Страница:
пострел.
"Недурно, - подумал Огайо. - Для жаргона пурпуристов вполне ничего,
может, разве что слишком понятно".
- Значит, мы жмурики, шурики и мурики? - спросил Огайо.
Оглушитель снова задумался.
- Держи хвост морковкой, а ноги в тепле. Мы пойдем другим путем. С
нашим порохом мы заляжем на брюхе и останемся на орбите внутри Большого
кольца.
- Внутри? Мы даже не знаем, что за черт сидит в центре Кольца.
- Ох, Боссмейстер, пусть сидит, что с того, масса есть у него, будь
спок. Хотя мы эту массу и не видим. Гм-м... каждые 128 секунд оттуда
вылетают беловато-синие вспышки, как отрыжки. И какие-то большие
неизвестные штуки-дрюки, большие странные штуки, размером почти с
космический дом, появляются на близкой-близкой орбите от срединной
пыхалки. Они движутся страшножутко-стремительно. И после каждой синей
вспышки вокруг пыхалки становится на одну большую штуку-дрюку меньше.
- Что, что? К черту все это, Фрэнк, переходи на нормальный язык. А то у
меня сейчас разболится голова.
Оглушитель (Фрэнк) вздохнул с облегчением.
- Спасибо, Уолтер, у меня уже давно голова болит. Я пытался сказать,
что в середине определенно что-то есть.
- Какова масса?
- Ну, я высчитал ее на основе нашей собственной траектории. Источник
вспышек весит примерно столько, сколько Луна. Не слабо, ведь объект столь
мал, что мы не видим его даже в огромные телескопы.
- А "большие странные штуки-дрюки"? Что это такое?
Фрэнк пожал плечами.
- Да назови их хоть "штуками-дрюками". Несколько сотен крупных
предметов, величиной с наш космический дом, очень быстро вращаются по
чрезвычайно узкой орбите вокруг странного источника синих вспышек.
Провалиться мне на этом месте, если я знаю, что это такое. Но после каждой
вспышки следящий компьютер сообщает, что один предмет исчез. Крупные
предметы будто влетают в этот источник и пропадают там.
Огайо (Уолтер) вздохнул и с тоской вспомнил добрые старые времена,
когда он преподавал в средней школе города Колумбуса, а не пытался спасти
десять тысяч йеху в летящей по космическому пространству консервной банке.
"Плохи наши дела, если единственное спасение - выйти на ближнюю орбиту
вокруг червоточины. Лучше притвориться, что это не так. Лучше обманывать
себя, чем сойти с ума".
- Фрэнк, я разумный человек и знаю, что ты вовсе не хочешь сказать мне
то, что как будто хочешь сказать. Я отказываюсь верить в червоточины. Но
все равно выведи нас на орбиту вокруг средней точки. Если ты думаешь, что
это наш верный шанс.
- Нам теперь, как ни крути, лучше шанса не найти, - с некоторым
беспокойством произнес Фрэнк. - Я не вижу другого способа выйти на
безопасную орбиту.
- "Безопасную". Ты предлагаешь вывести нас на орбиту вокруг червоточины
или черной дыры, или чего-то еще, во что я отказываюсь верить, вокруг этой
хреновины, которая заняла место Луны. Ты предлагаешь вывести нас на
орбиту, находящуюся внутри Большого кольца. И называешь ее "безопасной". -
Огайо Шаблон Пустозвон грустно покачал головой: - Я беру назад все свои
замечания насчет того, что ты плохо владеешь жаргоном Обнаженного Пурпура.
Ты явно можешь заставить слово означать все, что тебе угодно.
Койот Уэстлейк вспомнила, как ее учили в детстве: примирись с тем, чего
не можешь изменить. Странное, необыкновенное приключение стало ее жизнью,
приобретая налет будничности. Койот попала в ловушку, без корабля и радио
она оказалась привязана к астероиду, который непонятно каким образом
продолжал ускоряться, хотя скорость его и без того была уже огромна. Койот
привыкла к этому, привыкла к невозможному.
Еще несколько дней назад в космосе царил порядок, и Койот знала его
законы. Она была горняком. Она охотилась за небольшими астероидами,
слишком маленькими, чтобы заинтересовать мастеров высшего класса. Она
бурила скалы насквозь, добывала полезные ископаемые и везла их на продажу.
Потом недолго развлекалась на Церере или в одном из крупных космических
домов и возвращалась к своим трудам. Устоявшаяся жизнь, доступная
пониманию.
Окружавший ее мир тоже был доступен пониманию. Астероиды двигались по
предсказуемым траекториям, и она знала, как управлять кораблем, знала, что
ошибка может стоить ей жизни, знала, как торговаться с покупателями. Мир
был устроен просто.
На Земле все было не так. Черт, там она даже не была уверена, кто она
такая или что она такое. Человек ли она, пусть и не слишком красивый, но
родившийся от живой матери, или просто дефектный биоробот. Она была
ширококостная, чересчур высокая с чересчур резкими чертами чересчур белого
лица.
Возможно, ее родители были парой бродяг, подкинувших ее на ступеньки
приюта, а возможно, никаких родителей не было и в помине, а была
лаборатория, сотрудники которой избавились от Койот, поняв, что
напортачили с пробирками. В Неваде она перепробовала множество профессий:
занималась проституцией, игрой в карты, мошенничеством, работала юристом
по бракоразводным делам и никогда не была счастлива. К ней липли чудаки и
уроды Земли, особенно Лас-Вегаса. Вольный город Лас-Вегас притягивал всех:
киборгов, пурпуристов, ясноголовых, двоемысленников. И все они лезли к
ней, будто чувствовали ее внутреннее сомнение: может быть, она такая же,
как они.
Здесь Койот тоже не знает, какая она, но это не имеет, значения. Она
стала самой собой. И сама о себе заботится, как это ни сложно при
создавшихся обстоятельствах.
Она трудилась изо всех сил, но была сильно ограничена запасом приборов
и инструментов в контейнере - так она теперь называла космический дом. Она
проводила целые дни в нижней части цилиндра пяти метров в диаметре и
пятнадцати в высоту и была полна решимости сделать свое существование как
можно более сносным. Она сняла койку с потолка и поставила ее на пол. Она
приладила провода и веревки так, чтобы без труда подниматься к пульту
управления, и придумала целую систему ремней и поручней для удобства
передвижения.
Сложнее всего было перепрограммировать крошечный компьютер, определить
свое местоположение и обеспечить себя данными слежения. Ей было просто
необходимо хотя бы приблизительно знать, куда ее черт несет. Если ее
грубые астронавигационные расчеты верны, ускорение постоянно и поворот на
90 градусов имеет место, то РА45 летит прямо к Марсу.
