Страница:
Мандреченка кивнула.
– Я вас прошу, договоритесь сразу для всех нас. Банька, если можно, ужин – ну, это обязательно, и все в этом духе…
– Хорошо, – согласилась ведьма.
Ведьмы поднялись на каменное крылечко. Карина осторожно обошла свисавший хвост горгульи. Если трактаты по магии, которые ведьме приходилось читать, не врали, шипы на хвосте чудовища были ядовиты. Светлана толкнула подругу в бок, указывая на причудливые завитушки на опорных столбах крыльца. Карина узнала несколько рун и покачала головой.
– Да не съедят они нас, Светик, – сказала мандреченка. – Каждый защищает свой дом, как может.
– Но некромантия запрещена Кругом Волшебников Мандры, – тихо возразила подруга.
– Эти знаки, как мне кажется, были нанесены сюда гораздо раньше, чем был создан Круг Волшебников Мандры, – произнесла Карина и толкнула дверь.
На ведьм обрушился запах тушеной свинины, пива и популярных в этом году эльфийских духов «Ромашка». Факелы по углам зала давали больше дыма, чем света. Сидевшие ближе всех ко входу тролли вопили:
Первым в глаза бросался эльф, худой как жердь и слишком высокий для того, чтобы быть коренным обитателем Лихого Леса. Светлые волосы и бархатный камзол, украшенный стразами, говорили в пользу этого предположения. На стойке между ними лежал мятый кусок пергамента, на котором эльф что-то писал. Вторым завсегдатаем оказался высокий, крепко сбитый мужчина, судя по черным волосам – мандеречен. Из одежды на нем были только панталоны в фиолетовую полоску. Исходя из эпизодичности его костюма, можно было догадаться, что гуляка заглянул в таверну давно, но с тех пор не может отсюда выбраться. А хозяева свято соблюдают Уложение Тайнеридов, где говорилось: «Из шинка или кабака не выгонять, пока все с себя не пропьет».
– Карина, так это же… – пробормотала Света, не сводя глаз с мандречена и глупо улыбаясь.
– Кто-то из твоих давних знакомцев? – спросила ведьма.
Тролли снова затянули:
– Нет, – вздохнула Светлана. – Я обозналась.
– Ну и ладно. Пойдем к стойке, – решила Карина.
Подруги двинулись через зал.
– Наше почтение, госпожи боевые ведьмы, – сказал тролль на мандречи – внятно, но с сильным эльфийским акцентом.
– Приятного аппетита, – вежливо отвечала Светлана.
«Так, акцент у него эльфийский», – подумала Карина и спросила:
– Синие Капюшоны?
– Нет, – гордо ответил тролль. – Алые Кобры, второй сводный дивизион, командир четвертой разведроты Альх Теем!
– Карина, старшая крыла «Змей», – ответила ведьма и отдала честь.
Когда подруги отошли подальше и тролли уже не могли их слышать, Светлана рассеянно заметила:
– Я не думала, что кто-то из них выжил после Мир Минаса.
В спину ведьмам грянуло:
– Я счастлив, госпожа ведьма, – сказал он и совершенно естественным жестом положил руку на бедро Светлане. – Вина?
Карина отодрала от него хихикающую подругу и потащила дальше. Мандречен и эльф продолжали:
– В музыкальной игре победили Шэд и Андерет, – раздался за спинами подруг очень мягкий и нежный голос. – Так решила я, Морана.
Кожа Карины, неизвестно почему, покрылась мелкими пупырышками, словно от ледяной воды, и так же внезапно это наваждение прошло.
– Шэд, – прошептала Светлана. – Шэд…
– Господа тролли, в таверне Магнуса всегда играют по правилам, – продолжал тот же голос. – Громко – это не значит хорошо, исполнение и идея песни тоже очень важны. А если вам не нравятся правила, что же… Железный Лес очень велик, там есть где разгуляться.
Карина хорошо знала буйный нрав троллей, но каменная тишина, в которой они вернулись за свой стол, почему-то ее не удивила. Эльфы и гномы из противоположного конца залы сдержанно похлопали. Ведьмы двинулись к стойке.
– Дай-ка я тебя поцелую, Шэд, – произнесла светловолосая эльфка. когда Карина и Светлана приблизились. Именно она оказалась владелицей чудесного голоса, утихомирившего троллей – и, как с изумлением поняла ведьма, хозяйкой таверны. Светлана, которой пришли в голову похожие мысли, пробурчала себе под нос:
– А гоблин-то – хват… Какую эльфочку себе оторвал!
– Мне кажется, она не эльфка, – тихо сказала Карина.
Шэд изменился в лице и хрипло спросил:
– Может, не надо, Морана?
– Надо, – ласково отвечала та. – Ты мне еще за три банки «Пороха с перчинкой» должен, соловушка моя. Это ты другим можешь простить, кому был должен, но не мне.
