Геммел Дэвид. Полуночный Сокол

   Наконец он увидел, как они прогуливаются по разбитому на террасе саду. Бран чем-то озабочен, его красивое лицо хмурилось, когда он слушал собеседника. Фиаллах казался старше, желтые длинные волосы посеребрила седина. Оказаться возле них было так приятно, и только сейчас Бануин понял, как соскучился по горам и дому. Ему хотелось подслушать их разговор, но он решил, что это будет слишком грубо, и приказал духу вернуться в тело. Бануин открыл глаза и увидел, что над ним склонился темноволосый Маро.
   — Я думал, ты потерял сознание, — сказал он, — с тобой все в порядке?
   — Все хорошо.
   — Когда ты не вернулся, мы решили, что произошло худшее. Потом появился Сенкра и рассказал, как ты заступился за него перед самим Наладемусом. Это прекрасный поступок, Бануин.
   — Сенкра был невиновен. Я просто объяснил это Наладемусу.
   — Герои всегда приуменьшают свои подвиги, — сказал Маро. — По крайней мере так говорит мой отец. Пойдем в библиотеку. Там ты сможешь рассказать обо всех своих приключениях.
 
   Бендегит Бран встал перед императором и низко поклонился, грузный Фиаллах, стоявший позади него, сделал то же самое. Выпрямившись, Бран кивнул, и Фиаллах выступил вперед, держа в руках деревянный ларец, украшенный изящной резьбой.
   — Мой король посылает вам приветствия, — объявил Бран, — и небольшой подарок.
   Джасарей, восседавший на золотом троне, подозвал чужеземца поближе. Бран заметил, что три стражника в серебряных доспехах, стоявшие у трона, напряглись, готовые при первых же признаках опасности броситься на защиту. «Неудивительно», — подумал Бран. Фиаллах был крупным мужчиной, в его свирепых глазах горела давняя и общеизвестная ненависть к Городу. Однако сам Джасарей не проявлял ни малейших признаков напряжения. Фиаллах приподнял крышку ларца. Внутри на бархатной подушечке лежал великолепный кинжал с серебряным лезвием и золотым эфесом, инкрустированным бледно-голубыми самоцветами. Эфес украшал огромный черный опал в виде головы пантеры. Джасарей потянулся к шкатулке и вынул кинжал. Брану показалось, что в руке старика оружие выглядело неестественно, и внезапно он понял, почему его когда-то называли Профессором. Джасарей меньше всего походил на императора-воина — худощав, немного сутул, с редеющими волосами и длинным аскетическим лицом. Его можно было принять за философа или профессора, но никак не за самого прославленного генерала Города.
   — Кинжал просто великолепен, — сказал Джасарей Брану, начисто игнорируя Фиаллаха, — пожалуйста, передайте вашему брату Коннавару мою благодарность.
   Бран заглянул в глаза императору и почувствовал леденящий страх — таким пронизывающим взглядом обладал Джасарей.
   — Мой король велел передать, что он до сих пор с глубокой теплотой вспоминает время, проведенное с вами в Пердийской кампании. Он также надеется, что вы в добром здравии.
   — Я чувствую себя превосходно, лорд Бран, и, насколько понимаю, лучше, чем ваш брат. Как его раны?
   — Не думал, что новости разлетаются так быстро, ваше величество. Коннавар вполне здоров, его раны поверхностные. Убийцам, однако, повезло меньше: троих Коннавар убил, а четвертый был пойман и допрошен.
   Хотите сказать, его пытали? — переспросил Джасарей, внимательно рассматривая кинжал.
   Нет, ваше величество. Мы позвали жреца, который поговорил с задержанным и добился от него правды.
   — Ах, правды, и какова была правда?
   — Его и других нанял купец, чтобы убить короля.
   — Хитрые твари эти купцы, — проговорил Джасарей, положив кинжал в ларец, — их интересуют только деньги. Король, наверное, отказал им в какой-нибудь просьбе.
