Страница:
Когда Самюэль Мак-Адам вышел из нового дома в увидел, что у стены в тени сидит какой-то человек, он испугался и попятился, не спуская глаз с незнакомца. Очень высокий, широкоплечий. А такой черной бороды Сэмюэль еще никогда не видел! Он сидел и смотрел на стену вдали.
— День очень жаркий, — сказал чернобородый, не повернув головы.
Сэмюэль промолчал.
— Меня не надо бояться, дитя. У меня нет оружия, и я просто отдыхаю здесь в прохладной тени, прежде чем пойти дальше.
Говорил он негромко, красивым басом, внушавшим доверие, однако сыну Бет Мак-Адам было строго-настрого приказано остерегаться незнакомых людей.
"Некоторые, — втолковывала ему Бет, — с виду хорошие, а внутри злые. Другие с виду злые и внутри злые. Держись подальше от них от всех». Но как держаться подальше от человека, который сидит чуть не на пороге их дома? Ну, все-таки внутрь он не вошел, подумал Сэмюэль, и, значит, хотя бы умеет вести себя мирно. Бет с Мэри на лугу запрягали быков в плуг: пора было приступать к долгим и тяжким трудам пахарей. Сэмюэль подумал, не убежать ли ему назад в дом, а оттуда через черный ход — к матери.
— Я был бы очень благодарен, если бы мог напиться, — сказал чернобородый, кивая на колодец, который выкопали Бык и его товарищи. — Это дозволено?
— Пожалуйста, — сказал Сэмюэль, очень довольный, что может что-то разрешить взрослому мужчине, и наслаждаясь ощущением силы, которое возникает, когда делаешь кому-то одолжение.
Чернобородый встал и пошел к колодцу. Сэмюэль заметил, что руки у него длинные, а кулаки просто огромные.
Шел он, покачиваясь, словно не привык ступать по твердой земле, и все время ждал, что она вот-вот уйдет у него из-под ног. Он опустил ведро в колодец, вытащил его без малейших усилий, зачерпнул воду ковшом и напился, а потом медленно вернулся и сел, глядя на Сэмюэля.
— У меня есть сын, твой ровесник, — сказал он. — Зовут его Яфет. У него золотые волосы, и ему тоже не велят разговаривать с незнакомыми людьми. Твой отец дома?
— Он умер и ушел на Небеса, — объяснил Сэмюэль. — Он понадобился Богу.
— Значит, он счастлив. А меня зовут Нои. Твоя мать тут?
— Она работает и не обрадуется, если ей помешают, а тем более незнакомый человек. Она бывает очень сердитой, менхир Нои.
— Могу ее понять. За то короткое время, которое я провел здесь, мне уже пришлось убедиться, что этот мир полон насилия. Однако приятно повстречать много людей, знающих про Бога и его деяния.
— Вы проповедник? — спросил Сэмюэль, садясь на корточки и прислоняясь к стене.
— Да… в своем роде. Я корабельный мастер, но я и старейшина в Законе Единого, и проповедую в Храме. Вернее, проповедовал.
— И вы знаете про Небеса? — осведомился Сэмюэль, широко открыв глаза от удивления.
— Немножко. К счастью, я еще не был призван туда.
— Так откуда вы знаете, что моему папе там хорошо? Может, ему там не нравится? Может, он грустит без нас?
— Он ведь вас видит, — сказал Нои. — И знает, что Великий… что Бог заботится о вас.
— Он всегда хотел жить в хорошем доме, — сказал Сэмюэль. — Там есть хорошие дома?
Нои устроился поудобнее и не заметил светловолосую женщину, которая тихо прошла через дом с большим пистолетом в руке. Она остановилась в тени у порога, слушая его.
— Когда я был маленьким, я тоже думал об этом и пошел к Храмовому Наставнику. Он объяснил мне, что дома на Небесах особые. Он сказал, что когда-то жила богатая женщина, очень благочестивая, но не очень любившая своих ближних. Она много молилась, но никогда не думала о том, чтобы сделать кому-нибудь добро. Она умерла и пошла в Рай, а когда пришла, ее встретил ангел и сказал, что проводит ее в предназначенный ей дом. Они подошли к большим дворцам из мрамора и золота. «Я буду жить здесь?» — спросила она. «Нет», — ответил ангел. Потом они вышли на улицу с прекрасными домами из камня и кедрового дерева. Однако прошли и мимо них. Наконец, они добрались до улицы с маленькими домиками, «Я буду жить здесь?» — спросила она. «Нет», — ответил ангел. Они шли и шли, пока не пришли к безобразному пустырю у реки. Там стояла лачужка — две стены, сколоченные из гнилых досок, с убогой кровлей и изъеденным молью одеялом на земляном полу. «Вот твой дом», — сказал ангел. «Но он никуда не годится! — сказала богатая женщина. — Я не могу в нем жить». Ангел улыбнулся и сказал: «Я очень сожалею, но это все, что мы могли построить из материала, который ты присылала сюда». — Нои улыбнулся недоумевающему мальчику. — Если твой отец был добрым человеком, то у него теперь чудесный дом, — добавил он.
Сэмюэль заулыбался:
— Он был добрый. Очень добрый.
— Ну а теперь тебе следует предупредить свою мать обо мне, — сказал Нои. — Чтобы она не испугалась, когда увидит меня.
— Она вас уже увидела, — сказала Бет Мак-Адам. — И еще не родился мужчина, которого я испугалась бы. Зачем вы здесь?
Нои встал и поклонился.
— Я ищу входа в Стене и остановился здесь, чтобы утолить жажду водой. Я сейчас же уйду.
— Где ваш пистолет?
— Я не ношу оружия.
— Неумно, — сказала Бет, — но дело ваше. Буду рада, если вы пообедаете с нами. Мне понравился ваш рассказ про Небеса. Пусть это и выдумки, но он мне понравился.
