крепостное рабство было в тогдашних условиях практически невозможно - любое
правительство, решившееся на такой шаг, было бы немедленно сметено. Что, по
мнению Панина, можно и следовало незамедлительно сделать, так это смягчить
жестокость крепостничества. Государство должно активно регулировать
отношения между помещиком и его крестьянами. Необходимо было ужесточить
наказания помещикам, злоупотребляющим своей властью, запретить продажу
крестьян поодиночке, ограничить размеры барщины и оброка.
Что же касается политики иностранной, считал Панин, то это лишь
средство для достижения других, более важных целей государства. От внешней
политики требуется обеспечить благоприятные условия для внутреннего развития
страны. Петр I наверняка думал так же. И хотя ему пришлось много воевать,
делал он это не из любви к воинской доблести, а потому, что должен был
уничтожить сильного и опасного врага. Труды царя-преобразователя не пропали
даром. Россия теперь достаточно сильна, чтобы защитить себя от любой
опасности, но вмешиваться в чужие дела, отстаивать чужие интересы и брать на
себя лишние обязательства - это для нее непозволительная роскошь.
Следовательно, во внешней политике надо руководствоваться двумя главными
правилами, а именно: избегай войн, в особенности наступательных, и по
возможности не вмешиваться в споры между другими государствами
Трудно сказать, насколько глубоким было влияние идей Панина на будущую
императрицу, но вот что показательно. После его возвращения в Петербург в
дневниках Екатерины впервые появляются размышления о политических вопросах.
Когда Панин развивал перед Екатериной свои взгляды он вряд ли
преследовал какие-либо политические цели. Для него Екатерина была всего лишь
одинокой и обиженной немецкой принцессой, усердно вчитывающейся в сочинения
французских "князей философии" в надежде хотя бы духовно возвыситься над
своими оскорбителями. Она была достойна помощи, сочувствия, и только.
Никаких прав на императорскую корону у Екатерины не было. Официальным
наследником престола был ее муж, великий князь Петр Федорович. Этим правом
он обладал и по крови, так как был внуком Петра Великого. У него
унаследовать корону мог лишь его сын, Павел. Был жив еще один потенциальный
претендент - царевич Иоанн Антонович, внук царя Ивана V, много лет назад
заточенный Елизаветой в Шлиссельбургскую крепость. С точки зрения обычая,
традиций, просто здравого смысла в этой череде претендентов на престол
ангальт-цербской принцессе не было места. Екатерина думала иначе.
За годы, проведенные в России, она многому научилась. Она хорошо знала
двор, тайные пружины государственной власти и в совершенстве овладела
искусством придворной интриги. Ее ничуть не шокировали распущенные нравы
елизаветинского двора, более того, в этом отношении она не считала нужным
отличаться от окружающих. Первым ее внимание привлек молодой придворный
Сергей Салтыков. Потом был польский дипломат граф Станислав Понятовский...
Екатерина была неплохой актрисой и умела произвести нужное впечатление. Она
старательно изучала сильные и слабые стороны окружавших ее людей, и нередко
ей удавалось ловко использовать их для достижения своих целей. Екатерина
хорошо понимала свое незавидное положение и все же не переставала мечтать о
власти. Не только мечтать, но и всерьез готовиться к тому, чтобы стать
самодержавной властительницей огромной империи. Она верила в свою звезду. В
самом деле, история, в том числе и русская, изобилует примерами самых
неожиданных поворотов в судьбах монархов. Рано или поздно ей удастся сделать
тот последний шаг, который приведет ее к заветной цели.
Панин не мог одобрять честолюбивых грез великой княгини. Но
обстоятельства сложились так, что он вынужден был переменить свое мнение. В
декабре 1761 года Елизавета скончалась и на российский престол взошел
император Петр III.
От нового царствования не ждали ничего хорошего. Будущий монарх успел
прославиться своими шутовскими выходками, частыми попойками, полной
неспособностью заниматься государственными делами и, что самое
оскорбительное, пренебрежением ко всему русскому. Царствования Петра III
боялись все, в том числе и Шуваловы, хотя наследник престола явно благоволил
к ним. Но были они людьми деятельными и не привыкли подчиняться
обстоятельствам. И вот незадолго до кончины Елизаветы Иван Шувалов
встретился с Паниным и завел неожиданный разговор.
- Иные клонятся, - начал он, - выслав из России великого князя Петра с
супругой, сделать правление именем сына их, Павла Петровича. Другие хотят
выслать лишь отца, а оставить мать и сына. Но все единодушно думают, что
Петр не способен.
- Все оные проекты суть способы к междоусобной погибели, - отвечал
Панин, - в один критический час того нельзя без мятежа и бедственных
последствий переменить, что двадцать лет всеми клятвами утверждено.
Согласиться на это едва замаскированное предложение участвовать в
заговоре Панин не рискнул. Шуваловым он не доверял. Но, коль скоро граф Иван
решился на такой разговор, стало быть, он чувствует за собой силу и у него
достаточно единомышленников. По здравом размышлении Панин пересказал этот
разговор Екатерине и предложил ей другой, более безопасный и, что самое
главное, законный путь. Если больной императрице предложить, чтобы Петр был
выслан из России, а наследником объявить его сына, то, вполне возможно, она
на это согласится. В последнее время Елизавета была очень недовольна своим
племянником. Идея эта, однако, так и осталась без последствий, а по смерти
императрицы стали оправдываться самые худшие опасения.
Тотчас по восшествии на престол Петр III вызвал из-за границы своего
обожаемого дядю принца Георга Голштинского, генерала прусской армии. В
России дядя был произведен в генерал-фельдмаршалы и полковники лейб-гвардии
Конного полка и получил внушительное жалованье - 48 тысяч рублей в год.
Скоро приехал еще один принц - Петр Август Фридрих Голштейн-Бекский. Он тоже
стал фельдмаршалом, а заодно и петербургским генерал-губернатором. Из ссылки
был вызволен опальный граф Бурхард Миних. На важную должность
генерал-фельдцейхмейстера, то есть командующего артиллерией, был назначен
генерал-поручик А.Н. Вильбоа. Генерал-адъютантом стал барон Карл
Унгерн-Штернберг. Эти люди вошли в ближайшее окружение нового императора.
