Страница:
– Не стесняйтесь, – дружелюбно сказала богиня темных эльфов, видя, что гости оробели. – Если не получится с первого раза, мы свернем скатерть обратно и попробуем снова. Скатерть выполнит любые ваши пожелания, но надо научиться с ней обращаться. Мне, когда я впервые попросила у нее леденец на кленовом сахаре, скатерть выдала кленовую ветку…
Карина собралась с духом и прижала ладони к прохладному полотну. «Пусть будет борщ», подумала ведьма. Мандреченка зажмурилась и сосредоточилась на картинке – горшочек с геометрическим узором по краю, откуда валит вкусный пар. «Огненный, наваристый, с капусточкой и со сметаной…» – думала Карина. Как и советовала Мать Рябина, мандреченка представила все до мельчайших подробностей, включая деревянную ложку с выжженным на ней изображением ежика, которой ела в детстве.
– Ну, давайте посмотрим, что получилось, – услышала ведьма голос богини и открыла глаза.
Карина убрала руки. Мать Рябина потянула за узелок, в который были завязаны концы скатерти. Ткань зашелестела, освобождаясь, и легла на стол. К восторгу Карины, прямо перед ней обнаружился горшочек, из которого валил густой пар – и пах он так, как и должен пахнуть настоящий борщ. Справа от горшочка лежали нож и ложка с выжженным на ней ежиком, а на плетенке поодаль стоял запотевший хрустальный графин. Ведьма Решила, что пара стопок водки под борщ совсем не повредят. В блюдечке по левую руку от Карины лежали несколько очищенных долек чеснока.
– Чудеса в решете! – вздохнула мандреченка.
Богиня улыбнулась. Морщины лучиками разбежались по ее лицу, и от этой улыбки напряжение, все еще державшее Карину, отпустило. И хотя мандреченка находилась в самом сердце Лихого Леса, в покоях богини темных эльфов вместе с одним из самых темных из них, Карине стало легко и уютно, как будто она обедала со своими ведьмами в придорожном кабачке.
– Не в решете, а в скатерти, – заметил Ринке, задумчиво глядя на графин с водкой.
Эльф нажелал себе картофельного пюре с бефстрогановым и кувшин с морсом. Потеки обильной подливки на пюре казались лавой, застывшей на склоне горы. Их вкусы с Матерью Рябиной почти совпали – на тарелке перед богиней обнаружился жареный кусок мяса и каша из репы. Рядом стоял узкий фужер на тонкой ножке. Судя по цвету напитка, богиня решила выпить красного вина.
Ринке заглянул в горшочек Карины.
– Ух ты, – сказал он, с интересом рассматривая алую жижу. – Что это такое?
– Борщ, – ответила ведьма и взяла нож, чтобы накрошить чеснока в суп.
– А как его звали до того, как он оказался в твоем горшке? – спросил Ринке.
– Это был страшный зверь по имени Буряк, – доверительно сообщила Карина. – Он водится только в лесах Нудайдола. У этого зверя шесть ног и огромные, развесистые рога. Его очень сложно поймать, и его мясо считается у нас деликатесом.
Шестиногими зверями сидха было трудно удивить, но рогатых пауков он в своей жизни не встречал.
– Ничего себе, – пробормотал Ринке.
Мать Рябина негромко засмеялась:
– Буряк – это на мандречи свекла. Борщ – это суп со свеклой. Шеестер подшучивает над тобой.
Карина улыбнулась, глядя на смущенного сидха.
– Прошу вас, давайте начнем, – предложила хозяйка. – Вы сегодня проделали долгий путь, и пара ломтей хлеба с бужениной и яблочко – это совсем не то, чем можно утолить голод после такого дня.
Ведьма высыпала чеснок в борщ, взяла ложку и попросила:
– Ринке, передай, пожалуйста, хлеб.
Сидх подал ведьме корзиночку с ломтями черного хлеба. Карина взяла парочку.
– Предлагаю выпить, – сказала Мать Рябина и взялась за свой фужер. Что-то неприятно звякнуло. В глазах Ринке мелькнули искорки ярости, столь неуместные за дружеским столом. Ведьма не обратила внимания на звук, потому что заметила, что забыла наколдовать себе рюмку.
– Ринке, ты будешь водку? – спросила Карина.
– Буду, если угостишь, – ответил тот.
– Я одна пить еще не умею, – сообщила ведьма.
– Я и сам хотел наколдовать вашего хлебного вина, но постеснялся, – сказал Ринке. – Мандреченский напиток за эльфийским столом…
– А я здесь, значит, самая нескромная, – угрюмо сказала Карина.
– Ты мандреченка и имеешь право на мандреченские напитки где угодно, – возразил сидх.
– Я и сама бы удовольствием выпила водки с вами, – призналась богиня. – Но вы меня извините, годы уже не те…
Карина подняла руку, бросила нужное заклинание. На столе рядом с графином появились две пузатые стопочки. Ринке взялся за графин и наполнил стопки себе и Карине.
– А морсом запьем, – сказал эльф и налил себе из кувшина. Он оказался предусмотрительнее мандреченки – за кувшином пряталась глиняная кружка.
– Запивай, – согласилась ведьма. – У меня-то борщ, так я запивать не буду…
– Таких тонкостей употребления водки я не знал, – улыбнулся Ринке.
Богиня подняла фужер, гости взялись за стопки.
– Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделала сегодня. Там, в овраге, – произнесла Мать Рябина.
Снова раздался тот же звон, который так резанул слух Ринке. Теперь и ведьма заметила, как из-под стола к рукам богини потянулась грубая, ужасная цепь, покрытая пятнами ржавчины.
– Пусть это был всего лишь жест, – продолжала Мать Рябина. – Но мне было очень приятно.
Богиня, ведьма и эльф выпили. Карина почерпнула ложкой борщ, чувствуя, что у нее голова идет кругом. И совсем не от водки.
Богиня темных эльфов была скована, как каторжник.
Карине вспомнилось ее видение – тяжелая, ржавая цепь, опутывающая лес. Слова Кертель в собственной голове: «Еще будет время разобраться с чужими цепями…»Ведьма сглотнула. Она примерно представляла себе могущество мага, который смог замкнуть наручники на богине темных эльфов. Скорее всего, он сам был богом. Вряд ли бы ей, дочери станичного кузнеца, удалось разрушить такие чары. Не стоило даже думать об этом, ни к чему было даже пытаться.
«Хвост Ящера, – думала Карина. – Во что я ввязалась… Они похитили нас для того, чтобы я сняла с нее цепи, это ясно. Богиня меня с кем-то путает, называет меня шеестер…Мать Рябина думает, что я подала ей какой-то знак, разобравшись с тем оврагом. И она ждет помощи. От меня!»
Водка мягко толкнулась в желудок. Карина отправила в рот еще пару ложек супа.
