Рука с чашкой застыла в воздухе.
   – Часовщик?!
   – Да. Вроде бы знаменитый.
   Харриет осторожно поставила чашку на стол.
   – Это интересная история, Джейн. А теперь прошу меня извинить. – Она отодвинула стул.
   Харриет шла по коридору к лестнице, и в голове ее рождались смутные предположения. Что-то в этом наверняка есть. Просто пока она не может все сопоставить.
   – Мадемуазель!
   Вслед за ней по коридору спешила Джейн. Харриет остановилась возле лестницы.
   – Я как раз пересказывала Миллисент, о чем мы с вами разговаривали, – задыхаясь, произнесла Джейн. – Ну, про опись и все такое. И она сказала, что ни про какую опись ничего не знает, но когда леди Крейчли сюда переехала, к ней приходила какая-то женщина. Она хотела продать леди Крейчли дневник, когда-то принадлежавший этому семейству. Кажется, она сказала, будто это дневник Аннабель Рочестер. Может, в нем есть тот список, который вы ищете?
   – Леди Крейчли купила дневник?
   –  Non. Миллисент говорит, герцогиня очень расстроилась, что не смогла заплатить столько, сколько просила та женщина.
   Харриет улыбнулась и пожала Джейн руку.
   – Спасибо, Джейн, и поблагодари от меня Миллисент.
   – Конечно, – улыбнулась в ответ Джейн.
   Она смотрела, как мадемуазель Харриет, единственная леди из приезжавших в Рочестер-Холл, которая села с Джейн за стол, как с равной, быстро поднимается по лестнице. Потом повернула в сторону кухни, чтобы помочь Миллисент с завтраком, но улыбка ее застыла и быстро сползла с лица.
   Он стоял посреди коридора, между Джейн и кухней, и лицо его в полумраке выглядело угрожающим. Он смотрел так, словно хотел ее убить.
   – В чем дело?
   Едва эти слова сорвались с ее губ, как его рука взлетела в воздух. Джейн не успела и глазом моргнуть, как рухнула на пол. Щека ее пылала, а во рту ощущался горький привкус крови.

Глава 17

   Харриет внимательно осмотрела коридор и только потом легонько постучалась.
   – Бенедикт?
   Она думала, что он спит и ей придется стучать еще раз, но замок щелкнул всего через несколько мгновений.
   Харриет, которая хотела как можно скорее поделиться свежей информацией, улыбнулась, но тут дверь открылась, и глаза ее широко распахнулись.
   Он действительно спал – волосы встрепаны, очков нет. Застигнутый врасплох, Бенедикт выглядел очень притягательно – подбородок потемнел от щетины, веки тяжело нависали на глаза. Харриет не могла отвести взгляда, не зная, что ее впечатлило больше – его сонный вид или то, что он без рубашки, а брюки на нем не застегнуты.
   – Харриет? – Голос его звучал хрипло и низко, и акцент слышатся сильнее. От раскатистого «р» по спине Харриет пробежала дрожь.
   Она посмотрела ему в глаза.
   – Прошу прощения, Бенедикт. Мне следовало подождать. У меня есть новости про ваши часы, но это терпит до завтрака.
   Она поверглась и хотела уйти, но он схватил ее за руку, прямо над повязкой, защищавшей расцарапанный локоть. За несколько мгновений он успел окончательно проснуться, глаза его смотрели ясно и живо. Он втащил ее в комнату и закрыл дверь.
   – Что за новости? – спросил Бенедикт.
   Мускулы на его груди были четко очерчены, плечи налиты силой.
   Харриет откашлялась.
   – Ходят слухи, что бабушка леди Крейчли завела роман с часовщиком из деревни. Именно это и послужило причиной пожара много лет назад. Ее муж все узнал и поджег дом.
   – Рочестер?
   – Да. – Харриет казалось, что ее голос звучит откуда-то издалека, взгляд не отрывался от подбородка Бенедикта, где тугая кожа слегка потемнела от щетины. У него слишком красивая шея, чтобы целый день прятать ее под воротничком и галстуком. – Я спросила, не знают ли Джейн или повариха о домашней описи, проведенной в те времена, а они ответили, что все записи сгорели. Однако существует дневник.