Койот по-прежнему не имела понятия, почему он туда летит. Кто его
тянет? С какой целью? И как? Она закрепила камеру внешнего наблюдения на
самом длинном кабеле и размотала кабель наружу, до конца, надеясь, что
камера заглянет за астероид, и Койот увидит двигатели, которые тащат его
вперед.
Но двигателей не было, и вообще ничего не было. Только скала. Черт
возьми, но что-то разгоняет эту скалу. Если снаружи ничего не заметно,
значит, двигатель внутри астероида. Но тогда как они придают ему
ускорение?
Страх, что она может свихнуться со скуки, засадил Койот за решение этой
нелегкой задачки. Для начала она обдумала начальные условия.
Во-первых, неизвестный двигатель, приводящий в движение астероид, может
по чьему-то желанию включиться и отключиться, это очевидно. Но принцип
действия его не реактивный, это - во-вторых. А какой? Гравитационный?
Может быть. Но если вокруг астероида каким-то образом создано внешнее
искусственное гравитационное поле и он ускоряется под его воздействием, то
на нее, Койот Уэстлейк, должна действовать та же сила тяжести, что и на
астероид. Это значит, что Койот находится в состоянии невесомости.
Однако невесомости нет, а есть приблизительно пятипроцентное, по
сравнению с земным, притяжение. Нужно подумать, как бы его измерить
поточнее.
И все-таки. Каким образом ускоряется астероид?
Койот сидела на дне контейнера и билась над задачей, в полной мере
сознавая, что в действительности она просто не хочет думать о ближайшем
будущем. Ведь все равно изменить ничего нельзя. И неважно, какая сила
тянет ее за собой, но, когда этот камень врежется в Марс, небо ей с
овчинку покажется.
"Президент Долтри обладает выдающейся способностью к проведению трудных
совещаний", - высокопарно подумал Ларри. Дела не стояли на месте.
Кроме того, он понял, что окончательное решение будет принято только с
согласия Долтри.
- Теперь я предоставляю слово Марсии Макдугал, - объявил президент. -
Сегодня мы уже услышали несколько ошеломляющих сообщений, но доктор
Макдугал, я уверен, удивит нас не меньше. Мне удалось поговорить с ней
накануне совещания, и должен признать, она пришла к замечательным выводам.
Доктор Макдугал, прошу вас.
Ларри смотрел, как худенькая женщина с кожей цвета черного дерева
встала и прошла в дальний конец комнаты к регуляторам изображения и звука.
Она заметно волновалась.
- Спасибо, президент. То, что я сделала, может оказаться настоящим
открытием, но даже если это и открытие, я все равно не могу
удовлетворительно истолковать его. Конечно, это звучит глупо, но я думаю,
мне лучше начать с конца, затем перейти к началу, а потом все пойдет по
порядку.
Она ввела в компьютер свои данные и нажала на несколько кнопок. Свет
погас, и над столом появилось голографическое изображение. В воздухе висел
и медленно вращался крупный шар цвета запекшейся крови. Ларри нахмурился.
Красный карлик? Но почему такой тусклый? И почему с такими резко
очерченными краями?
Затем он увидел на поверхности объекта тонкие линии, едва заметные на
темном-фоне.
- Вы не могли бы сделать линии на поверхности почетче? - спросил Ларри.
Марсия повертела регуляторы, и линии стали ярче.
- Параллели и меридианы, - произнес кто-то.
- Сначала я так и подумала, - сказала Марсия. - Во всяком случае, это
первое, что приходит в голову.
- Объясните сначала, что вы нам показываете, - раздался голос Люсьена.
- Кино, - ответила Марсия Макдугал. - Стереофильм, снятый
инопланетянами. О чем этот фильм, я не знаю. Посмотрите немного.
Внезапно шар перестал вращаться и стал беспорядочно раскачиваться из
стороны в сторону. Два пятнышка в верхней его части словно набухали
красным и вдруг вспыхнули ослепительным белым светом. Вспышка была
кратковременной, вслед за ней откуда-то изнутри шара стремительно вылетели
две светящиеся точки и исчезли. Сам бешено кувыркающийся шар удалялся,
пара больших черных дыр будто разодрала его на части.
Изображение пропало, а затем шар показался снова, целый и невредимый.
- Это один из эпизодов послания, - сказала Марсия. - Он повторялся, по
крайней мере, раз сто, гораздо чаще, чем все остальные эпизоды. Это
наводит на мысль, что увиденное нами очень важно для харонцев.
- Для кого? - спросил Ларри.
Марсия пожала плечами.
- Для пришельцев. Мне надо было их как-то назвать. Так или иначе, но мы
имеем с ними дело из-за сигнала, посланного с Кольца Харона, так что
харонцы вовсе не плохое название.
- Откуда поступили эти изображения? - спросил Рафаэль.
- Из червоточины, - ответила Марсия. - Они были переданы двоичным кодом
с другого конца червоточины. И простите, Хирам, но я уверена, что масса на
месте Земли - это червоточина. Не знаю только, для кого или для чего на
нашем конце предназначен этот фильм.
- Как его передали? - задал вопрос Люсьен.
- Его передали повторяющимися сигналами на волне сорок два сантиметра.
Ответ на волне двадцать один сантиметр поступал с Луны.
- Как могут радиосигналы проходить через червоточину? - спросил Люсьен.
- Насколько я понимаю, этому ничто не мешает, - сказала Марсия. -
Червоточина - это дыра, подобная двери из одного трехмерного пространства
в другое. Когда дверь открыта, любой объект, в том числе и радиосигнал,
без помех проходит через червоточину.
- Если в дыру можно протолкнуть планету, что говорить о нескольких
паршивых радиоволнах? - заметил кто-то.
"Радиоволны". Ларри вдруг осенило, но обсуждение понеслось дальше, и он
потерял ход мысли.
Макджилликатти встал и потянулся к голограмме, чтобы получше ее
рассмотреть. Идущий от шара мрачный, багровый свет придавал его лицу
угрожающий и несколько потусторонний вид.
- Марсия, я знал, что вы работаете над расшифровкой этих сигналов, но
не представлял, как далеко вы продвинулись. Надо было обратиться за
помощью ко мне. Изображение такой сложности допускает различные
толкования, а у вас нет соответствующей подготовки, чтобы сделать
правильный выбор. Я хочу только уточнить, насколько можно положиться на
ваши данные?
