Страница:
Открыв их, он увидел, что стоит в той же самой комнате и смотрит на ту же панораму. Вот мраморные стены, а за ними город и порт — безмолвный, ждущий. Пожалуй, это его величайшее деяние как художника: он создал точную копию Эда в мире, где нет людей. И нет землетрясений, а только изобилие оленей, лосей и всяческих других прекрасных созданий природы.
Скоро он перенесет сюда всех своих подданных и создаст новую Атлантиду там, где никогда никакие враги не возьмут верха над ними, потому что там не будет других наций.
Он вернулся в свою комнату, подумал, не разбудить ли Шаразад для часа любовных ласк, потом отказался от этой мысли, все еще сердясь на ее глупость. Гибель Кинжалов его не трогала — рептилии ведь были просто орудием, и, как сказала Шаразад, потеря была легковозместимая. Но он не терпел сумбурности в мыслях, не выносил тех, кто был не способен найти или постичь простейшие стратегические ходы. Многие его полководцы приводили его в отчаяние. Они словно не понимали, что цель войны — победа, а не великие дорогостоящие сражения с изобилием героических подвигов с обеих, сторон. Добиться поражения врага изнутри. Сначала внушить ему, что его положение безнадежно, а затем нанести сокрушительный удар, пока он пребывает в растерянности. Однако, победив, будь великодушен с простым народом. Но разве полководцы это понимают?
Теперь для Атлантиды занималась новая заря. Царь увидел мир летающих машин и всяческих великих чудес. Пока связь остается зыбкой, но скоро он распахнет врата и пошлет лазутчиков вызнать все о новых врагах.
Его мысли вернулись к Шаразад. Мир, который открыла она, был недостоин внимания — за исключением оружия, называемого огнестрельным. Но теперь они ознакомились с пистолетами и ружьями, научились сами их изготовлять… и улучшать. Больше ничего интересного там нет. Тем не менее он разрешит Шаразад довести ее игру до конца. Еще остается слабая надежда, что она чему-то научится. А если нет, так остается плеть и ее восхитительно ублаготворяющие струны.
Впрочем, этот человек, Шэнноу, мимолетно его заинтересовал. Разумеется, Охотники убьют Иерусалимца, однако охота будет очень занимательной. Сколько их послать? Пять обеспечат полный успех. Один оставит шанс для Шэнноу… Так пусть их будет трое, решил царь. Но кого выбрать?
Магеллас? Бесспорно. Надменный, самоуверенный, он нуждается в трудном поручении. Линдьян? Он хладнокровен и поражает без промаха. Не тот, кого можно допускать к себе с каким бы то ни было оружием. Ну, и для большей пикантности — Родьол. Они с Магелласом ненавидят друг друга, постоянно стараются доказать свое превосходство. Для них это будет увлекательнейшее поручение. Огнестрельным оружием они научились владеть блистательно.
Вот и проверим, сумеют ли они воспользоваться своим новым умением против искусного врага.
Царь поднял свой Камень и сосредоточился на лице Шэнноу. Воздух перед ним разошелся, как занавес, и он увидел, что Иерусалимец взваливает мешок позади своего седла.
— Тебе угрожает большая опасность, Йон Шэнноу, — сказал царь. — Поберегись!
Шэнноу резко обернулся на призрачный голос, прозвучавший в его мыслях. Он выхватил пистолет, но стрелять было не в кого.
Прозвучал и замер эхом насмешливый смех.
25
26
Скоро он перенесет сюда всех своих подданных и создаст новую Атлантиду там, где никогда никакие враги не возьмут верха над ними, потому что там не будет других наций.
Он вернулся в свою комнату, подумал, не разбудить ли Шаразад для часа любовных ласк, потом отказался от этой мысли, все еще сердясь на ее глупость. Гибель Кинжалов его не трогала — рептилии ведь были просто орудием, и, как сказала Шаразад, потеря была легковозместимая. Но он не терпел сумбурности в мыслях, не выносил тех, кто был не способен найти или постичь простейшие стратегические ходы. Многие его полководцы приводили его в отчаяние. Они словно не понимали, что цель войны — победа, а не великие дорогостоящие сражения с изобилием героических подвигов с обеих, сторон. Добиться поражения врага изнутри. Сначала внушить ему, что его положение безнадежно, а затем нанести сокрушительный удар, пока он пребывает в растерянности. Однако, победив, будь великодушен с простым народом. Но разве полководцы это понимают?
Теперь для Атлантиды занималась новая заря. Царь увидел мир летающих машин и всяческих великих чудес. Пока связь остается зыбкой, но скоро он распахнет врата и пошлет лазутчиков вызнать все о новых врагах.
Его мысли вернулись к Шаразад. Мир, который открыла она, был недостоин внимания — за исключением оружия, называемого огнестрельным. Но теперь они ознакомились с пистолетами и ружьями, научились сами их изготовлять… и улучшать. Больше ничего интересного там нет. Тем не менее он разрешит Шаразад довести ее игру до конца. Еще остается слабая надежда, что она чему-то научится. А если нет, так остается плеть и ее восхитительно ублаготворяющие струны.
Впрочем, этот человек, Шэнноу, мимолетно его заинтересовал. Разумеется, Охотники убьют Иерусалимца, однако охота будет очень занимательной. Сколько их послать? Пять обеспечат полный успех. Один оставит шанс для Шэнноу… Так пусть их будет трое, решил царь. Но кого выбрать?
Магеллас? Бесспорно. Надменный, самоуверенный, он нуждается в трудном поручении. Линдьян? Он хладнокровен и поражает без промаха. Не тот, кого можно допускать к себе с каким бы то ни было оружием. Ну, и для большей пикантности — Родьол. Они с Магелласом ненавидят друг друга, постоянно стараются доказать свое превосходство. Для них это будет увлекательнейшее поручение. Огнестрельным оружием они научились владеть блистательно.
Вот и проверим, сумеют ли они воспользоваться своим новым умением против искусного врага.
Царь поднял свой Камень и сосредоточился на лице Шэнноу. Воздух перед ним разошелся, как занавес, и он увидел, что Иерусалимец взваливает мешок позади своего седла.
— Тебе угрожает большая опасность, Йон Шэнноу, — сказал царь. — Поберегись!
Шэнноу резко обернулся на призрачный голос, прозвучавший в его мыслях. Он выхватил пистолет, но стрелять было не в кого.
Прозвучал и замер эхом насмешливый смех.
25
Исход начался с рассветом. Пастырь и двадцать мужчин шли по сторонам людского потока, движущегося через долину к зияющему пролому, который землетрясение оставило в древней Стене. Пастырь держал короткоствольное ружье, а из-за, пояса его черного облачения торчали пистолеты. В паре уцелевших фургонов ехали самые маленькие дети, но остальные триста с лишним человек, оставшиеся в живых после нападения и присоединившиеся к ним фермеры и поселенцы из окрестностей, шли пешком в молчании, нервно поглядывая по сторонам. Все ждали новой атаки рептилий, и Пастырю стоило большого труда убедить их в необходимости покинуть ненадежное убежище в лесу.