   Бенедикт отвернулся, и Харриет тут же почувствовала себя так, словно с нее сняли заклятие. Она моргнула, ощутив, как от шеи до самых ушей разливается жар. Она стыдилась того, что не чувствует никакого стыда. Никогда еще ей не доставляло такого удовольствия смотреть на другого человека. Он надевал рубашку, заправлял ее в брюки и одновременно говорил:
   – Полагаю, дневник принадлежал кому-нибудь из членов семьи? Или служанке?
   Харриет сумела сосредоточиться и улыбнулась:
   – Самой леди Аннабель.
   – Этот дневник у леди Крейчли? – Бенедикт обернулся к ней, и оказалось, что он уже в очках. Он сел на край кровати и стал обуваться.
   – Нет. Когда она переехала в Рочестер-Холл, к ней пришла какая-то женщина и хотела продать ей этот дневник. Джейн говорит, она не смогла за него заплатить.
   – В таком случае я поговорю с леди Крейчли. – Бенедикт встал и взял Харриет за плечи. – А вы отправляйтесь обратно в постель.
   Он выпроводил Харриет в коридор. Когда она взялась за дверную ручку своей комнаты, Бенедикт уже закрыл свою дверь и направился к лестнице. Он скрылся из вида раньше, чем она успела попросить его рассказать о том, что удастся выяснить. Она бы с удовольствием вместе с ним отправилась на поиски дневника.
 
   Три часа спустя Харриет сидела за столом на улице, изображая интерес к правилам игры в шахматы, которые объясняла ей Лиззи. На небе собирались большие тучи, но солнце не сдавалось, и на солнечном участке не требовалось никакого жакета. Харриет, уже успевшая в день приезда перепачкать жакет в грязи и не сомневавшаяся, что плащ леди Крейчли починить невозможно, искренне надеялась, что солнце одержит победу – по крайней мере до того времени, пока она не постирает грязную одежду. Сегодня она надела свое последнее платье с длинными рукавами, и, хотя манжеты не доходили до запястий, рукава все же скрывали повязки на локтях.
   – Харриет, ты меня слушаешь?
   – М-м?.. – Она подняла глаза и перестала одергивать платье. – Ты сказала, ладья берет коня?
   – Нет. Ладья не берег коня. – Лиззи улыбнулась, и улыбка эта была очень красивой, когда она ее не прикрывала. – Можем не играть, если тебе неинтересно. Мне и самой шахматы иногда кажутся скучными.
   – Дело не в том, что это скучно, – честно призналась Харриет. – Просто мне кажется, что у меня не хватит терпения на все эти ходы.
   Лиззи перегнулась через столик и прошептала:
   – Хотелось бы научиться хоть одной из карточных игр. Но ты-знаешь-кого хватит удар. – Она кивнула в сторону скамейки, где сидела ее мать.
   Словно почуяв грешные мысли дочери, миссис Пруитт подняла глаза от вязанья и нахмурилась.
   Харриет положила руки на колени и тоже перегнулась через столик.
   – Может, как-нибудь ночью, когда ты-знаешь-кто уснет…
   – Здорово! – просияла Элиза. Потом выпрямилась и вздохнула. – О, Харриет, как бы мне хотелось быть такой же независимой, как ты!
   – Это вовсе не так волнующе, как может показаться, Лиззи. Большую часть времени я читаю или работаю в книжной лавке. Все хоть сколько-нибудь интересное происходит со мной только благодаря моим подругам.
   – Но ты читаешь то, что хочешь, а не то, что тебе велят прочитать – вроде книг по этикету и поведению леди.
   Харриет невольно сморщила нос.
   – Мать говорит, если я не буду в точности следовать правилам этикета, то никогда не найду себе мужа. – Элиза вскинула красивые брови. – Но у тебя нет мужа, Харриет, а ты не стала от этого хуже.
