Геммел Дэвид. Царь призраков

   — И все? — спросил Викторин, и Прасамаккус кивнул. — Ну, считай, что это устроено. Когда ты вернешься, то получишь все.
   — Нет, — сурово возразил бригант. — Получить я хочу завтра. Я не дурак и знаю, что могу погибнуть, выполняя ваше поручение. Край каледонцев очень суров, и там не любят пришлых людей. Да и этот мальчик, Туро, — сын римского короля. Эльдаред хочет его смерти. Не подобало бы вам просить меня исполнить ваш долг за вас. Но раз вы просите, то должны заплатить… и заплатить сейчас.
   — Мы согласны, — быстро сказал Мэдлин. — Когда ты хочешь жениться?
   — Завтра.
   — Я, как древний друид, совершу обряд, — объявил Мэдлин. — Дальше у дороги растет дуб, и мы успеем добраться до него перед рождением нового солнца. Предупреди свою невесту.
   Прасамаккус встал, поклонился со всем достоинством, доступным хромому, удалился в свою комнату.
   — Что еще за брачный обряд? — спросил Викторин.
   — Браслет для нее. Он знаменует Кольцо Вечности и нескончаемый круг жизни, рождаемые любовным союзом. Трогательно!

Глава 8

   Алантрик знал, что ему не избежать смерти, если кто-нибудь узнает про его встречу с принцем, а потому рассказал про нее только своей жене Фрикке, пока она зашивала рану на его руке. Фрикка горячо его любила и ни за что на свете не сделала бы ничего, способного причинить ему вред. Но она была горда его благородством и поделилась своими чувствами с сестрой, Марфией, взяв с нее клятву молчать. Марфия рассказала своему мужу, Бриккису, а тот шепнул про это только закадычному другу на условии, что тот никому ни гуту.
   На второй день после его возвращения трое стражников Эльдареда вытащили Алантрика из его хижины.
   Понимая, что спасения ему нет, он оглянулся и закричал Фрикке:
   — Твой болтливый язык убил меня, женщина!
   Он не сопротивлялся, когда они поволокли его к лошадям, а шел, опустив голову и совсем расслабившись. Его конвоиры расслабились вместе с ним, а он вырвал правую руку из их хватки и ударил одного кулаком в ухо. Тот зашатался, а Алантрик выхватил меч и вонзил его в сердце второго. Третий отскочил, вытаскивая меч, и Алантрик прыгнул к ближайшей лошади, но она испуганно отпрянула. Тут подбежал десяток стражников, и Королевский Боец попятился к изгороди, улыбаясь безумной улыбкой.
   — Подходите же, братья, — крикнул он. — Получите урок, которого вам хватит на всю жизнь.
   На него кинулись двое. Алантрик отразил удар, поворотом кисти рассек шею первого и охнул, когда меч второго вонзился ему в бок.
   Извернувшись, он прижал лезвие к ребрам и проткнул стражника.
   — Живым! Возьмите его живым! — завопил Кэль с парапета над ними.
   — Спускайся и сам возьми, шлюхино отродье! — крикнул в ответ Алантрик, на которого стражники накинулись всем скопом. Меч Алантрика плел паутину смерти, и в свалке в спину ему вонзился меч, проткнув легкие. Он рухнул на землю, его схватили, поволокли в замок, и он испустил дух в ту секунду, когда Кэль подбежал к воротам.
   — Дурни безмозглые! — взревел Кэль. — Все получите палки! Хватайте его жену!
   Но Фрикка в смертельном горе уже перерезала себе горло охотничьим ножом мужа и лежала мертвая у очага в луже крови.
   Палачи Эльдареда далеко за полночь пытали тех, кто знал эту тайну, но узнали только один достоверный факт. Юный принц был действительно жив и укрывался в Каледонских горах неизвестно где.
   Эльдаред приказал позвать к нему Кэля.
   — Поедешь к Горойен и скажешь ей, что мне нужны воры душ. У нас внизу шесть человек, чья кровь придется ей по вкусу, и столько щенят, сколько ей потребуется. Но я должен добраться до мальчишки!