Еще в день смерти Елизаветы, 25 декабря, Петр III отправил к прусскому
королю Фридриху II своего адъютанта с предложением заключить мир. Вскоре в
Петербург явился прусский посланник Генрих Леопольд фон Гольц. Его мнение
Петр III ценил столь высоко, что Гольц фактически стал распоряжаться всей
внешней политикой страны.
Окружив себя близкими сердцу людьми, Петр III начал править Россией.
Прежде всего была уничтожена гвардейская элита - лейб-компания. Вместо нее
император приказал ввести в столицу голштинские войска. Прочие гвардейские
полки было велено переодеть в новую форму по образцу прусской. Православным
священникам Петр III приказал сбрить бороды и носить платье наподобие
протестантских пасторов. При дворе ходили слухи, что император намерен
переменить православие на лютеранство. Потом Петр III затеял авантюру,
особенно возмутившую армию. Он задумал начать войну с Данией, претендовавшей
на его наследственное владение - герцогство Голштинское. Огромной империи
ему было мало, и русским солдатам вновь предстояло проливать кровь, на сей
раз за крохотный клочок далекой немецкой земли.
Петра III редко видели трезвым, а чаще всего - за уставленным рюмками
столом в компании иностранных офицеров да итальянских актрис. Император
постоянно курил и заставлял это делать окружающих, но не потому, что получал
от этого удовольствие. Просто курение было в моде у единственных "настоящих
героев" - голштинцев.
В стране росло недовольство. Сначала оно охватывало лишь двор и
гвардию, потом стало распространяться в народе. Оскорбленные русские люди
возмущались, ругали императора, шептались по углам. Поначалу этим дело и
ограничивалось. Подчиняться иноземцам уже привыкли. Еще со времен Петра I на
Руси завелись чиновники-немцы, генералы-немцы, помещики-немцы. Потом страной
правили Миних, Остерман, Бирон. Теперь царствует император-немец. Правда,
прежде иноземцы никогда еще не распоряжались страной столь нагло и
бесцеремонно. Терпения русским людям не занимать, но и ему приходит конец.
Спустя пять месяцев после воцарения Петра Ш против него был составлен
заговор.
Трудно судить, кто был инициатором заговора, но известно, что Екатерина
и Панин были среди его организаторов с самого начала. У императрицы имелись
все основания добиваться свержения мужа. По слухам, Петр III собирался с ней
развестись и жениться на своей любовнице Елизавете Воронцовой. В этом случае
судьба Екатерины была бы незавидной.
Лично Панину, похоже, ничто не угрожало. Император относился к нему с
уважением, наградил орденом св. Андрея Первозванного, а однажды прислал
генерал-прокурора А.П. Мельгунова объявить, что государь жалует Панина в
генералы от инфантерии. Никита Иванович позволил себе дерзость. "Если мне не
удастся уклониться от этой чести, которой я не достоин, - отвечал он, - то я
немедленно удаляюсь в Швецию". Петру III об этих словах, разумеется, тут же
донесли. "Я всегда думал, что Панин умный человек, - удивился император, -
но с этих пор я так думать не буду". Тем не менее в Панине он окончательно
не разочаровался и вскоре пожаловал его в действительные тайные советники.
Панин примкнул к заговору не потому, что опасался за собственное
положение при дворе. Он боялся за Павла. Император открыто отрицал свое
отцовство, а придворные сплетники отмечали удивительное сходство черт Павла
и Сергея Салтыкова, уехавшего посланником в Париж. Над мальчиком сгущались
тучи. Кто мог и должен был защитить его? Только Панин. Цесаревича доверила
ему еще покойная императрица, и, чтобы выполнить свой долг, Никита Иванович
готов был идти на любой риск.
Заговорщики действовали быстро и осмотрительно. Панину удалось привлечь
к делу двух очень нужных и влиятельных людей - гетмана Малороссии графа
Кирилу Григорьевича Разумовского и генерала М.Н. Волконского, у Екатерины
было много друзей и почитателей среди гвардейских офицеров, меж которых
особенно усердными помощниками стали пять братьев Орловых. С одним из них,
Григорием, императрицу соединяли узы сердечной привязанности, поэтому братья
возлагали на переворот большие надежды. Орловы хотели по устранении Петра
III возвести на престол Екатерину. Панин предлагал объявить императором
Павла, а мать его сделать правительницей до его совершеннолетия. Как ни
выигрывала Екатерина в сравнении со своим мужем, но ее восшествие на престол
нельзя было назвать иначе, чем узурпацией. Панину очень не хотелось
собственными руками творить беззаконие в таких масштабах.
О том, как договорились заговорщики, мнения современников расходятся.
Согласно одной версии, Панин был вынужден уступить давлению Орловых и их
сторонников, получив, впрочем, заверения Екатерины, что после
совершеннолетия Павла она возьмет сына в соправители. Согласно другой
версии, Никиту Ивановича просто обманули. В последний момент Алексей Орлов и
Екатерина договорились, что она будет провозглашена не
императрицей-регентшей, как было задумано, а самодержицей, с оговоркой о
сопраалении Павла после его совершеннолетия. Первая версия кажется
убедительнее. Иначе трудно объяснить те доверительные, пожалуй, даже
дружеские отношения, которые установились между Паниным и Екатериной в
последующие годы.
К концу июня для переворота все было готово. В гвардии среди
соумышленников насчитывалось сорок офицеров и несколько тысяч солдат. В
университетской типографии, над которой начальствовал гетман Разумовский,
тайно печатался манифест о свержении Петра III. В столице было затишье, что
очень способствовало окончанию приготовлений заговорщиков. Император со
своими любимцами пьянствовал в Ораниенбауме. Екатерина жила в Петергофе,
куда Петр III должен был приехать в день своего тезоименитства - 29 июня.
Здесь-то и решено было его захватить. Пользуясь отсутствием императора,
Панин вместе с несколькими офицерами успел осмотреть помещения Петергофского
дворца, чтобы не упустить никакой мелочи. Предусмотрено было, кажется, все.
Существовала лишь одна опасность - кто-нибудь из заговорщиков мог по
беспечности или с умыслом сказать неосторожное слово. Остерегаться надо было
и самому Панину: среди людей, состоявших при великом князе Павле, появился
новый человек - Семен Порошин, адъютант и доверенное лицо императора.