- Они близки, очень близки к тому, что было передано, - ледяным тоном
ответила Марсия. - Цвета воспроизведены с минимальной погрешностью. Если
не считать усиления четкости параллелей и меридианов, сделанного по вашей
просьбе, я вообще не меняла яркости и оттенков цветов. Что касается
масштаба времени и пространства, то об этом я не имею понятия. Записанное
может относиться к объекту величиной с детский надувной шарик с той же
степенью вероятности, что и к планете или звезде. Я знаю только, что,
видимо, для харонцев это важно.
- Что же это такое. Бог ты мой? - воскликнул в темноте Рафаэль.
Долгое время в комнате стояла тишина.
- Это чертовски причудливое четырехмерное изображение, - необычно
громко сказал Макджилликатти. - Как же вам удалось его разгадать?
Марсия рассмеялась низким грудным смехом, в темноте блеснули ее зубы.
- Я сказала, что мне лучше начать с конца, - проговорила она. - Я
хотела показать, что у меня на самом деле кое-что есть, а потом объяснить,
как я пришла к таким выводам. Может показаться удивительным, что я так
быстро получила изображения, и я, может быть, желала бы приписать себе
честь разгадки кода противника, но все против меня. Дело в том, что эти
сообщения практически не были зашифрованы.
В сущности, это меня больше всего и тревожит. Ваши пришельцы, доктор
Рафаэль, не просто умышленно не обращают на нас внимания, все гораздо
хуже. Я ясно поняла: они вообще не представляют себе, что мы можем им
угрожать, даже досаждать. Думаю, им потребуются неимоверные усилия, чтобы
просто осознать наше существование. Они передают сообщения в обе стороны
прямо у нас под носом так, как мы обсуждали бы-при собаке, отвести ли ее к
ветеринару. Мы полагаем, что собаки не понимают людей; примерно так же
относятся к нам и харонцы. Может, они и правы. Я вот не понимаю, что они
говорят.
В комнате снова воцарилось неловкое молчание. На этот раз скрипучий
голос Макджилликатти принес чуть ли не облегчение.
- Черт возьми, Макдугал, как же вы раскололи этот орешек? - Способ
разгадки никак не давал ему покоя.
- Методом, примененным в Аресибо, - ответила Марсия. - В двадцатом веке
построили огромный радиотелескоп. Не то на Бермудах, не то на Кубе, не то
где-то еще [в Пуэрто-Рико]. И использовали старую-престарую идею. Она
состоит в том, что, если послать двоичный сигнал, основанный на довольно
простых понятиях и образах, совершенно чуждая отправителю цивилизация
сумеет его понять. Большая часть первого послания будет состоять из
основных понятий: о числах, величинах и структуре атома - в схематичной
форме. Цифры от одного до, скажем, десяти; затем ряд простых чисел;
возможно, доказательство теоремы Пифагора. Когда послано достаточно для
того, чтобы инопланетяне составили некоторое представление о
цивилизации-отправителе, можно передать в общих чертах, как выглядит
биологический вид, к которому относится отправитель, карту планеты.
Солнечной системы.
Дальше имелось в виду, что, поскольку у братьев по разуму теперь есть
набор основных сведений о числах, геометрических понятиях, масштабе и
структуре атома, можно переходить к настоящему разговору, если,
разумеется, предполагаемая цивилизация, откликнувшаяся на наш голос, не
находится слишком далеко. Потому что если ждать ответа на какой-нибудь
элементарный вопрос несколько лет, то разговор вряд ли получится
плодотворным. Не думаю, что в двадцатом веке кто-то собирался посылать
трехмерные динамичные образы, но принцип этого послания такой же. Первая
серия сообщений, посланных на Луну и обратно, на другой конец червоточины,
очень напоминает последовательность чисел, о которой я только что
говорила.
- Погодите-ка, - возразил Ларри. - Описанный вами метод предназначен
для посланий адресату, не знакомому с вашим языком.
- Правильно. В сущности, для начала вы посылаете введение в язык, чтобы
сделать понятным все последующее.
- Но они посылают сообщения своим же агентам, - заметил Ларри. - Тут
какая-то неувязка.
- Я знаю только то, что видела, когда расшифровывала сообщение. В
поисках толкования первого послания мне пришлось полностью переработать
программу. Как только компьютер ухватил идею, он перешел в автоматический
режим и стал сам заучивать новый язык. Я просто сидела и наблюдала. Это
был классический пример послания, о котором испокон веков мечтают все
студенты на лекциях по ксенобиологии, только, пожалуй, несколько сложнее
того, что они себе представляют.
Вы знаете, что откуда-то с Луны идет сигнал на волне двадцать один
сантиметр. Радиопередатчик никто не может найти. Вероятно, этот сигнал и
поступает к харонцам, находящимся на другом конце червоточины. Они
посылают обратно повтор принятого послания на двойной длине волны, а затем
собственное сообщение. Потом харонец-отправитель с Луны передает повтор
этого сообщения. Вот такая у них связь. Но вот что важно. Один или два
раза передатчик на Луне воспроизводил точную копию входящего послания, а
вслед за тем измененный вариант. Я это поняла, лишь когда сравнила две
копии. В измененном варианте исправлялись языковые ошибки харонцев,
которые находятся на другом конце червоточины. Я могу с уверенностью
сделать вывод: харонцу с Луны пришлось обучать адресата своему языку. И
для адресата, кто бы он ни был, этот урок не был неожиданностью. Об этом
говорит та очевидная готовность, с которой он ответил на сигнал с Луны. То
есть он ожидал этого сигнала, хотя и не понимал языка. Он делал ошибки,
пока ему не научился.
- Но вы здесь говорите не совсем о языке, - сказал Ларри. - Во всяком
случае, мне так кажется. Не было ли среди сигналов условных знаков,
которые вы не сумели расшифровать? То есть вот что меня интересует: не
было ли в этих сообщениях, помимо изображений и экспериментальных данных,
еще чего-то такого, что относится к области абстрактного мышления? Ну, там
объяснений каких-то, приказов...
Марсия уже была готова возразить, но передумала.
- Нет, не было. Ничего необъяснимого. Только поток данных. Я смогла
дешифровать все целиком, составив зрительные образы той или иной степени
сложности. Но если вы хотите придраться, то это действительно не
настоящий, естественный язык.
- Подождите, - вмешался Макджилликатти. - Эти сукины дети посылают
сообщения. Почему же это не язык?
- Потому что, если действительно придраться, это даже не сообщения, -
ответил Ларри. - Это картинки. Отправитель и адресат договорились
исключительно о такой форме посылки сигналов.
- Ну и что?
