Геммел Дэвид. Последний Хранитель

   — Шэнноу был прав, — сказал Пастырь. — Ты правда схожа с ангелом.
   Рядом с ее рукой лежал камень, весь в алых прожилках. Он поднял его — такой теплый и гладкий на ощупь! Положил в карман своего черного одеяния и сел в седло. Однако его ладони словно не хватало теплоты камня, и он опять взял его в руку.
   Он ехал все вверх и вверх, пока не оказался на поляне у вершины кряжа. Там было холодно, но воздух был удивительно свежим и чистым, а небо — нестерпимо голубым. Снова спешившись, он преклонил колени в молитве.
   — Отче дражайший, — начал он, — веди меня путями праведности. Возьми мое тело и душу. Покажи мне дорогу, которую мне должно пройти в трудах во имя Твое и по слову Твоему.
   Камень в его руке стал горячим, его мысли затуманились.
   Перед ним возникло золотое лицо, обрамленное бородой, суровое, с глазами светлыми, дышащее царственностью. Сердце Пастыря отчаянно забилось.
   "Кто взывает ко мне?» — прозвучал голос в голове Пастыря.
   — Я, Господи, смиреннейший из твоих слуг, — прошептал Пастырь, падая ниц и прижимая лицо к земле. Но — диво дивное! — лицо осталось перед ним, словно его глаза все еще были открыты.
   "Открой передо мной свой разум», — произнес голос.
   — Я не знаю как?
   "Прижми Камень к груди».
   Пастырь послушался. Его обволокло блаженное тепло и несколько минут убаюкивал безмятежный покои; затем теплота исчезла, и он вновь почувствовал себя одиноким.
   "Ты тяжко грешил, сын мой, — сказал Пендаррик. — Как ты думаешь очиститься?»
   — Я сделаю все, Господи!
   "Садись на свою лошадь и поезжай на восток. Вскоре ты найдешь уцелевших… рептилий. Ты поднимешь Камень и скажешь им «Пендаррик». Тогда они будут следовать за тобой и исполнять твои приказания».
   — Но они творения дьявола, Господи.
   "Да, но я дам им случай спасти их души. Отправляйся в город, войди в Храм и вновь призови меня, и я укажу тебе, что делать».
   — А как же Великая Блудница? Ее необходимо уничтожить!
   "Не пытайся спорить со мной! — загремел Пендаррик. — В свой час я сокрушу ее. Иди в Храм, Никодим. Найди Золотые Свитки, спрятанные под алтарем».
   — Но если Блудница попробует воспрепятствовать мне? «Тогда убей ее и всех ее присных».
   — Да, Господи. Как повелишь. А Меч?
   "Мы поговорим снова, когда ты исполнишь порученное тебе».
   Лицо стало прозрачным и исчезло. Пастырь поднялся с колен.
   На душе у него было легко.
   Наконец-то он обрел своего Бога!

30

   Вернувшись в новый дом, Бет, к великой своей радости, не нашла там никаких повреждении, оставленных землетрясением. Поля ниже все еще зияли трещинами и провалами, и упало несколько деревьев, но склон холма, который Бык выбрал для постройки ее дома, остался цел и невредим. Рыжий всадник ухмыльнулся Бет.
   — Если ты скажешь: «Я же говорил!» — я проломлю тебе голову, Бык! — пригрозила Бет.
   — Да чтоб я? Даже в голову не приходило! — Он привязал лошадь и помог Бет внести в дом раненого Стейнера.
   — Я и сам дойду! — пробурчал Стейнер.
   — Чтобы швы еще раз лопнули? Нет уж! — отрезала Бет. — А теперь придержи язык!
   Бык с детьми переносили вещи с фургона, а Бет затопила железную печку и поставила томиться кастрюлю с бар-керовкой. Когда небо потемнело. Бык встал.
   — Пора вернуться к менхиру Скейсу, — сказал он. — Уж конечно, там дела невпроворот. Может, вам что-нибудь привезти завтра?
   — Если в городе что-то осталось, я бы не отказалась от мешочка соли.
   — Привезу. И вяленого мяса тоже. Припасов, как погляжу, у вас маловато.
