Гэвриел Гай. Львы Аль-Рассана

   «Эмир понимает, что дело гораздо серьезнее», — подумал Альвар, потому что и сам многое узнал за три месяца. Это был гамбит, начало игры.
   — И за этим тоже, повелитель, — ответила Забира Картадская, — хотя у меня нет сомнений относительно вашей заботы о малышах. Однако мой приезд вызван не только материнской любовью. — Ее голос звучал тихо, но ясно, словно у хорошо обученной певицы. — Я приехала, чтобы рассказать об убийстве. Об убийстве сыном своего отца и о последствиях этого убийства.
   В саду снова воцарилась почти полная тишина; лишь одна птица продолжала петь над ее головой, ветерок шуршал листьями деревьев, плескалась вода, огибая остров.
   И в этой тишине Забира сказала:
   — Священное учение Ашара гласит, что убийца отца становится нечистым навечно. Пока он жив, его избегают, его казнят или изгоняют из общества людей, он проклят богом и звездами. Я спрашиваю у эмира Рагозы: может ли такой человек править в Картаде?
   — А это так? — эмир Бадир был сибаритом, склонным потакать своим слабостям, но никто никогда не сомневался в его уме.
   — Да. Две недели назад Лев Картады был подло убит, а его сын-убийца теперь завладел скипетром и называет себя Альмаликом Вторым, Львом Картады, Защитником Аль-Рассана. — По саду пронесся ропот, так как всех этих подробностей еще не знали: Забира преодолела горы быстрее гонцов. Забира выпрямилась и намеренно повысила голос: — Я приехала сюда, мой повелитель, чтобы умолять вас освободить народ моего любимого города от этого отцеубийцы и цареубийцы. Чтобы вы послали свои войска на запад, выполняя заветы святого Ашара, и уничтожили этого порочного человека.
   Снова раздался ропот, подобный порыву ветра в листве.
   — И кто же тогда будет править в славной Картаде? — На лице эмира Бадира нельзя было ничего прочесть.
   Женщина впервые заколебалась.
   — Городу грозит смертельная опасность. Мы узнали, что брат узурпатора — Хазем находится на юге, по ту сторону пролива. Он — фанатик и ищет помощи и поддержки у племен маджритийцев в пустыне. Он бросил открытый вызов отцу, и тот официально лишил его наследства много лет назад.
   — Это нам известно, — мягко произнес Бадир. — Это знают все. Но кто тогда должен править в Картаде? — снова спросил он. К этому моменту даже Альвар понял, куда он клонит.
   Этой женщине нельзя было отказать в мужестве.
   — Вы здесь, в Рагозе, являетесь опекуном двух единственно законных детей короля Альмалика, — ответила она уже без всяких колебаний. — Я официально прошу вас взять этот город именем бога и посадить на трон правителя его сына, Абади ибн Альмалика. И оказывать ему всяческую поддержку и помощь, какую только возможно, до достижения им совершеннолетия.
   Так это было произнесено. В открытую. Приглашение захватить Картаду и благовидный предлог для этого.
   Джеана, слушавшая с пристальным вниманием, посмотрела поверх головы женщины в черно-красном одеянии и увидела, что Альвар ухитрился проникнуть сюда. Она снова повернулась к эмиру.
   Но теперь заговорил визирь, и впервые его низкий голос звучал размеренно и серьезно:
   — Я хотел бы знать, если можно, разделяет ли эти мысли и желания слуга, которого вы с собой привели?
   Бросив быстрый взгляд на Забиру, Джеана поняла, что женщина не знает ответа на этот вопрос; что она разыграла собственную карту и теперь ждет, что будет дальше.
   Она разыграла следующую, необходимую карту.
   — Он не мой слуга, — сказала Забира. — Вы знаете, полагаю, кто этот человек. Он благородно согласился сопровождать меня сюда, женщину, у которой дома не осталось защитников и прибежища. Я не смею проявить самонадеянность и отвечать за Аммара ибн Хайрана, господин визирь и милостивый эмир. Никто из людей не посмел бы этого сделать.