   — Нам это еще предстоит установить, ваше величество. Купец переправился через море и укрылся в Городе.
   — Вы должны сообщить его имя, и я прослежу, чтобы он был найден и предстал перед судом. — Джасарей поднялся. — Мои люди проводят вас и вашего помощника в покои, где, если желаете, вы сможете принять ванну. После обеда вы оба будете моими гостями на стадионе Палантес, а позже мы вернемся к политике.
   — Благодарю вас, ваше величество, — ответил Бран и еще раз поклонился.
   Он подождал, пока Джасарей покинет тронный зал. Один из охранников взял ларец с кинжалом, а другой провел их с Фиаллахом в отведенные им покои. Едва закрылась дверь, Бран упал в кресло, а Фиаллах снял плащ и растянулся на диване.
   — Холодный человек, — по-кельтонски сказал Фиаллах.
   — Да, и очень хитрый. Когда мы заговорили о купце, он никак не отреагировал, возможно, он ничего и не знает.
   Фиаллах промолчал. Брат Солтайс предупреждал их обоих, что за стенами могут быть скрытые комнаты, где таятся шпионы, записывающие каждое слово беседы.
   Большая комната выходила в сад, и Бран позвал Фиаллаха его осмотреть. Оказавшись на улице, они прошлись по петляющей, аккуратно мощенной дорожке, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться цветами. Бран огляделся, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.
   — Ты держался великолепно, дружище, — похвалил он.
   — Наверное, со старостью наконец приходит и мудрость, — ответил Фиаллах, но глаза его гневно сверкали.
   — Они слышали о тебе и твоих подвигах. Скорее всего они также знают, какой у тебя характер, поэтому очень важно, чтобы ты не реагировал на их… выходки.
   — Знаю, Бран. Клянусь Таранисом, ты твердишь это всю дорогу!
   Бран улыбнулся:
   — Ты прав, извини меня. Интересно, будет ли на следующей встрече Наладемус.
   — Меня не очень волнует, кто там будет, — проговорил Фиаллах. — Я по-прежнему не понимаю, зачем Конн принял это приглашение. Ведь нас вполне могут взять в заложники.
   Бран кивнул, они пошли по дорожке дальше и увидели искусственный пруд, над которым изогнулся деревянный мостик. Бран облокотился на перила и взглянул на свое отражение в стоячей воде. Как и Фиаллаху, ему не нравилась эта поездка. Он сильно скучал по Гвен и сыновьям. Думал о них постоянно, гадая, научился ли маленький Оррин ездить верхом и поправился ли его старший сын Руатайн. Мальчик рос таким слабым! Брат Солтайс хорошо его лечил, но Бран понимал, что любое осложнение может стать роковым.
   — Мы не можем не принять приглашение, — сказал им Коннавар. — Это будет выглядеть как проявление враждебности и слабости. Очевидно, Джасарею что-то от нас нужно. Выясните это и немедленно сообщите мне.
   — А почему не едет Крыло? — спросил Бран об их брате, называя его по имени духа — Крыло-над-Водой. — Он красноречив и поездка в Город ему понравится. У него нет ни жены, ни детей, он постоянно твердит, что ему скучно.
   — Для этого задания больше подходишь ты, Бран, возьмешь с собой Фиаллаха.
   Бран был удивлен, о жгучей ненависти Фиаллаха к Городу и всему, что с ним связано, знали все.
   — А это их не обидит, брат? После битвы на Когденовом поле Фиаллах отрезал головы тридцати офицерам Города и, наколов их на пики, поставил вдоль границы. Брат Солтайс утверждает, что в Городе известны только два риганта — ты и Фиаллах.
   — Поэтому он и должен ехать, — сказал Коннавар, — но насчет двух имен ты не прав. Есть и третье. Многие купцы, ищущие нашего расположения, рассказывают о воине-риганте, который сражается на аренах Города.
   Бран и сам слышал подобные истории, но никогда не говорил об этом с Коннаваром.