   — У меня маловато обменной монеты, Бык. Придется взять у тебя в долг.
   — Да вы не стесняйтесь, — ответил он. Она смотрела, как он вскочил на лошадь и ускакал. Потом покачала головой и позволила себе улыбнуться. Вот из него вышел бы неплохой муж, подумала она. Он заботливый, сильный и к детям привязался. Но перед улыбающимся лицом Быка возникло лицо Йона Шэнноу.
   — Дурак ты, Шэнноу, дьявол тебя возьми, — прошептала Бет.
   Мэри с Сэмюэлем сидели у печки. Голова Сэмюэля прижималась к стене. Глаза у него были закрыты. Бет взяла его на руки, он открыл глаза и уронил голову ей на плечо.
   — Спать пора, паршивец, — сказала она, отнесла его в заднюю комнату и положила на кровать. Раздевать не стала, а только сняла с него башмаки и укутала одеялом.
   Мэри вошла следом за ней.
   — Я не хочу спать, мам. Можно я посижу еще немножко?
   Бет посмотрела на припухшие глаза девочки.
   — Можешь лечь рядом с братом, а если через час еще не уснешь, то приходи посидеть со мной.
   Мэри смущенно улыбнулась, забралась под одеяло и тут же уснула крепким сном.
   Бет вернулась в большую комнату подложила дров в печку и вышла на крыльцо, где Бык соорудил скамью из обтесанной до гладкости половины расколотого вдоль бревна. Она откинулась на спинку, глядя на залитую лунным светом долину. Стена рухнула почти целиком, хотя отдельные ее куски все еще торчали, точно щербатые зубы. Она вздрогнула.
   — Приятная ночка, — сказал Стейнер, подходя, и сел рядом. Лицо у него было бледным, только под глазами чернели круги.
   — Дурень ты! — сказала Бет.
   — А вы при луне красивы, как картинка, — ответил он.
   — Если не считать носа, — отрезала она. — И нечего ко мне подлизываться, Клем Стейнер. Даже позволь я, тебя это наверняка убьет.
   — Пожалуй, — согласился он. Бет продолжала всматриваться в далекий горизонт, и Стейнер спросил:
   — О чем вы думаете?
   — О Шэнноу. Хотя тебя это никак не касается.
   — Влюбились в него?
   — Какой же ты настырный, Стейнер!
   — Значит, да. Могли бы сделать выбор и похуже, хотя как-то не верится, что вы будете разъезжать по белу свету, ища неведомый город, которого не существует.
   — Ты прав. Может, мне за тебя выйти?
   — А что? Неплохая мысль, фрей Мак-Адам, — отозвался он с улыбкой. — Я ведь очень даже хороший.
   — Что-то ты всегда прятал этот свет под спудом! — заметила она сердито. Он засмеялся:
   — Как посмотрю, нос и вправду великоват! Бет засмеялась и расслабилась. Клем вытянул раненую ногу и начал ее растирать.
   — А Шэнноу про ваше чувство знает? — спросил он негромко и очень серьезно.
   Бет проглотила злобную отповедь.
   — Я ему дала понять. Но он не способен измениться. Вот как ты.
   — Я-то изменился, — сказал Клем. — И больше не хочу быть пистолетчиком. На дьявола мне такая слава! У меня был отец, который бил меня чем ни попадя и приговаривал, что из меня ничего путного не получится. Так, наверное, я только и делал, что старался доказать, как он ошибался. А теперь мне все равно.
   — Ну, и что ты будешь делать?
   — Найду хорошую жену. Буду растить детей и кукурузу.
   — Значит, для тебя еще есть надежда, Клем Стейнер.
   Он собирался ответить, как вдруг заметил двух всадников, направляющихся к дому.
   — Странная парочка! — сказала Бет. — Взгляни-ка, в лунном свете их волосы выглядят совсем белыми.
 
   Шэнноу не оставляла тревога. Сны расстроили его, но хуже того: с той минуты, как они поехали дальше, его не оставляло ощущение, что за ним следят. Снова и снова он поворачивался в седле и оглядывал горизонт или менял направление, спешиваясь перед гребнем каждого холма.