   — Тогда, может быть, человек, который предстал перед нами в фальшивом наряде слуги, будет настолько самонадеянным, что ответит сам? — Теперь в голосе эмира Бадира появилось некоторое напряжение. «И неудивительно, — подумала Джеана. — Эта женщина подняла ставки в игре чрезвычайно высоко».
   Аммар ибн Хайран, которого она поцеловала тогда, в кабинете своего отца, обратил взгляд на эмира Рагозы. Он держался с уважением, но настоящей почтительности в нем не ощущалось. Впервые Джеана поняла, как трудно может быть с этим человеком, если он того пожелает. «И потом, — напомнила она себе еще раз, — он убил халифа, а теперь и другого правителя».
   — Милостивейший повелитель, — произнес Аммар ибн Хайран, — я оказался в затруднительном положении. Только что я слышал слова открытой измены моему родному государству Картаде. Мне следовало бы ясно понимать, что делать, но я связан вдвойне.
   — Почему? И почему вдвойне? — спросил эмир Бадир раздраженным голосом.
   Ибн Хайран изящно пожал плечами. Он ждал. Словно этот вопрос был испытанием — не для него, а для собравшихся в этом саду придворных Рагозы.
   Ответил Мазур, визирь:
   — Ему следовало убить ее, но он не может напасть на женщину и не может обнажить оружие в вашем присутствии. — В голосе визиря тоже звучало раздражение. — Собственно говоря, ему даже не положено иметь при себе оружие в таком месте.
   — Это правда, — мягко ответил ибн Хайран. — Ваши стражники проявили… учтивость. Возможно, чрезмерную.
   — Вероятно, они не видели причин опасаться человека с вашей… репутацией, — мрачно пробормотал визирь.
   «Удар кинжалом, в каком-то смысле», — подумала Джеана, стараясь успеть уследить за нюансами. Репутация ибн Хайрана отличалась многогранностью, а утренние известия представляли ее в новом измерении. В свете последних событий его никак нельзя было считать безобидным человеком. Особенно с точки зрения правителей.
   Аммар улыбнулся, словно смакуя намек.
   — Уже давно, — сказал он, на первый взгляд без всякой связи с предыдущим, — не имел я чести беседовать с достопочтенным визирем Рагозы. Что бы ни говорили наши ревнивые ваджи, он по-прежнему делает честь своему народу и великому эмиру, которому служит. По моему скромному мнению.
   В этот момент упомянутый эмир, по-видимому, потерял терпение.
   — Вам был задан вопрос, — резко произнес Бадир, и все присутствующие в саду внезапно осознали, что, какое бы самообладание и тонкий ум они здесь ни наблюдали, правит всеми только один человек. — Вы на него не ответили.
   — Ах да, — откликнулся Аммар ибн Хайран. — Этот вопрос. — Он сложил перед собой ладони. «Интересно, — подумал Альвар де Пеллино, пристально наблюдавший за происходящим, — где находится спрятанное оружие? Если оно есть». Ибн Хайран продолжал: — Госпожа Забира, признаюсь, меня удивила. И не в первый раз, имейте в виду. — Альвар увидел, как женщина перевела взгляд на струящуюся воду.
   — У меня возникло впечатление, совершенно искреннее, что она желала добраться сюда с моей помощью, чтобы повидать детей, — продолжал человек, переодетый ее слугой, — и потому, что в Картаде ее не ждет райская жизнь. Будучи прискорбно недальновидным, я не задумывался о дальнейшем.
   — Это все игры, — возразил эмир Рагозы. — Возможно, у нас будет для них время позже, а может быть, и не будет. Вы — наименее недальновидный человек на всем полуострове.