27 июня вечером Никита Иванович отправился в гости к княгине Екатерине
Романовне Дашковой, женщине, которая впоследствии будет признана одной из
наиболее интересных деятельниц отечественной истории. 19-летняя Дашкова была
в числе немногих своих современниц, у которых чтение французских книжек и
неуемная природная энергия возбудили раннюю тягу к политическим интригам.
Еще в юности Дашкова подружилась с великой княгиней Екатериной Алексеевной и
после воцарения Петра III загорелась идеей организовать переворот в пользу
своей августейшей подруги. Эту мысль она и внушала своим друзьям в том числе
Панину
О том, что сближало Никиту Ивановича и Дашкову, мнения расходятся.
Знавшие Панина объясняли его привязанность к княгине по-разному. Одни
утверждали, что Никита Иванович был некогда близок с ее матерью, известной в
свое время красавицей. Другие считали его поклонником самой княгини. Эту
версию, впрочем, Екатерина Романовна в своих записках настойчиво отрицала.
Дашкова действительно была недурна собой, умна, образованна, но ум ее, как
писала позднее императрица, был "испорчен чудовищным тщеславием и сварливым
характером". Несмотря на это, Панин всегда относился к княгине Екатерине
Романовне чрезвычайно заботливо и прощал ей многочисленные эксцентричные
выходки.
Итак, 27 числа, вечером, действительный тайный советник и камергер
Панин коротал время у своей юной любимицы. Княгиня чувствовала себя одиноко.
Муж ее по делам государственной службы отправился в далекую Турцию. При
дворе Екатерина Романовна старалась не появляться, неприятно ей было
смотреть на творившиеся там мерзости. За разговором не заметили, как
протекло время. Час был уже поздний, в доме все стихло. Вдруг Никита
Иванович услышал громкий стук в парадную дверь, голоса лакеев и чью-то
громкую брань. Хозяйка и гость тревожно переглянулись. Было слышно, как
кто-то торопливо поднялся по лестнице и, стуча каблуками, быстро шел, почти
бежал по коридору. Дверь в гостиную с силой распахнулась. На пороге стоял
капитан артиллерии Григорий Орлов.
Тяжело дыша, он оглядел комнату и, увидев Панина, произнес: "Пассек
арестован". Никита Иванович почувствовал, как кольнуло сердце. Значит,
беспокоился он не напрасно. Капитан Пассек был одним из участников заговора.
Рано или поздно что-то должно было случиться. Он украдкой взглянул на
Дашкову. Та стояла неподвижно, прижав руки к груди, и с тревогой глядела на
Орлова. Стараясь казаться спокойным, Панин спросил:
- Господин капитан, известно ли Вам, за что арестован этот офицер? Быть
может, это всего лишь следствие какого-то беспорядка по службе?
- Точно не знаю, Ваше превосходительство, - Орлов все еще не мог
отдышаться, - но при нынешних обстоятельствах... я счел своим долгом
предупредить.
- Разумно. - Панин на мгновение задумался. - Григорий Григорьевич,
возвращайтесь в полк, попробуйте узнать, что случилось, и немедленно
обратно. А я тем временем подумаю, как нам быть. И будьте осторожны: в
городе полно соглядатаев.
Орлов не заставил себя долго ждать. Через полчаса он вбежал в гостиную
и сообщил, что капитан Преображенского полка Пассек арестован за
государственное преступление - укрывательство бунтовщиков. Теперь сомнений
не оставалось, заговор мог быть раскрыт в любую минуту. Действовать надо
было быстро и расчетливо. За бесшабашным удальцом Орловым стояла грозная
сила - гвардейские полки, детище Петра Великого. И от него, Панина, зависело
теперь, верно ли будет нанесен решающий удар.
Планы приходилось менять на ходу. Решили, что Орлов немедленно пошлет
своего брата Алексея в Петергоф за императрицей. По дороге Алексей
предупредит офицеров своего полка, чтобы к утру они были наготове. Григорий
тем временем оповестит остальных участников заговора. К пяти часам утра
императрица должна приехать в казармы Кавалергардского полка, принять от
него присягу, объехать полки Измайловский, Семеновский и Преображенский и
вместе с ними отправиться к Казанскому собору. Туда же приедет и Панин с
наследником престола. Везти мальчика к матери в Петергоф было опасно. Петр
III мог перехватить его по дороге. Главное теперь заключалось в том, чтобы
не выдать себя раньше времени, не возбудить подозрений у многочисленных
шпионов, шнырявших по
городу.
Во дворец Панин вернулся около полуночи. Тихо, стараясь никого не
разбудить, прошел в покои великого князя. Возле учительской наткнулся на
заспанного лакея и, не дослушав сбивчивых оправданий, приказал: "Если кто
спрашивать станет - буди немедленно".
Цесаревич спал. Панин тихонько разделся и лег в постель. Сон не шел, да
он и не надеялся уснуть. В эти часы, минуты происходили события, от которых
зависели судьбы очень многих. Что ждет его? Слава, награды или топор палача?
Что ждет Екатерину? Триумф или монастырская келья? И что принесет завтрашний
день маленькому наследнику престола?
Пробило пять часов. Панин прислушался, с улицы не доносилось ни звука.
По плану Екатерина должна уже быть в городе. Но если ее схватили по дороге,
тогда придется действовать самому, назад пути нет. Был бы здесь брат, Петр,
на него можно было бы положиться во всем. Увы, Петр теперь далеко, вместе с
армией в Пруссии. В случае неудачи надо попытаться скрыться, бежать, но
куда? За границу, в Швецию? Там Панин знал каждый камень, но нет судьбы
горше, чем стать изгнанником.
Пробило шесть. Панин встал с постели, подошел к окну. Площадь перед
дворцом была совершенно пустынна. Хуже всего - неизвестность. Если бы знать,
успела ли императрица приехать в город, как встретили ее солдаты? Быть
может, он сейчас теряет драгоценные минуты. Еще полчаса не будет известий,
решил Панин, начну действовать сам. Прежде всего надо связаться с гвардией,
послать надежного человека к преображенцам. В конце концов можно обойтись и
без императрицы. Главная фигура в этой игре не она, а восьмилетний
цесаревич. Он - законный наследник престола, в глазах народа лишь он вправе
претендовать на корону. Томительно медленно шли минуты. Никите Ивановичу
показалось, что со стороны Невы доносится какой-то шум. Он прислушался. Нет,
все тихо, просто почудилось.
