Страница:
Она обернулась, перехватила его взгляд, и он чуть не попятился, таким ледяным взглядом она ему ответила. Но он только улыбнулся и поклонился ей. Она вошла в дверь и подошла к Мейсону.
— Скейс здесь? — спросила она тихо, хрипловато, почти шепотом.
Мейсон прокашлялся.
— Еще нет, фрей Шаразад. Не обождете ли его в зале?
— Нет. Скажи ему, что мы встретимся в обычном месте. Сегодня вечером.
Она повернулась на каблуках и вышла из гостиницы.
— Красивая женщина, — заметил Шэнноу.
— У меня от нее волосы дыбом встают, — сказал Мейсон с ухмылкой. — Понять не могу, откуда она. Приехала вчера на жеребце восемнадцати ладоней в холке, не меньше. А одежда… юбка же просто чудо! Как они добиваются такого мерцания?
— Понятия не имею, — сказал Шэнноу. — Я уеду завтра. Сколько я вам должен?
— Я же сказал вам, Шэнноу, никакой платы. И так будет, если вы когда-нибудь вернетесь.
— Не думаю, что я вернусь. Но все равно спасибо.
— А вы слышали про целителя?
— Нет.
— Вроде бы караван поразила чума, а этот человек пришел из Пустоши с Камнем Даниила. И исцелил всех. Жаль, что я этого не видел. Про Камни Даниила я уже слышал, а вот видеть не видел. А вам доводилось?
— Да, я их видел, — ответил Шэнноу. — А как он выглядит, этот целитель?
— Высокий, широк в плечах и с бородой, черней которой и быть не может. Не руки — ручищи. Как у кулачного бойца.
Шэнноу вернулся в свою комнату и снова сел в кресло у окна. Золотоволосая женщина смотрела с неприкрытой ненавистью именно на такого человека. Он покачал головой.
"Тебе-то какое дело, Шэнноу?»
Завтра Долина Паломника останется далеко позади.
20
21
— Скейс здесь? — спросила она тихо, хрипловато, почти шепотом.
Мейсон прокашлялся.
— Еще нет, фрей Шаразад. Не обождете ли его в зале?
— Нет. Скажи ему, что мы встретимся в обычном месте. Сегодня вечером.
Она повернулась на каблуках и вышла из гостиницы.
— Красивая женщина, — заметил Шэнноу.
— У меня от нее волосы дыбом встают, — сказал Мейсон с ухмылкой. — Понять не могу, откуда она. Приехала вчера на жеребце восемнадцати ладоней в холке, не меньше. А одежда… юбка же просто чудо! Как они добиваются такого мерцания?
— Понятия не имею, — сказал Шэнноу. — Я уеду завтра. Сколько я вам должен?
— Я же сказал вам, Шэнноу, никакой платы. И так будет, если вы когда-нибудь вернетесь.
— Не думаю, что я вернусь. Но все равно спасибо.
— А вы слышали про целителя?
— Нет.
— Вроде бы караван поразила чума, а этот человек пришел из Пустоши с Камнем Даниила. И исцелил всех. Жаль, что я этого не видел. Про Камни Даниила я уже слышал, а вот видеть не видел. А вам доводилось?
— Да, я их видел, — ответил Шэнноу. — А как он выглядит, этот целитель?
— Высокий, широк в плечах и с бородой, черней которой и быть не может. Не руки — ручищи. Как у кулачного бойца.
Шэнноу вернулся в свою комнату и снова сел в кресло у окна. Золотоволосая женщина смотрела с неприкрытой ненавистью именно на такого человека. Он покачал головой.
"Тебе-то какое дело, Шэнноу?»
Завтра Долина Паломника останется далеко позади.
20
Шаразад сидела одна на плоском камне, залитом светом луны. День принес нечаянную радость: Нои-Хазизатра здесь, в проклятом краю варваров. Его бегство из Эда служило постоянным источником ярости, и царь остался крайне недоволен. Семь ее Кинжалов были посажены на кол после того, как с них содрали кожу, а она заметно утратила благоволение царя. Но теперь — да славится Велиал! — корабельный мастер вновь почти у нее в руках. Ее мысли обратились к мужчине, который уставился на нее в дверях лачуги, которая тут считается гостиницей. Что-то в нем ее встревожило. Назвать его красивым было нельзя, но и некрасивым тоже. И глаза! Давным-давно у нее был любовник с такими же глазами. Гладиатор, непревзойденно владевший искусством убивать людей. Не в этом ли дело? И варвар опасен?
Из-за деревьев донесся скрип колес, и, поднявшись на гребень холма, она поглядела вниз на двух мужчин на козлах фургона. Один был молод и красив, второй — в годах и лысоватый. Она подождала, чтобы они приблизились, а тогда вышла на тропу.
Лысоватый изо всей мочи натянул вожжи, поставил несуразный тормоз и спустился на тропу.
— Добрый вечер, фрей, — сказал он, разминая затекшую спину. — А вы точно хотите, чтобы мы разгрузились здесь?
— Да, — ответила она. — Именно здесь. А где Скейс?
— Он приехать не смог, — сказал молодой. — Я вместо него. Я Стейнер.
"К чему мне твое имя!» — подумала Шаразад, а вслух распорядилась:
— Разгрузите фургон и откройте первый ящик. Стейнер отвязал оседланную лошадь от заднего бортика фургона и отвел ее на несколько шагов назад. Потом вместе с лысоватым начал стаскивать на землю тяжелые ящики. Лысоватый достал нож и отодрал крышку одного. Шаразад подошла ближе, наклонилась, сдернула промасленную обертку и вытащила короткоствольное ружье.
— Покажи мне, как оно действует! — потребовала она. Лысоватый вскрыл пачку патронов и вложил два в патронное окно.
— Они входят вот сюда. До десяти штук. Их удерживает пружина. Беретесь вот тут, — сказал он, ухватывая выемку ложа под стволом, — и нажимаете разок. Теперь патрон занял свое место, курок взведен, и ружье готово к выстрелу. Нажимаете на спусковой крючок, производите выстрел, пустая гильза выбрасывается, и ее место занимает новый патрон.
— Хитроумно, — признала Шаразад. — Но, как ни грустно, это последняя партия. Больше ружей нам не требуется. Мы будем делать собственные.
— Мне-то что грустить! — сказал лысоватый. — Мне-то какая разница?
— А разница есть, — сказала она с улыбкой и взмахнула рукой. Из кустов вокруг них поднялись двенадцать Кинжалов с пистолетами.
— Господи Иисусе, — прошептал лысоватый. — Дьявол! Что это за твари?
Рептилии двинулись вперед. При виде демонических чудовищ Клем окаменел от ужаса позади фургона, потом попятился к своей лошади.
