— У меня была большая практика, сестра.
   — Называйте меня Бет. Братьев у меня нет и не было. А вас есть имя?
   — Достаточно Пастыря. Мне нравится имя Бет, оно красиво. Вы замужем?
   — Была. Шон умер в пути. Но со мной мои дети. Думаю, они сейчас спят… или им плохо придется!
   Они прошли между шатрами и фургонами к ее стоянке. Костер еле теплился, дети спали у колес, завернувшись в одеяла. Волы паслись на соседнем лугу вместе с другими. Бет подбросила топлива в костер.
   — Не выпьете со мной чаю, Пастырь? Я не ложусь без чашечки.
   — Благодарю вас, — сказал он и сел к костру, скрестив ноги. Бет вскипятила воду, положила в нее трав и сахара и налила две глиняные кружки.
   — Вы приехали издалека? — спросила она, прихлебывая чай.
   — Очень. Я слышал, как Бог призывает меня, и ответил на зов. Ну а вы? Куда вы направляетесь?
   — Останусь в долине. Арендую землю у менхира Скейса. Заведу хозяйство. У меня есть зерно для посева и разные нужные вещи.
   — Тяжелая работа для одинокой женщины!
   — Одинокой я недолго останусь. Пастырь. Это не для меня.
   — Да, я вижу, — ответил он без малейшего смущения. — Кстати, где столь очаровательная молодая мать усвоила элементы хука левой? Великолепный удар всем весом!
   — Мой муж Шон был кулачным бойцом. Он научил меня этому… и многому другому.
   — Ему выпала большая удача, Бет.
   — Он умер, Пастырь.
   — Многие мужчины живут долго, но им не выпадает встретить женщину, такую, как вы. Вот они, по-моему, неудачники. А теперь я должен пожелать вам доброй ночи. — Он встал и поклонился.
   — Приходите еще, Пастырь. Вы будете всегда кстати.
   — Очень приятно знать это. Надеюсь, мы будем видеть вас в нашей церкви.
   — Только, если у вас поют гимны. Я люблю петь.
   — Мы подыщем какие-нибудь гимны специально для вас, — сказал он и скрылся среди ночных теней.
   Бет еще посидела возле угасающего костра. Пастырь был очень сильным и поразительно красивым, с чудесными огненными волосами и обаятельной улыбкой. Но что-то в нем ее смущало, и она задумалась, стараясь понять причину этого тревожного ощущения. Физически она находила его привлекательным, но была в нем какая-то сжатость, какое-то напряжение, которые настораживали. Ее мысли обратились к Йону Шэнноу. Похожи… и все-таки нет! Как гром и молния. Обоим знакомы внутренние грозы. Но Шэнноу сознает свою темную сторону. А вот Пастырь? В этом она уверена не была.
   Бет сняла длинную шерстяную юбку, белую блузку и вымылась холодной водой. Потом надела ночную рубашку до пят и завернулась в одеяло. Ее рука скользнула под подушку, сжала рукоятку пистолета…
   И она уснула.
 
   За ночь убили двоих и изнасиловали женщину на задворках игорного дома в восточной части городка. Шэнноу сидел молча в углу длинной залы, пил баркеровку и слушал разговоры. Одного, напавшего на женщину, убил Пастырь, а вот второе убийство оставалось загадкой, хотя было известно, что застреленный выиграл много монет в карнат в заведении человека по фамилии Веббер.
   Шэнноу все это видел прежде и не раз: шулера, воры, грабители обосновывались в общинах, где не поддерживался закон. Когда же честные люди хоть чему-то научатся? В Долине Паломника около двух тысяч жителей, и преступников среди них набралось бы не больше сотни. Тем не менее разбойники расхаживают по городку, как хозяева, и порядочные его жители расступаются перед ними. Он угрюмо уставился в темную глубину кувшина перед собой, испытывая соблазн очистить городок от проказы, взять приступом крепость нечестивцев и искоренить зло. Но нет!