   – Спасибо, – сказала Харриет.
   – Я считаю, что руководства о том, как полюбить, не существует, а брак, основанный на чем угодно, кроме любви, – это пародия. А ты когда-нибудь влюблялась, Харриет?
   Харриет, наблюдавшая за двумя пчелами, по очереди садившимися на большой нарцисс, искоса глянула на Лиззи.
   – Почти, но точно сказать не могу, мой молодой человек умер раньше, чем я смогла понять, влюблена в него или нет.
   – О, Харриет!
   Она качнула головой, отметая жалость.
   – Это случилось очень давно.
   Лиззи убедилась, что мать полностью погружена в вязание, и спросила:
   – А мистер Брэдборн?
   Харриет моргнула, глядя на Лиззи, и неожиданно почувствовала себя очень неуютно.
   – Бенедикт?
   – Я думала, вы сблизились.
   – Мы друзья – насколько это возможно, встретившись всего несколько дней назад.
   – Да? А мне показалось, что вы старые знакомые. У вас какое-то особое взаимопонимание.
   Харриет не могла смотреть в глаза Лиззи.
   – Я тебя смутила, – растерялась та. – Извини. Я просто думала… Не знаю, что я думала! Прости меня.
   Харриет вздохнула и начала аккуратно складывать шахматные фигуры в деревянную коробку.
   – Не нужно извиняться, Лиззи. Для меня немного странно так подружиться с мужчиной, который в общем-то всего лишь чуть больше чем незнакомец. Но я поняла это только потому, что ты об этом заговорила.
   – Мне кажется, он тобой увлечен, – сказала Лиззи.
   Конь выскользнул из рук Харриет и закатился под стол. Она наклонилась, чтобы поднять фигуру, но Лиззи продолжала:
   – Ты знаешь, что он не разговаривает ни с кем, кроме тебя и время от времени сэра Рэндольфа? Он очень таинственный и тихий. Вчера вечером во время прогулки я за ним наблюдала. Он специально замедлял шаг, чтобы оказаться ближе к нам с тобой. И я никогда не видела, чтобы он улыбался, если рядом нет тебя.
   Харриет выпрямилась, ударившись головой о край стола. Потом села, что-то бурча и потирая макушку.
   – Вот теперь ты меня смущаешь.
   Лиззи усмехнулась:
   – Должна признаться, я его понимаю – его привлекает твое всегда радостное настроение и отличное чувство юмора. Думаю, ты весьма оживляешь это нудное место. Однако мне никогда не приходило в голову заманить тебя в лес и поцеловать.
   – Лиззи! – Харриет со стуком захлопнула крышку.
   – Возвращаясь вчера вечером в дом, я шла как можно медленнее, – стеснительно призналась Лиззи. – Может, он влюбляется в тебя, а ты в него?
   Глаза Харриет округлились – Элиза всегда казалась ей такой тихой и робкой.
   – Я не могу влюбиться в мужчину, с которым едва знакома!
   – Откуда ты знаешь? – Лиззи склонила голову набок и скрестила руки на столе, как настоящая леди. – Ты же никогда раньше не любила.
   Харриет, открыв рот, пыталась придумать ответ. Когда из дома вышла Джейн и окликнула ее по имени, она испытала настоящее облегчение.
   – Вот вы где! – Джейн улыбнулась и подняла руку, словно прикрывая лицо от скудных солнечных лучей. – А я обыскала весь дом.
   Миссис Пруитт грубо заявила:
   – Мы не обязаны сообщать прислуге, куда идем.
   Она говорила с таким пренебрежением, что Харриет не удержалась и метнула в нее ледяной взгляд. Миссис Пруитт ахнула.
   – Что случилось, Джейн?
   – Вы нужны мистеру Брэдборну.
   Лиззи хихикнула совсем не подобающим леди образом.
   – Он просил найти вас и сказать, что ждет у конюшни.
   – Спасибо, Джейн, – произнесла Лиззи с добротой, слегка сгладившей бездушие миссис Пруитт.
