Страница:
– Я сказал ей, что буду любить…
Рэндольф снова разразился хохотом, глядя в потолок.
– Вы ей сказали, что будете… да сохрани ее Господь от таких переживаний! – Он резко наклонился вперед и сделался серьезным. – Слушайте, Брэдборн. Харриет вас любит. Она фактически сказала мне это еще там, в Рочестере. И если ваша реакция на нее тогда и ваше кислое лицо сейчас хоть о чем-то говорят, вы ее тоже любите. – Карета замедлила ход, но Рэндольф никак не показал, что знает о приближении к тюрьме, которая станет ему домом до конца дней. – Когда подобное случается, джентльмен, черт вас возьми, не соглашается так запросто больше никогда с ней не видеться. Идите к ней, и она станет вашей навеки. – Он с достоинством фыркнул. – Чтобы это понимать, не нужно писать любовные сонеты.
Очередной стражник, такого же сложения, как и те, что запихивали Рэндольфа в карету, рывком распахнул дверцу и приготовился вывести его.
– Забирать арестанта, сэр? – спросил он Брэдборна.
– Погодите. – Теперь вперед наклонился Бенедикт. – У него есть кое-что, нужное мне. – Рэндольф удивленно заморгал, и сыщик ухмыльнулся. – Я не говорил, что не собираюсь идти к ней, Рэндольф. Просто чтобы это сделать, мне нужно кое-что найти.
Из дневника Харриет Р. Мосли.
Хорошенько подумав, я решила отречься от кое-каких вещей, написанных мной несколько дней назад. Я очень не хочу, чтобы особняк Рочестеров сгорел до основания сто лет назад, лишив меня этим возможности появиться в нем так много времени спустя. Я не хочу, чтобы сэр Оскар Рэндольф никогда не существовал, – в это пожелание входят и его сочинения, которые (несмотря на его гадкие поступки) я все равно люблю, и шантаж, с которым разбирался мистер Бенедикт Брэдборн.
Что касается последнего – я не хочу, чтобы я никогда его не встречала. Я люблю Бенедикта. Вполне возможно, что он тот единственный мужчина, которого я буду любить всегда. Может быть, в один прекрасный день я научусь ценить то, что мы с ним провели вместе несколько волнующих дней. А пока мне придется смириться с тем, что в моей груди постоянно болит, словно в нее каким-то тяжелым, удушающим грузом вдавливаются тысячи иголок.
Записывая это в дневник, Харриет услышала, как открылась и захлопнулась входная дверь, и решила, что к Августе, как обычно, пришел мистер Максвелл Дарси. Через несколько минут она с удивлением услышала, что в ее дверь легонько постучали.
Она подумала, не притвориться ли спящей, хотя комнату и заливал солнечный свет.
– Харриет! Я знаю, что ты не спишь. Я вхожу.
Дверь бесшумно отворилась, и на пороге появилась женщина со спокойными карими глазами. Эта самая женщина больше месяца назад наблюдала за тем, как Харриет покупает знаменитую «Книгу для любовников».
– Привет, Эбби, отлично выглядишь. Похоже, супружество пошло тебе на пользу.
Очаровательный носик сморщился.
– Мы с Кальвином все время ссоримся. Он уверяет, что я распоряжаюсь им, словно слугой.
– Так он и был твоим слугой, – напомнила Харриет.
– Мне кажется, – кивнула Эбби, – что лучше бы мы с ним и дальше придерживались отношений хозяйка – слуга.
Xappиет подумала о муже Эбби, маркизе, с которым она познакомилась, когда он прятался под личиной дворецкого. Кальвин Гаррет был худощав, мускулист и привлекателен настолько, что Харриет впервые в жизни пожалела о нехватке средств на слугу.
Она усмехнулась:
– Включая все романтические преимущества, разумеется.
– Разумеется. – Эбби усмехнулась в ответ, но тут же посерьезнела. – Мы с Августой собираемся в кафе. Ведь ты пойдешь с нами, да?
Харриет скорчила гримасу:
– Не думаю, что я…
Абигайль подняла руку, чтобы помешать отговоркам.
– Ты сидишь в комнате и прячешься от людей со дня возвращения. Все о тебе тревожатся, а больше всех – Августа. Она так свирепо оберегает твое уединение, что мне пришлось с ней здорово поспорить, чтобы подняться. – Эбби покачала головой. – Я знаю, что такое сердечная боль, но нельзя же всю жизнь быть несчастной!
На улицах и аллеях было столько народу, что едва протолкнешься. Женщины делали покупки и тащили кучи свертков. Мужчины оживленно покидали свои конторы, аккуратно надев шляпы и сунув под мышку сложенный номер «Пост».
Три подруги улучили наконец момент и, искусно лавируя, перебрались с Парк-лейн на более спокойные дорожки парка. Харриет чувствовала облегчение от того, что подруги наконец перестали донимать ее, то тревожно поглядывая, то ласково похлопывая по спине.
– Полагаю, – пробормотала вполголоса Абигайль, – что я впервые в жизни вижу женщину выше тебя ростом, Харриет.
– И в самом деле, – согласилась пораженная Августа.
Харриет скривилась, посмотрев в ту сторону, куда указали подруги.
– Ни к чему с таким изумлением говорить о существовании подобных чудищ.
Августа хихикнула.
Харриет нахмурилась, глядя, как незнакомка в широкополой шляпе и розовой шали шагает по дорожке, через несколько футов соединяющейся с их тропой. Платье сидело на ней неуклюже, еще хуже, чем обычно сидели платья на самой Харриет. Когда шаль соскользнула с одного плеча, показался рукав, не только слишком короткий, но и чересчур узкий. Незнакомка, приблизившись, поправила шаль, и красная ткань платья опасно натянулась по швам. Харриет широко распахнула глаза, заметив поразительно большой бицепс.
– Это мужчина, – прошипела она так, чтобы ее услышали только подруги.
– Что? – поразилась Августа.
Незнакомка, чей пол их так смутил, ступила на траву совершенно в мужской манере. Три подруги, проходя мимо, вытянули шеи, глядя на нее. Она беззаботно посмотрела на них и пошла дальше, помахивая шелковым ридикюльчиком, болтавшимся на обтянутой перчаткой руке.
Все трое одновременно отвернулись, едва сдерживая усмешки.
– Это точно мужчина, – заявила Августа.
– Или самая странная женщина на свете, – добавила Харриет.
– Ну уж нет – с бородой-то? – Абигайль, обычно спокойная и сдержанная, тряслась от смеха.
– Когда я была маленькой, я видела на карнавале бородатую женщину!
– Прелестно. Теперь я каждый вечер буду проверять в зеркало свое лицо и одалживать у Кальвина бритву.
– Как по-вашему, – оглянулась Августа, – зачем это он так вырядился?