   "Я больше не вскрываю нарывы», — вот что он сказал Борису Хеймуту. И это была правда. Человек не способен беспредельно терпеть, что его чураются и презирают. Вначале всегда красивые слова и обещания; «Помогите нам, мистер Шэнноу!», «Вы нужны нам, мистер Шэнноу», «Отличная работа, мистер Шэнноу», «Уж теперь они подожмут хвосты, сэр!» А потом… «Неужели такая кровожадность необходима, мистер Шэнноу?», «Разве обязательно было устраивать бойню?», «Когда вы намерены уехать?»
   Довольно! Если городок поражен проказой, это дело тех, кто хочет трудиться тут, растить детей. Пусть сами наводят порядок в своем доме.
   Он так и сказал торговцам Бризли и Феннеру, которые пришли к нему утром. Бризли, толстый и болтливый, восхвалял их общину, а все беды сваливал на людей вроде Скейса и Веббера.
   "Сущие разбойники, менхир, уж поверьте мне. Всадники Скейса задиристы и грубы. Ну а Веббер… так он же вор и убийца. За последний месяц возле его заведения убили четверых, выигравших там большие суммы. А двух других он убил в перестрелке из-за обвинения в передергивании. Этого нельзя терпеть, менхир».
   "Так сделайте что-нибудь!» — посоветовал Шэнноу.
   "Мы же для того и пришли, — вмешался Феннер, темноглазый молодой человек щуплого сложения. — Пришли к вам».
   "Я вам не нужен. Соберите двадцать человек. Идите к Вебберу. Закройте его заведение. Велите ему убраться отсюда».
   "Его подручные — отпетые негодяи, — сказал Бризли, утирая пот с лица. — Их хлебом не корми, дай с кем-нибудь расправиться. А мы торговцы».
   "У вас есть ружья и пистолеты, — сказал Шэнноу просто. — Даже торговец может спустить курок».
   "Со всем уважением, менхир, — сказал Феннер, — не всякий способен хладнокровно убить человека. Да я и не знаю, потребуется ли кого-нибудь убивать. От души надеюсь, что нет. Но, конечно же, человеку с вашей репутацией будет легче заставить негодяев подчиниться!»
   "Хладнокровно, менхир? — отозвался Шэнноу. — Я на это гляжу по-другому. Я не убиваю просто, чтобы убить. И я не разбойник, внушающий к себе уважение. Большинство тех, кого я убил, погибали, пытаясь убить меня. Остальные беспричинно нападали на мирных людей. Однако обсуждать все это не имеет смысла. Я не хочу вновь породить семь злых духов».
   "Я не понимаю, менхир», — сказал Феннер.
   "Читайте свою Библию, менхир. А теперь оставьте меня в покое».
   Шэнноу допил баркеровку и поднялся к себе в комнату. Некоторое время он раздумывал над решением задач, которые предлагала Стена, но перед его умственным взором все время возникало лицо Бет Мак-Адам.
   "Ты дурак, Шэнноу», — сказал он себе. Любовь к Донне Тейбард была ошибкой, о которой он очень сожалел.
   И уж полнейшее безумие позволить другой женщине войти в его сердце.
   Он принудил себя забыть о ней, взял Библию и открыл ее на Евангелии от Матфея.
   "Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И пришед, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и вошедши, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого».
   Как часто Взыскующий Иерусалима убеждался в истинности этого? В Ольоне, Кантесеи, Беркалине и десятках других селений. Разбойники бежали от него — или оказывались в могиле благодаря ему. Потом он уезжал, а зло возвращалось. Даниил Кейд напал на Ольон через две недели после отъезда Шэнноу, и городок так и не оправился от его бесчинств.
   Здесь этого не произойдет. Его решение было твердым.
   Взыскующий Иерусалима останется в Долине Паломника сторонним наблюдателем.

15

   После состязаний в пистолетной стрельбе у Шэнноу почти кончился запас патронов для адских пистолетов. Он пересчитал их; всего двадцать три, включая десять в обоймах. Долина Паломника имела своего оружейника, и Шэнноу отправился в его небольшую мастерскую в восточном конце. Задняя стена освещенного фонарями узкого помещения была увешана всевозможным огнестрельным оружием: кремневые пистолеты, капсюльные ружья, аркебузы с раструбами, двустволки, щеголяющие ложами из орехового дерева. И ни одного пистолета, похожего на пистолеты Шэнноу.