Эдрик Скейс вернулся ночью с двумя фургонами, нагруженными съестными припасами и запасными ружьями. И предложил с тридцатью другими добровольцами устроить засаду во рву на северной опушке леса.
"Отчасти это моя вина, — сказал он Пастырю, прежде чем беженцы двинулись в путь. — Оружием этих Демонов снабдил я, да простит меня Бог!»
"Он привык прощать людей», — заверил его Пастырь. И теперь Пастырь истово молился на ходу:
"Господи, как ты вырвал избранных своих из когтей египтян, пребудь так с нами, пока идем мы через долину тени. И пребудь с нами, когда войдем мы в царство Великой Блудницы, которую, с твоего соизволения, я поражу и уничтожу вместе со всеми адскими зверями, над которыми она властвует».
Фургоны поднимали клубы пыли, и Пастырь, подбежав к ним, поручил детям брызгать водой на землю под колеса. В отдалении высилась Стена, но если их настигнут здесь, обороняться они не смогут. Он побежал к дозорным по сторонам.
— Что-нибудь заметили? — спросил он у Быка.
— Ничегошеньки, Пастырь. Но у меня такое чувство, будто я сижу на наковальне, а надо мной заносят молот. Понимаете? Если и спасемся от гадин, так укрыться-то нам придется на землях людей-львов.
— Бог пребудет с нами! — сказал Пастырь, старательно придав искренность своему голосу.
— Разве что, — пробормотал Бык. — Помощь нам не помешала бы… Э-эй? Еще уцелевшие!
Пастырь проследил направление его взгляда и увидел подъезжающий фургон. Он узнал Бет Мак-Адам на козлах. Рядом с ней сидел чернобородый мужчина. Помахав, чтобы они присоединились к колонне, он быстро направился к ним.
— Рад видеть, Бет, что у вас все хорошо, — сказал он.
— Лучше некуда, Пастырь! Едва я построила себе дом, как меня из него выгнала кучка ящериц. Хуже того: у меня в фургоне раненый, а тряска ему совсем не полезна.
— Через два часа, даст Бог, мы будем За Стеной. И там сможем обороняться.
— Ну да. От ящериц. А как насчет других зверюг? Пастырь пожал плечами.
— На все воля Божья. Вы не познакомите меня с вашим другом?
— Это Нои, Пастырь. Он исцелил караван и тоже служитель Бога — ну, просто мне от них деваться некуда!
Нои слез с козел и потянулся. Пастырь протянул ему руку, Нои ее потряс, и они отошли вместе.
— Вы недавно в этих местах, менхир? — осведомился Пастырь.
— И да, и нет, — ответил Нои. — Я уже побывал тут… очень давно. И многое изменилось.
— Вы что-нибудь знаете про земли За Стеной?
— Боюсь, очень мало. Там есть город — очень древний город. Прежде он назывался Эд. И славился дворцами и храмами.
— Теперь там обитают адские звери и Дьявол, — сказал Пастырь. — Их зло поймало Меч Божий в ловушку на небе. Мое упование уничтожить их зло и освободить Меч.
Нои промолчал. Когда его дух воспарил из его тела, он осмотрел и город, но не обнаружил никаких следов зверей или демонов.
Они присоединились к вооруженным дозорным сбоку от колонны, и вскоре Пастырь, устав молчать, отошел от Нои, который шагал, погруженный в свои мысли. Как может человек, дивился он, проповедующий веру во Всемогущего Бога, — как он может питать столь неколебимое убеждение, будто такая всепобеждающая сила нуждается в его помощи? Пойман в ловушку на небе? Каким же мелочным существом этот человек считает Бога?
Колонна медленно ползла через долину.
Сзади их галопом нагонял всадник. Пастырь и охрана кинулись ему наперерез. Оказалось, что его послал Скейс.
— Лучше поторопитесь, Пастырь, — сказал он, наклоняясь над взмыленной шеей своей лошади. — Их два отряда. Один наступает на менхира Скейса в лесу, а другой, побольше, движется вам наперехват. И опередил я их ненамного. Пастырь обернулся и прикинул, какое расстояние остается до Степы. Не меньше мили.
— Поезжай к фургонам и скажи, чтобы гнали что есть мочи. А пешие пусть бегут изо всех сил.
Всадник ударил каблуками измученную лошадь и зарысил к головным фургонам. Защелкали кнуты, и быки налегли на постромки.
Пастырь собрал вооруженных мужчин.
— Нам их не удержать, — сказал он. — Но пойдем все вместе сзади. И когда увидим их, сможем хотя бы выиграть немножко времени.
Утреннее солнце лило на них пылающие лучи, но они скрылись в облаке пыли, поднятой громыхающими фургонами и бегущими людьми.
Когда насмешливый смех затих, Шэнноу вспрыгнул в седло и обвел взглядом безмолвную улицу. У «Отдыха путника» лежал в пыли Мейсон. Его тело было изрешечено пулями. В нескольких шагах слева распростерся Борис Хеймут, которому уже никогда не узнать ответов на свои вопросы. У конюшни окостенел в смерти хромой конюх, сжимая в руках старый дробовик. И повсюду — тела мужчин, женщин и детей, которых прежде Шэнноу никогда не видел. Но ведь все лелеяли свои мечты, строили свои планы. Он, повернул жеребца и выехал из городка в долину.
В оружейной мастерской ему очень повезло. Как он и надеялся, Грувс успел изготовить еще партию адских патронов, видимо рассчитывая на новые заказы Скейса. Теперь в запасе у Шэнноу их было больше сотни. Кроме того, он забрал короткоствольное ружье, три мешка черного пороха и еще много всякой всячины из городской лавки.
Когда городок остался позади, его мысли обратились к шепоту, прошелестевшему у него в голове: «Поберегись!» Но когда за последние два десятилетия он не берегся? Или не был в опасности? Ни голос, ни скрытая, угроза его особенно не встревожили. Человек живет, человек умирает. Что может напугать того, кто понял эту истину?
Некоторое время Шэнноу следовал за фургонами, но никаких признаков погони не было, и, повернув под прямым углом, он направился к холмам на востоке. Если Пастырь послушал его совета и повел людей через долину, именно она станет самым опасным местом.