   Кэль промолчал. Из всех черных легенд об обитателях Тумана только рассказы о ворах душ внушали ему ужас.
   Он поклонился и вышел, оставив короля с его мрачными мыслям в одиночестве: сидеть и смотреть на юг, на горы!
 
   Туро все еще ощущал боль раны, убившей его: молниеносный удар с поворотом короткого греческого меча.
   Кулейн помог ему встать на ноги.
   — Ты сражался хорошо, много лучше, чем я ожидал. Еще месяц — и во всей Британии не найдется равного тебе бойца на мечах.
   — Но я же проиграл бой, — сказал Туро, вспоминая с дрожью ледяные глаза своего молодого противника.
   — Еще бы не проиграть! Это же был Ахилл, лучший воин своего поколения, сущий демон с мечом или копьем. Несравненный боец!
   — Что с ним случилось?
   — Он умер. Все люди умирают.
   — Об этом я уже догадывался, — сказал Туро. — Я имел в виду как.
   — Его убил я, — сказал Кулейн. — Тогда меня звали иначе. Я был Эней, а Ахилл убил моего друга во время осады Трои. И не только убил. Он протащил его труп вокруг города, привязав за ноги к колеснице.
   Он унизил человека великой доблести и причинил тяжкую скорбь отцу.
   — Про Трою я слышал. Ее взяли с помощью деревянного коня, в котором спрятались вооруженные воины.
   — Пусть Гомер не сбивает тебя с толку. Он просто прибегнул к игре слов. «Деревянными конями» называли бесполезные вещи или же то, что казалось не тем, чем было. К троянцам пришел человек, притворившись, что хочет предать греков, своих господ. Царь Приам поверил ему. А я — нет. Я ушел из города с теми, кто последовал за мной, и мы мечами, проложили себе путь к берегу. Позднее до нас дошли слухи, что этот человек, Одиссей, открыл боковые ворота и впустил греческих воинов в город.
   — Но почему царь ему поверил?
   — Приам был мечтателем и в каждом человеке видел только лучшее. Потому-то он и допустил, чтобы вспыхнула война, — увидел в Елене самое лучшее, а «лицо, что на воду спустило сотни кораблей»— принадлежало всего лишь хитрой интриганке с золотыми, но крашеными волосами. Троянскую войну задумал ее муж Менелай, а спланировала Елена. Она соблазнила Париса, сына Приама, чтобы он увез ее в Трою. А Менелай тогда обратился за помощью к другим греческим царям, чтобы вернуть ее.
   — Но зачем обрекать себя на такие хлопоты ради одной женщины?
   — Они пошли на это не ради женщины и не ради чести. Троя господствовала на торговых путях и облагала большими пошлинами корабли, направляющиеся с товарами в Грецию. Эту войну — как и все войны — вели ради прибыли.
   — Пожалуй, я предпочту Гомера, — сказал Туро.
   — Читай Гомера ради удовольствия, юный принц, но не путай его вымбюлы с подлинной жизнью.
   — Почему ты сегодня такой мрачный? — спросил Туро. — Тебе нездоровится?
   Глаза Кулейна блеснули, и он направился к хижине.
   Туро остался стоять, но затем Воин Тумана оглянулся через плечо. Принц ухмыльнулся, убрал гладий в ножны и пошел следом. Кулейн уже сидел за столом и грел в ладонях кубок с очень крепким напитком.
   — Все Гьен, — сказал Кулейн. — Я огорчил ее, сам того не желая, но она застала меня врасплох.
   — Сказала, что любит тебя?
   — Не будь чересчур уж умным, Туро, — отрезал Кулейн и махнул рукой, словно отметая сердитые слова. — Да, ты прав. Я был глупцом, что ничего не замечал. Но она в заблуждении. Других мужчин, кроме меня, она же не знает, вот и расписала меня до небес. Мне давно следовало бы поселить ее в какой-нибудь деревне.
   — И что ты ей ответил?
   — Объяснил, что видел в ней дочь и любить ее по-иному не могу.
   — Почему?