   Владелец, низенький лысеющий человек в годах, назвался Грувсом. Шэнноу достал адский пистолет и положил его на прилавок из двух досок, отделявший оружейника от покупателей. Грувс втянул носом воздух, взял пистолет, открыл его и вынул патрон.
   — Пистолет исчадий Ада, — сказал он. — На севере теперь таких много. Мы надеемся получить и их, но они очень дорогие.
   — Мне нужны к нему пули, — сказал Шэнноу. — Вы могли бы их изготовить?
   — Формочки, гремучая ртуть — это у меня имеется. Но латунные гильзы? С ними придется повозиться, мистер Шэниоу. И получится недешево.
   — Но изготовить их вы можете?
   — Оставьте мне пять штук для образца. Сделаю что смогу. Когда вы уезжаете?
   — Думал сегодня. Грувс усмехнулся:
   — Меньше чем неделей, менхир, я не обойдусь. Сколько вам их нужно?
   — Сотни будет достаточно.
   — Это обойдется в пятьдесят обменных монет. Я был бы благодарен получить половину вперед.
   — Ваша цена очень высока.
   — Как и мое мастерство.
   Шэнноу заплатил ему и вернулся в гостиницу. Мейсон сидел в кресле у открытого окна и мирно дремал на солнышке.
   — Комната будет мне нужна еще неделю, — сказал Шэнноу.
   Мейсон заморгал и поднялся на ноги.
   — Я думал, вы у нас проездом, мистер Шэнноу.
   — Да, менхир, но я задержусь еще на неделю.
   — Так-так. Очень хорошо. Значит, еще на неделю. Шэнноу прошел на конюшню и оседлал жеребца. Когда он выезжал за ворота, конюх ухмыльнулся ему, Шэнноу помахал в ответ и повернул коня на юг в сторону Стены. Два часа он ехал по бархатистым лугам, через лесистые холмы. Видел пасущийся скот, а один раз заметил антилоп, которые шли гуськом по берегу речки. Стена приближалась и приближалась. С холмов Шэнноу открывался широкий вид на нее и на пологие холмы за ней. Там не было заметно никаких признаков жизни — ни рогатого скота, ни овец, ни коз, ни оленей. Хотя земля там казалась плодородной и была покрыта сочной зеленью. Направив жеребца вниз, он остановил его на склоне и достал из седельной сумки длинную зрительную трубку. Сначала он проследил Стену на восток до того места, где горы укрыли ее голубой дымкой, а потом повернул трубку на запад. Насколько хватал глаз, Стена тянулась миля за милей без единого пролома, монолитная и неприступная. Он навел трубку на место примерно в полумиле от холма, с которого он смотрел, и увидел, что возле нее устроили привал несколько человек. Он тронул коня и поехал туда. Теперь Стена вздымалась высоко над ним, и он определил ее высоту в шестьдесят с лишним футов. Она была сложена из огромных прямоугольных плит, длиной примерно в десять футов, а высотой более шести.
   Шэнноу спешился и направился к Стене. Вытащил охотничий нож и попытался всунуть лезвие между двумя плитами, но они плотно прилегали друг к другу, хотя известки не было и следа. С холма он определил, что в толщину Стена достигает по меньшей мере десяти футов. Он вложил нож в ножны и провел пальцами по плитам, ища выступов, цепляясь за которые можно было бы взобраться на нее. Но кроме лишайников и раковин, кое-где выглядывавших из камня она была гладкой.
   Шэнноу вскочил в седло и поехал вдоль Стены на запад, пока не подъехал к стоянке, где Борис Хеймут стучал молотком по зубилу, откалывая куски от одной из плит. Арканист положил инструменты и помахал ему.
   — Поразительно, не правда ли? — сказал Хеймут, весело улыбаясь. Шэнноу спрыгнул на землю, вглядываясь в горстку людей, которые продолжали свою работу. Двух крайних справа он узнал: это они пытались выпроводить его с раскопок древнего корабля. Они отвели глаза и продолжали орудовать молотками и зубилами.