«Если бы я хотя бы знала, кто наложил на Мать Рябину эти чары, – продолжала рассуждать ведьма. – За что ее прокляли. Ринке что-то говорил об этом… Можно было бы попробовать помочь ей. Елки-палки, тут нужно всего-то – зубило, молот и помощник, подержать…»
Ринке наполнил их рюмки снова. Карина почувствовала, что пришло время для ответного тоста, и взяла рюмку. Сидх и его богиня смотрели на ведьму, ожидая, что она скажет. Карине впервые приходилось пить с богами, да и с сидхами за праздничным столом ей еще не случалось оказываться. Однако крылу «Змей» часто доводилось охранять императора на переговорах во время войны. «Что сказал бы Искандер, окажись он на моем месте?» – подумала Карина. И нашла, как ей показалось, достойный ответ.
– Благодарю тебя за гостеприимство, Мать Рябина, – сказала ведьма. – Я рада, что пучок Чи, что я метнула, соединяя разлученных рябину и дуб, так согрел твое сердце. Мы, мандречены, не склонны к бесполезным красивым жестам. Если бы я могла помочь тебе еще чем-то, я бы охотно сделала это. Конечно, если это не повредит Мандре.
Карина покосилась на Ринке. Сидх смотрел на нее с одобрением. Ведьму охватил ужас. В этом неизвестном ей спектакле Карина играла чужую роль, играла с чистого листа. Пока ведьме это удавалось. Но что будет с ней, когда она ошибется? А в том, что она в конце концов ошибется, Карина не сомневалась. Для того чтобы пройти над пропастью по доске с завязанными глазами, одного чувства равновесия мало. Нужно знать направление, куда двигаться.
Компания снова выпила. Ложка Карины уже скребла по самому дну горшочка, где притаилось самое лакомое – гуща и мозговая кость, на которой был сварен суп.
– Ах, Коруна, – сказала Мать Рябина, расправившись с доброй половиной своего куска мяса. – Что есть вред, что есть польза? Сотни моих детей гибнут, сотни твоих детей гибнут, а сколько детей не рождается… Это ли хорошо?
Ведьма сообразила, что кандалы на богине как-то связаны с войной Мандры и Лихого Леса.
– Если я сниму с тебя цепь, вы выгоните мандречен, – пробормотала Карина себе под нос.
Но богиня услышала ее.
– Если ты снимешь с меня цепь, надетую Морул Кером, люди смогут спокойно жить в Железном Лесу вместе с темными эльфами. Я обещаю, – ответила Мать Рябина. – Купцы будут торговать, ремесленники – работать в цехах, а не скитаться по Мандре и пить горькую. Это ли плохо?
Ведьма задумалась. Для того чтобы выиграть время, Карина дочерпала гущу из горшка, вытащила кость и принялась ее обсасывать. Ринке молча ел, переводя взгляд с одной женщины на другую.
– Я простой сержант Армии Мандры и не обладаю ни достаточной информацией, ни правом решать такие сложные внешнеполитические вопросы, – сказала Карина наконец.
Ринке восхищенно присвистнул. Ведьма тяжело посмотрела на него.
– Я не смог бы так четко сформулировать после второй рюмки, – пояснил сидх мягко. – Позволь мне рассказать кое-что. Черное Пламя сковал Мать Рябину и хотел выгнать темных эльфов из родного леса совсем не по внешнеполитической причине, а по причине своей паранойи. Один из провидцев сказал дракону, что его убьет эльф, зачатый на правом берегу Димтора. В Железном Лесу. И Черное Пламя решил извести под корень всех эльфов, рожденных там.
– Но это его не спасло, – пробормотала Карина. – Дракона прикончил Лайтонд. Насколько я знаю, Лайтонд родился в Экне. Провидец ошибся…
– Не совсем, – ответила богиня. – Верховный маг Фейре был зачат в урочище Плакун, оно действительно находится на нашем берегу реки. Эта война с самого начала была бессмысленной и бесполезной, и такой и остается до сих пор. Что касается твоих полномочий… Я думаю, что ты вправе решить этот вопрос одна.
– Да, но если вы меня обманываете? – пробормотала Карина. – Если вы всего лишь подали факты так, как это выгодно вам?
– Хорошо, – сказал Ринке. – Вот ты сама – ты хотела бы, чтобы эта война продолжалась?
Вдруг ведьма словно услышала его голос:
«Сколько тебе заплатили за этот рейд? Кстати, Карина, как тебе и твоим подругам понравилось в „Гроздьях рябины"? Знатная таверна, говорят. Я вот там ни разу не останавливался. Не по карману».
Если все это не сон и если ей действительно удастся снять кандалы с богини эльфов, то война в Лихом Лесу закончится. И не победой мандречен, как можно догадаться уже сейчас.
И на следующий год крылу «Змей» придется искать другие заказы на вторую половину лета. Вряд ли ведьмам удалось бы найти заказ столь же выгодный.
По лицу Ринке Карина поняла, что он думает о том же самом. На какой-то миг ведьме показалось, что он сейчас презрительно усмехнется и скажет какую-нибудь колкость, из тех, на какие Ринке был мастер. Но вместо этого сидх очень печально – и понимающе – улыбнулся и произнес:
– Давайте оставим эту тему. Извини нас, Карина. Мы предлагаем тебе не только совершить предательство, а оставить себя и своих подруг без куска хлеба. Никто, ни эльф, ни человек не пойдет на это…
Мать Рябина молча посмотрела на Карину. Ведьма увидела в ее глазах горечь, и гаснущую надежду, и такое же пронзительное понимание, как и во взгляде Ринке. Мандреченка содрогнулась.
И тут ведьма вспомнила свой сон, привидевшийся ей на холме в то время, когда Ринке сводил с ума повелителя гоблинов и орков Лихого Леса. Вспомнила цепь, опутавшую весь лес, и поняла, что поможет Матери Рябине.
И война в Лихом Лесу закончится.
«Вернусь в Пламенную, буду роды принимать. Денег, конечно, меньше, но, хвост Ящера, гораздо… гораздо полезней», – подумала Карина.
– Дело не в этом, – мрачно сказала мандреченка. – Вы оба заблуждаетесь. Я не та, за кого вы меня принимаете. Я никакая не шеестер,что бы это ни значило. Я боевая ведьма, только и всего. Я соединила тот овраг потому, что он напомнил мне нашу старую песню. И все. Я не смогу помочь, не смогу снять кандалы, наложенные драконом.
Мать Рябина улыбнулась, а Ринке сказал:
– Но ты тогда вообще ничем не рискуешь, верно?
– Ладно, как хотите, – пробурчала Карина. – Можно посмотреть?
Богиня кивнула. Ведьма встала из-за стола, подошла к Матери Рябине. Богиня положила руки на стол. Карина окинула конструкцию задумчивым взглядом. Черное Пламя не мудрствовал лукаво, когда сковывал богиню темных эльфов. Ее запястья охватывали кандалы, точь-в-точь такие же, какими сковывают каторжников первой категории. Только браслеты каторжан не обтягивают зеленой кожей.