Шэд наклонился. Карина увидела светлый локон Мораны – длинный, волнистый, капризно выбившийся из прически. Высокую скулу и аккуратное ухо. Глаз, насмешливо уставившийся на ведьму поверх плеча Шэда. Сначала Карина подумала, что глаза у хозяйки таверны серые, как осенняя тоска. Потом – зеленые, светящиеся, как море ночью. Затем – ярко-синие, как собственные глаза ведьмы, как васильки… Глаз Мораны становился все ярче, приобретал цвет раскаленного железа, и на него уже было больно, невыносимо смотреть – но и оторвать взгляд нельзя было…
Шэд прохрипел что-то нечленораздельное и повалился лицом на стойку.
– Говорила я тебе – не мешай водку с портвейном, а ты все – «коктейль, коктейль», – сказала Морана беззлобно. Но и не капли сочувствия не слышалось в ее голосе.
– Я понимаю, у вас – своя мораль, – задумчиво произнесла гномица.
– Да, – согласилась хозяйка таверны. – У нас своя мораль, Хэлл. Если это можно вообще назвать моралью.
– Но любая мораль не на пустом месте, Морана, верно ведь? – возразила Хэлл. – Мораль, по-моему, это один из алгоритмов приближения к счастью. Счастью, а не успешности в конкретном обществе.
– Мораль и счастье – это вообще из разных систем координат, по-моему, – заметил эльф, певший вместе с Шэдом. Андерет, вспомнила мандреченка. – Назови мне хоть одну моральную систему, где быть счастливым – это правильно. Это то, что одобряется обществом, то, к чему нужно стремиться.
– Хозяйка, извините, что вмешиваюсь в беседу, – произнесла Карина так вежливо, как только могла. – Но вот нам, двадцати пяти вашим новым постояльцам для счастья вполне хватило бы ужина. А если еще и баньку истопить – это было бы уже верхом всех наших мечтаний.
Кто-то хлопнул ведьму по плечу так, что Карина вздрогнула. Это оказался уже пришедший в себя Шэд.
– Наш человек, – одобрительно произнес певец. – Если хочешь, Морана, я могу истопить баню…
– Хочу, – отвечала хозяйка таверны. – Магнусу сейчас не до этого. Да и ты управишься не в пример быстрей.
Шэд молча поднялся и вышел из зала. Светлана проводила его долгим взглядом.
– А я почему-то всегда считал, что мораль – категория сугубо общественная, – продолжал эльф. – И с личным счастием связанная весьма условно. И придумана как раз для комфортного выживания того самого общества. Другое дело, что за соблюдение морали тебе что-то обещают… потом… может быть…
– Это так, Андерет, – согласилась Хэлл. – Но тот, кто не конфликтует с обществом, более счастлив, чем изгой. Конформизм – это почти счастье.
– Номера на втором этаже свободны почти все, занимайте любые, – обратилась к ведьмам Морана. – Сейчас там открыто, проветривается, за ключами подойдете потом… Ужинать что будем?
– Что-нибудь такое… домашнее, – сообщила Карина. – Знаете, как уже в походе надоел этот вечный эльфийский хлеб…
Она вздрогнула и покосилась на Андерета. Но эльф не слушал ведьму. Он говорил, задумчиво поглаживая Хэлл по руке:
– Наверно. Только я бы не позиционировал это как счастье, понимаешь? – эльф улыбнулся. – Скорее – стабильность и некоторая уверенность в завтрашнем дне. Ну да ладно. Пойду помогу Шэду…
Андерет допил вино в стоявшем перед ним бокале и вышел из-за стойки.
– Свиные ножки, тушенные с капустой, подпадают под ваше определение домашнего? – спросила хозяйка таверны. – С пивком-то? Холодец? Гороховый супчик? Что-нибудь вас устроит?
– Нас устроит все вышеперечисленное, сразу, – сказала Карина решительно. – Только я хочу сказать, у нас десять человек свинины не едят…
– Как я их понимаю, – ответила Морана, и в глазах ее промелькнул ледяной блеск. – Хорошо, я посмотрю, чем заменить.
– Очень рекомендую под холодец закуску, Магнус сам делает – «Порох с перчинкой», – заметила Хэлл.
– Хорошо, – кивнула Карина. – Этой закуски, значит… И еще что-нибудь такое… К чаю.
– Я как раз тесто с утра замесила, а что с ним делать, до сих пор не могу решить, – улыбнулась Морана. – Пироги с форелью, ватрушка с творогом и вареньем, и еще, пожалуй несколько румяных пирожков с рисом и яйцом я вполне успею приготовить, пока ваш отряд моется в бане и ужинает. Сделать?
Карина сглотнула слюну:
– Обязательно.
– У нас в таверне правило – оплата вперед, – произнесла хозяйка.
– Посчитайте нам, – кивнула Карина.
– Как долго вы намерены у нас пробыть?