- А то, что они могут посылать только данные, но полноценного общения
нет. По крайней мере, полноценного в человеческом смысле. Нет советов,
предложений и прочего.
- А какая разница?
- Разница, как между фотографией вашей тети Минни и письмом,
раскрывающим, что вы думаете о старушке, - сказал Ларри. - По словам
доктора Макдугал, в послании нет ни одного непонятного сигнала. То есть мы
можем с полнейшей уверенностью говорить, что в сообщениях имеются
изображения и данные, но нет слов, объясняющих, что все это значит.
- Возможно, они не нуждаются в языке, - заметила Сондра. - Потому что
им не нужно толкование.
Ларри посмотрел на Сондру.
- Продолжай. Что ты хочешь этим сказать?
- Они не нуждаются в языке в нашем Смысле слова, потому что у этих
существ не может быть разногласий. Все их реакции объясняются по Павлову.
Если все особи их вида всегда отвечают одинаково на один и тот же
раздражитель, язык не нужен.
- По сути, это коллективное сознание, которому не требуется общение с
себе подобными. Разделенные временем и пространством, но очень похожие
особи всегда приходят к одним и тем же выводам.
- Хорошо, - согласилась Сондра, - но зачем тогда нужны уроки
грамматики?
- Языковая структура меняется со временем, - сказал Люсьен. - С тех пор
как они в последний раз общались, прошло много времени, и они опасались,
что не поймут друг друга. Быть может, они и мыслят почти одинаково, но в
результате длительного независимого существования выявилось несовпадение
либо символики, либо просто стиля.
- Сколько требуется времени, чтобы язык изменился? - спросил Ларри.
- Я не специалист, - ответил Люсьен, - но мы читаем и понимаем
Шекспира, который жил восемь столетий назад, хотя с тех пор языковая
структура определенно развивалась. Любая приличная ЭВМ замедляет этот
процесс. Если речь идет о компьютерах с блоком памяти, то со времени их
последнего разговора прошли, по крайней мере, тысячелетия. А может,
миллионы лет.
- Миллионы лет? - изумленно переспросил Долтри.
Ларри откашлялся.
- Это не так невероятно, как кажется. Мы располагаем некоторыми
доказательствами того, что харонцы находились в Солнечной системе в
течение долгого, очень долгого времени. У нашей группы с Плутона есть
совершенно новая информация, которую мы решили не раскрывать до приезда
сюда, мы опасались сообщать ее по радио или передавать лазерограммой. Наша
группа вообще решила, что мы не будем представлять эти данные комитету,
пока не получим заверения, что они останутся в секрете. Мы не хотим
паники.
- Что может вызвать большую панику, чем потеря Земли? - спросил Долтри.
- А если люди подумают, что это ваших рук дело? - сказала Сондра. -
Пока что пурпуристы из Тихо взяли ответственность на себя.
- Но они не могли этого сделать! Никто им не поверит, - возразила
Марсия. - Чтобы пурпуристы были способны на такое? Абсурд. Уж я-то знаю, -
добавила она.
- Но, допустим, есть основания думать именно так, - мягко сказала
Сондра. - Допустим, появляется правдоподобное доказательство того, что
причину всей этой чехарды надо искать на Луне. Вам не приходит в голову,
что кто-нибудь может психануть? Напасть на Луну, чтобы предотвратить
дальнейшие бедствия?
- Никто этого не сделает, - ответила Марсия.
Сондра повела рукой над столом, указывая на всех.
- Мы представляем здесь все обитаемые планеты и крупные космические
дома. Все ли из нас рискнут утверждать, что уверены в благоразумии своих
правительств? Разве так уж невероятно предположение, что кто-нибудь
захочет разделаться с виновниками катастрофы? Оружие возмездия найти
нетрудно, и новоявленным защитникам человечества будет не важно, сколько
невинных людей при этом пострадает. А вы, жители Луны, что сделаете вы,
если узнаете, что одна из планет вот-вот на вас нападет? Что сделает ваше
правительство?
Вновь наступила тишина.
Наконец президент Долтри прокашлялся.
- Что касается Луны, я могу взять с нашей делегации обещание молчать.
Судите сами: сообщения в газетах и прочих средствах информации об этом
совещании отсутствовали, и мы по-прежнему не намерены привлекать внимание
к нашей работе. А как другие делегации?
Присутствующие (правда, не все слишком охотно) согласились хранить
молчание, и Ларри удовлетворенно кивнул.
- Благодарю вас, - сказал он. - Думаю, очень скоро вы поймете,
насколько необходимо это соглашение. - Он направился в дальний конец
комнаты к регуляторам видеоэкрана. - Позвольте рассказать вам о Лунном
колесе...
Призрачное, серое на черном, изображение Колеса, помещенного внутрь
прозрачной Луны, зависло над столом рядом с застывшим, кроваво-красным
образом расколотого шара. Ларри заметил, что несколько делегатов мельком
взглянули на пол, вспомнив, что эта страшная машина находится у них под
ногами. Чертовски неприятно думать, что где-то в глубине затаилось
опоясывающее планету чудовище.
- Коротко говоря. Колесо - это предмет в виде незамкнутого кольца,
спрятанный на глубине многих километров под поверхностью Луны. Оно
расположено точно в пограничной плоскости, разделяющей ближнюю и дальнюю
стороны Луны, то есть было обращено прямо к Земле. Колесо во многом
напоминает Кольцо Харона и было обнаружено благодаря тому, что тоже
генерирует гравитационные волны. Правда, его огромная мощность не идет ни
в какое сравнение со скромными возможностями Кольца Харона. Колесо и есть
источник радиосигналов, которые мы улавливаем с той минуты, как исчезла
Земля. Очевидно, Колесо играло главную роль в том, что произошло с Землей,
и в том, что сейчас происходит с Солнечной системой. Оно находится здесь в
течение длительного времени. Это более или менее все, что нам известно о
Колесе. Основная трудность состоит в том, что единственное устройство, при
помощи которого можно наблюдать Колесо, находится на Плутоне. В принципе
нам необходим мобильный гравитоскоп, но его создание сейчас - задача
совершенно невыполнимая. Если бы мы смогли подобраться ближе к Колесу, мы,
несомненно, получили бы гораздо более хорошее изображение, но пока
придется обойтись этим. Мы пробовали различные методы компьютерного
увеличения изображения, и в процессе этих исследований выявили одну весьма
любопытную деталь. Внимание, я воспроизвожу увеличенную картинку.
От Северного и Южного полюсов Колеса протянулись две еле заметные серые
иголочки. Обе, похоже, достигали поверхности Луны.
- Ну и что это такое? - спросил Макджилликатти.