   — Ваше мнение — большая честь для меня, государь. Я недостоин его и могу лишь повторить, что не ожидал услышать того, что сейчас услышал. В данный момент я оказался в очень щекотливом положении. Вы должны это понимать. Я все еще нахожусь под присягой государства Картада. — Его синие глаза сверкнули. — Если я проявляю некоторую осторожность, то правитель, столь великий и мудрый, как Бадир из Рагозы, должен проявить снисхождение.
   Тут Джеане впервые пришло в голову, что ибн Хайрана легко могут убить здесь сегодня. Воцарилось молчание. Эмир сердито посмотрел на него и нетерпеливо поерзал на своей скамье.
   — Понимаю. Вас уже отправил в ссылку новый правитель Картады. Сразу же после того как вы совершили для него убийство. Какой необычайно умный молодой человек. — Это снова заговорил Мазур, и это не было вопросом.
   Бадир бросил взгляд на своего визиря, потом снова посмотрел на ибн Хайрана. Выражение его лица изменилось.
   «Конечно, — подумала Джеана. — Должно быть, именно в этом дело. Иначе почему советник и доверенное лицо принца находится здесь, вместе с Забирой, вместо того чтобы управлять сменой власти в Картаде?» Она почувствовала себя глупой, из-за того что сама не пришла к подобному выводу. Но не она одна. Джеана увидела, как стоящие в саду мужчины — и небольшая группа женщин — закивали головами.
   — Увы, визирь в мудрости своей высказал грустную истину. Я в ссылке, это правда. В наказание за мои многочисленные грехи. — Голос ибн Хайрана был невозмутим. — По-видимому, есть надежда, что меня простят, после того как я очищусь от бесчисленных немыслимых прегрешений. — Он улыбнулся, а через мгновение, совершенно неожиданно, раздался одинокий мужской смех, который резко прозвучал в напряженной тишине сада.
   Эмир, его визирь и Аммар ибн Хайран — все повернулись и уставились на Родриго Бельмонте, который продолжал смеяться.
   — Эмиру Рагозы придется поостеречься, — сказал Родриго, его это явно очень забавляло, — а не то все ссыльные нашего полуострова устремятся к порогу его дворца.
   Ибн Хайран, заметила Джеана, перестал улыбаться, глядя на Капитана.
   Родриго снова рассмеялся, забавляясь.
   — Да простят мне эти слова, но, возможно, солдат сможет разрешить возникшее здесь затруднение? — Он подождал, пока эмир кивнул головой, потом продолжил. — Господин ибн Хайран, кажется, попал в положение, сходное с моим. Он находится здесь в изгнании, но ему не предложили принести клятву верности, которая бы отменила обязательство, данное им Картаде. При отсутствии такого предложения он не может поддержать предложение госпожи Забиры, его даже нельзя попросить прокомментировать ее слова. Ему следовало бы убить ее кинжалом, спрятанным на внутренней стороне его левой руки. Сделайте ему предложение.
   За этими словами последовало напряженное молчание. Теперь день казался даже слишком ярким, словно солнечный свет не соответствовал серьезности происходящего здесь, внизу.
   — Мне стать наемником? — Ибн Хайран не сводил глаз с капитана джадитов, словно не замечая всех остальных находящихся на острове. И снова Джеана ощутила странный, потусторонний холод.
   — Мы — люди скромные, не отрицаю. Но есть и те, кто стоит ниже нас. — Родриго продолжал веселиться или делал вид, что веселится.
   Ибн Хайран не смеялся. Он осторожно произнес:
   — Я не имел никакого отношения к Дню Крепостного Рва. — Джеана затаила дыхание.
   — Разумеется, не имели, — сказал Родриго Бельмонте. — Поэтому и убили правителя.
   — Поэтому мне пришлось убить правителя, — поправил его ибн Хайран, мрачная фигура в черных одеждах. Снова пронесся ропот и замер.