   — Что это еще за вопрос? В каком смысле почему?
   — Почему ты не можешь сделать ее своей женой?
   — Это была моя вторая ошибка. Она тоже задала мне этот вопрос. А я уже отдал свое сердце, и пока моя госпожа жива, никого другого для меня быть не может. — Кулейн улыбнулся. — Но она отвергает меня, потому что я решил стать смертным, а я не могу ее любить, пока она остается богиней.
   — И все это ты сказал Лейте?
   — Да.
   — Неразумно! — сказал Туро. — Думаю, тебе следовало бы солгать. Я совсем не знаю женщин, но, по-моему, Лейта простила бы тебе что угодно, но только не любовь к другой.
   — Я многое могу, Туро, но только не обратить вспять часы моей жизни. Я не хотел причинять боли Гьен, но так случилось. Пойди к ней, помоги ей понять.
   — Задача не из легких, а для меня тем более трудная, что я люблю ее и взял бы ее в жены хоть завтра.
   — Я знаю — знает и она. Вот почему пойти к ней должен именно ты.
   Туро встал, но Кулейн жестом пригласил его снова сесть.
   — Прежде чем ты уйдешь, тебе следует кое-что увидеть и принять от меня подарок. — Он принес миску с водой и поставил ее перед принцем. — Загляни в глубину воды и пойми.
   Кулейн достал из кармана золотой камешек и держал его над миской, пока вода не затуманилась. Тогда он вышел из хижины и захлопнул дверь.
   Туро уставился в миску и обнаружил, что смотрит в озаренный свечами покой, где несколько мужчин окружали широкую кровать, на которой лежал худенький ребенок с волосами цвета бледного золота. Мужчина, в котором Туро узнал Мэдлина, наклонился и положил ладонь на лоб ребенка.
   — Его дух не здесь, — прошептал голос Мэдлина в голове Туро. — Он в Пустоте и не вернется оттуда.
   — Где эта Пустота? — произнес другой голос, и у юноши защемило сердце: говорил Аврелий, его отец.
   — Это место между Небесами и Адом. Ни один человек не сможет вернуть его оттуда.
   — Я смогу, — сказал король.
   — Нет, государь. Это обитель демонов Тумана и Мрака. Ты затеряешься там, как затерялся мальчик…
   — Он мой сын. Пошли меня туда своим волшебством. Я приказываю тебе!
   Мэдлин вздохнул.
   — Возьми мальчика за руку и жди.
   Вода вновь затуманилась, и Туро увидел ребенка, который словно в беспамятстве брел по темному горному склону. Глаза у него были пустые, невидящие.
   Вокруг него крались черные волки с красными глазами, с пастями, в которых клубилась пена. Когда они приблизились к ребенку, появилась лучащаяся светом фигура с грозным мечом в руке. Пришелец обрушивал удары на волков, и они обратились в бегство. Тогда он подхватил ребенка на руки и опустился с ним на колени у черного ручья, по берегам которого не росли цветы. Ребенок очнулся и прильнул к груди мужчины, а тот взъерошил ему волосы и сказал, что все хорошо. Из внезапно сгустившегося тумана выскочили три ужасных зверя, но меч короля запылал огнем.
   — Назад! — сказал он. — Или умрите. Выбор за вами.
   Звери посмотрели на него, оценивая его силу, и исчезли в тумане.
   — Я унесу тебя домой, Туро, — сказал король. — Ты выздоровеешь.
   И тут отец поцеловал его.
   Слезы Туро закапали в миску, дробя картину, но когда она уже расплывалась, в поле его зрения промелькнула черная тень.
   Бесшумно вошел Кулейн.
   — Гьен говорила, как ты жалеешь, что не помнишь этого. Надеюсь, это был желанный подарок.
   Туро кашлянул и вытер глаза.
   — Теперь я еще больше в долгу у тебя. Он отправился в Ад, чтобы найти меня.
   — При всех его недостатках он был доблестным мужем. По всем законам Непостижимого он должен был погибнуть там вместе с тобой, но такие люди созданы для того, чтобы бросать вызов несокрушимости подобных законов. Гордись им, Туро.