По равнине пробежала дрожь, и Бет швырнуло на косяк Она уронила пистолет. Сэмюэль закричал, а Нои еле устоял на ногах. Но тут же все кончилось. Нои нагнулся за пистолетом, и взгляд Бет стал жестким, однако он просто подал ей его.
— Ты погляди, мам! — завопил Сэмюэль. В небе пылали два солнца, и деревья вокруг хижины отбрасывали по две тени. Несколько секунд все вокруг заливал ослепительный свет, затем, второе солнце побледнело и исчезло.
— Замечательно, правда? — спросил Сэмюэль. — Так жарко и так светло!
— Нет, не замечательно, — сказал Нои негромко. — Совсем не замечательно.
Из-за угла хижины выбежала Мэри.
— Вы видели?.. — закричала она и осеклась при виде незнакомца.
— Мы видели, — ответила Бет. — Вы с Сэмюэлем идите-ка накрывать к обеду. Поставьте тарелку для нашего гостя.
— Его зовут менхир Нои, — сообщил Сэмюэль, исчезая в доме.
Бет сделала знак Нои, и они вышли на солнечный свет.
— Что произошло? — спросила она. — Я чувствую, что вам эти жуткие знаки понятнее, чем мне.
— Есть то, чему быть не должно, — ответил Нои. — Есть силы, которыми Человеку не должно пользоваться. Врата, которые не должно открывать. Это время великой опасности и еще более великого безумия.
— Вы ведь тот, у кого был Камень Даниила, верно? Тот, кто исцелил чумных?
— Да.
— Говорят, что Камень полностью истощился.
— Да, это так. Но он послужил благой цели, Господней цели.
— Я слышала про них, но не верила. Как может Камень творить магию?
— Не знаю. Сипстрасси был даром Небес. Он упал с неба сотни лет назад. Однажды я разговаривал с ученым и он сказал, что Камень — всего лишь усилитель, что с его помощью людские мечты могут стать явью. Он утверждал, что магия есть в каждом человеке, но она спрятана в нашем сознании очень глубоко. Сипстрасси высвобождает эту силу. Не берусь судить, так ли это, но я знаю, что магия реальна. Мы только что видели подтверждение этому в небе.
— Какая же это могучая магия, — сказала Бет, — если она способна создать другое солнце!
— Это не другое солнце, — сказал ей Нои. — В том-то и опасность.
22
Ваше оружие поистине ужасно, — сказал Нои, осматривая рану в груди Клема Стейнера. — Меч убивает, но по крайней мере человек встречается с врагом лицом к лицу, рискуя жизнью. А эти громобои — варварство.
— Мы варвары, — ответил Шэнноу, прикладывая ладонь ко лбу Стейнера. Молодой человек спал, но его пульс оставался слабым.
— Вы сказали что-то про рептилий, Шэнноу, — напомнила Бет, когда они втроем вернулись в большую комнату. — Я, ничего не поняла.
— Я никогда не видел ничего на них похожего. Они носят черные панцири и вооружены адскими пистолетами. По словам Стейнера, ими командует женщина. — Он посмотрел на Нои. — По-моему, вы что-то знаете о ней, Целитель.
— Я не целитель. У меня была… магия. Но она истощилась. И да, я многое о ней знаю. Шаразад. Одна из наложниц царя. Она кровожадна, а он исполняет ее желания. Рептилий называют Кинжалами. Они появились в царстве тому четыре года из врат, которые ведут в мир жарких влажных лесов. Они очень быстры и смертоносны. Царь использовал их в нескольких войнах. Во владении мечами и ножами с ними не сравнится никто. Но вот ваше оружие…
— Какой еще царь? — сердито спросила Бет. — Ни о каких царях я тут не слышала. Это что — За Стеной? Нои покачал головой, но тут же улыбнулся.
— В определенном смысле, да. Там За Стеной — город, где я родился и вырос. И все же это не мой город. Мне трудно объяснить, дражайшая госпожа, так как я сам не все понимаю. Город называется… назывался… Эд. Один из семи великих городов Атлантиды. За мной охотились Кинжалы, и я использовал мой… Камень Даниила? Так?.. чтобы спастись. Я должен был перенестись в Балакрис, другой великий город на берегу океана. А вместо этого попал сюда, в будущее.
— То есть как так — в будущее? — переспросила Бет. — Вы говорите какую-то бессмыслицу.
— Я знаю, — ответил Нои. — Однако, когда я покинул Эд, город стоял у моря, и в порту было полно больших трирем. Здесь он со всех сторон окружен сушей, а статуи изъедены временем.
— Это случилось, — негромко сказал Шэнноу, — когда океан поглотил Атлантиду двенадцать тысяч лет назад. Нои кивнул:
— Я так и думал. Единый ниспослал мне видение этой гибели. Но я рад, что память о нашем мире сохранилась. Как вы узнали про него?
— Я видел Балакрис, — сказал Шэнноу. — Это мертвый город, но здания уцелели. И еще я знавал человека, которого звали Сэмюэль Арчер, и он рассказал мне о первом Падении мира. Вы не знаете, много здесь Кинжалов?
— Точно не скажу, но, во всяком случае, несколько легионов. Может быть, пять тысяч, может быть, меньше. Шэнноу отошел к окну и поглядел наружу в ночь.
— Не знаю, сколько их здесь, — сказал он, — но у меня скверное предчувствие. Я проведу ночь снаружи. Мне жаль, Бет, что я навлек беду на ваш дом, но думаю, со мной здесь вам будет безопаснее.
— Вы желанный гость здесь… Йон. Делайте то, что должны делать, а я пригляжу за Стейнером. Если он переживет эту ночь, то, может быть, и выкарабкается.