– Может, ему это нравится.
Харриет негромко фыркнула.
– Я не люблю носить чулки, но приходится. Представить себе не могу, чтобы кто-нибудь надевал их ради удовольствия.
Вслед за Августой она слегка повернулась, чтобы посмотреть на странного мужчину. В этот самый миг двое молодых людей, одетых в темное, подошли к нему с двух сторон. Один ударил предполагаемую леди в грудь, а второй вырвал у нее из рук ридикюль.
Августа ахнула, а Харриет круто повернулась, удивив Абигайль, не заметившую нападения.
– Стоять! – вполне мужским голосом гаркнул одетый в платье незнакомец.
Юнец, ударивший его, заметно растерялся, и мужчина, воспользовавшись этим преимуществом, схватил его. Второй молодой человек, все еще державший в руке сумочку, отскочил в сторону и припустил туда, где стояли три подруги.
– Черт побери! – выругалась Харриет – он мчался прямо на Абигайль, которая не выдержит удар так же легко, как крупный мужчина. Не задумываясь, Харриет метнулась вперед и загородила подругу.
Она задержала дыхание, готовясь к столкновению, и тут краем глаза уловила какое-то движение. Из густых зарослей выбрался еще один мужчина, не в платье, а в черной форменной одежде. Он бежал быстро и прежде, чем вор столкнулся с Харриет, врезался в бандита всем весом своего тела.
Августа негромко вскрикнула, когда эта парочка покатилась по земле, задев край ее юбки. Воришка – теперь, увидев его так близко, Харриет решила, что ему лет семнадцать, не больше, – начал сопротивляться, едва упав на землю. Но одного удара кулака хватило, чтобы он потерял сознание.
Сердце Харриет отчаянно заколотилось еще до того, как мужчина в форме повернулся к ним, и даже до того, как он полез в карман кителя, чтобы вытащить очки.
Глава 45
Глава 46
Эпилог
Рэндольф снова разразился хохотом, глядя в потолок.
– Вы ей сказали, что будете… да сохрани ее Господь от таких переживаний! – Он резко наклонился вперед и сделался серьезным. – Слушайте, Брэдборн. Харриет вас любит. Она фактически сказала мне это еще там, в Рочестере. И если ваша реакция на нее тогда и ваше кислое лицо сейчас хоть о чем-то говорят, вы ее тоже любите. – Карета замедлила ход, но Рэндольф никак не показал, что знает о приближении к тюрьме, которая станет ему домом до конца дней. – Когда подобное случается, джентльмен, черт вас возьми, не соглашается так запросто больше никогда с ней не видеться. Идите к ней, и она станет вашей навеки. – Он с достоинством фыркнул. – Чтобы это понимать, не нужно писать любовные сонеты.
Очередной стражник, такого же сложения, как и те, что запихивали Рэндольфа в карету, рывком распахнул дверцу и приготовился вывести его.
– Забирать арестанта, сэр? – спросил он Брэдборна.
– Погодите. – Теперь вперед наклонился Бенедикт. – У него есть кое-что, нужное мне. – Рэндольф удивленно заморгал, и сыщик ухмыльнулся. – Я не говорил, что не собираюсь идти к ней, Рэндольф. Просто чтобы это сделать, мне нужно кое-что найти.
Из дневника Харриет Р. Мосли.
Хорошенько подумав, я решила отречься от кое-каких вещей, написанных мной несколько дней назад. Я очень не хочу, чтобы особняк Рочестеров сгорел до основания сто лет назад, лишив меня этим возможности появиться в нем так много времени спустя. Я не хочу, чтобы сэр Оскар Рэндольф никогда не существовал, – в это пожелание входят и его сочинения, которые (несмотря на его гадкие поступки) я все равно люблю, и шантаж, с которым разбирался мистер Бенедикт Брэдборн.
Что касается последнего – я не хочу, чтобы я никогда его не встречала. Я люблю Бенедикта. Вполне возможно, что он тот единственный мужчина, которого я буду любить всегда. Может быть, в один прекрасный день я научусь ценить то, что мы с ним провели вместе несколько волнующих дней. А пока мне придется смириться с тем, что в моей груди постоянно болит, словно в нее каким-то тяжелым, удушающим грузом вдавливаются тысячи иголок.
Записывая это в дневник, Харриет услышала, как открылась и захлопнулась входная дверь, и решила, что к Августе, как обычно, пришел мистер Максвелл Дарси. Через несколько минут она с удивлением услышала, что в ее дверь легонько постучали.
Она подумала, не притвориться ли спящей, хотя комнату и заливал солнечный свет.
– Харриет! Я знаю, что ты не спишь. Я вхожу.
Дверь бесшумно отворилась, и на пороге появилась женщина со спокойными карими глазами. Эта самая женщина больше месяца назад наблюдала за тем, как Харриет покупает знаменитую «Книгу для любовников».
– Привет, Эбби, отлично выглядишь. Похоже, супружество пошло тебе на пользу.
Очаровательный носик сморщился.
– Мы с Кальвином все время ссоримся. Он уверяет, что я распоряжаюсь им, словно слугой.
– Так он и был твоим слугой, – напомнила Харриет.
– Мне кажется, – кивнула Эбби, – что лучше бы мы с ним и дальше придерживались отношений хозяйка – слуга.
Xappиет подумала о муже Эбби, маркизе, с которым она познакомилась, когда он прятался под личиной дворецкого. Кальвин Гаррет был худощав, мускулист и привлекателен настолько, что Харриет впервые в жизни пожалела о нехватке средств на слугу.
Она усмехнулась:
– Включая все романтические преимущества, разумеется.
– Разумеется. – Эбби усмехнулась в ответ, но тут же посерьезнела. – Мы с Августой собираемся в кафе. Ведь ты пойдешь с нами, да?
Харриет скорчила гримасу:
– Не думаю, что я…
Абигайль подняла руку, чтобы помешать отговоркам.
– Ты сидишь в комнате и прячешься от людей со дня возвращения. Все о тебе тревожатся, а больше всех – Августа. Она так свирепо оберегает твое уединение, что мне пришлось с ней здорово поспорить, чтобы подняться. – Эбби покачала головой. – Я знаю, что такое сердечная боль, но нельзя же всю жизнь быть несчастной!
На улицах и аллеях было столько народу, что едва протолкнешься. Женщины делали покупки и тащили кучи свертков. Мужчины оживленно покидали свои конторы, аккуратно надев шляпы и сунув под мышку сложенный номер «Пост».
Три подруги улучили наконец момент и, искусно лавируя, перебрались с Парк-лейн на более спокойные дорожки парка. Харриет чувствовала облегчение от того, что подруги наконец перестали донимать ее, то тревожно поглядывая, то ласково похлопывая по спине.