"Недурно, - подумал Огайо. - Для жаргона пурпуристов вполне ничего,
может, разве что слишком понятно".
- Значит, мы жмурики, шурики и мурики? - спросил Огайо.
Оглушитель снова задумался.
- Держи хвост морковкой, а ноги в тепле. Мы пойдем другим путем. С
нашим порохом мы заляжем на брюхе и останемся на орбите внутри Большого
кольца.
- Внутри? Мы даже не знаем, что за черт сидит в центре Кольца.
- Ох, Боссмейстер, пусть сидит, что с того, масса есть у него, будь
спок. Хотя мы эту массу и не видим. Гм-м... каждые 128 секунд оттуда
вылетают беловато-синие вспышки, как отрыжки. И какие-то большие
неизвестные штуки-дрюки, большие странные штуки, размером почти с
космический дом, появляются на близкой-близкой орбите от срединной
пыхалки. Они движутся страшножутко-стремительно. И после каждой синей
вспышки вокруг пыхалки становится на одну большую штуку-дрюку меньше.
- Что, что? К черту все это, Фрэнк, переходи на нормальный язык. А то у
меня сейчас разболится голова.
Оглушитель (Фрэнк) вздохнул с облегчением.
- Спасибо, Уолтер, у меня уже давно голова болит. Я пытался сказать,
что в середине определенно что-то есть.
- Какова масса?
- Ну, я высчитал ее на основе нашей собственной траектории. Источник
вспышек весит примерно столько, сколько Луна. Не слабо, ведь объект столь
мал, что мы не видим его даже в огромные телескопы.
- А "большие странные штуки-дрюки"? Что это такое?
Фрэнк пожал плечами.
- Да назови их хоть "штуками-дрюками". Несколько сотен крупных
предметов, величиной с наш космический дом, очень быстро вращаются по
чрезвычайно узкой орбите вокруг странного источника синих вспышек.
Провалиться мне на этом месте, если я знаю, что это такое. Но после каждой
вспышки следящий компьютер сообщает, что один предмет исчез. Крупные
предметы будто влетают в этот источник и пропадают там.
Огайо (Уолтер) вздохнул и с тоской вспомнил добрые старые времена,
когда он преподавал в средней школе города Колумбуса, а не пытался спасти
десять тысяч йеху в летящей по космическому пространству консервной банке.
"Плохи наши дела, если единственное спасение - выйти на ближнюю орбиту
вокруг червоточины. Лучше притвориться, что это не так. Лучше обманывать
себя, чем сойти с ума".
- Фрэнк, я разумный человек и знаю, что ты вовсе не хочешь сказать мне
то, что как будто хочешь сказать. Я отказываюсь верить в червоточины. Но
все равно выведи нас на орбиту вокруг средней точки. Если ты думаешь, что
это наш верный шанс.
- Нам теперь, как ни крути, лучше шанса не найти, - с некоторым
беспокойством произнес Фрэнк. - Я не вижу другого способа выйти на
безопасную орбиту.
- "Безопасную". Ты предлагаешь вывести нас на орбиту вокруг червоточины
или черной дыры, или чего-то еще, во что я отказываюсь верить, вокруг этой
хреновины, которая заняла место Луны. Ты предлагаешь вывести нас на
орбиту, находящуюся внутри Большого кольца. И называешь ее "безопасной". -
Огайо Шаблон Пустозвон грустно покачал головой: - Я беру назад все свои
замечания насчет того, что ты плохо владеешь жаргоном Обнаженного Пурпура.
Ты явно можешь заставить слово означать все, что тебе угодно.
Койот Уэстлейк вспомнила, как ее учили в детстве: примирись с тем, чего
не можешь изменить. Странное, необыкновенное приключение стало ее жизнью,
приобретая налет будничности. Койот попала в ловушку, без корабля и радио
она оказалась привязана к астероиду, который непонятно каким образом
продолжал ускоряться, хотя скорость его и без того была уже огромна. Койот
привыкла к этому, привыкла к невозможному.
Еще несколько дней назад в космосе царил порядок, и Койот знала его
законы. Она была горняком. Она охотилась за небольшими астероидами,
слишком маленькими, чтобы заинтересовать мастеров высшего класса. Она
бурила скалы насквозь, добывала полезные ископаемые и везла их на продажу.
Потом недолго развлекалась на Церере или в одном из крупных космических
домов и возвращалась к своим трудам. Устоявшаяся жизнь, доступная
пониманию.
Окружавший ее мир тоже был доступен пониманию. Астероиды двигались по
предсказуемым траекториям, и она знала, как управлять кораблем, знала, что
ошибка может стоить ей жизни, знала, как торговаться с покупателями. Мир
был устроен просто.
На Земле все было не так. Черт, там она даже не была уверена, кто она
такая или что она такое. Человек ли она, пусть и не слишком красивый, но
родившийся от живой матери, или просто дефектный биоробот. Она была
ширококостная, чересчур высокая с чересчур резкими чертами чересчур белого
лица.
Возможно, ее родители были парой бродяг, подкинувших ее на ступеньки
приюта, а возможно, никаких родителей не было и в помине, а была
лаборатория, сотрудники которой избавились от Койот, поняв, что
напортачили с пробирками. В Неваде она перепробовала множество профессий:
занималась проституцией, игрой в карты, мошенничеством, работала юристом
по бракоразводным делам и никогда не была счастлива. К ней липли чудаки и
уроды Земли, особенно Лас-Вегаса. Вольный город Лас-Вегас притягивал всех:
киборгов, пурпуристов, ясноголовых, двоемысленников. И все они лезли к
ней, будто чувствовали ее внутреннее сомнение: может быть, она такая же,
как они.
Здесь Койот тоже не знает, какая она, но это не имеет, значения. Она
стала самой собой. И сама о себе заботится, как это ни сложно при
создавшихся обстоятельствах.
Она трудилась изо всех сил, но была сильно ограничена запасом приборов
и инструментов в контейнере - так она теперь называла космический дом. Она
проводила целые дни в нижней части цилиндра пяти метров в диаметре и
пятнадцати в высоту и была полна решимости сделать свое существование как
можно более сносным. Она сняла койку с потолка и поставила ее на пол. Она
приладила провода и веревки так, чтобы без труда подниматься к пульту
управления, и придумала целую систему ремней и поручней для удобства
передвижения.
Сложнее всего было перепрограммировать крошечный компьютер, определить
свое местоположение и обеспечить себя данными слежения. Ей было просто
необходимо хотя бы приблизительно знать, куда ее черт несет. Если ее
грубые астронавигационные расчеты верны, ускорение постоянно и поворот на
90 градусов имеет место, то РА45 летит прямо к Марсу.