   — Один вопрос, Кулейн. У какого человека может быть серое лицо и белесые глаза?
   — Где ты видел такого человека?
   — Видение уже исчезало, и тут я увидел человека в черном, который бежал к нам с поднятым мечом. Лицо у него было серым, а глаза белесыми, точно у слепца, только он не был слеп.
   — И ты почувствовал, что он смотрит на тебя?
   — Да. Времени испугаться у меня не было. Все тут же исчезло.
   — Тебе следовало испугаться, потому что ты увидел похитителя душ, пьющего кровь. Они обитают в пустоте, и никто не знает их происхождения. В Фераге это вызывало большой интерес. Одни утверждали, что это души убитых злодеев, другие настаивали, что они принадлежат к расе, сходной с нашей. Но в любом случае они очень опасны, потому что быстрота их далеко превосходит человеческую и они очень сильны. Питаются они только кровью и не выносят яркого солнечного света; от него их кожа покрывается пузырями и облезает, и в конце концов они погибают.
   — Но почему я его увидел?
   — Да, почему? Но вспомни, ты заглядывал в Пустоту, а она — их дом.
   — Их возможно убить?
   — Только серебром, но и тогда мало кто из людей способен им противостоять. Они двигаются как тени и наносят удар, прежде чем воин успеет его отразить. Их ножи и мечи не рубят и не колют, а только парализуют.
   А тогда человек ощущает на своем горле их длинные полые зубы, высасывающие из него жизнь вместе с кровью. Дай мне твой гладий.
   Туро протянул ему меч рукоятью вперед. Кулейн провел золотистым камешком по обоим лезвиям, затем вернул меч юноше. Принц осмотрел меч, но не обнаружил ничего нового.
   — Будем надеяться, что тебе никогда не придется убедиться в обратном, — сказал Кулейн.
   Туро отыскал Лейту на верхнем склоне. Она сидела на плоском камне и срисовывала лиловый цветок. Глаза у нее были красными, и набросок выглядел много слабее прежних.
   — Можно мне побыть с тобой?
   Она кивнула и положила пергамент и уголек слева от себя. На ней была только светло-зеленая шерстяная туника, и пальцы и руки по локоть посинели от холода.
   Он снял куртку из овчины и набросил ей на плечи.
   — Значит, он тебе рассказал, — сказала она, не глядя на него.
   — Да. Здесь холодно. Давай пойдем к тебе в хижину и затопим очаг.
   — Ты должен считать меня дурочкой.
   — Конечно, нет. Я мало кого встречал умнее тебя.
   Если кто и глуп, то Кулейн. Так идем же!
   Она грустно улыбнулась и поднялась с камня. Солнце закатывалось в малиновое пламя, и между скал посвистывал ледяной ветер.
   В хижине, когда в очаге забушевал огонь, она села перед ним, обхватив руками колени. Туро сел напротив, вертя в руках кубок с разбавленным вином из бочонка в задней комнате.
   — Он любит другую, — сказала она.
   — Он любил ее еще до того, как ты родилась, а он не мотылек. Будь он таким, ты бы его не полюбила.
   — Он просил тебя поговорить со мной?
   — Нет, — солгал Туро. — Он просто сказал мне, как скорбит из-за того, что причинил тебе боль.
   — Я сама виновата. Надо было выждать еще год.
   Не так уж долго! Я все еще тощая, точно мальчишка.
   В будущем году я стану больше походить на женщину.
   Может быть, к тому времени он разберется в, своих истинных чувствах.
   — А может быть, и нет, — тихо предостерег Туро.
   — Ее же тут нет, кем бы она ни была. А я здесь.
   И однажды он придет ко мне.
   — Ты уже красавица, Лейта, но мне кажется, ты неверно судишь о нем. Что такое год для человека, вкусившего вечность? Он никогда не полюбит тебя той любовью, которую желаешь ты. Твоя страсть причинит страдания вам обоим.
   Ее глаза обратились на него, и взгляд их был как удар.
   — Ты думаешь, я не знаю, почему ты говоришь это?