– Полагаю, – пробормотала вполголоса Абигайль, – что я впервые в жизни вижу женщину выше тебя ростом, Харриет.
– И в самом деле, – согласилась пораженная Августа.
Харриет скривилась, посмотрев в ту сторону, куда указали подруги.
– Ни к чему с таким изумлением говорить о существовании подобных чудищ.
Августа хихикнула.
Харриет нахмурилась, глядя, как незнакомка в широкополой шляпе и розовой шали шагает по дорожке, через несколько футов соединяющейся с их тропой. Платье сидело на ней неуклюже, еще хуже, чем обычно сидели платья на самой Харриет. Когда шаль соскользнула с одного плеча, показался рукав, не только слишком короткий, но и чересчур узкий. Незнакомка, приблизившись, поправила шаль, и красная ткань платья опасно натянулась по швам. Харриет широко распахнула глаза, заметив поразительно большой бицепс.
– Это мужчина, – прошипела она так, чтобы ее услышали только подруги.
– Что? – поразилась Августа.
Незнакомка, чей пол их так смутил, ступила на траву совершенно в мужской манере. Три подруги, проходя мимо, вытянули шеи, глядя на нее. Она беззаботно посмотрела на них и пошла дальше, помахивая шелковым ридикюльчиком, болтавшимся на обтянутой перчаткой руке.
Все трое одновременно отвернулись, едва сдерживая усмешки.
– Это точно мужчина, – заявила Августа.
– Или самая странная женщина на свете, – добавила Харриет.
– Ну уж нет – с бородой-то? – Абигайль, обычно спокойная и сдержанная, тряслась от смеха.
– Когда я была маленькой, я видела на карнавале бородатую женщину!
– Прелестно. Теперь я каждый вечер буду проверять в зеркало свое лицо и одалживать у Кальвина бритву.
– Как по-вашему, – оглянулась Августа, – зачем это он так вырядился?
– Может, ему это нравится.
Харриет негромко фыркнула.
– Я не люблю носить чулки, но приходится. Представить себе не могу, чтобы кто-нибудь надевал их ради удовольствия.
Вслед за Августой она слегка повернулась, чтобы посмотреть на странного мужчину. В этот самый миг двое молодых людей, одетых в темное, подошли к нему с двух сторон. Один ударил предполагаемую леди в грудь, а второй вырвал у нее из рук ридикюль.
Августа ахнула, а Харриет круто повернулась, удивив Абигайль, не заметившую нападения.
– Стоять! – вполне мужским голосом гаркнул одетый в платье незнакомец.
Юнец, ударивший его, заметно растерялся, и мужчина, воспользовавшись этим преимуществом, схватил его. Второй молодой человек, все еще державший в руке сумочку, отскочил в сторону и припустил туда, где стояли три подруги.
– Черт побери! – выругалась Харриет – он мчался прямо на Абигайль, которая не выдержит удар так же легко, как крупный мужчина. Не задумываясь, Харриет метнулась вперед и загородила подругу.
Она задержала дыхание, готовясь к столкновению, и тут краем глаза уловила какое-то движение. Из густых зарослей выбрался еще один мужчина, не в платье, а в черной форменной одежде. Он бежал быстро и прежде, чем вор столкнулся с Харриет, врезался в бандита всем весом своего тела.
Августа негромко вскрикнула, когда эта парочка покатилась по земле, задев край ее юбки. Воришка – теперь, увидев его так близко, Харриет решила, что ему лет семнадцать, не больше, – начал сопротивляться, едва упав на землю. Но одного удара кулака хватило, чтобы он потерял сознание.
Сердце Харриет отчаянно заколотилось еще до того, как мужчина в форме повернулся к ним, и даже до того, как он полез в карман кителя, чтобы вытащить очки.
Глава 45
– Бенедикт!
Он услышал удивленный шепот и едва не разорвался между желанием схватить Харриет и покрыть ее лицо тысячью поцелуев – и просто хорошенько ее встряхнуть. Единственное слово – и он сразу вспомнил каждое мгновение, мускулы его напряглись при воспоминании о том, как она выкрикивала его имя, крепко обхватывая ногами его бедра и вонзая ногти в спину. Понимая свое преимущество – он увидел Харриет и ее спутниц, когда они вошли в парк, и запросто мог бы упустить карманника, если бы вовремя не спохватился Бенедикт дал ей время свыкнуться с мыслью, что они опять встретились. Возможно, она думала, что больше никогда его не увидит. И опять у него имелось преимущество – он-то точно знал, что не позволит ей с такой легкостью уйти из его жизни.
Переведя взгляд на ее лиф, он гадал, колотится ли у нее сердце так же сильно, как у него, и задыхается ли она, как и он.
– Должно быть, вы мистер Бенедикт Брэдборн?
Бенедикт отвел глаза от судорожно вздымающейся груди Харриет.
Одна из подруг, сопровождавших Харриет, изящно шагнула вперед и протянула ему руку без следа неуклюжести, какую следовало бы ожидать от человека со скобами на ноге.
– Харриет так много рассказывала нам о вас.
– Правда? – Он вскинул бровь, пожал леди руку и поклонился. Было некое утешение в том, что Харриет о нем говорила.
Эбби кивнула. В ее очаровательных глазах блестел интерес.
– Вы спасли ее от ужасного падения. Меня зовут Абигайль Гаррет, а это, – она показала на вторую подругу, – Августа Мерриуэзер.
Августа улыбнулась, но ничего не сказала, переводя взгляд с Харриет на Бенедикта и обратно.
– Мы ваши должницы, сэр, – говорила между тем леди Гаррет, словно не стояла рядом с подругой, потрясенной до немоты, и Бенедиктом, с трудом оторвавшим взгляд от вышеупомянутой подруги.
– Я был рад это сделать, – ответил Бенедикт, перемещая взор на губы Харриет.
Они слегка приоткрылись для вдоха.
– Брэдборн! – окликнул его сзади Дуглас. Бенедикт оглянулся и увидел, что тот уже снял с себя платье жены и затолкал его в шляпку. – Готов отвести этих парней в тюрьму?
Бенедикт быстро кивнул и повернулся спиной к трем подругам прежде, чем Харриет сумела справиться с выражением душевной боли на лице, от которой брови ее заломились, а глаза наполнились слезами.
Бенедикт стиснул зубы.
– Прошу прощения.
– Было приятно познакомиться, мистер Брэдборн, – сказала Августа Мерриуэзер.
– Мисс Мерриуэзер, леди Гаррет. Харриет. – Произнеся это имя, Бенедикт улыбнулся и протянул молчавшей Харриет руку. Это ее удивило, и она машинально сунула свою ладонь в его руку. Он нежно пожал ее; пальцы без перчаток оказались ледяными и очень мягкими.