   Теперь город был уже совсем близко, и все-таки тревожное ощущение не исчезало.
   — Что вас беспокоит? — спросил Нои. — Ведь мы могли бы добраться до города уже давно.
   — Сам не знаю, — признался Шэнноу. — Почему-то мне не по себе.
   — Не больше, чем мне на спине этой лошади, — отозвался Нои.
   Из куста впереди выскочил кролик, и пистолеты Шэнноу уже нацелились на него. Иерусалимец выругался и ударил жеребца каблуками.
   Город был окружен высокой стеной, но недавние землетрясения испещрили трещинами и ее. Ворот не оказалось, но когда они въезжали в проем, Шэнноу заметил в плитах глубокие выемки, в которые некогда были вделаны петли.
   — Ворота, — сообщил ему Нои, — были из дерева и бронзы с изображением львиной головы на каждой створке. А за ними начиналась улица Златокузнецов, которая вела в квартал Ваятелей. Мой дом был совсем рядом.
   Прохожие на улицах останавливались и смотрели на всадников. Но без враждебности, а только с любопытством. Женщин, заметил Шэнноу, было гораздо больше, чем мужчин. Все высокие и статные. Одежда на них почти вся была из кожи, богато вышитая.
   Он остановил коня.
   — Я ищу Черную Госпожу, — сказал ой с поклоном, снимая шляпу.
   Женщина, стоявшая ближе всех к нему, улыбнулась и указала на восток:
   — Она в Высокой башне с Оширом.
   — Да пребудет с вами мир Божий, — сказал ей Шэнноу.
   — Закон Единого да будет вам покровом, — отозвалась она.
   Копыта их лошадей цокали по каменной мостовой.
   — В мое время в этот квартал никакие животные не допускались. Запах навоза не очень тешил ноздри живших тут, — сообщил Нои.
   Перед ними возникло согбенное искалеченное существо, и в памяти Шэнноу молниеносно возник Шэр-ран. Его жеребец встал на дыбы, но он его успокоил ласковыми словами.
   — Бедняга, — сказал Нои, когда они пустили своих лошадей дальше шагом.
   Улица расширилась, превратилась в величественную, окаймленную статуями перспективу, которая, прямая как стрела, вела к высокому дворцу из белого мрамора.
   — Летний дом Пендаррика, — объяснил Нои. — В него включен и Храм.
   Они подъехали к колоссальной лестнице, более чем в сто шагов шириной, полого поднимающейся к гигантской арке.
   — Царские ступени, — сказал Нои.
   Как и перспективу, лестницу обрамляли статуи, изваянные из мрамора, — каждая с мечом и скипетром в руках. Шэнноу ударил жеребца каблуками и въехал на лестницу. Нои спешился и пошел за ним, ведя кобылу на поводу. Когда Иерусалимец поднялся к арке, из тени навстречу ему вышла стройная темнокожая женщина. И Шэнноу вспомнил минуту, когда увидел ее в первый раз — когда она уносила своего сына с остова воскрешенного и вновь погибшего «Титаника».
   — Амазига? Вы — Черная Госпожа? — сказал он, сходя с седла.
   — Она самая, Шэнноу. Что вы здесь делаете? — Он заметил напряжение в ее голосе. Отсутствие теплоты в ее взгляде.
   — Я такой нежеланный гость?
   — Здесь нет носителей зла, чтобы вы могли с ними разделаться, даю вам слово.
   — Я здесь не за тем, чтобы убивать. Или вы считаете меня отпетым злодеем?
   — Тогда скажите, зачем вы здесь?
   Шэнноу заметил в густой тени арки у нее за спиной какое-то движение. Оттуда вышел молодой человек. Когда-то он, видимо, был удивительно красив, но теперь его лицо словно опухло, а плечи горбились. Шэнноу виновато отвел глаза от уродства юноши.
   — Я задала вам вопрос, Йон Шэнноу! — сказала Амазига Арчер.
   — Я приехал предупредить вас о надвигающейся опасности и еще поглядеть на Меч Божий. Но было бы приятнее поговорить не на улице, а в доме.
