Страница:
Когда танец закончился, он хотел ее так бешено, что силой насадил бы на себя, если бы не понимал: ее возбуждает предвкушение экстаза. А он хотел доставить наслаждение и ей тоже… как и себе.
Выключив свет, девушка наконец подошла к нему. Обнаженная нимфа, предлагающая в дар свое тело.
— Беби, — прошептала она.
Девушка была крайне немногословна — он уже успел узнать это. Но каждое слово источало такой чувственный соблазн, что он не мог слушать ее, не испытывая нервную дрожь в чреслах.
Склонившись над ним, она медленно поцеловала его; длинный скользкий язык проник в его рот, пальцы осторожно коснулись плеча, побежали по груди вниз к животу, остановились, не дойдя до пениса, возбуждая близостью, но недостаточно дерзкие, чтобы коснуться. Колени девушки сжали его бедра.
— М-м-м, — проворковала она, — так ты мне больше нравишься.
Теперь все ее тело, легкое и стройное, прижималось к нему, лаская прохладной кожей. Он чувствовал свой горячий, нетерпеливый фаллос, прижимавшийся к ее животу, пока девушка еле заметно покачивала бедрами и, целуя его глаза, щеки, гладя волосы, терлась об него, как кошка; язычок ее, подобно крошечному пенису, то проскальзывал в его рот, то снова прятался. Оба были возбуждены и готовы к любви, но девушка хотела продержать партнера в напряжении еще немного.
Она слегка отстранилась и нависла над ним, дразня влажным и горячим лоном, но теперь ее пальцы отыскали и начали ласкать пульсирующий фаллос. Он слышал ее шепот, хрипловатые стоны удовлетворения; пальцы сильнее сжали напряженную плоть. От утомительного наслаждения он закрыл глаза и почувствовал, как она медленно насаживала себя на него, нежно прикасаясь уже не только пальцами, но и сладостным розовым бутоном, скрытым между ее ног. Она опускалась на его пенис дюйм за дюймом, то вжимаясь в него, то отстраняясь, чуть царапая кончик ногтями, дразня искусной игрой.
— Нет-нет… — простонал он, когда дошедшее до последней степени возбуждение заставило его приподняться. — Не так быстро.
Она продолжала извиваться, воркуя что-то чувственно-несвязное, позволяя войти в себя чуть глубже, чуть дальше, но в последний момент уходя, удаляясь от него, пока он наконец не потерял контроль над собой. Схватив девушку дрожавшими от нетерпения руками за запястья, он одним сильным толчком врезался в нее. Она еле слышно вскрикнула, делая вид, что застигнута врасплох, но на самом деле вне себя от наслаждения. Это тоже было частью игры, которая так возбуждала обоих.
Мужчина продолжал прорываться в темные таинственные глубины. От лихорадочных толчков девушка словно обезумела. Изогнувшись и запрокинув голову с разметавшимися по плечам волосами, она вскрикивала и стонала.
Мужчине тоже становилось все труднее держать себя в узде. Чтобы продлить наслаждение, он даже старался отвлечься и думать о чем-нибудь постороннем.
Но ее руки были повсюду, с безошибочной точностью находя все новые местечки, прикосновение к которым заставляло сладострастные волны пробегать по его телу.
Вот мягкая ручка медленно скользнула между его ног, осторожно сжала тяжелую мошонку и вновь поползла по бедрам, животу, коснулась пупка; мужчину словно прошил электрический ток. Хрипловатый голос над ухом ворковал:
— Ну же… еще немного… О, беби…
Он услышал ее стон и ожесточенно врезался в нее еще и еще. Нежные груди затрепетали от возбуждения, нависая над самыми его губами, упругие бедра вновь сжались. Девушка была в своей стихии; все ее чувства и инстинкты объединились в этой симфонии плотской любви. Ради этого она жила.
— Ой… о-о-о. По… дожди… еще…
Она хотела большего, хотела всего, хотела, чтобы так продолжалось всю ночь. Но конец был близок. Последняя волна надвигалась, жаркая, неотвратимая, и он знал — остановить ее нельзя. Сжав руками податливые гладкие ягодицы, он сделал завершающий отчаянный толчок. Горячий спазм скрутил его тело; девушка затрепетала, ощутив в себе поток расплавленной лавы. Тонкие пальцы заплясали на его плечах.
Когда все было кончено, она, не выпуская его из себя, прислонилась к нему и долго отдыхала.
Так продолжалось несколько минут — время словно застыло. Наконец, когда его пенис стал съеживаться, уменьшаться, девушка вновь ушла в себя, стала прежней, спокойной, чуть холодноватой. Она похлопала его по плечу, словно благодаря за доставленное наслаждение, и в этом жесте не было ничего нежного, хоть отдаленно напоминавшего ласку. Она уже была далеко, независимая, озабоченная своими делами. Ее искушенная любовная игра была только игрой, девушка не питала к своему партнеру никакого чувства. Ею владело только желание и, может быть, нечто несравненно более холодное и примитивное, чем желание.
Мужчина устало наблюдал, как девушка исчезает в ванной. Зажегся свет. Послышался шум воды. Наконец она вернулась, по-прежнему обнаженная, но в ее движениях уже не было ничего чувственного.
Девушка села на край кровати, натягивая чулки. Когда она встала, чтобы поискать трусики, вид пояса с подвязками почти возбудил его снова; мужчина даже приподнялся и попытался дотянуться до нее рукой.
Девушка натянула трусики, потом крошечный лифчик. Она как будто забыла о своем любовнике-слишком была поглощена собой. В последнее время на нее свалилось слишком много дел и все труднее становилось улизнуть даже по вечерам, чтобы встретиться с ним.
Девушка отыскала комбинацию, надела ее, потом облачилась в платье, дорогое, хорошо сшитое, неярких тонов. Озабоченно оглядываясь, она собрала шпильки, возвратилась в ванную и, встав перед зеркалом, подкрасилась и заколола волосы. Потом подошла к нему, села на край постели и улыбнулась. Она знала: ему нравится смотреть, как она одевается.
— Когда позвонишь?-спросил он.
— Когда разузнаю что-нибудь для тебя.
Он высоко поднял брови:
— Не раньше?
— Возможно, и раньше. Если будешь хорошим мальчиком.
Наступило минутное молчание.
Мягкий пальчик коснулся его носа, подбородка, соска, описывая маленькие кружки, скользнул ниже, к животу, погладил пенис. Девушка уже собралась было сжать его, но мужчина схватил ее за руку:
— Я хотел бы, чтобы ты выражалась яснее.
— Как это?
Ее пальцы чуть напряглись.