   Ты сам хочешь получить меня. Я это вижу по твоим телячьим глазам. Ну, так ты меня не получишь. Никогда! Кроме Кулейна, я не буду принадлежать никому!
   — В пятнадцать лет принимать такие решения немножко рано.
   — Благодарю за совет, дедушка.
   — А вот теперь ты ведешь себя глупо, Лейта. Я не твой враг, и, стараясь уязвить меня, ты ничего не добьешься. Да, я тебя люблю. Разве это превращает меня в злодея? Разве я когда-нибудь докучал тебе своими чувствами?
   Несколько минут она смотрела на огонь, потом улыбнулась и погладила его по руке.
   — Прости, Туро. Просто мне так больно внутри, что хочется бить наотмашь.
   — Я должен поблагодарить тебя, — сказал он. — Ты рассказала Кулейну, как я хотел бы вспомнить день, когда отец прижимал меня к груди, и с помощью своего магического камня он помог мне вспомнить.
   И Туро рассказал про свое видение и как Кулейн прикоснулся к его мечу.
   — Покажи, — попросила она.
   — Показывать нечего. — Он обнажил гладий, и клинок засиял точно зеркало.
   — Он превратил его в серебряный, — сказала Лейта.
   За окном промелькнула темная тень, и Туро ринулся через комнату к двери, когда она начала приоткрываться. Ударом плеча он с треском ее захлопнул и, нащупав засов, задвинул его.
   — Что происходит? — вскрикнула Лейта, и Туро обернулся. Окно было закрыто ставнями и заложено засовом от холода. Но дверь в заднюю комнату распахнулась, и мимо очага проскочила темная тень. Лейта приподнялась, но упала на пол, едва серое лезвие коснулось ее тела. Туро отскочил влево, перекатился на другой бок и вскочил. Со сверхъестественной быстротой тень кинулась на него, и, инстинктивно подняв гладий, он пронзил черный колышущийся плащ. Раздался вопль словно из Преисподней. Туро успел увидеть серое трупное лицо и белесые глаза, но тут же адское существо рассеялось дымом. Комнату заполнил смрад, и Туро закашлялся, сдерживая рвоту. Упав на колени, он подполз к Лейте. Глаза у нее были открыты, но она не двигалась. Он прыгнул в заднюю комнату как раз в тот миг, когда вторая тень затемнила окошко.
   Блеснул его меч, и призрак исчез в ночи. Туро захлопнул ставни и заложил засов.
   Вернувшись к Лейте, он посмотрел ей в глаза. Она моргнула.
   — Если ты меня слышишь, моргни два раза.
   Она моргнула два раза.
   — Мигай один раз как «да»и два раза как «нет».
   Ты способна пошевелиться?
   Она моргнула два раза.
   Ставни сотряс тяжелый удар, и меч сокрушил дерево. Туро, чей гладий пылал голубым огнем, подбежал к окошку. Из задней комнаты донесся треск, еще один адский вопль раздался за стеной хижины, и Туро рискнул выглянуть из разбитого окошка.
   На поляне стоял Кулейн с Лансом, своим серебряным копьем-посохом в руках. К нему с испепеляющей скоростью приближались три фигуры. Он упал на колени, копье сверкало, нанося удар за ударом. Двое убийц в плащах пали. Туро распахнул дверь хижины и ринулся в ночной мрак, когда на Кулейна набросились еще четверо.
   — Туро! Нет! — взревел Кулейн, но было уже поздно: вор душ метнулся к принцу. Туро парировал удар и серебряным лезвием рассек шею врага. Тот исчез, но надвигались еще двое. Кулейн напал на двоих, преграждавших ему дорогу, отражая удары, нанося их, и покончил с одним, поразив его в живот. Приближался второй, но Кулейн нажал на выступ в Лансе, в воздухе сверкнуло серебряное лезвие и вонзилось в грудь вора душ.
   Туро сумел убить первого из нападавших, но второй погрузил свой ледяной нож между его ребрами. Силы сразу покинули его, ноги подкосились. Он упал навзничь, увидел нависшее над ним серое лицо, огромные полые зубы, тянущиеся к его горлу.