— Убейте их! — приказала Шаразад. Клем бросился ничком, перекатился и вскочил, уже стреляя. Две рептилии свалились на землю. Снова затрещали выстрелы, вокруг распростертого тела Клема взметывались облачка пыли. Его лошадь в ужасе рванулась с места, но Клем, когда она пробегала мимо, стремительно ухватился за луку седла и, полуповиснув, полуволочась по траве, оказался среди деревьев, а вокруг свистели пули.
— Найдите его! — распорядилась Шаразад, и шестеро рептилий неуклюжей рысью скрылись в темноте. Шаразад обернулась к лысоватому, который все эти минуты стоял точно прикованный к месту. Ее рука нырнула в складки золотистой юбки и извлекла маленький камень, темно-красный в черных прожилках.
— Ты знаешь, что это? — спросила она. Он покачал головой. — Это Кровь-Камень. Он способен творить чудеса, но его надо кормить. Ты накормишь мой Кровь-Камень?
— Бог мой! — прошептал он, пятясь от серебряного пистолета, который достала Шаразад, как зачарованный глядя в черное дуло.
— Меня удивляет, почему величайшие умы Атлантиды не изобрели подобной милой игрушки. Такая чистая, такая смертоносная, такая бесповоротная!
— Прошу вас, фрей. У меня жена… дети. Я же никогда не делал вам ничего плохого…
— Ты оскорбляешь меня, варвар, уже тем, что существуешь. — Пистолет замер, и пуля пробила ему сердце. Он упал на колени, потом вытянулся на земле лицом вниз. Шаразад перевернула его на спину носком сапога и положила Кровь-Камень ему на грудь. Черные прожилки сузились и исчезли.
Она села возле трупа, закрыла глаза и сосредоточилась на своей победе. В ее сознании сложился образ, и она увидела Нои-Хазизатру — безоружного, словно просящего, чтобы его схватили. Но между ней и желанной местью возникла черная тень. Лицо было неясным пятном, но она сосредоточилась еще больше и узнала человека из «Отдыха путника», но только теперь глаза у него были языками пламени, а его руки держали змей с острыми клыками, несущими смерть. Удерживая этот образ, она воззвала к своему повелителю, и у нее в сознании появилось его лицо.
"Что тебя тревожит, Шаразад?»
"Взгляни, Владыка, на этот образ. Что он означает?»
"Огненные глаза показывают, что он беспощадный враг, змеи показывают, что в его руках есть сила. А позади него стоит отступник, посмевший пророчить?»
"Да, Владыка. Он здесь, в этом нелепом мире».
"Захвати его. Я хочу, чтобы он был у меня. Ты поняла, Шаразад?»
"Да, Владыка. Но скажи мне, почему мы не имеем больше дела со Скейсом? Я думала, их ружья будут нам полезны».
"Я открыл врата в другие миры, куда более могущественные. От твоего варварского царства очень мало толка. Если желаешь, возьми десять центурий Кинжалов и науськай их на кровь варваров. Да, Шаразад, сделай так, если это доставит тебе удовольствие».
Его лицо исчезло. Десять центурий Кинжалов! Никогда еще она не командовала таким их числом. О, и будет большим удовольствием составить план битвы, а потом насладиться громом выстрелов, воплями умирающих. Быть может, если она отличится, то получит командование над людьми, а не над этими мерзкими чешуйчатыми тварями из-за врат. Погрузившись в мечты, она не услышала дальние выстрелы.
Клем Стейнер получил две пули. На груди расплывалось красное пятно, а левая нога горела огнем — по краям рваной раны с кровью смешивался пот. Лошадь под ним убили, однако он сумел попасть по крайней мере в одну из преследовавших его тварей.
"Во имя дьявола, кто они?»
Укрываясь за большим камнем, Клем углубился в лес на Склоне. Он было подумал, что это люди в масках, но теперь его разбирали сомнения. И они так стремительны! Мелькали перед ним с быстротой, на какую люди не способны. Облизнув губы, он затаил дыхание и прислушался. Услышал вздохи ветра в листве над головой, а слева — журчание ручья. Справа возникла черная тень, он перекатился через бок, и выстрелил. Пуля вошла рептилии под нижнюю челюсть, пронизала череп насквозь, и тварь упала рядом с ним. Ее лапы судорожно дергались. Клем в ужасе уставился на серую чешую и панцирь из черной кожи. Рука твари завершалась четырьмя толстыми трехсуставными пальцами.
"Иисусе! Да это же демоны! — подумал он. — На меня охотятся демоны!»
Он с трудом подавил панику и заложил в пистолет последние патроны. Потом забрал оружие рептилии и привалился спиной к камню. Рана на груди была под самой ключицей, и он с надеждой подумал, что пуля, возможно не задела легкого. «Конечно, не задела, дурень! Ты же не харкаешь кровью!»
Однако его одолевала слабость. Глаза у него закрылись, но он тут же открыл их. «Надо идти! Спастись!» И пополз. Но потеря крови совсем лишила его сил, и через несколько шагов он утратил способность двигаться. Позади послышался шорох, он попытался перекатиться, но нога в сапоге пнула его в бок, и поднятый пистолет вылетел из его руки. Потом он почувствовал, что его волокут вниз по склону. Тут боль исчезла, и он потерял сознание.
Боль заставила его очнуться, и он обнаружил, что раздет донага и привязан к дереву. Вокруг мертвой твари, которую он убил на склоне, сидели четыре рептилии. Он увидел, как одна взяла зазубренный нож, рассекла грудь трупа и вытащила сердце. Клема одолевала тошнота, но он не мог отвести глаз от происходящего. Рептилии запели — их свистящее шипение отдавалось эхом в деревьях. Затем первая разрезала сердце на четыре куска, остальные три взяли по куску сердца и съели их.
Потом опустились на колени возле трупа, и каждая прикоснулась к нему лбом. Наконец, они встали и повернулись к своему связанному пленнику. Клем посмотрел в их золотые глаза с узкими вертикальными зрачками, потом на зазубренные ножи в их руках.
Не видать Клему Стейнеру ни блеска славы, ни восхищенных взглядов! Не ждут его ни сокровища, ни влюбленные женщины. Его охватил гнев, и он забился в веревках, которые врезались ему в тело. Рептилии двинулись к нему.
"Вот, — произнес голос, и, поглядев вправо, Клем увидел Йона Шэнноу. Солнце светило Иерусалимцу в спину, и виден был только его силуэт. Голос был низким, властным, и рептилии остановились, уставившись на пришельца. — Вот идет буря Господня с яростью, буря грозная, и падет на главу нечестивых».
Наступила тишина. Шэнноу стоял неподвижно, и утренний ветерок играл полами его длинной куртки.
Одна из рептилий опустила нож, шагнула вперед, и раздался ее шипящий голос:
— Ты призззрак или сссмертный? Шэнноу не ответил, и рептилии сбились в кружок, перешептываясь. Затем вожак направился к Иерусалимцу.
— Я чую зззапах твоей крови, — прошипел Кинжал. — Ты Сссмертный!