— Например, объяснила бы, сколько еще ждать.
— Ты слишком нетерпелив, — улыбнулась она.
Мужчина отстранился.
— Знаю, -согласился он. Не было смысла давить на нее.
— Я делаю все, что в моих силах. Все держится в секрете. Ситуация меняется с каждым часом, а мне никто ни о чем не говорит.
Интересно, можно ли ей верить?
— Она умна, не так ли?
— Да, -вздохнула она. — Очень.
— Позвони мне во вторник независимо от того, будут новости или нет.
Девушка молча кивнула и, резко тряхнув головой, поднялась.
— И помни, — предупредил он, — никогда не звони мне на работу. Никогда!
Она передернула плечами. Каждый раз одно и то же, словно он не убедился уже, что может полностью ей доверять.
Раскрыв сумочку, она вынула оттуда очки — вещь, которую она всегда снимала первой и надевала последней. Лицо девушки окончательно преобразилось — теперь это была холодная и бесстрастная деловая женщина.
— Спокойной ночи, — сказала она.
Ему не хотелось отпускать ее, но он понимал — девушке нельзя опаздывать на работу, иначе начнутся расспросы, и тогда все пропало.
— Спокойно ночи, Мата Хари, — ответил он.
Слегка улыбнувшись, девушка накинула пальто и вышла за дверь.
Глава 38
Глава 39
Глава 40
Выключив свет, девушка наконец подошла к нему. Обнаженная нимфа, предлагающая в дар свое тело.
— Беби, — прошептала она.
Девушка была крайне немногословна — он уже успел узнать это. Но каждое слово источало такой чувственный соблазн, что он не мог слушать ее, не испытывая нервную дрожь в чреслах.
Склонившись над ним, она медленно поцеловала его; длинный скользкий язык проник в его рот, пальцы осторожно коснулись плеча, побежали по груди вниз к животу, остановились, не дойдя до пениса, возбуждая близостью, но недостаточно дерзкие, чтобы коснуться. Колени девушки сжали его бедра.
— М-м-м, — проворковала она, — так ты мне больше нравишься.
Теперь все ее тело, легкое и стройное, прижималось к нему, лаская прохладной кожей. Он чувствовал свой горячий, нетерпеливый фаллос, прижимавшийся к ее животу, пока девушка еле заметно покачивала бедрами и, целуя его глаза, щеки, гладя волосы, терлась об него, как кошка; язычок ее, подобно крошечному пенису, то проскальзывал в его рот, то снова прятался. Оба были возбуждены и готовы к любви, но девушка хотела продержать партнера в напряжении еще немного.
Она слегка отстранилась и нависла над ним, дразня влажным и горячим лоном, но теперь ее пальцы отыскали и начали ласкать пульсирующий фаллос. Он слышал ее шепот, хрипловатые стоны удовлетворения; пальцы сильнее сжали напряженную плоть. От утомительного наслаждения он закрыл глаза и почувствовал, как она медленно насаживала себя на него, нежно прикасаясь уже не только пальцами, но и сладостным розовым бутоном, скрытым между ее ног. Она опускалась на его пенис дюйм за дюймом, то вжимаясь в него, то отстраняясь, чуть царапая кончик ногтями, дразня искусной игрой.
— Нет-нет… — простонал он, когда дошедшее до последней степени возбуждение заставило его приподняться. — Не так быстро.
Она продолжала извиваться, воркуя что-то чувственно-несвязное, позволяя войти в себя чуть глубже, чуть дальше, но в последний момент уходя, удаляясь от него, пока он наконец не потерял контроль над собой. Схватив девушку дрожавшими от нетерпения руками за запястья, он одним сильным толчком врезался в нее. Она еле слышно вскрикнула, делая вид, что застигнута врасплох, но на самом деле вне себя от наслаждения. Это тоже было частью игры, которая так возбуждала обоих.
Мужчина продолжал прорываться в темные таинственные глубины. От лихорадочных толчков девушка словно обезумела. Изогнувшись и запрокинув голову с разметавшимися по плечам волосами, она вскрикивала и стонала.
Мужчине тоже становилось все труднее держать себя в узде. Чтобы продлить наслаждение, он даже старался отвлечься и думать о чем-нибудь постороннем.
Но ее руки были повсюду, с безошибочной точностью находя все новые местечки, прикосновение к которым заставляло сладострастные волны пробегать по его телу.
Вот мягкая ручка медленно скользнула между его ног, осторожно сжала тяжелую мошонку и вновь поползла по бедрам, животу, коснулась пупка; мужчину словно прошил электрический ток. Хрипловатый голос над ухом ворковал:
— Ну же… еще немного… О, беби…
Он услышал ее стон и ожесточенно врезался в нее еще и еще. Нежные груди затрепетали от возбуждения, нависая над самыми его губами, упругие бедра вновь сжались. Девушка была в своей стихии; все ее чувства и инстинкты объединились в этой симфонии плотской любви. Ради этого она жила.
— Ой… о-о-о. По… дожди… еще…
Она хотела большего, хотела всего, хотела, чтобы так продолжалось всю ночь. Но конец был близок. Последняя волна надвигалась, жаркая, неотвратимая, и он знал — остановить ее нельзя. Сжав руками податливые гладкие ягодицы, он сделал завершающий отчаянный толчок. Горячий спазм скрутил его тело; девушка затрепетала, ощутив в себе поток расплавленной лавы. Тонкие пальцы заплясали на его плечах.
Когда все было кончено, она, не выпуская его из себя, прислонилась к нему и долго отдыхала.
Так продолжалось несколько минут — время словно застыло. Наконец, когда его пенис стал съеживаться, уменьшаться, девушка вновь ушла в себя, стала прежней, спокойной, чуть холодноватой. Она похлопала его по плечу, словно благодаря за доставленное наслаждение, и в этом жесте не было ничего нежного, хоть отдаленно напоминавшего ласку. Она уже была далеко, независимая, озабоченная своими делами. Ее искушенная любовная игра была только игрой, девушка не питала к своему партнеру никакого чувства. Ею владело только желание и, может быть, нечто несравненно более холодное и примитивное, чем желание.
Мужчина устало наблюдал, как девушка исчезает в ванной. Зажегся свет. Послышался шум воды. Наконец она вернулась, по-прежнему обнаженная, но в ее движениях уже не было ничего чувственного.
Девушка села на край кровати, натягивая чулки. Когда она встала, чтобы поискать трусики, вид пояса с подвязками почти возбудил его снова; мужчина даже приподнялся и попытался дотянуться до нее рукой.
