Страница:
— Скажи мне только, кто купил ее?-спросил Сэм, когда первый шок прошел. — Магнус?
Фрэнси заколебалась:
— Сэм, твой острый ум необходим для более важной и нужной работы. Поверь мне, сейчас неважно, что и как произошло с Дэной. Я сама справлюсь с этим. А когда все будет кончено, я отвечу на любые твои вопросы. Договорились?
Сэм пристально посмотрел в ее глаза и увидел в них боль, которую Фрэнси так хорошо умела скрывать от других.
Он мягко коснулся ее руки:
— Прости, Фрэнси.
Она улыбнулась:
— В любви и на войне все средства хороши. Ладно, пошли работать.
Через минуту Сэм уже стоял рядом с Куинном, а Фрэнси вернулась в крохотную комнатушку, считавшуюся ее кабинетом.
Спокойствие давалось ей с большим трудом. Фрэнси считала Дэну последним человеком на земле, способным предать ее. Конечно, не говоря о Сэме. Но сейчас она была даже рада тому, что узнала — это доказывало только, что ей еще многое предстоит понять в человеческой природе…
Внутренняя уверенность в правильности выбранного пути, помогавшая ей выживать все эти последние безумные месяцы, вновь пришла на помощь. Фрэнси закрыла глаза и сосредоточилась на ожидавшей впереди работе.
«Теперь ваш ход, мистер Магнус», — подумала она.
Глава 41
Глава 42
Глава 43
Фрэнси заколебалась:
— Сэм, твой острый ум необходим для более важной и нужной работы. Поверь мне, сейчас неважно, что и как произошло с Дэной. Я сама справлюсь с этим. А когда все будет кончено, я отвечу на любые твои вопросы. Договорились?
Сэм пристально посмотрел в ее глаза и увидел в них боль, которую Фрэнси так хорошо умела скрывать от других.
Он мягко коснулся ее руки:
— Прости, Фрэнси.
Она улыбнулась:
— В любви и на войне все средства хороши. Ладно, пошли работать.
Через минуту Сэм уже стоял рядом с Куинном, а Фрэнси вернулась в крохотную комнатушку, считавшуюся ее кабинетом.
Спокойствие давалось ей с большим трудом. Фрэнси считала Дэну последним человеком на земле, способным предать ее. Конечно, не говоря о Сэме. Но сейчас она была даже рада тому, что узнала — это доказывало только, что ей еще многое предстоит понять в человеческой природе…
Внутренняя уверенность в правильности выбранного пути, помогавшая ей выживать все эти последние безумные месяцы, вновь пришла на помощь. Фрэнси закрыла глаза и сосредоточилась на ожидавшей впереди работе.
«Теперь ваш ход, мистер Магнус», — подумала она.
Глава 41
В течение нескольких следующих недель никто и словом не упомянул о Дэне. Что же касается Сэма, он постоянно думал о случившемся и о том, что все это значит для Фрэнси. Он знал, что когда-то девушки жили в одной комнате, были близкими подругами. Потом он сотни раз наблюдал, как они работали вместе, в дружелюбном молчании, близкие, словно сестры.
И вот теперь Дэна исчезла, а Фрэнси как будто совсем не изменилась… Или, вернее, изменилась очень сильно.
Теперешняя, новая Фрэнси почти пугала его: она так глубоко ушла в себя и стала такой недосягаемо-таинственной-совсем не той Фрэнси, которую он встретил и полюбил два с половиной года назад, не той девушкой, которую он пригласил в закусочную-автомат. Тогда она казалась человеком хоть и носившим в душе незажившую рану, но обычным, нормальным, добрым и уязвимым. Когда Сэм согласился стать партнером Фрэнси, он тем самым дал себе и ей обещание помочь пережить трудное время, поддержать во всем. Постепенно их отношения стали дружескими, а затем…
Однако в ту ночь, когда они пересекли запретную границу и стали любовниками, судьба впервые ясно и жестоко дала Сэму понять, что не он все это время владел сердцем Фрэнси.
— Джек…
Это имя, сорвавшееся с ее уст во сне, стало началом кошмара, отныне преследовавшего Сэма. Тысячу раз он изводил себя мыслями о том, что Фрэнси отдалась ему только потому, что потеряла контроль над собой, не сознавала, что делает, а на самом деле не переставала мечтать о другом. С той поры он почти каждую ночь наблюдал за спящей Фрэнси, но никогда больше ничего не слышал.
Но и одного раза было достаточно.
Сэм постоянно спрашивал себя: каковы ее истинные чувства к нему? Что еще таилось в ее сердце, помимо готовности или желания спать с ним?
Любить Фрэнси было все равно что стоять на краю земли и собираться прыгнуть в неведомое. Когда вечером, после напряженнейшей работы она наконец расслаблялась, это было подобно урагану после душного жаркого дня. Ее обнаженное тело нежно и чувственно мерцало в полутьме, и пока ее руки ласкали его, Сэму ненадолго удавалось забыть о своих сомнениях. И все же в ее ласках, таких трогательно естественных и искренних, чувствовалась та самая внутренняя сосредоточенность, которая подгоняла Фрэнси день и ночь и заставляла Сэма испытывать странное двойственное ощущение: будто он, как никогда, близок к ней и одновременно невозможно далек. Когда они любили друг друга, Сэму казалось, что в его объятиях сразу две женщины: одна — милая, добрая, доверчивая, с которой он мечтал провести рядом всю свою жизнь, а другая-неутомимый, безжалостный воин, неистовство которого вот-вот обрушится на неизвестного ему врага.
Необходимо узнать, какая из них настоящая. И тогда он снова вспоминал о произнесенном шепотом чужом имени.
Сэм с самой первой встречи знал, какую глубокую душевную рану нанесли Фрэнси Магнусы. Он понимал также, что именно из-за следа, оставленного в ее сердце Джеком Магнусом, Фрэнси теперь так страстно борется против этой компании. Казалось, она не сможет ни дышать, ни жить, пока не выиграет последнюю битву, и успех, как подозревал Сэм, был для нее скорее местью, чем исполнением желаний.
Но и сегодня, как и два года назад, Фрэнси не желала говорить о «Магнус индастриз» и думала лишь о «Молли», о будущем, подчеркивая, что прошлое осталось позади. Однако так ли это?
— Джек…
После увольнения Дэны Сэм принял решение. Он подождет, пока «Молли» не будет закончена, а потом прямо спросит Фрэнси, как она к нему относится. Завершив свою мучительную битву с Магнусами победой или поражением, Фрэнси наконец сможет решить, каковы ее истинные чувства к Сэму и как она собирается жить дальше.