   Шэнноу пошел с Хеймутом на стоянку, где в большом котелке упаривалась баркеровка. Хеймут намотал на руку тряпку, снял котелок за ручку и наполнил две кружки. Одну он протянул Шэнноу.
   — Вы когда-нибудь видели что-либо подобное? — спросил он, и Шэнноу покачал головой. — Вот и я тоже. Ни бойниц, ни башен, ни ворот. Ее строили не для обороны. Вражеским солдатам ничего не стоило бы перебраться через нее с помощью крючьев и веревок. На ней нет парапета. И вообще ничего. Просто гигантская стена. Вот поглядите! — Он выудил из кармана блестящую ракушку, чуть больше обменной монеты. Шэнноу взял ее, повернул и подставил под солнечный луч. Внутренняя волнистая поверхность переливалась разными цветами — малиновым, желтым, голубым и белым.
   — Очень красивая, — сказал Шэнноу.
   — О да! Но ведь она обитала в море, мистер Шэнноу. Это массивное сооружение когда-то находилось под океанской водой.
   — Вся эта земля когда-то была морским дном, — сказал Шэнноу. — Тут существовала цивилизация… великая цивилизация. Но море поднялось и пожрало все.
   — То есть вы хотите сказать, что это памятник Старого мира?
   — Нет. Большая часть Старого мира сейчас находится под водой. Несколько лет назад я узнал, что Земля опрокидывалась не один раз, а два. Люди, которые жили за этой Стеной, погибли тысячи лет назад. Я не знаю точно, но полагаю, что произошло это примерно в Эпоху Всемирного Потопа, который описан в Библии.
   — Откуда вам все это известно? — спросил Хеймут. Шэнноу взвесил, не рассказать ли ему все, но отбросил эту мысль. Ни одному его слову больше не поверят, если он объяснит, что давным-давно умерший царь Атлантиды пришел ему на помощь в битве с Хранителями в дни войны с исчадиями Ада.
   — Два года назад я с одним другом нашел развалины большого города. На улицах повсюду стояли статуи. Великолепно изваянные. Там я повстречал ученого — его звали Сэмюэль Арчер. Чудесный был человек: очень сильный и в то же время кроткий. Он изучал и те развалины, и другие, и даже научился понимать язык древних. Город назывался Балакрис, а земля звалась Атлантидой. Я многие успел у него узнать до его смерти.
   — Грустно, что он умер. Я бы дорого дал, лишь бы с ним познакомиться, — вздохнул Хеймут. — Мне тоже доводилось видеть записи на золотой фольге. Но встретиться с человеком, который умел их читать… Как он умер?
   — Его забили насмерть, потому что он отказался работать невольником на серебряном руднике. Хеймут отвел глаза и пригубил баркеровку.
   — Этот мир не знает покоя, менхир Шэнноу. Мы живем в тисках непонятных обстоятельств и боремся за каждую крупицу знания. Повсюду замкнутые общины без объединяющего центра. В диких землях господствуют разбойники, а в утвердившихся общинах идут войны между соперниками. И нигде нет мира. Это страшно. Далеко на юге есть край, где женщинам запрещено показывать лицо посторонним, а мужчин, отрицающих Писание, сжигают заживо. На севере есть общины, где принесение в жертву детей стало обычаем. В прошлом году я побывал в краях, где женщинам не дозволено выходить замуж, они — собственность мужчин, и их используют, как производительниц для всей общины. Но куда бы вы ни поехали, всюду кровопролитие, всюду смерть, и власть у тех, кто сильнее. Вы бывали в Ривердейле?
   — Да, — ответил Шэнноу. — Одно время я жил там.
   — Теперь это оазис. Там управляет человек по имени Даниил Кейд. У них есть законы. Справедливые законы. И люди могут растить детей в спокойствии и достатке. Если бы нам всем удалось достигнуть того же! Вы сказали, что жили там? Вы знакомы с Даниилом Кейдом?
   — Знаком, — ответил Шэнноу. — Он мой брат.