Девушка натянула трусики, потом крошечный лифчик. Она как будто забыла о своем любовнике-слишком была поглощена собой. В последнее время на нее свалилось слишком много дел и все труднее становилось улизнуть даже по вечерам, чтобы встретиться с ним.
Девушка отыскала комбинацию, надела ее, потом облачилась в платье, дорогое, хорошо сшитое, неярких тонов. Озабоченно оглядываясь, она собрала шпильки, возвратилась в ванную и, встав перед зеркалом, подкрасилась и заколола волосы. Потом подошла к нему, села на край постели и улыбнулась. Она знала: ему нравится смотреть, как она одевается.
— Когда позвонишь?-спросил он.
— Когда разузнаю что-нибудь для тебя.
Он высоко поднял брови:
— Не раньше?
— Возможно, и раньше. Если будешь хорошим мальчиком.
Наступило минутное молчание.
Мягкий пальчик коснулся его носа, подбородка, соска, описывая маленькие кружки, скользнул ниже, к животу, погладил пенис. Девушка уже собралась было сжать его, но мужчина схватил ее за руку:
— Я хотел бы, чтобы ты выражалась яснее.
— Как это?
Ее пальцы чуть напряглись.
— Например, объяснила бы, сколько еще ждать.
— Ты слишком нетерпелив, — улыбнулась она.
Мужчина отстранился.
— Знаю, -согласился он. Не было смысла давить на нее.
— Я делаю все, что в моих силах. Все держится в секрете. Ситуация меняется с каждым часом, а мне никто ни о чем не говорит.
Интересно, можно ли ей верить?
— Она умна, не так ли?
— Да, -вздохнула она. — Очень.
— Позвони мне во вторник независимо от того, будут новости или нет.
Девушка молча кивнула и, резко тряхнув головой, поднялась.
— И помни, — предупредил он, — никогда не звони мне на работу. Никогда!
Она передернула плечами. Каждый раз одно и то же, словно он не убедился уже, что может полностью ей доверять.
Раскрыв сумочку, она вынула оттуда очки — вещь, которую она всегда снимала первой и надевала последней. Лицо девушки окончательно преобразилось — теперь это была холодная и бесстрастная деловая женщина.
— Спокойной ночи, — сказала она.
Ему не хотелось отпускать ее, но он понимал — девушке нельзя опаздывать на работу, иначе начнутся расспросы, и тогда все пропало.
— Спокойно ночи, Мата Хари, — ответил он.
Слегка улыбнувшись, девушка накинула пальто и вышла за дверь.
Глава 38
5 марта 1959 года
Фрэнси проснулась внезапно, как будто ее толкнули, и долго не могла понять, где находится. С трудом подняв отяжелевшие от сна веки, она оглядывала темные стены, не узнавая окружающей обстановки.
На секунду Фрэнси показалось, что она вновь в своей старой комнате, в родном доме в Пенсильвании. Ей даже почудилось, что из кухни доносятся тихие голоса родителей.
Детские воспоминания, словно мягким крылом, коснулись ее. Фрэнси ощущала знакомый запах старого дома, видела трогательные картинки на стенах, окна, выходящие во двор, где около качелей лежал брошенный велосипед…
Она вновь прикрыла глаза и уплыла в сон, счастливо вздыхая от сознания, что скоро ее окончательно разбудит запах горячего кофе, и на столе будет завтрак, и мама нежно улыбнется дочери…
Но сон вновь улетел, и Фрэнси наконец вспомнила, где она. На стенах спальни не было картин в рамках, здесь также не было ни игрушек из ее детства, ни письменного стола, за которым она делала уроки. Только встроенный шкаф и каталожные ящики.
Повернувшись, Фрэнси долго смотрела на спящего рядом Сэма. Ночные видения смутили ее, заставили спутать два мира, находившихся один от другого в сотне световых лет. Фрэнси захотелось протянуть руку, коснуться Сэма, прижаться к нему. Но она не решилась и, выскользнув из постели, на цыпочках прошла в гостиную.
Никто из всей их команды не мог позволить себе не спать по ночам-отдых был редкой роскошью. Они трудились допоздна, без выходных, и спали всего пять часов в сутки.
Но никто не работал больше Фрэнси. Необходимость вынудила ее передоверить деловую сторону проекта Джоэлу Грэггу. Сэм занимался компьютером, делая все своими руками — от сборки до корпусирования. Что касается Фрэнси, она бросила все, чтобы с головой уйти в создание основной программы для нового компьютера.
Сэм и Дэна, самые опытные программисты, считали, что программа Фрэнси-гениальное изобретение, которое прославит ее на весь мир. Но у Фрэнси не было времени восхвалять себя-так много еще нужно сделать! И прежде всего отладить программу, полностью подготовить ее к тому моменту, когда компьютер будет готов, а этого уже недолго ждать.
Фрэнси все ночи проводила с Сэмом. Они вместе возвращались в его мансарду, ужинали вдвоем, а потом занимались любовью или, если день был особенно трудным, рано засыпали в объятиях друг друга. Казалось, проходило всего несколько секунд, и будильник начинал трезвонить, заставляя просыпаться. Фрэнси вставала раньше Сэма, готовила кофе, наспех принимала душ и одевалась. Мысли ее были уже далеко, предстоял еще один этап безумной гонки. Нежное создание, задыхающееся ночью от страсти в сильных руках Сэма, исчезало и не появлялось до самого вечера, когда можно было сказать, что сделан еще один шаг к достижению цели.
Такова была теперь жизнь, которую вела Фрэнси. Она не роптала, более того, старалась даже не задумываться над тем, какое бремя возложила на себя, и чем все это закончится. Работа поглощала ее дни, а наслаждение — редкие моменты отдыха…
Усевшись в кресло и глядя на стоявший в углу разбитый остов того, что называлось когда-то «9292», ящик с проводами и печатными платами-торчавшими из него, словно набивка из разорванного плюшевого медведя, Фрэнси задумалась, испытывая какое-то непонятное беспокойство.
То, над чем она и ее товарищи трудились день и ночь, все еще не имело названия. Эта навязчивая мысль, словно гвоздь, засела у нее в мозгу. Они обсуждали имя их детища с Сэмом, Дэной, Ли, Джоэлом и остальными, но безуспешно. Все предлагали либо цифровые названия, вроде «ЕРА-1103», либо буквенные сокращения типа «UNIVAC». Но Фрэнси каким-то шестым чувством сознавала, что ни то ни другое неверно в принципе и скорее помешает успешной продаже компьютера, чем поможет. Следовало придумать что-нибудь простое, земное, дружелюбное. Бизнесмены и так до смерти боялись компьютеров, а названия вроде «IBM» и «UNIVAC» только пугали их еще больше, заставляя думать об огромных расходах и сложностях работы с непонятными машинами. Фрэнси долго размышляла, чувствуя, как мышцы вновь наливаются усталостью. Она легла на диван и сделала еще одну попытку напрячь мозги, но работа на ум не шла, и Фрэнси снова, как и часом раньше, принялась вспоминать те счастливые дни, когда весь мир для нее сосредоточивался в матери, доброй и нежной, каждое утро будившей ее поцелуем. Хелен надевала на дочь джинсы, майку и отправляла гулять или помогать отцу в мастерской.
