриет потерла сонные глаза, несколько раз моргнула и тоже сумела улыбнуться.
– Меня зовут Харриет.
Горничная сделала реверанс.
– Очень приятно познакомиться, мадемуазель Харриет. Меня зовут Джейн. Я принесла вам горячий чай и хлеб. – Джейн взяла поднос и поставила его на ноги Харриет. – Вам понадобится еще что-нибудь?
– Нет, – ответила Харриет, слегка обеспокоенная таким обслуживанием.
Дождавшись ухода Джейн, Харриет отставила поднос в сторону и встала. Одеваясь, она выпила чай, а перед тем, как надеть чулки, села и откусила от очень аппетитного хлебца. К ее удивлению, хлеб был сладкий, словно в него добавили немного сахара и корицы.
Закончив завтракать, она почистила зубы и уже направилась к двери, как вдруг вспомнила, что поднос остался на кровати. Харриет взяла его в руку, открыла дверь и обнаружила прямо перед собой очень большого, зловещего вида незнакомца.
Обычно она радовалась, увидев человека выше себя ростом, но этот незнакомец выглядел почти нелепо – на добрый фут выше Харриет и с такими широкими плечами, что она засомневалась, сумеет ли он протиснуться в дверной проем, не поворачиваясь боком.
Прежде чем она снова обрела дыхание, незнакомец произнес:
– Мисс Харриет Мосли?
– Да. – Харриет вздрогнула, словно ожидая удара. У незнакомца были грубые черты лица, скулы резко выдавались вперед, плоский нос казался сломанным в нескольких местах, холодные серые глаза, прикрытые тяжелыми веками, придавали взгляду сонное выражение.
– Леди Крейчли хочет вас видеть.
– Хорошо. – Харриет ждала, что он покажет ей дорогу. Сонный взгляд незнакомца скользнул по подносу в ее руках. – Я собиралась отдать его Джейн.
Угрюмое лицо приняло недоуменное выражение.
– Оставьте это. Она вернется за ним сама.
– О! – Харриет отнесла поднос на столик, вернулась обратно и улыбнулась незнакомцу. Его густые брови поползли вверх, и Харриет охватила гордость: она заставила эти каменные черты шевельнуться. Незнакомец повернулся и пошел впереди.
Мистер Латимер, который казался более пригодным для того, чтобы заниматься профессиональным боксом или еще каким-нибудь жестоким делом, попросил Бенедикта подождать в кабинете. В комнате больше никого не было, и только треск огня в камине нарушал тишину. Бенедикт по достоинству оценил уединение и воспользовался им, чтобы, как и предыдущим вечером, хорошенько подумать.
Пока все шло по плану. Никто из посетителей Рочестер-Холла не нашел странным, что никогда не слышал о нем – о человеке, жившем, как большинство из них, в Лондоне и имевшем достаточно средств, чтобы позволить себе отдых в доме с привидениями. Может, они сочли его чудаком или затворником. Бенедикту это было безразлично. Он все продумал заранее, даже откровенную ложь о своем богатстве – на случай, если кто-нибудь бестактно этим поинтересуется. Он не испытывал ни жалости, ни сострадания, непоколебимо настроившись на отмщение. Ничто не может ему помешать.
Несмотря на хорошо смазанные петли, Бенедикт понял, что дверь за его спиной отворилась.
– Подождите здесь, – повторил Латимер слова, сказанные Бенедикту несколько минут назад.
Бенедикт нахмурился, услышав щелчок закрывающейся двери, и поднялся на ноги. Харриет Мосли смотрела на закрытую дверь с очень забавным выражением недоумения на лице. Вчерашнее испытание, включавшее в себя не только долгую дорогу из Лондона, но и затянувшуюся чуть не до утра беседу с Оскаром Рэндольфом о книгах, никак на нее не повлияло – она не выглядела ни замученной, ни уставшей. Платье цвета спелого персика, хотя и чистое, все равно не закрывало щиколоток.
Отвернувшись от закрытой двери, Харриет на мгновение удивилась, увидев Бенедикта, потом подняла одну рыжеватую бровь и поджала губы. Ее глаза – светло-карие при утреннем свете – беззастенчиво изучали Бенедикта.
– Опять вы? – произнесла она и усмехнулась.
– Боюсь, что так, мисс Мосли. – Как и вчера вечером, его взгляд оказался прикован к мягкому изгибу ее губ. – Как оказалось, для нас двоих устроят экскурсию по дому.
– Вот как?
– Из-за позднего прибытия мы пропустили первую экскурсию.
– Я не знала, что вы с сэром Рэндольфом тоже опоздали.
– Я опоздал. Думаю, Рэндольф здесь уже несколько дней. Вчера, при моей первой с ним встрече, он рассказывал об этом доме с полной осведомленностью.
– Мне показалось, что вы с ним хорошо знакомы, – задумчиво произнесла Харриет. – Он разговаривал с вами как с добрым другом.
– С вами тоже – к концу ночи, – заметил Бенедикт.
Харриет немного поразмышляла, а потом решительно кивнула:
– И в самом деле!
Они довольно долго смотрели друг на друга. Бенедикт изо всех сил искал тему для любезной беседы, гадая, не занята ли Харриет тем же самым. Она сдалась первой – улыбнулась Бенедикту, сцепила руки за спиной и пошла осматривать комнату. Бенедикт наблюдал за тем, как она останавливалась около картин, развешанных на стенах, и около вазы с цветами. Над вазой Харриет наклонилась, почти коснувшись кончиком носа лепестков розы, и сделала глубокий вдох. Короткий солнечный луч пробил сумрак за окном гостиной и превратил волосы Харриет в темное золото, пронизанное светло-каштановыми прядками. И снова единственным звуком в комнате был треск огня в камине. Однако – это заинтересовало Бенедикта – молчание, установившееся между ним и этой женщиной, его не тяготило.