Да, он подождет еще немного, но ни секунды больше. Он был слишком горд, чтобы оставаться с женщиной, не принадлежавшей ему целиком. Даже его любовь к Фрэнси не могла бы вынести этого. Пора понять, кто она на самом деле… хотя Сэм так же боялся ответа, как и хотел получить его.
И вот теперь Дэна исчезла, а Фрэнси как будто совсем не изменилась… Или, вернее, изменилась очень сильно.
Теперешняя, новая Фрэнси почти пугала его: она так глубоко ушла в себя и стала такой недосягаемо-таинственной-совсем не той Фрэнси, которую он встретил и полюбил два с половиной года назад, не той девушкой, которую он пригласил в закусочную-автомат. Тогда она казалась человеком хоть и носившим в душе незажившую рану, но обычным, нормальным, добрым и уязвимым. Когда Сэм согласился стать партнером Фрэнси, он тем самым дал себе и ей обещание помочь пережить трудное время, поддержать во всем. Постепенно их отношения стали дружескими, а затем…
Однако в ту ночь, когда они пересекли запретную границу и стали любовниками, судьба впервые ясно и жестоко дала Сэму понять, что не он все это время владел сердцем Фрэнси.
— Джек…
Это имя, сорвавшееся с ее уст во сне, стало началом кошмара, отныне преследовавшего Сэма. Тысячу раз он изводил себя мыслями о том, что Фрэнси отдалась ему только потому, что потеряла контроль над собой, не сознавала, что делает, а на самом деле не переставала мечтать о другом. С той поры он почти каждую ночь наблюдал за спящей Фрэнси, но никогда больше ничего не слышал.
Но и одного раза было достаточно.
Сэм постоянно спрашивал себя: каковы ее истинные чувства к нему? Что еще таилось в ее сердце, помимо готовности или желания спать с ним?
Любить Фрэнси было все равно что стоять на краю земли и собираться прыгнуть в неведомое. Когда вечером, после напряженнейшей работы она наконец расслаблялась, это было подобно урагану после душного жаркого дня. Ее обнаженное тело нежно и чувственно мерцало в полутьме, и пока ее руки ласкали его, Сэму ненадолго удавалось забыть о своих сомнениях. И все же в ее ласках, таких трогательно естественных и искренних, чувствовалась та самая внутренняя сосредоточенность, которая подгоняла Фрэнси день и ночь и заставляла Сэма испытывать странное двойственное ощущение: будто он, как никогда, близок к ней и одновременно невозможно далек. Когда они любили друг друга, Сэму казалось, что в его объятиях сразу две женщины: одна — милая, добрая, доверчивая, с которой он мечтал провести рядом всю свою жизнь, а другая-неутомимый, безжалостный воин, неистовство которого вот-вот обрушится на неизвестного ему врага.
Необходимо узнать, какая из них настоящая. И тогда он снова вспоминал о произнесенном шепотом чужом имени.
Сэм с самой первой встречи знал, какую глубокую душевную рану нанесли Фрэнси Магнусы. Он понимал также, что именно из-за следа, оставленного в ее сердце Джеком Магнусом, Фрэнси теперь так страстно борется против этой компании. Казалось, она не сможет ни дышать, ни жить, пока не выиграет последнюю битву, и успех, как подозревал Сэм, был для нее скорее местью, чем исполнением желаний.
Но и сегодня, как и два года назад, Фрэнси не желала говорить о «Магнус индастриз» и думала лишь о «Молли», о будущем, подчеркивая, что прошлое осталось позади. Однако так ли это?
— Джек…
После увольнения Дэны Сэм принял решение. Он подождет, пока «Молли» не будет закончена, а потом прямо спросит Фрэнси, как она к нему относится. Завершив свою мучительную битву с Магнусами победой или поражением, Фрэнси наконец сможет решить, каковы ее истинные чувства к Сэму и как она собирается жить дальше.
Да, он подождет еще немного, но ни секунды больше. Он был слишком горд, чтобы оставаться с женщиной, не принадлежавшей ему целиком. Даже его любовь к Фрэнси не могла бы вынести этого. Пора понять, кто она на самом деле… хотя Сэм так же боялся ответа, как и хотел получить его.
Глава 42
15 декабря 1959 года
Джули Магнус лежала в объятиях Скотта Монтигла в маленькой спальне маленького же коттеджа, расположенного в графстве Сюррей и принадлежавшего вот уже пяти поколениям семьи Монтиглов. Когда-то в нем жил управляющий большим поместьем предков Скотта, но теперь от обширных земель, угодий и построек на них ничего не осталось, кроме этого домика.
После окончания юридического факультета Скотту приходилось заботиться о матери и сестрах. Он поселил мать в довольно уютной квартире в Лондоне, недалеко от той, где жил сам, помогал платить за образование младшей сестры и был посаженым отцом на свадьбе старшей.
Откладывая каждый пенни, Скотт умудрился купить небольшой участок земли недалеко от бывшего фамильного поместья и нашел арендатора, дружелюбного веселого молодого человека, Нэда Тамплера, который поселился на этой земле со своей семьей.
Мужчины быстро подружились и вместе усердно работали в поле, сажая картофель и сахарную свеклу. Их усилия увенчались успехом, и через несколько лет крохотная ферма даже начала приносить кое-какой доход. Если не считать коттеджа, реликвии далекого прошлого, это было единственное, чем владели Монтиглы.
Давно прошли те времена, когда Монтиглы были богаты. Теперь они стали обычными респектабельными англичанами среднего класса, постоянно находившимися в стесненных обстоятельствах. Скотт не переставал вынашивать планы, как улучшить материальное положение семьи. Он оказался блестящим адвокатом, трудился не покладая рук, и его достижения не остались не замеченными руководством фирмы. Если все пойдет хорошо, через несколько лет он мог бы стать партнером.
Но Скотт не позволял работе поглощать всю свою жизнь. Он с юмором относился к собственной бедности и стойко нес все связанные с ней тяготы как глава семьи и основной кормилец. У Джули сложилось впечатление, что Скотту нравится простой образ жизни и он даже рад, что освободился от бремени огромного богатства, принесшего так мало счастья его отцу. Это непривычное для нее сочетание серьезности и умеренности с веселым безразличием к превратностям судьбы завораживало Джули. Скотт был независим, справедлив и стремился вести честную игру с жизнью — качества, которые она до сих пор редко встречала в людях, попадавшихся ей в ее тепличном, искусственном мире.