За спиной скрипнула дверь. Панин вздрогнул от неожиданности и
обернулся. В проеме показалась заспанная физиономия лакея: "Ваше
превосходительство, - прошептал он испуганно, - к Вам господин офицер,
кажись, Орловым назвались, требует немедленно разбудить". Панин тяжело
вздохнул, перекрестился. Вот и началось. Он подошел к постели великого
князя. Мальчик спал беспокойно, что-то шептал, хмурился во сне. Панин
тихонько положил ему руку на лоб, погладил по волосам. "Вставайте, Ваше
высочество, нынче нам предстоит трудный день".
Около восьми утра Панин с цесаревичем подъехали к Казанскому собору.
Карету пришлось остановить: площадь перед храмом была вся заполнена народом.
За рядами гвардейцев, окружавших собор, теснились солдаты армейских полков и
петербургские обыватели, разбуженные ранним шумом и желавшие поглазеть на
необычайные события. На фонарные столбы и на деревья карабкались бойкие
петербургские мальчишки. Толпа гудела взволнованно и радостно. "Ура
государыне императрице!" - выкрикнул кто-то. "Ура-а-а!" - подхватили сотни
голосов.
На ступенях собора Панин заметил Григория Орлова. Тот стоял
подбоченясь, гордо озирая площадь, как полководец, только что одержавший
блестящую победу. Увидев Панина, он нарочито громко крикнул: "Ура
матушке-императрице Екатерине Второй!" - и чуть тише добавил: "Кто помянет о
регентстве - заколю своими руками".
После торопливого молебна Екатерина в сопровождении гвардии отправилась
в Зимний дворец. Наскоро собранные члены Сената и Синода, испуганные и
растерянные, спешно приносили присягу новой самодержице, а из дворца уже
летели гонцы с известием о государственном перевороте. Пока дела шли
неплохо, но о победе говорить было рано - Петр III все еще оставался на
свободе.
После долгих совещаний решили идти на Ораниенбаум, где находился
император. В распоряжении Петра Ш был отряд голштинцев около пяти тысяч
человек. Вояки они неважные, да будь их и больше - вряд ли они устояли бы
против гвардейских полков. В поход выступили на следующий день, в субботу
утром. Готовились к схватке, но кровопролития не произошло. Петр III,
бежавший в Петергоф, отказался от борьбы и подписал отречение от престола.
Бывшего императора вместе с его любовницей Елизаветой Воронцовой поместили в
одном из павильонов Петергофского дворца. Усталые, голодные гвардейцы
бродили по парку, отпуская в адрес Петра III затейливые ругательства. Где-то
достали вино, и началась всеобщая попойка. Разгулявшаяся гвардия явно
собиралась учинить над своим бывшим императором расправу. Панин насилу
собрал батальон надежных солдат, чтобы окружить павильон. На Петра Ш тяжело
было смотреть. Он сидел бессильный и безвольный, постоянно плакал. Улучив
минуту, бросился к Панину и, ловя руку для поцелуя, зашептал: "Об одном
прошу - оставьте Лизавету со мной, именем господа милосердного заклинаю!"
Панин обещал доложить императрице и поспешил уйти. В тот же день Петра III
под эскортом надежных солдат отвезли в Ропшу, а его любовницу по приказу
Екатерины посадили в дормез и отправили в Москву.
Спустя несколько дней курьер доставил из Ропши сбивчивое сообщение,
посланное Алексеем Орловым. Нетвердой рукой явно пьяный Орлов писал о том,
что бывший император скончался по невыясненной причине.
При дворе события 28 июня восприняли спокойно. Одни знали о готовящемся
перевороте, другие догадывались, а третьи просто чувствовали, что какие-то
изменения неизбежны. Петербуржцы встретили весть о свержении Петра III с
радостным оживлением, которое, впрочем, продолжалось недолго. Жизнь быстро
возвратилась в свою прежнюю накатанную колею. Если кому и прибавилось забот,
так это иностранным дипломатам, в их службе начиналась самая трудная пора.
Смена монарха - событие чрезвычайное, оно может привести к серьезным
изменениям в политике государства. Как поведет себя новая императрица, с
какими мыслями взошла она на российский престол? Послы европейских держав,
торопя курьеров, отправляли депешу за депешей, сообщали последние слухи,
строили предположения, запрашивали новые инструкции.
Из донесения австрийского посла в Петербурге Флоремунда Клавдия графа
Мерси д'Аржанто государственному канцлеру графу Кауницу
(Шифровано). Что касается до настоящего времени, то, во-первых, более
чем вероятно, что характер новой Государыни, составленный из бурных страстей
и странных идей, сделает ее царствование, как в хорошем так и дурном, весьма
оживленным и деятельным. Во-вторых, так как Панин был главным орудием к
возведению на престол новой Государыни и через то достиг непременного права
руководить ею в делах правления, то он, конечно, сумеет искусно согласовать
сохранение собственного кредита со страстями Императрицы. Этот министр
чрезвычайно своенравен и искусен в предприятиях, выгодных для его конечной
цели.
Если у Панина и были какие-то конечные цели, то в первые недели после
переворота он думал о них меньше всего. Забот оказалось столько, что только
успевай поворачиваться. Екатерина то и дело посылала за ним, давала все
новые поручения, требовала писать мнения и записки. Панин сидел на
заседаниях Сената и выполнял роль связующего звена между сенаторами и
императрицей, он должен был вести переговоры с голштинскими родственниками
бывшего императора и утрясать их многочисленные претензии, ему надо было
организовать отправку обратно в Германию голштинских "героев" и еще бог
знает сколько других более мелких дел. Одновременно он выдерживал натиск
иностранных дипломатов, пытавшихся выяснить, что же происходит в России.
Екатерине очень нужна была его помощь. У нее не было ни опыта, ни
практических знаний, необходимых для решения текущих вопросов
государственного управления, и Панин добросовестно делал все, что от него
требовалось.