   Теперь визирь в свою очередь впал в раздражение. Намеренно нарушая общее настроение, Мазур спросил:
   — Следует ли нам предлагать место при дворе человеку, который убивает каждый раз, когда задета его гордость?
   Джеана поняла, и ее это вдруг позабавило, что он уязвлен тем, что Родриго первым разгадал эту часть головоломки. «К вопросу об уязвленной гордости», — подумала она.
   — Не каждый раз, — спокойно ответил ибн Хайран. — Только раз в жизни, и с сожалением, и ради великой цели.
   — А! — насмешливо воскликнул визирь. — С сожалением! Ну, это же все меняет!
   Впервые Джеана увидела, как ибн Хайран не смог скрыть свою реакцию. Она заметила, какими холодными стали его глаза до того, как он отвел взгляд от лица бен Аврена. Глубоко вздохнул, разжал руки и опустил их вдоль туловища. Еще она заметила, что он не надел колец. Ибн Хайран снова поднял глаза на визиря, но ничего не сказал, ждал. «Он очень похож на человека, — подумала Джеана, — который собирается с силами перед дальнейшими ударами».
   Но ударов не последовало, ни словесных, ни других. Снова заговорил эмир, к нему вернулось самообладание.
   — Если бы мы согласились с нашим другом из Вальедо, что вы могли бы нам предложить?
   Забира Картадская, почти забытая всеми, повернулась и посмотрела на человека, который приехал сюда в качестве ее слуги. Ее черные, сильно подведенные глаза были непроницаемыми. Еще одно облачко закрыло солнце, потом уплыло прочь. Оно поглотило свет, а потом вернуло его обратно.
   — Себя самого, — ответил Аммар ибн Хайран.
   Все взгляды в этом прекрасном саду были прикованы к нему. Его высокомерие поражало, но этот человек уже более пятнадцати лет был известен не только как дипломат и стратег, но и как боевой командир и самый искусный мастер меча в Аль-Рассане.
   — Этого достаточно, — произнес эмир Бадир с заметным облегчением. — Мы предлагаем вам службу при нашем дворе и в наших войсках сроком на год. Вы дадите слово чести, что без нашего разрешения не примете других предложений и не предложите свои услуги другим в течение этого времени. Мы предоставим нашим советникам предложить и обсудить с вами условия. Вы согласны?
   В ответ он улыбнулся той улыбкой, которую Джеана запомнила после встречи в кабинете отца.
   — Согласен, — ответил ибн Хайран. — Оказывается, мне нравится когда меня покупают. А условия будут легкими. — Улыбка его стала шире. — Точно такими же, какие вы предложили вашему другу из Вальедо.
   — Сэр Родриго приехал сюда со ста пятьюдесятью всадниками! — возразил Мазур бен Аврен с негодованием человека, на котором лежит обязанность в трудные времена развязывать шнурок кошелька.
   — Это не важно, — сказал ибн Хайран, равнодушно пожимая плечами. Родриго Бельмонте улыбался, как заметила Джеана. Другие командиры — нет. Ощутимо гневный ропот пронесся среди них.
   Один человек шагнул вперед. Русоволосый гигант из Карша.
   — Пускай они сразятся, — произнес он на ашаритском языке с сильным акцентом. — Он утверждает, что стоит столько же. Давайте убедимся в этом. Хорошим солдатам здесь платят намного меньше. Пусть Бельмонте и этот человек в доказательство сразятся на мечах.
   Джеана увидела, как эта идея искрой вспыхнула и пронеслась по саду. Нечто новенькое, намек на опасность. Испытание. Эмир задумчиво смотрел на воина из Карша.
   — Я против.
   Джеана бет Исхак навсегда запомнила этот момент. Как три голоса прозвучали одновременно, словно в заученной гармонии, одни и те же слова в одно и то же мгновение.
   — Мы не можем позволить себе рисковать такими людьми в пустых играх, — произнес визирь бен Аврен, заговоривший первым из троих.