— Я смерть, — сказал Шэнноу.
— Твои ссслова иссстинны, — сказал вожак после паузы. — У нассс нет ссстраха, но мы понимаем много такого, чего люди не зззнают. Ты тот, как ты и сссказал, и твоя сссила коссснулась нассс. Этот день твой. Но будут другие дни. Ходи ссс оглядкой, Носсситель Сссмерти.
Вожак сделал знак остальным Кинжалам, потом повернулся на каблуках и удалился размашистым подпрыгивающим шагом.
Время для Клема остановилось, а Шэнноу словно бы превратился в статую.
— Помоги мне! — позвал раненый. Иерусалимец медленно подошел к дереву и присел на корточки. Клем поглядел ему в глаза. — Я обязан тебе жизнью, — прошептал он.
— Ты мне ничем не обязан, — сказал Шэнноу, разрезал веревки и заткнул раны в груди и ноге Клема. Потом помог ему одеться и подвел его к черному жеребцу.
— Их еще много, Шэнноу. И я не знаю, где они.
— Довлеет дневи злоба его, — сказал Взыскующий Иерусалима, подсаживая Клема в седло, потом сел сам позади него и направил жеребца в холмы.
Когда Сзшарк и его три товарища выбежали на лужайку, Шаразад оглянулась, подняла руку и поманила высокого Кинжала к себе. Он подошел и слегка поклонился.
— Вы нашли его?
— Нашшшли.
— И убили?
— Нет. Другой потребовал его сссебе. Шаразад подавила гнев. Сзшарк был вождем этих тварей, первым, кто из рептилий дал клятву верности царю.
— Объясни! — потребовала она.
— Мы взззяли его жжживым, как ты сссказззала. Потом явилась тень. Высссокий воин. Сссолнце сссветило ему в ссспину. Он сссказззал ссслова сссилы.
— Но это был человек, так?
— Человек, да.
— Он вступил в бой? Что произошло? Что?
— Беззз боя. Он Сссмерть, Зззлатовлассска. В нем сссила, мы почувссствовали ее.
— Вы просто ушли и оставили его? Это трусость, Сзшарк!
Его клинообразная голова наклонилась набок, большие золотистые глаза впились в нее.
— Это ссслово для человеков. Мы не зззнаем ссстраха, Златоввлассска. Но умирать просссто так не подобает.
— Откуда вы знали, что умрете? Вы ведь не попытались сразиться с ним. У вас же есть пистолеты, верно?
— Писсстолеты! — брезгливо повторил Сзшарк. — Громкий шшшум. Убивают очень далеко. Где чесссть. Мы Кинжалы. Этот человек. Это сссила. На нем писсстолеты. Но он не берет их в руки. Понимаешшшь?
— Я все понимаю. Собери двадцать воинов и отыщи его. Он мне нужен. Возьми его. Ты понял это?
Сзшарк кивнул и отошел от нее. Она не поняла и никогда не поймет. Носитель Смерти мог бы выстрелить в них в любую минуту, а вместо этого только произнес слова силы. Он дал им выбор: жизнь или смерть. Вот так просто. Какое разумное существо не выбрало бы жизни? Сзшарк обвел взглядом стоянку. Его воины ждали его приказа.
Он отобрал двадцать и следил, как они побежали в лес.
Шаразад снова подозвала его к себе.
— Почему ты не с ними? — спросила она.
— Я дал ему этот день, — сказал он и отошел. Он чувствовал, как его хлещут волны ее гнева, ощущал ее желание всадить пулю ему в спину. И ушел к ручью, сел на землю, опустил голову в воду, наслаждаясь прохладным спокойствием Подповерхности.
Когда в джунгли явился со своими легионами царь Атлантиды, руазши сражались так, что остановили их наступление. Однако Сзшарк увидел неизбежный конец: руазшей было слишком мало, чтобы противостоять мощи Атлантиды. И он отправился один к царю.
"Зачем ты пришел?» — спросил царь, сидевший перед своим походным шатром.
"Убить тебя или ссслужить тебе», — ответил Сзшарк.
"Какой ты сделаешь выбор?» — спросил царь.
"Уже сссделал».
Царь кивнул, лицо у него растянулось, зубы оскалились.
"Так покажи мне», — сказал он.
Сзшарк опустился на колени и протянул царю свой кривой кинжал. Монарх взял его и прижал острие к горлу Сзшарка.
"Теперь как будто и я могу выбрать одно из двух».
"Нет, — сказал Сзшарк, — только одно».
Рот царя открылся, и рептилию ошеломили вырвавшиеся оттуда лающие звуки. В дальнейшем Сзшарку предстояло узнать, что эти звуки были смехом и что у людей они означают хорошее настроение. От Шаразад он их слышал очень редко. Только если кто-нибудь умирал.
Теперь, когда он вынул голову из воды, в его сознании заплескались волны тихой музыки. И он ответил на Зов:
"Говори, мой брат, мой сын», — отозвалось на музыку его сознание.
Из кустов вышел Кинжал и скорчился на земле, избегая взгляда Сзшарка. Музыка в сознании Сзшарка утратила мягкость, и туда проник язык руазшей.
— Златовласка хочет напасть на дома людей, обрабатывающих землю. Ее мысли легко читать. Но там почти нет воинов, Сзшарк! Зачем мы здесь? Или мы оскорбили царя?
— Царь — Великая Сила, мой сын. Но его люди боятся нас. А теперь мы… всего лишь игрушки делящей с ним ложе. Она жаждет крови. Но мы дали клятву царю и обязаны повиноваться. Люди, обрабатывающие землю, должны умереть.
— Это нехорошо, Сзшарк. — Музыка снова изменилась. — Почему Истинноговоривший не убил нас? Мы недостойны его умения?
— Ты прочел его мысли. У него не было нужды убивать нас.
— Мне не нравится этот мир, Сзшарк. Я хотел бы вернуться домой.
— Мы никогда не вернемся домой, мой сын. Но царь обещал никогда больше не открывать врата. И Семя в безопасности, пока мы остаемся заложниками.
— Златовласка нас ненавидит. Она постарается, чтобы мы все погибли. Съесть наши сердца и дать нам жизнь будет некому. И я уже больше не могу чувствовать души моих братьев по ту сторону врат.
— И я не могу. Но они там, и они носят наши души. Мы не можем умереть.
— Идет Златовласка! — Кинжал быстро вскочил и скрылся в кустах.
Сзшарк встал и поглядел на женщину. Ее уродливость вызывала тошноту, но он замкнул свое сознание, сосредоточился на грубой людской речи.
— Чего ты хочешшшь? — спросил он.
— Тут поблизости есть селение. Я хочу, чтобы оно было уничтожено.
— Как прикажешшшь, — сказал он.