Шэнноу ехал осторожно, часто меняя направление, чтобы никакой дозорный не мог предсказать его путь. Он направил коня в лабиринт усеянных валунами холмов, спешился и стреножил его. Затем снял с седла мешок и разложил содержимое на земле перед собой. Семь глиняных кувшинов с узкими заткнутыми пробками горлышками, шесть пакетиков с гвоздями и моток огнепроводного шнура. В каждый кувшин он насыпал черного пороха, смешанного с гвоздями, плотно утрамбовав его. Длинным гвоздем продырявил каждую пробку и пропустил сквозь нее кусок шнура. Оставшись доволен своей работой, он сложил кувшины в мешок и сел в ожидании. В зрительную трубку он осматривал долину внизу. И увидел, как далеко-далеко фургоны достигли лесной опушки, а позднее наблюдал, как люди и фургоны начали свой медленный путь к Стене.
Он просидел так около часа, а затем увидел первый ряд Кинжалов, бегущих к лесу. Шэнноу сфокусировал трубку и смотрел, как враги приближаются к наспех сооруженному рву. Тут краем глаза он заметил еще какое-то движение. Несколько сотен рептилий бежали на юг. Дорогу им пересек скачущий карьером всадник и унесся вперед. Шэнноу встал и взвалил мешок поперек седла. Взяв поводья, он сел в седло и направил жеребца между деревьями к восточному склону. Укрытый холмами, он ехал быстрой рысью, не заботясь о ямах и камнях, усеивавших землю. Жеребец умел выбирать дорогу, был силен и любил быстрый бег. Дважды Шэнноу пришлось припасть к его шее, чтобы не удариться о низко нависающий сук, который вышиб бы его из седла, а один раз жеребец могучим прыжком перенесся через дерево, лежавшее на его пути. Когда холмы остались позади, Шэнноу повернул коня на запад в неглубокий овражек, который выводил на равнину. Вокруг него засвистели пули, и, спрыгнув с седла, он увидел стремительно приближающихся рептилий. Он молниеносно достал из мешка горшок. Чиркнул спичкой и поднес ее к шнуру, который зашипел и забрызгал огнем. Шэнноу выбросил его за край овражка и зажег второй шнур. Взрыв был оглушительным, раскаленные гвозди разлетелись во все стороны. Еще три горшка угодили в приближающиеся ряды Кинжалов, а Шэнноу ухватился за луку седла и взлетел на спину жеребца.
Ударом каблуков он перевел его в галоп и поскакал на запад. Оглянувшись, он увидел, что Кинжалы перестраиваются. В высокой траве всюду валялись тела, но оставшихся на ногах было гораздо больше.
Пули продолжали свистеть, но жеребец бешеным галопом вскоре унес Иерусалимца за пределы их досягаемости.
Эдрик Скейс перезарядил ружье. Рептилии было ринулись вверх по склону, но сокрушительный залп скосил многих из них. И теперь они стали осмотрительнее: тихо подкрадывались и выжидали, чтобы обороняющиеся неосторожно показались на фоне неба. Одиннадцать человек были убиты, и Скейс понимал, что их положение безнадежно.
Он злился на себя. Все его планы теперь рухнули — и все из-за золота этой женщины, Шаразад. Появилась она три месяца назад, будто бы приехала откуда-то с востока. Не мог бы он достать для нее оружия? Конечно, если цена будет подходящей. Золото было самое чистое. И вот теперь он окружен в лесу. Его серебряный рудник заброшен, его город уничтожен, люди, которые выбрали бы его своим главой, частью перебиты, частью бежали. Он вскочил, выпустил три пули по кустам ниже по склону, и тут же укрылся за валом.
Человек слева от него закричал и рухнул с зияющей раной в виске.
— Лучше бы нам убраться отсюда, — сказал кто-то рядом с ним.
— Пожалуй, самое время, — согласился Скейс. Шепот обежал ров, и восемнадцать уцелевших, покинув ров, бросились под защиту леса. Засвистели посланные из-за деревьев пули, и с головы Скейса упала простреленная шляпа. Он упал, перекатился в куст и помчался вправо. Вокруг него от древесных стволов рикошетом отлетали пули. Одна угодила в приклад ружья и вышибла его из онемевших пальцев. Скейс вытащил пистолет и побежал дальше. Внезапно перед ним возникла рептилия, блеснул зазубренный кинжал, но он выстрелил в упор, перепрыгнул через упавшее тело и продолжал бежать. Позади него слышались стоны умирающих. Он оглянулся, увидел темные силуэты бросившихся в погоню рептилий, дважды выстрелил в них, но промахнулся. Нырнув за дерево, он вложил патроны в цилиндр своего пистолета и застыл в ожидании.
— Ложись, Скейс! — раздался голос. — И заткни уши.
В воздух взвился глиняный кувшин и взорвался прямо перед охотниками. За ним еще один. Скейс покатился по земле под грохот взрыва, потом вскочил и кинулся бежать.
Его нагнал Шэнноу и протянул руку. Скейс вскочил на спину его коня за седлом, и жеребец размашистой рысью углубился в лес.
Они проехали две мили, прежде чем Шэнноу остановился, чтобы дать жеребцу отдохнуть: конь тяжело дышал, на боках выступила пена. Скейс спрыгнул на землю и похлопал жеребца по шее:
— Хорошая лошадка, Шэнноу. Захочешь продать, так я сразу куплю.
— Купишь? — повторил Шэнноу, сходя с седла. — На что? У тебя ведь осталось только то, что сейчас на тебе.
— Я все верну, Шэнноу! Уж я найду способ поквитаться с этими тварями и с проклятой бабой!
— Тебе следовало бы питать к ней благодарность, — заметил Шэнноу. — Она никудышный полководец. Будь у нас сотня вооруженных всадников, мы за один день разделались бы с ними со всеми. — Он взял жеребца под уздцы и пошел вперед.
— Может, и так, — согласился Скейс. — Но пока, мне кажется, верх за ней. Ты не согласен?
Шэнноу не ответил, и несколько минут они шли рядом в молчании. Потом Шэнноу свернул на узкую тропинку, которая привела их к пещере. Вход был чуть больше четырех футов в ширину, но внутри пещера оказалась просторной и почти круглой. Шэнноу расседлал жеребца и растер его.
— Мы останемся здесь часа на два, а потом надо будет поискать способ, как перебраться через Стену.
— Полегче, Шэнноу. Рептилии наверняка уже облепили ее, как мухи мед. Да, кстати, спасибо за своевременную выручку. Когда-нибудь я с тобой расплачусь.
— Интересная мысль, — сказал Шэнноу, взяв одеяла и расстилая их на полу. — Разбуди меня через час.
— Мы здесь как в ловушке. Не лучше ли отправиться дальше?
— Маловероятно, что они продолжат поиски. Разделавшись с твоим отрядом, они сосредоточатся у Стены.
— А если ты ошибаешься?
— Тогда мы оба уже покойники. Разбуди меня через час.
Землетрясение разбило великую Стену — пролом был двадцати с лишним футов в ширину. По обеим его сторонам торчали массивные каменные плиты, и, казалось, достаточно легкого дуновения ветра, чтобы они сорвались на громыхающие между ними фургоны.