   Служанка сделала реверанс и вернулась в дом, а Харриет задумалась – это игра света или у Джейн на щеке и в самом деле синяк?

Глава 18

   – Мой отец играл в азартные игры дольше, чем я себя помню.
   Когда она заговорила у него за спиной, Бенедикт на мгновение замер, но тут же снова стал проверять подпругу.
   – Он не видел причин прекращать игру, когда женился на моей матери и когда родилась я. Таким образом он нас и содержал. Мать умерла, когда я была совсем ребенком, а денег на гувернантку у нас не было, так что он брал меня с собой в игорные дома. Он одевал меня в штаны и мальчишеские кепки и сажал на колени, когда играл. Я научилась быть молчаливой и бесстрастной. Кроме того, я научилась играть.
   Мне нравится думать, что играю я так же хорошо, как это делал мой отец. Так что сами видите, – призналась Харриет, – держать с вами пари было нечестно. И вы не обязаны брать меня с собой на верховую прогулку.
   Он выпрямился и, обернувшись, посмотрел на нее.
   Харриет надела темно-синее платье, и ветер прижимал материю к телу. Бенедикту было тяжело представлять себе ее длинные ноги, мягкие и полные в бедрах, обтянутыми мужскими брюками. Солнечный свет, хоть и скудный, все же выхватывал светлые прядки в ее темно-золотистых волосах. Как обычно, буйная шевелюра завитками ниспадала на плечи и кудрявилась на висках. Шляпка висела на руке. Бенедикт подумал, что такой шляпки не хватит, чтобы удержать на месте массу пшеничных волос.
   – Бенедикт? – окликнула его Харриет, и он сообразил, что все еще смотрит на нее во все глаза.
   – Вы что, хотите отказаться от нашего пари, мадам?
   Ее лицо резко изменилось. Она выглядит так, подумал Бенедикт, словно ей дали пощечину.
   – Нет, Бенедикт, я всегда держу свое слово. Я просто хотела быть с вами честной.
   Он довольно долго смотрел на Харриет, пытаясь понять, чем так рассердил ее.
   – Это конь мистера Латимера, – сказал он, так как Харриет по-прежнему молчала. – Для вас я собирался оседлать лошадь леди Крейчли.
   Харриет обратила внимание на коня у него за спиной. Суровое выражение лица сменилось совершенно детским восторгом.
   – О!
   – Они предлагают гостям прекрасных лошадей, но их собственные – еще лучше.
   – Понятно, – сказала Харриет. Она обошла Бенедикта, настороженно приближаясь к гнедому жеребцу. Чем ближе она к нему подходила, тем шире становились ее глаза, словно она и не предполагала, что лошадь может быть такой большой. Харриет подняла руку и прикоснулась к жеребцу. Он повернул к ней свою огромную голову, и Харриет быстро отступила назад.
   – Харриет? – окликнул ее Бенедикт.
   – Да? – Она скрестила руки, но не посмотрела на него. Ее взгляд оставался прикованным к жеребцу. Когда тот ударил копытом, на лбу Харриет появилась складка.
   – Вы никогда раньше не ездили верхом, да?
   Наконец она посмотрела ему в глаза, и Бенедикт понял, что Харриет боится. Она медленно покачала головой.
   Бенедикт заметил конюха, выводившего вторую лошадь из загона, и крикнул:
   – Кобыла нам не потребуется!
   Старик равнодушно пожал плечами и повернул обратно.
   – На самом деле мне совсем ни к чему учиться ездить верхом, – словоохотливо начала Харриет. – В Лондоне почти все, что нам нужно, находится на расстоянии пешей прогулки, а в остальных случаях мы нанимаем двуколку. Или одалживаем у друзей карету с кучером.
   – Вы поедете со мной, Харриет. – Бенедикт подошел к жеребцу, взлетел в седло и протянул руку Харриет, сделавшей еще шаг назад. – Беритесь за руку.