   Кулейн пробежал три шага и метнул тяжелое копье. Ланс вонзился в спину адского убийцы, и наконечник вышел у него из груди. Он исчез, и Ланс упал на землю рядом с Туро.
   Кулейн поднял парализованного принца и отнес его в хижину, где Лейта уже поднялась на ноги.
   — Разожги огонь и запри дверь, — сказал он, а сам подошел к ее луку и высыпал стрелы из колчана. Их было двадцать. Он прикоснулся к наконечнику каждой камушком Сипстрасси, но ничего не произошло. Кулейн поднял гладий Туро. Он вновь был железным.
   — Что они такое? — спросила Лейта, растирая руки, которые ломило от холода.
   — Убийцы из Пустоты. Теперь нам опасно оставаться здесь. Подойди-ка! — Он взял ее за руку. Ее левое запястье украшал медный браслет, и он прикоснулся к нему камушком. — Если он засверкает серебром, ты будешь знать, что это означает?
   Она кивнула.
   — Я сожалею, Кулейн. Ты меня простишь?
   — Прощать нечего, Гьен Авур. Мне следовало бы рассказать тебе о госпоже моего сердца, но я не видел ее более сорока лет.
   — Как ее зовут?
   — Она носит древнее имя, означающее Свет в Жизни. Ее зовут Горойен.
   Кулейн оставался на страже всю ночь, но воры душ не возвратились. Утром Туро проснулся с тяжелой головой, двигаясь неуклюже, с трудом.
   Кулейн вывел его на поляну, и свежий холодный воздух разогнал его сонливость.
   — Они вернутся, — сказал Кулейн. — Им нет числа. Они не ожидали, что ты будешь вооружен серебром.
   — Я не могу им противостоять. Они слишком быстры.
   — Я говорил тебе, Туро, об элири-мас, опустошении.
   Тебе необходимо этому научиться. Одного умения мало, быстроты недостаточно, ты должен высвободить свои инстинкты, опустошив сознание.
   — Я пытался, Кулейн. У меня ничего не получилось.
   — Мне на это потребовалось тридцать лет, Туро.
   Не надейся преуспеть за несколько часов.
   Солнце лило золотые лучи, и события ночи казались неизмеримо далекими. Лейта еще спала. Воин Тумана выглядел осунувшимся и измученным. Серебро на его висках сверкало, точно снег на горных вершинах вдали. Под глазами у него были темные круги.
   — Эльдаред заручился помощью в Фераге, — сказал он. — Лишь кто-то там способен открыть Пустоту. Благодарю Источник Всего Сущего, что тебе было послано видение, но кто знает, чего ожидать теперь?
   Атроли, змеи, драконы, демоны — чудовища Тумана неисчислимы. И вина моя, так как я первый воспользовался плавающими вратами.
   — Каким образом? — спросил Туро.
   — Когда я вел исениев Будикки против римлян, на перехват нам из Эборакума вышел знаменитый Девятый легион, чтобы мы оказались в ловушке между ними и Пауллинием. Но я послал Туман, они вошли в него и исчезли из истории.
   — Легендарный Девятый, — прошептал Туро. — Его судьба никому не ведома.
   — Да, никому. В том числе и мне. Они погибли вдали от друзей, родных и даже родной земли.
   — Пять тысяч человек! — сказал Туро. — Такая грозная сила!
   — Я ни за что бы не поступил так снова… но кто-то сделал так.
   — А кто имеет такую власть?
   — Мэдлин. Я. Возможно, нас наберется десяток.
   Но это предполагает отсутствие разума и воображения в сотнях тысяч миров внутри миров, из которых слагается Туман. Возможно, кто-то нашел новый путь.
   — Что я мог бы сделать? Я не хочу просто ждать здесь, пока они меня не отыщут, и подвергать опасности тебя и Лейту.
   — Ты должен найти меч своего отца и свое предназначение.
   — Найти?.. Но его увлекла в глубину озера призрачная рука. Мне нет туда пути.
