Герролд Дэвид. Дело человека

   Другая дыра была больше похожа на колодец. Она уходила прямо вниз и исчезала во тьме. Может, туалет? Может быть, воняло похоже. Я не знал, какой помет оставляют кторры. Я начал осознавать, что кое-что обязан был бы знать, но не знаю.
   Последняя дыра было с яйцами.
   Она находилась напротив задней стены и было полна ими. Это были блестящие штуки, каждая размером с теннисный мяч, глубоко красные и омытые молочно-белой тиной, делавшей их жемчужными. Наверное, там были сотни их – интересно, как глубока дыра? Она была совершенно круглой, шириной около двух метров, глубина, наверное, как у других, уровень яиц доходил почти до края, их можно было достать рукой.
   Поэтому я совершил глупость.
   Я положил факел. Отстегнул баллоны и снял их. Потом сел на пол, свесил ноги в дыру и начал спускаться.
   Но не рассчитал и соскользнул. Я съехал в яйца, это напоминало падение в желе с устрицами. На мгновение я подумал, что поскользнусь и повалюсь в них лицом, но зацепился за стену. Потом меня затошнило. Горло перехватило, я быстро – и болезненно – сглотнул, чтобы удержаться от рвоты.
   Я стоял в красно-белой скользкой гадости до колен.
   К счастью, яйца были достаточно свежими. Не думаю, что я смог бы стоять в них, если б оказался в эмбрионах кторров. Осторожно – я не мог двигаться слишком резко, ибо стоял нетвердо – я собрал сколько смог достать еще неповрежденных яиц, сунул их в пакет, а пакет в сумку. Я старался опираться о стену. Ощущение от яиц было… неспокойным.
   Я содрогнулся, когда наконец уперся руками в стороны и выбрался из дыры. Яйца были липкими и пахли сырой рыбой, оставленной на солнце слишком долго.
   Я жестоко дрожал, когда снова влез в сбрую баллонов и поднял факел. Даже если это длилось лишь минуту, все же шестьдесят секунд – слишком долго, чтобы быть безоруженным в гнезде червей.
   Я огляделся, нельзя ли взять еще образцы. Не было ничего. Только стены и глыбы кторровской жевательной резинки, а у меня уже были образцы этого. Я снова исследовал две другие дыры. Едкий запах в центре одной был сильнее, что меня удивило – мне следовало уже заметить это – но в остальном не было ничего, что я не видел.
   Я вышел через левый проход. Он был идентичен правому.
   Дюк стоял, ожидая меня. Он глянул на гадость на моих ногах, но ничего не сказал. Вместо этого он показал за плечо: – Пойди, взгляни в корраль. Ларри нашел что-то интересное.
   Не думаю, чтобы мне хотелось. Я вспомнил, что было в этом загоне неделю назад.
   Но кивнул и двинулся.
   Загон напоминал большой корраль для скота на Диком Западе и был десяти метров диаметром, только круглый. Стены около трех метров высотой и наклонялись внутрь, словно это неоконченный купол. Материал тот же, что и в гнезде, но толще и темнее. Такие же темные растения вокруг основания – похожие на плющ и базилик. Я упаковал парочку поменьше в качестве образцов; базилик был из тех, что имел перенасыщенно-сладкий запах. Листья плюща были навощены и на ощупь липкими.
   В стене корраля отверстий не было. Вместо этого к одной стороне вел крутой скат и продолжался на другой, он был похож на грубую качальную доску, доходящую до центра корраля. Ларри сидел наверху. Он помахал, увидев меня: – Влезай.
   Скат был крутым, покрытым поперечными ребрами. В общем, не совсем приставная лестница и не совсем ступеньки, а нечто среднее. Хотя я все же использовал руки, карабкаться было легче, чем я ожидал.
   – Что ты скажешь на это? – спросил Ларри, указывая вниз.
   Я осторожно выпрямился, убедившись, что нахожусь в равновесии, прежде чем взглянуть. Даже так, я был поражен, и Ларри схватил меня за руку, чтобы удержать.