Из-за деревьев донесся скрип колес, и, поднявшись на гребень холма, она поглядела вниз на двух мужчин на козлах фургона. Один был молод и красив, второй — в годах и лысоватый. Она подождала, чтобы они приблизились, а тогда вышла на тропу.
Лысоватый изо всей мочи натянул вожжи, поставил несуразный тормоз и спустился на тропу.
— Добрый вечер, фрей, — сказал он, разминая затекшую спину. — А вы точно хотите, чтобы мы разгрузились здесь?
— Да, — ответила она. — Именно здесь. А где Скейс?
— Он приехать не смог, — сказал молодой. — Я вместо него. Я Стейнер.
"К чему мне твое имя!» — подумала Шаразад, а вслух распорядилась:
— Разгрузите фургон и откройте первый ящик. Стейнер отвязал оседланную лошадь от заднего бортика фургона и отвел ее на несколько шагов назад. Потом вместе с лысоватым начал стаскивать на землю тяжелые ящики. Лысоватый достал нож и отодрал крышку одного. Шаразад подошла ближе, наклонилась, сдернула промасленную обертку и вытащила короткоствольное ружье.
— Покажи мне, как оно действует! — потребовала она. Лысоватый вскрыл пачку патронов и вложил два в патронное окно.
— Они входят вот сюда. До десяти штук. Их удерживает пружина. Беретесь вот тут, — сказал он, ухватывая выемку ложа под стволом, — и нажимаете разок. Теперь патрон занял свое место, курок взведен, и ружье готово к выстрелу. Нажимаете на спусковой крючок, производите выстрел, пустая гильза выбрасывается, и ее место занимает новый патрон.
— Хитроумно, — признала Шаразад. — Но, как ни грустно, это последняя партия. Больше ружей нам не требуется. Мы будем делать собственные.
— Мне-то что грустить! — сказал лысоватый. — Мне-то какая разница?
— А разница есть, — сказала она с улыбкой и взмахнула рукой. Из кустов вокруг них поднялись двенадцать Кинжалов с пистолетами.
— Господи Иисусе, — прошептал лысоватый. — Дьявол! Что это за твари?
Рептилии двинулись вперед. При виде демонических чудовищ Клем окаменел от ужаса позади фургона, потом попятился к своей лошади.
— Убейте их! — приказала Шаразад. Клем бросился ничком, перекатился и вскочил, уже стреляя. Две рептилии свалились на землю. Снова затрещали выстрелы, вокруг распростертого тела Клема взметывались облачка пыли. Его лошадь в ужасе рванулась с места, но Клем, когда она пробегала мимо, стремительно ухватился за луку седла и, полуповиснув, полуволочась по траве, оказался среди деревьев, а вокруг свистели пули.
— Найдите его! — распорядилась Шаразад, и шестеро рептилий неуклюжей рысью скрылись в темноте. Шаразад обернулась к лысоватому, который все эти минуты стоял точно прикованный к месту. Ее рука нырнула в складки золотистой юбки и извлекла маленький камень, темно-красный в черных прожилках.
— Ты знаешь, что это? — спросила она. Он покачал головой. — Это Кровь-Камень. Он способен творить чудеса, но его надо кормить. Ты накормишь мой Кровь-Камень?
— Бог мой! — прошептал он, пятясь от серебряного пистолета, который достала Шаразад, как зачарованный глядя в черное дуло.
— Меня удивляет, почему величайшие умы Атлантиды не изобрели подобной милой игрушки. Такая чистая, такая смертоносная, такая бесповоротная!
— Прошу вас, фрей. У меня жена… дети. Я же никогда не делал вам ничего плохого…
— Ты оскорбляешь меня, варвар, уже тем, что существуешь. — Пистолет замер, и пуля пробила ему сердце. Он упал на колени, потом вытянулся на земле лицом вниз. Шаразад перевернула его на спину носком сапога и положила Кровь-Камень ему на грудь. Черные прожилки сузились и исчезли.
Она села возле трупа, закрыла глаза и сосредоточилась на своей победе. В ее сознании сложился образ, и она увидела Нои-Хазизатру — безоружного, словно просящего, чтобы его схватили. Но между ней и желанной местью возникла черная тень. Лицо было неясным пятном, но она сосредоточилась еще больше и узнала человека из «Отдыха путника», но только теперь глаза у него были языками пламени, а его руки держали змей с острыми клыками, несущими смерть. Удерживая этот образ, она воззвала к своему повелителю, и у нее в сознании появилось его лицо.
"Что тебя тревожит, Шаразад?»
"Взгляни, Владыка, на этот образ. Что он означает?»
"Огненные глаза показывают, что он беспощадный враг, змеи показывают, что в его руках есть сила. А позади него стоит отступник, посмевший пророчить?»
"Да, Владыка. Он здесь, в этом нелепом мире».
"Захвати его. Я хочу, чтобы он был у меня. Ты поняла, Шаразад?»
"Да, Владыка. Но скажи мне, почему мы не имеем больше дела со Скейсом? Я думала, их ружья будут нам полезны».
"Я открыл врата в другие миры, куда более могущественные. От твоего варварского царства очень мало толка. Если желаешь, возьми десять центурий Кинжалов и науськай их на кровь варваров. Да, Шаразад, сделай так, если это доставит тебе удовольствие».
Его лицо исчезло. Десять центурий Кинжалов! Никогда еще она не командовала таким их числом. О, и будет большим удовольствием составить план битвы, а потом насладиться громом выстрелов, воплями умирающих. Быть может, если она отличится, то получит командование над людьми, а не над этими мерзкими чешуйчатыми тварями из-за врат. Погрузившись в мечты, она не услышала дальние выстрелы.
Клем Стейнер получил две пули. На груди расплывалось красное пятно, а левая нога горела огнем — по краям рваной раны с кровью смешивался пот. Лошадь под ним убили, однако он сумел попасть по крайней мере в одну из преследовавших его тварей.
"Во имя дьявола, кто они?»
Укрываясь за большим камнем, Клем углубился в лес на Склоне. Он было подумал, что это люди в масках, но теперь его разбирали сомнения. И они так стремительны! Мелькали перед ним с быстротой, на какую люди не способны. Облизнув губы, он затаил дыхание и прислушался. Услышал вздохи ветра в листве над головой, а слева — журчание ручья. Справа возникла черная тень, он перекатился через бок, и выстрелил. Пуля вошла рептилии под нижнюю челюсть, пронизала череп насквозь, и тварь упала рядом с ним. Ее лапы судорожно дергались. Клем в ужасе уставился на серую чешую и панцирь из черной кожи. Рука твари завершалась четырьмя толстыми трехсуставными пальцами.
"Иисусе! Да это же демоны! — подумал он. — На меня охотятся демоны!»
Он с трудом подавил панику и заложил в пистолет последние патроны. Потом забрал оружие рептилии и привалился спиной к камню. Рана на груди была под самой ключицей, и он с надеждой подумал, что пуля, возможно не задела легкого. «Конечно, не задела, дурень! Ты же не харкаешь кровью!»