   — Боже мой! Я понятия не имел. Конечно, я слышал о вас. Но никто никогда не упоминал про брата.
   — Мы расстались еще в детстве. Скажите, чего вы хотите добиться здесь?
   — Менхир Скейс ищет способа проникнуть за стену. Он попросил меня обследовать ее. А мне нужны монеты, чтобы вернуться домой.
   — Мне казалось, вы о нем дурного мнения.
   — Да. Он — как и все, кто ищет власти — думает только о себе. Но я не могу позволить себе быть щепетильным. А, исследуя Стену, я никому не причиняю вреда.
   Шэнноу допил кружку и встал.
   — Вы не останетесь на ночь, менхир? — спросил Хеймут. — Было бы так приятно побеседовать на серьезные темы!
   — Благодарю вас, но нет. Как-нибудь в другой раз, Скажите мне, что вы знаете о Скейсе? Хеймут пожал плечами:
   — Почти ничего. Он приехал сюда год назад с большим количеством монет и большим стадом рогатого скота. Говорят, он с дальнего севера. И он очень умен.
   — В этом я не сомневаюсь, — сказал Шэнноу.
   Шэнноу вернулся в городок перед сумерками. Он завел жеребца в конюшню, заплатил конюху, чтобы он его вычистил и задал ему корма, а сам направился в «Веселый паломник». Бет Мак-Адам улыбнулась и подошла к нему.
   — Вы редко сюда заглядываете, Шэнноу, — сказала она. — Не нравится, как здесь кормят?
   — Очень нравится. Как вы?
   — Не могу пожаловаться. А вы?
   — Неплохо, — ответил Шэнноу, ощущая, как нарастает напряжение. — Вы не принесете мне поесть? Чего-нибудь горячего.
   — Сию минуту, — сказала она.
   Он неторопливо сел лицом к двери и оглядел залу. Обедающих было восемь, и все они старательно не смотрели на него. Бет принесла ему тарелку густой похлебки и черного хлеба с сыром. Он ел медленно, подумал было заказать баркеровку, но тут же вспомнил предупреждение Хеймута, что к ней можно пристраститься. И попросил стакан воды.
   — У вас все хорошо, Шэнноу? — спросила Бет, ставя стакан на стол. — Вы какой-то… задумчивый.
   — Я осматривал Стену, — ответил он. — Искал, как перебраться за нее: Видимо, есть только один способ. Перелезть и дальше идти пешком. А это мне не по вкусу.
   — Так поезжайте в обход! Не может же она тянуться поперек всего мира!
   — На это могут уйти недели.
   — А у вас, конечно, и лишней минуты нет. Он улыбнулся ей:
   — Вы не посидите со мной?
   — Не могу. Я на работе. Но завтра у меня будет свободный час после полудня. Приходите тогда.
   — Может быть, и приду.
   — Если так, то почистили бы вы вашу куртку, да и остальную одежду тоже. От вас пахнет пылью и лошадиным потом. А эта ваша борода с седым клином придает вам вид столетнего старца.
   Шэнноу почесал подбородок и улыбнулся:
   — Посмотрим!
   В залу вошел Алейн Феннер. Увидев Шэнноу, он подошел к нему.
   — Могу я сесть, менхир?
   — Я думал, мы кончили наш разговор, — ответил Шэнноу, досадуя, что Бет отошла.
   — Я только хочу попросить у вас совета. Шэнноу кивнул на стул напротив.
   — Чем могу вам помочь?
   Феннер наклонился к нему и понизил голос.
   — Вечером мы хотим закрыть заведение Веббера. Как вы рекомендовали, мы пойдем к нему вместе — Бризли, Брум и еще кое-кто. Но никто из нас не привык к насильственным действиям. И я был бы благодарен вам за любые указания.
   Шэнноу посмотрел на открытое честное лицо Феннера и понял, что он ему нравится. Феннер обладал мужеством и принимал к сердцу общие интересы.
   — Кто будет говорить от имени вас всех?
   — Я.