– Я… – Ее голос сорвался; она замолчала и набрала полную грудь воздуха. Вымученная улыбка была жалким подобием тех улыбок, которые она так щедро дарила ему раньше. – Я рада, что у вас все хорошо, Бенедикт.
Бенедикт ничего не смог с собой поделать: он шагнул вперед и оказался вплотную к Харриет. Прижавшись щекой к ее виску, он выдохнул ей прямо в ухо:
– Совсем не так хорошо, как может показаться, – и быстро отвернулся, чтобы не поставить их обоих в неловкое положение, сказав – или сделав – что-нибудь еще. Однако успел заметить трепетание ресниц, обрамлявших зелено-коричневые глаза, и широкую, возбужденную улыбку мисс Августы Мерриуэзер.
Две молодые женщины шли рука об руку. Они вышли из-за угла в ярких всплесках небесно-синего и светло-красного, в совершенно одинаковых шляпках – за исключением лент, совпадающих по цвету с платьями. Они на мгновение замешкались, сверяясь с небольшим обрывком бумаги в руках у одной из них и всматриваясь в номера домов, и снова затопали сверкающими полуботиночками.
Харриет, услышав стук каблучков по тротуару, на минутку оторвалась от цветочных горшков и ведерка со свежей землей. Глядя на прогуливающуюся элегантную парочку, она вдруг отчетливо представила себя со стороны – в платке, повязанном на голову на манер судомойки (чтобы волосы не падали на лицо во время работы). Она провела тыльной стороной ладони по щекам, чтобы стереть с них землю, и снова обратила внимание на цветочный горшок у себя на коленях.
– Бедный мой цветочек, – грустно сказала Харриет побуревшему, сгнившему растению, смутно напоминавшему шишковатую змею. – У тебя не было ни единого шанса.
Она бесцеремонно вывалила погибший цветок – и ведь предупреждала же подарившую его месяц назад Эбби, что не сумеет его сохранить! – в ведерко с землей, перемешала небольшой лопаткой почву и снова стала заполнять горшок.
Вздохнув, Харриет повернулась к ярко-зеленому, усаженному шипами растению, которое Эбби принесла ей вчера.
– Это алоэ, – заявила Эбби. – Единственное растение, которое ты не сумеешь погубить, Харриет Мосли. Я точно знаю.
Харриет, осторожно взяв в руки маленькую веточку с пухлыми листьями и заталкивая ее в освободившийся горшок, очень в этом сомневалась.
На нее одновременно упали две тени. Харриет, прикрыв лицо перчаткой, взглянула вверх.
– Очаровательное растение, – сказала одна из девушек, с волосами скорее рыжими, чем каштановыми.
– Очень красивое, – согласилась вторая, с волосами скорее каштановыми, чем рыжими.
– Оно и недели не протянет, – отозвалась Харриет, посмотрев на обеих, – несмотря на разный цвет волос, глаза у них были одинаково карими. – Вы заблудились?
– Не думаю. – Одна из девушек посмотрела на номер дома, прибитый над дверью.
– Мы ищем леди по имени Харриет Мосли, – сказала вторая.
– Это никакая не леди, – ответила Харриет, отряхивая землю с рук и поднимаясь на ноги. – Это я.
Девушки переглянулись каким-то особым таинственным взглядом и заулыбались еще радостнее.
Харриет стянула с рук садовые перчатки, притворяясь, что не замечает на них пятен и не видит, как ужасно они выглядят по сравнению с чистенькими белыми перчатками незнакомок, и посмотрела на девушек внимательнее. Они были очень хорошенькими – такими земными и теплыми, но при этом – может быть, потому что так походили друг на друга – немного странными.
– Пожалуйста, позвольте нам представиться, – сказала та, что была скорее каштановая, чем рыжая. – Меня зовут Оливия Старкер, а это Сара Элизабет Старкер.
– Мы сестры, которые вышли замуж за братьев, – пояснила Сара Элизабет.
– Понимаю. – На самом деле Харриет ничего не понимала. – Мы раньше встречались?
– Мы только слышали о вас, – Оливия немного наклонила голову, – от нашего брата.
Сара Элизабет добавила:
– До замужества мы носили фамилию Брэдборн, как и Бенедикт.
Харриет уставилась на сестер.
Поскольку она молчала, Сара Элизабет снова заговорила:
– Мы очень хотели познакомиться с леди, пленившей его сердце.
Харриет не выдержала:
– Это какая-то шутка?
– Нет, – ответила Оливия, – но если послушать Бена, то в вашем обществе всегда бывает очень весело, мисс Мосли.
– Бена? – Харриет чувствовала, что ее замешательство усиливается – сестры смотрели на нее выжидательно, словно думали, что она вот-вот выкинет какой-нибудь юмористический номер.
Сестры снова спокойно переглянулись, и Сара Элизабет сказала:
– Наш брат так говорит о вас, что мы легко представили себе, что вы за женщина, и уже предвкушаем, как вы станете членом нашей семьи.
– Вы ненавидите Бенедикта, мисс Мосли? – напрямик спросила Оливия.
– Нет. – Харриет с удивлением поняла, что ее слова опережают мысли. – Совсем наоборот.
Сестры с одинаковым удовлетворением кивнули.
И тогда с поразительным отсутствием стыда при обсуждении личных дел с двумя незнакомками Харриет ткнула себя в грудь:
– А он меня ненавидит?
Одинаковые улыбки превратились в ухмылки, очень похожие на ухмылки брата, который их вырастил. Оливия замотала головой, а Сара Элизабет сказала:
– Он бы не попросил нас прийти сюда и убедиться, что с вами все в порядке, если бы ненавидел вас.
Он услышал удивленный шепот и едва не разорвался между желанием схватить Харриет и покрыть ее лицо тысячью поцелуев – и просто хорошенько ее встряхнуть. Единственное слово – и он сразу вспомнил каждое мгновение, мускулы его напряглись при воспоминании о том, как она выкрикивала его имя, крепко обхватывая ногами его бедра и вонзая ногти в спину. Понимая свое преимущество – он увидел Харриет и ее спутниц, когда они вошли в парк, и запросто мог бы упустить карманника, если бы вовремя не спохватился Бенедикт дал ей время свыкнуться с мыслью, что они опять встретились. Возможно, она думала, что больше никогда его не увидит. И опять у него имелось преимущество – он-то точно знал, что не позволит ей с такой легкостью уйти из его жизни.
Переведя взгляд на ее лиф, он гадал, колотится ли у нее сердце так же сильно, как у него, и задыхается ли она, как и он.
– Должно быть, вы мистер Бенедикт Брэдборн?
Бенедикт отвел глаза от судорожно вздымающейся груди Харриет.