   Внутренность загона была кишащей массой насекомых. Или если не насекомых, то чем-то очень похожим на них. Они были громадные, большинство почти в полметра длиной, хотя некоторые еще больше, черные и блестящие. Тела гибкие и сочленялись чем-то вроде металлической проволоки. На каждом насекомом бахрома из сотен мелькающих ног. Они двигались по затененному полу, вертясь и кружась, как вихрь металлических осколков.
   – Десятиножки, – сказал Ларри. – Гигантские десятиножки.
   – Тысяченожки, – поправил я.
   Он пожал плечами, ему было все равно. – Ты видел похожих прежде?
   Я покачал головой. Пол корраля бурлил. Создания не обращали внимания друг на друга. Они бегали взад-вперед по грязи или сворачивались в клубки. Они карабкались по телам других или просто стояли и судорожно дергались. Или исследовали края – некоторые методично проедали стену.
   – Смотри, они убегают, – сказал я.
   Ларри покачал головой: – Понаблюдай.
   Я понаблюдал. Одна из самых больших тысяченожек, около метра длиной, похоже, была близка к прорыву. Она находилась почти прямо подо мной и мстительно жевала; звук был скрипучий, гнусная смесь хруста, шкворчания жира и звука давленых лампочек. Внезапно она остановилась и отбежала. Пошевелила антеннами, словно в смущении, и начала бесцельно двигаться, пока не подошла к другой секции стены. Осторожно попробовала ее. Через мгновение начала жевать снова, хотя и не так усердно, как прежде.
   – Что произошло?, – спросил я.
   Ларри показал: – Она проела насквозь.
   Я поглядел пристальней. Там, где жевала тысяченожка, осталась крошечная черная дырочка. Темная смолистая субстанция сочилась из нее. – Стена двойная, – сказал Ларри. – А внутри что-то, что им не нравится.
   Я молча кивнул. Везде по краям другие тысяченожки повторяли спектакль первой, и множество других дырок с затвердевшими пробками той же высохшей смолистой субстанции удостоверяли упорство тысяченожек.
   – Я не знал, что десятиножки вырастают такие большие, – сказал Ларри.
   – Они не вырастают, – ответил я, внезапно вспомнив кое-что из моего оборванного чумой курса энтомологии. – И у них не бывает четырех антенн. Их рты не оформлены, как миниатюрные мусоросборщики, глаза не такие большие, и они не растительноядны, они вообще не должны есть эти стены. Это не тысяченожки.
   Ларри пожал плечами. – Ну, если нет, то эти штуки появились с кторрами.
   – Я не знаю, что это, – сказал я. – Я не видел раньше ничего даже похожего на них. У настоящих тысяченожек не бывает так много ног и членистого тела.
   Посмотри, как они сегментированы – и что это за горбы под глазами? И что они делают здесь?, – я показал на загон.
   – Разве не очевидно? Это кладовая кторров. Они похожи на их свежую еду. Они держат их в коррале, пока не проголодаются. Смотри, – он снова показал. – Видишь? Кто-то уже слегка закусил.
   Я увидел кучу пустых панцирей и разъятых члеников тел. Я подавил дрожь – тысяченожки были ничем иным, как едой кторров. Они были живым ланчем с планеты Кторр! – Эй! Эти штуки тоже внеземные! Их привезли кторры! Я пойду и поймаю несколько!
   Он уставился на меня: – Ты сбрендил?… Они могут быть людоедами.
   – Сомневаюсь, – сказал я. – Если б были, не жевали бы дерево. – Для моих ушей это звучало хорошо.
   – Они могут быть ядовитыми…
   Я снова покачал головой. – Растительноядные никогда не бывают, им этого не надо.
   – Откуда ты знаешь, что они только растительноядны? У них может быть вкус и к мясу.
   Это заставило меня запнуться – но не надолго. – Есть только один способ узнать.
   Помоги мне спуститься.
   Он упрямо сжал челюсти: – Нет.
   – Ларри, – сказал я, – это так же важно, как сжигать червей. Все, что мы сможем узнать о них, поможет нам их уничтожить.