– Вы знаете джентльмена, который привел меня сюда? – не оборачиваясь, нарушила Харриет тишину.
– Мистер Латимер, – рассеянно откликнулся Бенедикт, переводя взгляд с ее сцепленных пальцев на прямую линию спины и плеч. – Он командует прислугой.
Харриет спросила резко, ничуть не скрывая своего интереса:
– Он дворецкий?
И в первый раз Бенедикт сказал то, что думал:
– Он вовсе не выглядит человеком, годным на роль дворецкого, правда?
– Правда. Скорее, он похож на человека, нанятого перешибать другим коленные чашечки.
Брови Бенедикта поползли вверх.
– Откуда вам известно о таких вещах, мисс Мосли?
– Иногда я читаю очень интересные книги, мистер Брэдбери. – Харриет усмехнулась.
Тут открылась дверь гостиной, Харриет перевела взгляд, и Бенедикт почувствовал облегчение. Обычно он контролировал выражение своего лица, но сейчас черты его мрачно исказились и что-то внутри болезненно сжалось – он понял, что улыбка этой женщины сводит его с ума.
Глава 6
Леди Дортеа Крейчли была маленького роста и казалась еще меньше, потому что у нее за спиной стоял Латимер. Кожа цвета слоновой кости, светлые волосы на висках подернулись сединой. У нее были умные синие глаза и улыбка человека, регулярно имеющего дело с публикой и умеющего общаться с людьми, которые ей в общем-то не особенно интересны.
– Доброе утро, мисс Мосли! – Она направилась сначала к Харриет, протягивая в приветствии свои изящные руки. – Очень рада видеть вас. – Она посмотрела на Бенедикта, не отпуская рук Харриет. – Мистер Брэдборн. Добро пожаловать в мой дом!
Бенедикт наклонил голову. Его губы слегка изогнулись, но так и не расплылись в настоящей улыбке.
– Очень приятно, леди Крейчли.
Все твердые звуки в его речи сливались в подобие мелодии. Харриет тут же решила, что у него очень славный акцент. Собственно, только это и отличало его от других. Нынче утром Бенедикт надел унылый темно-серый сюртук и причесался так же аккуратно, как и накануне. Казалось, он изо всех сил старается выглядеть скучным, сдержанным и незаметным для окружающих.
Пожалуй, чересчур старается, подумалось вдруг Харриет.
И это само по себе уже вызывало интерес. В этом мужчине было нечто странное – в этом она не сомневалась еще вчера, и теперь почувствовала настоящее облегчение, поняв, чтоименно не так в Брэдборне… Это ощущение мучило ее с их первой встречи в темном кабинете. У Харриет бегали по спине мурашки и в желудке все перевернулось, она поняла, что Бенедикт Брэдборн вовсе не так зауряден, как прикидывается.
Да, подумала Харриет, когда Брэдборн обернулся и посмотрел на нее, вскинув бровь, это все объясняет.
И моргнула, поняв, что не только Брэдборн выжидательно смотрит на нее.
Леди Крейчли оказалась достаточно любезна, чтобы повторить свои слова:
– Я говорила, мисс Мосли, что вы, должно быть, очень устали после такой мучительной дороги сюда.
Харриет покачала головой. Интересно, из чего она, по их мнению, сделана, если обычная гроза может выбить ее из колеи?
– Все было не так ужасно, как кажется, – всего лишь несколько колдобин на дороге.
– Понятно, – произнесла Дортеа, словно удивившись ее ответу. – Что ж, позвольте мне немного показать вам дом. Надеюсь, мы закончим к тому времени, как вам нужно будет встретиться с остальными гостями за ленчем. – Она направилась к двери. Поскольку ее спутник все еще топтался там, она улыбнулась и легко притронулась к его локтю. – Думаю, Латимер, есть и другие дела, требующие вашего внимания.
Он ничего не ответил, просто улыбнулся, и эта улыбка смягчила его жесткие черты. Харриет прищурилась, переводя взгляд с мягкою выражения в глазах Латимера на улыбку леди Дортеи и обратно. Она искоса глянула на Брэдборна, но не обнаружила в его бесстрастном лице никакого намека на то, что он думает о том же, о чем и она. Вообще невозможно понять, о чем он думает, сообразила Харриет, и по ее спине снова пополз холодок.
– Пожар случился до моего рождения, когда дом принадлежал Уоррену Рочестеру и его жене. Это мои дедушка и бабушка.
– Они уцелели в огне? – спросил Бенедикт.
– Только они и погибли.
Харриет свела брови, отвернувшись от беседовавших и глядя на обуглившиеся свидетельства пожара. Утренний ветерок трепал ее волосы, а она не отрывала глаз от углового окна в верхнем этаже – почерневшего, без стекол.
– Одна из служанок моей бабушки схватила то немногое из их вещей, что сумела, и эти сохранившиеся мелочи стали по-настоящему важными для остальных членов семьи. Лакей Рочестера завернул моего отца в свое пальто и вынес его в безопасное место.
– Значит, у вашего отца остались вещи родителей, – сказала Харриет и прищурилась, уловив, как что-то красное мелькнуло в темном окне – возможно, трепещущая занавеска.