Одна из подруг, сопровождавших Харриет, изящно шагнула вперед и протянула ему руку без следа неуклюжести, какую следовало бы ожидать от человека со скобами на ноге.
– Харриет так много рассказывала нам о вас.
– Правда? – Он вскинул бровь, пожал леди руку и поклонился. Было некое утешение в том, что Харриет о нем говорила.
Эбби кивнула. В ее очаровательных глазах блестел интерес.
– Вы спасли ее от ужасного падения. Меня зовут Абигайль Гаррет, а это, – она показала на вторую подругу, – Августа Мерриуэзер.
Августа улыбнулась, но ничего не сказала, переводя взгляд с Харриет на Бенедикта и обратно.
– Мы ваши должницы, сэр, – говорила между тем леди Гаррет, словно не стояла рядом с подругой, потрясенной до немоты, и Бенедиктом, с трудом оторвавшим взгляд от вышеупомянутой подруги.
– Я был рад это сделать, – ответил Бенедикт, перемещая взор на губы Харриет.
Они слегка приоткрылись для вдоха.
– Брэдборн! – окликнул его сзади Дуглас. Бенедикт оглянулся и увидел, что тот уже снял с себя платье жены и затолкал его в шляпку. – Готов отвести этих парней в тюрьму?
Бенедикт быстро кивнул и повернулся спиной к трем подругам прежде, чем Харриет сумела справиться с выражением душевной боли на лице, от которой брови ее заломились, а глаза наполнились слезами.
Бенедикт стиснул зубы.
– Прошу прощения.
– Было приятно познакомиться, мистер Брэдборн, – сказала Августа Мерриуэзер.
– Мисс Мерриуэзер, леди Гаррет. Харриет. – Произнеся это имя, Бенедикт улыбнулся и протянул молчавшей Харриет руку. Это ее удивило, и она машинально сунула свою ладонь в его руку. Он нежно пожал ее; пальцы без перчаток оказались ледяными и очень мягкими.
– Я… – Ее голос сорвался; она замолчала и набрала полную грудь воздуха. Вымученная улыбка была жалким подобием тех улыбок, которые она так щедро дарила ему раньше. – Я рада, что у вас все хорошо, Бенедикт.
Бенедикт ничего не смог с собой поделать: он шагнул вперед и оказался вплотную к Харриет. Прижавшись щекой к ее виску, он выдохнул ей прямо в ухо:
– Совсем не так хорошо, как может показаться, – и быстро отвернулся, чтобы не поставить их обоих в неловкое положение, сказав – или сделав – что-нибудь еще. Однако успел заметить трепетание ресниц, обрамлявших зелено-коричневые глаза, и широкую, возбужденную улыбку мисс Августы Мерриуэзер.
Две молодые женщины шли рука об руку. Они вышли из-за угла в ярких всплесках небесно-синего и светло-красного, в совершенно одинаковых шляпках – за исключением лент, совпадающих по цвету с платьями. Они на мгновение замешкались, сверяясь с небольшим обрывком бумаги в руках у одной из них и всматриваясь в номера домов, и снова затопали сверкающими полуботиночками.
Харриет, услышав стук каблучков по тротуару, на минутку оторвалась от цветочных горшков и ведерка со свежей землей. Глядя на прогуливающуюся элегантную парочку, она вдруг отчетливо представила себя со стороны – в платке, повязанном на голову на манер судомойки (чтобы волосы не падали на лицо во время работы). Она провела тыльной стороной ладони по щекам, чтобы стереть с них землю, и снова обратила внимание на цветочный горшок у себя на коленях.
– Бедный мой цветочек, – грустно сказала Харриет побуревшему, сгнившему растению, смутно напоминавшему шишковатую змею. – У тебя не было ни единого шанса.
Она бесцеремонно вывалила погибший цветок – и ведь предупреждала же подарившую его месяц назад Эбби, что не сумеет его сохранить! – в ведерко с землей, перемешала небольшой лопаткой почву и снова стала заполнять горшок.
Вздохнув, Харриет повернулась к ярко-зеленому, усаженному шипами растению, которое Эбби принесла ей вчера.
– Это алоэ, – заявила Эбби. – Единственное растение, которое ты не сумеешь погубить, Харриет Мосли. Я точно знаю.
Харриет, осторожно взяв в руки маленькую веточку с пухлыми листьями и заталкивая ее в освободившийся горшок, очень в этом сомневалась.
На нее одновременно упали две тени. Харриет, прикрыв лицо перчаткой, взглянула вверх.
– Очаровательное растение, – сказала одна из девушек, с волосами скорее рыжими, чем каштановыми.
– Очень красивое, – согласилась вторая, с волосами скорее каштановыми, чем рыжими.
– Оно и недели не протянет, – отозвалась Харриет, посмотрев на обеих, – несмотря на разный цвет волос, глаза у них были одинаково карими. – Вы заблудились?
– Не думаю. – Одна из девушек посмотрела на номер дома, прибитый над дверью.
– Мы ищем леди по имени Харриет Мосли, – сказала вторая.
– Это никакая не леди, – ответила Харриет, отряхивая землю с рук и поднимаясь на ноги. – Это я.
Девушки переглянулись каким-то особым таинственным взглядом и заулыбались еще радостнее.
Харриет стянула с рук садовые перчатки, притворяясь, что не замечает на них пятен и не видит, как ужасно они выглядят по сравнению с чистенькими белыми перчатками незнакомок, и посмотрела на девушек внимательнее. Они были очень хорошенькими – такими земными и теплыми, но при этом – может быть, потому что так походили друг на друга – немного странными.
– Пожалуйста, позвольте нам представиться, – сказала та, что была скорее каштановая, чем рыжая. – Меня зовут Оливия Старкер, а это Сара Элизабет Старкер.
– Мы сестры, которые вышли замуж за братьев, – пояснила Сара Элизабет.
– Понимаю. – На самом деле Харриет ничего не понимала. – Мы раньше встречались?
– Мы только слышали о вас, – Оливия немного наклонила голову, – от нашего брата.
Сара Элизабет добавила:
– До замужества мы носили фамилию Брэдборн, как и Бенедикт.
Харриет уставилась на сестер.
Поскольку она молчала, Сара Элизабет снова заговорила:
– Мы очень хотели познакомиться с леди, пленившей его сердце.
Харриет не выдержала:
– Это какая-то шутка?
– Нет, – ответила Оливия, – но если послушать Бена, то в вашем обществе всегда бывает очень весело, мисс Мосли.
– Бена? – Харриет чувствовала, что ее замешательство усиливается – сестры смотрели на нее выжидательно, словно думали, что она вот-вот выкинет какой-нибудь юмористический номер.
Сестры снова спокойно переглянулись, и Сара Элизабет сказала:
– Наш брат так говорит о вас, что мы легко представили себе, что вы за женщина, и уже предвкушаем, как вы станете членом нашей семьи.