Однако его одолевала слабость. Глаза у него закрылись, но он тут же открыл их. «Надо идти! Спастись!» И пополз. Но потеря крови совсем лишила его сил, и через несколько шагов он утратил способность двигаться. Позади послышался шорох, он попытался перекатиться, но нога в сапоге пнула его в бок, и поднятый пистолет вылетел из его руки. Потом он почувствовал, что его волокут вниз по склону. Тут боль исчезла, и он потерял сознание.
Боль заставила его очнуться, и он обнаружил, что раздет донага и привязан к дереву. Вокруг мертвой твари, которую он убил на склоне, сидели четыре рептилии. Он увидел, как одна взяла зазубренный нож, рассекла грудь трупа и вытащила сердце. Клема одолевала тошнота, но он не мог отвести глаз от происходящего. Рептилии запели — их свистящее шипение отдавалось эхом в деревьях. Затем первая разрезала сердце на четыре куска, остальные три взяли по куску сердца и съели их.
Потом опустились на колени возле трупа, и каждая прикоснулась к нему лбом. Наконец, они встали и повернулись к своему связанному пленнику. Клем посмотрел в их золотые глаза с узкими вертикальными зрачками, потом на зазубренные ножи в их руках.
Не видать Клему Стейнеру ни блеска славы, ни восхищенных взглядов! Не ждут его ни сокровища, ни влюбленные женщины. Его охватил гнев, и он забился в веревках, которые врезались ему в тело. Рептилии двинулись к нему.
"Вот, — произнес голос, и, поглядев вправо, Клем увидел Йона Шэнноу. Солнце светило Иерусалимцу в спину, и виден был только его силуэт. Голос был низким, властным, и рептилии остановились, уставившись на пришельца. — Вот идет буря Господня с яростью, буря грозная, и падет на главу нечестивых».
Наступила тишина. Шэнноу стоял неподвижно, и утренний ветерок играл полами его длинной куртки.
Одна из рептилий опустила нож, шагнула вперед, и раздался ее шипящий голос:
— Ты призззрак или сссмертный? Шэнноу не ответил, и рептилии сбились в кружок, перешептываясь. Затем вожак направился к Иерусалимцу.
— Я чую зззапах твоей крови, — прошипел Кинжал. — Ты Сссмертный!
— Я смерть, — сказал Шэнноу.
— Твои ссслова иссстинны, — сказал вожак после паузы. — У нассс нет ссстраха, но мы понимаем много такого, чего люди не зззнают. Ты тот, как ты и сссказал, и твоя сссила коссснулась нассс. Этот день твой. Но будут другие дни. Ходи ссс оглядкой, Носсситель Сссмерти.
Вожак сделал знак остальным Кинжалам, потом повернулся на каблуках и удалился размашистым подпрыгивающим шагом.
Время для Клема остановилось, а Шэнноу словно бы превратился в статую.
— Помоги мне! — позвал раненый. Иерусалимец медленно подошел к дереву и присел на корточки. Клем поглядел ему в глаза. — Я обязан тебе жизнью, — прошептал он.
— Ты мне ничем не обязан, — сказал Шэнноу, разрезал веревки и заткнул раны в груди и ноге Клема. Потом помог ему одеться и подвел его к черному жеребцу.
— Их еще много, Шэнноу. И я не знаю, где они.
— Довлеет дневи злоба его, — сказал Взыскующий Иерусалима, подсаживая Клема в седло, потом сел сам позади него и направил жеребца в холмы.
Когда Сзшарк и его три товарища выбежали на лужайку, Шаразад оглянулась, подняла руку и поманила высокого Кинжала к себе. Он подошел и слегка поклонился.
— Вы нашли его?
— Нашшшли.
— И убили?
— Нет. Другой потребовал его сссебе. Шаразад подавила гнев. Сзшарк был вождем этих тварей, первым, кто из рептилий дал клятву верности царю.
— Объясни! — потребовала она.
— Мы взззяли его жжживым, как ты сссказззала. Потом явилась тень. Высссокий воин. Сссолнце сссветило ему в ссспину. Он сссказззал ссслова сссилы.
— Но это был человек, так?
— Человек, да.
— Он вступил в бой? Что произошло? Что?
— Беззз боя. Он Сссмерть, Зззлатовлассска. В нем сссила, мы почувссствовали ее.
— Вы просто ушли и оставили его? Это трусость, Сзшарк!
Его клинообразная голова наклонилась набок, большие золотистые глаза впились в нее.
— Это ссслово для человеков. Мы не зззнаем ссстраха, Златоввлассска. Но умирать просссто так не подобает.
— Откуда вы знали, что умрете? Вы ведь не попытались сразиться с ним. У вас же есть пистолеты, верно?
— Писсстолеты! — брезгливо повторил Сзшарк. — Громкий шшшум. Убивают очень далеко. Где чесссть. Мы Кинжалы. Этот человек. Это сссила. На нем писсстолеты. Но он не берет их в руки. Понимаешшшь?
— Я все понимаю. Собери двадцать воинов и отыщи его. Он мне нужен. Возьми его. Ты понял это?
Сзшарк кивнул и отошел от нее. Она не поняла и никогда не поймет. Носитель Смерти мог бы выстрелить в них в любую минуту, а вместо этого только произнес слова силы. Он дал им выбор: жизнь или смерть. Вот так просто. Какое разумное существо не выбрало бы жизни? Сзшарк обвел взглядом стоянку. Его воины ждали его приказа.
Он отобрал двадцать и следил, как они побежали в лес.
Шаразад снова подозвала его к себе.
— Почему ты не с ними? — спросила она.
— Я дал ему этот день, — сказал он и отошел. Он чувствовал, как его хлещут волны ее гнева, ощущал ее желание всадить пулю ему в спину. И ушел к ручью, сел на землю, опустил голову в воду, наслаждаясь прохладным спокойствием Подповерхности.
Когда в джунгли явился со своими легионами царь Атлантиды, руазши сражались так, что остановили их наступление. Однако Сзшарк увидел неизбежный конец: руазшей было слишком мало, чтобы противостоять мощи Атлантиды. И он отправился один к царю.
"Зачем ты пришел?» — спросил царь, сидевший перед своим походным шатром.
"Убить тебя или ссслужить тебе», — ответил Сзшарк.
"Какой ты сделаешь выбор?» — спросил царь.
"Уже сссделал».
Царь кивнул, лицо у него растянулось, зубы оскалились.
"Так покажи мне», — сказал он.
Сзшарк опустился на колени и протянул царю свой кривой кинжал. Монарх взял его и прижал острие к горлу Сзшарка.
"Теперь как будто и я могу выбрать одно из двух».
"Нет, — сказал Сзшарк, — только одно».