   — Хочешь, чтобы я с ним встретился?
   — Нет, он сам выбрал путь в жизни, совершенно неразумный путь.
   — Мне он нравится, — сказал Бран.
   Глаза Коннавара сузились, и он взглянул на Брана, пытаясь прочесть в его глазах осуждение. Потом он вздохнул, и на его лице появилось затравленное выражение, которое Бран так часто видел после смерти Таэ.
   — Я тоже мог бы любить его, — вымолвил он наконец, — но он — живое напоминание об одной из моих ошибок. Если бы я мог повернуть время вспять, то многое сделал бы по-другому. Я бы отвез Таэ к озеру и не стал бы воевать спаннонами.
   — Знаешь, Конн, я никак не пойму. Ты мой брат, и я тебя люблю. Но сколько можно вынашивать эту боль? Найди себе жену, которая родит сыновей. Это нужно не только тебе, но и народу. Нам нужен наследник, Конн.
   Коннавар улыбнулся:
   — Ты мой наследник, Бран, а потом — твои сыновья. Он подошел к окну и стал смотреть на легкие облака, отбрасывающие пестрые тени на склоны гор.
   — Ты мог бы позвать Бэйна домой, — сказал Бран. Коннавар обернулся, его лицо перекосилось от гнева.
   — Не желаю больше это обсуждать.
   — Слушаюсь, ваше величество.
   Коннавар тут же раскаялся:
   — Прости меня, брат, я надеялся, что за все эти годы боль поутихнет, но она словно язва на душе.
   — Черт побери, Конн, ты тоже прости. Я больше не буду тебя мучить. Как ты думаешь, чего от нас хочет Джасарей?
   — Трудно сказать. У Джасарея много проблем. Война на востоке означает, что в Городе почти не осталось верных ему войск. Брат Солтайс говорит, что в Городе сейчас больше рыцарей, чем солдат. Джасарей, очевидно, верит в преданность Наладемуса, и, возможно, не зря. Но политическая ситуация может быстро измениться. Прибытие послов ригантов вызовет переполох и, возможно, изменит отношение к восточной кампании. В общем, я не знаю, брат.
   — Бран находился в Городе уже десять дней и вместе с Фиаллахом жил на вилле на юге Города, ожидая приглашения Джасарея. Приглашение поступило, но переговоры так и не состоялись.
   — По дорожке к ним бежал слуга.
   — Купальня готова, господа, — объявил он. — Вашу одежду уже принесли с виллы, я имел смелость отдать ваши вещи в стирку, и теперь они сохнут.
   — Спасибо, — отозвался Бран.
   Купальня была сорок футов длиной, а в неглубокой ванне могло поместиться двадцать человек. Бран и Фиаллах разделись и залезли теплую, напоенную благовониями воду. Фиаллах сделал вдох, нырнул и тут же всплыл, отплевываясь, вода лилась ручьями с волос и седеющих усов.
   Бран захихикал:
   — Кажется, твое отношение к ненавистному Городу изменилось.
   — Купание облегчает боль в спине, — объяснил Фиаллах, — я уже не так молод и здоров.
   Они с удовольствием отдохнули еще немного, а потом подошли слуги с горячими полотенцами. Риганты выбрались из ванны, вытерлись и прошли в массажную комнату, где их поджидали два крепких юнца.
   Бран лег на живот и почувствовал, как ему на спину налили теплого масла. Под опытными пальцами массажиста его затекшие плечи и шея тут же расслабились. Он посмотрел на Фиаллаха, лежащего неподалеку с закрытыми глазами. Когда массаж был окончен, масло аккуратно соскребли с тел закругленными скребками из слоновой кости. Фиаллах и Бран встали, оделись и вернулись в свои покои, где ждала еда: несколько видов холодного отварного мяса, сладкие пирожные и кувшины с водой и вином. Они поели и стали ждать вызова к Джасарею.
   — Город мог бы быть довольно приятным местом, — заметил Фиаллах.