Шэнноу взял с собой немного вяленого мяса и сушеных фруктов, поднялся на склон позади дома, сел под развесистой сосной и оглядел темный горизонт. Где-то там собирались демоны, и золотоволосая женщина грезила о крови. Он вздрогнул и застегнул куртку.
В полночь к нему пришел Нои, и они сидели рядом под звездами в дружеском молчании.
— Почему они охотятся за вами? — наконец спросил Шэнноу.
— Я проповедовал против царя. Я предостерег людей… пытался предостеречь о близящейся роковой беде. Они не слушали. Завоевания царя безмерно пополнили казну. Никогда еще люди не были так богаты.
— И потому они хотели убить вас? Так всегда бывает с пророками, мой друг. Расскажите мне про вашего бога.
— Он не «мой» бог, Шэнноу. Просто Бог. Владыка Хронос, творец Неба и Земли. Единый Бог. А вы? Во что верите вы?
Более часа они говорили о своих религиях и очень обрадовались, обнаружив, что во многом их веры схожи. Шэнноу был симпатичен могучий корабельный мастер, и он с удовольствием слушал его рассказы про сыновей, милую жену Пашад, про корабли, которые он строил, о плаваниях, которые совершил. Однако когда Нои задавал Иерусалимцу вопросы о его жизни, тот только улыбался и вновь возвращался к Атлантиде и далекому прошлому.
— Мне хотелось бы почитать вашу Библию, — сказал Нои. — Дозволено ли это?
— Конечно. Но меня удивляет, что древний народ Атлантиды говорил на нашем языке. — Не думаю.что это так, Шэнноу. Когда я попал сюда, я не понимал ни слова. Но чуть я приложил Камень ко лбу женщины, нуждавшейся в исцелении, все слова обрели для меня смысл. — Он засмеялся. — Быть может, когда я вернусь, то не смогу говорить на языке моих отцов.
— Вернетесь? Вы же сказали, что ваш мир вот-вот погибнет. Зачем вам возвращаться? — Там Пашад. Я не могу ее покинуть.
— Но вы ведь можете вернуться для того лишь, чтобы умереть с ней!
— Как поступили бы вы, Шэнноу?
— Я бы вернулся, — ответил он, не задумываясь. — Но ведь меня всегда считали немного тронутым. Нои похлопал Шэнноу по плечу:
— Это не безумие, Шэнноу. Любовь — величайший дар Бога. Куда вы отправитесь отсюда?
— На юг за Стену. Там в небе есть знаменья, которые я хочу увидеть.
— Какие знаменья?
— В облаках парит Меч Божий. И, может быть, неподалеку оттуда находится Иерусалим. Нои помолчал.
— Я поеду с вами, — сказал он затем. — Мне тоже надо увидеть эти знаменья.
— Край За Стеной называют гибельным. И чем это вам поможет вернуться домой?
— Не знаю, мой друг. Но Владыка повелел мне найти Меч, и его волю я исполняю без вопросов.
— Могу одолжить вам пистолет или два.
— Не нужно. Если Владыка назначил мне смерть, я умру. Ваши громобои ничего не изменят.
— Для меня это слишком уж фаталистично, Нои, — сказал Иерусалимец. — На Бога уповай, но курок держи взведенным. Я убедился, что Он предпочитает тех, кто всегда наготове.
— Он говорит с вами, Шэнноу? Вы слышите Его глас?
— Нет. Но я вижу Его в степях и на горах. Ощущаю Его присутствие в ночных ветерках. Я вижу Его славу в разгорающейся заре.
— Мы счастливцы — вы и я. Я потратил пятьдесят лет, чтобы выучить тысячу имен Бога, известных человеку, и еще тридцать, познавая девятьсот девяносто девять имен, открытых пророкам. Придет день, и я узнаю тысячное, которое звучит только в пении ангелов. Но все эти знания — ничто в сравнении с ощущением близости, которое вы описали. Немногим даровано испытать его. И я жалею тех, кому оно не дано.
В долине мелькнула тень, и Шэнноу предостерегающе поднял ладонь. Несколько минут он внимательно вглядывался в темноту, но больше ничего не заметил.
— Вам лучше вернуться в дом, Нои. Мне надо побыть одному.
— Я чем-то вам досадил?
— Вовсе нет. Но мне необходимо сосредоточиться… чтобы почувствовать приближение врагов. Мне необходимы все мои силы, Нои. А для этого я должен быть один. Если вы не можете уснуть, достаньте из моей седельной сумки одну из Библий. Увидимся на заре.
Когда Нои-Хазизатра ушел, Шэнноу встал и бесшумно углубился в деревья. Мелькнувшая тень могла быть волком или собакой, лисицей или барсуком.
Но точно так же она могла быть и Кинжалом. Шэнноу расстегнул кобуры и начал ждать. Шэнноу оставался начеку, пока не приблизился рассвет.
А тогда внутренняя тревога исчезла, его мышцы расслабились, он прислонился спиной к толстому комлю сосны и заснул.
Бет Мак-Адам вышла навстречу свету ранней зари и поглядела на небо. Эти минуты всегда были для нее особыми — когда, небо голубело, но в нем еще сияли звезды. Она посмотрела на лесистый склон и пошла к спящему Шэнноу. Он не услышал ее шагов, и несколько минут она сидела возле него, вглядываясь в его выдубленное ветром и солнцем лицо. Оно уже начинало обрастать бородой, серебрящейся у подбородка, однако во сне его черты выглядели странно молодыми.
Потом он проснулся и увидел ее. Но не вздрогнул, не вскочил, а только лениво улыбнулся.
— Они были там, — сказал он, — но прошли мимо нас. Она кивнула.
— У вас отдохнувший вид. Долго вы спали?