Голос Дортеи остался спокойным и полным достоинства, когда она произнесла:
– Ни черта подобного.
Харриет перевела взгляд с занавески на хозяйку дома.
– Все вещи моего деда перешли во владение его младшего братца. Этот транжира постарался продать все, что принадлежало семье, и отослал моего отца в школу.
Бенедикт медленно оглядел Дортею.
– А вы знаете, что за вещи сумели спасти во время пожара?
Леди Крейчли задумалась.
– Думаю, семейные безделушки, личную переписку и то, что можно было легко унести.
– Вы можете запросто отыскать их, – сказал Бенедикт. – Если ваш двоюродный дед записывал, кому и что продавал, не так уж сложно отследить людей, владеющих вашими семейными реликвиями.
– Ничего он не записывал. И так же небрежно относился к этим вещам, как и к особняку. – Голос Дортеи помягчел и сделался печальным. – Мой отец провел всю свою жизнь, восстанавливая семейное имущество. И только когда я переехала сюда после смерти мужа, начался ремонт поврежденных пожаром частей дома. Рабочие приходят, когда в доме нет гостей.
Харриет, о семье которой не стоило говорить, легко могла представить себе, каково это – жить без обязательств перед выбором других. Однако мужчинам куда проще завоевать себе место под солнцем.
А вот Харриет приходилось прорываться вперед, стиснув зубы.
Она сказала Дортее:
– Как хорошо, что вы сохраняете это поместье!
Та поморгала, посмотрев сначала на Харриет, а потом на Бенедикта, словно удивившись, что сказала слишком много. Харриет подумала, что семейная история не входит в обычный тур. Она с любопытством глянула на Бенедикта – похоже, он слушал с тем же вниманием, что и она сама. Должно быть, беседовать с человеком, который мало говорит сам, но ловит каждое произнесенное другими слово, очень легко. Бенедикт хмурился, уперев руки в худые бедра. Он неотрывно смотрел на траву у себя под ногами, глубоко погрузившись в свои мысли. Эту позу он принял сразу после того, как леди Крейчли сказала, что нет надежды отыскать семейные реликвии, вспомнила Харриет. Должно быть, подумала она, Бенедикт очень переживает за тех, кто понес такую утрату. В отличие от нее самой.
Взгляд Бенедикта метнулся вверх, и он заметил, что Харриет пристально его рассматривает. Она быстро отвернулась к дому и увидела направлявшегося к ним джентльмена. Полы элегантного сюртука цвета спелого красного винограда развевались на ветру, модно завязанный галстук тоже.
– А, – Дортеа проследила за взглядом Харриет, – мистер Эллиот.
– Доброе утро, леди Крейчли. – Из-под широких полей шляпы мистер Эллиот засиял широченной белозубой улыбкой, очень подходившей его изумрудно-зеленым глазам. – Вижу, ваши последние гости благополучно прибыли?
Он из тех мужчин, подумала Харриет, кого подруга Розабелл Дизайр описывает как «деликатес с вишенкой наверху». Рассматривая его жилет, расшитый искусным цветочным узором, и кремовые штиблеты, очень подходившие к брюкам, Харриет решила, что этот костюм выглядит лучше, чем любое из ее платьев. «Может, он одолжит мне свои чулки», – подумала она и усмехнулась.
Мужчина заметил улыбку Харриет и посмотрел ей в глаза.
– Позвольте представить вас, – говорила между тем Дортеа. – Мисс Харриет Мосли и мистер Бенедикт Брэдборн. Мистер Эллиот тоже из Лондона.
– Байрон, – сказал он, взяв руку Харриет, поклонился и запечатлел нежный поцелуй на обтянутых перчатками пальцах, а потом посмотрел на нее снизу вверх сквозь ресницы. – Как поэт.
– Ясно, – не нашла лучшего ответа Харриет.
Эллиот выпрямился и протянул руку Бенедикту.
– Вы прибыли вместе с мисс Мосли?
– Нет, – сухо ответил Бенедикт и коротко пожал его руку, переведя взгляд на Харриет.
– Ну что ж! – вмешалась Дортеа с лучезарной улыбкой профессиональной хозяйки гостиницы. – Я уверена, что вы жаждете услышать, сколько привидений видели в Рочестер-Холле.
– Не сочтите за дерзость, но нельзя ли мне присоединиться и совершить второй тур по особняку? – попросил Эллиот, подмигнув Харриет. – Мне очень понравились ваши истории о привидениях.
Дортеа кивнула:
– Разумеется, мистер Эллиот. – Она повернулась к дверям. – Видели, как несколько духов древних монахов слонялись по коридорам. Кое-кто видел призраков в цепях и рыцарей в доспехах, проходивших сквозь стены.
– Надеюсь, в моей спальне поселились монахи, а не рыцари и призраки, – сказала Харриет. – Бряцанье цепей и доспехов может здорово помешать ночному отдыху.
В отличие от Дортеи и Эллиота Бенедикт не рассмеялся. Он, нахмурившись, смотрел на дом.
– Доброе утро, мисс Мосли! – Она направилась сначала к Харриет, протягивая в приветствии свои изящные руки. – Очень рада видеть вас. – Она посмотрела на Бенедикта, не отпуская рук Харриет. – Мистер Брэдборн. Добро пожаловать в мой дом!
Бенедикт наклонил голову. Его губы слегка изогнулись, но так и не расплылись в настоящей улыбке.
– Очень приятно, леди Крейчли.