   Открылась дверь, и вошли два стражника в серебряных доспехах.
   — Карета подана, — проговорил один из них, взгляд и тон его выражали полнейшее презрение,
   Фиаллах поднялся, подошел к стражнику и взглянул ему прямо в глаза.
   — Непостижимо! — сказал он, обращаясь к Брану. — Помнишь первого солдата Города, которого я убил ударом копья в голову? Так вот, голова была точно такой же, хотя я думаю, у этого шея потолще. Наверное, для такой шеи понадобится дополнительный удар.
   Стражник побледнел и облизнул губы.
   — Не бойся, малый, — милостиво улыбнулся Фиаллах, — сегодня я в хорошем настроении.
 
   Хорат низко поклонился, когда император и его свита вошли в королевскую ложу и заняли места. Солнце ярко светило, и стадион был практически полон — двенадцать тысяч зрителей собрались посмотреть смертельный поединок.
   Хорат подвел императора к высокому креслу с бархатным сиденьем. С Джасареем пришли два чужеземца: один красивый, безусый, с золотыми волосами, другой — огромный, с длинными висячими усами. Вид громилы устрашал, голые руки сплошь покрывали шрамы.
   «Из него вышел бы отличный гладиатор», — подумал Хорат.
   Вошли шесть стражников в серебряных доспехах и встали за креслом императора. Джасарей сел, откинулся на мягкую подушку и взглянул на Хората.
   — Прекрасно выглядите, молодой человек, — похвалил он.
   Благодарю вас, ваше величество. Своим присутствием вы делаете честь цирку Оссиан.
   — Позвольте представить моих гостей. Это Бендегит Бран, лорд из племени ригантов и его помощник, Фиаллах.
   — Рад познакомиться, господа, — поприветствовал Хорат, отвесив неглубокий поклон, — пришли поболеть за соотечественника?
   Оба риганта недоуменно посмотрели на собеседника.
   — Сегодня сражается Бэйн, — поспешно объяснил Хорат, — Он прекрасный воин, гладиатор номер семь и украшение вашего цирка. Он встречается с Дэксом из цирка Палантес. Дэкс — гладиатор номер четыре, так что поединок обещает быть незабываемым. Если желаете сделать ставку, то, надеюсь, вы поставите на наш цирк.
   Бендегит Бран покачал головой и переглянулся с Фиаллахом.
   — Ну, желаю хорошо отдохнуть, господа.
   Хорат низко поклонился Джасарею и ушел на свое место.
   Каждую минуту он бросал тревожные взгляды на дверь. В королевскую ложу были приглашены Наладемус и лорд Волтан, но они так и не ответили на приглашение, Несмотря на это, для них приготовили кресла, и именно тут и появилась проблема. Наладемус — крупный мужчина, и для него нужно большое кресло. Сложность состояла в том, что император попросил прямое кресло с одной-единственной подушкой, а Хорат не мог посадить Наладемуса в лучшее, чем у императора, кресло, поэтому в глубине ложи он поставил широкий диван. Это, к сожалению, означало, что Наладемус в случае прихода будет вынужден сидеть за Джасареем и его гостями. Хората утешала мысль, что старейшина болен, поэтому вряд ли появится.
   Раздался звук фанфар, и на арену въехали шесть всадников на белых лошадях и выстроились по периметру. Толпа зааплодировала, и лошади одновременно встали на дыбы. Затем, построив лошадей в ряд, всадники стали прыгать с одной на другую, приземляясь легко и точно. Под конец они снова оседлали лошадей и ускакали с арены под восторженный рев толпы. Хорат посмотрел на ригантов. Они сидели с пустыми, ничего не выражающими лицами, сложив руки на груди. Тут открылась задняя дверь, и Хорат тихо выругался.
   Городской старейшина Наладемус вошел, опираясь на золотой посох. Хорат вскочил на ноги.
   — Добро пожаловать, господин, — проговорил он, — ваше присутствие — большая честь для нас.