В первую очередь надо было "успокоить умы", обезопаситься от тех, кто
мог быть недоволен переворотом. Хотя и в столице, и в провинции сохранялось
спокойствие, меры предосторожности казались нелишними. Гвардию, дабы у нее
не появилось соблазна повторить удачное предприятие, купили щедрыми
подарками. Гвардейским офицерам и тем, кто хоть как-то был причастен к
правительство, решившееся на такой шаг, было бы немедленно сметено. Что, по
мнению Панина, можно и следовало незамедлительно сделать, так это смягчить
жестокость крепостничества. Государство должно активно регулировать
отношения между помещиком и его крестьянами. Необходимо было ужесточить
наказания помещикам, злоупотребляющим своей властью, запретить продажу
крестьян поодиночке, ограничить размеры барщины и оброка.
Что же касается политики иностранной, считал Панин, то это лишь
средство для достижения других, более важных целей государства. От внешней
политики требуется обеспечить благоприятные условия для внутреннего развития
страны. Петр I наверняка думал так же. И хотя ему пришлось много воевать,
делал он это не из любви к воинской доблести, а потому, что должен был
уничтожить сильного и опасного врага. Труды царя-преобразователя не пропали
даром. Россия теперь достаточно сильна, чтобы защитить себя от любой
опасности, но вмешиваться в чужие дела, отстаивать чужие интересы и брать на
себя лишние обязательства - это для нее непозволительная роскошь.
Следовательно, во внешней политике надо руководствоваться двумя главными
правилами, а именно: избегай войн, в особенности наступательных, и по
возможности не вмешиваться в споры между другими государствами
Трудно сказать, насколько глубоким было влияние идей Панина на будущую
императрицу, но вот что показательно. После его возвращения в Петербург в
дневниках Екатерины впервые появляются размышления о политических вопросах.
Когда Панин развивал перед Екатериной свои взгляды он вряд ли
преследовал какие-либо политические цели. Для него Екатерина была всего лишь
одинокой и обиженной немецкой принцессой, усердно вчитывающейся в сочинения
французских "князей философии" в надежде хотя бы духовно возвыситься над
своими оскорбителями. Она была достойна помощи, сочувствия, и только.
Никаких прав на императорскую корону у Екатерины не было. Официальным
наследником престола был ее муж, великий князь Петр Федорович. Этим правом
он обладал и по крови, так как был внуком Петра Великого. У него
унаследовать корону мог лишь его сын, Павел. Был жив еще один потенциальный
претендент - царевич Иоанн Антонович, внук царя Ивана V, много лет назад
заточенный Елизаветой в Шлиссельбургскую крепость. С точки зрения обычая,
традиций, просто здравого смысла в этой череде претендентов на престол
ангальт-цербской принцессе не было места. Екатерина думала иначе.
За годы, проведенные в России, она многому научилась. Она хорошо знала
двор, тайные пружины государственной власти и в совершенстве овладела
искусством придворной интриги. Ее ничуть не шокировали распущенные нравы
елизаветинского двора, более того, в этом отношении она не считала нужным
отличаться от окружающих. Первым ее внимание привлек молодой придворный
Сергей Салтыков. Потом был польский дипломат граф Станислав Понятовский...
Екатерина была неплохой актрисой и умела произвести нужное впечатление. Она
старательно изучала сильные и слабые стороны окружавших ее людей, и нередко
ей удавалось ловко использовать их для достижения своих целей. Екатерина
хорошо понимала свое незавидное положение и все же не переставала мечтать о
власти. Не только мечтать, но и всерьез готовиться к тому, чтобы стать
самодержавной властительницей огромной империи. Она верила в свою звезду. В
самом деле, история, в том числе и русская, изобилует примерами самых
неожиданных поворотов в судьбах монархов. Рано или поздно ей удастся сделать
тот последний шаг, который приведет ее к заветной цели.
Панин не мог одобрять честолюбивых грез великой княгини. Но
обстоятельства сложились так, что он вынужден был переменить свое мнение. В
декабре 1761 года Елизавета скончалась и на российский престол взошел
император Петр III.
От нового царствования не ждали ничего хорошего. Будущий монарх успел
прославиться своими шутовскими выходками, частыми попойками, полной
неспособностью заниматься государственными делами и, что самое
оскорбительное, пренебрежением ко всему русскому. Царствования Петра III
боялись все, в том числе и Шуваловы, хотя наследник престола явно благоволил
к ним. Но были они людьми деятельными и не привыкли подчиняться
обстоятельствам. И вот незадолго до кончины Елизаветы Иван Шувалов
встретился с Паниным и завел неожиданный разговор.
- Иные клонятся, - начал он, - выслав из России великого князя Петра с
супругой, сделать правление именем сына их, Павла Петровича. Другие хотят
выслать лишь отца, а оставить мать и сына. Но все единодушно думают, что
Петр не способен.
- Все оные проекты суть способы к междоусобной погибели, - отвечал
Панин, - в один критический час того нельзя без мятежа и бедственных
последствий переменить, что двадцать лет всеми клятвами утверждено.
Согласиться на это едва замаскированное предложение участвовать в
заговоре Панин не рискнул. Шуваловым он не доверял. Но, коль скоро граф Иван
решился на такой разговор, стало быть, он чувствует за собой силу и у него
достаточно единомышленников. По здравом размышлении Панин пересказал этот
разговор Екатерине и предложил ей другой, более безопасный и, что самое
главное, законный путь. Если больной императрице предложить, чтобы Петр был
выслан из России, а наследником объявить его сына, то, вполне возможно, она
на это согласится. В последнее время Елизавета была очень недовольна своим
племянником. Идея эта, однако, так и осталась без последствий, а по смерти
императрицы стали оправдываться самые худшие опасения.
Тотчас по восшествии на престол Петр III вызвал из-за границы своего
обожаемого дядю принца Георга Голштинского, генерала прусской армии. В
России дядя был произведен в генерал-фельдмаршалы и полковники лейб-гвардии
Конного полка и получил внушительное жалованье - 48 тысяч рублей в год.
Скоро приехал еще один принц - Петр Август Фридрих Голштейн-Бекский. Он тоже
стал фельдмаршалом, а заодно и петербургским генерал-губернатором. Из ссылки
был вызволен опальный граф Бурхард Миних. На важную должность
генерал-фельдцейхмейстера, то есть командующего артиллерией, был назначен
генерал-поручик А.Н. Вильбоа. Генерал-адъютантом стал барон Карл
Унгерн-Штернберг. Эти люди вошли в ближайшее окружение нового императора.