Койот по-прежнему не имела понятия, почему он туда летит. Кто его
тянет? С какой целью? И как? Она закрепила камеру внешнего наблюдения на
самом длинном кабеле и размотала кабель наружу, до конца, надеясь, что
камера заглянет за астероид, и Койот увидит двигатели, которые тащат его
вперед.
Но двигателей не было, и вообще ничего не было. Только скала. Черт
возьми, но что-то разгоняет эту скалу. Если снаружи ничего не заметно,
значит, двигатель внутри астероида. Но тогда как они придают ему
ускорение?
Страх, что она может свихнуться со скуки, засадил Койот за решение этой
нелегкой задачки. Для начала она обдумала начальные условия.
Во-первых, неизвестный двигатель, приводящий в движение астероид, может
по чьему-то желанию включиться и отключиться, это очевидно. Но принцип
действия его не реактивный, это - во-вторых. А какой? Гравитационный?
Может быть. Но если вокруг астероида каким-то образом создано внешнее
искусственное гравитационное поле и он ускоряется под его воздействием, то
на нее, Койот Уэстлейк, должна действовать та же сила тяжести, что и на
астероид. Это значит, что Койот находится в состоянии невесомости.
Однако невесомости нет, а есть приблизительно пятипроцентное, по
сравнению с земным, притяжение. Нужно подумать, как бы его измерить
поточнее.
И все-таки. Каким образом ускоряется астероид?
Койот сидела на дне контейнера и билась над задачей, в полной мере
сознавая, что в действительности она просто не хочет думать о ближайшем
будущем. Ведь все равно изменить ничего нельзя. И неважно, какая сила
тянет ее за собой, но, когда этот камень врежется в Марс, небо ей с
овчинку покажется.
"Президент Долтри обладает выдающейся способностью к проведению трудных
совещаний", - высокопарно подумал Ларри. Дела не стояли на месте.
Кроме того, он понял, что окончательное решение будет принято только с
согласия Долтри.
- Теперь я предоставляю слово Марсии Макдугал, - объявил президент. -
Сегодня мы уже услышали несколько ошеломляющих сообщений, но доктор
Макдугал, я уверен, удивит нас не меньше. Мне удалось поговорить с ней
накануне совещания, и должен признать, она пришла к замечательным выводам.
Доктор Макдугал, прошу вас.
Ларри смотрел, как худенькая женщина с кожей цвета черного дерева
встала и прошла в дальний конец комнаты к регуляторам изображения и звука.
Она заметно волновалась.
- Спасибо, президент. То, что я сделала, может оказаться настоящим
открытием, но даже если это и открытие, я все равно не могу
удовлетворительно истолковать его. Конечно, это звучит глупо, но я думаю,
мне лучше начать с конца, затем перейти к началу, а потом все пойдет по
порядку.
Она ввела в компьютер свои данные и нажала на несколько кнопок. Свет
погас, и над столом появилось голографическое изображение. В воздухе висел
и медленно вращался крупный шар цвета запекшейся крови. Ларри нахмурился.
Красный карлик? Но почему такой тусклый? И почему с такими резко
очерченными краями?
Затем он увидел на поверхности объекта тонкие линии, едва заметные на
темном-фоне.
- Вы не могли бы сделать линии на поверхности почетче? - спросил Ларри.
Марсия повертела регуляторы, и линии стали ярче.
- Параллели и меридианы, - произнес кто-то.
- Сначала я так и подумала, - сказала Марсия. - Во всяком случае, это
первое, что приходит в голову.
- Объясните сначала, что вы нам показываете, - раздался голос Люсьена.
- Кино, - ответила Марсия Макдугал. - Стереофильм, снятый
инопланетянами. О чем этот фильм, я не знаю. Посмотрите немного.
Внезапно шар перестал вращаться и стал беспорядочно раскачиваться из
стороны в сторону. Два пятнышка в верхней его части словно набухали
красным и вдруг вспыхнули ослепительным белым светом. Вспышка была
кратковременной, вслед за ней откуда-то изнутри шара стремительно вылетели
две светящиеся точки и исчезли. Сам бешено кувыркающийся шар удалялся,
пара больших черных дыр будто разодрала его на части.
Изображение пропало, а затем шар показался снова, целый и невредимый.
- Это один из эпизодов послания, - сказала Марсия. - Он повторялся, по
крайней мере, раз сто, гораздо чаще, чем все остальные эпизоды. Это
наводит на мысль, что увиденное нами очень важно для харонцев.
- Для кого? - спросил Ларри.
Марсия пожала плечами.
- Для пришельцев. Мне надо было их как-то назвать. Так или иначе, но мы
имеем с ними дело из-за сигнала, посланного с Кольца Харона, так что
харонцы вовсе не плохое название.
- Откуда поступили эти изображения? - спросил Рафаэль.
- Из червоточины, - ответила Марсия. - Они были переданы двоичным кодом
с другого конца червоточины. И простите, Хирам, но я уверена, что масса на
месте Земли - это червоточина. Не знаю только, для кого или для чего на
нашем конце предназначен этот фильм.
- Как его передали? - задал вопрос Люсьен.
- Его передали повторяющимися сигналами на волне сорок два сантиметра.
Ответ на волне двадцать один сантиметр поступал с Луны.
- Как могут радиосигналы проходить через червоточину? - спросил Люсьен.
- Насколько я понимаю, этому ничто не мешает, - сказала Марсия. -
Червоточина - это дыра, подобная двери из одного трехмерного пространства
в другое. Когда дверь открыта, любой объект, в том числе и радиосигнал,
без помех проходит через червоточину.
- Если в дыру можно протолкнуть планету, что говорить о нескольких
паршивых радиоволнах? - заметил кто-то.
"Радиоволны". Ларри вдруг осенило, но обсуждение понеслось дальше, и он
потерял ход мысли.
Макджилликатти встал и потянулся к голограмме, чтобы получше ее
рассмотреть. Идущий от шара мрачный, багровый свет придавал его лицу
угрожающий и несколько потусторонний вид.
- Марсия, я знал, что вы работаете над расшифровкой этих сигналов, но
не представлял, как далеко вы продвинулись. Надо было обратиться за
помощью ко мне. Изображение такой сложности допускает различные
толкования, а у вас нет соответствующей подготовки, чтобы сделать
правильный выбор. Я хочу только уточнить, насколько можно положиться на
ваши данные?