– Надо было здесь вышивку бисером пустить, – рассеянно сказала ведьма – Или рубинов набросать, как на груди у вас…
Ринке поперхнулся мясом. Эльф взял кувшин и сделал прямо из него пару крупных глотков, жадно отдышался.
– Да, это было бы красиво, но мне такая идея в голову не пришла, – вежливо ответила Мать Рябина.
Цепь уходила под стол.
– На ногах то же самое, – заметив взгляд Карины, сказала богиня.
Ведьма покачала головой:
– Хорошо. Попробовать можно. Тут нигде поблизости кузницы нет?
– Я знаю кузницу неподалеку, – ответила Мать Рябина. – Но она давно заброшена, хозяин ее погиб, а кроме него никто не сможет разжечь горн.
Ринке побледнел так, что это заметила даже мандреченка. Карина поняла, что бог-кузнец не был самым добрым богом из пантеона темных эльфов.
– Этого и не потребуется, – заверила ведьма Мать Рябину.
– Так чего же мы ждем? – спросила богиня и поднялась из кресла.
Тихо зазвенели кандалы, когда Мать Рябина направилась к выходу из покоев столь хорошо знакомой Карине походкой каторжанина. Ведьма и на ходу дожевывающий Ринке последовали за ней.
Светлана сидела, смотрела на затухающие угли, слушала, как ухает невдалеке сова. Ведьма почти успокоилась и – тут новая мысль ожгла ее хуже новости о смерти Карины.
А ведь Арга скорее всего решил, что перед ним разыграли некий спектакль, вдруг подумалось ведьме. Сам капитан магией не владел и проверить слова волшебницы не мог. Но вот что он мог, так это подумать, что Карина ответила Светлане, а ведьма ему соврала – чтобы Арга ее пожалел. Если завтра Карина и Ринке вернутся, целительница всегда может сказать, что просто случайно не расслышала ответа старшей крыла «Змей», а уж Карина, разумеется, не будет спорить с подругой. «Возможно, – думала Светлана, утирая слезы ладошкой. – Я сама так хочу стянуть с него штаны, что ищу намеки на любовную игру там, где их нет. Но эта его нежность… Куколка с метлой, так он меня назвал…»
Светлана вздохнула. У нее было не так много поклонников, как у других ведьм крыла «Змей», но в придуманную Кариной игру целительница играла охотно. Но ни разу, ни разу ни одному из воздыхателей не удалось добиться того, чтобы у Светланы хотя бы ресница дрогнула при мысли о кавалере. А какой-то капитан, солдафон, который явно не умел петь серенады, а уж сочинить хотя бы жалкую канцону для возлюбленной не смог бы под страхом смертной казни, заставлял ее краснеть и волноваться, как наивную девочку. «Надо же так, – с досадой подумала ведьма. – Это все потому, что он мне нравится».
В разгар мысленных метаний целительницы капитан вернулся.
– Костер совсем погас, я тебя потерял в темноте, – сказал Арга.
Светлана подняла руки и резко растопырила пальцы, словно стряхивала в костер муку с ладоней. Над костровищем поднялось прозрачное голубое пламя.
– Ой, спасибо, – произнес капитан и чмокнул ведьму в затылок.
Когда он выпрямился, целительница увидела, как возбужденно блестят глаза капитана. Светлана поняла, что чем окончится сегодняшний вечер – для Арги это дело уже решенное и понятное. На ведьму холодной колючей волной накатила злость. Капитан тем временем положил фляжку и маленький железный стаканчик рядом с котелком, мечом разворошил угли и стал искать картошку. Обнаруженные картофелины он откатывал к краю костровища, чтобы они остыли.
– Угощайся, – сказал Арга Светлане.
Целительница подняла картофелину, подула на нее и стала снимать кожуру. Руки Светланы почернели от золы.
– Колбаски возьми, – добавил капитан и протянул ей котелок.
Ведьма пошарила в нем, наткнулась на горячее и вытащила кусочек. Арга тем временем наполнял стаканчик. Светлана отложила пока колбасу и откусила половину горячей, сочной картошины.
– Спасибо. Очень вкусно, – прожевав, сказала ведьма.
– Пожалуйста.
Арга протянул ей стакан, ведьма приняла его.
– Ты знаешь, мне никогда не нравились мужчины, которые пытались ласкать меня из жалости, – произнесла ведьма.
На лице капитана не мелькнуло и тени удивления тем, что Светлана так резко сменила тему разговора.
– И почему же? – спросил Арга и налил себе.
– Потому, – ответила ведьма. – Что это как в поговорке: «Как только расслабишься, тут тебя и трахнут». В мире нет жалости. Те мужчины, которые видят красивую, умную женщину и осознают свою ничтожность рядом с ней, едва только женщина ослабевает, тут же оказываются рядом и… жалеют… до пота, до судорог. А ведь когда человеку плохо, он нуждается вовсе не в том, чтобы его трахнули. А в том, чтобы его поняли.
Ведьма с интересом посмотрела на лицо капитана, но там отражался лишь вежливый интерес.
– Глубокая мысль, – сказал Арга. – Выпьем же. За Карину!
Наполовину рассерженная, наполовину разочарованная ведьма – «Он что, совсем идиот? Не понял, о чем я говорю?» – подняла свой стаканчик и хотела чокнуться с капитаном.
– За погибших – не чокаясь, – напомнил ей Арга.
– Вечно я путаюсь в мандреченских обычаях, – пробормотала Светлана и выпила.
На глазах у нее выступили слезы – во фляжке капитана оказалась не водка, как она думала, а чистый спирт. Ведьма отерла слезы ладошкой и впилась зубами в мясо. Светлана доела картофелину и принялась чистить другую.
– Я не маг, – сказал Арга. – Но когда вы сейчас плакали, я вам посочувствовал. Не пожалел, – добавил он с ударением.
Светлана сидела молча. Подчеркнутое обращение на «вы» словно гвоздями приколотило ее к полешку.
– А посочувствовал, – повторил Арга. – Да и мне не хотелось бы, если честно, чтобы крылом и дальше управляла Марина. Я знаю один способ проверить, жив ли человек. Надо проглотить щепотку порошка, очень сильно захотеть этого человека увидеть и произнести заклинание. Не знаю, как этот способ у вас, у магов, правильно называется. И сейчас, когда ходил за выпивкой, я проверил… при помощи моего способа.
– Карина жива, – пробормотала Светлана.
Ведьма сообразила наконец, какой порошок глотал капитан и почему у него так странно блестели глаза, когда он вернулся.
– Да, – кивнул Арга. – И даже не спит. Карине расчесывают волосы и наряжают. И вы это знали – вы хотели чокнуться за нее, как за живую.
Капитан поднялся на ноги. Светлана смотрела на него, то открывая, то закрывая рот, не зная, что сказать.