   — Значит, нечестивцы будут примериваться к вам. Не позволяйте ни Вебберу, ни другим перехватить инициативу. Не вступайте в споры. Предъявите свои требования и заставьте выполнить их. Вы понимаете?
   — Мне кажется, да.
   — Меньше говорите. Войдите, выведите Веббера вон и закройте заведение. При малейшем признаке сопротивления стреляйте. Не давайте им опомниться. А главное, справьтесь с Веббером. Он — голова змеи. Покончите с ним, и остальные не будут знать, что им делать, а стоит им растеряться, победа останется за вами. Вы можете положиться на тех, кто с вами?
   — Положиться? О чем вы?
   — Они умеют держать язык за зубами? Будет ли Веббер предупрежден о ваших планах?
   — Не думаю.
   — Надеюсь, вы не ошибаетесь. От этого зависит ваша жизнь. Вы женаты?
   — Да. И у нас четверо сыновей.
   — Думайте о них, Феннер, когда войдете туда. Если допустите ошибку, расплачиваться за нее будут они.
   — А нельзя все уладить, ни в кого не стреляя?
   — Не исключено. Я ведь не говорю, что вы должны ворваться туда, паля направо и налево, а пытаюсь втолковать вам, как остаться в живых. Если Веббер начнет вам что-нибудь говорить, а вы станете отвечать, его люди успеют опомниться, ваши же начнут колебаться. Будьте сильны, быстры и решительны. Никаких серых тонов, менхир Феннер. Черное или белое. Победа или поражение. Жизнь или смерть.
 
   Вооруженных мужчин, которые вошли в игорное заведение Вебера было восемь. В зале стояло больше двадцати столов, у длинной стойки теснились посетители. Сам Веббер сидел в глубине залы за столом, где шла игра в карнат, и Феннер повел своих товарищей туда.
   — Вы пойдете с нами, менхир Веббер, — сказал он, вытаскивая пистолет и прицеливаясь. Когда посетители сообразили, что происходит, воцарилась мертвая тишина. Веббер встал и скрестил руки на груди. Он был высок, могучего сложения, хотя и начинал обрастать жиром. Глаза у него были черные, глубоко посаженные. Он улыбнулся Феннеру, блеснув золотом, и Феннер заметил, что его зубы по сторонам резцов отлиты из драгоценного металла.
   — С какой еще стати, во имя дьявола? — осведомился Веббер.
   Феннер взвел затвор.
   — С той, что иначе умрете, — ответил он.
   — Это по-честному? — взревел Веббер. — Что я такого сделал? Содержу игорный дом. Я никого не убивал… кроме как в честном бою.
   — Вы вор и мошенник, — вмешался Джозия Брум, выходя вперед. — И мы закрываем ваше заведение.
   — Кто говорит, что я вор? Пусть-ка выйдет и повторит мне в глаза! — заорал Веббер.
   Феннер сделал знак Бруму отойти, но тот продолжал кричать:
   — Тех, кто у вас выигрывает, убивают. Вы отрицаете свое соучастие?
   — При чем тут я, менхир? Того, кто навыигрывает много монет, видят другие — неудачливые — игроки.
   Феннер посмотрел по сторонам. Посетители отступили, и их окружали подручные Веббера. Бризли покрылся потом, еще двое переминались с ноги на ногу. Пистолет Феннера нацелился в грудь Веббера.
   — Вы пойдете с нами, менхир. Или примете последствия отказа.
   — Вы меня пристрелите? Совершите хладнокровное убийство, менхир? Это что же за закон вы вводите?
   — Он… он прав, Алейн, — прошептал Брум. — Мы пришли сюда не убивать. Но пусть это послужит вам уроком, Веббер! Больше мы таких преступлений не потерпим!
   — Я прямо трясусь от страха, менхир Яичница со шкварками. А теперь, все вы, бросьте оружие, не то мои люди вас изрешетят.
   Пистолет Бризли со стуком упал на пол. Остальные последовали его примеру… все, кроме Алейна Феннера. Его взгляд скрестился со взглядом Вебера, и они поняли друг друга.