Да, беззаботное время, как оно бесконечно далеко от сумасшедшего мира, в котором она теперь жила. Что она растеряла по пути? В какой момент покой и мир прежней жизни навеки покинули ее?
Хелен Боллинджер долго страдала, но ни разу не пожаловалась. Фрэнси представила себе мать, сидевшую в кресле с книгой или вязанием и потихоньку толковавшую о чем-то с отцом.
Оба постепенно привыкали к мысли, что их совместной жизни скоро придет конец. И Фрэнси, подражая отцу, тоже старалась воспринимать предстоявшее им как ужасную неизбежность и никогда не говорила об этом вслух. Это горестное молчание, в котором приходилось жить, накрепко связало всех троих, и казалось, так могло продолжаться вечно.
Но однажды матери не стало. Сначала приехала «скорая помощь», потом явился агент похоронного бюро. Собрались друзья и родственники, пастор прочитал поминальную молитву, все отправились на кладбище, откуда Фрэнси с отцом возвратились в опустевший дом. Только теперь, когда искусственное оживление, вызванное похоронными хлопотами, испарилось, они в полной мере осознали свою потерю. Несколько недель оба жили в каком-то забытьи, которое Фрэнси не забыть никогда. Худшей боли, чем та, которая сблизила их, ей еще не приходилось выносить.
И тут словно сам Господь послал им помощь.
У Мэгайров, их соседей-фермеров, была вдовая тетка, недавно эмигрировавшая из Ирландии и теперь изнывавшая от безделья в Америке. Всю жизнь она была только матерью и домохозяйкой, но дети давно уже выросли и жили отдельно. Женщину звали Молли.
Мэгайры предложили ей пожить с Фрэнси и Маком и на первых порах помочь им по дому. Поскольку Молли получала за мужа страховку, да и сбережения кое-какие у нее были, ее не смущало скудное жалованье, которое Мак мог позволить себе платить ей. Молли нравилась сдержанность Мака, и она быстро подружилась с девочкой.
Несмотря на то что Молли вечно ворчала, проклиная тяжелую жизнь в Америке, своих родственников, возраст, болезни и все такое прочее, она, подобно Хелен Боллинджер, обладала сильной волей и упорством, и под ее эгидой дом ожил. Молли без устали трудилась: вязала свитера для Фрэнси и Мака и платки с национальным ирландским узором, великолепно готовила тушеную говядину с капустой и ирландское жаркое; стирала, убирала и вообще следила за чистотой. Она быстро научилась, как это делала Хелен, выводить Мака из мечтательного состояния и отправлять его на работу, а Фрэнси помогла незаметно превратиться из неуклюжего четырнадцатилетнего подростка в нарядно и аккуратно одетую красивую девушку.
Каким-то таинственным образом, постепенно, Молли удалось заполнить огромную пустоту в душах двух пораженных скорбью, измученных людей. Присущее ей чувство юмора и доброта сделали ирландку поистине незаменимой. Да и ее собственная тоска по ушедшему мужу и печаль от разлуки с детьми, хотя она никогда не призналась бы в этом, немного притупились с тех пор, как она стала жить в доме Боллинджеров.
Одно время Фрэнси даже подумывала о том, чтобы уговорить отца жениться на Молли. Но любовь к Хелен до сих пор горела в сердце Мака; он и помыслить не мог о другой женщине. Молли поняла это с первой встречи и постаралась стать для него сестрой.
Когда Фрэнси уехала из дома, Молли, чтобы соблюсти приличия, возвратилась к Мэгайрам, но по-прежнему приходила каждый день, чтобы чистить, готовить, шить одежду для Мака. Они вместе читали письма Фрэнси, и однажды Молли даже отправилась с Маком в далекое путешествие, чтобы повидать девчушку. Странная это была пара — Мак, в купленном специально для этого случая тесноватом костюме, и сама Молли, в модном платье, потрясшем Фрэнси, которая никогда раньше не видела ее одетой иначе, чем в передник.
Фрэнси была рада, что у отца есть Молли. Теперь, когда она сама была так далека от дома, только Молли связывала Мака с окружающим миром. Когда Фрэнси звонила домой, именно она чаще всего снимала трубку, и ее резковатый голос с ирландским акцентом сразу напоминал о доме.
Но потом Молли умерла. Фрэнси тогда находилась за сотни миль от Пенсильвании. Оказалось, Молли много лет страдала тяжелой формой диабета, хотя никогда ни словом не обмолвилась об этом Фрэнси и Маку. Только потом Фрэнси узнала, какие муки ей пришлось выносить все эти годы.
Теперь Мак остался совсем один. Он нанял одну из местных женщин убирать дом, но готовил и покупал себе одежду сам. Он искренне скорбел о Молли, хотя старался не показывать этого. Когда приезжала Фрэнси, они часто вместе вспоминали добрую ирландку.
Сидя в гостиной, Фрэнси улыбалась, вспоминая улыбку Молли, ее резковатые шуточки и неизменную преданность Маку и его дочери.
Наконец Фрэнси почувствовала, как ее веки словно налились свинцом; она поднялась, направилась в спальню и легла рядом с Сэмом. Сонно вытянув руки, он притянул Фрэнси к себе. Девушка ощутила мгновенный прилив благодарности к нему-Сэм был таким же надежным и верным, дарил ей такое же тепло, как родной дом, как отец, как Молли…
Фрэнси уже засыпала, когда внезапная мысль, яркая и пронзительная, словно блестящая нитка в тусклом узоре, озарила ее дремлющее сознание. Не случайно Молли Мэтайр вспомнилась ей именно сегодня. Фрэнси думала о своем компьютере и о том, как продать его бизнесменам, относившимся с предубеждением к электронным мозгам. Ей хотелось бы, чтобы эту машину покупатели воспринимали как члена семьи, друга и помощника в работе. И Фрэнси знала теперь, какое имя она даст их с Сэмом детищу — неожиданное, невероятное, но такое доброе и человечное.
«Молли», — сонно подумала она, прежде чем провалиться в темную теплую бездну.