Пастырь следил, как колонна медленно продвигается по усыпанному обломками опасному проходу. Взрывы вдали не возобновились — как и стремительное приближение врагов.
— Шэнноу? — спросил Бык, и Пастырь кивнул. — Никогда не сдается, а?
Когда последний фургон проехал пролом, Пастырь послал несколько человек взобраться на Стену и сбросить вниз еле держащиеся плиты. Они ударялись о землю, поднимая облака пыли.
— Тут их, пожалуй, можно задержать, — заключил Бык. — Хотя, думается, эти твари через что хочешь перелезут.
— Мы двинемся на юг, — сказал Пастырь. — Но надо, чтобы ты с десятком человек удерживал их тут до утра… если ты согласен.
Бык ухмыльнулся и запустил пятерню в длинные рыжие волосы.
— Коли бы выбирать между этим и чтобы мне нарыв проткнули, я бы, Пастырь, сам нарыв под нож подставил. Только сделать-то это надо. Ну и по-соседски будет подождать здесь менхира Скейса и тем, кто с ним.
— Ты хороший человек, Бык.
— Я-то знаю. Пастырь. А вот вы не позабудьте объяснить это Всемогущему.
Бык неторопливо прошелся между мужчинами, отбирая тех, на кого, по его мнению, можно было положиться в трудную минуту. Они взяли запас патронов, налили фляжки дополна из бочонка в фургоне и заняли позиции на Стене и за обломками.
С севера донеслись звуки выстрелов и еще два глухих взрыва.
— Всюду поспевает! — сказал Бык вслух Фэрду.
— Кто?
— Да Иерусалимец же! Уповаю на Бога, он выкарабкается.
— А я уповаю на Бога, что мы выкарабкаемся, — сказал Фэрд с чувством и вдруг охнул:
— Дьявол! Опять второе солнце!
Сияние было слепящим, и Бык закрыл глаза ладонью. Он ощутил толчки под ногами.
— Быстрей со Стены! — взревел он.
Люди кинулись бежать, но тут земля содрогнулась, и они попадали с ног. По Стене зазмеились трещины, плиты смещались, рушились. Поперек долины разверзся провал, и из него с ревом вырвался огненный столп.
— У-ух ты! — прошептал Бык, когда в ноздри ему ударил запах серы. Он привстал на колени. Рухнул еще один большой кусок Стены, и из густой тучи пыли вышла высокая рептилия, вытянув вперед правую руку. Фэрд прицелился.
— Погоди! — приказал Бык, встал, пошел навстречу твари и остановился в трех шагах перед ней.
Чешуйчатый выдул пыль из ноздревых щелей и устремил на Быка пристальный взгляд золотистых глаз.
— Скажи, с чем пришел? — потребовал Бык, положив руку на пистолет.
— Ссскажу. Это ссскверная война, человек. Много сссмерти. Нет сссмысссла.
— Ее вы начали.
— Да. Большшшая глупосссть. Мы всссего лишшшь сссолдаты. Понимаешшшь? Ничего не решшшаем. Теперь Зззлатовлаесска велит: говорите. Мы говорим.
— Что еще за Златовласка?
— Шшшаразад. Вождь. Она говорит: отдайте нам человека Нои, и мы оссставим вассс в покое.
— А почему мы должны ей верить?
— Я ей не верю, — отозвалась рептилия. — Коварная женщщщина. Но она говорит: «Говори», и я говорю.
— Ты говоришь, чтобы я не доверял вашей начальнице? — в изумлении переспросил Бык. — Так какого дьявола вы вообще сюда заявились?
— Мы руазззшшш-Па. Воины. Мы сссражаемссся хорошшшо. Мы лжем плохххо. Она говорит, чтобы я шшшел, говорил, говорил вам ссслова. Я говорю вам ссслова. Что ответите вы?
— А что бы ответил ты? Рептилия взмахнула рукой:
— Не мне решшшать. — Она снова фыркнула и закашлялась.
— Воды хочешь? — спросил Бык и подозвал Фэрда.
— Хочу.
Фэрд подошел с фляжкой и опасливо протянул ее рептилии. Тварь запрокинула фляжку и облила холодной влагой свою морду. Сразу же чешуйчатая сухая кожа обрела здоровый цвет. Рептилия вернула фляжку, даже не взглянув на Фэрда.
— Очень сссильно ссскверная эта война, — сказала она Быку. — И эти, — она погладила пистолеты у себя на, боку, — очень ссскверные. Сссражатьссся надо кинжалами и мечами. Иззздали душшши не победишшшь. Я, Сссззэшшшарк, убил двадцать шшшесссть врагов кинжалом: лицо к лицу, коссснулссся их глаззз язззыком. Теперь бах!.. враг падает. Очень сссильно ссскверно.
— Ты вроде приличный парень, — сказал Бык, заметив, что остальные рептилии подходят все ближе. — Я… мы… никогда таких, как вы, не видели. Просто стыд, что мы должны убивать друг друга.
— Убивать не ссстыдно, — прошипела тварь, — но лишшшь сссогласссно ссс обычаем. Какой твой ответ коварной женщщщине?
— Скажи ей, что нам нужно время подумать.
— Зззачем?
— Чтобы посоветоваться друг с другом.
— У вассс нет вождя? А красссноголовый в черном? Всссадник-Сссмерть?
— Трудно объяснить. Нашим вождям нужно время, чтобы все обсудить. А тогда они, может, скажут «да», может, «нет».
— Ссследует сссказать «нет», — заметил Сзшарк. — Будет бесссчессстно. Лучшшше умереть, чем предать друга. Но я передам твои ссслова Зззлатовлассске. Вода была хорошшша. Ззза этот дар я убью тебя, как подобает. Кинжалом.
— Спасибо, — поблагодарил Бык, ухмыляясь. — Очень радостно знать об этом.
Сзшарк слегка поклонился и побежал назад к Стене. Одним прыжком он перелетел через десятифутовую плиту и исчез из вида.
— Дьявол! Как ты все это понимаешь? — спросил Фэрд.
— Будь я проклят, не знаю! — ответил Бык. — А он вроде бы ничего… тварь, верно?
— Очень даже, — согласился Фэрд. — Надо пойти сказать Пастырю про то, что они предлагают.
— Не нравится мне это, как ни кинь, — сказал Бык.
— Мне тоже. Но тут моя жена и ребятишки, и если придется выбирать между ними и чужаком, я знаю, за что проголосую.
— Он спас тебя и твою жену от чумы, Фэрд. Видно, у вас в семье с благодарностью туговато.
— Так то было тогда, — огрызнулся Фэрд, отворачиваясь, — а это теперь.
Эдрик Скейс вернулся ночью с двумя фургонами, нагруженными съестными припасами и запасными ружьями. И предложил с тридцатью другими добровольцами устроить засаду во рву на северной опушке леса.