– Вы ненавидите Бенедикта, мисс Мосли? – напрямик спросила Оливия.
– Нет. – Харриет с удивлением поняла, что ее слова опережают мысли. – Совсем наоборот.
Сестры с одинаковым удовлетворением кивнули.
И тогда с поразительным отсутствием стыда при обсуждении личных дел с двумя незнакомками Харриет ткнула себя в грудь:
– А он меня ненавидит?
Одинаковые улыбки превратились в ухмылки, очень похожие на ухмылки брата, который их вырастил. Оливия замотала головой, а Сара Элизабет сказала:
– Он бы не попросил нас прийти сюда и убедиться, что с вами все в порядке, если бы ненавидел вас.
Глава 46
– Должна признаться, – сказала Харриет, – они показались мне немного странными.
Августа оторвалась от шитья.
– Они близнецы? Близнецы иногда возбуждают тревогу в людях. Помнишь сестер Пачули? Вечно они заканчивали друг за дружку предложения и обменивались тайными взглядами. От них просто в дрожь бросало.
– Нет. – Харриет дописала предложение и закрыла дневник. – Думаю, все дело в том, что они чересчур серьезно хотели со мной познакомиться.
– Потому что, как они выразились, ты пленила сердце их брата.
Харриет оглянулась на подругу.
– Я тебе этого не говорила.
– Я подслушивала у окна, – бесстыдно пожала плечами Августа.
Харриет отодвинулась от стола и помолчала, постукивая пальцами по сиденью стула.
– Августа?
– Что?
– Мне его не хватает.
– Ну разумеется. Он пленил твое сердце точно так же, как ты пленила его.
Харриет не встала, а, поерзав на стуле, села боком и положила руку на спинку, чтобы лучше видеть подругу.
– Я не знаю, что мне делать.
– Можно устроить так, чтобы тебя арестовали. – Августа серебряными ножницами обрезала нитку.
– Он мне не верит. Наверное, считает меня сумасшедшей.
Августа посмотрела на нее из-под насупленных бровей:
– И ты говоришь, что, несмотря на это, он готов провести с тобой всю оставшуюся жизнь? Он принимает тебя такой, какая ты есть. Это ты не приняла Брэдборна таким, какой он есть, – скептиком, если можно так выразиться, неверующим.
Харриет подперла голову рукой и зажмурилась.
– Думаю, нелегко, – продолжала лучшая подруга, – видеть то, что ему приходится видеть по работе. Вероятно, он то и дело сталкивается с вурдалаками в человечьем обличье, поэтому не может с легкостью поверить в то, что нельзя потрогать или увидеть. И хотя его сестры об этом не заикнулись, похоже, им довелось пережить тяжелые времена, а Брэдборну пришлось быстро повзрослеть, чтобы заботиться о них. Сомневаюсь, что у него было время рассказывать у камина истории о привидениях.
– Я идиотка, – простонала Харриет.
– Нет. Но в обожаемых мною романах влюбленным женщинам, которые никогда раньше не любили, поначалу приходится нелегко.
В дверь постучали.
– Я открою. – Харриет встала со стула, не обратив внимания на сочувственный взгляд лучшей подруги. Впрочем, она не сомневалась, что Августа отложила шитье и пошла за ней следом.
Харриет открыла парадную дверь.
– Добрый день, – сказал Бенедикт.
Харриет захлопнула дверь.
Она круто повернулась, прижавшись спиной к двери. Сердце колотилось как бешеное. Встревоженные, широко распахнутые глаза смотрели на Августу.
– Что мне делать?
– Молись, чтобы ты не сломала ему дверью нос. – Августа улыбалась во весь рот.
– Не смешно. – Харриет безумными глазами шарила по сторонам. – Подержи дверь.
– Зачем? – с любопытством спросила подруга, быстро встав на место Харриет и подперев дверь спиной.
– Я выскочу через окно гостиной.
– Но ты только что сказала…
– Харриет! – позвал Бенедикт через дверь. Он не кричал, но его голос каким-то образом проникал сквозь дерево. – Открой дверь, или я буду вынужден ее выбить.
Харриет вздрогнула, остановилась и посмотрела на вход.
– Лучше отойди, Августа. Для человека в очках у него на удивление сильные мускулы.
Августа счастливо кивнула и распахнула дверь.
– Добрый день, мистер Брэдборн, – поздоровалась она, словно ничего не случилось. – Как приятно снова видеть вас!
– Мисс Мерриуэзер. – Он снял шляпу и нашел взглядом Харриет, стоявшую в глубине прихожей.
– Прошу прощения, Бенедикт. – Харриет выдавила из себя сухой смешок. – Это ветром захлопнуло дверь.
Он вскинул бровь и помолчал, словно привлекая внимание к совершенно неподвижному воздуху.
– Вы живете где-то поблизости? – вежливо спросила Харриет.
– Нет. Я живу в другой части города, – ответил Бенедикт. – Я пришел повидаться с тобой.
Августа кашлянула.
– Если вы оба меня извините, я пойду поставлю чайник. – Она протиснулась мимо Харриет, кинула на подругу многозначительный взгляд и скрылась в кухне.
Бенедикт все еще стоял за дверью, вскинув бровь. Харриет смотрела на него, мучительно понимая, как отчаянно ей не хватало этого сильного, спокойного лица.
– Харриет.
– Да?
– Ты не пригласишь меня войти? – Он вытащил из кармана небольшую коробку. – Я принес тебе подарок.
– У вас очень славный дом, – искренне сказал Бенедикт.
В доме, в котором Харриет жила вместе с Августой Мерриуэзер, царил уютный беспорядок. Вдоль одной стены вытянулись книжные полки. Половину книг составляли романы и поэмы романтического характера, а вторую половину – романы ужасов о привидениях и гоблинах. Бенедикт устроился напротив Харриет в кресле с высокой спинкой и заплаткой на подлокотнике. Сама Харриет сидела, идеально выпрямив спину, хотя на диванчике лежали очень мягкие на вид подушки.
Августа вышла из кухни с подносом, на котором стояли две изящные чашки. Она даже и не попыталась скрыть многозначительную улыбку, обращенную к подруге, поставила чашки и вернулась на кухню.
– Если вы хотите сказать мне что-нибудь личное, лучше промолчать, потому что Гас подслушивает, – вежливо сообщила Харриет.
– Если хочешь, я могу уйти! – крикнула из-за двери Августа.
– Я не могу сказать тебе ничего такого, за что потом будет стыдно перед другими, – невозмутимо парировал Бенедикт.
И мог поклясться, что услышал из-за двери восхищенный возглас.
– Как поживаете? – сделав глоток чая, вежливо осведомилась Харриет.