Фрэнси проснулась внезапно, как будто ее толкнули, и долго не могла понять, где находится. С трудом подняв отяжелевшие от сна веки, она оглядывала темные стены, не узнавая окружающей обстановки.
На секунду Фрэнси показалось, что она вновь в своей старой комнате, в родном доме в Пенсильвании. Ей даже почудилось, что из кухни доносятся тихие голоса родителей.
Детские воспоминания, словно мягким крылом, коснулись ее. Фрэнси ощущала знакомый запах старого дома, видела трогательные картинки на стенах, окна, выходящие во двор, где около качелей лежал брошенный велосипед…
Она вновь прикрыла глаза и уплыла в сон, счастливо вздыхая от сознания, что скоро ее окончательно разбудит запах горячего кофе, и на столе будет завтрак, и мама нежно улыбнется дочери…
Но сон вновь улетел, и Фрэнси наконец вспомнила, где она. На стенах спальни не было картин в рамках, здесь также не было ни игрушек из ее детства, ни письменного стола, за которым она делала уроки. Только встроенный шкаф и каталожные ящики.
Повернувшись, Фрэнси долго смотрела на спящего рядом Сэма. Ночные видения смутили ее, заставили спутать два мира, находившихся один от другого в сотне световых лет. Фрэнси захотелось протянуть руку, коснуться Сэма, прижаться к нему. Но она не решилась и, выскользнув из постели, на цыпочках прошла в гостиную.
Никто из всей их команды не мог позволить себе не спать по ночам-отдых был редкой роскошью. Они трудились допоздна, без выходных, и спали всего пять часов в сутки.
Но никто не работал больше Фрэнси. Необходимость вынудила ее передоверить деловую сторону проекта Джоэлу Грэггу. Сэм занимался компьютером, делая все своими руками — от сборки до корпусирования. Что касается Фрэнси, она бросила все, чтобы с головой уйти в создание основной программы для нового компьютера.
Сэм и Дэна, самые опытные программисты, считали, что программа Фрэнси-гениальное изобретение, которое прославит ее на весь мир. Но у Фрэнси не было времени восхвалять себя-так много еще нужно сделать! И прежде всего отладить программу, полностью подготовить ее к тому моменту, когда компьютер будет готов, а этого уже недолго ждать.
Фрэнси все ночи проводила с Сэмом. Они вместе возвращались в его мансарду, ужинали вдвоем, а потом занимались любовью или, если день был особенно трудным, рано засыпали в объятиях друг друга. Казалось, проходило всего несколько секунд, и будильник начинал трезвонить, заставляя просыпаться. Фрэнси вставала раньше Сэма, готовила кофе, наспех принимала душ и одевалась. Мысли ее были уже далеко, предстоял еще один этап безумной гонки. Нежное создание, задыхающееся ночью от страсти в сильных руках Сэма, исчезало и не появлялось до самого вечера, когда можно было сказать, что сделан еще один шаг к достижению цели.
Такова была теперь жизнь, которую вела Фрэнси. Она не роптала, более того, старалась даже не задумываться над тем, какое бремя возложила на себя, и чем все это закончится. Работа поглощала ее дни, а наслаждение — редкие моменты отдыха…
Усевшись в кресло и глядя на стоявший в углу разбитый остов того, что называлось когда-то «9292», ящик с проводами и печатными платами-торчавшими из него, словно набивка из разорванного плюшевого медведя, Фрэнси задумалась, испытывая какое-то непонятное беспокойство.
То, над чем она и ее товарищи трудились день и ночь, все еще не имело названия. Эта навязчивая мысль, словно гвоздь, засела у нее в мозгу. Они обсуждали имя их детища с Сэмом, Дэной, Ли, Джоэлом и остальными, но безуспешно. Все предлагали либо цифровые названия, вроде «ЕРА-1103», либо буквенные сокращения типа «UNIVAC». Но Фрэнси каким-то шестым чувством сознавала, что ни то ни другое неверно в принципе и скорее помешает успешной продаже компьютера, чем поможет. Следовало придумать что-нибудь простое, земное, дружелюбное. Бизнесмены и так до смерти боялись компьютеров, а названия вроде «IBM» и «UNIVAC» только пугали их еще больше, заставляя думать об огромных расходах и сложностях работы с непонятными машинами. Фрэнси долго размышляла, чувствуя, как мышцы вновь наливаются усталостью. Она легла на диван и сделала еще одну попытку напрячь мозги, но работа на ум не шла, и Фрэнси снова, как и часом раньше, принялась вспоминать те счастливые дни, когда весь мир для нее сосредоточивался в матери, доброй и нежной, каждое утро будившей ее поцелуем. Хелен надевала на дочь джинсы, майку и отправляла гулять или помогать отцу в мастерской.
Да, беззаботное время, как оно бесконечно далеко от сумасшедшего мира, в котором она теперь жила. Что она растеряла по пути? В какой момент покой и мир прежней жизни навеки покинули ее?
Хелен Боллинджер долго страдала, но ни разу не пожаловалась. Фрэнси представила себе мать, сидевшую в кресле с книгой или вязанием и потихоньку толковавшую о чем-то с отцом.
Оба постепенно привыкали к мысли, что их совместной жизни скоро придет конец. И Фрэнси, подражая отцу, тоже старалась воспринимать предстоявшее им как ужасную неизбежность и никогда не говорила об этом вслух. Это горестное молчание, в котором приходилось жить, накрепко связало всех троих, и казалось, так могло продолжаться вечно.
Но однажды матери не стало. Сначала приехала «скорая помощь», потом явился агент похоронного бюро. Собрались друзья и родственники, пастор прочитал поминальную молитву, все отправились на кладбище, откуда Фрэнси с отцом возвратились в опустевший дом. Только теперь, когда искусственное оживление, вызванное похоронными хлопотами, испарилось, они в полной мере осознали свою потерю. Несколько недель оба жили в каком-то забытьи, которое Фрэнси не забыть никогда. Худшей боли, чем та, которая сблизила их, ей еще не приходилось выносить.
И тут словно сам Господь послал им помощь.
У Мэгайров, их соседей-фермеров, была вдовая тетка, недавно эмигрировавшая из Ирландии и теперь изнывавшая от безделья в Америке. Всю жизнь она была только матерью и домохозяйкой, но дети давно уже выросли и жили отдельно. Женщину звали Молли.
Мэгайры предложили ей пожить с Фрэнси и Маком и на первых порах помочь им по дому. Поскольку Молли получала за мужа страховку, да и сбережения кое-какие у нее были, ее не смущало скудное жалованье, которое Мак мог позволить себе платить ей. Молли нравилась сдержанность Мака, и она быстро подружилась с девочкой.