Еще в день смерти Елизаветы, 25 декабря, Петр III отправил к прусскому
королю Фридриху II своего адъютанта с предложением заключить мир. Вскоре в
Петербург явился прусский посланник Генрих Леопольд фон Гольц. Его мнение
Петр III ценил столь высоко, что Гольц фактически стал распоряжаться всей
внешней политикой страны.
Окружив себя близкими сердцу людьми, Петр III начал править Россией.
Прежде всего была уничтожена гвардейская элита - лейб-компания. Вместо нее
император приказал ввести в столицу голштинские войска. Прочие гвардейские
полки было велено переодеть в новую форму по образцу прусской. Православным
священникам Петр III приказал сбрить бороды и носить платье наподобие
протестантских пасторов. При дворе ходили слухи, что император намерен
переменить православие на лютеранство. Потом Петр III затеял авантюру,
особенно возмутившую армию. Он задумал начать войну с Данией, претендовавшей
на его наследственное владение - герцогство Голштинское. Огромной империи
ему было мало, и русским солдатам вновь предстояло проливать кровь, на сей
раз за крохотный клочок далекой немецкой земли.
Петра III редко видели трезвым, а чаще всего - за уставленным рюмками
столом в компании иностранных офицеров да итальянских актрис. Император
постоянно курил и заставлял это делать окружающих, но не потому, что получал
от этого удовольствие. Просто курение было в моде у единственных "настоящих
героев" - голштинцев.
В стране росло недовольство. Сначала оно охватывало лишь двор и
гвардию, потом стало распространяться в народе. Оскорбленные русские люди
возмущались, ругали императора, шептались по углам. Поначалу этим дело и
ограничивалось. Подчиняться иноземцам уже привыкли. Еще со времен Петра I на
Руси завелись чиновники-немцы, генералы-немцы, помещики-немцы. Потом страной
правили Миних, Остерман, Бирон. Теперь царствует император-немец. Правда,
прежде иноземцы никогда еще не распоряжались страной столь нагло и
бесцеремонно. Терпения русским людям не занимать, но и ему приходит конец.
Спустя пять месяцев после воцарения Петра Ш против него был составлен
заговор.
Трудно судить, кто был инициатором заговора, но известно, что Екатерина
и Панин были среди его организаторов с самого начала. У императрицы имелись
все основания добиваться свержения мужа. По слухам, Петр III собирался с ней
развестись и жениться на своей любовнице Елизавете Воронцовой. В этом случае
судьба Екатерины была бы незавидной.
Лично Панину, похоже, ничто не угрожало. Император относился к нему с
уважением, наградил орденом св. Андрея Первозванного, а однажды прислал
генерал-прокурора А.П. Мельгунова объявить, что государь жалует Панина в
генералы от инфантерии. Никита Иванович позволил себе дерзость. "Если мне не
удастся уклониться от этой чести, которой я не достоин, - отвечал он, - то я
немедленно удаляюсь в Швецию". Петру III об этих словах, разумеется, тут же
донесли. "Я всегда думал, что Панин умный человек, - удивился император, -
но с этих пор я так думать не буду". Тем не менее в Панине он окончательно
не разочаровался и вскоре пожаловал его в действительные тайные советники.
Панин примкнул к заговору не потому, что опасался за собственное
положение при дворе. Он боялся за Павла. Император открыто отрицал свое
отцовство, а придворные сплетники отмечали удивительное сходство черт Павла
и Сергея Салтыкова, уехавшего посланником в Париж. Над мальчиком сгущались
тучи. Кто мог и должен был защитить его? Только Панин. Цесаревича доверила
ему еще покойная императрица, и, чтобы выполнить свой долг, Никита Иванович
готов был идти на любой риск.
Заговорщики действовали быстро и осмотрительно. Панину удалось привлечь
к делу двух очень нужных и влиятельных людей - гетмана Малороссии графа
Кирилу Григорьевича Разумовского и генерала М.Н. Волконского, у Екатерины
было много друзей и почитателей среди гвардейских офицеров, меж которых
особенно усердными помощниками стали пять братьев Орловых. С одним из них,
Григорием, императрицу соединяли узы сердечной привязанности, поэтому братья
возлагали на переворот большие надежды. Орловы хотели по устранении Петра
III возвести на престол Екатерину. Панин предлагал объявить императором
Павла, а мать его сделать правительницей до его совершеннолетия. Как ни
выигрывала Екатерина в сравнении со своим мужем, но ее восшествие на престол
нельзя было назвать иначе, чем узурпацией. Панину очень не хотелось
собственными руками творить беззаконие в таких масштабах.
О том, как договорились заговорщики, мнения современников расходятся.
Согласно одной версии, Панин был вынужден уступить давлению Орловых и их
сторонников, получив, впрочем, заверения Екатерины, что после
совершеннолетия Павла она возьмет сына в соправители. Согласно другой
версии, Никиту Ивановича просто обманули. В последний момент Алексей Орлов и
Екатерина договорились, что она будет провозглашена не
императрицей-регентшей, как было задумано, а самодержицей, с оговоркой о
сопраалении Павла после его совершеннолетия. Первая версия кажется
убедительнее. Иначе трудно объяснить те доверительные, пожалуй, даже
дружеские отношения, которые установились между Паниным и Екатериной в
последующие годы.
К концу июня для переворота все было готово. В гвардии среди
соумышленников насчитывалось сорок офицеров и несколько тысяч солдат. В
университетской типографии, над которой начальствовал гетман Разумовский,
тайно печатался манифест о свержении Петра III. В столице было затишье, что
очень способствовало окончанию приготовлений заговорщиков. Император со
своими любимцами пьянствовал в Ораниенбауме. Екатерина жила в Петергофе,
куда Петр III должен был приехать в день своего тезоименитства - 29 июня.
Здесь-то и решено было его захватить. Пользуясь отсутствием императора,
Панин вместе с несколькими офицерами успел осмотреть помещения Петергофского
дворца, чтобы не упустить никакой мелочи. Предусмотрено было, кажется, все.
Существовала лишь одна опасность - кто-нибудь из заговорщиков мог по
беспечности или с умыслом сказать неосторожное слово. Остерегаться надо было
и самому Панину: среди людей, состоявших при великом князе Павле, появился
новый человек - Семен Порошин, адъютант и доверенное лицо императора.