— Меньше часа, — ответил он, взглянул на небо. — Мне больше и не требуется. Меня преследует непонятный сон. Я заключен под хрустальным куполом в огромном кресте, который висит в небе. На мне кожаный шлем, а в ушах раздается голос. Это кто-то по имени Контроль, и он дает мне указания. Но я не могу спастись или хотя бы пошевелиться. — Он глубоко вздохнул и потянулся. — Дети еще спят?
— Да. Крепко обнявшись.
— А Стейнер?
— Пульс стал сильнее, но он еще не проснулся. Вы верите Нои? Что он явился из прошлого?
— Я ему верю. Камни Даниила обладают неимоверной силой. Однажды я стоял на остове корабля высоко на горном склоне, но силой мощного Камня он вновь поплыл по океану. Они могут дать человеку бессмертие, исцелить любую болезнь. Мне довелось съесть медовый пирог, который перед этим был камнем. Камень Даниила изменил его природу. По-моему, располагая такой силой, возможно осуществить, что угодно.
— Расскажите мне обо всем этом!
И Шэнноу рассказал ей об исчадиях Ада и их сумасшедшем вожде Аваддоне. А потом о Хранителях Прошлого и возрождении «Титаника». И под конец о Материнском Камне — гигантском метеорите-Сипстрасси, силу которого извратили кровью и жертвоприношениями.
— Так значит, есть два вида Камней? — сказала она.
— Нет, всего один. Сипстрасси — просто сила в чистом виде, но чем чаще ею пользуются, тем быстрее он истощается. Если его подкормить кровью, сила возвращается, но она уже не способна ни исцелять, ни создавать пищу. И еще: она разъедает разум пользующегося таким Камнем, порождает жажду чужих страданий и насилия. У каждого исчадия Ада был свой Кровь-Камень, но сила их всех истощилась за время войны.
— Как же вы уцелели, Йон Шэнноу? В борьбе с врагами, настолько превосходившими вас? Он улыбнулся и указал рукой на небо.
— Кто знает? Я часто сам задаю себе этот вопрос — и не просто о зелотах, но обо всех смертельных опасностях, выпавших на мою долю. Во многом дело решала сноровка, но куда больше — удача или же Божья воля. Хотя я навидался, как сильные люди гибли от рук врагов, от болезней или несчастных случаев. В юности я носил другое имя. Меня звали Йон Кейд. Я познакомился с Вири Шэнноу, блюстителем города, и он открыл мне глаза на людей, на повадки творящих зло. Он мог один выступить против вооруженной толпы, и она отступала перед его взглядом. Но однажды молодой человек — совсем еще мальчишка — подошел к нему, когда он завтракал. «Рад познакомиться», — сказал он, протягивая руку. Вири пожал ее, и в ту же самую секунду мальчишка левой рукой вытащил пистолет и выстрелил Вири в голову. Когда его потом спросили, зачем он это сделал, он ответил, что хотел, чтобы о нем вспоминали. С Вири можно было ходить по диким горам, он помогал людям укрощать наши дикие земли. Мальчишка? Ну, что же, о нем вспоминали. Его повесили, а на его могиле установили камень с надписью: «Здесь лежит убийца Вири Шэнноу».
— И вы взяли его фамилию. Почему? Шэнноу пожал плечами.
— Мне не хотелось, чтобы она совсем исчезла. К тому же мой брат Даниил стал разбойником и убийцей. Мне было стыдно.
— Но разве Даниил не стал пророком? Разве он не сражался с исчадиями Ада?
— Да. Это меня обрадовало.
— Значит, человек может измениться. Йон Шэнноу? Может начать новую жизнь?
— Пожалуй… если у него достанет на то силы. Но не я. Бет помолчала. Потом наклонилась и прикоснулась к его локтю. Он не отдернул руки.
— Ты знаешь, почему я больше не приходила к тебе?
— Думаю, да.
— Но если бы ты решил изменить свою жизнь, мое сердце открылось бы перед тобой.
Он поглядел на Стену вдали, на холмы за ней.
— Я знаю, — сказал он грустно. — Мне всегда сопутствовало одиночество. Бет. С тех пор, как мои родители были убиты, над моей жизнью тяготеет пустота. И посмотри на Стейнера. До вчерашнего дня мальчик больше всего на свете хотел убить меня — стать человеком, который взял верх над Йоном Шэнноу. Сколько остается до того дня, когда ко мне за завтраком подойдет незнакомый мальчик и скажет: «Рад познакомиться с вами»? Сколько? И как могу я садиться вечером за твой стол и думать, что вот-вот твои дети получат пули, предназначенные мне? Нет у меня для этого сил, Бет.
— Измени имя, обрей голову. Придумай еще что-нибудь. Я поеду с тобой, и мы построим дом, — сказала она. — в каком-нибудь месте, где про тебя никто не слышал. — Он ничего не сказал, но она заглянула ему в глаза и прочла в них ответ. — Мне жаль тебя, Шэнноу, — прошептала она. — Ты не понимаешь, что теряешь. Но, я надеюсь, ты не обманываешь себя. Надеюсь, ты не влюблен в себя нынешнего — в Иерусалимца, гордого и одинокого, грозу злодеев. Это не так? И ты не боишься отказаться от своей славы и своего имени? Не боишься стать никем? — Вы очень проницательная женщина, Бет Мак-Адам. Да, я боюсь этого.
— Значит, ты слабее, чем ты думаешь, — сказала она. — Большинство людей боятся умереть. А ты просто боишься жить.
Она встала и ушла назад в дом.
— Мы варвары, — ответил Шэнноу, прикладывая ладонь ко лбу Стейнера. Молодой человек спал, но его пульс оставался слабым.
— Вы сказали что-то про рептилий, Шэнноу, — напомнила Бет, когда они втроем вернулись в большую комнату. — Я, ничего не поняла.