   Харриет сделала глубокий вдох, и Бенедикт ясно увидел, что она собирается с духом. Потом она вздернула подбородок и шагнула вперед. Ее рука коснулась его ладони, он обхватил своими пальцами ее тонкие пальчики и внезапно вспомнил вчерашний поцелуй. Рука Харриет подходила ему так же хорошо, как и ее губы. Словно эту женщину создали для него.
   Она испуганно ахнула – Бенедикт оторвал ее от земли и осторожно посадил в седло перед собой.
   Одной рукой Харриет вцепилась в луку седла, а пальцами другой впилась в ногу Бенедикта. Ему показалось, что от этого места растекается жар, а когда она, приоткрыв рот, посмотрела на Брэдборна широко распахнутыми глазами, он с трудом удержал ровное дыхание.
   Харриет отпустила его ногу, обеими руками взявшись за седло, и он потянулся за поводьями. Руками Бенедикт невольно задел Харриет, а когда она пошевелилась, ощутил сладкий, чистый аромат ее мыла.
   – А куда мы поедем? – спросила Харриет, когда Бенедикт пришпорил жеребца.
   – Недалеко. Туда, где живет женщина, у которой дневник Аннабель Рочестер.
   Харриет резко повернула голову.
   – Правда?
   Бенедикт с трудом оторвался от ее улыбки.
   – Правда, – ответил он и еще сильнее пришпорил жеребца. Тот рванул вперед, и Харриет съехала назад, вжавшись в Бенедикта. Он стиснул зубы, чтобы подавить стон, и понадеялся, что место их назначения окажется ближе, чем он думает.
   Дом Олдерси оказался меньше, чем Рочестер-Холл. Сказать по правде, этот дом был размером с конюшню. Бенедикт представил себе, как разозлилась его хозяйка, когда ее предложение купить дневник отвергли.
   Их с Харриет оставили у входа в дом, а пухлая служанка с приятной улыбкой пошла за хозяйкой. Служанка вернулась довольно раздраженная, пыхтя и задыхаясь от спуска по лестнице. Щеки ее раскраснелись.
   – Мисс Олдерси просит вас подождать в кабинете.
   Она провела их по узкому коридору в комнату размером со спальню Бенедикта. На стене висела единственная картина. Ничем не покрытые столы прогибались под тяжестью множества растаявших свечей.
   Горничная поспешила войти в комнату первой, чтобы сдернуть простыню с диванчика и низкого кресла напротив него. Провожая гостей к диванчику, она выглядела немного смущенной из-за вида комнаты.
   – Желаете что-нибудь выпить?
   – Шотландское виски у вас есть? – спросил Бенедикт.
   – У нас есть вода, – извиняясь, улыбнулась горничная. – Мисс Эдвина считает, что алкоголь – это грех.
   – А-а, – протянул Бенедикт. Взгляд его уперся в единственное украшение комнаты – картину с изображением «Тайной вечери».
   – Вода – это отлично, – вмешалась с улыбкой Харриет, и горничная слегка успокоилась. – Спасибо.
   Харриет похлопала по подушке диванчика. Вверх взвилось большое облако пыли, и Харриет искоса посмотрела на Бенедикта.
   Он фыркнул.
   Горничная принесла воду, вкусом, как подумал Бенедикт, подозрительно походившую на скотч. Прежде чем снова исчезнуть, горничная таинственно ухмыльнулась.
   Они посидели минуту, другую, никто не шел, и Харриет заерзала.
   – Мне не нравится это место, – прошептала она. – Напоминает дом моей тетки. Когда я была маленькой, мы с отцом иногда гостили у нее, а потом мне пришлось жить с ее семейством. Она была отвратительно религиозна.
   Бенедикт кивнул.
   – Давайте не упоминать о нашем пари. Думаю, у мисс Олдерси есть свое мнение о женщинах, которые играют в азартные игры, чтобы получить урок верховой езды.
   В голосе Харриет послышалось самоосуждение, и это Бенедикту не понравилось. Он легко представил себе, как эта тетка заставляла Харриет чувствовать себя существом низшего сорта за то, что она всюду ходила с отцом.