– Ты нравишься мне, Света, – сказал Арга. – Но прости, в такие игры я не играю. Спокойной ночи.
Капитан чуть поклонился и скрылся в темноте. Светлана махнула левой рукой, убирая магическое пламя, и направилась к походному госпиталю. Не раздеваясь, ведьма упала на оставленную для нее лежанку у самого выхода и разрыдалась – зло, по-настоящему.
В темноте нетерпеливо зудели комары и храпели раненые.
Энедика вынырнула из черного удушливого омута. Первое, что она увидела, были глаза – чуть фосфоресцирующие в темноте круги с круглыми каплями зрачков. На миг эльфка подумала, что оборотень, оказавшийся имперским магом мандречен, и изуродованные трупы товарищей приснились ей. Что это был просто кошмар на почве усталости, недоедания и постоянной тревоги, державшей командиршу Ежей в своих мучительных тисках все последние дни. Но тут она увидела, что ее голова лежит в руках обнаженного мужчины, а торс его испачкан темными потеками крови, и поняла, что это был не сон. «Никогда бы не подумала, что у нашего заклятого врага такие же глаза, как у нас», – отстраненно подумала Энедика. Крон заметил, что она очнулась, и произнес спокойно и размеренно, продолжая начатый разговор:
– Черная Стрела погибла в ледяном кубе. Кошмара – в огненном дыхании дракона. Хочешь узнать, как умрешь ты?
Он резко, так, что позвонки Энедики хрустнули и шею пронзила боль, повернул голову эльфки. Энедика заметила огромный, в половину человеческого роста, муравейник на краю полянки, еще когда партизаны разбивали здесь лагерь. Но тогда она не сочла соседство опасным – муравейник уже закрылся на ночь, а утром эльфы собирались уйти. Однако сейчас муравейник в ее глазах увеличился до размеров погребального кургана. Впрочем, дом трудолюбивых насекомых и должен был вскоре стать могилой для Энедики.
Хорошая новость – до утра муравейник не откроется. Хотя, конечно, Крон может открыть его и магически… Тяни время!
– Надо бы тебе кое-что медом намазать, для усиления эффекта, но меда нет, – задумчиво сказал Крон.
Сердце Энедики оборвалось, но на этот раз усилием воли ей удалось удержаться на грани беспамятства.
– Ваш сластена все сожрал, прежде чем я успел до него добраться, – с сожалением закончил оборотень. – Даже туесок вылизал.
Партизанка глубоко вдохнула и крепко стиснула зубы, чтобы не услаждать слух врага их стуком.
– Придется тебя трахнуть, – сообщил Крон.
Он сказал этого без всякого намека на сладострастие, устало и буднично. Маг начал расстегивать куртку Энедики.
Хорошая новость – он не некрофил. Но, возможно, садист. Возможно, удастся довести его, чтобы он убил меня сам…
– К чему все эти разговоры? – произнесла эльфка. – Хочешь меня трахнуть? Трахай. Хочешь посадить на муравейник? Валяй. Я вся в твоей власти. Или ты хочешь пообещать мне жизнь в обмен на что-то? Темные эльфы своих не предают, запомни это, маг.
Крон отрицательно покачал головой:
– Нет, Энедика, ты не можешь выбрать жизнь. Я убью тебя ради того же, ради чего вы сожгли Приморский квартал.
«Ну, конечно, – мрачно подумала эльфка. – Этого следовало ожидать».
– Я убью тебя для устрашения, – продолжал Крон. – Но ты можешь выбрать смерть. Ты можешь умереть на муравейнике, медленно пожираемая изнутри. А можешь и так.
Маг поднял валявшийся на земле кинжал. По резьбе на рукоятке эльфка узнала свой собственный клинок. Крон медленно провел тупой стороной лезвия по горлу и груди Энедики.
– Ну так что? – осведомился он. – Может быть, тебе вспомнилось что-нибудь интересное?
– Нет, – хрипло ответила эльфка. – Я неудачно приложилась башкой о корень, когда ты меня чарами скрутил. Полная и абсолютная амнезия. К сожалению.
Крон негромко рассмеялся, снял куртку с эльфки, разорвал блузку. Оборотень наклонился, коснулся губами ее груди. С удивлением, которое оказалось даже сильнее ужаса, Энедика почувствовала, как твердеют ее соски. Маг распустил ее пояс и стянул штаны. В ягодицы эльфки немедленно впились сухие травинки и колючки. Энедике это показалось предвестником того, что ожидало ее вскоре. Эльфка отвернулась, чтобы не видеть муравейника. Крон лег на нее.
Имперский маг оказался совсем легким.
Говори с ним. Тяни время…
– Развяжи меня, – пробормотала эльфка. – Ослабь чары…
– Зачем? Тебе не улизнуть. Я маг пятого класса, Энедика.
– Тогда тебе тем более нечего опасаться, – ответила эльфка. – Я хочу получить немного удовольствия перед смертью. Все удовольствие, которое ты можешь дать.
Крон засмеялся – на этот раз в голос.
– Мне говорили, что вы, сидхи, развратная раса, – сказал маг. – Но я не думал, что настолько. Но, пожалуй, мне это нравится. Ты умрешь от этого удовольствия – и тем не менее хочешь получить все.
Несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза.
– Не так уж много я и могу, – сказал он честно.
Маг ловко перевернул ее на живот. Эльфка почувствовала, как ослабевают невидимые путы, и уперлась руками в землю. Крон обхватил ее за талию и поставил на четвереньки.
– Любишь по-собачьи? – спросила Энедика.
– Я люблю по-разному, – ответил Крон. – Мы в лесу. Ежей тут точно нет ни одного в округе, а вот тролли и гоблины любят шастать по ночам. Я хочу быть уверен, что никто не ущипнет меня за зад, пока я буду тут развлекаться с тобой.
– А ты не мог бы… – смущаясь, сказала эльфка.
– Что?
– Принять свой истинный облик, – тихо сказала Энедика. – Если тролль и заглянет к нам, в человеческом облике ты проиграешь схватку. А так не надо будет тратить время на превращение…
Когда ты будешь превращаться, я прочту твою ауру. Возможно, я успею пережать твой канал воли… и разума…
– Тебе будет больно, – ответил Крон.
Кто бы мог подумать – он не садист…
– Мне в любом случае будет больно.
Над поляной снова задрожала мощная волна Чи. Энедика расслабилась, настраиваясь на ауру мага.
Есть!
Вот они, каналы разума и чувственности. Хвала Мель-кору, он маг Воздуха, а не Огня, каналов жизненной энергии антагониста я просто не увидела бы. Надо полагать, это они, хотя другого цвета, чем у людей, и расположены чуть иначе. И теперь – слегка коснуться их… Немного сострадания… Немного сочувствия… Крон, ведь я тебе ничего не сделала. Я слабая женщина, а если говорить о государственных интересах, но это не мы подожгли тот злополучный квартал. Клянусь всеми богами, не мы. Хочешъ найти виновных – ищи гораздо ближе… Тебе не за что убивать меня. Это будет ошибкой.