Когда Джули приехала в Лондон, Скотт немедленно познакомил ее с матерью — обаятельной, но измученной женщиной лет шестидесяти, постоянно оглядывавшейся на Скотта в поисках одобрения, радушно принявшей Джули, старшей сестрой Люси и младшей, Мойрой, хорошенькой студенткой университета, сразу же полюбившей Джули.
Мойра была весьма самоуверенной, самостоятельной девушкой, специализировавшейся в области истории и международных отношений, убежденной феминисткой с левыми политическими взглядами. Она даже чуть не поссорилась однажды из-за этого с братом.
— Ты такой отсталый, Скотт, — повторяла она. — Пора уже открыть глаза на положение женщин в Британии. Пока этому не придет конец, мы должны бороться за свои права.
Скотт только улыбался, потому что восхищался сестрой, даже когда та осыпала его упреками.
— Не могу сказать, что не согласен с тобой, — отвечал он, — просто не считаю, что любой политический лозунг стоит того, чтобы за ним следовать. Приходится жить в этом мире со всеми его недостатками. Разумеется, перемены необходимы. Но я не могу жить в ожидании, пока наступят эти перемены. Необходимо существовать сегодня, каждый день и заботиться друг о друге как можно больше.
— Абсолютно мое мнение, — торжествующе объявила Мойра, сверкая темными глазами. — Заботиться друг о друге. Нельзя откладывать выполнение своих моральных обязательств, пока мир не станет лучше. Нужно делать это сейчас. Политика выжидания никогда ни к чему хорошему не приводила. Разве не так, Джули?
Джули пролепетала несколько сочувственных замечаний. Для них спорить вот так друг с другом было в порядке вещей, но никто и никогда до сих пор не интересовался мнением Джули. Она считала Скотта и его родных счастливейшими людьми, людьми, которым обстоятельства позволили быть человечными и любить друг друга. И что всего поразительнее, они и Джули приняли в свой круг.
Скотт показал ей Лондон, но это был совсем не тот город, в котором Джули уже не раз бывала. В Лондоне Скотта, трудовом, усталом, измученном, с трудом возрождавшемся после войны, был, оказывается, шумный рынок Портобелло, Кенсингтон-Гарденз и скромные закусочные в Сохо, тогда как Магнусы во время своих приездов сюда посещали только «Сотби», Сэвил-Роу, Кларидж и Уимблдон.
— Эта страна и этот город подобны нам, Монтиглам, — говорил Скотт. — Потеряли свое имперское чванство, но старые обычаи все еще остаются некоторым утешением.
Джули никогда еще не чувствовала себя так хорошо. Каждая спокойная минута, проведенная вместе со Скоттом и его семьей, была подобна рождественскому утру, наполненному бодрящей зимней свежестью, которая обычно поддерживала ее и вселяла энергию. Даже липкий лондонский туман не портил настроения. Она хотела видеть все глазами Скотта.
После Лондона Скотт показал ей окрестности графства Сюррей. Держась за руки, они гуляли по лугам, где он играл в детстве, ездили верхом в очаровательные деревушки Шир и Фрайди-Стрит и на старое фамильное кладбище в Эбинджер Коммон, где покоились несколько поколений семьи Монтиглов.
— Видишь, мы возвратились к своим корням, — объяснил Скотт. — Наверное, большое богатство не для нас. Может, именно Провидение распорядилось так, и я не считаю, что это очень уж плохо.
И уж конечно, так не считала Джули. С каждой минутой, проведенной здесь вместе со Скоттом, она все яснее сознавала, как душен и грязен ее мирок в Нью-Йорке и как прекрасен выход из него, который предлагала ей сама жизнь.
С кладбища они вернулись в коттедж, очаровательный домик с топившейся углем плитой, двумя крохотными спальнями, гостиной с большим каменным камином и мягкими креслами. На стенах здесь висели портреты и пейзажи, написанные в юности отцом Скотта. В коттедже становилось очень уютно, когда тепло камина согревало холодные комнаты.
Скотт показал Джули, где найти чашки и чайник, и с гордостью наблюдал, как она готовит чай.
— Возможно, стоит остаться и на ужин, — неуверенно предложил он.
Джули поняла скрытый смысл его предложения, но ей и в голову не пришло отказаться.
После чая они снова долго гуляли по окрестностям, потом разожгли огонь в старом камине; в окнах свистел ветер, под полом скреблись мыши, и Джули прижалась к Скотту под теплым покрывалом. Он нежно поцеловал ее в лоб, осторожно погладил по волосам. Джули почувствовала, как запретное тепло начало разливаться под кожей. Может быть, стоит попытаться сделать невозможное — оставить прошлое позади и осмелиться быть с любимым человеком просто женщиной? Такая мысль пугала, но это был драгоценный страх.
Когда рука Скотта нерешительно коснулась ее груди, Джули прижала эту теплую ладонь к своему напрягшемуся соску. В том, как он ласкал ее, было что-то простое и искреннее, и вскоре по телу Джули пробежала дрожь возбуждения. Она знала — Скотт тоже возбужден, чувствовала это в его поцелуях, лихорадочных ласках. Оба были на грани последней, окончательной близости, когда она, против собственной воли, вновь потеряла решимость.
Чуть отстранившись, Джули взглянула в глаза Скотта и погладила его по щеке, не скрывая свою боль.
— Джули, — тихо сказал он. — Что случилось? Ты не уверена?
Девушка печально улыбнулась:
— Просто боюсь, что сама недостаточно хороша. Я не хочу тебя потерять.
Скотт притянул ее к себе, закрыл глаза поцелуями:
— Ты прекрасна. Ты умная и честная. Я люблю тебя и мечтал о тебе всю жизнь, и теперь, когда я тебя нашел, ни за что не отпущу.
Джули затрепетала в его объятиях. Разве еще месяц назад она могла подумать, что услышит такие слова. Словно открылась дверь в другой, волшебный мир.
Скотт поцеловал ее, медленно, нежно. И неожиданно в руках его появилась маленькая коробочка.
— Открой, — велел он.
Внутри оказалось прелестное кольцо с гранатами в филигранной золотой оправе.
— Это обручальное кольцо моей бабушки. Оно переходит из поколения в поколение вот уже много десятков лет. Это кольцо — как связь с прошлым. Я хочу, чтобы теперь ты носила его.
Он немного помолчал, глядя на нее, потом добавил:
— И хочу, чтобы ты стала моей женой, Джули.
Джули посмотрела на кольцо, потом на Скотта. Он был, как всегда, совершенно искренен. Без сомнения, он любил ее.