Рот царя открылся, и рептилию ошеломили вырвавшиеся оттуда лающие звуки. В дальнейшем Сзшарку предстояло узнать, что эти звуки были смехом и что у людей они означают хорошее настроение. От Шаразад он их слышал очень редко. Только если кто-нибудь умирал.
Теперь, когда он вынул голову из воды, в его сознании заплескались волны тихой музыки. И он ответил на Зов:
"Говори, мой брат, мой сын», — отозвалось на музыку его сознание.
Из кустов вышел Кинжал и скорчился на земле, избегая взгляда Сзшарка. Музыка в сознании Сзшарка утратила мягкость, и туда проник язык руазшей.
— Златовласка хочет напасть на дома людей, обрабатывающих землю. Ее мысли легко читать. Но там почти нет воинов, Сзшарк! Зачем мы здесь? Или мы оскорбили царя?
— Царь — Великая Сила, мой сын. Но его люди боятся нас. А теперь мы… всего лишь игрушки делящей с ним ложе. Она жаждет крови. Но мы дали клятву царю и обязаны повиноваться. Люди, обрабатывающие землю, должны умереть.
— Это нехорошо, Сзшарк. — Музыка снова изменилась. — Почему Истинноговоривший не убил нас? Мы недостойны его умения?
— Ты прочел его мысли. У него не было нужды убивать нас.
— Мне не нравится этот мир, Сзшарк. Я хотел бы вернуться домой.
— Мы никогда не вернемся домой, мой сын. Но царь обещал никогда больше не открывать врата. И Семя в безопасности, пока мы остаемся заложниками.
— Златовласка нас ненавидит. Она постарается, чтобы мы все погибли. Съесть наши сердца и дать нам жизнь будет некому. И я уже больше не могу чувствовать души моих братьев по ту сторону врат.
— И я не могу. Но они там, и они носят наши души. Мы не можем умереть.
— Идет Златовласка! — Кинжал быстро вскочил и скрылся в кустах.
Сзшарк встал и поглядел на женщину. Ее уродливость вызывала тошноту, но он замкнул свое сознание, сосредоточился на грубой людской речи.
— Чего ты хочешшшь? — спросил он.
— Тут поблизости есть селение. Я хочу, чтобы оно было уничтожено.
— Как прикажешшшь, — сказал он.
21
Шэнноу ехал осторожно, поддерживая раненого, и часто останавливался, оглядывая свой след. Признаков погони пока не было никаких, и Иерусалимец, направив коня выше в холмы, проехал по каменной осыпи, на которой не оставалось никаких отпечатков. Рана в груди Стейнера перестала кровоточить, но левая штанина намокла от крови. Он впал в бредовое полузабытье, прислоняясь головой к плечу Шэнноу.
— Я же нечаянно, пап… — прошептал он.. — Я не хотел… Не бей меня, пап! — Стейнер заплакал. Тихо, ритмично, безнадежно всхлипывая.
Шэнноу остановил жеребца в неровном кольце валунов высоко на склоне, выходящем на Великую Стену. Поддерживая Стейнера, он спешился и положил молодого человека на землю. Стейнер был без сознания. Жеребец отошел в сторону и принялся щипать траву, а Шэнноу соорудил постель, накрыл Стейнера одеялом по пояс и, взяв нитку с иглой, зашил раны на ногах пистолетчика. Рваная дыра выходной раны встревожила его: пуля явно срикошетила от кости и разбилась. Шэнноу закрыл рану, как сумел, и оставил Стейнера лежать спокойно, а сам поднялся к гребню и оглядел местность внизу. Вдали он различил темные фигуры, рыскающие в поисках следа. Он знал, что опередил погоню на три часа, однако что толку, если на двоих только один конь, а один из двоих тяжело ранен?
Он прикинул, не повернуть ли назад в Долину Паломника, но отбросил эту мысль. Ему пришлось бы проскользнуть между рептилиями, и надеяться, что ему вновь повезет, было бы глупо.
Шэнноу уехал из городка на рассвете, но, услышав стрельбу, свернул на восток. Он увидел, как рептилии в черных панцирях подтащили бесчувственного Стейнера к дереву и раздели; он наблюдал, как они съели сердце своего мертвого товарища. Он никогда не видел ничего на них похожего и даже не слышал о подобных тварях. Странно, что они вот так внезапно появились в Долине Паломника. Местные легенды повествовали о чудовищных зверях За Стеной, которые ходят, как люди, но он ни разу не слышал упоминаний о чешуе или о том, что человеко-звери владеют оружием — а уж тем более примечательными адскими пистолетами.
Он перестал раздумывать над этой загадкой. Откуда они взялись, значения не имело. Они здесь, и встреча с ними неизбежна.
Стейнер снова заплакал во сне, Шэнноу подошел к нему и взял за руку.
— Все хорошо, малый. Ты в безопасности. Спи без тревог.
Но его слова не были услышаны, и Стейнер продолжал плакать.
— Не надо, пап! Не надо! Ну, прошу тебя! — По лицу Стейнера струился пот, оно стало землистым. Шэнноу накрыл раненого вторым одеялом и пощупал пульс. Пульс был неровным и слабым.
— У тебя две возможности, малый, — сказал Шэнноу, — жить или умереть. Выбор за тобой.
Он вернулся к гребню, тщательно следя, чтобы не показаться на фоне неба. Темные фигуры на востоке заметно приблизились, и Шэнноу насчитал их больше двадцати. Они медленно продвигались вперед врассыпную. Далеко на западе курился дымок — возможно, лагерного костра.
Стейнер не выдержал бы скачки, а остановить двадцать врагов Шэнноу никак не мог. Он почесал щетинистую щеку и попытался обдумать положение. Стейнер смолк, и он подошел к. нему. Раненый спал и пульс, у него стал лучше. Шэнноу вернулся к гребню и начал ждать.
Сколько раз, подумалось ему, он вот так ждал, пока враги подбирались к нему? Разбойники, зачинатели войн, охотники за людьми, зелоты и другие исчадия Ада — все они пытались убить Взыскующего Иерусалима.
Он вспомнил зелотов, фанатичных убийц, которых их Кровь-Камни наделяли особыми способностями, позволявшими духу воспарять к небу, вселяться в тела зверей и подчинять их своей воле. Один раз на Шэнноу напал лев, одержимый зелотом. Он тогда сорвался с обрыва и чуть не утонул в бешеном потоке.
А еще Хранители с их жутким оружием, заимствованным из Межвременья — ружья, которые выпускали в минугу сотню пуль, разрывавших человека в клочья.
Но никто не взял верха над Взыскующим Иерусалима.
Пендаррик, призрачный царь Атлантиды, объяснил Шэнноу, что он ролинд, воин особого склада, которого Бог одарил шестым чувством, предупреждающим об опасности. Но даже с помощью Пендаррика он чуть не погиб, сражаясь с Саренто, вождем Хранителей.
Как долго еще будет сопутствовать ему удача?