– До завтрашнего утра.
Морана застучала костяшками на счетах и проговорила, обращаясь к гномице:
– Я считаю иначе. Нравственного человека воспитать сложно… Мораль идет как суррогат нравственности, чтобы у каждого конкретного индивидуума в голове был минимальный набор блоков. Чтобы стадо не разбредалось, чтобы не пихали и не толкали друг друга, а шли примерно в одном направлении. Стройными рядами или там когортой – это уж на усмотрение автора морального кодекса. А усмотрение автора морального кодекса всегда напрямую зависит от экономическо-исторических реалий, в которых существует данное общество. А счастлив тот, кто просто счастлив, Хэлл.
Карина почувствовала, что у нее голова идет кругом – от необычности обстановки, от странной беседы, что вели хозяева таверны, от усталости. Ведьма оперлась на стойку.
– Двадцать четыре гривны, две ногаты и три куны за все, – сказала Морана. – У вас оплачена баня на двадцать пять человек, ужин согласно заказанному меню, проживание и чистое белье. Пиво за счет заведения. Не оплачен только завтрак, но это уже утром разберемся.
– О да, – сказала Карина, доставая мешочек с монетами. – Мне бы не хотелось оказаться среди ваших должников, госпожа Морана.
Хозяйка таверны улыбнулась:
– Мой вам совет – ничего и никогда не берите в долг. Целее будете.
– Я обязательно последую вашему совету, – вежливо отвечала ведьма.
– Ты, Морана, наверно, права, – пробурчала Хэлл. По ее напряженному лицу было заметно, что гномица старательно обдумывала слова подруги. – Но соблюдая общепринятые нормы, человек хотя бы совестью не мучается.
– Выбирайте любой свободный стол, сейчас немного перекусите и в баньку, – обратилась Морана к ведьмам. – Спасибо за то, что утихомирили этих троллей, так-то они ребята очень даже ничего, но за музыку готовы порвать любого…
Карина улыбнулась хозяйке таверны. Они со Светланой отошли от стойки, направляясь к единственному месту, где еще оставались свободные столики, – в центр. Однако ведьме было очень интересно, что же ответит Морана своей подруге. И ответ не заставил себя долго ждать.
– Ты права, Хэлл, все так. Да только совесть и стыд – это ваш бич, бич смертных, – раздался спокойный голос хозяйки таверны. – У нас, высших суккубов, другие бичи, и знаешь, они причиняют нам ничуть не меньшую боль…
Ведьмы устроились за столиком. Рядом с ними тут же появилась, словно материализовавшись из воздуха, девушка в ослепительно накрахмаленном белом фартуке с подносом в руках.
– Два холодца, – сообщила девушка. – И «Порох с перчинкой».
В двери таверны ввалились экены и Ринке. Эльф, надо отдать ему должное, сразу разобрался в ситуации.
– И пива, милая девушка, пива! – закричал он с порога.
Официантка улыбнулась, не разжимая губ.
– Я – не милая девушка, я – Сташи, – сообщила она.
– Я пиво не буду, Сташи, а вот от холодца не откажусь, – проворчал Гёса.
Перина, на которой лежал Ринке, была тощенькой. Но даже принц вряд ли бы почувствовал горошину сквозь нее – все-таки перина была набита гагачьим пухом. Однако все стыки криво сколоченных досок лежанки эльф ощущал своей спиной. Но по сравнению с мешком, набитым монетами, это ложе ни шло ни в какое сравнение. Равно как и с ребристой крышкой ящика, на котором Ринке приходилось спать два последних месяца.
Эльф отдыхал после ванны. Он уже и забыл, как это приятно – быть чистым.
В дверь осторожно постучали. Ринке магически просканировал ауру того, кто стоял за дверью, и вздохнул.
– Входи, Вилли, – крикнул он и спустил ноги с кровати.
Дверь приоткрылась меньше чем на ладонь.
– Заходи, заходи, – повторил эльф.
На пороге появился Вилли. Алая шелковая рубаха с богатой вышивкой золотом на рукавах и горловине смотрелась на нем чуть лучше, чем чепчик на гигантском пауке.
– Я боялся, что ты не один, – угрюмо сказал эльф.
Ринке улыбнулся.
– А я на это тоже надеялся, – ответил он. – Но Карина не оценила идею. Она сказала, что мыться в ванне – это только грязь размазывать. А в баню я отказался идти. Я ничего не имею против того, чтобы женщина хорошенько отхлестала меня… но не в присутствии же еще трех своих подруг и двоих экен. Нанесение побоев – дело интимное и личное, не находишь?
– Не нахожу, – пробормотал Вилли. – Меня такие игры не заводят. Одевайся, пойдем пожрем уже.