"Отчасти это моя вина, — сказал он Пастырю, прежде чем беженцы двинулись в путь. — Оружием этих Демонов снабдил я, да простит меня Бог!»
"Он привык прощать людей», — заверил его Пастырь. И теперь Пастырь истово молился на ходу:
"Господи, как ты вырвал избранных своих из когтей египтян, пребудь так с нами, пока идем мы через долину тени. И пребудь с нами, когда войдем мы в царство Великой Блудницы, которую, с твоего соизволения, я поражу и уничтожу вместе со всеми адскими зверями, над которыми она властвует».
Фургоны поднимали клубы пыли, и Пастырь, подбежав к ним, поручил детям брызгать водой на землю под колеса. В отдалении высилась Стена, но если их настигнут здесь, обороняться они не смогут. Он побежал к дозорным по сторонам.
— Что-нибудь заметили? — спросил он у Быка.
— Ничегошеньки, Пастырь. Но у меня такое чувство, будто я сижу на наковальне, а надо мной заносят молот. Понимаете? Если и спасемся от гадин, так укрыться-то нам придется на землях людей-львов.
— Бог пребудет с нами! — сказал Пастырь, старательно придав искренность своему голосу.
— Разве что, — пробормотал Бык. — Помощь нам не помешала бы… Э-эй? Еще уцелевшие!
Пастырь проследил направление его взгляда и увидел подъезжающий фургон. Он узнал Бет Мак-Адам на козлах. Рядом с ней сидел чернобородый мужчина. Помахав, чтобы они присоединились к колонне, он быстро направился к ним.
— Рад видеть, Бет, что у вас все хорошо, — сказал он.
— Лучше некуда, Пастырь! Едва я построила себе дом, как меня из него выгнала кучка ящериц. Хуже того: у меня в фургоне раненый, а тряска ему совсем не полезна.
— Через два часа, даст Бог, мы будем За Стеной. И там сможем обороняться.
— Ну да. От ящериц. А как насчет других зверюг? Пастырь пожал плечами.
— На все воля Божья. Вы не познакомите меня с вашим другом?
— Это Нои, Пастырь. Он исцелил караван и тоже служитель Бога — ну, просто мне от них деваться некуда!
Нои слез с козел и потянулся. Пастырь протянул ему руку, Нои ее потряс, и они отошли вместе.
— Вы недавно в этих местах, менхир? — осведомился Пастырь.
— И да, и нет, — ответил Нои. — Я уже побывал тут… очень давно. И многое изменилось.
— Вы что-нибудь знаете про земли За Стеной?
— Боюсь, очень мало. Там есть город — очень древний город. Прежде он назывался Эд. И славился дворцами и храмами.
— Теперь там обитают адские звери и Дьявол, — сказал Пастырь. — Их зло поймало Меч Божий в ловушку на небе. Мое упование уничтожить их зло и освободить Меч.
Нои промолчал. Когда его дух воспарил из его тела, он осмотрел и город, но не обнаружил никаких следов зверей или демонов.
Они присоединились к вооруженным дозорным сбоку от колонны, и вскоре Пастырь, устав молчать, отошел от Нои, который шагал, погруженный в свои мысли. Как может человек, дивился он, проповедующий веру во Всемогущего Бога, — как он может питать столь неколебимое убеждение, будто такая всепобеждающая сила нуждается в его помощи? Пойман в ловушку на небе? Каким же мелочным существом этот человек считает Бога?
Колонна медленно ползла через долину.
Сзади их галопом нагонял всадник. Пастырь и охрана кинулись ему наперерез. Оказалось, что его послал Скейс.
— Лучше поторопитесь, Пастырь, — сказал он, наклоняясь над взмыленной шеей своей лошади. — Их два отряда. Один наступает на менхира Скейса в лесу, а другой, побольше, движется вам наперехват. И опередил я их ненамного. Пастырь обернулся и прикинул, какое расстояние остается до Степы. Не меньше мили.
— Поезжай к фургонам и скажи, чтобы гнали что есть мочи. А пешие пусть бегут изо всех сил.
Всадник ударил каблуками измученную лошадь и зарысил к головным фургонам. Защелкали кнуты, и быки налегли на постромки.
Пастырь собрал вооруженных мужчин.
— Нам их не удержать, — сказал он. — Но пойдем все вместе сзади. И когда увидим их, сможем хотя бы выиграть немножко времени.
Утреннее солнце лило на них пылающие лучи, но они скрылись в облаке пыли, поднятой громыхающими фургонами и бегущими людьми.
Когда насмешливый смех затих, Шэнноу вспрыгнул в седло и обвел взглядом безмолвную улицу. У «Отдыха путника» лежал в пыли Мейсон. Его тело было изрешечено пулями. В нескольких шагах слева распростерся Борис Хеймут, которому уже никогда не узнать ответов на свои вопросы. У конюшни окостенел в смерти хромой конюх, сжимая в руках старый дробовик. И повсюду — тела мужчин, женщин и детей, которых прежде Шэнноу никогда не видел. Но ведь все лелеяли свои мечты, строили свои планы. Он, повернул жеребца и выехал из городка в долину.
В оружейной мастерской ему очень повезло. Как он и надеялся, Грувс успел изготовить еще партию адских патронов, видимо рассчитывая на новые заказы Скейса. Теперь в запасе у Шэнноу их было больше сотни. Кроме того, он забрал короткоствольное ружье, три мешка черного пороха и еще много всякой всячины из городской лавки.
Когда городок остался позади, его мысли обратились к шепоту, прошелестевшему у него в голове: «Поберегись!» Но когда за последние два десятилетия он не берегся? Или не был в опасности? Ни голос, ни скрытая, угроза его особенно не встревожили. Человек живет, человек умирает. Что может напугать того, кто понял эту истину?
Некоторое время Шэнноу следовал за фургонами, но никаких признаков погони не было, и, повернув под прямым углом, он направился к холмам на востоке. Если Пастырь послушал его совета и повел людей через долину, именно она станет самым опасным местом.
Шэнноу ехал осторожно, часто меняя направление, чтобы никакой дозорный не мог предсказать его путь. Он направил коня в лабиринт усеянных валунами холмов, спешился и стреножил его. Затем снял с седла мешок и разложил содержимое на земле перед собой. Семь глиняных кувшинов с узкими заткнутыми пробками горлышками, шесть пакетиков с гвоздями и моток огнепроводного шнура. В каждый кувшин он насыпал черного пороха, смешанного с гвоздями, плотно утрамбовав его. Длинным гвоздем продырявил каждую пробку и пропустил сквозь нее кусок шнура. Оставшись доволен своей работой, он сложил кувшины в мешок и сел в ожидании. В зрительную трубку он осматривал долину внизу. И увидел, как далеко-далеко фургоны достигли лесной опушки, а позднее наблюдал, как люди и фургоны начали свой медленный путь к Стене.