   Родриго Бельмонте и Аммар ибн Хайран, каждый из которых произнес те же слова, промолчали и снова посмотрели друг на друга. Родриго больше не улыбался.
   Мазур тоже замолчал. Молчание затянулось. Даже капитан из Карша перевел взгляд с одного на другого и шагнул назад, что-то бормоча себе под нос.
   — Я думаю, — проговорил наконец ибн Хайран так тихо, что Джеана подалась вперед, чтобы расслышать, — что если мы с этим человеком когда-нибудь скрестим мечи, то не ради чьего-то развлечения и не ради решения вопроса о годовом жалованья. Простите меня, но я отклоняю это предложение.
   У эмира Бадира был такой вид, словно он хочет что-то сказать, но, бросив взгляд на своего визиря, он промолчал.
   — У меня есть другая идея, — так же тихо произнес Родриго. — Хоть я не испытываю никаких сомнений в том, что господин ибн Хайран стоит тех денег, которые повелитель Рагозы соблаговолит ему предложить, я могу понять, почему некоторые из наших собратьев желают увидеть его доблесть. Почту за честь сразиться бок о бок с ним, чтобы доставить удовольствие эмиру, против нашего друга из Карша и еще четырех любых воинов, которые пожелают присоединиться к нему на арене для турниров сегодня после обеда.
   — Нет! — воскликнул Мазур.
   — Решено, — произнес эмир Рагозы. Визирь с трудом сдержался. Эмир продолжал:
   — Мне доставит удовольствие подобное зрелище. И жителям моего города тоже. Пусть они рукоплещут доблестным мужам, которые защищают нашу свободу. А что касается контракта, я принимаю ваши условия, ибн Хайран. Одинаковое жалованье для обоих моих ссыльных капитанов. По правде говоря, это меня забавляет.
   Эмир действительно выглядел довольным, словно разглядел тропинку сквозь густые заросли сегодняшних хитросплетений в этом саду.
   — Господин ибн Хайран, пора уже начать отрабатывать ваше жалованье. Нам необходимо ваше присутствие сейчас же, чтобы решить определенные вопросы, возникшие здесь сегодня утром. А после обеда вы проведете бой ради нашего удовольствия. Потом мы попросим о дальнейших услугах. — Он улыбнулся в предвкушении. — Напишите стихи, чтобы прочесть их на пиру, который мы устроим вечером в честь госпожи Забиры и в вашу собственную честь. Я согласился на ваши условия, если говорить откровенно, потому что приобретаю еще и поэта.
   Ибн Хайран смотрел на Родриго в начале его речи, но в конце вежливо, в упор, стал смотреть на эмира.
   — Для меня честь служить вам в любом качестве, мой повелитель. Хотите задать какую-нибудь тему на вечер?
   — Я хочу, если позволит милостивый повелитель, — вмешался в разговор Мазур бен Аврен, поглаживая указательным пальцем бороду. Он сделал паузу для большего эффекта. — Плач по убитому повелителю Картады.
   Джеана не знала, что визирь умеет быть жестоким. Она внезапно вспомнила, что именно ибн Хайран в кабинете отца предупреждал ее быть осторожной с Мазуром. И подумав об этом она осознала, что он смотрит на нее. Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки, словно ее уличили в чем-то. Аммар снова повернулся к визирю с задумчивым лицом.
   — Как вам будет угодно, — просто ответил он. — Это достойная тема.
 
   Поэма, которую он прочитал им тем вечером, после небывалой схватки на арене у городских стен, разлетелась во все уголки полуострова, несмотря на плохие зимние дороги.
   К весне она заставляла людей рыдать — часто против их воли — в десятке замков и городков, несмотря на тот факт, что Альмалика Картадского прежде боялись больше всех в. Аль-Рассане. Старая истина: люди так же часто тоскуют по тому, что они ненавидели, как и по тому, что любили.