   К арке приблизился Нои, увидел Амазигу и низко поклонился.
   — Это мой спутник Нои-Хазизатра. Он из Атлантиды, Амазига, и, думаю, вам следует его выслушать.
   — Идите за мной, — сказала она, повернулась на каблуках и широким шагом исчезла под аркой. Искалеченный юноша молча последовал за ней, Шэнноу и Нои шли сзади. Они оказались в большом квадратном дворе. Амазига пересекла его, обойдя круглый фонтан, и направилась дальше в огромный вестибюль. Шэнноу привязал лошадей во дворе и вошел во дворец. Там стояла мертвая тишина, и их шаги будили жутковатое эхо.
   Поднявшись по высокой винтовой лестнице, они очутились в комнате, где Амазига уже сидела за столом из красного дерева, заваленным бумагами, свитками и книгами. Она выглядела моложе, чем помнилось Шэнноу, но ее глаза, казалось, были исполнены невыразимой печали.
   — Говорите, Иерусалимец, а затем оставьте нас в том недолгом покое, на какой мы еще можем надеяться.
   Шэнноу глубоко вздохнул, подавляя гнев. Не торопясь он рассказал ей про нападение на городок в Долине Паломника, об их бегстве за разрушившуюся стену. Он описал женщину Шаразад, рассказал о Пастыре и о том, что ее со страхом считают злой богиней. И он рассказал ей про Пендаррика. Она слушала не перебивая, но ее интерес пробудился только, когда заговорил Нои. Она задавала ему резкие вопросы, но его кроткие ответы как будто ее удовлетворили. Наконец, когда оба они умолкли, она попросила урода принести вина. Ни Шэнноу, ни Нои не посмотрели в его сторону. Едва он ушел, как Амазига впилась глазами во Взыскующего Иерусалима.
   — Вы знаете, что с ним происходит?
   — Он превращается во льва, — ответил Шэнноу, глядя ей прямо в глаза.
   — Откуда вам это известно?
   — Я повстречал человека, которого звали Шэр-ран, и с ним происходило такое же ужасное преображение. Он спас меня, оказал мне помощь, когда я в ней нуждался, исцелил мои раны.
   — Что с ним случилось?
   — Он умер.
   — Я спросила, что с ним случилось? — гневно повторила Амазига.
   — Я его убил, — ответил Шэнноу.
   Ее глаза стали ледяными, и Нои похолодел от ее улыбки.
   — Знакомая история, Шэнноу! В конце-то концов, много ли наберется рассказов о Иерусалимце, в которых он не убивает кого-нибудь? Сколько общин вы уничтожили за последнее время?
   — Не я уничтожил вашу общину. Это сделал Саренто, когда отправил «Титаник» в плавание. Я же просто замкнул энергию Материнского Камня. Но я не стану спорить с вами, госпожа, или обсуждать мои поступки. Я продолжу поиски Меча.
   — Ни в коем случае, Шэнноу! Вы не должны к нему приближаться! — Она просто шипела. — Вы не понимаете!
   — Я понимаю, что врата между прошлым и настоящим должны быть закрыты. Быть может, их закроет Меч Божий. Если нет, в катастрофе, которая постигнет Атлантиду, погибнем и мы.
   — Меч Божий — не спасение, которого вы ищете. Поверьте мне!
   — Я уверюсь в этом только, когда увижу его, — решительно ответил Шэнноу.
   Амазига подняла руку из-под стола. Она держала адский пистолет. И, взведя курок, прицелилась в Шэнноу.
   — Обещайте мне не приближаться к Мечу или умрите! — крикнула она.
   — Шрина! — донесся голос от двери. — Довольно! Убери пистолет.
   — Ты не понимаешь, Ошир. Не вмешивайся!
   — Понимаю достаточно, — ответил человеко-зверь, неуклюже подходя к столу и ставя на него серебряный поднос. Его изуродованная рука сомкнулась на пистолете и осторожно вынула оружие из ее пальцев. — Ничто из твоих рассказов об этом человеке не указывает, что он — носитель зла. Почему ты хочешь убить его?