- Они близки, очень близки к тому, что было передано, - ледяным тоном
ответила Марсия. - Цвета воспроизведены с минимальной погрешностью. Если
не считать усиления четкости параллелей и меридианов, сделанного по вашей
просьбе, я вообще не меняла яркости и оттенков цветов. Что касается
масштаба времени и пространства, то об этом я не имею понятия. Записанное
может относиться к объекту величиной с детский надувной шарик с той же
степенью вероятности, что и к планете или звезде. Я знаю только, что,
видимо, для харонцев это важно.
- Что же это такое. Бог ты мой? - воскликнул в темноте Рафаэль.
Долгое время в комнате стояла тишина.
- Это чертовски причудливое четырехмерное изображение, - необычно
громко сказал Макджилликатти. - Как же вам удалось его разгадать?
Марсия рассмеялась низким грудным смехом, в темноте блеснули ее зубы.
- Я сказала, что мне лучше начать с конца, - проговорила она. - Я
хотела показать, что у меня на самом деле кое-что есть, а потом объяснить,
как я пришла к таким выводам. Может показаться удивительным, что я так
быстро получила изображения, и я, может быть, желала бы приписать себе
честь разгадки кода противника, но все против меня. Дело в том, что эти
сообщения практически не были зашифрованы.
В сущности, это меня больше всего и тревожит. Ваши пришельцы, доктор
Рафаэль, не просто умышленно не обращают на нас внимания, все гораздо
хуже. Я ясно поняла: они вообще не представляют себе, что мы можем им
угрожать, даже досаждать. Думаю, им потребуются неимоверные усилия, чтобы
просто осознать наше существование. Они передают сообщения в обе стороны
прямо у нас под носом так, как мы обсуждали бы-при собаке, отвести ли ее к
ветеринару. Мы полагаем, что собаки не понимают людей; примерно так же
относятся к нам и харонцы. Может, они и правы. Я вот не понимаю, что они
говорят.
В комнате снова воцарилось неловкое молчание. На этот раз скрипучий
голос Макджилликатти принес чуть ли не облегчение.
- Черт возьми, Макдугал, как же вы раскололи этот орешек? - Способ
разгадки никак не давал ему покоя.
- Методом, примененным в Аресибо, - ответила Марсия. - В двадцатом веке
построили огромный радиотелескоп. Не то на Бермудах, не то на Кубе, не то
где-то еще [в Пуэрто-Рико]. И использовали старую-престарую идею. Она
состоит в том, что, если послать двоичный сигнал, основанный на довольно
простых понятиях и образах, совершенно чуждая отправителю цивилизация
сумеет его понять. Большая часть первого послания будет состоять из
основных понятий: о числах, величинах и структуре атома - в схематичной
форме. Цифры от одного до, скажем, десяти; затем ряд простых чисел;
возможно, доказательство теоремы Пифагора. Когда послано достаточно для
того, чтобы инопланетяне составили некоторое представление о
цивилизации-отправителе, можно передать в общих чертах, как выглядит
биологический вид, к которому относится отправитель, карту планеты.
Солнечной системы.
Дальше имелось в виду, что, поскольку у братьев по разуму теперь есть
набор основных сведений о числах, геометрических понятиях, масштабе и
структуре атома, можно переходить к настоящему разговору, если,
разумеется, предполагаемая цивилизация, откликнувшаяся на наш голос, не
находится слишком далеко. Потому что если ждать ответа на какой-нибудь
элементарный вопрос несколько лет, то разговор вряд ли получится
плодотворным. Не думаю, что в двадцатом веке кто-то собирался посылать
трехмерные динамичные образы, но принцип этого послания такой же. Первая
серия сообщений, посланных на Луну и обратно, на другой конец червоточины,
очень напоминает последовательность чисел, о которой я только что
говорила.
- Погодите-ка, - возразил Ларри. - Описанный вами метод предназначен
для посланий адресату, не знакомому с вашим языком.
- Правильно. В сущности, для начала вы посылаете введение в язык, чтобы
сделать понятным все последующее.
- Но они посылают сообщения своим же агентам, - заметил Ларри. - Тут
какая-то неувязка.
- Я знаю только то, что видела, когда расшифровывала сообщение. В
поисках толкования первого послания мне пришлось полностью переработать
программу. Как только компьютер ухватил идею, он перешел в автоматический
режим и стал сам заучивать новый язык. Я просто сидела и наблюдала. Это
был классический пример послания, о котором испокон веков мечтают все
студенты на лекциях по ксенобиологии, только, пожалуй, несколько сложнее
того, что они себе представляют.
Вы знаете, что откуда-то с Луны идет сигнал на волне двадцать один
сантиметр. Радиопередатчик никто не может найти. Вероятно, этот сигнал и
поступает к харонцам, находящимся на другом конце червоточины. Они
посылают обратно повтор принятого послания на двойной длине волны, а затем
собственное сообщение. Потом харонец-отправитель с Луны передает повтор
этого сообщения. Вот такая у них связь. Но вот что важно. Один или два
раза передатчик на Луне воспроизводил точную копию входящего послания, а
вслед за тем измененный вариант. Я это поняла, лишь когда сравнила две
копии. В измененном варианте исправлялись языковые ошибки харонцев,
которые находятся на другом конце червоточины. Я могу с уверенностью
сделать вывод: харонцу с Луны пришлось обучать адресата своему языку. И
для адресата, кто бы он ни был, этот урок не был неожиданностью. Об этом
говорит та очевидная готовность, с которой он ответил на сигнал с Луны. То
есть он ожидал этого сигнала, хотя и не понимал языка. Он делал ошибки,
пока ему не научился.
- Но вы здесь говорите не совсем о языке, - сказал Ларри. - Во всяком
случае, мне так кажется. Не было ли среди сигналов условных знаков,
которые вы не сумели расшифровать? То есть вот что меня интересует: не
было ли в этих сообщениях, помимо изображений и экспериментальных данных,
еще чего-то такого, что относится к области абстрактного мышления? Ну, там
объяснений каких-то, приказов...
Марсия уже была готова возразить, но передумала.
- Нет, не было. Ничего необъяснимого. Только поток данных. Я смогла
дешифровать все целиком, составив зрительные образы той или иной степени
сложности. Но если вы хотите придраться, то это действительно не
настоящий, естественный язык.
- Подождите, - вмешался Макджилликатти. - Эти сукины дети посылают
сообщения. Почему же это не язык?
- Потому что, если действительно придраться, это даже не сообщения, -
ответил Ларри. - Это картинки. Отправитель и адресат договорились
исключительно о такой форме посылки сигналов.
- Ну и что?