Несмотря на то что Молли вечно ворчала, проклиная тяжелую жизнь в Америке, своих родственников, возраст, болезни и все такое прочее, она, подобно Хелен Боллинджер, обладала сильной волей и упорством, и под ее эгидой дом ожил. Молли без устали трудилась: вязала свитера для Фрэнси и Мака и платки с национальным ирландским узором, великолепно готовила тушеную говядину с капустой и ирландское жаркое; стирала, убирала и вообще следила за чистотой. Она быстро научилась, как это делала Хелен, выводить Мака из мечтательного состояния и отправлять его на работу, а Фрэнси помогла незаметно превратиться из неуклюжего четырнадцатилетнего подростка в нарядно и аккуратно одетую красивую девушку.
Каким-то таинственным образом, постепенно, Молли удалось заполнить огромную пустоту в душах двух пораженных скорбью, измученных людей. Присущее ей чувство юмора и доброта сделали ирландку поистине незаменимой. Да и ее собственная тоска по ушедшему мужу и печаль от разлуки с детьми, хотя она никогда не призналась бы в этом, немного притупились с тех пор, как она стала жить в доме Боллинджеров.
Одно время Фрэнси даже подумывала о том, чтобы уговорить отца жениться на Молли. Но любовь к Хелен до сих пор горела в сердце Мака; он и помыслить не мог о другой женщине. Молли поняла это с первой встречи и постаралась стать для него сестрой.
Когда Фрэнси уехала из дома, Молли, чтобы соблюсти приличия, возвратилась к Мэгайрам, но по-прежнему приходила каждый день, чтобы чистить, готовить, шить одежду для Мака. Они вместе читали письма Фрэнси, и однажды Молли даже отправилась с Маком в далекое путешествие, чтобы повидать девчушку. Странная это была пара — Мак, в купленном специально для этого случая тесноватом костюме, и сама Молли, в модном платье, потрясшем Фрэнси, которая никогда раньше не видела ее одетой иначе, чем в передник.
Фрэнси была рада, что у отца есть Молли. Теперь, когда она сама была так далека от дома, только Молли связывала Мака с окружающим миром. Когда Фрэнси звонила домой, именно она чаще всего снимала трубку, и ее резковатый голос с ирландским акцентом сразу напоминал о доме.
Но потом Молли умерла. Фрэнси тогда находилась за сотни миль от Пенсильвании. Оказалось, Молли много лет страдала тяжелой формой диабета, хотя никогда ни словом не обмолвилась об этом Фрэнси и Маку. Только потом Фрэнси узнала, какие муки ей пришлось выносить все эти годы.
Теперь Мак остался совсем один. Он нанял одну из местных женщин убирать дом, но готовил и покупал себе одежду сам. Он искренне скорбел о Молли, хотя старался не показывать этого. Когда приезжала Фрэнси, они часто вместе вспоминали добрую ирландку.
Сидя в гостиной, Фрэнси улыбалась, вспоминая улыбку Молли, ее резковатые шуточки и неизменную преданность Маку и его дочери.
Наконец Фрэнси почувствовала, как ее веки словно налились свинцом; она поднялась, направилась в спальню и легла рядом с Сэмом. Сонно вытянув руки, он притянул Фрэнси к себе. Девушка ощутила мгновенный прилив благодарности к нему-Сэм был таким же надежным и верным, дарил ей такое же тепло, как родной дом, как отец, как Молли…
Фрэнси уже засыпала, когда внезапная мысль, яркая и пронзительная, словно блестящая нитка в тусклом узоре, озарила ее дремлющее сознание. Не случайно Молли Мэтайр вспомнилась ей именно сегодня. Фрэнси думала о своем компьютере и о том, как продать его бизнесменам, относившимся с предубеждением к электронным мозгам. Ей хотелось бы, чтобы эту машину покупатели воспринимали как члена семьи, друга и помощника в работе. И Фрэнси знала теперь, какое имя она даст их с Сэмом детищу — неожиданное, невероятное, но такое доброе и человечное.
«Молли», — сонно подумала она, прежде чем провалиться в темную теплую бездну.
Глава 39
Это название — «Молли» — оказалось последней важной деталью, которой недоставало, чтобы перед новым компьютером открылось блестящее будущее. Проницательные и скептически настроенные бизнесмены, которых Фрэнси вместе с Джоэлом Грэггом пытались заинтересовать своим проектом, наконец не устояли.
Несколько банкиров, уже с зимы выжидавших, чем кончится дело, решились сделать смелый шаг и вложили свыше трех миллионов долларов в «Молли», в обмен на фондовый опцион[10] и место в правлении «КомпьюТел» В самый короткий срок был образован взаимный фонд, потом еще один.
Все лето работа над «Молли» продолжалась, и восьмого сентября Сэм продемонстрировал блестящие вычислительные возможности на удивление простого в обращении компьютера перед небольшим собранием частных инвесторов, согласившихся в результате вложить в проект еще по четыре миллиона долларов.
Возвращаясь с праздничного обеда с новыми вкладчиками в ресторане «Четыре времени года», Фрэнси поздравила Сэма:
— Ты герой дня! Если бы «Молли» подвела сегодня, мы бы остались ни с чем.
— Не благодари меня, — покачал головой Сэм. — Я всего-навсего одна из спиц в колесе. Главная движущая сила — ты, Фрэнси.
Оба знали, что, несмотря на успех, до конца еще далеко. С каждым новым шагом игра становилась все рискованнее. Вложения увеличивались, все больше и больше людей оказывались задействованы в проекте. Однако «КомпьюТел» по-прежнему не приносила ни единого цента дохода, потому что продукция компании еще не поступила на рынок. Но так как работа была окружена ореолом секретности, привлечь инвесторов становилось все труднее. Распорядители совместных фондов вряд ли могли бы убедить членов своих правлений вложить капитал в продукцию, само существование которой держалось в тайне.
Теперь Фрэнси понимала продюсеров экстравагантных бродвейских мюзиклов, которые, истратив миллионы долларов на постановку очередного шоу, жили в постоянном страхе, что премьера провалится и потери будут невосполнимы.
Вопреки собственной воле, Фрэнси тоже обуял «сценический» страх перед скорой «премьерой». Однако они слишком далеко зашли, чтобы теперь повернуть назад. Судьбы слишком многих людей лежали на совести Фрэнси. Если ее корабль даст течь, они все пойдут на дно вместе с ней. К счастью, на подобные мысли не оставалось ни времени, ни сил. Нужно идти только вперед.