   Только Феннер не был хладнокровным убийцей. Он спустил затвор и засунул пистолет в кобуру на бедре, но в ту же секунду Веббер выхватил свой пистолет и дважды выстрелил Феннеру в грудь. Молодой человек упал на колени, судорожно хватаясь за рукоятку своего пистолета, но третья пуля ударила его в грудную кость и опрокинула назад на пол.
   — Эмили… — прошептал он. На губах у него запузырилась кровь, тело дернулось в последней судороге.
   — Уберите этого дурня, — приказал Веббер. — Здесь идет игра.
   Бризли вместе с остальными вынесли Феннера на улицу. Шэнноу сидел на крыльце «Отдыха путника», и когда они приблизились, встал и пошел к ним. На него навалилась неизбывная печаль.
   — Он взял и застрелил его, — сказал Брум. — Алейн убрал пистолет в кобуру, а Веббер взял и застрелил его.
   Шэнноу нагнулся и приложил пальцы к шее Феннера.
   — Он умер. Положите его.
   — Не на улице же! — возразил Брум.
   — Положите! — бешено крикнул Шэнноу. — И ждите здесь!
   Он снял куртку, положил ее возле трупа, потом стремительно направился к заведению Веббера, Он вошел, пересек залу и остановился перед Веббером, который пил, перешучиваясь со своими приспешниками. Шэнноу выхватил пистолет, взвел курок и прижал дуло к губам Веббера.
   — Открой рот! — приказал Шэнноу. Веббер моргнул и увидел пламя ярости в глазах Шэнноу, Он открыл рот, и ствол скользнул между его челюстями.
   — Теперь встань! — и Веббер осторожно поднялся на ноги. Шэнноу медленно повел его через залу, сквозь ряды повскакавших игроков и дальше на улицу. Он и не оглядываясь знал, что все, кто был в зале, идут за ними. Толпа росла — в соседних заведениях услышали, что происходит. Веббер пятился, давясь пистолетом. Его собственный был по-прежнему в кобуре, но он старательно держал руки подальше от нее. Шэнноу остановился возле тела. Алейна Феннера и полуобернулся, чтобы видеть толпу.
   — Этот молодой человек рискнул жизнью ради многих среди вас. И вот он лежит мертвый, его жена осталась вдовой, его сыновья лишились отца. А почему? Да потому, что в вас нет и капли мужества. Потому, что вы позволяете всякой гнуси жить среди вас. Он погиб, став жертвой греха. — Взгляд Шэнноу скользнул по толпе. — А как сказано в Писании: «Возмездие за грех — смерть!»
   Шэнноу спустил курок. Мозг Веббера разбрызгался вместе с осколками черепа, его тело упало навзничь, а из почернелого рта заструился темный пороховой дым.
   — Теперь слушайте! — загремел Шэнноу в наступившей смятенной тишине. — Я знаю, здесь много разбойников. Если с наступлением утра вы будете еще в Долине Паломника, я начну охотиться на вас и убивать, едва увижу. Вы будете подкрепляться утром, или сладко спать в своей постели, или мирно играть в карнат с приятелями. Но я обрушусь на вас, как гнев Божий. Те, кто имеют уши, чтобы слушать, запомните это. Завтра вы умрете.
   Из толпы вышел коренастый детина с двумя пистолетами, заткнутыми за пояс.
   — Ты думаешь, что можешь один справиться с нами? — вызывающе крикнул он.
   Пистолет Шэнноу рявкнул, и детина рухнул на мостовую с размозженным черепом.
   — Никаких вопросов! — объявил Иерусалимец — Завтра я начинаю охотиться на вас.

16

   Началась долгая ночь. Шэнноу сидел у себя в комнате: адские пистолеты — на столе у него под рукой, а верные капсюльные — в кобурах на поясе. Он вычистил старые пистолеты и перезарядил их. У него осталось только шестнадцать адских патронов, а если ночь не пройдет мирно, их могло не хватить. Он отодвинул кресло от окна, и теперь его скрывал мрак, царивший в комнате. Подушки на кровати были взбиты и накрыты одеялом, будто под ним кто-то спал, и теперь Иерусалимцу оставалось только сидеть и ждать неизбежного.