   – Я не стану помогать самоубийству.
   – Тогда я сделаю это сам…, – я шагнул вверх по скату, еще, и оказался за стеной; третий шаг – и я начал опасно соскальзывать. Ларри шагнул, чтобы остановить меня.
   – Слушай, – сказал я ему, – кто-то должен это сделать.
   Он не ответил, просто сделал шаг, чтобы сбалансировать мой вес. Я смотрел на него, пока он не отвернулся. Я сделал еще шаг вверх. Еще – и скат с моей стороны начал медленно спускаться. Я сделал еще шаг и скорость спуска увеличилась.
   Ларри начал двигаться – очень медленно. Он пробурчал что-то и сдался. Он выбрал позицию, чтобы скат не двигался чересчур быстро. – Окей, – проворчал он, – но если они отжуют тебе ноги, не беги ко мне.
   Я улыбнулся: – Спасибо… – потом пришлось резко схватиться, чтобы не упасть.
   Скат продолжал спускаться, Ларри встал как-то неудачно, и мой конец со стуком коснулся земли в центре корраля. Я неуклюже балансировал и старался ухватиться, чтобы легче спускаться – или подниматься, если понадобиться. Осторожно осмотрелся. Пара тысяченожек уже начала изучать подножие ската-лестницы, а одна даже начала жевать его. Однако, ни одна не делала попыток взобраться. Наоборот, большинство убегало. Они уже научились связывать опускание ската с хищными кторрами? Выглядело похоже.
   Я сглотнул и начал спускаться. В футе над землей остановился. Осторожно протянул ногу, увидеть, будут ли они прыгать на нее или кусаться. Одна из них привстала, словно понюхать, но почти сразу же потеряла интерес. Я помахал ногой над другой. Она тоже привстала и даже схватила каблук, я вздрогнул, но сдержался, и ждал, пока она ощупывала каблук антеннами. Через секунду она тоже потеряла интерес и ушла. Я выдавил слабую улыбку и опустил ногу до земли. – Ну, это еще один гигантский шаг человечества. – Мне задышалось несколько легче.
   Тысяченожки не встревожились моим присутствием. Если одна натыкалась на ботинок, она либо отворачивалась, либо перебиралась через него, словно я был просто еще один бугорок ландшафта. В общем, они не обращали на меня внимания.
   Я хотел знать, безопасно ли схватить одну их них голыми руками, или в перчатках. Я ткнул одно из существ кончиком факела и оно немедленно свернулось в шар, показывая блестящие черные панцири. Окей, может это подтверждает, что они трусливы, но все же рты у них как миниатюрные разделыватели металлолома – знаете, того вида, что могут превратить новенький кадиллак-круизер в разобранные по сортам шарики стали и пластика, каждый не больше дюйма диаметром. Я решил играть безопасно.
   Тогда-то я понял, как слабовата моя сумка для образцов. У меня не было в чем их нести. Пластиковый мешок? Ха-ха, Они пройдут насквозь за секунды; создание, которое может прогрызть путь сквозь деревянную пену с опилками, не остановишь чем-то меньшим. Надо было быть предусмотрительнее и захватить с собой немного проволочной сетки. Рискнуть брезентовым мешком? Это не казалось хорошей идеей.
   Не было гарантии, что плененная тысяченожка будет вежливо оставаться свернутой всю дорогу до базы, пока я не найду ей более подходящую клетку.
   Я вспомнил – на мне надета полимерно-асбестовая подкладка под сбруей факела и противошоковая накидка. Одной накидки, наверное, достаточно, по крайней мере я надеялся на это, поэтому я снова начал выпутываться из баллонов.
   – Эй! – закричал Ларри. – какого черта ты собираешься делать?
   – Принять душ, – ответил я. Потом: – Расслабься. Я знаю, что делаю.
   Он с сомнением нахмурился, но заткнулся и просто смотрел. Я снял накидку и бросил ее на землю, потом снова надел баллоны. Две тысяченожки исследовали пластиковую рубашку без особого любопытства, потом удалились. Хорошо. Я надеялся, что они нашли ее несъедобной.