   — Куда бы он ни ехал, за ним следует Смерть. Гибель! Я это чувствую, Ошир.
   Она вскочила и выбежала из комнаты. Ошир положил пистолет на стол, Шэнноу наклонился и снял затвор со взвода. Ошир с трудом опустился в кресло, в котором только что сидела Амазига. Он не спускал взгляда с Иерусалимца.
   — Она измучена, Шэнноу, — сказал он. — Ей казалось, что она нашла способ исцелить меня, но это оказалось лишь временным улучшением. И теперь она должна страдать заново. Она любила моего брата Шэр-рана, а он стал зверем. Теперь… — он пожал плечами, — теперь настал мой черед. Ваш приезд привел ее в полное отчаяние. Но она соберется с силами и обдумает все, что вы ей говорили. Выпейте вина и отдохните. Я пригляжу, чтобы ваших лошадей пустили пастись на ближнем лугу, где хорошая трава. За этой дверью вы найдете кровати и одеяла.
   — Времени для отдыха не осталось, — возразил Нои. — Конец близок, я чувствую это.
   Шэнноу устало поднялся на ноги.
   — Я надеялся на помощь. Я думал, Черная Госпожа сильна.
   — Так и есть, Шэнноу, — заверил его Ошир. — Она обладает великими знаниями. Дайте ей время.
   — Вы слышали, что сказал Нои? Времени у нас нет. Мы поедем дальше к Мечу, но сначала Нои надо обыскать храмовое святилище.
   — Зачем? — спросил Ошир.
   — Чтобы найти то, что поможет мне вернуться домой, — ответил Нои.
   Вблизи прогремел выстрел, и раздался вопль ужаса.
   — Вот видишь! — крикнула Амазига из двери, указывая на Шэнноу. — Где бы он ни ездил, Смерть всегда следует за ним!

31

   Пастырь смело выехал на поляну, где собрались двадцать три уцелевших Кинжала. Некоторые были ранены, их чешуйчатые руки и ноги были забинтованы. Остальные держали ружья наготове, на случай, если на них нападут медведи. Высоко подняв Кровь-Камень, Пастырь направил лошадь прямо в толпу врагов и громко произнес единственное слово, открытое ему Богом.
   — Пендаррик! — провозгласил он, и ружья, уже прицеленные в него, тотчас опустились. — Следуйте за мной, — приказал Пастырь, выезжая с поляны. Рептилии взяли свое оружие, построились в две колонны и последовали за ним.
   Пастырь пришел в экстаз.
   — Как таинственны пути Господа, — сообщил он утреннему воздуху. — И сколь дивны Его чудеса!
   На равнине перед городом собралось много львов, и они преградили дорогу Пастырю. Он поднял свой Камень и рявкнул:
   — Расступитесь!
   Черногривый великан вздыбился от боли и побежал влево. Остальные пошли за ним, образовав коридор, в который Пастырь направил свою лошадь.
   Он повел рептилий к северным воротам и там обернулся к ним.
   — Все противящиеся воле Бога должны умереть! — объявил он и, не сомневаясь, что ему сопутствует необоримая сила Творца, въехал в ворота. За ними он увидел множество людей. Никто не встал у него на пути. Горожане с откровенным любопытством смотрели на строй рептилий, следующих за Пастырем по улицам между белых стен. Да и на самого Пастыря тоже.
   Он спросил у женщины, державшей за руку малыша:
   — Храм! Как к нему проехать?
   Женщина указала на высокое здание с куполом, и он поехал туда. Массивные колонны Храма были расположены совсем близко друг к другу. Он спешился и зашагал вверх по лестнице. Рептилии следовали за ним.
   Навстречу ему вышел старец.
   — Кто ищет мудрость закона Единого? — спросил он.
   — Дорогу воину Господа! — ответил Пастырь.
   — Вы не можете войти, — мягко объяснил старец. — Сейчас жрецы творят молитву. Вот когда солнце коснется западной стены, ваше прошение будет услышано.
   — Прочь, старик! — приказал Пастырь, доставая пистолет.