27 июня вечером Никита Иванович отправился в гости к княгине Екатерине
Романовне Дашковой, женщине, которая впоследствии будет признана одной из
наиболее интересных деятельниц отечественной истории. 19-летняя Дашкова была
в числе немногих своих современниц, у которых чтение французских книжек и
неуемная природная энергия возбудили раннюю тягу к политическим интригам.
Еще в юности Дашкова подружилась с великой княгиней Екатериной Алексеевной и
после воцарения Петра III загорелась идеей организовать переворот в пользу
своей августейшей подруги. Эту мысль она и внушала своим друзьям в том числе
Панину
О том, что сближало Никиту Ивановича и Дашкову, мнения расходятся.
Знавшие Панина объясняли его привязанность к княгине по-разному. Одни
утверждали, что Никита Иванович был некогда близок с ее матерью, известной в
свое время красавицей. Другие считали его поклонником самой княгини. Эту
версию, впрочем, Екатерина Романовна в своих записках настойчиво отрицала.
Дашкова действительно была недурна собой, умна, образованна, но ум ее, как
писала позднее императрица, был "испорчен чудовищным тщеславием и сварливым
характером". Несмотря на это, Панин всегда относился к княгине Екатерине
Романовне чрезвычайно заботливо и прощал ей многочисленные эксцентричные
выходки.
Итак, 27 числа, вечером, действительный тайный советник и камергер
Панин коротал время у своей юной любимицы. Княгиня чувствовала себя одиноко.
Муж ее по делам государственной службы отправился в далекую Турцию. При
дворе Екатерина Романовна старалась не появляться, неприятно ей было
смотреть на творившиеся там мерзости. За разговором не заметили, как
протекло время. Час был уже поздний, в доме все стихло. Вдруг Никита
Иванович услышал громкий стук в парадную дверь, голоса лакеев и чью-то
громкую брань. Хозяйка и гость тревожно переглянулись. Было слышно, как
кто-то торопливо поднялся по лестнице и, стуча каблуками, быстро шел, почти
бежал по коридору. Дверь в гостиную с силой распахнулась. На пороге стоял
капитан артиллерии Григорий Орлов.
Тяжело дыша, он оглядел комнату и, увидев Панина, произнес: "Пассек
арестован". Никита Иванович почувствовал, как кольнуло сердце. Значит,
беспокоился он не напрасно. Капитан Пассек был одним из участников заговора.
Рано или поздно что-то должно было случиться. Он украдкой взглянул на
Дашкову. Та стояла неподвижно, прижав руки к груди, и с тревогой глядела на
Орлова. Стараясь казаться спокойным, Панин спросил:
- Господин капитан, известно ли Вам, за что арестован этот офицер? Быть
может, это всего лишь следствие какого-то беспорядка по службе?
- Точно не знаю, Ваше превосходительство, - Орлов все еще не мог
отдышаться, - но при нынешних обстоятельствах... я счел своим долгом
предупредить.
- Разумно. - Панин на мгновение задумался. - Григорий Григорьевич,
возвращайтесь в полк, попробуйте узнать, что случилось, и немедленно
обратно. А я тем временем подумаю, как нам быть. И будьте осторожны: в
городе полно соглядатаев.
Орлов не заставил себя долго ждать. Через полчаса он вбежал в гостиную
и сообщил, что капитан Преображенского полка Пассек арестован за
государственное преступление - укрывательство бунтовщиков. Теперь сомнений
не оставалось, заговор мог быть раскрыт в любую минуту. Действовать надо
было быстро и расчетливо. За бесшабашным удальцом Орловым стояла грозная
сила - гвардейские полки, детище Петра Великого. И от него, Панина, зависело
теперь, верно ли будет нанесен решающий удар.
Планы приходилось менять на ходу. Решили, что Орлов немедленно пошлет
своего брата Алексея в Петергоф за императрицей. По дороге Алексей
предупредит офицеров своего полка, чтобы к утру они были наготове. Григорий
тем временем оповестит остальных участников заговора. К пяти часам утра
императрица должна приехать в казармы Кавалергардского полка, принять от
него присягу, объехать полки Измайловский, Семеновский и Преображенский и
вместе с ними отправиться к Казанскому собору. Туда же приедет и Панин с
наследником престола. Везти мальчика к матери в Петергоф было опасно. Петр
III мог перехватить его по дороге. Главное теперь заключалось в том, чтобы
не выдать себя раньше времени, не возбудить подозрений у многочисленных
шпионов, шнырявших по
городу.
Во дворец Панин вернулся около полуночи. Тихо, стараясь никого не
разбудить, прошел в покои великого князя. Возле учительской наткнулся на
заспанного лакея и, не дослушав сбивчивых оправданий, приказал: "Если кто
спрашивать станет - буди немедленно".
Цесаревич спал. Панин тихонько разделся и лег в постель. Сон не шел, да
он и не надеялся уснуть. В эти часы, минуты происходили события, от которых
зависели судьбы очень многих. Что ждет его? Слава, награды или топор палача?
Что ждет Екатерину? Триумф или монастырская келья? И что принесет завтрашний
день маленькому наследнику престола?
Пробило пять часов. Панин прислушался, с улицы не доносилось ни звука.
По плану Екатерина должна уже быть в городе. Но если ее схватили по дороге,
тогда придется действовать самому, назад пути нет. Был бы здесь брат, Петр,
на него можно было бы положиться во всем. Увы, Петр теперь далеко, вместе с
армией в Пруссии. В случае неудачи надо попытаться скрыться, бежать, но
куда? За границу, в Швецию? Там Панин знал каждый камень, но нет судьбы
горше, чем стать изгнанником.
Пробило шесть. Панин встал с постели, подошел к окну. Площадь перед
дворцом была совершенно пустынна. Хуже всего - неизвестность. Если бы знать,
успела ли императрица приехать в город, как встретили ее солдаты? Быть
может, он сейчас теряет драгоценные минуты. Еще полчаса не будет известий,
решил Панин, начну действовать сам. Прежде всего надо связаться с гвардией,
послать надежного человека к преображенцам. В конце концов можно обойтись и
без императрицы. Главная фигура в этой игре не она, а восьмилетний
цесаревич. Он - законный наследник престола, в глазах народа лишь он вправе
претендовать на корону. Томительно медленно шли минуты. Никите Ивановичу
показалось, что со стороны Невы доносится какой-то шум. Он прислушался. Нет,
все тихо, просто почудилось.