Все твердые звуки в его речи сливались в подобие мелодии. Харриет тут же решила, что у него очень славный акцент. Собственно, только это и отличало его от других. Нынче утром Бенедикт надел унылый темно-серый сюртук и причесался так же аккуратно, как и накануне. Казалось, он изо всех сил старается выглядеть скучным, сдержанным и незаметным для окружающих.
Пожалуй, чересчур старается, подумалось вдруг Харриет.
И это само по себе уже вызывало интерес. В этом мужчине было нечто странное – в этом она не сомневалась еще вчера, и теперь почувствовала настоящее облегчение, поняв, чтоименно не так в Брэдборне… Это ощущение мучило ее с их первой встречи в темном кабинете. У Харриет бегали по спине мурашки и в желудке все перевернулось, она поняла, что Бенедикт Брэдборн вовсе не так зауряден, как прикидывается.
Да, подумала Харриет, когда Брэдборн обернулся и посмотрел на нее, вскинув бровь, это все объясняет.
И моргнула, поняв, что не только Брэдборн выжидательно смотрит на нее.
Леди Крейчли оказалась достаточно любезна, чтобы повторить свои слова:
– Я говорила, мисс Мосли, что вы, должно быть, очень устали после такой мучительной дороги сюда.
Харриет покачала головой. Интересно, из чего она, по их мнению, сделана, если обычная гроза может выбить ее из колеи?
– Все было не так ужасно, как кажется, – всего лишь несколько колдобин на дороге.
– Понятно, – произнесла Дортеа, словно удивившись ее ответу. – Что ж, позвольте мне немного показать вам дом. Надеюсь, мы закончим к тому времени, как вам нужно будет встретиться с остальными гостями за ленчем. – Она направилась к двери. Поскольку ее спутник все еще топтался там, она улыбнулась и легко притронулась к его локтю. – Думаю, Латимер, есть и другие дела, требующие вашего внимания.
Он ничего не ответил, просто улыбнулся, и эта улыбка смягчила его жесткие черты. Харриет прищурилась, переводя взгляд с мягкою выражения в глазах Латимера на улыбку леди Дортеи и обратно. Она искоса глянула на Брэдборна, но не обнаружила в его бесстрастном лице никакого намека на то, что он думает о том же, о чем и она. Вообще невозможно понять, о чем он думает, сообразила Харриет, и по ее спине снова пополз холодок.
– Пожар случился до моего рождения, когда дом принадлежал Уоррену Рочестеру и его жене. Это мои дедушка и бабушка.
– Они уцелели в огне? – спросил Бенедикт.
– Только они и погибли.
Харриет свела брови, отвернувшись от беседовавших и глядя на обуглившиеся свидетельства пожара. Утренний ветерок трепал ее волосы, а она не отрывала глаз от углового окна в верхнем этаже – почерневшего, без стекол.
– Одна из служанок моей бабушки схватила то немногое из их вещей, что сумела, и эти сохранившиеся мелочи стали по-настоящему важными для остальных членов семьи. Лакей Рочестера завернул моего отца в свое пальто и вынес его в безопасное место.
– Значит, у вашего отца остались вещи родителей, – сказала Харриет и прищурилась, уловив, как что-то красное мелькнуло в темном окне – возможно, трепещущая занавеска.
Голос Дортеи остался спокойным и полным достоинства, когда она произнесла:
– Ни черта подобного.
Харриет перевела взгляд с занавески на хозяйку дома.
– Все вещи моего деда перешли во владение его младшего братца. Этот транжира постарался продать все, что принадлежало семье, и отослал моего отца в школу.
Бенедикт медленно оглядел Дортею.
– А вы знаете, что за вещи сумели спасти во время пожара?
Леди Крейчли задумалась.
– Думаю, семейные безделушки, личную переписку и то, что можно было легко унести.
– Вы можете запросто отыскать их, – сказал Бенедикт. – Если ваш двоюродный дед записывал, кому и что продавал, не так уж сложно отследить людей, владеющих вашими семейными реликвиями.
– Ничего он не записывал. И так же небрежно относился к этим вещам, как и к особняку. – Голос Дортеи помягчел и сделался печальным. – Мой отец провел всю свою жизнь, восстанавливая семейное имущество. И только когда я переехала сюда после смерти мужа, начался ремонт поврежденных пожаром частей дома. Рабочие приходят, когда в доме нет гостей.
Харриет, о семье которой не стоило говорить, легко могла представить себе, каково это – жить без обязательств перед выбором других. Однако мужчинам куда проще завоевать себе место под солнцем.
А вот Харриет приходилось прорываться вперед, стиснув зубы.
Она сказала Дортее:
– Как хорошо, что вы сохраняете это поместье!
Та поморгала, посмотрев сначала на Харриет, а потом на Бенедикта, словно удивившись, что сказала слишком много. Харриет подумала, что семейная история не входит в обычный тур. Она с любопытством глянула на Бенедикта – похоже, он слушал с тем же вниманием, что и она сама. Должно быть, беседовать с человеком, который мало говорит сам, но ловит каждое произнесенное другими слово, очень легко. Бенедикт хмурился, уперев руки в худые бедра. Он неотрывно смотрел на траву у себя под ногами, глубоко погрузившись в свои мысли. Эту позу он принял сразу после того, как леди Крейчли сказала, что нет надежды отыскать семейные реликвии, вспомнила Харриет. Должно быть, подумала она, Бенедикт очень переживает за тех, кто понес такую утрату. В отличие от нее самой.