   В тот вечер, когда впервые был прочитан этот плач, в пиршественном зале Рагозы, человеком, который до сих пор предпочитал называть себя прежде всего поэтом, уже было решено, что война против Картады была бы преждевременной, чего бы ни желала для своих сыновей возлюбленная покойного правителя. Разногласий почти не было. Надвигалась зима; не время для военных действий. Весна, несомненно, откроет им дорогу к мудрости, как только цветы распустятся в садах и за городом.
   Охрана двух мальчиков Забиры стала еще более важным делом, чем прежде; все с этим тоже согласились. Принцы полезны, особенно юные. Не бывает лишних заложников королевской крови. Это тоже старая истина.
   В самом конце этого небывало долгого дня — после совещания, после показательного боя, после пира, после стихов, тостов и последних бокалов вина в прекрасном зале, где струился ручей, — два человека не спали, беседовали друг с другом в личных апартаментах эмира Рагозы в присутствии одних лишь слуг и при горящих свечах.
   — Мне очень не по себе, — сказал Мазур бен Аврен своему повелителю.
   Бадир, откинувшись на спинку низкого кресла, — изящная вещь, в стиле джадитов, но сделанная из красного дерева Тудески, с ножками из слоновой кости в форме львиных лап — улыбнулся своему визирю и вытянул ноги на скамейку.
   Эти двое знали друг друга уже очень давно. Бадир пошел на огромный риск в самом начале своего правления, назначив визирем киндата. Писания Ашара ясно гласили: ни один киндат или джадит не может обладать никакой властью над звезднорожденными. Ни один ашарит не может служить им. Если следовать закону пустыни, наказанием должна стать смерть под градом камней.
   Разумеется, ни один из хоть что-то значащих людей в Аль-Рассане не придерживался закона пустыни. Ни во времена Халифата, ни после. Бокал вина в руке эмира был тому доказательством. Все равно визирь-киндат был очень рискованным шагом, ставкой на то, что ваджи будут жаловаться, как всегда, но больше ничего не смогут сделать. Существовала возможность, что этот ход мог стоить Бадиру только что завоеванной короны и самой жизни, если народ восстанет в праведном гневе. В уплату за этот риск Мазур бен Аврен, так называемый князь киндатов, сделал Рагозу не только независимым, но и вторым по могуществу государством в Аль-Рассане в неспокойные годы после падения Халифата. Он провел город и его правителя через опасные мели быстро меняющегося мира и сохранил Рагозе свободу, кредитоспособность и гордость.
   Он и сам воевал в войсках в первые годы, во время походов на юг и на восток, с триумфом командовал ими в боях. Он ездил верхом на муле, а не на запретном коне: Мазур был достаточно умен, чтобы выказывать ваджи необходимое символическое почтение. Тем не менее простая истина заключалась в том, что Мазур бен Аврен был первым из киндатов за пять сотен лет, который командовал армией западного мира. Поэт, ученый, дипломат, юрист. И воин. Прежде всего остального, эти первые военные победы позволили выжить и ему, и Бадиру. Многое можно простить, если поход прошел удачно и войско вернулось домой с золотом.
   Многое и прощали до сих пор. Бадир правил, бен Аврен был рядом с ним, и у них была общая мечта: сделать Рагозу не только свободной, но и прекрасной. Городом мрамора, слоновой кости и садов, утонченно великолепным до мельчайших деталей. Если Картада на западе под властью Альмалика, которого ненавидели и боялись, унаследовала большую часть могущества халифов, то Рагоза на озере Серрана стала совсем другим символом, как некогда Силвенес в дни минувшего великолепия.
   Теперь они уже были старыми партнерами, правитель и его визирь, прекрасно знали друг друга и не питали иллюзий. Каждый из них понимал, что конец может наступить в любой момент, с любой стороны. Луны прибывают и убывают. Звезды скрываются за облаками, или их может сжечь солнце.