На какой-то ужасный миг Джули заколебалась над бездной безнадежности, рядом с которой она так долго жила. Однако о чем тут думать? Скотт Монтигл-единственная соломинка, за которую могла схватиться Джули, чтобы перескочить это грязное вонючее болото. Не исключено, что это ее последний шанс. Судьба предоставляет ей возможность спастись.
Джули улыбнулась. Кинжал, постоянно терзавший ее сердце, вдруг куда-то исчез.
— Да, Скотти, -сказала она. — Я выйду за тебя.
Надев кольцо на палец, она посмотрела ему в глаза. Потом положила обе его руки себе на грудь.
Они любили друг друга на старом диване, освещенном пламенем камина. Скотт был нежен и заботлив, а Джули дарила ему свое тело с тем же трепетным чувством, с каким приняла его кольцо.
Когда все было кончено, Джули обняла его и, прижав к себе, прошептала:
— Никогда не покидай меня. Обещаешь?
— Обещаю, — пробормотал Скотт. — Пока смерть не разлучит нас.
Джули пыталась убедить Скотта обвенчаться тайно. Она знала, какие препятствия встанут у них на пути, потому что была абсолютно уверена-Антон Магнус никогда не одобрит их брак, потому что у Монтиглов не было ни денег, ни положения, а отец опозорил семью, покончив с собой. Однако Скотт не хотел тайной поспешной свадьбы, прежде всего не желая оскорбить мать и ее старомодные понятия о приличиях, да и других своих родственников, которым нравилась Джули. Он желал ввести ее в свою семью на законных основаниях, соблюдая все необходимые церемонии.
Скотт объявил о помолвке на вечеринке в узком кругу в квартире матери. Свадьбу назначили на июнь. Решили не устраивать пышный праздник, должны были присутствовать только ближайшие друзья и родные.
Монтиглы не знали, что Джули не сообщила своим о помолвке. Ей хотелось еще немного порадоваться неожиданному счастью, прежде чем о нем узнают Магнусы. Она просто дала телеграмму, что остается в Лондоне еще на десять дней. Но одну вещь она хотела обсудить со Скоттом немедленно. Речь шла о наследстве.
— Отец лишит меня всего, как только узнает о свадьбе. У него свои планы на меня, как на сестру и на Джека, — сообщила Джули. — Ты должен понять, Скотти. С той минуты, как он услышит об этом, я останусь без гроша. Кроме того, я не взяла бы его деньги, даже если бы он предлагал. Надеюсь, ты сможешь меня понять?
К удивлению Джули, Скотт обрадовался:
— Ты сняла груз с моей души. Я собирался сам это предложить. Поверь, я уже давно отвык от больших денег и, думаю, вряд ли захотел бы привыкать снова. Знаешь, я все это время обдумывал, как убедить тебя отказаться от привычек нью-йоркской миллионерши.
— О, я люблю тебя! — воскликнула Джули, обнимая Скотта.
Тот улыбнулся:
— Впервые в жизни женщина благодарит меня за то, что я лишил ее состояния. Хорошее предзнаменование для совместной жизни.
Наконец-то Джули почувствовала себя хозяйкой своей судьбы. Скотт, словно крепостная стена, вырос между ней и терзавшими ее демонами. Джули уже чувствовала, как Монтиглы, ее новая семья, собираются вокруг, чтобы защитить ее от прошлого. И теперь, когда она решила отказаться от магнусовских миллионов, что отец сможет сделать, чтоб остановить ее?
«Все уладится, — думала Джули. — Не может не уладиться. Господь Бог в своей великой мудрости не может так долго испытывать ее и Скотта. Им отмерена своя мера бед и счастья. Большего им не нужно. Все должно уладиться».
В тот вечер, когда у миссис Монтигл должен был состояться праздник в честь помолвки, Джули неожиданно захотелось поделиться с кем-нибудь своей радостью. Но друзей у нее не было. Оставалась одна Гретхен, уж она-то не разболтает родителям ее тайну.
И Джули заказала междугородный разговор. Гретхен была дома с ребенком и очень обрадовалась, услышав о новостях.
— Ох, солнышко, я так счастлива за тебя! Когда свадьба?
— В июне. Надеюсь, ты сможешь приехать, Грет?
— Конечно, приеду. Но послушай, Джули, мне тоже есть что порассказать. Ты просто не представляешь себе!
— Что случилось?
— Это касается Джека. Он и Белинда расходятся. Все в полном недоумении. Никто ни о чем не подозревал до последней минуты. Просто поверить не можем!
Джули ошеломленно покачала головой. Она всегда считала, что знает брата достаточно, и была уверена — на такое он никогда не решится.
— Ну что ж, в мужестве ему не откажешь, — заключила она. — Не предполагала, что он на такое способен.
— Это еще не все. Смотри не упади: он снова женится!
— Снова?! — воскликнула Джули. — Невероятно!
— И в жизни не сможешь угадать, на ком!
Джули Магнус лежала в объятиях Скотта Монтигла в маленькой спальне маленького же коттеджа, расположенного в графстве Сюррей и принадлежавшего вот уже пяти поколениям семьи Монтиглов. Когда-то в нем жил управляющий большим поместьем предков Скотта, но теперь от обширных земель, угодий и построек на них ничего не осталось, кроме этого домика.
После окончания юридического факультета Скотту приходилось заботиться о матери и сестрах. Он поселил мать в довольно уютной квартире в Лондоне, недалеко от той, где жил сам, помогал платить за образование младшей сестры и был посаженым отцом на свадьбе старшей.
Откладывая каждый пенни, Скотт умудрился купить небольшой участок земли недалеко от бывшего фамильного поместья и нашел арендатора, дружелюбного веселого молодого человека, Нэда Тамплера, который поселился на этой земле со своей семьей.
Мужчины быстро подружились и вместе усердно работали в поле, сажая картофель и сахарную свеклу. Их усилия увенчались успехом, и через несколько лет крохотная ферма даже начала приносить кое-какой доход. Если не считать коттеджа, реликвии далекого прошлого, это было единственное, чем владели Монтиглы.
Давно прошли те времена, когда Монтиглы были богаты. Теперь они стали обычными респектабельными англичанами среднего класса, постоянно находившимися в стесненных обстоятельствах. Скотт не переставал вынашивать планы, как улучшить материальное положение семьи. Он оказался блестящим адвокатом, трудился не покладая рук, и его достижения не остались не замеченными руководством фирмы. Если все пойдет хорошо, через несколько лет он мог бы стать партнером.