Взгляд Бенедикта метнулся вверх, и он заметил, что Харриет пристально его рассматривает. Она быстро отвернулась к дому и увидела направлявшегося к ним джентльмена. Полы элегантного сюртука цвета спелого красного винограда развевались на ветру, модно завязанный галстук тоже.
– А, – Дортеа проследила за взглядом Харриет, – мистер Эллиот.
– Доброе утро, леди Крейчли. – Из-под широких полей шляпы мистер Эллиот засиял широченной белозубой улыбкой, очень подходившей его изумрудно-зеленым глазам. – Вижу, ваши последние гости благополучно прибыли?
Он из тех мужчин, подумала Харриет, кого подруга Розабелл Дизайр описывает как «деликатес с вишенкой наверху». Рассматривая его жилет, расшитый искусным цветочным узором, и кремовые штиблеты, очень подходившие к брюкам, Харриет решила, что этот костюм выглядит лучше, чем любое из ее платьев. «Может, он одолжит мне свои чулки», – подумала она и усмехнулась.
Мужчина заметил улыбку Харриет и посмотрел ей в глаза.
– Позвольте представить вас, – говорила между тем Дортеа. – Мисс Харриет Мосли и мистер Бенедикт Брэдборн. Мистер Эллиот тоже из Лондона.
– Байрон, – сказал он, взяв руку Харриет, поклонился и запечатлел нежный поцелуй на обтянутых перчатками пальцах, а потом посмотрел на нее снизу вверх сквозь ресницы. – Как поэт.
– Ясно, – не нашла лучшего ответа Харриет.
Эллиот выпрямился и протянул руку Бенедикту.
– Вы прибыли вместе с мисс Мосли?
– Нет, – сухо ответил Бенедикт и коротко пожал его руку, переведя взгляд на Харриет.
– Ну что ж! – вмешалась Дортеа с лучезарной улыбкой профессиональной хозяйки гостиницы. – Я уверена, что вы жаждете услышать, сколько привидений видели в Рочестер-Холле.
– Не сочтите за дерзость, но нельзя ли мне присоединиться и совершить второй тур по особняку? – попросил Эллиот, подмигнув Харриет. – Мне очень понравились ваши истории о привидениях.
Дортеа кивнула:
– Разумеется, мистер Эллиот. – Она повернулась к дверям. – Видели, как несколько духов древних монахов слонялись по коридорам. Кое-кто видел призраков в цепях и рыцарей в доспехах, проходивших сквозь стены.
– Надеюсь, в моей спальне поселились монахи, а не рыцари и призраки, – сказала Харриет. – Бряцанье цепей и доспехов может здорово помешать ночному отдыху.
В отличие от Дортеи и Эллиота Бенедикт не рассмеялся. Он, нахмурившись, смотрел на дом.
Глава 7
Наблюдая из окошка верхнего этажа за тем, как леди Крейчли ведет новоприбывших обратно в дом, он чувствовал себя невидимкой. Эта склонная к забывчивости леди Крейчли вырядилась в новое муслиновое платье с красивой вышивкой и лайковые туфли с завязками и оборками из шелковой ленты в тон платью. Надо полагать, ей обошлись в копеечку и платье, идеально на ней сидевшее, и подходящие по цвету туфли.
Он не мог определить, что это за камни, но темное ожерелье сверкало у нее на шее, словно солнце специально решило подчеркнуть их красоту. Даже с такого расстояния нельзя было не заметить кольцо на пальце хозяйки поместья. Удивительно, как это рука не опускается под весом таких бриллиантов.
Он самодовольно ухмыльнулся. Забавно видеть, как эта леди выставляет напоказ богатство, принадлежащее не только ей одной.
Дверь за спиной отворилась, но он не обернулся даже тогда, когда вошедший заговорил.
– Пора. Чертова карга опять не заплатила.
– Разве?
Леди Крейчли с гостями вошли в дом, скрывшись из виду. Он поднял взгляд к пронзительному синему небу.
– Что вы будете делать?
– Придется показать леди, что следует ожидать последствий, если она не будет слушаться. Она не сможет игнорировать нас долго.
– Хотите, чтобы я устроил еще один несчастный случай с каретой?
Человек у окна возвел глаза кверху.
– Как вы утомительны, сэр! Повторяться опасно, не говорю уж о том, что это скучно. Вы делаете наверху то, что я велел?
– Ага. Можно сказать, все уже почти готово. – В голосе второго прозвучала усмешка.
– Закончите это вечером, пока все будут в саду, и посмотрим, будет ли леди Крейчли и дальше отмахиваться от наших требований. – Он заложил руки за спину и, не услышав удаляющихся шагов, произнес: – Это все.
Он оглянулся, чтобы убедиться – тот, другой, все-таки ушел. Ему невыносимо хотелось без этих проволочек получить то, чего он желал… чего заслуживал. Его тактика и так достаточно плоха, а необходимость тайного сговора с другим человеком, лишенным как сообразительности, так и индивидуальности, просто невыносима. Конечно, ничего бы этого не случилось, если бы не леди Крейчли, укравшая то, что причиталось ему по праву рождения. Он вспоминал об этом всякий раз, когда вынужден был разговаривать со своим помощником и когда обдумывал способ, которым поставит эту ведьму на место.
Он не мог определить, что это за камни, но темное ожерелье сверкало у нее на шее, словно солнце специально решило подчеркнуть их красоту. Даже с такого расстояния нельзя было не заметить кольцо на пальце хозяйки поместья. Удивительно, как это рука не опускается под весом таких бриллиантов.