Он просидел так около часа, а затем увидел первый ряд Кинжалов, бегущих к лесу. Шэнноу сфокусировал трубку и смотрел, как враги приближаются к наспех сооруженному рву. Тут краем глаза он заметил еще какое-то движение. Несколько сотен рептилий бежали на юг. Дорогу им пересек скачущий карьером всадник и унесся вперед. Шэнноу встал и взвалил мешок поперек седла. Взяв поводья, он сел в седло и направил жеребца между деревьями к восточному склону. Укрытый холмами, он ехал быстрой рысью, не заботясь о ямах и камнях, усеивавших землю. Жеребец умел выбирать дорогу, был силен и любил быстрый бег. Дважды Шэнноу пришлось припасть к его шее, чтобы не удариться о низко нависающий сук, который вышиб бы его из седла, а один раз жеребец могучим прыжком перенесся через дерево, лежавшее на его пути. Когда холмы остались позади, Шэнноу повернул коня на запад в неглубокий овражек, который выводил на равнину. Вокруг него засвистели пули, и, спрыгнув с седла, он увидел стремительно приближающихся рептилий. Он молниеносно достал из мешка горшок. Чиркнул спичкой и поднес ее к шнуру, который зашипел и забрызгал огнем. Шэнноу выбросил его за край овражка и зажег второй шнур. Взрыв был оглушительным, раскаленные гвозди разлетелись во все стороны. Еще три горшка угодили в приближающиеся ряды Кинжалов, а Шэнноу ухватился за луку седла и взлетел на спину жеребца.
Ударом каблуков он перевел его в галоп и поскакал на запад. Оглянувшись, он увидел, что Кинжалы перестраиваются. В высокой траве всюду валялись тела, но оставшихся на ногах было гораздо больше.
Пули продолжали свистеть, но жеребец бешеным галопом вскоре унес Иерусалимца за пределы их досягаемости.
Эдрик Скейс перезарядил ружье. Рептилии было ринулись вверх по склону, но сокрушительный залп скосил многих из них. И теперь они стали осмотрительнее: тихо подкрадывались и выжидали, чтобы обороняющиеся неосторожно показались на фоне неба. Одиннадцать человек были убиты, и Скейс понимал, что их положение безнадежно.
Он злился на себя. Все его планы теперь рухнули — и все из-за золота этой женщины, Шаразад. Появилась она три месяца назад, будто бы приехала откуда-то с востока. Не мог бы он достать для нее оружия? Конечно, если цена будет подходящей. Золото было самое чистое. И вот теперь он окружен в лесу. Его серебряный рудник заброшен, его город уничтожен, люди, которые выбрали бы его своим главой, частью перебиты, частью бежали. Он вскочил, выпустил три пули по кустам ниже по склону, и тут же укрылся за валом.
Человек слева от него закричал и рухнул с зияющей раной в виске.
— Лучше бы нам убраться отсюда, — сказал кто-то рядом с ним.
— Пожалуй, самое время, — согласился Скейс. Шепот обежал ров, и восемнадцать уцелевших, покинув ров, бросились под защиту леса. Засвистели посланные из-за деревьев пули, и с головы Скейса упала простреленная шляпа. Он упал, перекатился в куст и помчался вправо. Вокруг него от древесных стволов рикошетом отлетали пули. Одна угодила в приклад ружья и вышибла его из онемевших пальцев. Скейс вытащил пистолет и побежал дальше. Внезапно перед ним возникла рептилия, блеснул зазубренный кинжал, но он выстрелил в упор, перепрыгнул через упавшее тело и продолжал бежать. Позади него слышались стоны умирающих. Он оглянулся, увидел темные силуэты бросившихся в погоню рептилий, дважды выстрелил в них, но промахнулся. Нырнув за дерево, он вложил патроны в цилиндр своего пистолета и застыл в ожидании.
— Ложись, Скейс! — раздался голос. — И заткни уши.
В воздух взвился глиняный кувшин и взорвался прямо перед охотниками. За ним еще один. Скейс покатился по земле под грохот взрыва, потом вскочил и кинулся бежать.
Его нагнал Шэнноу и протянул руку. Скейс вскочил на спину его коня за седлом, и жеребец размашистой рысью углубился в лес.
Они проехали две мили, прежде чем Шэнноу остановился, чтобы дать жеребцу отдохнуть: конь тяжело дышал, на боках выступила пена. Скейс спрыгнул на землю и похлопал жеребца по шее:
— Хорошая лошадка, Шэнноу. Захочешь продать, так я сразу куплю.
— Купишь? — повторил Шэнноу, сходя с седла. — На что? У тебя ведь осталось только то, что сейчас на тебе.
— Я все верну, Шэнноу! Уж я найду способ поквитаться с этими тварями и с проклятой бабой!
— Тебе следовало бы питать к ней благодарность, — заметил Шэнноу. — Она никудышный полководец. Будь у нас сотня вооруженных всадников, мы за один день разделались бы с ними со всеми. — Он взял жеребца под уздцы и пошел вперед.
— Может, и так, — согласился Скейс. — Но пока, мне кажется, верх за ней. Ты не согласен?
Шэнноу не ответил, и несколько минут они шли рядом в молчании. Потом Шэнноу свернул на узкую тропинку, которая привела их к пещере. Вход был чуть больше четырех футов в ширину, но внутри пещера оказалась просторной и почти круглой. Шэнноу расседлал жеребца и растер его.
— Мы останемся здесь часа на два, а потом надо будет поискать способ, как перебраться через Стену.
— Полегче, Шэнноу. Рептилии наверняка уже облепили ее, как мухи мед. Да, кстати, спасибо за своевременную выручку. Когда-нибудь я с тобой расплачусь.
— Интересная мысль, — сказал Шэнноу, взяв одеяла и расстилая их на полу. — Разбуди меня через час.
— Мы здесь как в ловушке. Не лучше ли отправиться дальше?
— Маловероятно, что они продолжат поиски. Разделавшись с твоим отрядом, они сосредоточатся у Стены.
— А если ты ошибаешься?
— Тогда мы оба уже покойники. Разбуди меня через час.
Землетрясение разбило великую Стену — пролом был двадцати с лишним футов в ширину. По обеим его сторонам торчали массивные каменные плиты, и, казалось, достаточно легкого дуновения ветра, чтобы они сорвались на громыхающие между ними фургоны.
Пастырь следил, как колонна медленно продвигается по усыпанному обломками опасному проходу. Взрывы вдали не возобновились — как и стремительное приближение врагов.
— Шэнноу? — спросил Бык, и Пастырь кивнул. — Никогда не сдается, а?
Когда последний фургон проехал пролом, Пастырь послал несколько человек взобраться на Стену и сбросить вниз еле держащиеся плиты. Они ударялись о землю, поднимая облака пыли.