Но Скотт не позволял работе поглощать всю свою жизнь. Он с юмором относился к собственной бедности и стойко нес все связанные с ней тяготы как глава семьи и основной кормилец. У Джули сложилось впечатление, что Скотту нравится простой образ жизни и он даже рад, что освободился от бремени огромного богатства, принесшего так мало счастья его отцу. Это непривычное для нее сочетание серьезности и умеренности с веселым безразличием к превратностям судьбы завораживало Джули. Скотт был независим, справедлив и стремился вести честную игру с жизнью — качества, которые она до сих пор редко встречала в людях, попадавшихся ей в ее тепличном, искусственном мире.
Когда Джули приехала в Лондон, Скотт немедленно познакомил ее с матерью — обаятельной, но измученной женщиной лет шестидесяти, постоянно оглядывавшейся на Скотта в поисках одобрения, радушно принявшей Джули, старшей сестрой Люси и младшей, Мойрой, хорошенькой студенткой университета, сразу же полюбившей Джули.
Мойра была весьма самоуверенной, самостоятельной девушкой, специализировавшейся в области истории и международных отношений, убежденной феминисткой с левыми политическими взглядами. Она даже чуть не поссорилась однажды из-за этого с братом.
— Ты такой отсталый, Скотт, — повторяла она. — Пора уже открыть глаза на положение женщин в Британии. Пока этому не придет конец, мы должны бороться за свои права.
Скотт только улыбался, потому что восхищался сестрой, даже когда та осыпала его упреками.
— Не могу сказать, что не согласен с тобой, — отвечал он, — просто не считаю, что любой политический лозунг стоит того, чтобы за ним следовать. Приходится жить в этом мире со всеми его недостатками. Разумеется, перемены необходимы. Но я не могу жить в ожидании, пока наступят эти перемены. Необходимо существовать сегодня, каждый день и заботиться друг о друге как можно больше.
— Абсолютно мое мнение, — торжествующе объявила Мойра, сверкая темными глазами. — Заботиться друг о друге. Нельзя откладывать выполнение своих моральных обязательств, пока мир не станет лучше. Нужно делать это сейчас. Политика выжидания никогда ни к чему хорошему не приводила. Разве не так, Джули?
Джули пролепетала несколько сочувственных замечаний. Для них спорить вот так друг с другом было в порядке вещей, но никто и никогда до сих пор не интересовался мнением Джули. Она считала Скотта и его родных счастливейшими людьми, людьми, которым обстоятельства позволили быть человечными и любить друг друга. И что всего поразительнее, они и Джули приняли в свой круг.
Скотт показал ей Лондон, но это был совсем не тот город, в котором Джули уже не раз бывала. В Лондоне Скотта, трудовом, усталом, измученном, с трудом возрождавшемся после войны, был, оказывается, шумный рынок Портобелло, Кенсингтон-Гарденз и скромные закусочные в Сохо, тогда как Магнусы во время своих приездов сюда посещали только «Сотби», Сэвил-Роу, Кларидж и Уимблдон.
— Эта страна и этот город подобны нам, Монтиглам, — говорил Скотт. — Потеряли свое имперское чванство, но старые обычаи все еще остаются некоторым утешением.
Джули никогда еще не чувствовала себя так хорошо. Каждая спокойная минута, проведенная вместе со Скоттом и его семьей, была подобна рождественскому утру, наполненному бодрящей зимней свежестью, которая обычно поддерживала ее и вселяла энергию. Даже липкий лондонский туман не портил настроения. Она хотела видеть все глазами Скотта.
После Лондона Скотт показал ей окрестности графства Сюррей. Держась за руки, они гуляли по лугам, где он играл в детстве, ездили верхом в очаровательные деревушки Шир и Фрайди-Стрит и на старое фамильное кладбище в Эбинджер Коммон, где покоились несколько поколений семьи Монтиглов.
— Видишь, мы возвратились к своим корням, — объяснил Скотт. — Наверное, большое богатство не для нас. Может, именно Провидение распорядилось так, и я не считаю, что это очень уж плохо.
И уж конечно, так не считала Джули. С каждой минутой, проведенной здесь вместе со Скоттом, она все яснее сознавала, как душен и грязен ее мирок в Нью-Йорке и как прекрасен выход из него, который предлагала ей сама жизнь.
С кладбища они вернулись в коттедж, очаровательный домик с топившейся углем плитой, двумя крохотными спальнями, гостиной с большим каменным камином и мягкими креслами. На стенах здесь висели портреты и пейзажи, написанные в юности отцом Скотта. В коттедже становилось очень уютно, когда тепло камина согревало холодные комнаты.
Скотт показал Джули, где найти чашки и чайник, и с гордостью наблюдал, как она готовит чай.
— Возможно, стоит остаться и на ужин, — неуверенно предложил он.
Джули поняла скрытый смысл его предложения, но ей и в голову не пришло отказаться.
После чая они снова долго гуляли по окрестностям, потом разожгли огонь в старом камине; в окнах свистел ветер, под полом скреблись мыши, и Джули прижалась к Скотту под теплым покрывалом. Он нежно поцеловал ее в лоб, осторожно погладил по волосам. Джули почувствовала, как запретное тепло начало разливаться под кожей. Может быть, стоит попытаться сделать невозможное — оставить прошлое позади и осмелиться быть с любимым человеком просто женщиной? Такая мысль пугала, но это был драгоценный страх.
Когда рука Скотта нерешительно коснулась ее груди, Джули прижала эту теплую ладонь к своему напрягшемуся соску. В том, как он ласкал ее, было что-то простое и искреннее, и вскоре по телу Джули пробежала дрожь возбуждения. Она знала — Скотт тоже возбужден, чувствовала это в его поцелуях, лихорадочных ласках. Оба были на грани последней, окончательной близости, когда она, против собственной воли, вновь потеряла решимость.
Чуть отстранившись, Джули взглянула в глаза Скотта и погладила его по щеке, не скрывая свою боль.
— Джули, — тихо сказал он. — Что случилось? Ты не уверена?
Девушка печально улыбнулась:
— Просто боюсь, что сама недостаточно хороша. Я не хочу тебя потерять.
Скотт притянул ее к себе, закрыл глаза поцелуями:
— Ты прекрасна. Ты умная и честная. Я люблю тебя и мечтал о тебе всю жизнь, и теперь, когда я тебя нашел, ни за что не отпущу.
Джули затрепетала в его объятиях. Разве еще месяц назад она могла подумать, что услышит такие слова. Словно открылась дверь в другой, волшебный мир.