Карина собралась с духом и прижала ладони к прохладному полотну. «Пусть будет борщ», подумала ведьма. Мандреченка зажмурилась и сосредоточилась на картинке – горшочек с геометрическим узором по краю, откуда валит вкусный пар. «Огненный, наваристый, с капусточкой и со сметаной…» – думала Карина. Как и советовала Мать Рябина, мандреченка представила все до мельчайших подробностей, включая деревянную ложку с выжженным на ней изображением ежика, которой ела в детстве.
– Ну, давайте посмотрим, что получилось, – услышала ведьма голос богини и открыла глаза.
Карина убрала руки. Мать Рябина потянула за узелок, в который были завязаны концы скатерти. Ткань зашелестела, освобождаясь, и легла на стол. К восторгу Карины, прямо перед ней обнаружился горшочек, из которого валил густой пар – и пах он так, как и должен пахнуть настоящий борщ. Справа от горшочка лежали нож и ложка с выжженным на ней ежиком, а на плетенке поодаль стоял запотевший хрустальный графин. Ведьма Решила, что пара стопок водки под борщ совсем не повредят. В блюдечке по левую руку от Карины лежали несколько очищенных долек чеснока.
– Чудеса в решете! – вздохнула мандреченка.
Богиня улыбнулась. Морщины лучиками разбежались по ее лицу, и от этой улыбки напряжение, все еще державшее Карину, отпустило. И хотя мандреченка находилась в самом сердце Лихого Леса, в покоях богини темных эльфов вместе с одним из самых темных из них, Карине стало легко и уютно, как будто она обедала со своими ведьмами в придорожном кабачке.
– Не в решете, а в скатерти, – заметил Ринке, задумчиво глядя на графин с водкой.
Эльф нажелал себе картофельного пюре с бефстрогановым и кувшин с морсом. Потеки обильной подливки на пюре казались лавой, застывшей на склоне горы. Их вкусы с Матерью Рябиной почти совпали – на тарелке перед богиней обнаружился жареный кусок мяса и каша из репы. Рядом стоял узкий фужер на тонкой ножке. Судя по цвету напитка, богиня решила выпить красного вина.
Ринке заглянул в горшочек Карины.
– Ух ты, – сказал он, с интересом рассматривая алую жижу. – Что это такое?
– Борщ, – ответила ведьма и взяла нож, чтобы накрошить чеснока в суп.
– А как его звали до того, как он оказался в твоем горшке? – спросил Ринке.
– Это был страшный зверь по имени Буряк, – доверительно сообщила Карина. – Он водится только в лесах Нудайдола. У этого зверя шесть ног и огромные, развесистые рога. Его очень сложно поймать, и его мясо считается у нас деликатесом.
Шестиногими зверями сидха было трудно удивить, но рогатых пауков он в своей жизни не встречал.
– Ничего себе, – пробормотал Ринке.
Мать Рябина негромко засмеялась:
– Буряк – это на мандречи свекла. Борщ – это суп со свеклой. Шеестер подшучивает над тобой.
Карина улыбнулась, глядя на смущенного сидха.
– Прошу вас, давайте начнем, – предложила хозяйка. – Вы сегодня проделали долгий путь, и пара ломтей хлеба с бужениной и яблочко – это совсем не то, чем можно утолить голод после такого дня.
Ведьма высыпала чеснок в борщ, взяла ложку и попросила:
– Ринке, передай, пожалуйста, хлеб.
Сидх подал ведьме корзиночку с ломтями черного хлеба. Карина взяла парочку.
– Предлагаю выпить, – сказала Мать Рябина и взялась за свой фужер. Что-то неприятно звякнуло. В глазах Ринке мелькнули искорки ярости, столь неуместные за дружеским столом. Ведьма не обратила внимания на звук, потому что заметила, что забыла наколдовать себе рюмку.
– Ринке, ты будешь водку? – спросила Карина.
– Буду, если угостишь, – ответил тот.
– Я одна пить еще не умею, – сообщила ведьма.
– Я и сам хотел наколдовать вашего хлебного вина, но постеснялся, – сказал Ринке. – Мандреченский напиток за эльфийским столом…
– А я здесь, значит, самая нескромная, – угрюмо сказала Карина.
– Ты мандреченка и имеешь право на мандреченские напитки где угодно, – возразил сидх.
– Я и сама бы удовольствием выпила водки с вами, – призналась богиня. – Но вы меня извините, годы уже не те…
Карина подняла руку, бросила нужное заклинание. На столе рядом с графином появились две пузатые стопочки. Ринке взялся за графин и наполнил стопки себе и Карине.
– А морсом запьем, – сказал эльф и налил себе из кувшина. Он оказался предусмотрительнее мандреченки – за кувшином пряталась глиняная кружка.
– Запивай, – согласилась ведьма. – У меня-то борщ, так я запивать не буду…
– Таких тонкостей употребления водки я не знал, – улыбнулся Ринке.
Богиня подняла фужер, гости взялись за стопки.
– Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделала сегодня. Там, в овраге, – произнесла Мать Рябина.
Снова раздался тот же звон, который так резанул слух Ринке. Теперь и ведьма заметила, как из-под стола к рукам богини потянулась грубая, ужасная цепь, покрытая пятнами ржавчины.
– Пусть это был всего лишь жест, – продолжала Мать Рябина. – Но мне было очень приятно.
Богиня, ведьма и эльф выпили. Карина почерпнула ложкой борщ, чувствуя, что у нее голова идет кругом. И совсем не от водки.
Богиня темных эльфов была скована, как каторжник.
Карине вспомнилось ее видение – тяжелая, ржавая цепь, опутывающая лес. Слова Кертель в собственной голове: «Еще будет время разобраться с чужими цепями…»Ведьма сглотнула. Она примерно представляла себе могущество мага, который смог замкнуть наручники на богине темных эльфов. Скорее всего, он сам был богом. Вряд ли бы ей, дочери станичного кузнеца, удалось разрушить такие чары. Не стоило даже думать об этом, ни к чему было даже пытаться.
«Хвост Ящера, – думала Карина. – Во что я ввязалась… Они похитили нас для того, чтобы я сняла с нее цепи, это ясно. Богиня меня с кем-то путает, называет меня шеестер…Мать Рябина думает, что я подала ей какой-то знак, разобравшись с тем оврагом. И она ждет помощи. От меня!»
Водка мягко толкнулась в желудок. Карина отправила в рот еще пару ложек супа.