– Ужасно, – все так же невозмутимо ответил он. – Потому что мне не хватает тебя.
Она удивила его, сказав.
– Я тоже тосковала по тебе, Бенедикт.
Он встретился взглядом с ее очаровательными коричнево-зелеными глазами, встал, взял чашку Харриет и поставил обе чашки на стол, а потом сел рядом с ней. Она повернулась к нему лицом.
– Боюсь, я повела себя очень глупо, когда уехала от тебя. Ты не виноват, что не веришь…
Бенедикт ладонью закрыл ей рот. Харриет скосила глаза, глядя вниз, на его пальцы, и он подавил смешок, борясь с желанием заключить ее в свои объятия, опустил руку и протянул ей подарок.
– Прежде чем ты что-нибудь скажешь, открой его. Это запоздавший подарок на твой день рождения.
Харриет с озадаченным видом кивнула и аккуратно развязала бант.
Харриет открыла коробку, и в глазах ее сверкнуло понимание. Она вынула из коробки часы. Золото от времени потемнело, изящный орнамент стерся от частого использования.
– Ты не должен был мне это дарить. Это принадлежало твоему лучшему другу.
Он сказал:
– И сейчас принадлежит.
Харриет подняла на него глаза.
– Посмотри на это.
Бенедикт усилием воли заставил себя не обращать внимания на отчаянное желание обнять ее и большим пальцем открыл крышку часов.
– Можешь прочесть?
Харриет наморщила лоб, повернув часы к падавшему из окна свету.
– «Моему возлюбленному Уоррену, – произнес Бенедикт. – Твоя навсегда, Аннабель».
У Харриет была необыкновенно красивая улыбка, ярче, чем струившийся в комнату и падавший ей на лицо солнечный свет.
– Я была права.
– Ты была права. Что бы ни случилось в доме столько лет назад, я не верю, что Рочестер убил свою жену. Будь он таким жестоким, я сомневаюсь, чтобы она решилась тайком ходить в деревню и заказывать для него подарок.
– Да, – кивнула Харриет.
– Но как ты это узнала?
Харриет искоса посмотрела на него, и Бенедикт набрал побольше воздуха в грудь.
– Я думал об этом все то долгое время после нашего расставания. Как ты узнала, что в доме не произошло никакого убийства, и – что гораздо важнее – как ты сумела освободиться от веревок, которыми связал нас Куинн? Мы едва могли шевельнуться и, уж конечно, не справились бы с веревками. Объяснить это можно только одним – там происходило что-то странное.
– Бенедикт, ты совсем не обязан…
– Знаю, но я верю тебе, Харриет. – Он улыбнулся. – А с другой стороны, любящий поверит, что небо зеленое, а трава синяя, если этого потребует объект его желаний.
Харриет взяла его лицо в ладони, глядя с такой любовью, что Бенедикт проклял все то время, что прошло без нее, и прильнула к его губам. Его пальцы глубоко зарылись в ее густые волосы, губы приоткрылись, и того времени, что они прожили врозь, просто не существовало.
Когда он отодвинулся, губы Харриет были красными и влажными, а глаза сверкали.
– Я так тосковала по тебе, Бенедикт! Так сильно, что решила – уже не важно, что ты считаешь меня ненормальной, лишь бы мы были вместе.
– О! – Бенедикт попытался выдержать серьезный тон, но у него ничего не получилось. – В глубине души я по-прежнему думаю, что ты сумасшедшая.
Харриет скорчила гримасу:
– И кто ты тогда, если любишь такую, как я?
Он посерьезнел.
– Я один из самых счастливых людей на земле.
Казалось, что Харриет сейчас заплачет, но тут из соседней комнаты раздался восторженный и совсем неподобающий женщине вопль.
Августа оторвалась от шитья.
– Они близнецы? Близнецы иногда возбуждают тревогу в людях. Помнишь сестер Пачули? Вечно они заканчивали друг за дружку предложения и обменивались тайными взглядами. От них просто в дрожь бросало.
– Нет. – Харриет дописала предложение и закрыла дневник. – Думаю, все дело в том, что они чересчур серьезно хотели со мной познакомиться.
– Потому что, как они выразились, ты пленила сердце их брата.
Харриет оглянулась на подругу.
– Я тебе этого не говорила.
– Я подслушивала у окна, – бесстыдно пожала плечами Августа.
Харриет отодвинулась от стола и помолчала, постукивая пальцами по сиденью стула.
– Августа?
– Что?
– Мне его не хватает.
– Ну разумеется. Он пленил твое сердце точно так же, как ты пленила его.
Харриет не встала, а, поерзав на стуле, села боком и положила руку на спинку, чтобы лучше видеть подругу.
– Я не знаю, что мне делать.
– Можно устроить так, чтобы тебя арестовали. – Августа серебряными ножницами обрезала нитку.
– Он мне не верит. Наверное, считает меня сумасшедшей.
Августа посмотрела на нее из-под насупленных бровей:
– И ты говоришь, что, несмотря на это, он готов провести с тобой всю оставшуюся жизнь? Он принимает тебя такой, какая ты есть. Это ты не приняла Брэдборна таким, какой он есть, – скептиком, если можно так выразиться, неверующим.
Харриет подперла голову рукой и зажмурилась.
– Думаю, нелегко, – продолжала лучшая подруга, – видеть то, что ему приходится видеть по работе. Вероятно, он то и дело сталкивается с вурдалаками в человечьем обличье, поэтому не может с легкостью поверить в то, что нельзя потрогать или увидеть. И хотя его сестры об этом не заикнулись, похоже, им довелось пережить тяжелые времена, а Брэдборну пришлось быстро повзрослеть, чтобы заботиться о них. Сомневаюсь, что у него было время рассказывать у камина истории о привидениях.
– Я идиотка, – простонала Харриет.
– Нет. Но в обожаемых мною романах влюбленным женщинам, которые никогда раньше не любили, поначалу приходится нелегко.
В дверь постучали.
– Я открою. – Харриет встала со стула, не обратив внимания на сочувственный взгляд лучшей подруги. Впрочем, она не сомневалась, что Августа отложила шитье и пошла за ней следом.
Харриет открыла парадную дверь.
– Добрый день, – сказал Бенедикт.
Харриет захлопнула дверь.
Она круто повернулась, прижавшись спиной к двери. Сердце колотилось как бешеное. Встревоженные, широко распахнутые глаза смотрели на Августу.
– Что мне делать?
– Молись, чтобы ты не сломала ему дверью нос. – Августа улыбалась во весь рот.
– Не смешно. – Харриет безумными глазами шарила по сторонам. – Подержи дверь.
– Зачем? – с любопытством спросила подруга, быстро встав на место Харриет и подперев дверь спиной.
– Я выскочу через окно гостиной.