— Я никогда не видел ничего на них похожего. Они носят черные панцири и вооружены адскими пистолетами. По словам Стейнера, ими командует женщина. — Он посмотрел на Нои. — По-моему, вы что-то знаете о ней, Целитель.
— Я не целитель. У меня была… магия. Но она истощилась. И да, я многое о ней знаю. Шаразад. Одна из наложниц царя. Она кровожадна, а он исполняет ее желания. Рептилий называют Кинжалами. Они появились в царстве тому четыре года из врат, которые ведут в мир жарких влажных лесов. Они очень быстры и смертоносны. Царь использовал их в нескольких войнах. Во владении мечами и ножами с ними не сравнится никто. Но вот ваше оружие…
— Какой еще царь? — сердито спросила Бет. — Ни о каких царях я тут не слышала. Это что — За Стеной? Нои покачал головой, но тут же улыбнулся.
— В определенном смысле, да. Там За Стеной — город, где я родился и вырос. И все же это не мой город. Мне трудно объяснить, дражайшая госпожа, так как я сам не все понимаю. Город называется… назывался… Эд. Один из семи великих городов Атлантиды. За мной охотились Кинжалы, и я использовал мой… Камень Даниила? Так?.. чтобы спастись. Я должен был перенестись в Балакрис, другой великий город на берегу океана. А вместо этого попал сюда, в будущее.
— То есть как так — в будущее? — переспросила Бет. — Вы говорите какую-то бессмыслицу.
— Я знаю, — ответил Нои. — Однако, когда я покинул Эд, город стоял у моря, и в порту было полно больших трирем. Здесь он со всех сторон окружен сушей, а статуи изъедены временем.
— Это случилось, — негромко сказал Шэнноу, — когда океан поглотил Атлантиду двенадцать тысяч лет назад. Нои кивнул:
— Я так и думал. Единый ниспослал мне видение этой гибели. Но я рад, что память о нашем мире сохранилась. Как вы узнали про него?
— Я видел Балакрис, — сказал Шэнноу. — Это мертвый город, но здания уцелели. И еще я знавал человека, которого звали Сэмюэль Арчер, и он рассказал мне о первом Падении мира. Вы не знаете, много здесь Кинжалов?
— Точно не скажу, но, во всяком случае, несколько легионов. Может быть, пять тысяч, может быть, меньше. Шэнноу отошел к окну и поглядел наружу в ночь.
— Не знаю, сколько их здесь, — сказал он, — но у меня скверное предчувствие. Я проведу ночь снаружи. Мне жаль, Бет, что я навлек беду на ваш дом, но думаю, со мной здесь вам будет безопаснее.
— Вы желанный гость здесь… Йон. Делайте то, что должны делать, а я пригляжу за Стейнером. Если он переживет эту ночь, то, может быть, и выкарабкается.
Шэнноу взял с собой немного вяленого мяса и сушеных фруктов, поднялся на склон позади дома, сел под развесистой сосной и оглядел темный горизонт. Где-то там собирались демоны, и золотоволосая женщина грезила о крови. Он вздрогнул и застегнул куртку.
В полночь к нему пришел Нои, и они сидели рядом под звездами в дружеском молчании.
— Почему они охотятся за вами? — наконец спросил Шэнноу.
— Я проповедовал против царя. Я предостерег людей… пытался предостеречь о близящейся роковой беде. Они не слушали. Завоевания царя безмерно пополнили казну. Никогда еще люди не были так богаты.
— И потому они хотели убить вас? Так всегда бывает с пророками, мой друг. Расскажите мне про вашего бога.
— Он не «мой» бог, Шэнноу. Просто Бог. Владыка Хронос, творец Неба и Земли. Единый Бог. А вы? Во что верите вы?
Более часа они говорили о своих религиях и очень обрадовались, обнаружив, что во многом их веры схожи. Шэнноу был симпатичен могучий корабельный мастер, и он с удовольствием слушал его рассказы про сыновей, милую жену Пашад, про корабли, которые он строил, о плаваниях, которые совершил. Однако когда Нои задавал Иерусалимцу вопросы о его жизни, тот только улыбался и вновь возвращался к Атлантиде и далекому прошлому.
— Мне хотелось бы почитать вашу Библию, — сказал Нои. — Дозволено ли это?
— Конечно. Но меня удивляет, что древний народ Атлантиды говорил на нашем языке. — Не думаю.что это так, Шэнноу. Когда я попал сюда, я не понимал ни слова. Но чуть я приложил Камень ко лбу женщины, нуждавшейся в исцелении, все слова обрели для меня смысл. — Он засмеялся. — Быть может, когда я вернусь, то не смогу говорить на языке моих отцов.
— Вернетесь? Вы же сказали, что ваш мир вот-вот погибнет. Зачем вам возвращаться? — Там Пашад. Я не могу ее покинуть.
— Но вы ведь можете вернуться для того лишь, чтобы умереть с ней!
— Как поступили бы вы, Шэнноу?
— Я бы вернулся, — ответил он, не задумываясь. — Но ведь меня всегда считали немного тронутым. Нои похлопал Шэнноу по плечу:
— Это не безумие, Шэнноу. Любовь — величайший дар Бога. Куда вы отправитесь отсюда?
— На юг за Стену. Там в небе есть знаменья, которые я хочу увидеть.
— Какие знаменья?
— В облаках парит Меч Божий. И, может быть, неподалеку оттуда находится Иерусалим. Нои помолчал.
— Я поеду с вами, — сказал он затем. — Мне тоже надо увидеть эти знаменья.
— Край За Стеной называют гибельным. И чем это вам поможет вернуться домой?
— Не знаю, мой друг. Но Владыка повелел мне найти Меч, и его волю я исполняю без вопросов.
— Могу одолжить вам пистолет или два.