«Если бы я хотя бы знала, кто наложил на Мать Рябину эти чары, – продолжала рассуждать ведьма. – За что ее прокляли. Ринке что-то говорил об этом… Можно было бы попробовать помочь ей. Елки-палки, тут нужно всего-то – зубило, молот и помощник, подержать…»
Ринке наполнил их рюмки снова. Карина почувствовала, что пришло время для ответного тоста, и взяла рюмку. Сидх и его богиня смотрели на ведьму, ожидая, что она скажет. Карине впервые приходилось пить с богами, да и с сидхами за праздничным столом ей еще не случалось оказываться. Однако крылу «Змей» часто доводилось охранять императора на переговорах во время войны. «Что сказал бы Искандер, окажись он на моем месте?» – подумала Карина. И нашла, как ей показалось, достойный ответ.
– Благодарю тебя за гостеприимство, Мать Рябина, – сказала ведьма. – Я рада, что пучок Чи, что я метнула, соединяя разлученных рябину и дуб, так согрел твое сердце. Мы, мандречены, не склонны к бесполезным красивым жестам. Если бы я могла помочь тебе еще чем-то, я бы охотно сделала это. Конечно, если это не повредит Мандре.
Карина покосилась на Ринке. Сидх смотрел на нее с одобрением. Ведьму охватил ужас. В этом неизвестном ей спектакле Карина играла чужую роль, играла с чистого листа. Пока ведьме это удавалось. Но что будет с ней, когда она ошибется? А в том, что она в конце концов ошибется, Карина не сомневалась. Для того чтобы пройти над пропастью по доске с завязанными глазами, одного чувства равновесия мало. Нужно знать направление, куда двигаться.
Компания снова выпила. Ложка Карины уже скребла по самому дну горшочка, где притаилось самое лакомое – гуща и мозговая кость, на которой был сварен суп.
– Ах, Коруна, – сказала Мать Рябина, расправившись с доброй половиной своего куска мяса. – Что есть вред, что есть польза? Сотни моих детей гибнут, сотни твоих детей гибнут, а сколько детей не рождается… Это ли хорошо?
Ведьма сообразила, что кандалы на богине как-то связаны с войной Мандры и Лихого Леса.
– Если я сниму с тебя цепь, вы выгоните мандречен, – пробормотала Карина себе под нос.
Но богиня услышала ее.
– Если ты снимешь с меня цепь, надетую Морул Кером, люди смогут спокойно жить в Железном Лесу вместе с темными эльфами. Я обещаю, – ответила Мать Рябина. – Купцы будут торговать, ремесленники – работать в цехах, а не скитаться по Мандре и пить горькую. Это ли плохо?
Ведьма задумалась. Для того чтобы выиграть время, Карина дочерпала гущу из горшка, вытащила кость и принялась ее обсасывать. Ринке молча ел, переводя взгляд с одной женщины на другую.
– Я простой сержант Армии Мандры и не обладаю ни достаточной информацией, ни правом решать такие сложные внешнеполитические вопросы, – сказала Карина наконец.
Ринке восхищенно присвистнул. Ведьма тяжело посмотрела на него.
– Я не смог бы так четко сформулировать после второй рюмки, – пояснил сидх мягко. – Позволь мне рассказать кое-что. Черное Пламя сковал Мать Рябину и хотел выгнать темных эльфов из родного леса совсем не по внешнеполитической причине, а по причине своей паранойи. Один из провидцев сказал дракону, что его убьет эльф, зачатый на правом берегу Димтора. В Железном Лесу. И Черное Пламя решил извести под корень всех эльфов, рожденных там.
– Но это его не спасло, – пробормотала Карина. – Дракона прикончил Лайтонд. Насколько я знаю, Лайтонд родился в Экне. Провидец ошибся…
– Не совсем, – ответила богиня. – Верховный маг Фейре был зачат в урочище Плакун, оно действительно находится на нашем берегу реки. Эта война с самого начала была бессмысленной и бесполезной, и такой и остается до сих пор. Что касается твоих полномочий… Я думаю, что ты вправе решить этот вопрос одна.
– Да, но если вы меня обманываете? – пробормотала Карина. – Если вы всего лишь подали факты так, как это выгодно вам?
– Хорошо, – сказал Ринке. – Вот ты сама – ты хотела бы, чтобы эта война продолжалась?
Вдруг ведьма словно услышала его голос:
«Сколько тебе заплатили за этот рейд? Кстати, Карина, как тебе и твоим подругам понравилось в „Гроздьях рябины"? Знатная таверна, говорят. Я вот там ни разу не останавливался. Не по карману».
Если все это не сон и если ей действительно удастся снять кандалы с богини эльфов, то война в Лихом Лесу закончится. И не победой мандречен, как можно догадаться уже сейчас.
И на следующий год крылу «Змей» придется искать другие заказы на вторую половину лета. Вряд ли ведьмам удалось бы найти заказ столь же выгодный.
По лицу Ринке Карина поняла, что он думает о том же самом. На какой-то миг ведьме показалось, что он сейчас презрительно усмехнется и скажет какую-нибудь колкость, из тех, на какие Ринке был мастер. Но вместо этого сидх очень печально – и понимающе – улыбнулся и произнес:
– Давайте оставим эту тему. Извини нас, Карина. Мы предлагаем тебе не только совершить предательство, а оставить себя и своих подруг без куска хлеба. Никто, ни эльф, ни человек не пойдет на это…
Мать Рябина молча посмотрела на Карину. Ведьма увидела в ее глазах горечь, и гаснущую надежду, и такое же пронзительное понимание, как и во взгляде Ринке. Мандреченка содрогнулась.
И тут ведьма вспомнила свой сон, привидевшийся ей на холме в то время, когда Ринке сводил с ума повелителя гоблинов и орков Лихого Леса. Вспомнила цепь, опутавшую весь лес, и поняла, что поможет Матери Рябине.
И война в Лихом Лесу закончится.
«Вернусь в Пламенную, буду роды принимать. Денег, конечно, меньше, но, хвост Ящера, гораздо… гораздо полезней», – подумала Карина.
– Дело не в этом, – мрачно сказала мандреченка. – Вы оба заблуждаетесь. Я не та, за кого вы меня принимаете. Я никакая не шеестер,что бы это ни значило. Я боевая ведьма, только и всего. Я соединила тот овраг потому, что он напомнил мне нашу старую песню. И все. Я не смогу помочь, не смогу снять кандалы, наложенные драконом.
Мать Рябина улыбнулась, а Ринке сказал:
– Но ты тогда вообще ничем не рискуешь, верно?
– Ладно, как хотите, – пробурчала Карина. – Можно посмотреть?
Богиня кивнула. Ведьма встала из-за стола, подошла к Матери Рябине. Богиня положила руки на стол. Карина окинула конструкцию задумчивым взглядом. Черное Пламя не мудрствовал лукаво, когда сковывал богиню темных эльфов. Ее запястья охватывали кандалы, точь-в-точь такие же, какими сковывают каторжников первой категории. Только браслеты каторжан не обтягивают зеленой кожей.