После обеда Фрэнси и Сэм вновь вернулись на склад, разделенный на секции, где несколько команд работали над различными частями проекта-дизайнеры, конструкторы, специалисты по аппаратному обеспечению, по маркетингу и рекламе.
Сэм присоединился к Куинну и Терри, колдовавшим над очередной проблемой в компоновке схем, и скоро работа поглотила его настолько, что он не заметил, как Фрэнси потихоньку выскользнула из двери и покинула склад. Добравшись на метро до Манхэттена, она остановила такси и дала водителю адрес.
Через несколько минут Фрэнси уже входила в офис, расположенный в неприметном двухэтажном здании. Из-за стола навстречу ей поднялся молодой человек, одетый в мятые брюки и свитер. Неформальная внешность хозяина маленького кабинета вполне соответствовала природе его занятий.
Звали молодого человека Кэвин Стилл, и официально он считался владельцем магазина электронных компонентов и схем. Но настоящим его бизнесом, слишком деликатным для громкой рекламы, были наблюдения и надзор с помощью новейших электронных средств.
Фрэнси нашла его два месяца назад и приезжала сюда раз в неделю. До сих пор у Кэвина не было никаких новостей, и в последний раз он даже заявил, что, по его мнению, Фрэнси зря тратит свои деньги.
Но недавно он позвонил на склад и с помощью только им двоим известного кода велел передать, что наконец кое-что обнаружено.
— Итак, что у вас для меня?-спросила Фрэнси, усаживаясь в кресло напротив Кэвина.
— Думаю, то, что вы искали. Вот, наденьте наушники и послушайте.
Кэвин включил магнитофон. Сначала Фрэнси услышала телефонный звонок, потом раздался мужской голос:
— Что-нибудь новое?
— Да, — ответила женщина. — Кажется, Аронсен сдался. Вкладывает миллионы. Увидел последний вариант и согласился купить.
Аронсен — было имя одного из самых новых инвесторов «КомпьюТел».
— Как он работает?
— Превосходно, — ответила девушка.-Даже лучше, чем мы ожидали.
— Что намечается на ближайшее будущее?
— Никто точно не знает. Но все должно быть закончено к началу зимы, когда начнется большая рекламная кампания.
— Значит, никаких технических проблем?
— Ничего серьезного. Сэм работает над резидентным методом доступа. Программа, которую написала Фрэнси, просто великолепна. Хотела бы я сделать такую, — вздохнула девушка.
Последовала пауза.
— Принесешь?
— Как только смогу скопировать. Мы ужасно заняты.
— Хорошо. Желаю удачи. Принесешь ее ко мне домой.
Послышались короткие гудки.
Фрэнси сняла наушники. Она сильно побледнела, но не казалась слишком удивленной.
— Слышали все, что хотели услышать? — спросил Кэвин Стилл.
— Только не это, — улыбнулась она. — Просто обнаружила то, что ожидала найти.
— Продолжать работу?
— Конечно. И благодарю вас.
— Вы знаете, кто этот мужчина? — осведомился Кэвин, вставая.
Фрэнси помедлила, прежде чем ответить.
— Это теперь неважно, — сказала она наконец.
— Правда, девушка…-начал Кэвин.
— О, да, — согласилась Фрэнси, — ее я, без сомнения, знаю.
Она еще раз поблагодарила Кэвина и вышла. Оказавшись на улице, Фрэнси огляделась, глубоко вдохнула городской воздух, не особенно свежий, но, без сомнения, бодрящий.
«Не очень-то честную игру приходится вести, — подумала она. — Но приходится играть до конца, если желаешь выиграть. Дэна… Кто бы мог предположить, что именно ты…»
Несколько банкиров, уже с зимы выжидавших, чем кончится дело, решились сделать смелый шаг и вложили свыше трех миллионов долларов в «Молли», в обмен на фондовый опцион[10] и место в правлении «КомпьюТел» В самый короткий срок был образован взаимный фонд, потом еще один.
Все лето работа над «Молли» продолжалась, и восьмого сентября Сэм продемонстрировал блестящие вычислительные возможности на удивление простого в обращении компьютера перед небольшим собранием частных инвесторов, согласившихся в результате вложить в проект еще по четыре миллиона долларов.
Возвращаясь с праздничного обеда с новыми вкладчиками в ресторане «Четыре времени года», Фрэнси поздравила Сэма:
— Ты герой дня! Если бы «Молли» подвела сегодня, мы бы остались ни с чем.
— Не благодари меня, — покачал головой Сэм. — Я всего-навсего одна из спиц в колесе. Главная движущая сила — ты, Фрэнси.
Оба знали, что, несмотря на успех, до конца еще далеко. С каждым новым шагом игра становилась все рискованнее. Вложения увеличивались, все больше и больше людей оказывались задействованы в проекте. Однако «КомпьюТел» по-прежнему не приносила ни единого цента дохода, потому что продукция компании еще не поступила на рынок. Но так как работа была окружена ореолом секретности, привлечь инвесторов становилось все труднее. Распорядители совместных фондов вряд ли могли бы убедить членов своих правлений вложить капитал в продукцию, само существование которой держалось в тайне.
Теперь Фрэнси понимала продюсеров экстравагантных бродвейских мюзиклов, которые, истратив миллионы долларов на постановку очередного шоу, жили в постоянном страхе, что премьера провалится и потери будут невосполнимы.
Вопреки собственной воле, Фрэнси тоже обуял «сценический» страх перед скорой «премьерой». Однако они слишком далеко зашли, чтобы теперь повернуть назад. Судьбы слишком многих людей лежали на совести Фрэнси. Если ее корабль даст течь, они все пойдут на дно вместе с ней. К счастью, на подобные мысли не оставалось ни времени, ни сил. Нужно идти только вперед.
После обеда Фрэнси и Сэм вновь вернулись на склад, разделенный на секции, где несколько команд работали над различными частями проекта-дизайнеры, конструкторы, специалисты по аппаратному обеспечению, по маркетингу и рекламе.
Сэм присоединился к Куинну и Терри, колдовавшим над очередной проблемой в компоновке схем, и скоро работа поглотила его настолько, что он не заметил, как Фрэнси потихоньку выскользнула из двери и покинула склад. Добравшись на метро до Манхэттена, она остановила такси и дала водителю адрес.
Через несколько минут Фрэнси уже входила в офис, расположенный в неприметном двухэтажном здании. Из-за стола навстречу ей поднялся молодой человек, одетый в мятые брюки и свитер. Неформальная внешность хозяина маленького кабинета вполне соответствовала природе его занятий.