Скотт поцеловал ее, медленно, нежно. И неожиданно в руках его появилась маленькая коробочка.
— Открой, — велел он.
Внутри оказалось прелестное кольцо с гранатами в филигранной золотой оправе.
— Это обручальное кольцо моей бабушки. Оно переходит из поколения в поколение вот уже много десятков лет. Это кольцо — как связь с прошлым. Я хочу, чтобы теперь ты носила его.
Он немного помолчал, глядя на нее, потом добавил:
— И хочу, чтобы ты стала моей женой, Джули.
Джули посмотрела на кольцо, потом на Скотта. Он был, как всегда, совершенно искренен. Без сомнения, он любил ее.
На какой-то ужасный миг Джули заколебалась над бездной безнадежности, рядом с которой она так долго жила. Однако о чем тут думать? Скотт Монтигл-единственная соломинка, за которую могла схватиться Джули, чтобы перескочить это грязное вонючее болото. Не исключено, что это ее последний шанс. Судьба предоставляет ей возможность спастись.
Джули улыбнулась. Кинжал, постоянно терзавший ее сердце, вдруг куда-то исчез.
— Да, Скотти, -сказала она. — Я выйду за тебя.
Надев кольцо на палец, она посмотрела ему в глаза. Потом положила обе его руки себе на грудь.
Они любили друг друга на старом диване, освещенном пламенем камина. Скотт был нежен и заботлив, а Джули дарила ему свое тело с тем же трепетным чувством, с каким приняла его кольцо.
Когда все было кончено, Джули обняла его и, прижав к себе, прошептала:
— Никогда не покидай меня. Обещаешь?
— Обещаю, — пробормотал Скотт. — Пока смерть не разлучит нас.
Джули пыталась убедить Скотта обвенчаться тайно. Она знала, какие препятствия встанут у них на пути, потому что была абсолютно уверена-Антон Магнус никогда не одобрит их брак, потому что у Монтиглов не было ни денег, ни положения, а отец опозорил семью, покончив с собой. Однако Скотт не хотел тайной поспешной свадьбы, прежде всего не желая оскорбить мать и ее старомодные понятия о приличиях, да и других своих родственников, которым нравилась Джули. Он желал ввести ее в свою семью на законных основаниях, соблюдая все необходимые церемонии.
Скотт объявил о помолвке на вечеринке в узком кругу в квартире матери. Свадьбу назначили на июнь. Решили не устраивать пышный праздник, должны были присутствовать только ближайшие друзья и родные.
Монтиглы не знали, что Джули не сообщила своим о помолвке. Ей хотелось еще немного порадоваться неожиданному счастью, прежде чем о нем узнают Магнусы. Она просто дала телеграмму, что остается в Лондоне еще на десять дней. Но одну вещь она хотела обсудить со Скоттом немедленно. Речь шла о наследстве.
— Отец лишит меня всего, как только узнает о свадьбе. У него свои планы на меня, как на сестру и на Джека, — сообщила Джули. — Ты должен понять, Скотти. С той минуты, как он услышит об этом, я останусь без гроша. Кроме того, я не взяла бы его деньги, даже если бы он предлагал. Надеюсь, ты сможешь меня понять?
К удивлению Джули, Скотт обрадовался:
— Ты сняла груз с моей души. Я собирался сам это предложить. Поверь, я уже давно отвык от больших денег и, думаю, вряд ли захотел бы привыкать снова. Знаешь, я все это время обдумывал, как убедить тебя отказаться от привычек нью-йоркской миллионерши.
— О, я люблю тебя! — воскликнула Джули, обнимая Скотта.
Тот улыбнулся:
— Впервые в жизни женщина благодарит меня за то, что я лишил ее состояния. Хорошее предзнаменование для совместной жизни.
Наконец-то Джули почувствовала себя хозяйкой своей судьбы. Скотт, словно крепостная стена, вырос между ней и терзавшими ее демонами. Джули уже чувствовала, как Монтиглы, ее новая семья, собираются вокруг, чтобы защитить ее от прошлого. И теперь, когда она решила отказаться от магнусовских миллионов, что отец сможет сделать, чтоб остановить ее?
«Все уладится, — думала Джули. — Не может не уладиться. Господь Бог в своей великой мудрости не может так долго испытывать ее и Скотта. Им отмерена своя мера бед и счастья. Большего им не нужно. Все должно уладиться».
В тот вечер, когда у миссис Монтигл должен был состояться праздник в честь помолвки, Джули неожиданно захотелось поделиться с кем-нибудь своей радостью. Но друзей у нее не было. Оставалась одна Гретхен, уж она-то не разболтает родителям ее тайну.
И Джули заказала междугородный разговор. Гретхен была дома с ребенком и очень обрадовалась, услышав о новостях.
— Ох, солнышко, я так счастлива за тебя! Когда свадьба?
— В июне. Надеюсь, ты сможешь приехать, Грет?
— Конечно, приеду. Но послушай, Джули, мне тоже есть что порассказать. Ты просто не представляешь себе!
— Что случилось?
— Это касается Джека. Он и Белинда расходятся. Все в полном недоумении. Никто ни о чем не подозревал до последней минуты. Просто поверить не можем!
Джули ошеломленно покачала головой. Она всегда считала, что знает брата достаточно, и была уверена — на такое он никогда не решится.
— Ну что ж, в мужестве ему не откажешь, — заключила она. — Не предполагала, что он на такое способен.
— Это еще не все. Смотри не упади: он снова женится!
— Снова?! — воскликнула Джули. — Невероятно!
— И в жизни не сможешь угадать, на ком!
Глава 43
21 декабря 1959 года
Еще полгода — и «Молли» будет окончательно готова.
В «КомпьюТел» царили суматоха и возбуждение. Компьютер блестяще прошел четыре последних испытания, произведя впечатление как на специалистов, так и на инвесторов своими вычислительными возможностями и легкостью в обращении.
Последнее, как знали все, было достигнуто благодаря основной программе, отлаженной Фрэнси до почти немыслимого уровня точности. Коллеги откровенно поражались этому невероятному успеху особенно потому, что до последнего времени какая-либо информация о деятельности «КомпьюТел» вообще отсутствовала.
Оставалось решить еще одну проблему-определить розничную цену «Молли». Компьютер должен оказаться по карману владельцам не очень крупных компаний, да и гарантию качества требовалось дать на достаточно долгий срок, чтобы клиенты не считали слишком большим риском покупку неизвестной пока продукции.