Он самодовольно ухмыльнулся. Забавно видеть, как эта леди выставляет напоказ богатство, принадлежащее не только ей одной.
Дверь за спиной отворилась, но он не обернулся даже тогда, когда вошедший заговорил.
– Пора. Чертова карга опять не заплатила.
– Разве?
Леди Крейчли с гостями вошли в дом, скрывшись из виду. Он поднял взгляд к пронзительному синему небу.
– Что вы будете делать?
– Придется показать леди, что следует ожидать последствий, если она не будет слушаться. Она не сможет игнорировать нас долго.
– Хотите, чтобы я устроил еще один несчастный случай с каретой?
Человек у окна возвел глаза кверху.
– Как вы утомительны, сэр! Повторяться опасно, не говорю уж о том, что это скучно. Вы делаете наверху то, что я велел?
– Ага. Можно сказать, все уже почти готово. – В голосе второго прозвучала усмешка.
– Закончите это вечером, пока все будут в саду, и посмотрим, будет ли леди Крейчли и дальше отмахиваться от наших требований. – Он заложил руки за спину и, не услышав удаляющихся шагов, произнес: – Это все.
Он оглянулся, чтобы убедиться – тот, другой, все-таки ушел. Ему невыносимо хотелось без этих проволочек получить то, чего он желал… чего заслуживал. Его тактика и так достаточно плоха, а необходимость тайного сговора с другим человеком, лишенным как сообразительности, так и индивидуальности, просто невыносима. Конечно, ничего бы этого не случилось, если бы не леди Крейчли, укравшая то, что причиталось ему по праву рождения. Он вспоминал об этом всякий раз, когда вынужден был разговаривать со своим помощником и когда обдумывал способ, которым поставит эту ведьму на место.
Глава 8
Из дневника Харриет Р. Мосли
До меня дошло, что люди из высшего общества то и дело стремятся менять одежду, по нескольку раз в день, надевая новый наряд. Каждая из присутствующих здесь женщин одевается в одно платье для ленча, в другое – для светских занятий (чтения в гостиной, прогулок по саду), в третье – для обеда, и могу предположить, что все они будут в новых нарядах во время вечернего чаепития с рюмочкой бренди на лужайке. В среднем у каждой женщины с собой более двадцати платьев. Я привезла пять.
У меня попросту нет двадцати платьев.
Прохладный вечерний ветерок щекотал ее лодыжки и заставлял трепетать пламя свечей, освещавших сад. Харриет рассеянно потянула вниз рукава-буфы своего платья. Отороченный кружевом вырез прикрывал плечи, что уже давно считалось немодным. Харриет вздохнула, рассматривая гостей, расположившихся среди роскошной зелени и ароматных цветов, и ощутила укол одиночества. Ее удивляло, что она почувствовала себя покинутой после единственной ночи, проведенной вдали от лучших подруг и теплого уюта городского дома. Но что-то в глубине души заставляло ее признаться себе, что она просто ищет совершенно определенного человека, которого почти не знает, но с которым ей так легко.
Потом Харриет увидела Оскара Рэндольфа, оживленно болтавшего с куда более пожилыми лордом и леди Честерфилд. Она улыбнулась. Словно почувствовав ее взгляд, Рэндольф посмотрел в сторону Харриет и помахал ей. Но улыбка Харриет увяла, а брови сошлись вместе – она поняла, что ищет вовсе не общества своего любимого автора. Байрон Эллиот, одетый в броский бирюзовый жилет и сюртук, стоял рядом с леди Крейчли. Он улыбнулся Харриет и поднял в ее честь бокал. Харриет поджала губы. Что бы там ни управляло ее душой, но она точно ищет не этого выскочку, стремящегося к внешнему сходству с поэтом.
– Мне хотелось закрыть вам глаза и попросить угадать, кто это.
Харриет узнала этот женский голос и повернулась. Ей улыбалась Элиза Пруитт, попросившая во время обеда чтобы Харриет называла ее Лиззи.
– Но я не смогла дотянуться.
– Элиза, право же! – Рядом с Лиззи, как и за ленчем, и за обедом, находилась ее мать. Черты ее лица вдруг заострились, а брови сошлись вместе, словно она принюхивалась к особенно мерзкому запаху. – Леди не заговаривает с другими в такой манере. – Беатрис Пруитт нахмурилась, глядя на дочь, а потом повела взором в сторону Харриет, словно показывая, что сама-то она выше подобного неподобающего леди поведения.
– Сказали бы мне, Лиззи. – Харриет проигнорировала взгляд пожилой дамы, улыбнувшись ее дочери. – Я бы сама закрыла себе глаза.
Юная Лиззи – хорошо, если ей уже исполнилось девятнадцать, – захихикала. Харриет еще за ленчем заметила, что, смеясь, Лиззи обязательно прикрывает рукой рот. Возможно, тоже нервная привычка, только она не маскирует плохо сидящие на ней платья, а прикрывает выдающиеся вперед верхние зубы. Тогда, за обедом, Харриет пожалела Лиззи – ее грубо выбранили за то, что она протянула пустой бокал слуге, остановившемуся около нее с бутылкой вина. Элиза тут же опустила бокал и уставилась на тарелку с десертом, а за столом повисла мгновенная тишина. Но леди Крейчли искусно, как профессиональный ведущий, продолжила беседу с того места, где она прекратилась, и остальные гости сделали вид, что не заметили смущения Лиззи.
Все, кроме Харриет – она продолжала смотреть на Лиззи до тех пор, пока та не подняла голову. Решив, что если это действует на Изабель, то подействует и на других, Харриет, глядя себе на кончик носа, скосила оба глаза.