   — Разве ты не понял? — спросил Верховный Жрец. — Это не дозволено!
   По коридорам Храма раскатилось эхо выстрела. Верховный Жрец без стона упал навзничь. Из раны во лбу хлынула кровь. Пастырь вбежал в Храм, рептилии толпой ринулись за ним. Взяв пример со своего нового начальника, они начали стрелять по жрецам, которые заметались, ища, где бы укрыться. Не обращая внимания на начатую им бойню, Пастырь оглядывался в поисках входа в Святая Святых. В конце длинной колоннады он увидел узкую дверь, побежал к ней и распахнул ее ударом ноги. Внутри находился алтарь, и другой старец торопливо собирал свитки золотой фольги. Он поднял голову, попытался подняться, но пистолет в руке Пастыря подпрыгнул, и старец упал. Пастырь встал на колени над свитками и поднял Камень.
   — Услышь меня, Господи! Я исполнил твое повеление! Перед ним замерцало лицо Пендаррика.
   — Свитки! — сказал он. — Прочти их. Пастырь взял свиток и развернул полосу золотой фольги.
   — Я не умею читать эти знаки, — сказал он.
   — Но я умею. Отложи этот, возьми другой. Один за другим Пастырь разворачивал свитки, с любопытством вглядываясь в знаки, слагавшиеся из палочек. Наконец, положив последний, он посмотрел в глаза Бога и увидел в них тревогу.
   — Что я должен сделать, Господи? — прошептал он.
   — Сведи на землю Меч Божий, — ответил Пендаррик. — Сегодня же. На юге увидишь пик. Поднимись на него… но прежде положи свой Камень на грудь жреца возле тебя. Положи его в кровь. Камень наберется силы. Когда поднимешься на пик, подними Камень и призови Меч. Притяни его к себе. Ты понял?
   — Да, — ответил Пастырь, — О да! Мои сны сбылись. Благодарю тебя. Господи. А что я должен буду сделать тогда?
   — Когда ты выполнишь порученное, мы снова поговорим. — Лицо исчезло.
   Пастырь положил Камень на окровавленную грудь жреца и смотрел, как кровь словно втекала в него, расширяя алые прожилки. Потом взял его и встал.
   Снаружи вновь донесся треск выстрелов. Он пробежал через колоннаду, вниз по лестнице и вскочил на свою лошадь. Забыв про рептилий, он помчался галопом к главным воротам и дальше — выполнять повеления Бога.
 
   Шэнноу, едва раздались первые выстрелы, оттолкнул Амазигу, выбежал из комнаты и бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Двор был пуст, если не считать привязанных там двух лошадей. Из здания Храма донеслись новые выстрелы, и Шэнноу, выхватив пистолеты, пошел через двор. Из двери выскочила рептилия с ружьем в руках. Шэнноу поднял пистолет, и тут рептилия, заметив его, вскинула ружье. Шэнноу выстрелил, пуля отшвырнула рептилию к стене, и она упала ничком на каменные плиты.
   Взыскующий Иерусалима выждал несколько секунд, не спуская глаз с дверей, но ни одна рептилия больше не появилась. Пригнувшись, он обежал фонтан и кинулся через открытое пространство за Храм. Там он увидел деревянную дверь. Она была заперта, и он ударил ногой в филенку у замка. Дверь опрокинулась внутрь. Едва Шэнноу проскочил в проем, в косяк впилась пуля, и он перекатился влево. Вокруг него свистели и визжали пули, рикошетом отлетая от мозаичного пола. Укрывшись за колонной, он поднялся на колени и услышал справа топот бегущих ног. Извернуться, вскинуть пистолеты… И три рептилии упали мертвыми. Он увидел, как Пастырь выбежал в дверь слева, как два Кинжала расступились, давая ему дорогу, и убил их. Пуля прошила воротник его куртки, он выстрелил в ответ, но промахнулся, вскочил и под визг пуль перебежал ко второй колонне. Наперерез ему бросилась рептилия, занося кинжал. Шэнноу всадил ей в грудь две пули и увидел, что повсюду вокруг Кинжалы бегут к главным дверям.