Ринке достал из своего путевого мешка чистую смену одежды. На черной кожаной безрукавке были нашиты серебром звезды и листья. Зеленые брюки из легкой шерсти своим покроем напоминали экенские шаровары. Часы, с которыми эльф не расставался в лесу, остались мирно лежать у зеркала. Вместо них Ринке надел на предплечье серебряный браслет. Вилли смотрел, как друг причесывается. Густые волосы слиплись после купания в жесткую щетку, и разбить ее гребнем было не так-то легко.
– Это тебе, – сказал Вилли, когда Ринке закончил туалет. – От Лайры.
Он протянул другу крохотную керамическую бутылочку, плотно заткнутую пробкой. Ринке молча опустил ее в карман брюк. Друзья вышли из номера. Ринке запер дверь заклинанием, и эльфы спустились в зал.
Здесь стало гораздо спокойнее и свободнее, чем в момент появления в таверне конвоя каравана. Эльфы и гномы ушли, и даже тролли не орали больше своих песен, а молча работали ложками. В центральной части зала ужинали Гёса и Крюк с какими-то тремя красотками. Экен заметил Ринке и приглашающе махнул рукой. Эльфы направились к ним – соседний с экенами столик пустовал. Ринке удивился, что обычно разговорчивый Гёса не окликнул его, но тут увидел нового гостя, да так и застыл на месте.
Гость расположился в углу, на месте покинувших зал гномов.
Именно из-за этого постояльца молчали тролли, наполняя зал благостной тишиной.
Расположение каналов в его ауре не оставляло сомнений в том, что этот худой эльф с серыми глазами и волосами чистокровного нандора – некромант. На лавке рядом с некромантом блаженно раскинулась Газдрубала. Эльф чесал ей шею. Напротив гостя сидела Хэлл. На столе стояли две кружки с пивом и миска с крупными жареными крысами. Ринке передернуло. Некромант повернулся посмотреть на вошедших. Эльф увидел свежие глубокие ссадины у него на щеке. Заметила царапины и Хэлл.
– Кто это тебя так, Квалмэхтар? – спросила гномица. – Возлюбленная?
Вилли потянул Ринке за рукав, и они направились к столу рядом с экенами.
– Нет, – ответил некромант. Он говорил негромко, но очень проникновенно. Эльфы, усаживаясь за столик, отчетливо слышали каждое его слово даже в центре зала.
– Пытались тут на днях обратиться к богу Хаоса за благословением, – продолжал Квалмэхтар. – Один знаток там… состав магических воскурений перепутал. Вот я и въехал мордой в пол, когда отрубился. Получили нехилую головную боль наутро вместо благословения. А девственница, которую мы собирались в жертву принести, сбежала под шумок. Трактат Саэрта «Черное и серое» сперла, сволочь. Во народ пошел, а?
Хэлл хихикнула. Газдрубала размеренно, как огромный кот, заурчала.
Рядом с Вилли и Ринке появилась Сташи с подносом в руках. Официантка поставила перед гостями тарелки с тушеной капустой и свининой, пиво, плетенку с хлебом, миску «Пороха с перчинкой».
– Спасибо, – сказал Вилли.
– На здоровье, – вежливо ответила Сташи и исчезла.
Ринке с интересом рассматривал девушек, сидящих вместе с экенами. Во главе стола расположилась осанистая, статная женщина в голубом шелковом платье. Толстая светлая коса ее лежала на груди. Серое бархатное платье соседки Крюка было строгим. Рукава платья расширялись от локтя. Узкую талию оттенял серебряный поясок с зеленой эмалью, светлые кудри женщины свободной волной разбегались по плечам. На груди висел серебряный же кулон с изумрудом. Из-за утонченности ее костюма Ринке решил, что перед ним эльфка. Женщина, устроившаяся рядом с Гёсой, походила на люли [18]из-за своего алого верхнего платья и вызывающего выреза на нем. Впрочем, грудь был кокетливо прикрыта высоким, под горлышко нижним черным платьем с длинными рукавами. Волосы женщины были черными, как ночь, гладкими и прямыми, как кортик. На груди ее красовалась гематитовая брошь в виде паука. Женщина в сером платье улыбнулась эльфу и приветственно подняла кружку с пивом.
Только в этот момент Ринке понял, что женщина, которую он принял за соплеменницу, – это Сабрина, боевая ведьма, которая на его глазах не раз разносила троллей и пауков в клочья.
Эльф и раньше знал, что наряд оказывает огромное влияние на внешность женщины, но первый раз перевоплощение было столь сильным. Несколько секунд Ринке не мог поверить, что вот та статная блондинка – это Ундина. Ведьма, которая рубит соперников с хладнокровием профессионального дровосека, и с лица ее при этом не сходит скучающая мина. А усмехающаяся брюнетка – это Зарина, которая с урчанием отгрызала последние кусочки мяса с кости на недавнем привале, невнятно ругаясь по-экенски.
Ведьмы заметили отражение своего нового облика на лице Ринке. Зарина прыснула.