"Удача ли, Шэнноу?» Он взглянул на небо, безмолвно испрашивая прощения. Давным-давно, когда он был ребенком, старый учитель рассказал ему притчу.
Некий человек, чьи дни подошли к концу, оглянулся на прожитую жизнь и увидел свой след в ее песках. А рядом тянулся другой след, и он понял, что это был след Бога. А вглядевшись внимательнее, он увидел, что в самые тяжкие для него дни второй след исчезал. Он поглядел на Бога и спросил: «Почему ты покидал меня, когда я нуждался в тебе больше всего?» А Бог ответил: «Я никогда тебя не покидал, сын мой». Когда же человек спросил: «Но почему я вижу только один след?», Бог улыбнулся и ответил: «Потому что это были дни, когда я нес тебя на руках».
Шэнноу широко улыбнулся, вспомнив это время в старой школе, где он учился вместе со своим братом Даниилом. Сколько всяких историй рассказывал мистер Хиллель! И все они возвышали дух.
Фигуры на равнине подошли еще ближе. Шэнноу уже различал черные панцири, серую чешуйчатую кожу их треугольных морд. Он осторожно спустился к жеребцу, привязал его к камню, достал из седельной сумки запасные пистолеты и засунул их за пояс. Поднявшись к гребню, он оглядел склон, оценивая расстояния до возможных укрытий и выбирая наилучшие места для ведения огня.
И пожалел, что с ним нет Бетика. Этот великан, исчадие Ада, был прирожденным воином, бесстрашным и смертоносным. Вместе они ворвались в огромную каменную крепость, чтобы выручить друга. Бетик отправился в Новый Вавилон спасать Донну Тейбард и сразился с самим Дьяволом. Как он был сейчас нужен Шэнноу!
Передний Кинжал учуял след и махнул остальным. Они собрались тесной группой шагах в двухстах от холма и побежали вверх по склону. Шэнноу достал адские пистолеты и взвел курки.
В эту минуту с запада появились четверо всадников. Увидев рептилий, они натянули поводья, больше из любопытства, чем из страха. Одна из рептилий выстрелила, и всадник покачнулся в седле. Остальные трое ответили залпом, и Шэнноу воспользовался случаем, чтобы перекатиться через гребень и добежать до большого валуна на середине склона. Стрельба продолжалась. И он увидел, как упала лошадь, а всадник распластался на земле позади нее и принялся хладнокровно посылать в рептилий пулю за пулей. Четверо их валялось в траве, остальные побежали в поисках укрытия. Шэнноу вышел им навстречу, его пистолеты зарявкали, две рептилии опрокинулись, третья упала, хватаясь за горло. Это внезапное нападение ошеломило уцелевших: не выдержав, они обратились в бегство и помчались назад по равнине с неимоверной быстротой. Шэнноу выждал минуту, не спуская глаз с подстреленных рептилий. Внезапно одна приподнялась, поднимая пистолет… Шэнноу прострелил ей голову. Потом направился к всадникам. Двое были убиты, третий ранен. Четвертый стоял, прижимая ружье к груди. Светло-рыжий, широкое дружелюбное лицо, узкие глаза. Шэнноу узнал в нем одного из всадников, наблюдавших, как он вернул себе коня.
— Большое спасибо за помощь, Шэнноу, — сказал он, протягивая руку. — Друзья называют меня Быком.
— Рад познакомиться, Бык, — сказал Шэнноу, словно не заметив протянутой руки. — Вы подъехали как раз вовремя.
— Это как посмотреть, — заметил всадник, глядя на убитых товарищей. Раненый сидел на земле, прижимая ладонь к плечу и ругаясь.
— На холме еще один раненый, — сказал Шэнноу. — Может, поедешь в Долину Паломника, пришлешь фургон?
— Ладно. Но вроде бы гроза собирается. Так лучше бы ты его отвез в дом фрей Мак-Адам, мы как раз вчера его достроили. Все-таки у него будет крыша над головой и постель.
Бык объяснил Шэнноу, как ехать, а потом вместе с раненым товарищем направился на север. Шэнноу забрал оружие и патроны двух убитых, а потом вернулся к трупам рептилий и нагнулся, чтобы хорошенько их рассмотреть. Большие выпуклые глаза золотистого цвета, вертикальные овальные зрачки, как у кошек. Морды вытянуты, рты безгубые, усажены острыми зубами. Однако Шэнноу очень встревожило то, что на них всех были одинаковые панцири. Он вспомнил исчадий Ада. Нет, эти твари не хищники, убивающие каждый для себя. Они — часть войска, а это ничего хорошего не предвещало. Он забрал их оружие и спрятал за камнем. Вернувшись к гребню, он поднял Стейнера, водрузил его в седло, скатал одеяла, сел позади бесчувственного Стейнера и поехал к дому Бет Мак-Адам.
— Я же нечаянно, пап… — прошептал он.. — Я не хотел… Не бей меня, пап! — Стейнер заплакал. Тихо, ритмично, безнадежно всхлипывая.
Шэнноу остановил жеребца в неровном кольце валунов высоко на склоне, выходящем на Великую Стену. Поддерживая Стейнера, он спешился и положил молодого человека на землю. Стейнер был без сознания. Жеребец отошел в сторону и принялся щипать траву, а Шэнноу соорудил постель, накрыл Стейнера одеялом по пояс и, взяв нитку с иглой, зашил раны на ногах пистолетчика. Рваная дыра выходной раны встревожила его: пуля явно срикошетила от кости и разбилась. Шэнноу закрыл рану, как сумел, и оставил Стейнера лежать спокойно, а сам поднялся к гребню и оглядел местность внизу. Вдали он различил темные фигуры, рыскающие в поисках следа. Он знал, что опередил погоню на три часа, однако что толку, если на двоих только один конь, а один из двоих тяжело ранен?
Он прикинул, не повернуть ли назад в Долину Паломника, но отбросил эту мысль. Ему пришлось бы проскользнуть между рептилиями, и надеяться, что ему вновь повезет, было бы глупо.
Шэнноу уехал из городка на рассвете, но, услышав стрельбу, свернул на восток. Он увидел, как рептилии в черных панцирях подтащили бесчувственного Стейнера к дереву и раздели; он наблюдал, как они съели сердце своего мертвого товарища. Он никогда не видел ничего на них похожего и даже не слышал о подобных тварях. Странно, что они вот так внезапно появились в Долине Паломника. Местные легенды повествовали о чудовищных зверях За Стеной, которые ходят, как люди, но он ни разу не слышал упоминаний о чешуе или о том, что человеко-звери владеют оружием — а уж тем более примечательными адскими пистолетами.
Он перестал раздумывать над этой загадкой. Откуда они взялись, значения не имело. Они здесь, и встреча с ними неизбежна.
Стейнер снова заплакал во сне, Шэнноу подошел к нему и взял за руку.
— Все хорошо, малый. Ты в безопасности. Спи без тревог.