По единодушному согласию всех сотрудников «КомпьюТел», они получали ничтожное жалованье и вкладывали деньги в разработку машины. Однако у всех в компании были фондовые опционы, так что Фрэнси не сомневалась-каждый получит прибыль от проделанной работы, а пока главное-довести до конца задуманное. Поэтому она убедила инвесторов, что нет смысла поднимать стоимость «Молли», во всяком случае, до начала ее продажи. Наиболее развитые страны уже готовы к компьютеризации, и любая компания, ведущая финансовый учет и инвентаризацию старыми методами, будет счастлива узнать о машине, которая может значительно облегчить этот нелегкий труд. И вот тогда можно будет снова вернуться к вопросу о цене.
Доверяя Фрэнси, инвесторы позволили себя уговорить. Они вложили огромные деньги в разработку «Молли» и теперь, затаив дыхание, ждали того дня, когда компьютер поступит в продажу. Игра велась по-крупному, но, казалось, на руках у них достаточно козырей. А пока темпы работы все убыстрялись. Люди смертельно устали, но продолжали трудиться с прежним ожесточением. Как солдаты в бою, они не заботились о себе и упрямо шли вперед, бледные, измученные, почти не в силах улыбаться друг другу, работая по восемнадцать-двадцать часов в сутки.
В один из вечеров, незадолго до Рождества, Фрэнси возвращалась домой после такого долгого изнурительного дня. Еле волоча ноги, она добралась до входной двери и уже вставила ключ в замочную скважину, когда за ее спиной раздался знакомый низкий голос:
— Можешь уделить мне несколько минут?
Затаив дыхание, Фрэнси повернулась и увидела Джека Магнуса. В этой жизни она не ожидала встретить его еще раз. Джек совсем не изменился и казался все таким же элегантным и величественным, в простом свитере, джинсах и плаще. Правда, при ближайшем рассмотрении оказалось, что он, подобно ей, тоже выглядит измученным и переутомленным, но его горящие, как уголья, глаза по-прежнему излучали удивительную энергию, энергию Магнусов, заставлявшую людей подчиняться их воле.
Фрэнси удалось побороть дрожь в голосе и отчетливо произнести:
— Джек, я не желаю тебя здесь видеть. Нам не о чем разговаривать.
— Постой хотя бы минуту, — сказал он, не двинувшись с места. — Всего одну минуту. Сделай одолжение, погоди открывать дверь.
Фрэнси заколебалась. Она посмотрела в глаза Джека, а потом заглянула в себя и поняла: если она выслушает его, отнесется к нему по-доброму, все пропало.
Но тут Фрэнси вспомнила записку, полученную от него три года назад, записку, содержание которой врезалось ей в сердце.
«Все не так, как кажется с первого взгляда… То, что случилось — нереально… реальны только мы, ты и я. Я люблю тебя больше себя, больше своей жизни…»
Фрэнси застыла с ключами в руке.
— У тебя десять секунд, — решилась она наконец.
— Мы с Белиндой разошлись. Решение о разводе будет вынесено через шесть недель. Я также больше не работаю в «Магнус индастриз». Уволился месяц назад. Отец выжил меня и лишил наследства. Я свободен, Фрэнси. Вот и все.
Фрэнси молча смотрела на него, потом открыла дверь.
— Тебе лучше войти, — предложила она.
Джек переступил порог. Они молча поднялись на лифте, и Фрэнси впустила его в квартиру. Джек, не снимая плащ, присел на стул рядом с диваном, повинуясь жесту Фрэнси. Она же медленно стащила пальто, повесила его на вешалку, положила портфель, пытаясь выиграть время, чтобы все обдумать.
— Что будешь пить?
— То же, что и ты.
Фрэнси приготовила кофе, лихорадочно соображая, что предпринять. Из гостиной не доносилось ни звука.
Из кухни Фрэнси прошла в ванную подправить косметику.
Собственное лицо в зеркале испугало ее — она с трудом себя узнавала.
Наконец Фрэнси возвратилась в гостиную с кофе на подносе и, расставив чашки, устроилась на диване.
— Зачем ты рассказал мне все это?-спокойно спросила она. — Какое отношение это имеет ко мне? Между нами все давно кончено. Я счастлива за тебя, если ты считаешь, что принял правильное решение, но у меня своя жизнь.
Похоже, Джек не ожидал такого ответа, но самообладания не утратил.
— Мы разошлись полюбовно, — сдержанно сказал он. — Я никогда не любил Белинду. Ты, конечно, знаешь это. Мы оба старались доиграть фарс до конца, но поняли, что это игра на уничтожение. И как ни странно, стали друзьями, когда решили покончить с ней. Мы оба заплатили страшную цену. Гораздо большую, чем ты думаешь.
Пока он говорил, Фрэнси неотрывно следила за ним холодным, оценивающим взглядом.
— Что же это за люди, которые способны жениться без права выбора, без любви?-спросила она наконец.
— Мы сделали это… я сделал это, чтобы выжить. Не так-то легко объяснить нормальному человеку, вроде тебя, против чего мы боролись. Я не жду твоего прощения. Только хочу, чтобы ты попыталась понять меня.
Фрэнси снова взглянула в его глаза и увидела в них неподдельную муку. Решимость ее поколебалась, но она держалась твердо:
— Нет, я не понимаю.
Короткое пламя вырвалось из этих темных глаз.
— Послушай, — сказал Джек. — Но ведь, в конце концов, ты молода, красива, свободна, ты обладаешь выдающимися способностями, перед тобой — прекрасное будущее. Можешь делать все, что захочешь…
Он замялся, ища нужные слова. Но Фрэнси не дала ему закончить:
— И, по-твоему, мне следует поблагодарить за это твоего отца? Он украл мою работу и уволил меня за то, что я успешно справилась с ней. А потом, когда я уже решила, что навечно избавилась от него… и от тебя, он решил судиться со мной из-за того, что я использовала собственное изобретение. Он разорил компанию, которую я создала из ничего. И я должна быть благодарна вам обоим за это?!
— Но послушай, Фрэнси, и попытайся понять. Не сделай я того, что он хотел, все могло быть гораздо хуже. Для тебя и меня.
Еще полгода — и «Молли» будет окончательно готова.
В «КомпьюТел» царили суматоха и возбуждение. Компьютер блестяще прошел четыре последних испытания, произведя впечатление как на специалистов, так и на инвесторов своими вычислительными возможностями и легкостью в обращении.
Последнее, как знали все, было достигнуто благодаря основной программе, отлаженной Фрэнси до почти немыслимого уровня точности. Коллеги откровенно поражались этому невероятному успеху особенно потому, что до последнего времени какая-либо информация о деятельности «КомпьюТел» вообще отсутствовала.