   Наладемус кивнул и бросил взгляд на диван. Джасарей поднялся.
   — Рад видеть тебя, мой друг, — тепло проговорил он, — прошу, сядь со мной. Хорат, велите принести еще один стул.
   Хорат выскочил из ложи, подозвал слуг и дал им указания. Через мгновение принесли резное позолоченное кресло, которое было выше и глубже императорского.
   — На этом кресле следует сидеть вам, ваше величество, — заметил Наладемус, когда кресло поставили возле Джасарея.
   — Ерунда, дружище! Ты был болен, а твое здоровье важнее мелких условностей. Садись и устраивайся поудобнее.
   Наладемус поклонился и тяжело опустился в золоченое кресло.
   Хорат с облечением вздохнул и вернулся на место. Наладемуса представили гостям, и вскоре вся ложа стала следить за происходящим на арене. За конными акробатами следовала охота на львов. На арену выпустили двух львов, а затем выехали два всадника, вооруженные луками. Первого льва убили быстро, но второй, озверев от ран, напал на всадника. Лошадь встала на дыбы и сбросила седока. Через мгновение на него кинулся лев, когти и острые зубы вонзились в спину неудачливого охотника. Льва испугал оглушительный рев толпы, он отвернул огромную голову от жертвы, и в ту самую секунду второй всадник послал ему в сердце стрелу.
   Зрители оглушительно закричали, на арену выбежали рабы и унесли изувеченного всадника со стадиона. Затем убрали и тела львов, а слуги с ведрами песка и большими граблями засыпали кровавые следы.
   — Охотники очень отважны, — обратился Хорат к Бендегиту Брану.
   — Львов морили голодом, — возразил Бран, — они практически истощены.
   Улыбнувшись, Хорат оглядел зрителей, которых собралось на две тысячи больше, чем три недели назад. Цирк Оссиан уже близок к тому, чтобы стать самым прибыльным в Городе. «Для Палантеса это, должно быть, ужасно», — подумал Хорат. Такой успех пришел отчасти благодаря чужестранцу Бэйну, который очень понравился зрителям, но в основном благодаря влиянию Свирепого, который теперь тренировал гладиаторов, постепенно наращивая нагрузку, развивая их силу и скорость. Поражение гладиатора цирка Оссиан стало теперь редкостью.
   Трубы проиграли сигнал к перерыву, зрители поднялись и пошли в большую комнату, где было накрыто двадцать столов с едой и прохладительными напитками. Наладемус завел разговор с Бендегитом Браном, а Джасарей — с Фиаллахом. Хорат прохаживался неподалеку от молчаливых стражников, выстроившихся у двери.
   — Насколько я знаю, у вас есть дети, — сказал Наладемус Брану.
   — Да, трое, — ответил Бран, — одни мальчики, самому младшему нет и четырех месяцев.
   — Дети наше будущее, — проговорил старейшина, — их нужно холить и лелеять.
   — Правильно, — согласился Бран и просветлел, — так здорово смотреть, как они растут и меняются! У вас есть дети?
   — К сожалению, нет, монашество требует полного воздержания от всех мирских желаний. Я очень об этом сожалею. И наверное, оттого всегда радуюсь семейному счастью других.
   Хорат поспешил отойти подальше — от велеречивости Наладемуса его просто тошнило. В комнату вошел еще кто-то, и стражники расступились. Это был высокий широкоплечий мужчина в серебристо-черных доспехах. Хорат поспешил навстречу.
   — Лорд Волтан, большое спасибо, что нашли время прийти. Своим присутствием вы оказали цирку Оссиан большую честь.
   — Принесите вина, — попросил высокий воин.
   — Конечно, — ответил Хорат, продолжая улыбаться. Наполнив кубок, Хорат понял, что атмосфера в комнате изменилась, и взглянул на бывшего гладиатора. Стражники заметно волновались и выглядели неуверенно, а император внимательно посмотрел на Волтана и неспешно подошел к нему. На секунду Хорат подумал, что Волтан не собирается кланяться, но тут он склонил голову. Джасарей подозвал капитана охраны.