   Раструбом факела я быстро ткнул три ближайшие тысяченожки. Они послушно свернулись. Я закатил их на асбестовую одежду, сделал из нее мешок и завязал его сверху рукавами детским узлом. Моя сумка для образцов начала распухать, как брюхо беременной бегемотихи, а я должен рассматривать каждый кусочек как честь.
   Поездка по сбору образцов стала походить на пикник. Сначала яйца, потом тысяченожки. Для полного счета я добавил кусочек стены загона и немного смолистой субстанции, наполняющей ее, несколько пустых скорлупок и члеников от недоеденной закуски кторров.
   Ларри заметно полегчало, когда я начал выбираться. Мне показалось, что идея человека, добровольно идущего в кладовую кторров – даже просто осмотреться – для него значила много. Он подождал, пока я оказался почти на вершине, потом передвинулся, чтобы переместить центр тяжести ската и опустить его вниз снаружи.
   Мы спустились вместе, скат был достаточно широк. На земле Ларри поглядел на меня с недовольным уважением. – Надо заметить, – сказал он, – что у тебя крепкие потроха. Я бы этого не сделал. Не люблю тараканов любого вида.
   Я пожал плечами: – Это моя работа.
   – Ну, я с тобой не тягаюсь, – сказал он. И это от человека, который вошел в купол первым, чтобы посмотреть, есть ли внутри черви. – Пошли, посмотрим, вычислил ли Дюк, где прячутся черви…
   И тут весь ад вырвался наружу.
   Раздался внезапный чирикающий звук и крики. Ларри побледнел и схватился за пояс с гранатами. Мы услышали рев факела и с другой стороны загона выпучился клуб черного дыма. Я бросил свою сумку с образцами и пошел в атаку за Ларри.
   Первым я увидел Шоти. Он твердо стоял на расставленных ногах и всаживал палец пламени в нечто большое, черное и корчащееся. Оно было полностью окутано дымом и огнем – пылающая туша червя!
   Я продолжал бежать, и теперь видел позади покатость гнезда. Там был другой кторр. Я забуксовал и остановился в явном ужасе: я видел картинки, да, но они не подготовили меня к невероятному размеру этой твари! Он был огромным! Около двух человеческих ростов, ярко красный, голова больше метра в ширину! Глаза черные, без век. Он вздыбился в воздух, потряс руками и снова издал чирикающий рев; пасть мелькнула, как вспышка пламени. – Кторр!, – крикнул он. – Кторррр!
   Кторррррр!
   Я судорожно нащупывал предохранитель факела; проклятая штука, похоже, замерзла.
   Я дергал ее немилосердно.
   Я глянул вверх, наполовину ожидая увидеть, что малиновый ужас атакует меня, но нет, он все еще вздымался в воздух на половину своей длины. Его шерсть жестко торчала прямо из тела, открывая темно-пурпурную кожу. Он резко припал к земле и прижал к ней голову; глаза, словно черные прожекторы, были направлены прямо на меня. Я расставил ноги, как Шоти показывал мне, и нацелил огнемет – проклятие, Ларри перекрыл мне выстрел! Он уже выдернул чеку из гранаты…
   Червь метнулся. То же сделал я, скользя в сторону, чтобы перехватить его, пока он не обрушился на Ларри; тот был ближе всех. Червь повернулся к нему и пополз по земле, как горячая лава, текучий красный шелк. Твердой рукой Ларри бросил гранату. Червь высоко изогнулся – одновременно огонь Шоти чиркнул по этому пурпурно-красному ужасу. Он взорвался языком оранжевого пламени – а потом взорвался еще раз, когда граната разнесла вдребезги его корчащуюся форму.
   В отдалении прозвучал еще один взрыв, а потом все кончилось. Шоти выключил пламя и его рев превратился во вздох, потом совсем истаял, оставив лишь шипение горящего червя, назойливое потрескивание обугливающейся плоти и запах, похожий на горящую резину.