Троллям надоело сидеть спокойно. Даже присутствие некроманта не могло надолго испортить настроение этим бесшабашным созданиям.
– Танцевать! – послышались крики. – На столах, прямо здесь!
Морана, перекидывавшая костяшки на счетах за стойкой, лениво подняла голову.
– Сначала пусть Сташи уберет посуду, – сказала хозяйка таверны. – Помогите ей.
Официантка направилась к столам троллей. Они вместе сгребли со стола тарелки и судки и с громким топотом устремились к кухне. Сташи, возглавлявшая процессию, казалась юной валькирией, ведущей своих воинов в последний бой. По крайней мере, вопили при этом тролли именно так.
Вилли и Ринке принялись за еду.
– Карина-то скоро там? – спросил Ринке у Сабрины.
Ведьма стрельнула глазками:
– Они там со Светланой вдвоем остались… Это обычно надолго.
Раздался грохот – вернувшиеся из кухни тролли сдвигали столы.
– Я думал, что мы не дойдем, – сказал Гёса Зарине. – Сдохнем в этом жутком лесу.
– Я тоже, – кивнула экенка.
Перехватив взгляд Ринке, наемник осклабился.
– Не обижайся, – сказал он. – Горы тебе тоже вряд ли понравились бы.
– Давайте за это и выпьем, – предложила Зарина.
– За что? – спросил эльф. – За мою заочную ненависть к горам?
– За успешное завершение похода, – сердито ответила экенка.
– А, за это с удовольствием, – сказал Ринке и поднял кружку.
Гёса чокнулся с ним так сильно, что часть пива эльфа перелилась в кружку экена, а часть выплеснулась на пол между столами.
– Знаешь, откуда появился этот обычай? – усмехнулся Гёса. – Чокаться, в смысле?
– Знаю, – кивнул эльф. – Обычай появился для того, чтобы проверить, не отравлено ли пиво в чаше.
Ринке покосился на него. Прислонившись к стене, Квалмэхтар набивал трубку.
– Эт не пиво забористое, а тролли задиристые, – возразила Хэлл. – Помахай кувалдой на медных рудниках все лето – еще не так запляшешь. Это эльфам уже и суп жидкий, и жемчуг мелкий…
– Это ж какая экономия выходит на сосудорасширяющих и диссоциирующих декоктах, – усмехнулся маг и разжег трубку. – Мне, что ль, в шахтеры податься?
Ринке ел. Свинина просто таяла во рту, а капуста оказалась и в меру посолена, и в меру протушена. Чего еще можно было желать после завершения столь трудного похода и чудесного купания?
Выпустив пару колечек дыма, Квалмэхтар рассеянно закончил в такт мыслям эльфа:
– Да, как мало нужно для счастья…
– А, так что там у тебя с богом Хаоса? – спросила Хэлл. – Он тебя осчастливил своим благословением?
Некромант грустно развел руками.
– Морана, – крикнула гномица. – Не благословишь тут красавца одного?
Хозяйка таверны посмотрела на упомянутого красавца и спросила:
– Благословить, конечно, можно. А вас отдача не замучает? Вы кроме «Черного и серого» читали что-нибудь?
Квалмэхтар откашлялся.
– И не только читали, госпожа Морана, – ответил маг. – Меня учил Разрушитель Игнат по своей «Паутине несказанных слов». А еще – ну так, для себя – я освоил все заклинания, которые приводит Ульвхаарт в своем «Ночном вое».
Глаза хозяйки таверны блеснули.
– Вы учились в Зойберкунстшуле? – уже гораздо вежливее спросила она. – Тогда у вас должен быть медальон. Да вы подойдите сюда, незачем орать через всю таверну.
– Я вас прошу, договоритесь сразу для всех нас. Банька, если можно, ужин – ну, это обязательно, и все в этом духе…
– Хорошо, – согласилась ведьма.
Ведьмы поднялись на каменное крылечко. Карина осторожно обошла свисавший хвост горгульи. Если трактаты по магии, которые ведьме приходилось читать, не врали, шипы на хвосте чудовища были ядовиты. Светлана толкнула подругу в бок, указывая на причудливые завитушки на опорных столбах крыльца. Карина узнала несколько рун и покачала головой.
– Да не съедят они нас, Светик, – сказала мандреченка. – Каждый защищает свой дом, как может.
– Но некромантия запрещена Кругом Волшебников Мандры, – тихо возразила подруга.
– Эти знаки, как мне кажется, были нанесены сюда гораздо раньше, чем был создан Круг Волшебников Мандры, – произнесла Карина и толкнула дверь.