   Когда она повернулась к нему с тревожной улыбкой, Бенедикт не задумываясь выпалил:
   – И давайте ни под каким видом не будем упоминать о том, что я тоже жду не дождусь очередного урока – снова держать вас в своих объятиях.
   Вообще-то ему следовало раскаяться в своих опрометчивых словах, но то, как Харриет приоткрыла рот, услышав их, заставило его рассмеяться.
   Прежде чем кто-нибудь из них успел что-то сказать, в комнату вошла Эдвина Олдерси. Фигурой она походила на волчок – массивная в верхней половине туловища, но с тощими длинными лодыжками, торчавшими из-под подола. Глядя на красноту вокруг ее носа, Бенедикт подумал, что она не держит алкоголь в доме не только по причине своей религиозности.
   Бенедикт и Харриет встали, хозяйка подняла брови и направилась к незнакомцам, вытянув вперед руки.
   – Миссис Олдерси, – произнес Бенедикт, – благодарю вас за то, что вы согласились нас принять.
   – Вам спасибо за визит. – Она протянула руки ему и Харриет. Та, не совсем понимая, что она должна сделать, пожала пухлые пальцы. – Но я мисс Олдерси. – Она улыбалась Бенедикту, склонившемуся над ее рукой. – Садитесь, прошу вас. Полли сказала, что вы прибыли из Рочестер-Холла.
   – Да, мадам. Меня зовут Бенедикт Брэдборн, а это Харриет Мосли. Мы гостим в особняке леди Крейчли.
   – Мосли и Брэдборн? – Мисс Олдерси уселась в кресло, стоявшее напротив диванчика, медленно переводя взгляд с одного на другую. – Полли показалось, что вы муж и жена. Это не так?
   – Нет, – ответила Харриет, помотав головой.
   – О… – Хозяйка задумалась, посмотрела на Бенедикта и ослепительно улыбнулась.
   Он смущенно заерзал и притворился, что не расслышал, как Харриет задушенно кашляет от смеха.
   – Вы ищете дневник леди Рочестер?
   Харриет спросила:
   – Он все еще у вас?
   – Разумеется, дорогая. – Эдвина даже не посмотрела на нее. – Это фамильная реликвия.
   Бенедикт не стал возражать, что мисс Олдерси не имеет никакого отношения к этой семье.
   – И давно он у вас?
   – Я тогда была еще ребенком. Дневник купил мой отец, когда какой-то дальний родственник распродавал имущество.
   – Это было давным-давно, – заметила Харриет. Вспомнила о двоюродном деде, о котором упоминала леди Крейчли, подумал Бенедикт.
   – Не так уж и давно. – Эдвина метнула в Харриет ледяной взгляд.
   Харриет посмотрела на чашку, стоявшую у нее на коленях. Уголки ее рта подергивались.
   – Можем мы взглянуть на дневник, мисс Олдерси? – спросил Бенедикт.
   – Разумеется. – Она встала с кресла и, обернувшись, сказала ему: – И называйте меня Эдвина.
   Пока хозяйка неторопливо пересекала комнату, Бенедикт смотрел на Харриет. Она перевела взгляд с Эдвины на него и обратно, а потом с намеком подвигала вверх и вниз бровями.
   Бенедикт нахмурился. Мисс Олдерси сдвинула картину, за которой открылось квадратное отверстие в стене.
   – Надеюсь, я могу доверить вам, где находится наш тайник?
   Похоже, в тайнике лежали только несколько сложенных документов и тетрадка, перевязанная пожелтевшей белой лентой. С этой тетрадкой Эдвина вернулась к гостям и села на краешек кресла, держа ее на раскрытых ладонях.
   Но когда Харриет потянулась за обтянутой кожей тетрадкой, хозяйка отдернула руки.
   – Нет-нет. Боюсь, мы не можем передавать ее из рук в руки. Страницы распадаются, а бумага такая тонкая, что рвется от одного прикосновения. – Эдвина уронила тетрадку себе на колени и откинулась на спинку кресла. – Я сделала леди Крейчли предложение купить этот семейный дневник, но она его не приняла.