- А то, что они могут посылать только данные, но полноценного общения
нет. По крайней мере, полноценного в человеческом смысле. Нет советов,
предложений и прочего.
- А какая разница?
- Разница, как между фотографией вашей тети Минни и письмом,
раскрывающим, что вы думаете о старушке, - сказал Ларри. - По словам
доктора Макдугал, в послании нет ни одного непонятного сигнала. То есть мы
можем с полнейшей уверенностью говорить, что в сообщениях имеются
изображения и данные, но нет слов, объясняющих, что все это значит.
- Возможно, они не нуждаются в языке, - заметила Сондра. - Потому что
им не нужно толкование.
Ларри посмотрел на Сондру.
- Продолжай. Что ты хочешь этим сказать?
- Они не нуждаются в языке в нашем Смысле слова, потому что у этих
существ не может быть разногласий. Все их реакции объясняются по Павлову.
Если все особи их вида всегда отвечают одинаково на один и тот же
раздражитель, язык не нужен.
- По сути, это коллективное сознание, которому не требуется общение с
себе подобными. Разделенные временем и пространством, но очень похожие
особи всегда приходят к одним и тем же выводам.
- Хорошо, - согласилась Сондра, - но зачем тогда нужны уроки
грамматики?
- Языковая структура меняется со временем, - сказал Люсьен. - С тех пор
как они в последний раз общались, прошло много времени, и они опасались,
что не поймут друг друга. Быть может, они и мыслят почти одинаково, но в
результате длительного независимого существования выявилось несовпадение
либо символики, либо просто стиля.
- Сколько требуется времени, чтобы язык изменился? - спросил Ларри.
- Я не специалист, - ответил Люсьен, - но мы читаем и понимаем
Шекспира, который жил восемь столетий назад, хотя с тех пор языковая
структура определенно развивалась. Любая приличная ЭВМ замедляет этот
процесс. Если речь идет о компьютерах с блоком памяти, то со времени их
последнего разговора прошли, по крайней мере, тысячелетия. А может,
миллионы лет.
- Миллионы лет? - изумленно переспросил Долтри.
Ларри откашлялся.
- Это не так невероятно, как кажется. Мы располагаем некоторыми
доказательствами того, что харонцы находились в Солнечной системе в
течение долгого, очень долгого времени. У нашей группы с Плутона есть
совершенно новая информация, которую мы решили не раскрывать до приезда
сюда, мы опасались сообщать ее по радио или передавать лазерограммой. Наша
группа вообще решила, что мы не будем представлять эти данные комитету,
пока не получим заверения, что они останутся в секрете. Мы не хотим
паники.
- Что может вызвать большую панику, чем потеря Земли? - спросил Долтри.
- А если люди подумают, что это ваших рук дело? - сказала Сондра. -
Пока что пурпуристы из Тихо взяли ответственность на себя.
- Но они не могли этого сделать! Никто им не поверит, - возразила
Марсия. - Чтобы пурпуристы были способны на такое? Абсурд. Уж я-то знаю, -
добавила она.
- Но, допустим, есть основания думать именно так, - мягко сказала
Сондра. - Допустим, появляется правдоподобное доказательство того, что
причину всей этой чехарды надо искать на Луне. Вам не приходит в голову,
что кто-нибудь может психануть? Напасть на Луну, чтобы предотвратить
дальнейшие бедствия?
- Никто этого не сделает, - ответила Марсия.
Сондра повела рукой над столом, указывая на всех.
- Мы представляем здесь все обитаемые планеты и крупные космические
дома. Все ли из нас рискнут утверждать, что уверены в благоразумии своих
правительств? Разве так уж невероятно предположение, что кто-нибудь
захочет разделаться с виновниками катастрофы? Оружие возмездия найти
нетрудно, и новоявленным защитникам человечества будет не важно, сколько
невинных людей при этом пострадает. А вы, жители Луны, что сделаете вы,
если узнаете, что одна из планет вот-вот на вас нападет? Что сделает ваше
правительство?
Вновь наступила тишина.
Наконец президент Долтри прокашлялся.
- Что касается Луны, я могу взять с нашей делегации обещание молчать.
Судите сами: сообщения в газетах и прочих средствах информации об этом
совещании отсутствовали, и мы по-прежнему не намерены привлекать внимание
к нашей работе. А как другие делегации?
Присутствующие (правда, не все слишком охотно) согласились хранить
молчание, и Ларри удовлетворенно кивнул.
- Благодарю вас, - сказал он. - Думаю, очень скоро вы поймете,
насколько необходимо это соглашение. - Он направился в дальний конец
комнаты к регуляторам видеоэкрана. - Позвольте рассказать вам о Лунном
колесе...
Призрачное, серое на черном, изображение Колеса, помещенного внутрь
прозрачной Луны, зависло над столом рядом с застывшим, кроваво-красным
образом расколотого шара. Ларри заметил, что несколько делегатов мельком
взглянули на пол, вспомнив, что эта страшная машина находится у них под
ногами. Чертовски неприятно думать, что где-то в глубине затаилось
опоясывающее планету чудовище.
- Коротко говоря. Колесо - это предмет в виде незамкнутого кольца,
спрятанный на глубине многих километров под поверхностью Луны. Оно
расположено точно в пограничной плоскости, разделяющей ближнюю и дальнюю
стороны Луны, то есть было обращено прямо к Земле. Колесо во многом
напоминает Кольцо Харона и было обнаружено благодаря тому, что тоже
генерирует гравитационные волны. Правда, его огромная мощность не идет ни
в какое сравнение со скромными возможностями Кольца Харона. Колесо и есть
источник радиосигналов, которые мы улавливаем с той минуты, как исчезла
Земля. Очевидно, Колесо играло главную роль в том, что произошло с Землей,
и в том, что сейчас происходит с Солнечной системой. Оно находится здесь в
течение длительного времени. Это более или менее все, что нам известно о
Колесе. Основная трудность состоит в том, что единственное устройство, при
помощи которого можно наблюдать Колесо, находится на Плутоне. В принципе
нам необходим мобильный гравитоскоп, но его создание сейчас - задача
совершенно невыполнимая. Если бы мы смогли подобраться ближе к Колесу, мы,
несомненно, получили бы гораздо более хорошее изображение, но пока
придется обойтись этим. Мы пробовали различные методы компьютерного
увеличения изображения, и в процессе этих исследований выявили одну весьма
любопытную деталь. Внимание, я воспроизвожу увеличенную картинку.
От Северного и Южного полюсов Колеса протянулись две еле заметные серые
иголочки. Обе, похоже, достигали поверхности Луны.
- Ну и что это такое? - спросил Макджилликатти.