— Не нужно. Если Владыка назначил мне смерть, я умру. Ваши громобои ничего не изменят.
— Для меня это слишком уж фаталистично, Нои, — сказал Иерусалимец. — На Бога уповай, но курок держи взведенным. Я убедился, что Он предпочитает тех, кто всегда наготове.
— Он говорит с вами, Шэнноу? Вы слышите Его глас?
— Нет. Но я вижу Его в степях и на горах. Ощущаю Его присутствие в ночных ветерках. Я вижу Его славу в разгорающейся заре.
— Мы счастливцы — вы и я. Я потратил пятьдесят лет, чтобы выучить тысячу имен Бога, известных человеку, и еще тридцать, познавая девятьсот девяносто девять имен, открытых пророкам. Придет день, и я узнаю тысячное, которое звучит только в пении ангелов. Но все эти знания — ничто в сравнении с ощущением близости, которое вы описали. Немногим даровано испытать его. И я жалею тех, кому оно не дано.
В долине мелькнула тень, и Шэнноу предостерегающе поднял ладонь. Несколько минут он внимательно вглядывался в темноту, но больше ничего не заметил.
— Вам лучше вернуться в дом, Нои. Мне надо побыть одному.
— Я чем-то вам досадил?
— Вовсе нет. Но мне необходимо сосредоточиться… чтобы почувствовать приближение врагов. Мне необходимы все мои силы, Нои. А для этого я должен быть один. Если вы не можете уснуть, достаньте из моей седельной сумки одну из Библий. Увидимся на заре.
Когда Нои-Хазизатра ушел, Шэнноу встал и бесшумно углубился в деревья. Мелькнувшая тень могла быть волком или собакой, лисицей или барсуком.
Но точно так же она могла быть и Кинжалом. Шэнноу расстегнул кобуры и начал ждать. Шэнноу оставался начеку, пока не приблизился рассвет.
А тогда внутренняя тревога исчезла, его мышцы расслабились, он прислонился спиной к толстому комлю сосны и заснул.
Бет Мак-Адам вышла навстречу свету ранней зари и поглядела на небо. Эти минуты всегда были для нее особыми — когда, небо голубело, но в нем еще сияли звезды. Она посмотрела на лесистый склон и пошла к спящему Шэнноу. Он не услышал ее шагов, и несколько минут она сидела возле него, вглядываясь в его выдубленное ветром и солнцем лицо. Оно уже начинало обрастать бородой, серебрящейся у подбородка, однако во сне его черты выглядели странно молодыми.
Потом он проснулся и увидел ее. Но не вздрогнул, не вскочил, а только лениво улыбнулся.
— Они были там, — сказал он, — но прошли мимо нас. Она кивнула.
— У вас отдохнувший вид. Долго вы спали?
— Меньше часа, — ответил он, взглянул на небо. — Мне больше и не требуется. Меня преследует непонятный сон. Я заключен под хрустальным куполом в огромном кресте, который висит в небе. На мне кожаный шлем, а в ушах раздается голос. Это кто-то по имени Контроль, и он дает мне указания. Но я не могу спастись или хотя бы пошевелиться. — Он глубоко вздохнул и потянулся. — Дети еще спят?
— Да. Крепко обнявшись.
— А Стейнер?
— Пульс стал сильнее, но он еще не проснулся. Вы верите Нои? Что он явился из прошлого?
— Я ему верю. Камни Даниила обладают неимоверной силой. Однажды я стоял на остове корабля высоко на горном склоне, но силой мощного Камня он вновь поплыл по океану. Они могут дать человеку бессмертие, исцелить любую болезнь. Мне довелось съесть медовый пирог, который перед этим был камнем. Камень Даниила изменил его природу. По-моему, располагая такой силой, возможно осуществить, что угодно.
— Расскажите мне обо всем этом!
И Шэнноу рассказал ей об исчадиях Ада и их сумасшедшем вожде Аваддоне. А потом о Хранителях Прошлого и возрождении «Титаника». И под конец о Материнском Камне — гигантском метеорите-Сипстрасси, силу которого извратили кровью и жертвоприношениями.
— Так значит, есть два вида Камней? — сказала она.
— Нет, всего один. Сипстрасси — просто сила в чистом виде, но чем чаще ею пользуются, тем быстрее он истощается. Если его подкормить кровью, сила возвращается, но она уже не способна ни исцелять, ни создавать пищу. И еще: она разъедает разум пользующегося таким Камнем, порождает жажду чужих страданий и насилия. У каждого исчадия Ада был свой Кровь-Камень, но сила их всех истощилась за время войны.
— Как же вы уцелели, Йон Шэнноу? В борьбе с врагами, настолько превосходившими вас? Он улыбнулся и указал рукой на небо.
— Кто знает? Я часто сам задаю себе этот вопрос — и не просто о зелотах, но обо всех смертельных опасностях, выпавших на мою долю. Во многом дело решала сноровка, но куда больше — удача или же Божья воля. Хотя я навидался, как сильные люди гибли от рук врагов, от болезней или несчастных случаев. В юности я носил другое имя. Меня звали Йон Кейд. Я познакомился с Вири Шэнноу, блюстителем города, и он открыл мне глаза на людей, на повадки творящих зло. Он мог один выступить против вооруженной толпы, и она отступала перед его взглядом. Но однажды молодой человек — совсем еще мальчишка — подошел к нему, когда он завтракал. «Рад познакомиться», — сказал он, протягивая руку. Вири пожал ее, и в ту же самую секунду мальчишка левой рукой вытащил пистолет и выстрелил Вири в голову. Когда его потом спросили, зачем он это сделал, он ответил, что хотел, чтобы о нем вспоминали. С Вири можно было ходить по диким горам, он помогал людям укрощать наши дикие земли. Мальчишка? Ну, что же, о нем вспоминали. Его повесили, а на его могиле установили камень с надписью: «Здесь лежит убийца Вири Шэнноу».