   — Лорд Волтан — мой старый и верный друг, — начал Джасарей. — Судя по пыли на одежде, он очень сюда спешил, поэтому я прощаю ему то, что он предстал передо мной вооруженным. Спеша засвидетельствовать мне свое почтение, он, вероятно, позабыл про меч. Но по какой же причине вы позволили ему пройти?
   — Простите, ваше величество, — пробормотал капитан, — больше это не повторится.
   — Конечно, не повторится, ты уволен со службы, будь добр, доложи об этом командиру.
   — Слушаюсь, ваше величество, — низко кланяясь, пробормотал капитан и попятился к выходу.
   — Прежде чем ты уйдешь, — остановил его Джасарей, — будь так добр, забери оружие, о котором мы говорили.
   На какую-то долю секунды Хорату показалось, что Волтан занес меч над императором, но тут же вернул его в нормальное положение и отдал разжалованному капитану, который поспешно покинул комнату. Хорат подал Волтану кубок с вином, который тот принял без слова благодарности. Наладемус представил Волтана гостям, и Хорат увидел, как взгляд рыцаря остановился на могучем Фиаллахе.
   — Ах да, — проговорил Волтан, — вы сражались на Когденовом поле, я слышал о вас. Вы, случайно, не тот генерал, который отрубал пленным офицерам головы и, нанизав на колья, ставил вдоль ценийской границы?
   — Он самый, — ответил Фиаллах.
   — Очень мудрое решение, — похвалил Джасарей. — Страх — мощное оружие на войне. Поставив головы вдоль границы, вы ясно выразили свою позицию и в то же время испугали врага. А теперь давайте подкрепимся, пока не началась главная часть программы.
 
   — Бэйн недовольно ворчал, пока Телорс осматривал рану. Кровь все еще сочилась из десятисантиметрового пореза на левом боку.
   — Ребро сломано, — объявил Телорс, — тебе повезло, Бэйн.
   — Да уж, действительно повезло, — проговорил Бэйн и поморщился, когда Телорс вытирал кровь.
   — Ты был очень небрежен, — отчитывал Свирепый, — я столько времени потратил, наблюдая за Дэксом, и говорил тебе не раз, что контратакует он мгновенно! Ты хоть читал заметки, которые я тебе вчера дал?
   — Читал, — соврал Бэйн, — но ведь я не проиграл, а Дэкс мертв, не так ли?
   — Да, он мертв, — согласился Свирепый, — но сломать ребра и выпотрошить внутренности мог бы и соперник посильнее, например, Бракус.
   Вдруг Бэйн рассмеялся:
   — Ты ведь никогда не бываешь доволен, правда? После предыдущего поединка ты сказал, что если я и с Дэксом буду драться так же, он мгновенно отрежет мне голову, а еще раньше ты пугал меня Кепсусом. Однако сегодня оба мертвы.
   — Нужно стремиться к совершенству, парень.
   — Никто не может стать совершенным, — возразил Телорс, — и ты это знаешь, Ванни.
   Свирепый вздохнул:
   — Если бы можно было достичь совершенства, то не стоило бы и стараться. Нужно стремиться к самому высокому результату. — Он взглянул на Бэйна. — Большую часть поединка ты провел хорошо — прекрасная работа ног, отличная концентрация. Но с самого начала он ставил тебе ловушки и наносил ложные удары. Тебя спасла только скорость, но даже так он смог сломать тебе ребро. Будь удар чуть сильнее, и он бы проткнул тебе легкое.
   Телорс достал небольшой кожаный мешочек с лекарствами, вынул серповидную иглу и темную нить. Ему никак не удавалось вдеть нитку в иголку, и Бэйну пришлось ему помочь.
   — Глаза начинают меня подводить, — проворчал Телорс.