— Тут их, пожалуй, можно задержать, — заключил Бык. — Хотя, думается, эти твари через что хочешь перелезут.
— Мы двинемся на юг, — сказал Пастырь. — Но надо, чтобы ты с десятком человек удерживал их тут до утра… если ты согласен.
Бык ухмыльнулся и запустил пятерню в длинные рыжие волосы.
— Коли бы выбирать между этим и чтобы мне нарыв проткнули, я бы, Пастырь, сам нарыв под нож подставил. Только сделать-то это надо. Ну и по-соседски будет подождать здесь менхира Скейса и тем, кто с ним.
— Ты хороший человек, Бык.
— Я-то знаю. Пастырь. А вот вы не позабудьте объяснить это Всемогущему.
Бык неторопливо прошелся между мужчинами, отбирая тех, на кого, по его мнению, можно было положиться в трудную минуту. Они взяли запас патронов, налили фляжки дополна из бочонка в фургоне и заняли позиции на Стене и за обломками.
С севера донеслись звуки выстрелов и еще два глухих взрыва.
— Всюду поспевает! — сказал Бык вслух Фэрду.
— Кто?
— Да Иерусалимец же! Уповаю на Бога, он выкарабкается.
— А я уповаю на Бога, что мы выкарабкаемся, — сказал Фэрд с чувством и вдруг охнул:
— Дьявол! Опять второе солнце!
Сияние было слепящим, и Бык закрыл глаза ладонью. Он ощутил толчки под ногами.
— Быстрей со Стены! — взревел он.
Люди кинулись бежать, но тут земля содрогнулась, и они попадали с ног. По Стене зазмеились трещины, плиты смещались, рушились. Поперек долины разверзся провал, и из него с ревом вырвался огненный столп.
— У-ух ты! — прошептал Бык, когда в ноздри ему ударил запах серы. Он привстал на колени. Рухнул еще один большой кусок Стены, и из густой тучи пыли вышла высокая рептилия, вытянув вперед правую руку. Фэрд прицелился.
— Погоди! — приказал Бык, встал, пошел навстречу твари и остановился в трех шагах перед ней.
Чешуйчатый выдул пыль из ноздревых щелей и устремил на Быка пристальный взгляд золотистых глаз.
— Скажи, с чем пришел? — потребовал Бык, положив руку на пистолет.
— Ссскажу. Это ссскверная война, человек. Много сссмерти. Нет сссмысссла.
— Ее вы начали.
— Да. Большшшая глупосссть. Мы всссего лишшшь сссолдаты. Понимаешшшь? Ничего не решшшаем. Теперь Зззлатовлаесска велит: говорите. Мы говорим.
— Что еще за Златовласка?
— Шшшаразад. Вождь. Она говорит: отдайте нам человека Нои, и мы оссставим вассс в покое.
— А почему мы должны ей верить?
— Я ей не верю, — отозвалась рептилия. — Коварная женщщщина. Но она говорит: «Говори», и я говорю.
— Ты говоришь, чтобы я не доверял вашей начальнице? — в изумлении переспросил Бык. — Так какого дьявола вы вообще сюда заявились?
— Мы руазззшшш-Па. Воины. Мы сссражаемссся хорошшшо. Мы лжем плохххо. Она говорит, чтобы я шшшел, говорил, говорил вам ссслова. Я говорю вам ссслова. Что ответите вы?
— А что бы ответил ты? Рептилия взмахнула рукой:
— Не мне решшшать. — Она снова фыркнула и закашлялась.
— Воды хочешь? — спросил Бык и подозвал Фэрда.
— Хочу.
Фэрд подошел с фляжкой и опасливо протянул ее рептилии. Тварь запрокинула фляжку и облила холодной влагой свою морду. Сразу же чешуйчатая сухая кожа обрела здоровый цвет. Рептилия вернула фляжку, даже не взглянув на Фэрда.
— Очень сссильно ссскверная эта война, — сказала она Быку. — И эти, — она погладила пистолеты у себя на, боку, — очень ссскверные. Сссражатьссся надо кинжалами и мечами. Иззздали душшши не победишшшь. Я, Сссззэшшшарк, убил двадцать шшшесссть врагов кинжалом: лицо к лицу, коссснулссся их глаззз язззыком. Теперь бах!.. враг падает. Очень сссильно ссскверно.
— Ты вроде приличный парень, — сказал Бык, заметив, что остальные рептилии подходят все ближе. — Я… мы… никогда таких, как вы, не видели. Просто стыд, что мы должны убивать друг друга.
— Убивать не ссстыдно, — прошипела тварь, — но лишшшь сссогласссно ссс обычаем. Какой твой ответ коварной женщщщине?
— Скажи ей, что нам нужно время подумать.
— Зззачем?
— Чтобы посоветоваться друг с другом.
— У вассс нет вождя? А красссноголовый в черном? Всссадник-Сссмерть?
— Трудно объяснить. Нашим вождям нужно время, чтобы все обсудить. А тогда они, может, скажут «да», может, «нет».
— Ссследует сссказать «нет», — заметил Сзшарк. — Будет бесссчессстно. Лучшшше умереть, чем предать друга. Но я передам твои ссслова Зззлатовлассске. Вода была хорошшша. Ззза этот дар я убью тебя, как подобает. Кинжалом.
— Спасибо, — поблагодарил Бык, ухмыляясь. — Очень радостно знать об этом.
Сзшарк слегка поклонился и побежал назад к Стене. Одним прыжком он перелетел через десятифутовую плиту и исчез из вида.
— Дьявол! Как ты все это понимаешь? — спросил Фэрд.
— Будь я проклят, не знаю! — ответил Бык. — А он вроде бы ничего… тварь, верно?
— Очень даже, — согласился Фэрд. — Надо пойти сказать Пастырю про то, что они предлагают.
— Не нравится мне это, как ни кинь, — сказал Бык.
— Мне тоже. Но тут моя жена и ребятишки, и если придется выбирать между ними и чужаком, я знаю, за что проголосую.
— Он спас тебя и твою жену от чумы, Фэрд. Видно, у вас в семье с благодарностью туговато.
— Так то было тогда, — огрызнулся Фэрд, отворачиваясь, — а это теперь.
26
Тела трех жертв унесли с алтаря. Верховный жрец поднял три сверкающих Кровь-Камня и положил их в золотую чашу.
— Властью Духа Велиала, крови невинных, закона царя, — произнес он нараспев, — пусть Сильные приведут вас к победе.
Трое мужчин преклонили колени, и верховный жрец встал перед ними с чашей. С высокого, осыпанного драгоценными камнями трона царь следил за обрядом без всякого интереса. Он взглянул на великана Магелласа и понял, что воин чувствует себя на коленях очень неловко. Царь улыбнулся. На лице худощавого Линьяна справа от Магелласа не было никакого выражения — серые глава полуприкрыты тяжелыми веками, лицо как застывшая маска. Родьюл, крайний справа, ждал с закрытыми глазами, погрузившись в молитву. Все трое были похожи, как братья: одинаковые снежно-белые волосы и бледные лица. Верховный жрец вручил каждому его Камень, потом благословил их Рогами Велиала. Они плавно поднялись с колен и поклонились царю.