— И вы взяли его фамилию. Почему? Шэнноу пожал плечами.
— Мне не хотелось, чтобы она совсем исчезла. К тому же мой брат Даниил стал разбойником и убийцей. Мне было стыдно.
— Но разве Даниил не стал пророком? Разве он не сражался с исчадиями Ада?
— Да. Это меня обрадовало.
— Значит, человек может измениться. Йон Шэнноу? Может начать новую жизнь?
— Пожалуй… если у него достанет на то силы. Но не я. Бет помолчала. Потом наклонилась и прикоснулась к его локтю. Он не отдернул руки.
— Ты знаешь, почему я больше не приходила к тебе?
— Думаю, да.
— Но если бы ты решил изменить свою жизнь, мое сердце открылось бы перед тобой.
Он поглядел на Стену вдали, на холмы за ней.
— Я знаю, — сказал он грустно. — Мне всегда сопутствовало одиночество. Бет. С тех пор, как мои родители были убиты, над моей жизнью тяготеет пустота. И посмотри на Стейнера. До вчерашнего дня мальчик больше всего на свете хотел убить меня — стать человеком, который взял верх над Йоном Шэнноу. Сколько остается до того дня, когда ко мне за завтраком подойдет незнакомый мальчик и скажет: «Рад познакомиться с вами»? Сколько? И как могу я садиться вечером за твой стол и думать, что вот-вот твои дети получат пули, предназначенные мне? Нет у меня для этого сил, Бет.
— Измени имя, обрей голову. Придумай еще что-нибудь. Я поеду с тобой, и мы построим дом, — сказала она. — в каком-нибудь месте, где про тебя никто не слышал. — Он ничего не сказал, но она заглянула ему в глаза и прочла в них ответ. — Мне жаль тебя, Шэнноу, — прошептала она. — Ты не понимаешь, что теряешь. Но, я надеюсь, ты не обманываешь себя. Надеюсь, ты не влюблен в себя нынешнего — в Иерусалимца, гордого и одинокого, грозу злодеев. Это не так? И ты не боишься отказаться от своей славы и своего имени? Не боишься стать никем? — Вы очень проницательная женщина, Бет Мак-Адам. Да, я боюсь этого.
— Значит, ты слабее, чем ты думаешь, — сказала она. — Большинство людей боятся умереть. А ты просто боишься жить.
Она встала и ушла назад в дом.
23
Джозия Брум закрыл входную дверь своего домика и пошел по улице в сторону «Веселого паломника». Солнце весело сияло, но Брум этого не замечал. Он все еще кипел из-за отъезда. Бет Мак-Адам и язвящих несправедливых слов, которые она метала в него, словно ножи.
Ну, как она не видит? Люди вроде Йона Шэнноу не способствуют цивилизации. Убийства и отчаяние следуют за ним, порождая все новые и новые. Изменить мир способны только рассудительные люди. Но как жалили ее слова! Она назвала его дураком и трусом, она обвинила его в смерти Феннера!
Можно ли винить человека за летнюю бурю или зимнее наводнение? Это так несправедливо! Да, Феннер был бы еще жив, если бы они, войдя в заведение Веббера, тут же его застрелили бы. Но что это дало бы? Чему научило бы юное поколение общины? Что в определенных обстоятельствах убийство приемлемо?
Он подумал о человеке, которого Шэнноу застрелил на улице, сразу после того, как казнил Веббера. Звали его Ломаке. Он был грубым, необузданным, но он помогал Пастырю строить церковь и усердно работал на менхира Скейса, чтобы прокормить жену и двух детей. Эти дети теперь сироты и вырастут, помня, как их отца застрелили на улице в назидание всем другим. Кто будет их винить, если они пойдут дурной дорогой? Но Бет Мак-Адам не желает этого видеть!
Брум перешел улицу, и тут с запада донесся треск выстрелов. Новые нарушители спокойствия, подумал он и оглянулся, посмотреть, что происходит. У него отвисла челюсть: в городок ворвались воины в черных панцирях, паля из пистолетов. Люди заметались, отчаянно крича. Над ухом Брума провизжала пуля, он инстинктивно пригнулся и юркнул в проулок между двумя домами. Мимо пробежал человек… его грудь вдруг разорвалась, и он рухнул ничком в пыль.
Брум повернулся и, отчаянно работая локтями, кинулся дальше по проулку, перелез через изгородь и побежал через поля к новой церкви на высоком лугу.
В «Отдыхе паломника» Мейсон выглянул в окно и увидел, что рептилии наступают по главной улице, убивая всех, кто попадался им на глаза. Он выругался, сорвал свое адское ружье с крюка на стене, быстро вложил патроны в окно патронника и дослал один в ствол. Он услышал топот сапог на лестнице и, едва дверь слетела с петель, повернулся и выстрелил. Одна рептилия отлетела на крыльцо, но остальные вбежали внутрь. Ружье Мейсона подпрыгивало в его руках, пока он посылал в них пулю за пулей, но тут что-то ударило его в грудь, отшвырнуло к окну. Еще две пули распороли ему живот, и он свалился через окно на улицу.
Оружейник Грувс у себя в мастерской схватил два пистолета, но был убит прежде, чем успел выстрелить.
Сотни рептилий заполнили городок. Кое-где люди отвечали на их выстрелы, но нападение было столь внезапным, что организованного сопротивления они не встретили.
В церкви Пастырь произносил страстную проповедь против Вавилонской Блудницы и зверей За Стеной. Когда в церкви услышали выстрелы, прихожане хлынули наружу. Пастырь протолкался вперед и с ужасом уставился на языки пламени, уже лизавшие некоторые дома. К ошеломленной толпе, пошатываясь, подошел Джозия Брум.