   Дюк подошел, спотыкаясь в дыму. – Здесь кто-нибудь ранен? – Он обошел горящую тушу.
   Шоти отозвался: – Мы – окей. Я легко достал обоих. – Он улыбнулся. – А Ларри даром потратил гранату.
   Ларри насмешливо-хмурый: – Ну, я не мог ждать тебя весь день.
   – Дюку: – На другой стороне все в порядке?
   Дюк кивнул: – Нет проблем. У того червя не было шансов, но я встревожился, когда увидел, что двое других повернули сюда.
   – Черт, босс, тебе надо быть догадливее, – радостно гудел Шоти. – Факт, Джим видел, как мы с Ларри хорошо управляемся и решил вздремнуть.
   Глаза Дюка чиркнули по мне: – Лучше бы не надо, – пробормотал он.
   Шоти спросил: – Ты взял большого?
   Дюк пожал плечами: – Почти такой же. Может, немного больше.
   – Что скажешь?, – спросил Шоти, обращаясь ко мне. – Мы сожгли почти две с половиной тонны червя.
   Дюк хмуро сказал: – Нас почти застали врасплох. – Он повернулся к Ларри: – Мне показалось, ты сказал, что купол пуст.
   – Эй? Он был пуст!… – Он смотрел сконфуженно. – Ты видел сам!
   – Я не проверял везде, Ларри, я поверил тебе на слово. Я только проверил на яйца. Твоя обязанность была проверить другие дыры.
   – Я проверил!, – повторил Ларри. – Они были пусты! Ленты Моба подтвердят!
   Дюк сузил глаза: – Ларри, эти черви атаковали нас из купола. Я видел это сам.
   – А я говорю, что купол был пуст – если не так, я стоял бы здесь сейчас?
   – Я могу подтвердить, – сказал я. Они посмотрели на меня. – Вспомни, я тоже был в куполе и везде сунул нос. Я не заметил никаких червей.
   Дюк закрыл рот. Некоторое время он изучал свои ботинки. – Хорошо, – сказал он.
   – Оставим это пока. – Он повернулся и пошел прочь.
   Ларри глянул на меня: – Спасибо, парень.
   – За что?, – сказал я. – Купол был пуст. Дюк ошибается. Черви, должно быть, пришли из лесочка.
   – Ну-ну, – сказал Ларри. – Если Дюк говорит, что видел, как они вышли из купола, значит они вышли оттуда. Мы что-то прозевали, Джим – оба. Мы еще не знаем конца.
   Я пожал плечами и последовал за ним. Мы прошли между двух трещащих туш туда, где собирались Дюк и другие. Ларри выглядел таким несчастным, что мне хотелось сказать ему еще кое-что, но Шоти удержал меня за руку. – Оставь его, Джим.
   Пусть он переработает это сам. У Ларри такая манера.
   – Но это не его ошибка, и никто не пострадал.
   – Но мог бы, – сказал Шоти. – Его обязанностью было проверить гнездо и он думает, что ошибся. В глазах Ларри выговор Дюка весьма серьезен. – Он добавил:
   – Если на его месте был бы я, то чувствовал бы то же самое.
   – О, – сказал я и обдумал это. – Окей. – Потом спохватился: – Постой, я забыл сумку с образцами. Я бросил ее, когда началась суматоха. Подожди минутку…, – я прервался и пошел назад к загону.
   Шоти кивнул: – Я подожду здесь.
   Это заняло недолго. Я пронесся возле дымящихся червей до подножья ската. Сумка была там, где я ее оставил. Я подхватил ее и повесил на плечо, ощупывая содержимое, пока шел назад.
   Я обогнул гнездо и увидел, как самый большой червь атакует Шоти.
   Шоти как раз поворачивался ко мне, улыбаясь – и тогда раздался чирикающий рев:
   – Кторр! Кторрр!, – ближайший к нему кусок стены отвалился и оттуда заструилось толстое, пурпурно-красное тело, сплошная пасть и хватающие руки-клешни. Я не мог ухватиться за свой факел! Чертова сумка мешала! – ШОТИ! – Шоти уже поворачивался к червю, внезапное осознание появилось на его лице – и червь обрушился на него. У него не было времени даже вскрикнуть.