На ведьм обрушился запах тушеной свинины, пива и популярных в этом году эльфийских духов «Ромашка». Факелы по углам зала давали больше дыма, чем света. Сидевшие ближе всех ко входу тролли вопили:
Судя по въевшимся в лица черным угольным дорожкам и простым курткам, тролли возвращались домой с шахт Эммин-ну-Фуин после удачно отработанного сезона. Центр зала, огороженный колоннами, пустовал – кроме одного столика Расположившаяся за ним компания из пяти эльфов боролась с огромным кувшином вина. В дальнем углу чинно ужинали семейство эльфов и несколько солидных гномов, скорее всего купцов. У дальней стены зала находилась барная стойка. За ней восседала крепко сложенная женщина. Судя по аккуратной полоске усов над верхней губой, перед ведьмами была представительница славного племени гномов. «Ага, – подумала Карина – Это, наверно, Морана и есть». Рядом с гномицей примостилась хрупкая светловолосая женщина, видимо эльфка. Около стойки расположилась парочка столь колоритная, что Карина невольно улыбнулась, заметив ее. Светлана же тихо ахнула.
Лежит дракон, придавленный
Огромной каменюкою.
Хоть мясо очень жесткое —
А все равно съедим!
Первым в глаза бросался эльф, худой как жердь и слишком высокий для того, чтобы быть коренным обитателем Лихого Леса. Светлые волосы и бархатный камзол, украшенный стразами, говорили в пользу этого предположения. На стойке между ними лежал мятый кусок пергамента, на котором эльф что-то писал. Вторым завсегдатаем оказался высокий, крепко сбитый мужчина, судя по черным волосам – мандеречен. Из одежды на нем были только панталоны в фиолетовую полоску. Исходя из эпизодичности его костюма, можно было догадаться, что гуляка заглянул в таверну давно, но с тех пор не может отсюда выбраться. А хозяева свято соблюдают Уложение Тайнеридов, где говорилось: «Из шинка или кабака не выгонять, пока все с себя не пропьет».
– Карина, так это же… – пробормотала Света, не сводя глаз с мандречена и глупо улыбаясь.
– Кто-то из твоих давних знакомцев? – спросила ведьма.
Тролли снова затянули:
Мандречен, внимательно слушавший песню троллей, яростно фыркнул и заглянул в листок. Карина удивилась его гибкости, неожиданной для столь внушительных размеров. Мужчина потянул из рук эльфа писало и стал что-то черкать на пергаменте.
У драконов под горой
До утра был пир горой.
Утром встали и опять
Стали водку распивать.
– Нет, – вздохнула Светлана. – Я обозналась.
– Ну и ладно. Пойдем к стойке, – решила Карина.
Подруги двинулись через зал.
Когда ведьмы проходили мимо троллей, компания притихла. Самый крупный из них, видимо, бригадир, шутливо заломил шапку и обнажил в улыбке кривые желтые клыки. Карина заметила на обнаженном волосатом плече тролля родовую татуировку – грубое изображение молота, перекрещенного снопом зерна. Во время последней войны многие тролли из этого племени воевали в Армии Мандры. А многие – в войсках эльфов, где играли роль пушечного мяса.
К вечеру они узнали,
Что все клады растеряли.
Тролли в норы унесли,
Все драконы – на мели!
– Наше почтение, госпожи боевые ведьмы, – сказал тролль на мандречи – внятно, но с сильным эльфийским акцентом.
– Приятного аппетита, – вежливо отвечала Светлана.
«Так, акцент у него эльфийский», – подумала Карина и спросила:
– Синие Капюшоны?
– Нет, – гордо ответил тролль. – Алые Кобры, второй сводный дивизион, командир четвертой разведроты Альх Теем!
– Карина, старшая крыла «Змей», – ответила ведьма и отдала честь.
Когда подруги отошли подальше и тролли уже не могли их слышать, Светлана рассеянно заметила:
– Я не думала, что кто-то из них выжил после Мир Минаса.
В спину ведьмам грянуло:
Возникла пауза, но очень короткая. Мандречен прекратил строчить на пергаменте и повернулся к троллям. При этом он сжимал в руках листок с таким свирепым видом, словно это был по меньшей мере арбалет. Эльф заглянул ему через плечо, и они хором заорали:
У драконов тоже страсть:
Как бы с девкой не пропасть!
По пучкам в гору их носят
И съедают ровно в осень!
Сухожильных дев таких
Тролль не съест,
Ведь он не псих! [15]
Голос у мандречена оказался мощный. Карине вспомнилась старинная легенда о городе, стены которого великий скальд древности Анатос разрушил своим пением. Светлана от неожиданности споткнулась. Ведьма вцепилась в плечо одного из эльфов, сидевших за столиком, мимо которого они проходили. Эльф, рубаха которого под натиском ведьмы сползла с плеча, обернулся и встретился взглядом со Светланой. Он был красив, той особой, изящной красотой, что свойственна Детям Старшей Расы. Увидев целительницу, эльф улыбнулся и похорошел до степени, мужчине просто непозволительной.