— Адские звери! — закричал он. — Тысячи и тысячи! Люди бросились бежать, но голос Пастыря заставил их окаменеть на месте.
— Братья! Бежать значит умереть! — Он оглядел толпу. Человек двести, но больше половины — женщины и дети. Мужчины оставили свои пистолеты и ружья на крыльце. — Берите ваше оружие, — приказал он. — Брум и Хендрикс, поведете женщин и детей на юг. Найдите в лесу надежное укрытие, а мы присоединимся к вам позднее. Уходите! — Он обернулся к вооружившимся мужчинам. — За мной! — скомандовал он и стремительно зашагал к городку.
Несколько секунд они колебались, потом один за другим присоединились к нему. Он остановился на краю луга, где была прокопана канава для стока воды.
— В нее! — скомандовал он. — И не стрелять, пока я не подам знак!
Пятьдесят шесть человек попрыгали я канаву, подняли пистолеты и ружья. Пастырь стоял и слушал крики, доносившиеся из городка. Как ему хотелось броситься в нападение, обрушить Божье мщение на убийц! Но он подавил этот порыв и стал ждать.
Из городка выбежала большая группа Кинжалов. При виде Пастыря они вскинули ружья, но не успели спустить курки, как он спрыгнул в канаву, и пули безобидно просвистели у него над головой. Двадцать рептилий побежали через поле.
Ну, как она не видит? Люди вроде Йона Шэнноу не способствуют цивилизации. Убийства и отчаяние следуют за ним, порождая все новые и новые. Изменить мир способны только рассудительные люди. Но как жалили ее слова! Она назвала его дураком и трусом, она обвинила его в смерти Феннера!
Можно ли винить человека за летнюю бурю или зимнее наводнение? Это так несправедливо! Да, Феннер был бы еще жив, если бы они, войдя в заведение Веббера, тут же его застрелили бы. Но что это дало бы? Чему научило бы юное поколение общины? Что в определенных обстоятельствах убийство приемлемо?
Он подумал о человеке, которого Шэнноу застрелил на улице, сразу после того, как казнил Веббера. Звали его Ломаке. Он был грубым, необузданным, но он помогал Пастырю строить церковь и усердно работал на менхира Скейса, чтобы прокормить жену и двух детей. Эти дети теперь сироты и вырастут, помня, как их отца застрелили на улице в назидание всем другим. Кто будет их винить, если они пойдут дурной дорогой? Но Бет Мак-Адам не желает этого видеть!
Брум перешел улицу, и тут с запада донесся треск выстрелов. Новые нарушители спокойствия, подумал он и оглянулся, посмотреть, что происходит. У него отвисла челюсть: в городок ворвались воины в черных панцирях, паля из пистолетов. Люди заметались, отчаянно крича. Над ухом Брума провизжала пуля, он инстинктивно пригнулся и юркнул в проулок между двумя домами. Мимо пробежал человек… его грудь вдруг разорвалась, и он рухнул ничком в пыль.
Брум повернулся и, отчаянно работая локтями, кинулся дальше по проулку, перелез через изгородь и побежал через поля к новой церкви на высоком лугу.
В «Отдыхе паломника» Мейсон выглянул в окно и увидел, что рептилии наступают по главной улице, убивая всех, кто попадался им на глаза. Он выругался, сорвал свое адское ружье с крюка на стене, быстро вложил патроны в окно патронника и дослал один в ствол. Он услышал топот сапог на лестнице и, едва дверь слетела с петель, повернулся и выстрелил. Одна рептилия отлетела на крыльцо, но остальные вбежали внутрь. Ружье Мейсона подпрыгивало в его руках, пока он посылал в них пулю за пулей, но тут что-то ударило его в грудь, отшвырнуло к окну. Еще две пули распороли ему живот, и он свалился через окно на улицу.
Оружейник Грувс у себя в мастерской схватил два пистолета, но был убит прежде, чем успел выстрелить.
Сотни рептилий заполнили городок. Кое-где люди отвечали на их выстрелы, но нападение было столь внезапным, что организованного сопротивления они не встретили.
В церкви Пастырь произносил страстную проповедь против Вавилонской Блудницы и зверей За Стеной. Когда в церкви услышали выстрелы, прихожане хлынули наружу. Пастырь протолкался вперед и с ужасом уставился на языки пламени, уже лизавшие некоторые дома. К ошеломленной толпе, пошатываясь, подошел Джозия Брум.
— Адские звери! — закричал он. — Тысячи и тысячи! Люди бросились бежать, но голос Пастыря заставил их окаменеть на месте.
— Братья! Бежать значит умереть! — Он оглядел толпу. Человек двести, но больше половины — женщины и дети. Мужчины оставили свои пистолеты и ружья на крыльце. — Берите ваше оружие, — приказал он. — Брум и Хендрикс, поведете женщин и детей на юг. Найдите в лесу надежное укрытие, а мы присоединимся к вам позднее. Уходите! — Он обернулся к вооружившимся мужчинам. — За мной! — скомандовал он и стремительно зашагал к городку.
Несколько секунд они колебались, потом один за другим присоединились к нему. Он остановился на краю луга, где была прокопана канава для стока воды.
— В нее! — скомандовал он. — И не стрелять, пока я не подам знак!
Пятьдесят шесть человек попрыгали я канаву, подняли пистолеты и ружья. Пастырь стоял и слушал крики, доносившиеся из городка. Как ему хотелось броситься в нападение, обрушить Божье мщение на убийц! Но он подавил этот порыв и стал ждать.
Из городка выбежала большая группа Кинжалов. При виде Пастыря они вскинули ружья, но не успели спустить курки, как он спрыгнул в канаву, и пули безобидно просвистели у него над головой. Двадцать рептилий побежали через поле.