Отрывистый кашель Элизы очень походил на приглушенный смешок.
– А я думала, что вы не любите покидать свою комнату после наступления темноты, миссис Пруитт, – произнесла Харриет.
– Я всегда недоумевала, что это за дамы такие, любящие выходить поздно вечером, мисс Мосли, – фыркнула Беатрис. – Именно в темноте большинство женщин забываются и ведут себя совершенно неподобающе.
– В самом деле? И мои подруги, и я сама с удовольствием позволяем себе немного развлечься по вечерам – суаре и все такое. Не могу говорить о себе, но заверяю вас, мои подруги обладают безупречными манерами.
Беатрис смерила ее взглядом с ног до головы.
– Не сомневаюсь, – бросила она.
– Я бы с удовольствием посетила званый вечер, – выдохнула Лиззи с такой тоской, что это тронуло сердце Харриет.
Она могла бы рассказать Элизе, что все эти вечерние балы не представляют собой никакого особого интереса – за исключением того последнего бала, где ей довелось увидеть весьма необычный танец леди Абигайль Гаррет и ее любовника и, как ни странно, одновременно ее дворецкого. Харриет не хватило смелости сказать, как утомительны эти вечера для женщины, которая ростом выше, чем большинство присутствующих мужчин. Однако мужчин винить не приходится. Наверняка пригласить кого-то на танец – уже достаточное испытание для нервов, а тут еще дама возвышается над тобой…
– Не говори глупостей, Элиза, – заявила Беатрис. Она была занята рассматриванием окружающих и не заметила выражения лица дочери, которую сильно ранила своими словами. – У тебя нет денег и нет надежды на выгодный брак. Незамужним женщинам без гроша в кармане рады только в том случае, если они необыкновенные красавицы. Кому ты нужна на светском приеме? Мисс Мосли хотя бы обладает финансовой независимостью.
Харриет вспыхнула, смутно сознавая, что ее только что оскорбили.
– Если вы меня извините, то я пойду, пожелаю леди Крейчли доброго вечера. И тогда, полагаю, мы сможем удалиться на отдых, не показавшись невежливыми.
Харриет подумала, что этой даме для того, чтобы выглядеть вежливой, потребуется куда больше, чем простое пожелание доброго вечера.
– Приношу свои извинения, мадам, – произнесла Лизи, едва ее мать скрылась, шелестя жестким серым платьем. Элиза смотрела на Харриет, и щеки ее были розовыми от смущения. – Моя мать…
Не дав ей закончить, Харриет сказала:
– Она интересная дама, ваша мать.
– Она занудливая старая карга, – выпалила Элиза с грубоватой искренностью.
– Лиззи!
Элиза схватила два бокала вина с подноса проходившего мимо слуги и протянула один из них Харриет.
– Простите меня еще раз. Моя мать не дает мне забыть, что я не та очаровательная изящная дочь, которая, как она рассчитывала, поможет ей подняться на ступеньку-другую в обществе. Боюсь, что постоянное пребывание рядом с ней сделало меня весьма раздражительной и дерзкой. Ничего не могу поделать – все время говорю то, что думаю.
Харриет неторопливо усмехнулась:
– Я так и знала, что вы мне понравитесь.
– Вы мне тоже, мисс Харриет. Вы остроумны, на что большинство женщин не отваживаются.
До меня дошло, что люди из высшего общества то и дело стремятся менять одежду, по нескольку раз в день, надевая новый наряд. Каждая из присутствующих здесь женщин одевается в одно платье для ленча, в другое – для светских занятий (чтения в гостиной, прогулок по саду), в третье – для обеда, и могу предположить, что все они будут в новых нарядах во время вечернего чаепития с рюмочкой бренди на лужайке. В среднем у каждой женщины с собой более двадцати платьев. Я привезла пять.
У меня попросту нет двадцати платьев.
* * *
Этой своего рода нервной привычкой Харриет обзавелась, будучи подростком, высоким и нескладным, ростом с большинство мальчиков. Она научилась обуздывать эту непроизвольную привычку, смирившись с тем, что никогда не будет тем маленьким изящным цветочком, о котором воркуют поэты. Нервный тик проявлялся лишь иногда, когда ей напоминали, сколь мало она походит на окружающих, а сама Харриет была слишком уставшей, чтобы вспомнить, что это не имеет никакого значения.Прохладный вечерний ветерок щекотал ее лодыжки и заставлял трепетать пламя свечей, освещавших сад. Харриет рассеянно потянула вниз рукава-буфы своего платья. Отороченный кружевом вырез прикрывал плечи, что уже давно считалось немодным. Харриет вздохнула, рассматривая гостей, расположившихся среди роскошной зелени и ароматных цветов, и ощутила укол одиночества. Ее удивляло, что она почувствовала себя покинутой после единственной ночи, проведенной вдали от лучших подруг и теплого уюта городского дома. Но что-то в глубине души заставляло ее признаться себе, что она просто ищет совершенно определенного человека, которого почти не знает, но с которым ей так легко.
Потом Харриет увидела Оскара Рэндольфа, оживленно болтавшего с куда более пожилыми лордом и леди Честерфилд. Она улыбнулась. Словно почувствовав ее взгляд, Рэндольф посмотрел в сторону Харриет и помахал ей. Но улыбка Харриет увяла, а брови сошлись вместе – она поняла, что ищет вовсе не общества своего любимого автора. Байрон Эллиот, одетый в броский бирюзовый жилет и сюртук, стоял рядом с леди Крейчли. Он улыбнулся Харриет и поднял в ее честь бокал. Харриет поджала губы. Что бы там ни управляло ее душой, но она точно ищет не этого выскочку, стремящегося к внешнему сходству с поэтом.