   Я ощутил свои руки и сжег обоих. Я направил на них факел и поджег. Яркие клубы пламени. Палящие языки пламени. Красное, черное и оранжевое! Ревущий, очищающий огонь! Я крепко держал триггер и давил, давил и кричал. Огнемет кричал тоже. Я чертил им по червю взад и вперед еще долго после того, когда тварь перестала корчиться. Тогда я повернулся к гнезду и поджег его тоже. Я не останавливался, пока огонь не охватил все и крыша обрушилась.
   Но к тому времени в факеле уже кончилось горючее и его смогли вырвать из моих рук.

11

   Мы ехали назад в молчании. Я сидел, уставившись на сумку с образцами на моих коленях, и старался не думать о цене, которую Шоти заплатил за мою глупость.
   Это ведь была глупость, правда? Я имею в виду тащить сумку таким способом.
   Дюк на переднем сидении тихо совещался с Хенком. Я пытался не слушать, но ветер сносил их слова ко мне. Они перебирали факты, ставя их так и эдак. – Этот четвертый кторр, – настаивал Дюк, – он не должен был находиться там.
   Хенк закаркал в ответ: – Э-э, Дюк – мы еще многого не знаем о них.
   Дюк не слушал его: – Я думаю, хижина выглядела слишком большой – чертова разведка! Они еще попомнят это. Мне надо было врубить проклятого Моба и к черту расходы.
   – Эй, а как с парнем…
   – Что?
   – Он принял это очень тяжело.
   – Мы все так.
   – Но именно он нажал на спуск.
   – Риск общий для всех, – сказал Дюк. – Ты знаешь.
   Хенк глянул назад на меня. – И все же…, – сказал он тихо, – не помешает сказать ему словечко… или что-нибудь.
   Дюк некоторое время не отвечал. Когда ответил, голос был напряжен: – Будь ты проклят, Хенк. Я просто сначала хочу зализать собственные раны. Шоти был моим другом тоже. – Он замолчал, отвернулся и уставился на проплывающие холмы; на них уже легли сумерки. Облака розово сияли на бледно-сером горизонте.
   Я плотнее запахнул куртку. Ветер продолжал бить по волосам и глазам; он был холодный и пыльный, а я был несчастен и жалок, как внутренне, так и внешне.
   Временами тысяченожки начинали шевелиться; мешок встревожено колыхался, но легкого шлепка ладони было достаточно, чтобы они снова свернулись; три твердых маленьких клубка размером с мускусную дыню-канталупу.
   Перевалило девять, когда мы доехали до базы. Когда-то это был лагерь бойскаутов, но теперь его приспособили под временную базу Специальных Сил.
   Джипы остановились перед главным холлом и люди начали просачиваться в двери: – Ну как? Сколько червей вы завалили? – Голоса звучали громко и возбужденно.
   Однако, почти сразу они поняли наше настроение, и когда Дюк сказал: – Шоти погиб, – неуютное молчание охватило группу. Они шли за нами в главный холл, где сержант Келли налила кофе в своей обычной манере «много-вас-таких», и раздала тарелки с горячими бисквитами с неуместной торопливостью. Я сгрыз пару бисквитов – вполне смог обойтись без кофе сержанта Келли – и слинял в уголок.
   Никто не удостоил меня внимания, за что я был более чем благодарен.
   Дюк тоже стоял один. Держа кружку не за ручку, он медленно потягивал кофе, морщась от вкуса и пропуская мимо ушей случайные вопросы. Другие члены экспедиции выдавали свои рассказы с той скоростью, с которой могли говорить.
   Когда они подошли к месту о Шоти, некоторые оглянулись на меня и понизили голос, но возбужденное бормотание все же доходило до меня. – Четвертый червь?… Невозможно! – Но скепсис натолкнулся на настойчивость и дискуссия разбилась на отдельные высказывания.