   Если Силвенес и Аль-Фонтана могли пасть, если этот город и этот дворец можно было разграбить и сжечь и оставить от него лишь пепел былой славы, развеянный по ветру, то любой город, любое королевство тоже можно уничтожить. Этот урок усвоили все, кто претендовал хоть на толику власти на полуострове, после смерти последнего халифа.
   — Я знаю, что ты обеспокоен, — сказал Бадир, бросая взгляд на своего визиря. Он махнул рукой. — Во-первых, ты не притронулся к своему бокалу. Ты даже не заметил, какого я налил нам вина.
   Мазур усмехнулся. Он поднял золотистое вино, посмотрел на него при свете свечей, потом пригубил с закрытыми глазами.
   — Чудесно, — пробормотал он. — Виноградники Арденьо и, несомненно, поздний урожай. Когда его привезли?
   — А ты как думаешь?
   Визирь снова отпил вино с искренним удовольствием.
   — Конечно. Сегодня утром. Не от этой женщины, как я полагаю.
   — Сказали, что от нее.
   — Разумеется, они так сказали. — Последовало молчание.
   — Удивительную поэму мы слушали сегодня вечером, — снова заговорил эмир тихим голосом.
   Бен Аврен кивнул.
   — Я тоже так подумал.
   Эмир Бадир несколько секунд смотрел на своего советника.
   — У тебя получалось не хуже, в свое время.
   Мазур покачал головой.
   — Благодарю тебя, повелитель, но я знаю свои возможности. — Еще одна пауза. Мазур погладил аккуратно подстриженную бороду. — Он необыкновенный человек.
   Эмир посмотрел прямо ему в глаза.
   — Не слишком ли?
   Бен Аврен пожал плечами.
   — Сам по себе, возможно, и нет, но я не вполне уверен, что смогу контролировать события зимой, если они оба будут здесь.
   Бадир кивнул, сделал глоток вина.
   — Как себя чувствуют те пятеро после сегодняшнего дня?
   — Мне сказали, что с ними все в порядке. Джеана бет Исхак сегодня вечером присматривает за ними. Я взял на себя смелость попросить ее об этом от вашего имени. У одного сломана рука. Другой не очень хорошо осознает, как его зовут и где он находится. — Визирь с сожалением покачал головой. — Рука сломана у солдата из Карша, который бросил вызов.
   — Я видел. Нарочно?
   Визирь пожал плечами.
   — Не могу сказать.
   — Я до сих пор не пойму, как это было сделано.
   — Он тоже, — ответил бен Аврен.
   Эмир улыбнулся, и через секунду визирь улыбнулся тоже. К этому моменту двое слуг закончили возиться со свечами и с очагом. Они стояли неподвижно, как статуи, у двери в комнату.
   — Они сражались так, словно воевали вместе всю жизнь, — задумчиво произнес Бадир и поставил на стол свой бокал. Он взглянул на визиря. Мазур молча ответил ему взглядом. Через мгновение эмир произнес: — Ты думаешь о том, как лучше всего их использовать. О Картаде?
   Визирь кивнул головой. Они долго смотрели друг другу в глаза. Словно вели диалог без слов. Мазур снова кивнул. В пламени свечей выражение лица эмира было серьезным.
   — Ты видел, как смотрели они друг на друга сегодня утром, в саду?
   — Этого трудно было не заметить.
   — Думаешь, вальедец — достойная пара ибн Хайрану?
   Мазур снова поднял палец и погладил бороду.
   — Они очень разные. Вы их видели, государь. Возможно, так и есть. Может быть… Если честно, то я не знаю, что об этом и думать. Но знаю, что здесь собирается слишком много сил, и не думаю, что это понравится ваджи, не говоря об остальных. Воины-джадиты из Вальедо, в придачу к воинам из-за гор, сыновья этой женщины, женщина-врач из киндатов в придачу к канцлеру-киндату, а теперь еще самый известный светский человек в Аль-Рассане…