– Надо было здесь вышивку бисером пустить, – рассеянно сказала ведьма – Или рубинов набросать, как на груди у вас…
Ринке поперхнулся мясом. Эльф взял кувшин и сделал прямо из него пару крупных глотков, жадно отдышался.
– Да, это было бы красиво, но мне такая идея в голову не пришла, – вежливо ответила Мать Рябина.
Цепь уходила под стол.
– На ногах то же самое, – заметив взгляд Карины, сказала богиня.
Ведьма покачала головой:
– Хорошо. Попробовать можно. Тут нигде поблизости кузницы нет?
– Я знаю кузницу неподалеку, – ответила Мать Рябина. – Но она давно заброшена, хозяин ее погиб, а кроме него никто не сможет разжечь горн.
Ринке побледнел так, что это заметила даже мандреченка. Карина поняла, что бог-кузнец не был самым добрым богом из пантеона темных эльфов.
– Этого и не потребуется, – заверила ведьма Мать Рябину.
– Так чего же мы ждем? – спросила богиня и поднялась из кресла.
Тихо зазвенели кандалы, когда Мать Рябина направилась к выходу из покоев столь хорошо знакомой Карине походкой каторжанина. Ведьма и на ходу дожевывающий Ринке последовали за ней.
Светлана сидела, смотрела на затухающие угли, слушала, как ухает невдалеке сова. Ведьма почти успокоилась и – тут новая мысль ожгла ее хуже новости о смерти Карины.
А ведь Арга скорее всего решил, что перед ним разыграли некий спектакль, вдруг подумалось ведьме. Сам капитан магией не владел и проверить слова волшебницы не мог. Но вот что он мог, так это подумать, что Карина ответила Светлане, а ведьма ему соврала – чтобы Арга ее пожалел. Если завтра Карина и Ринке вернутся, целительница всегда может сказать, что просто случайно не расслышала ответа старшей крыла «Змей», а уж Карина, разумеется, не будет спорить с подругой. «Возможно, – думала Светлана, утирая слезы ладошкой. – Я сама так хочу стянуть с него штаны, что ищу намеки на любовную игру там, где их нет. Но эта его нежность… Куколка с метлой, так он меня назвал…»
Светлана вздохнула. У нее было не так много поклонников, как у других ведьм крыла «Змей», но в придуманную Кариной игру целительница играла охотно. Но ни разу, ни разу ни одному из воздыхателей не удалось добиться того, чтобы у Светланы хотя бы ресница дрогнула при мысли о кавалере. А какой-то капитан, солдафон, который явно не умел петь серенады, а уж сочинить хотя бы жалкую канцону для возлюбленной не смог бы под страхом смертной казни, заставлял ее краснеть и волноваться, как наивную девочку. «Надо же так, – с досадой подумала ведьма. – Это все потому, что он мне нравится».
В разгар мысленных метаний целительницы капитан вернулся.
– Костер совсем погас, я тебя потерял в темноте, – сказал Арга.
Светлана подняла руки и резко растопырила пальцы, словно стряхивала в костер муку с ладоней. Над костровищем поднялось прозрачное голубое пламя.
– Ой, спасибо, – произнес капитан и чмокнул ведьму в затылок.
Когда он выпрямился, целительница увидела, как возбужденно блестят глаза капитана. Светлана поняла, что чем окончится сегодняшний вечер – для Арги это дело уже решенное и понятное. На ведьму холодной колючей волной накатила злость. Капитан тем временем положил фляжку и маленький железный стаканчик рядом с котелком, мечом разворошил угли и стал искать картошку. Обнаруженные картофелины он откатывал к краю костровища, чтобы они остыли.
– Угощайся, – сказал Арга Светлане.
Целительница подняла картофелину, подула на нее и стала снимать кожуру. Руки Светланы почернели от золы.
– Колбаски возьми, – добавил капитан и протянул ей котелок.
Ведьма пошарила в нем, наткнулась на горячее и вытащила кусочек. Арга тем временем наполнял стаканчик. Светлана отложила пока колбасу и откусила половину горячей, сочной картошины.
– Спасибо. Очень вкусно, – прожевав, сказала ведьма.
– Пожалуйста.
Арга протянул ей стакан, ведьма приняла его.
– Ты знаешь, мне никогда не нравились мужчины, которые пытались ласкать меня из жалости, – произнесла ведьма.
На лице капитана не мелькнуло и тени удивления тем, что Светлана так резко сменила тему разговора.
– И почему же? – спросил Арга и налил себе.
– Потому, – ответила ведьма. – Что это как в поговорке: «Как только расслабишься, тут тебя и трахнут». В мире нет жалости. Те мужчины, которые видят красивую, умную женщину и осознают свою ничтожность рядом с ней, едва только женщина ослабевает, тут же оказываются рядом и… жалеют… до пота, до судорог. А ведь когда человеку плохо, он нуждается вовсе не в том, чтобы его трахнули. А в том, чтобы его поняли.
Ведьма с интересом посмотрела на лицо капитана, но там отражался лишь вежливый интерес.
– Глубокая мысль, – сказал Арга. – Выпьем же. За Карину!
Наполовину рассерженная, наполовину разочарованная ведьма – «Он что, совсем идиот? Не понял, о чем я говорю?» – подняла свой стаканчик и хотела чокнуться с капитаном.
– За погибших – не чокаясь, – напомнил ей Арга.
– Вечно я путаюсь в мандреченских обычаях, – пробормотала Светлана и выпила.
На глазах у нее выступили слезы – во фляжке капитана оказалась не водка, как она думала, а чистый спирт. Ведьма отерла слезы ладошкой и впилась зубами в мясо. Светлана доела картофелину и принялась чистить другую.
– Я не маг, – сказал Арга. – Но когда вы сейчас плакали, я вам посочувствовал. Не пожалел, – добавил он с ударением.
Светлана сидела молча. Подчеркнутое обращение на «вы» словно гвоздями приколотило ее к полешку.
– А посочувствовал, – повторил Арга. – Да и мне не хотелось бы, если честно, чтобы крылом и дальше управляла Марина. Я знаю один способ проверить, жив ли человек. Надо проглотить щепотку порошка, очень сильно захотеть этого человека увидеть и произнести заклинание. Не знаю, как этот способ у вас, у магов, правильно называется. И сейчас, когда ходил за выпивкой, я проверил… при помощи моего способа.
– Карина жива, – пробормотала Светлана.
Ведьма сообразила наконец, какой порошок глотал капитан и почему у него так странно блестели глаза, когда он вернулся.
– Да, – кивнул Арга. – И даже не спит. Карине расчесывают волосы и наряжают. И вы это знали – вы хотели чокнуться за нее, как за живую.
Капитан поднялся на ноги. Светлана смотрела на него, то открывая, то закрывая рот, не зная, что сказать.
– Ты нравишься мне, Света, – сказал Арга. – Но прости, в такие игры я не играю. Спокойной ночи.