Но его слова не были услышаны, и Стейнер продолжал плакать.
— Не надо, пап! Не надо! Ну, прошу тебя! — По лицу Стейнера струился пот, оно стало землистым. Шэнноу накрыл раненого вторым одеялом и пощупал пульс. Пульс был неровным и слабым.
— У тебя две возможности, малый, — сказал Шэнноу, — жить или умереть. Выбор за тобой.
Он вернулся к гребню, тщательно следя, чтобы не показаться на фоне неба. Темные фигуры на востоке заметно приблизились, и Шэнноу насчитал их больше двадцати. Они медленно продвигались вперед врассыпную. Далеко на западе курился дымок — возможно, лагерного костра.
Стейнер не выдержал бы скачки, а остановить двадцать врагов Шэнноу никак не мог. Он почесал щетинистую щеку и попытался обдумать положение. Стейнер смолк, и он подошел к. нему. Раненый спал и пульс, у него стал лучше. Шэнноу вернулся к гребню и начал ждать.
Сколько раз, подумалось ему, он вот так ждал, пока враги подбирались к нему? Разбойники, зачинатели войн, охотники за людьми, зелоты и другие исчадия Ада — все они пытались убить Взыскующего Иерусалима.
Он вспомнил зелотов, фанатичных убийц, которых их Кровь-Камни наделяли особыми способностями, позволявшими духу воспарять к небу, вселяться в тела зверей и подчинять их своей воле. Один раз на Шэнноу напал лев, одержимый зелотом. Он тогда сорвался с обрыва и чуть не утонул в бешеном потоке.
А еще Хранители с их жутким оружием, заимствованным из Межвременья — ружья, которые выпускали в минугу сотню пуль, разрывавших человека в клочья.
Но никто не взял верха над Взыскующим Иерусалима.
Пендаррик, призрачный царь Атлантиды, объяснил Шэнноу, что он ролинд, воин особого склада, которого Бог одарил шестым чувством, предупреждающим об опасности. Но даже с помощью Пендаррика он чуть не погиб, сражаясь с Саренто, вождем Хранителей.
Как долго еще будет сопутствовать ему удача?
"Удача ли, Шэнноу?» Он взглянул на небо, безмолвно испрашивая прощения. Давным-давно, когда он был ребенком, старый учитель рассказал ему притчу.
Некий человек, чьи дни подошли к концу, оглянулся на прожитую жизнь и увидел свой след в ее песках. А рядом тянулся другой след, и он понял, что это был след Бога. А вглядевшись внимательнее, он увидел, что в самые тяжкие для него дни второй след исчезал. Он поглядел на Бога и спросил: «Почему ты покидал меня, когда я нуждался в тебе больше всего?» А Бог ответил: «Я никогда тебя не покидал, сын мой». Когда же человек спросил: «Но почему я вижу только один след?», Бог улыбнулся и ответил: «Потому что это были дни, когда я нес тебя на руках».
Шэнноу широко улыбнулся, вспомнив это время в старой школе, где он учился вместе со своим братом Даниилом. Сколько всяких историй рассказывал мистер Хиллель! И все они возвышали дух.
Фигуры на равнине подошли еще ближе. Шэнноу уже различал черные панцири, серую чешуйчатую кожу их треугольных морд. Он осторожно спустился к жеребцу, привязал его к камню, достал из седельной сумки запасные пистолеты и засунул их за пояс. Поднявшись к гребню, он оглядел склон, оценивая расстояния до возможных укрытий и выбирая наилучшие места для ведения огня.
И пожалел, что с ним нет Бетика. Этот великан, исчадие Ада, был прирожденным воином, бесстрашным и смертоносным. Вместе они ворвались в огромную каменную крепость, чтобы выручить друга. Бетик отправился в Новый Вавилон спасать Донну Тейбард и сразился с самим Дьяволом. Как он был сейчас нужен Шэнноу!
Передний Кинжал учуял след и махнул остальным. Они собрались тесной группой шагах в двухстах от холма и побежали вверх по склону. Шэнноу достал адские пистолеты и взвел курки.
В эту минуту с запада появились четверо всадников. Увидев рептилий, они натянули поводья, больше из любопытства, чем из страха. Одна из рептилий выстрелила, и всадник покачнулся в седле. Остальные трое ответили залпом, и Шэнноу воспользовался случаем, чтобы перекатиться через гребень и добежать до большого валуна на середине склона. Стрельба продолжалась. И он увидел, как упала лошадь, а всадник распластался на земле позади нее и принялся хладнокровно посылать в рептилий пулю за пулей. Четверо их валялось в траве, остальные побежали в поисках укрытия. Шэнноу вышел им навстречу, его пистолеты зарявкали, две рептилии опрокинулись, третья упала, хватаясь за горло. Это внезапное нападение ошеломило уцелевших: не выдержав, они обратились в бегство и помчались назад по равнине с неимоверной быстротой. Шэнноу выждал минуту, не спуская глаз с подстреленных рептилий. Внезапно одна приподнялась, поднимая пистолет… Шэнноу прострелил ей голову. Потом направился к всадникам. Двое были убиты, третий ранен. Четвертый стоял, прижимая ружье к груди. Светло-рыжий, широкое дружелюбное лицо, узкие глаза. Шэнноу узнал в нем одного из всадников, наблюдавших, как он вернул себе коня.
— Большое спасибо за помощь, Шэнноу, — сказал он, протягивая руку. — Друзья называют меня Быком.
— Рад познакомиться, Бык, — сказал Шэнноу, словно не заметив протянутой руки. — Вы подъехали как раз вовремя.
— Это как посмотреть, — заметил всадник, глядя на убитых товарищей. Раненый сидел на земле, прижимая ладонь к плечу и ругаясь.
— На холме еще один раненый, — сказал Шэнноу. — Может, поедешь в Долину Паломника, пришлешь фургон?
— Ладно. Но вроде бы гроза собирается. Так лучше бы ты его отвез в дом фрей Мак-Адам, мы как раз вчера его достроили. Все-таки у него будет крыша над головой и постель.
Бык объяснил Шэнноу, как ехать, а потом вместе с раненым товарищем направился на север. Шэнноу забрал оружие и патроны двух убитых, а потом вернулся к трупам рептилий и нагнулся, чтобы хорошенько их рассмотреть. Большие выпуклые глаза золотистого цвета, вертикальные овальные зрачки, как у кошек. Морды вытянуты, рты безгубые, усажены острыми зубами. Однако Шэнноу очень встревожило то, что на них всех были одинаковые панцири. Он вспомнил исчадий Ада. Нет, эти твари не хищники, убивающие каждый для себя. Они — часть войска, а это ничего хорошего не предвещало. Он забрал их оружие и спрятал за камнем. Вернувшись к гребню, он поднял Стейнера, водрузил его в седло, скатал одеяла, сел позади бесчувственного Стейнера и поехал к дому Бет Мак-Адам.