   — Стареешь, — сказал Свирепый.
   — Я на десять лет моложе тебя! — возмутился Телорс.
   — Правда, — улыбнулся Свирепый и сел рядом с Бэйном, — не обращай на меня внимания, парень. Ты сильно меня напугал, на секунду я даже подумал, что тебе конец.
   — Я тоже так подумал, — признался Бэйн, — ты прав, я был недостаточно аккуратен. Но, понимаешь, когда я увидел Бендегита Брана и Фиаллаха рядом с императором. — Бэйн выругался, когда Теллорс затянул первый стежок.
   — Не бойся, маленький воин, — с улыбкой сказал Телорс. Свирепый похлопал Бэйна по плечу:
   — Ну, теперь ты гладиатор номер четыре и почти в пике формы. Молодец, Бэйн.
   — Я уже готов?
   — Сразиться с Волтаном? Думаю, еще нет. Спроси меня через три месяца. Если победишь Бракуса, мы вернемся к этому разговору.
   — Я обещал подождать два года и сдержал слово.
   — Еще три месяца, — попросил Свирепый, — дай мне три месяца, и я приму решение.
   Телорс закончил зашивать рану и обрезал нитку. Бэйн опустил руку.
   — Что тебя тревожит, Свирепый? Скажи мне правду.
   — Для откровений нужен подходящий момент, а он еще не наступил. А теперь тебе стоит смыть с себя пот и кровь — ты приглашен на встречу с императором и его гостями.
   — Не уверен, что хочу пойти, — заявил Бэйн.
   — У тебя нет выбора, парень.
   Бэйн поднялся и, миновав оружейную, прошел в купальню. Телорс тут же отложил иголку.
   — В чем дело, Ванни?
   — Парень хорош, очень хорош. Он смелый, быстрый, отважный, но к встрече с Волтаном не готов.
   — Почему ты ему так и не скажешь?
   — Бессмысленно, друг. Рано или поздно он все равно сразится с ним. Не хочу вселять в него неуверенность.
   — Возможно, ты не прав, Ванни.
   — Будем надеяться.
   — А меня пригласили на встречу с императором?
   — Кому нужна такая старая развалина? — засмеялся Свирепый.
   Телорс захихикал и стал чистить шлем и меч Бэйна, чтобы потом убрать вместе с остальной амуницией. Через минуту вернулся Бэйн. Его светлые волосы были зачесаны назад и убраны в хвост. Он надел голубую тунику, серые лосины и краги мягчайшей кожи. На поясе с серебряной каймой висел нож с рукояткой из рога.
   — Нож придется оставить, — сказал Свирепый, — тебя не пропустят к императору с оружием,
   Бэйн отстегнул нож и отдал Телорсу, затем они со Свирепым вышли из оружейной, поднялись на второй этаж и вышли на трибуны. Расходились последние зрители, и Бэйн со Свирепым стали подниматься к королевской ложе. Несколько зрителей узнали Бэйна и приветствовали его, он улыбался и махал в ответ.
   У входа в ложу их ждал стражник в серебряных доспехах, который обыскал их и провел внутрь. Второй стражник провел по коридору через обеденный зал в большую комнату. Выложенный мозаикой пол украшали дорогие ковры, а вдоль стен стояли двенадцать красивых диванов. Император полулежал на диване у высокого окна в виде арки из цветного стекла. По разные стороны от него сидели Бендегит Бран и Фиаллах. На диване напротив расположился крупный мужчина в малиновой мантии, большую голову окружала грива белых волос, а позади стоял Волтан.
   Сердце Бэйна бешено забилось, а рука инстинктивно потянулась к пустым ножнам. Свирепый схватил его за руку.
   — Поклонись императору! — прошептал он.
   У Бэйна дрожали руки, но огромным усилием воли он заставил себя сделать шаг вперед и низко поклониться императору.
   — Мне казалось, тебе будет приятно встретиться с земляками во время их визита в Город, — проговорил Джасарей.