Звали молодого человека Кэвин Стилл, и официально он считался владельцем магазина электронных компонентов и схем. Но настоящим его бизнесом, слишком деликатным для громкой рекламы, были наблюдения и надзор с помощью новейших электронных средств.
Фрэнси нашла его два месяца назад и приезжала сюда раз в неделю. До сих пор у Кэвина не было никаких новостей, и в последний раз он даже заявил, что, по его мнению, Фрэнси зря тратит свои деньги.
Но недавно он позвонил на склад и с помощью только им двоим известного кода велел передать, что наконец кое-что обнаружено.
— Итак, что у вас для меня?-спросила Фрэнси, усаживаясь в кресло напротив Кэвина.
— Думаю, то, что вы искали. Вот, наденьте наушники и послушайте.
Кэвин включил магнитофон. Сначала Фрэнси услышала телефонный звонок, потом раздался мужской голос:
— Что-нибудь новое?
— Да, — ответила женщина. — Кажется, Аронсен сдался. Вкладывает миллионы. Увидел последний вариант и согласился купить.
Аронсен — было имя одного из самых новых инвесторов «КомпьюТел».
— Как он работает?
— Превосходно, — ответила девушка.-Даже лучше, чем мы ожидали.
— Что намечается на ближайшее будущее?
— Никто точно не знает. Но все должно быть закончено к началу зимы, когда начнется большая рекламная кампания.
— Значит, никаких технических проблем?
— Ничего серьезного. Сэм работает над резидентным методом доступа. Программа, которую написала Фрэнси, просто великолепна. Хотела бы я сделать такую, — вздохнула девушка.
Последовала пауза.
— Принесешь?
— Как только смогу скопировать. Мы ужасно заняты.
— Хорошо. Желаю удачи. Принесешь ее ко мне домой.
Послышались короткие гудки.
Фрэнси сняла наушники. Она сильно побледнела, но не казалась слишком удивленной.
— Слышали все, что хотели услышать? — спросил Кэвин Стилл.
— Только не это, — улыбнулась она. — Просто обнаружила то, что ожидала найти.
— Продолжать работу?
— Конечно. И благодарю вас.
— Вы знаете, кто этот мужчина? — осведомился Кэвин, вставая.
Фрэнси помедлила, прежде чем ответить.
— Это теперь неважно, — сказала она наконец.
— Правда, девушка…-начал Кэвин.
— О, да, — согласилась Фрэнси, — ее я, без сомнения, знаю.
Она еще раз поблагодарила Кэвина и вышла. Оказавшись на улице, Фрэнси огляделась, глубоко вдохнула городской воздух, не особенно свежий, но, без сомнения, бодрящий.
«Не очень-то честную игру приходится вести, — подумала она. — Но приходится играть до конца, если желаешь выиграть. Дэна… Кто бы мог предположить, что именно ты…»
Глава 40
На следующий день Фрэнси собрала внеочередное собрание всех сотрудников «КомпьюТел», включая Сэма, Джоэла, Барбару, Терри, Куинна и Ли Наджента.
Вопрос Куинна предварил сообщение, которое собиралась сделать Фрэнси.
— Где Дэна?
— Я уволила ее сегодня утром. Она больше не работает с нами. Барбара, тебе, к сожалению, придется взять на себя часть ее обязанностей. Надеюсь, ты справишься со всем этим?
В комнате воцарилось потрясенное молчание. Все хорошо знали Дэну и рассчитывали на ее опыт и энергию. Ее будет сильно не хватать. Над «Молли» и так работали минимальное количество специалистов. Потеря одного из них будет серьезным ударом.
— Ты не объяснишь, почему Дэну пришлось уволить? — спросил Терри.
— Пока нет. Но прошу вас, помните, сейчас, как никогда необходима полнейшая тайна. Самые большие опасности, грозящие «Молли», не столько технические, сколько стратегические. Ясно?
Никто не произнес ни слова, но на всех произвела впечатление холодная сдержанность Фрэнси. Она выглядела как настоящий босс, что, собственно, и доказала сегодня утром, указав на дверь одной из своих ближайших подруг.
После окончания совещания Сэм отвел ее в сторону.
— Как ты узнала? — просто спросил он.
Фрэнси чуть подумала, прежде чем ответить:
— Поставила телефон на прослушивание.
Сэм болезненно поморщился. Он никогда не был особенно близок с Дэной, но работал с ней бок о бок последние два года и считал, что неплохо знает девушку.
— Что заставило тебя подозревать ее?
— Ничего, — покачала головой Фрэнси.
— Ничего? — переспросил Сэм, подняв брови.
— Я велела поставить «жучки» во всех телефонах, — бесстрастно пояснила Фрэнси.
Сэм уставился на нее буквально вытаращив глаза. Поистине эта женщина не переставала его удивлять, что бы она ни предпринимала, всегда оказывалось, что ее действия приносили необходимые результаты.
Вопрос Куинна предварил сообщение, которое собиралась сделать Фрэнси.
— Где Дэна?
— Я уволила ее сегодня утром. Она больше не работает с нами. Барбара, тебе, к сожалению, придется взять на себя часть ее обязанностей. Надеюсь, ты справишься со всем этим?
В комнате воцарилось потрясенное молчание. Все хорошо знали Дэну и рассчитывали на ее опыт и энергию. Ее будет сильно не хватать. Над «Молли» и так работали минимальное количество специалистов. Потеря одного из них будет серьезным ударом.
— Ты не объяснишь, почему Дэну пришлось уволить? — спросил Терри.
— Пока нет. Но прошу вас, помните, сейчас, как никогда необходима полнейшая тайна. Самые большие опасности, грозящие «Молли», не столько технические, сколько стратегические. Ясно?
Никто не произнес ни слова, но на всех произвела впечатление холодная сдержанность Фрэнси. Она выглядела как настоящий босс, что, собственно, и доказала сегодня утром, указав на дверь одной из своих ближайших подруг.
После окончания совещания Сэм отвел ее в сторону.
— Как ты узнала? — просто спросил он.
Фрэнси чуть подумала, прежде чем ответить:
— Поставила телефон на прослушивание.
Сэм болезненно поморщился. Он никогда не был особенно близок с Дэной, но работал с ней бок о бок последние два года и считал, что неплохо знает девушку.
— Что заставило тебя подозревать ее?
— Ничего, — покачала головой Фрэнси.
— Ничего? — переспросил Сэм, подняв брови.
— Я велела поставить «жучки» во всех телефонах, — бесстрастно пояснила Фрэнси.
Сэм уставился на нее буквально вытаращив глаза. Поистине эта женщина не переставала его удивлять, что бы она ни предпринимала, всегда оказывалось, что ее действия приносили необходимые результаты.