Он ответил на их поклон, сделал им знак следовать за собой и быстро направился в свои покои. Там он встал у окна и подождал, пока три воина вошли. Магеллас был огромен. Могучие мышцы плеч и предплечий туго натягивали серебряно-черную тунику. Линдьян рядом с ним выглядел тростинкой. Родьюл держался несколько правее.
— Подойдите, — сказал царь. — Познакомьтесь со своим врагом. — Он поднял Сипстрасси, стена замерцала, исчезла, и они увидели человека, стоящего рядом с высоким черным конем. Поблизости сидел еще один мужчина.
— Вот ваша жертва, — сказал царь. — Его имя Шэнноу.
— Он же старик, государь! — сказал Магеллас. — Зачем понадобились охотники?
— Найдите его и узнаете, — ответил царь. — Но я не желаю, чтобы он был убит из засады или издалека. Вы должны встретиться с ним лицом к лицу.
— Значит, это испытание, отец? — спросил Родьюл.
— Да, испытание, — подтвердил царь. — Он воин, и, подозреваю, что он, как и вы, — ролинд. Его слабость в том, что в утробе матери его не подкармливали силой Сипстрасси и не обучали, как вас, лучшие убийцы Империи. Тем не менее он воин.
— Но почему мы трое, Владыка? — спросил Линдьян. — Разве не достаточно одного?
— Очень вероятно. Но ваш враг — великий мастер в обращении с нашим новым оружием, и, может быть, вы переймете его мастерство. И ради такой цели я назначаю большую награду. Тот Охотник, который его убьет, станет сатрапом Аккадии, Северной провинции, его спутники получат по шесть талантов.
Все трое молчали, но царь видел ход их мыслей. Объединения ради общей цели не будет. Ни общего плана действий. Каждый уже обдумывал, как взять верх не только над Шэнноу, но и над остальными двумя.
— Больше у вас нет вопросов, дети мои?
— Нет, отец, никаких, — ответил Магеллас за всех троих, не дожидаясь их согласия.
— Я буду с интересом следить за вашей охотой. Охотники поклонились и вышли. Царь, запечатав покой своим Камнем, откинулся на шелковом диване. Стена вновь замерцала, и он поглядел вниз, на земли за Стеной. Наконец-то Шаразад начала думать: она посеяла семя раздора между своими противниками и теперь окружает их своими центуриями. Он поглядел дальше в густые леса на холмах к западу от беженцев. И засмеялся:
— Ах, Шаразад, если бы я только пресытился твоей красотой! Вновь ты прилагаешь все силы, чтобы вырвать поражение из пасти победы.
Он прикоснулся к Камню, оглядел земли к югу и резко выпрямился, увидев дальний город. Он вскочил, его светлые глаза широко раскрылись, во рту у него пересохло, и впервые за долгие десятилетия его поразило копье страха.
— Властью Духа Велиала, крови невинных, закона царя, — произнес он нараспев, — пусть Сильные приведут вас к победе.
Трое мужчин преклонили колени, и верховный жрец встал перед ними с чашей. С высокого, осыпанного драгоценными камнями трона царь следил за обрядом без всякого интереса. Он взглянул на великана Магелласа и понял, что воин чувствует себя на коленях очень неловко. Царь улыбнулся. На лице худощавого Линьяна справа от Магелласа не было никакого выражения — серые глава полуприкрыты тяжелыми веками, лицо как застывшая маска. Родьюл, крайний справа, ждал с закрытыми глазами, погрузившись в молитву. Все трое были похожи, как братья: одинаковые снежно-белые волосы и бледные лица. Верховный жрец вручил каждому его Камень, потом благословил их Рогами Велиала. Они плавно поднялись с колен и поклонились царю.
Он ответил на их поклон, сделал им знак следовать за собой и быстро направился в свои покои. Там он встал у окна и подождал, пока три воина вошли. Магеллас был огромен. Могучие мышцы плеч и предплечий туго натягивали серебряно-черную тунику. Линдьян рядом с ним выглядел тростинкой. Родьюл держался несколько правее.
— Подойдите, — сказал царь. — Познакомьтесь со своим врагом. — Он поднял Сипстрасси, стена замерцала, исчезла, и они увидели человека, стоящего рядом с высоким черным конем. Поблизости сидел еще один мужчина.
— Вот ваша жертва, — сказал царь. — Его имя Шэнноу.
— Он же старик, государь! — сказал Магеллас. — Зачем понадобились охотники?
— Найдите его и узнаете, — ответил царь. — Но я не желаю, чтобы он был убит из засады или издалека. Вы должны встретиться с ним лицом к лицу.
— Значит, это испытание, отец? — спросил Родьюл.
— Да, испытание, — подтвердил царь. — Он воин, и, подозреваю, что он, как и вы, — ролинд. Его слабость в том, что в утробе матери его не подкармливали силой Сипстрасси и не обучали, как вас, лучшие убийцы Империи. Тем не менее он воин.
— Но почему мы трое, Владыка? — спросил Линдьян. — Разве не достаточно одного?
— Очень вероятно. Но ваш враг — великий мастер в обращении с нашим новым оружием, и, может быть, вы переймете его мастерство. И ради такой цели я назначаю большую награду. Тот Охотник, который его убьет, станет сатрапом Аккадии, Северной провинции, его спутники получат по шесть талантов.
Все трое молчали, но царь видел ход их мыслей. Объединения ради общей цели не будет. Ни общего плана действий. Каждый уже обдумывал, как взять верх не только над Шэнноу, но и над остальными двумя.
— Больше у вас нет вопросов, дети мои?
— Нет, отец, никаких, — ответил Магеллас за всех троих, не дожидаясь их согласия.
— Я буду с интересом следить за вашей охотой. Охотники поклонились и вышли. Царь, запечатав покой своим Камнем, откинулся на шелковом диване. Стена вновь замерцала, и он поглядел вниз, на земли за Стеной. Наконец-то Шаразад начала думать: она посеяла семя раздора между своими противниками и теперь окружает их своими центуриями. Он поглядел дальше в густые леса на холмах к западу от беженцев. И засмеялся:
— Ах, Шаразад, если бы я только пресытился твоей красотой! Вновь ты прилагаешь все силы, чтобы вырвать поражение из пасти победы.
Он прикоснулся к Камню, оглядел земли к югу и резко выпрямился, увидев дальний город. Он вскочил, его светлые глаза широко раскрылись, во рту у него пересохло, и впервые за долгие десятилетия его поразило копье страха.