Капитан чуть поклонился и скрылся в темноте. Светлана махнула левой рукой, убирая магическое пламя, и направилась к походному госпиталю. Не раздеваясь, ведьма упала на оставленную для нее лежанку у самого выхода и разрыдалась – зло, по-настоящему.
В темноте нетерпеливо зудели комары и храпели раненые.
Энедика вынырнула из черного удушливого омута. Первое, что она увидела, были глаза – чуть фосфоресцирующие в темноте круги с круглыми каплями зрачков. На миг эльфка подумала, что оборотень, оказавшийся имперским магом мандречен, и изуродованные трупы товарищей приснились ей. Что это был просто кошмар на почве усталости, недоедания и постоянной тревоги, державшей командиршу Ежей в своих мучительных тисках все последние дни. Но тут она увидела, что ее голова лежит в руках обнаженного мужчины, а торс его испачкан темными потеками крови, и поняла, что это был не сон. «Никогда бы не подумала, что у нашего заклятого врага такие же глаза, как у нас», – отстраненно подумала Энедика. Крон заметил, что она очнулась, и произнес спокойно и размеренно, продолжая начатый разговор:
– Черная Стрела погибла в ледяном кубе. Кошмара – в огненном дыхании дракона. Хочешь узнать, как умрешь ты?
Он резко, так, что позвонки Энедики хрустнули и шею пронзила боль, повернул голову эльфки. Энедика заметила огромный, в половину человеческого роста, муравейник на краю полянки, еще когда партизаны разбивали здесь лагерь. Но тогда она не сочла соседство опасным – муравейник уже закрылся на ночь, а утром эльфы собирались уйти. Однако сейчас муравейник в ее глазах увеличился до размеров погребального кургана. Впрочем, дом трудолюбивых насекомых и должен был вскоре стать могилой для Энедики.
Хорошая новость – до утра муравейник не откроется. Хотя, конечно, Крон может открыть его и магически… Тяни время!
– Надо бы тебе кое-что медом намазать, для усиления эффекта, но меда нет, – задумчиво сказал Крон.
Сердце Энедики оборвалось, но на этот раз усилием воли ей удалось удержаться на грани беспамятства.
– Ваш сластена все сожрал, прежде чем я успел до него добраться, – с сожалением закончил оборотень. – Даже туесок вылизал.
Партизанка глубоко вдохнула и крепко стиснула зубы, чтобы не услаждать слух врага их стуком.
– Придется тебя трахнуть, – сообщил Крон.
Он сказал этого без всякого намека на сладострастие, устало и буднично. Маг начал расстегивать куртку Энедики.
Хорошая новость – он не некрофил. Но, возможно, садист. Возможно, удастся довести его, чтобы он убил меня сам…
– К чему все эти разговоры? – произнесла эльфка. – Хочешь меня трахнуть? Трахай. Хочешь посадить на муравейник? Валяй. Я вся в твоей власти. Или ты хочешь пообещать мне жизнь в обмен на что-то? Темные эльфы своих не предают, запомни это, маг.
Крон отрицательно покачал головой:
– Нет, Энедика, ты не можешь выбрать жизнь. Я убью тебя ради того же, ради чего вы сожгли Приморский квартал.
«Ну, конечно, – мрачно подумала эльфка. – Этого следовало ожидать».
– Я убью тебя для устрашения, – продолжал Крон. – Но ты можешь выбрать смерть. Ты можешь умереть на муравейнике, медленно пожираемая изнутри. А можешь и так.
Маг поднял валявшийся на земле кинжал. По резьбе на рукоятке эльфка узнала свой собственный клинок. Крон медленно провел тупой стороной лезвия по горлу и груди Энедики.
– Ну так что? – осведомился он. – Может быть, тебе вспомнилось что-нибудь интересное?
– Нет, – хрипло ответила эльфка. – Я неудачно приложилась башкой о корень, когда ты меня чарами скрутил. Полная и абсолютная амнезия. К сожалению.
Крон негромко рассмеялся, снял куртку с эльфки, разорвал блузку. Оборотень наклонился, коснулся губами ее груди. С удивлением, которое оказалось даже сильнее ужаса, Энедика почувствовала, как твердеют ее соски. Маг распустил ее пояс и стянул штаны. В ягодицы эльфки немедленно впились сухие травинки и колючки. Энедике это показалось предвестником того, что ожидало ее вскоре. Эльфка отвернулась, чтобы не видеть муравейника. Крон лег на нее.
Имперский маг оказался совсем легким.
Говори с ним. Тяни время…
– Развяжи меня, – пробормотала эльфка. – Ослабь чары…
– Зачем? Тебе не улизнуть. Я маг пятого класса, Энедика.
– Тогда тебе тем более нечего опасаться, – ответила эльфка. – Я хочу получить немного удовольствия перед смертью. Все удовольствие, которое ты можешь дать.
Крон засмеялся – на этот раз в голос.
– Мне говорили, что вы, сидхи, развратная раса, – сказал маг. – Но я не думал, что настолько. Но, пожалуй, мне это нравится. Ты умрешь от этого удовольствия – и тем не менее хочешь получить все.
Несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза.
– Не так уж много я и могу, – сказал он честно.
Маг ловко перевернул ее на живот. Эльфка почувствовала, как ослабевают невидимые путы, и уперлась руками в землю. Крон обхватил ее за талию и поставил на четвереньки.
– Любишь по-собачьи? – спросила Энедика.
– Я люблю по-разному, – ответил Крон. – Мы в лесу. Ежей тут точно нет ни одного в округе, а вот тролли и гоблины любят шастать по ночам. Я хочу быть уверен, что никто не ущипнет меня за зад, пока я буду тут развлекаться с тобой.
– А ты не мог бы… – смущаясь, сказала эльфка.
– Что?
– Принять свой истинный облик, – тихо сказала Энедика. – Если тролль и заглянет к нам, в человеческом облике ты проиграешь схватку. А так не надо будет тратить время на превращение…
Когда ты будешь превращаться, я прочту твою ауру. Возможно, я успею пережать твой канал воли… и разума…
– Тебе будет больно, – ответил Крон.
Кто бы мог подумать – он не садист…
– Мне в любом случае будет больно.
Над поляной снова задрожала мощная волна Чи. Энедика расслабилась, настраиваясь на ауру мага.
Есть!
Вот они, каналы разума и чувственности. Хвала Мель-кору, он маг Воздуха, а не Огня, каналов жизненной энергии антагониста я просто не увидела бы. Надо полагать, это они, хотя другого цвета, чем у людей, и расположены чуть иначе. И теперь – слегка коснуться их… Немного сострадания… Немного сочувствия… Крон, ведь я тебе ничего не сделала. Я слабая женщина, а если говорить о государственных интересах, но это не мы подожгли тот злополучный квартал. Клянусь всеми богами, не мы. Хочешъ найти виновных – ищи гораздо ближе… Тебе не за что убивать меня. Это будет ошибкой.