Устарела ваша песня,
Ни на йотуна тут нет,
Правды, точности и чести,
Вот такой мой вам ответ!
– Я счастлив, госпожа ведьма, – сказал он и совершенно естественным жестом положил руку на бедро Светлане. – Вина?
Карина отодрала от него хихикающую подругу и потащила дальше. Мандречен и эльф продолжали:
За спинами ведьм загудело, загрохотали опрокидываемые стулья. Карина обернулась и ударила «звездчаткой» с левой руки – коротко, быстро, сильно. Тролли повалились на пол с деревянным звуком. В спину ведьме повеяло холодом. Мертвенным, иссушающим холодом нудайдолского лютеня, [17]неожиданным и невозможным здесь и сейчас, в конце жаркого лихолесского серпеня.
Есть девчонок – очень сложно
Спорить можно абы как.
Но скажу вам, бабы точно —
На вкус лучше, чем кизяк!
Ох знал немало я здоровых,
зеленых, серых и с моста,
троллей болтливых, злобных…
Что нападают лишь с хвоста! [16]
– В музыкальной игре победили Шэд и Андерет, – раздался за спинами подруг очень мягкий и нежный голос. – Так решила я, Морана.
Кожа Карины, неизвестно почему, покрылась мелкими пупырышками, словно от ледяной воды, и так же внезапно это наваждение прошло.
– Шэд, – прошептала Светлана. – Шэд…
– Господа тролли, в таверне Магнуса всегда играют по правилам, – продолжал тот же голос. – Громко – это не значит хорошо, исполнение и идея песни тоже очень важны. А если вам не нравятся правила, что же… Железный Лес очень велик, там есть где разгуляться.
Карина хорошо знала буйный нрав троллей, но каменная тишина, в которой они вернулись за свой стол, почему-то ее не удивила. Эльфы и гномы из противоположного конца залы сдержанно похлопали. Ведьмы двинулись к стойке.
– Дай-ка я тебя поцелую, Шэд, – произнесла светловолосая эльфка. когда Карина и Светлана приблизились. Именно она оказалась владелицей чудесного голоса, утихомирившего троллей – и, как с изумлением поняла ведьма, хозяйкой таверны. Светлана, которой пришли в голову похожие мысли, пробурчала себе под нос:
– А гоблин-то – хват… Какую эльфочку себе оторвал!
– Мне кажется, она не эльфка, – тихо сказала Карина.
Шэд изменился в лице и хрипло спросил:
– Может, не надо, Морана?
– Надо, – ласково отвечала та. – Ты мне еще за три банки «Пороха с перчинкой» должен, соловушка моя. Это ты другим можешь простить, кому был должен, но не мне.
Шэд наклонился. Карина увидела светлый локон Мораны – длинный, волнистый, капризно выбившийся из прически. Высокую скулу и аккуратное ухо. Глаз, насмешливо уставившийся на ведьму поверх плеча Шэда. Сначала Карина подумала, что глаза у хозяйки таверны серые, как осенняя тоска. Потом – зеленые, светящиеся, как море ночью. Затем – ярко-синие, как собственные глаза ведьмы, как васильки… Глаз Мораны становился все ярче, приобретал цвет раскаленного железа, и на него уже было больно, невыносимо смотреть – но и оторвать взгляд нельзя было…
Шэд прохрипел что-то нечленораздельное и повалился лицом на стойку.
– Говорила я тебе – не мешай водку с портвейном, а ты все – «коктейль, коктейль», – сказала Морана беззлобно. Но и не капли сочувствия не слышалось в ее голосе.
– Я понимаю, у вас – своя мораль, – задумчиво произнесла гномица.
– Да, – согласилась хозяйка таверны. – У нас своя мораль, Хэлл. Если это можно вообще назвать моралью.
– Но любая мораль не на пустом месте, Морана, верно ведь? – возразила Хэлл. – Мораль, по-моему, это один из алгоритмов приближения к счастью. Счастью, а не успешности в конкретном обществе.
– Мораль и счастье – это вообще из разных систем координат, по-моему, – заметил эльф, певший вместе с Шэдом. Андерет, вспомнила мандреченка. – Назови мне хоть одну моральную систему, где быть счастливым – это правильно. Это то, что одобряется обществом, то, к чему нужно стремиться.
– Хозяйка, извините, что вмешиваюсь в беседу, – произнесла Карина так вежливо, как только могла. – Но вот нам, двадцати пяти вашим новым постояльцам для счастья вполне хватило бы ужина. А если еще и баньку истопить – это было бы уже верхом всех наших мечтаний.
Кто-то хлопнул ведьму по плечу так, что Карина вздрогнула. Это оказался уже пришедший в себя Шэд.
– Наш человек, – одобрительно произнес певец. – Если хочешь, Морана, я могу истопить баню…
– Хочу, – отвечала хозяйка таверны. – Магнусу сейчас не до этого. Да и ты управишься не в пример быстрей.