– Но ты только что сказала…
– Харриет! – позвал Бенедикт через дверь. Он не кричал, но его голос каким-то образом проникал сквозь дерево. – Открой дверь, или я буду вынужден ее выбить.
Харриет вздрогнула, остановилась и посмотрела на вход.
– Лучше отойди, Августа. Для человека в очках у него на удивление сильные мускулы.
Августа счастливо кивнула и распахнула дверь.
– Добрый день, мистер Брэдборн, – поздоровалась она, словно ничего не случилось. – Как приятно снова видеть вас!
– Мисс Мерриуэзер. – Он снял шляпу и нашел взглядом Харриет, стоявшую в глубине прихожей.
– Прошу прощения, Бенедикт. – Харриет выдавила из себя сухой смешок. – Это ветром захлопнуло дверь.
Он вскинул бровь и помолчал, словно привлекая внимание к совершенно неподвижному воздуху.
– Вы живете где-то поблизости? – вежливо спросила Харриет.
– Нет. Я живу в другой части города, – ответил Бенедикт. – Я пришел повидаться с тобой.
Августа кашлянула.
– Если вы оба меня извините, я пойду поставлю чайник. – Она протиснулась мимо Харриет, кинула на подругу многозначительный взгляд и скрылась в кухне.
Бенедикт все еще стоял за дверью, вскинув бровь. Харриет смотрела на него, мучительно понимая, как отчаянно ей не хватало этого сильного, спокойного лица.
– Харриет.
– Да?
– Ты не пригласишь меня войти? – Он вытащил из кармана небольшую коробку. – Я принес тебе подарок.
– У вас очень славный дом, – искренне сказал Бенедикт.
В доме, в котором Харриет жила вместе с Августой Мерриуэзер, царил уютный беспорядок. Вдоль одной стены вытянулись книжные полки. Половину книг составляли романы и поэмы романтического характера, а вторую половину – романы ужасов о привидениях и гоблинах. Бенедикт устроился напротив Харриет в кресле с высокой спинкой и заплаткой на подлокотнике. Сама Харриет сидела, идеально выпрямив спину, хотя на диванчике лежали очень мягкие на вид подушки.
Августа вышла из кухни с подносом, на котором стояли две изящные чашки. Она даже и не попыталась скрыть многозначительную улыбку, обращенную к подруге, поставила чашки и вернулась на кухню.
– Если вы хотите сказать мне что-нибудь личное, лучше промолчать, потому что Гас подслушивает, – вежливо сообщила Харриет.
– Если хочешь, я могу уйти! – крикнула из-за двери Августа.
– Я не могу сказать тебе ничего такого, за что потом будет стыдно перед другими, – невозмутимо парировал Бенедикт.
И мог поклясться, что услышал из-за двери восхищенный возглас.
– Как поживаете? – сделав глоток чая, вежливо осведомилась Харриет.
– Ужасно, – все так же невозмутимо ответил он. – Потому что мне не хватает тебя.
Она удивила его, сказав.
– Я тоже тосковала по тебе, Бенедикт.
Он встретился взглядом с ее очаровательными коричнево-зелеными глазами, встал, взял чашку Харриет и поставил обе чашки на стол, а потом сел рядом с ней. Она повернулась к нему лицом.
– Боюсь, я повела себя очень глупо, когда уехала от тебя. Ты не виноват, что не веришь…
Бенедикт ладонью закрыл ей рот. Харриет скосила глаза, глядя вниз, на его пальцы, и он подавил смешок, борясь с желанием заключить ее в свои объятия, опустил руку и протянул ей подарок.
– Прежде чем ты что-нибудь скажешь, открой его. Это запоздавший подарок на твой день рождения.
Харриет с озадаченным видом кивнула и аккуратно развязала бант.
Харриет открыла коробку, и в глазах ее сверкнуло понимание. Она вынула из коробки часы. Золото от времени потемнело, изящный орнамент стерся от частого использования.
– Ты не должен был мне это дарить. Это принадлежало твоему лучшему другу.
Он сказал:
– И сейчас принадлежит.
Харриет подняла на него глаза.
– Посмотри на это.
Бенедикт усилием воли заставил себя не обращать внимания на отчаянное желание обнять ее и большим пальцем открыл крышку часов.
– Можешь прочесть?
Харриет наморщила лоб, повернув часы к падавшему из окна свету.
– «Моему возлюбленному Уоррену, – произнес Бенедикт. – Твоя навсегда, Аннабель».
У Харриет была необыкновенно красивая улыбка, ярче, чем струившийся в комнату и падавший ей на лицо солнечный свет.
– Я была права.
– Ты была права. Что бы ни случилось в доме столько лет назад, я не верю, что Рочестер убил свою жену. Будь он таким жестоким, я сомневаюсь, чтобы она решилась тайком ходить в деревню и заказывать для него подарок.
– Да, – кивнула Харриет.
– Но как ты это узнала?
Харриет искоса посмотрела на него, и Бенедикт набрал побольше воздуха в грудь.
– Я думал об этом все то долгое время после нашего расставания. Как ты узнала, что в доме не произошло никакого убийства, и – что гораздо важнее – как ты сумела освободиться от веревок, которыми связал нас Куинн? Мы едва могли шевельнуться и, уж конечно, не справились бы с веревками. Объяснить это можно только одним – там происходило что-то странное.
– Бенедикт, ты совсем не обязан…
– Знаю, но я верю тебе, Харриет. – Он улыбнулся. – А с другой стороны, любящий поверит, что небо зеленое, а трава синяя, если этого потребует объект его желаний.
Харриет взяла его лицо в ладони, глядя с такой любовью, что Бенедикт проклял все то время, что прошло без нее, и прильнула к его губам. Его пальцы глубоко зарылись в ее густые волосы, губы приоткрылись, и того времени, что они прожили врозь, просто не существовало.
Когда он отодвинулся, губы Харриет были красными и влажными, а глаза сверкали.
– Я так тосковала по тебе, Бенедикт! Так сильно, что решила – уже не важно, что ты считаешь меня ненормальной, лишь бы мы были вместе.
– О! – Бенедикт попытался выдержать серьезный тон, но у него ничего не получилось. – В глубине души я по-прежнему думаю, что ты сумасшедшая.
Харриет скорчила гримасу:
– И кто ты тогда, если любишь такую, как я?
Он посерьезнел.
– Я один из самых счастливых людей на земле.
Казалось, что Харриет сейчас заплачет, но тут из соседней комнаты раздался восторженный и совсем неподобающий женщине вопль.
Эпилог
Они почти доехали до Рочестер-Холла, когда Бенедикт небрежно потянулся за номером «Пост», лежавшим на противоположном сиденье. Он открыл газету более шумно, чем требовалось, и кашлянул.