   Потом вошла доктор Обама и отвела Дюка в сторону, где они совещались некоторое время; один раз они поглядели в мою сторону, но когда увидели, что я смотрю на них, отвернулись; потом Дюк оставил чашку и оба удалились.
   Внезапно передо мной встал Тед. Он горбился, засунув руки глубоко в карманы джинсов. На лице его было странное выражение, словно он смотрел на автомобильное происшествие.
   – С тобой все в порядке?
   – Все прекрасно.
   Он сел напротив, сложил руки и склонился над столом, опираясь на локти. – Брось казаться бравым. Ты выглядишь ужасно.
   – Ты тоже не выглядишь горячо, – пробормотал я. Его волосы цвета песка были взъерошены, лицо одутловато. Казалось, он только вылез из постели. Неужели так поздно?
   Он пропустил это мимо ушей: – Я слышал, у тебя был плохой момент.
   Я не ответил.
   Он смотрел на мою сумку с образцами. – Нашел что-то интересное? Эй, он шевелится!
   Я быстро стукнул мешок и тот затих.
   Тед разинул рот: – Что там у тебя?
   – Несколько насекомых из корраля. Ты можешь мне помочь. Пойдем, найдем клетку.
   – Клетку? Большую? Загончик для цыплят подойдет?
   – Вот такого размера, но не деревянный.
   – Э-э. Алюминий и проволока. – Он сорвался за дверь.
   Некоторые уже выкатывались, видимо, направляясь в комнату отдыха. Другие, заново наполнив кружки, шумно прихлебывали – самый громкий звук в комнате. Мне казалось, что сержант Келли должна находиться в кухне, стряпая бисквиты, но она была не там. – Вот, – сказала она, положив передо мной сэндвич с курятиной и поставив стакан молока, – Ешь. – Ее выражение было трудно понять, словно лицо было в разладе с эмоциями.
   Я уставился в колени: – Не хочу.
   – Да?, – огрызнулась она. – Что ты наделал такого, что не можешь есть?
   – Сержант, – сказал я, понизив голос, – я убил Шо…
   – Знаю, – прервала она меня. – Сказали. – Она мягко положила мне руку на плечо.
   Когда я не поднял головы, она наклонилась, взяла мою голову в колыбель своих рук – они были громадны – и притиснула к себе. Я не смог сдержаться. Я начал плакать, как ребенок, уткнувшись в ее передник. Передник сержанта Келли был для меня сейчас единственным в мире. Я схоронил в нем лицо и плакал. Впервые за всю жизнь я заплакал днем. – Мальчик мой, – сказала она, – мой хороший мальчик. Все прошло. Мама уже здесь. Мама здесь.
   Наконец, я остановился. – Сержант, – сказал я, вытирая нос о ее передник, – спасибо вам. Я затуманено посмотрел на нее, ее глаза блестели. – Я люблю вас.
   – Э-э… – Ее хладнокровие заметно пошатнулось. Она смутилась. Она сказала: – Я забыла там в кухне…, – и быстро ринулась прочь. Когда она ныряла за дверь, мне показалось, что она вытирала глаза.
   Когда я повернулся к столу, Тед стоял с клеткой для цыплят. Не знаю, как долго он был здесь – и не хотел спрашивать. Он ничего не спросил про мои красные глаза; просто поставил клетку на стол и ждал.
   Я скрыл замешательство возней с сумкой. Тед открыл верх клетки, а я просунул внутрь асбестовую рубашку с тысяченожками. Развязал узел и вывалил три твердых, черных самородка. Потом тщательно запер задвижку клетки.
   – Что это?, – спросил Тед. В голосе звучало разочарование. – Это действительно животные кторров?
   Я кивнул. Тысяченожки лежали свернувшись; панцири казались почти металлическими. Если они были живы, то не показывали этого.
   – Почти не на что смотреть.
   – Подожди, они развернутся, – сказал я. – Они миленькие, как паучки.
   Тед скорчил мину.
   Тем временем Сэм, лагерный талисман – большой, серый с белым, здоровенный кот, который нас усыновил – прыгнул на стол для инспекции. – Мроурт? – спросил он.