– Мне хотелось закрыть вам глаза и попросить угадать, кто это.
Харриет узнала этот женский голос и повернулась. Ей улыбалась Элиза Пруитт, попросившая во время обеда чтобы Харриет называла ее Лиззи.
– Но я не смогла дотянуться.
– Элиза, право же! – Рядом с Лиззи, как и за ленчем, и за обедом, находилась ее мать. Черты ее лица вдруг заострились, а брови сошлись вместе, словно она принюхивалась к особенно мерзкому запаху. – Леди не заговаривает с другими в такой манере. – Беатрис Пруитт нахмурилась, глядя на дочь, а потом повела взором в сторону Харриет, словно показывая, что сама-то она выше подобного неподобающего леди поведения.
– Сказали бы мне, Лиззи. – Харриет проигнорировала взгляд пожилой дамы, улыбнувшись ее дочери. – Я бы сама закрыла себе глаза.
Юная Лиззи – хорошо, если ей уже исполнилось девятнадцать, – захихикала. Харриет еще за ленчем заметила, что, смеясь, Лиззи обязательно прикрывает рукой рот. Возможно, тоже нервная привычка, только она не маскирует плохо сидящие на ней платья, а прикрывает выдающиеся вперед верхние зубы. Тогда, за обедом, Харриет пожалела Лиззи – ее грубо выбранили за то, что она протянула пустой бокал слуге, остановившемуся около нее с бутылкой вина. Элиза тут же опустила бокал и уставилась на тарелку с десертом, а за столом повисла мгновенная тишина. Но леди Крейчли искусно, как профессиональный ведущий, продолжила беседу с того места, где она прекратилась, и остальные гости сделали вид, что не заметили смущения Лиззи.
Все, кроме Харриет – она продолжала смотреть на Лиззи до тех пор, пока та не подняла голову. Решив, что если это действует на Изабель, то подействует и на других, Харриет, глядя себе на кончик носа, скосила оба глаза.
Отрывистый кашель Элизы очень походил на приглушенный смешок.
– А я думала, что вы не любите покидать свою комнату после наступления темноты, миссис Пруитт, – произнесла Харриет.
– Я всегда недоумевала, что это за дамы такие, любящие выходить поздно вечером, мисс Мосли, – фыркнула Беатрис. – Именно в темноте большинство женщин забываются и ведут себя совершенно неподобающе.
– В самом деле? И мои подруги, и я сама с удовольствием позволяем себе немного развлечься по вечерам – суаре и все такое. Не могу говорить о себе, но заверяю вас, мои подруги обладают безупречными манерами.
Беатрис смерила ее взглядом с ног до головы.
– Не сомневаюсь, – бросила она.
– Я бы с удовольствием посетила званый вечер, – выдохнула Лиззи с такой тоской, что это тронуло сердце Харриет.
Она могла бы рассказать Элизе, что все эти вечерние балы не представляют собой никакого особого интереса – за исключением того последнего бала, где ей довелось увидеть весьма необычный танец леди Абигайль Гаррет и ее любовника и, как ни странно, одновременно ее дворецкого. Харриет не хватило смелости сказать, как утомительны эти вечера для женщины, которая ростом выше, чем большинство присутствующих мужчин. Однако мужчин винить не приходится. Наверняка пригласить кого-то на танец – уже достаточное испытание для нервов, а тут еще дама возвышается над тобой…
– Не говори глупостей, Элиза, – заявила Беатрис. Она была занята рассматриванием окружающих и не заметила выражения лица дочери, которую сильно ранила своими словами. – У тебя нет денег и нет надежды на выгодный брак. Незамужним женщинам без гроша в кармане рады только в том случае, если они необыкновенные красавицы. Кому ты нужна на светском приеме? Мисс Мосли хотя бы обладает финансовой независимостью.
Харриет вспыхнула, смутно сознавая, что ее только что оскорбили.
– Если вы меня извините, то я пойду, пожелаю леди Крейчли доброго вечера. И тогда, полагаю, мы сможем удалиться на отдых, не показавшись невежливыми.
Харриет подумала, что этой даме для того, чтобы выглядеть вежливой, потребуется куда больше, чем простое пожелание доброго вечера.
– Приношу свои извинения, мадам, – произнесла Лизи, едва ее мать скрылась, шелестя жестким серым платьем. Элиза смотрела на Харриет, и щеки ее были розовыми от смущения. – Моя мать…
Не дав ей закончить, Харриет сказала:
– Она интересная дама, ваша мать.
– Она занудливая старая карга, – выпалила Элиза с грубоватой искренностью.
– Лиззи!
Элиза схватила два бокала вина с подноса проходившего мимо слуги и протянула один из них Харриет.
– Простите меня еще раз. Моя мать не дает мне забыть, что я не та очаровательная изящная дочь, которая, как она рассчитывала, поможет ей подняться на ступеньку-другую в обществе. Боюсь, что постоянное пребывание рядом с ней сделало меня весьма раздражительной и дерзкой. Ничего не могу поделать – все время говорю то, что думаю.
Харриет неторопливо усмехнулась:
– Я так и знала, что вы мне понравитесь.
– Вы мне тоже, мисс Харриет. Вы остроумны, на что большинство женщин не отваживаются.