За спиной скрипнула дверь. Панин вздрогнул от неожиданности и
обернулся. В проеме показалась заспанная физиономия лакея: "Ваше
превосходительство, - прошептал он испуганно, - к Вам господин офицер,
кажись, Орловым назвались, требует немедленно разбудить". Панин тяжело
вздохнул, перекрестился. Вот и началось. Он подошел к постели великого
князя. Мальчик спал беспокойно, что-то шептал, хмурился во сне. Панин
тихонько положил ему руку на лоб, погладил по волосам. "Вставайте, Ваше
высочество, нынче нам предстоит трудный день".
Около восьми утра Панин с цесаревичем подъехали к Казанскому собору.
Карету пришлось остановить: площадь перед храмом была вся заполнена народом.
За рядами гвардейцев, окружавших собор, теснились солдаты армейских полков и
петербургские обыватели, разбуженные ранним шумом и желавшие поглазеть на
необычайные события. На фонарные столбы и на деревья карабкались бойкие
петербургские мальчишки. Толпа гудела взволнованно и радостно. "Ура
государыне императрице!" - выкрикнул кто-то. "Ура-а-а!" - подхватили сотни
голосов.
На ступенях собора Панин заметил Григория Орлова. Тот стоял
подбоченясь, гордо озирая площадь, как полководец, только что одержавший
блестящую победу. Увидев Панина, он нарочито громко крикнул: "Ура
матушке-императрице Екатерине Второй!" - и чуть тише добавил: "Кто помянет о
регентстве - заколю своими руками".
После торопливого молебна Екатерина в сопровождении гвардии отправилась
в Зимний дворец. Наскоро собранные члены Сената и Синода, испуганные и
растерянные, спешно приносили присягу новой самодержице, а из дворца уже
летели гонцы с известием о государственном перевороте. Пока дела шли
неплохо, но о победе говорить было рано - Петр III все еще оставался на
свободе.
После долгих совещаний решили идти на Ораниенбаум, где находился
император. В распоряжении Петра Ш был отряд голштинцев около пяти тысяч
человек. Вояки они неважные, да будь их и больше - вряд ли они устояли бы
против гвардейских полков. В поход выступили на следующий день, в субботу
утром. Готовились к схватке, но кровопролития не произошло. Петр III,
бежавший в Петергоф, отказался от борьбы и подписал отречение от престола.
Бывшего императора вместе с его любовницей Елизаветой Воронцовой поместили в
одном из павильонов Петергофского дворца. Усталые, голодные гвардейцы
бродили по парку, отпуская в адрес Петра III затейливые ругательства. Где-то
достали вино, и началась всеобщая попойка. Разгулявшаяся гвардия явно
собиралась учинить над своим бывшим императором расправу. Панин насилу
собрал батальон надежных солдат, чтобы окружить павильон. На Петра Ш тяжело
было смотреть. Он сидел бессильный и безвольный, постоянно плакал. Улучив
минуту, бросился к Панину и, ловя руку для поцелуя, зашептал: "Об одном
прошу - оставьте Лизавету со мной, именем господа милосердного заклинаю!"
Панин обещал доложить императрице и поспешил уйти. В тот же день Петра III
под эскортом надежных солдат отвезли в Ропшу, а его любовницу по приказу
Екатерины посадили в дормез и отправили в Москву.
Спустя несколько дней курьер доставил из Ропши сбивчивое сообщение,
посланное Алексеем Орловым. Нетвердой рукой явно пьяный Орлов писал о том,
что бывший император скончался по невыясненной причине.
При дворе события 28 июня восприняли спокойно. Одни знали о готовящемся
перевороте, другие догадывались, а третьи просто чувствовали, что какие-то
изменения неизбежны. Петербуржцы встретили весть о свержении Петра III с
радостным оживлением, которое, впрочем, продолжалось недолго. Жизнь быстро
возвратилась в свою прежнюю накатанную колею. Если кому и прибавилось забот,
так это иностранным дипломатам, в их службе начиналась самая трудная пора.
Смена монарха - событие чрезвычайное, оно может привести к серьезным
изменениям в политике государства. Как поведет себя новая императрица, с
какими мыслями взошла она на российский престол? Послы европейских держав,
торопя курьеров, отправляли депешу за депешей, сообщали последние слухи,
строили предположения, запрашивали новые инструкции.
Из донесения австрийского посла в Петербурге Флоремунда Клавдия графа
Мерси д'Аржанто государственному канцлеру графу Кауницу
(Шифровано). Что касается до настоящего времени, то, во-первых, более
чем вероятно, что характер новой Государыни, составленный из бурных страстей
и странных идей, сделает ее царствование, как в хорошем так и дурном, весьма
оживленным и деятельным. Во-вторых, так как Панин был главным орудием к
возведению на престол новой Государыни и через то достиг непременного права
руководить ею в делах правления, то он, конечно, сумеет искусно согласовать
сохранение собственного кредита со страстями Императрицы. Этот министр
чрезвычайно своенравен и искусен в предприятиях, выгодных для его конечной
цели.
Если у Панина и были какие-то конечные цели, то в первые недели после
переворота он думал о них меньше всего. Забот оказалось столько, что только
успевай поворачиваться. Екатерина то и дело посылала за ним, давала все
новые поручения, требовала писать мнения и записки. Панин сидел на
заседаниях Сената и выполнял роль связующего звена между сенаторами и
императрицей, он должен был вести переговоры с голштинскими родственниками
бывшего императора и утрясать их многочисленные претензии, ему надо было
организовать отправку обратно в Германию голштинских "героев" и еще бог
знает сколько других более мелких дел. Одновременно он выдерживал натиск
иностранных дипломатов, пытавшихся выяснить, что же происходит в России.
Екатерине очень нужна была его помощь. У нее не было ни опыта, ни
практических знаний, необходимых для решения текущих вопросов
государственного управления, и Панин добросовестно делал все, что от него
требовалось.
В первую очередь надо было "успокоить умы", обезопаситься от тех, кто
мог быть недоволен переворотом. Хотя и в столице, и в провинции сохранялось
спокойствие, меры предосторожности казались нелишними. Гвардию, дабы у нее
не появилось соблазна повторить удачное предприятие, купили щедрыми
подарками. Гвардейским офицерам и тем, кто хоть как-то был причастен к