Оставалось решить еще одну проблему-определить розничную цену «Молли». Компьютер должен оказаться по карману владельцам не очень крупных компаний, да и гарантию качества требовалось дать на достаточно долгий срок, чтобы клиенты не считали слишком большим риском покупку неизвестной пока продукции.
По единодушному согласию всех сотрудников «КомпьюТел», они получали ничтожное жалованье и вкладывали деньги в разработку машины. Однако у всех в компании были фондовые опционы, так что Фрэнси не сомневалась-каждый получит прибыль от проделанной работы, а пока главное-довести до конца задуманное. Поэтому она убедила инвесторов, что нет смысла поднимать стоимость «Молли», во всяком случае, до начала ее продажи. Наиболее развитые страны уже готовы к компьютеризации, и любая компания, ведущая финансовый учет и инвентаризацию старыми методами, будет счастлива узнать о машине, которая может значительно облегчить этот нелегкий труд. И вот тогда можно будет снова вернуться к вопросу о цене.
Доверяя Фрэнси, инвесторы позволили себя уговорить. Они вложили огромные деньги в разработку «Молли» и теперь, затаив дыхание, ждали того дня, когда компьютер поступит в продажу. Игра велась по-крупному, но, казалось, на руках у них достаточно козырей. А пока темпы работы все убыстрялись. Люди смертельно устали, но продолжали трудиться с прежним ожесточением. Как солдаты в бою, они не заботились о себе и упрямо шли вперед, бледные, измученные, почти не в силах улыбаться друг другу, работая по восемнадцать-двадцать часов в сутки.
В один из вечеров, незадолго до Рождества, Фрэнси возвращалась домой после такого долгого изнурительного дня. Еле волоча ноги, она добралась до входной двери и уже вставила ключ в замочную скважину, когда за ее спиной раздался знакомый низкий голос:
— Можешь уделить мне несколько минут?
Затаив дыхание, Фрэнси повернулась и увидела Джека Магнуса. В этой жизни она не ожидала встретить его еще раз. Джек совсем не изменился и казался все таким же элегантным и величественным, в простом свитере, джинсах и плаще. Правда, при ближайшем рассмотрении оказалось, что он, подобно ей, тоже выглядит измученным и переутомленным, но его горящие, как уголья, глаза по-прежнему излучали удивительную энергию, энергию Магнусов, заставлявшую людей подчиняться их воле.
Фрэнси удалось побороть дрожь в голосе и отчетливо произнести:
— Джек, я не желаю тебя здесь видеть. Нам не о чем разговаривать.
— Постой хотя бы минуту, — сказал он, не двинувшись с места. — Всего одну минуту. Сделай одолжение, погоди открывать дверь.
Фрэнси заколебалась. Она посмотрела в глаза Джека, а потом заглянула в себя и поняла: если она выслушает его, отнесется к нему по-доброму, все пропало.
Но тут Фрэнси вспомнила записку, полученную от него три года назад, записку, содержание которой врезалось ей в сердце.
«Все не так, как кажется с первого взгляда… То, что случилось — нереально… реальны только мы, ты и я. Я люблю тебя больше себя, больше своей жизни…»
Фрэнси застыла с ключами в руке.
— У тебя десять секунд, — решилась она наконец.
— Мы с Белиндой разошлись. Решение о разводе будет вынесено через шесть недель. Я также больше не работаю в «Магнус индастриз». Уволился месяц назад. Отец выжил меня и лишил наследства. Я свободен, Фрэнси. Вот и все.
Фрэнси молча смотрела на него, потом открыла дверь.
— Тебе лучше войти, — предложила она.
Джек переступил порог. Они молча поднялись на лифте, и Фрэнси впустила его в квартиру. Джек, не снимая плащ, присел на стул рядом с диваном, повинуясь жесту Фрэнси. Она же медленно стащила пальто, повесила его на вешалку, положила портфель, пытаясь выиграть время, чтобы все обдумать.
— Что будешь пить?
— То же, что и ты.
Фрэнси приготовила кофе, лихорадочно соображая, что предпринять. Из гостиной не доносилось ни звука.
Из кухни Фрэнси прошла в ванную подправить косметику.
Собственное лицо в зеркале испугало ее — она с трудом себя узнавала.
Наконец Фрэнси возвратилась в гостиную с кофе на подносе и, расставив чашки, устроилась на диване.
— Зачем ты рассказал мне все это?-спокойно спросила она. — Какое отношение это имеет ко мне? Между нами все давно кончено. Я счастлива за тебя, если ты считаешь, что принял правильное решение, но у меня своя жизнь.
Похоже, Джек не ожидал такого ответа, но самообладания не утратил.
— Мы разошлись полюбовно, — сдержанно сказал он. — Я никогда не любил Белинду. Ты, конечно, знаешь это. Мы оба старались доиграть фарс до конца, но поняли, что это игра на уничтожение. И как ни странно, стали друзьями, когда решили покончить с ней. Мы оба заплатили страшную цену. Гораздо большую, чем ты думаешь.
Пока он говорил, Фрэнси неотрывно следила за ним холодным, оценивающим взглядом.
— Что же это за люди, которые способны жениться без права выбора, без любви?-спросила она наконец.
— Мы сделали это… я сделал это, чтобы выжить. Не так-то легко объяснить нормальному человеку, вроде тебя, против чего мы боролись. Я не жду твоего прощения. Только хочу, чтобы ты попыталась понять меня.
Фрэнси снова взглянула в его глаза и увидела в них неподдельную муку. Решимость ее поколебалась, но она держалась твердо:
— Нет, я не понимаю.
Короткое пламя вырвалось из этих темных глаз.
— Послушай, — сказал Джек. — Но ведь, в конце концов, ты молода, красива, свободна, ты обладаешь выдающимися способностями, перед тобой — прекрасное будущее. Можешь делать все, что захочешь…
Он замялся, ища нужные слова. Но Фрэнси не дала ему закончить:
— И, по-твоему, мне следует поблагодарить за это твоего отца? Он украл мою работу и уволил меня за то, что я успешно справилась с ней. А потом, когда я уже решила, что навечно избавилась от него… и от тебя, он решил судиться со мной из-за того, что я использовала собственное изобретение. Он разорил компанию, которую я создала из ничего. И я должна быть благодарна вам обоим за это?!
— Но послушай, Фрэнси, и попытайся понять. Не сделай я того, что он хотел, все могло быть гораздо хуже. Для тебя и меня.