   – И за сколько? – поинтересовался Бенедикт.
   Эдвина подняла бровь и назвала сумму, составлявшую половину его годового жалованья. Харриет поперхнулась виски, разбавленным водой; Бенедикт похлопал ее по спине.
   – Спросите леди Крейчли, не заинтересуется ли она моим предложением сейчас, как следует устроившись в особняке.
   Харриет прокашлялась.
   – А вы читали дневник?
   – О да! Много раз. – Своей улыбкой она намекала, что в дневнике содержатся восхитительные истории, которые посетители и представить себе не могут. – Просто поразительно, что за жизнь была в те времена.
   – А вы читали о часовщике, с которым была знакома леди Рочестер?
   – О да! – повторила Эдвина. Она с заговорщическим видом наклонилась вперед и прошептала: – Я могла бы рассказать об этом, но тогда какой вам смысл убеждать новую хозяйку особняка купить дневник?
 
   Они шли пешком. Бенедикт небрежно держал поводья жеребца, когда они добрались до старого кладбища; отсюда до Рочестер-Холла было уже ближе, чем до Эдвины Олдерси. Этим унылым днем кладбище казалось более подходящим местом для привидений, чем тем вечером, когда они попали на него впервые. Серое небо и серые камни, трава, побуревшая с наступлением осени, – все это делало место последнего упокоения похожим на те, что описывались в любимых книгах Харриет.
   Она всегда считала, что подобные сцены особенно пугают, когда читаешь, свернувшись клубком в кресле у окна, в то время как весь дом, заснув, затихает. А сейчас, стоя среди могил, глядя на низко нависавшие тучи, слыша гром, рокотавший из-за горизонта, Харриет поняла, что ничего страшного тут нет, но было что-то гнетущее.
   После того как они покинули дом Олдерси, первой заговорила Харриет.
   – Проклятие! – Слово вырвалось прежде, чем она вспомнила, что уютно молчит вовсе не со своей лучшей подругой. Харриет покосилась на Бенедикта, но он, похоже, не возмутился. – Эта дамочка могла бы и рассказать нам про часовщика. Она нарочно так себя вела. – Харриет хлопнула шляпкой по ноге. – Это меня просто бесит!
   Бенедикт издал горловой смешок.
   – Вы не расстроены?
   Он посмотрел на нее и покачал головой:
   – Я к этому привык. В моей работе нередко попадаешь в тупик или сталкиваешься со свидетелями, которые не хотят сотрудничать.
   Это еще сильнее расстроило Харриег, потому что его работа заключалась в поисках грабителей и убийц.
   Она чувствовала, что Бенедикт смотрит на нее, словно читает ее мысли.
   – Ну, что?
   – Я привык иметь дело с подобными трудностями, – сказал он. – И научился паре-тройке фокусов, чтобы их обходить. – Бенедикт улыбнулся.
   Харриет почувствовала, что ее губы тоже расплываются в улыбке.
   – И что вы задумали, Бенедикт? Собираетесь…
   – Тихо. – Его улыбка исчезла, внезапно сменившись серьезной миной. Он остановился и поднял руку, всматриваясь в низкий туман, клубившийся вокруг надгробных плит, и в темный лес вокруг. После долгого молчания, во время которого Харриет и сама начала тревожно всматриваться в наводящие тоску окрестности, он выпрямился и дернул за поводья. – Прошу прощения. Мне показалось, я что-то услышал.
   По спине Харриет пробежала дрожь, и она шагнула поближе к Бенедикту.
   Через мгновение жеребец остановился, вскинув голову и насторожив уши. Его ноздри широко раздувались – он принюхивался к серому воздуху.
   За спиной послышались треск сучьев и шелест листьев. Харриет увидела, что свободная рука Бенедикта сжалась в кулак. Они на краткий миг встретились взглядами и медленно повернулись.
   Две фигуры верхом на лошадях, на расстоянии с полдюжины ярдов. Харриет не могла разобрать, кто или что они такое – туман клубился вокруг их темных плащей. Она смогла разглядеть только темные перчатки и башмаки.