   — Будь бы это так просто! Но меч не в озере — я его искал там. Нет, он в Тумане, и надо отправиться туда, чтобы найти его.
   — Ты сказал, что внутри Тумана — тысячи миров.
   Как мы узнаем, где искать?
   — Между тобой и мечом есть связь. Мы выберем путь наугад и увидим, куда он нас приведет.
   — Прости меня, но особой надежды это не внушает.
   Кулейн усмехнулся.
   — Я буду с тобой, Туро. Хотя да — это то же, что искать нужный камешек в осыпи. Но все-таки лучше, чем ждать здесь, пока демоны не нанесут удар, верно?
   — Когда мы отправимся в путь?
   — Завтра. Прежде я должен подготовить тропу.
   — И мы проведем еще ночь, ожидая воров душ?
   — Да. Но теперь у нас есть преимущество. Мы знаем, что они явятся.
   — Преимущество не слишком большое.
   — Возможно, столь же малое, как различие между жизнью и смертью..

Глава 9

   Прасамаккуса обрадовали слезы, которые обильно проливала Хельга у всех на глазах, когда он сел на могучего вороного жеребца, которого выбрал утром в конюшне Викторина. Не годится воину отправляться на опасное дело, если любящая жена не устроит ему таких проводов. Удача улыбнулась ему, ибо Мэдлин вынужден был прождать пять недель, после того как с помощью волшебства узнал, что все проходы в Каледонских горах занесены снегом. Прасамаккус использовал эту отсрочку с толком: узнал Хельгу, а она его. К счастью, им обоим понравилось то, что они открыли друг в друге. Грифон купил им дом на окраине Калькарии за десятую долю цены, поскольку владелец был напуган надвигающейся войной. Позади белого домика был кое-как огороженный лошадиный загон и два поля, сулившие неплохие урожаи.
   Теперь Прасамаккус наклонился с седла.
   — Уймись, женщина! — сказал он. — Веди себя пристойно.
   Но слезы продолжали катиться по щекам Хельги.
   Прасамаккус со счастливым сердцем ехал рядом с волшебником по направлению к кольцу камней над Эборакумом.
   А вот Мэдлин далеко не был счастлив, глядя на вестника-телохранителя, которого посылал к Туро. Худощавый светловолосый калека, несомненно, был умен, но совсем не воин. Да и можно ли ему доверять?
   Бриганта не трогали сомнения, которые он читал на угрюмом лице Мэдлина. Каледонские горы были почти безлюдны, а племя вакомагов, обитавшее в предгорьях, славилось дружелюбностью. Если повезет, на выполнение поручения уйдет шесть дней, а затем он мгновенно вернется в свой белый дворец. Он нервно покосился на небо. Да, он сохранял невозмутимость, но боги славятся умением читать в душах людей.
   От кольца сохранились только два щербатых монолита, и Прасамаккус встал там, где появился шесть недель назад и впервые увидел город-крепость.
   — Ты понял? Через шесть дней.
   — Да. Буду делать зарубки на палочке, — ответил Прасамаккус.
   — Не говори глупостей. Ты появишься над Пинната-Кастрой. В горах встретишь человека по имени Кулейн.
   Он высокого роста, с глазами цвета грозовых туч. Смотри не прогневи его. Он отведет тебя к принцу.
   — Грозовые глаза. Да, я готов.
   Пробормотав проклятие, Мэдлин достал желто-золотой камень и помахал им над головой. Кольцо заполнило золотое сияние.
   — Скачи на запад, — сказал волшебник, и Прасамаккус взобрался в седло и направил жеребца вперед.
   Конь шарахнулся и помчался прямо на самый большой камень. Прасамаккус зажмурился. В ноздри ему ударил горелый запах, словно сожгли масляную тряпку, в ушах у него закололо. Он открыл глаза, когда конь выбегал из кольца, в котором он убил атроля. Выхватив Вамеру из седельной сумки, он быстро надел тетиву и с сердитым ругательством повесил лук на край седла.
   — Колдун, а дурак, — сказал он. — Это же не то кольцо. Отсюда до Каледонских гор ехать и ехать!