   Внутри Храма воцарилась тишина. Шэнноу перезарядил пистолеты и выпрямился. В дверях появилась Амазига с Нои и Оширом. Они бросились к двери, из которой, как вспомнил Шэнноу, появился Пастырь. Иерусалимец убрал пистолеты в кобуры и последовал за ними. Внутри небольшого помещения Нои и Амазига стояли на коленях над умирающим жрецом, очень старым, седобородым. Грудь у него была вся в крови.
   — Я есть лист, — прошептал жрец, когда Нои осторожно приподнял его голову.
   — Бог есть древо, — тихо ответил Нои.
   — Завершается круг, — прошептал жрец. — Сейчас я познаю Закон Единого, Круг Бога.
   — Да, ты его познаешь, — ответил Нои. — Ручьи — в реки. Реки — в море, море — в облака, облака — в ручьи. Плодородная почва — в дерево, дерево — в лист, лист — в землю. Вся жизнь слагается в Круг Бога.
   Умирающий улыбнулся.
   — Ты истинно верующий. Я рад. Твой Круг продолжается.
   — Что им было нужно? — спросила Амазига. — Что они забрали?
   — Ничего, — ответил жрец. — Он прочитал священные свитки и призвал демона. Демон повелел ему свести. на землю Меч Божий.
   — Нет! Только не это! — прошептала Амазига.
   — Это не важно, Шрина…
   Голос жреца замер, голова тяжело легла на ладони Нои. Корабельный мастер бережно опустил усопшего на пол и встал.
   — Это были прекрасные слова, — сказал ему Шэнноу.
   — Они из заветов Единого. Совершенство достигается только в круге, Шэнноу, и постижение этого равносильно постижению Бога.
   Нои улыбнулся и начал обходить помещения, всматриваясь в резьбу на стенах, ощупывая каждый выступ. Шэнноу спросил:
   — Что вы ищете?
   — Сам не знаю. Камни могли храниться только тут, но где именно, мне неизвестно. Знал об этом только Верховный Жрец и не открывал тайну никому, кроме своего преемника.
   Помещение было квадратным, но алтарь имел форму круга. Известняковые стены украшали чудесные барельефы — грациозные фигуры с подрисованными краской глазами простирали к небу изящные руки с длинными тонкими пальцами. Шэнноу подошел к алтарю и устремил взгляд на его гладкую ошлифованную поверхность. В ней было вырезано и выложено золотой фольгой сказочное дерево с золотыми листьями. Узор был гармоничен и ласкал взгляд. Шэнноу начал легонько обводить пальцами очертания ветвей. По краю алтаря были вырезаны птицы — в полете, в гнезде, кормящие птенцов. Тут тоже провозглашался принцип круга: от яйца — в небо. Его пальцы скользили и скользили по узору, пока не остановились на гнезде с единственным яйцом. От прикосновения оно качнулось. Он покрепче сжал пальцы и извлек его из углубления. Оно было маленьким и белоснежно-белым. Но едва оказалось на его ладони, как потеплело, а белизна приобрела кремовый оттенок, который перешел в желтый и, наконец, стал золотым.
   — Я нашел то, что вы ищете, — сказал он.
   Нои подошел к нему и взял с его ладони золотое яйцо.
   — Да, — согласился он тихо. — Вы его нашли.
   — Камень с Небес, — сказал Ошир. — Чудо! Что вы будете делать теперь?
   — Он не мой, — ответил Нои, — и я не могу его взять. Иначе я вернулся бы в свою страну и попытался бы спасти жену и детей от неминуемой гибели.
   — Так возьмите его, — сказал Ошир.
   — Нет! — закричала Амазига. — Он нужен мне! Он нужен тебе. Я не могу смотреть, как ты снова преображаешься!
   Ошир отвернулся от нее.
   — Я… хочу, чтобы Камень принадлежал вам, Нои-Хазизатра. Я князь деенков. Верховный жрец погиб, и право распоряжаться Камнем перешло ко мне. Возьмите его, Употребите во благо.
   — Позволь мне воспользоваться им один раз, — умоляюще воскликнула Амазига. — Дай мне исцелить Ошира!