Шэд молча поднялся и вышел из зала. Светлана проводила его долгим взглядом.
– А я почему-то всегда считал, что мораль – категория сугубо общественная, – продолжал эльф. – И с личным счастием связанная весьма условно. И придумана как раз для комфортного выживания того самого общества. Другое дело, что за соблюдение морали тебе что-то обещают… потом… может быть…
– Это так, Андерет, – согласилась Хэлл. – Но тот, кто не конфликтует с обществом, более счастлив, чем изгой. Конформизм – это почти счастье.
– Номера на втором этаже свободны почти все, занимайте любые, – обратилась к ведьмам Морана. – Сейчас там открыто, проветривается, за ключами подойдете потом… Ужинать что будем?
– Что-нибудь такое… домашнее, – сообщила Карина. – Знаете, как уже в походе надоел этот вечный эльфийский хлеб…
Она вздрогнула и покосилась на Андерета. Но эльф не слушал ведьму. Он говорил, задумчиво поглаживая Хэлл по руке:
– Наверно. Только я бы не позиционировал это как счастье, понимаешь? – эльф улыбнулся. – Скорее – стабильность и некоторая уверенность в завтрашнем дне. Ну да ладно. Пойду помогу Шэду…
Андерет допил вино в стоявшем перед ним бокале и вышел из-за стойки.
– Свиные ножки, тушенные с капустой, подпадают под ваше определение домашнего? – спросила хозяйка таверны. – С пивком-то? Холодец? Гороховый супчик? Что-нибудь вас устроит?
– Нас устроит все вышеперечисленное, сразу, – сказала Карина решительно. – Только я хочу сказать, у нас десять человек свинины не едят…
– Как я их понимаю, – ответила Морана, и в глазах ее промелькнул ледяной блеск. – Хорошо, я посмотрю, чем заменить.
– Очень рекомендую под холодец закуску, Магнус сам делает – «Порох с перчинкой», – заметила Хэлл.
– Хорошо, – кивнула Карина. – Этой закуски, значит… И еще что-нибудь такое… К чаю.
– Я как раз тесто с утра замесила, а что с ним делать, до сих пор не могу решить, – улыбнулась Морана. – Пироги с форелью, ватрушка с творогом и вареньем, и еще, пожалуй несколько румяных пирожков с рисом и яйцом я вполне успею приготовить, пока ваш отряд моется в бане и ужинает. Сделать?
Карина сглотнула слюну:
– Обязательно.
– У нас в таверне правило – оплата вперед, – произнесла хозяйка.
– Посчитайте нам, – кивнула Карина.
– Как долго вы намерены у нас пробыть?
– До завтрашнего утра.
Морана застучала костяшками на счетах и проговорила, обращаясь к гномице:
– Я считаю иначе. Нравственного человека воспитать сложно… Мораль идет как суррогат нравственности, чтобы у каждого конкретного индивидуума в голове был минимальный набор блоков. Чтобы стадо не разбредалось, чтобы не пихали и не толкали друг друга, а шли примерно в одном направлении. Стройными рядами или там когортой – это уж на усмотрение автора морального кодекса. А усмотрение автора морального кодекса всегда напрямую зависит от экономическо-исторических реалий, в которых существует данное общество. А счастлив тот, кто просто счастлив, Хэлл.
Карина почувствовала, что у нее голова идет кругом – от необычности обстановки, от странной беседы, что вели хозяева таверны, от усталости. Ведьма оперлась на стойку.
– Двадцать четыре гривны, две ногаты и три куны за все, – сказала Морана. – У вас оплачена баня на двадцать пять человек, ужин согласно заказанному меню, проживание и чистое белье. Пиво за счет заведения. Не оплачен только завтрак, но это уже утром разберемся.
– О да, – сказала Карина, доставая мешочек с монетами. – Мне бы не хотелось оказаться среди ваших должников, госпожа Морана.
Хозяйка таверны улыбнулась:
– Мой вам совет – ничего и никогда не берите в долг. Целее будете.
– Я обязательно последую вашему совету, – вежливо отвечала ведьма.
– Ты, Морана, наверно, права, – пробурчала Хэлл. По ее напряженному лицу было заметно, что гномица старательно обдумывала слова подруги. – Но соблюдая общепринятые нормы, человек хотя бы совестью не мучается.
– Выбирайте любой свободный стол, сейчас немного перекусите и в баньку, – обратилась Морана к ведьмам. – Спасибо за то, что утихомирили этих троллей, так-то они ребята очень даже ничего, но за музыку готовы порвать любого…
Карина улыбнулась хозяйке таверны. Они со Светланой отошли от стойки, направляясь к единственному месту, где еще оставались свободные столики, – в центр. Однако ведьме было очень интересно, что же ответит Морана своей подруге. И ответ не заставил себя долго ждать.
– Ты права, Хэлл, все так. Да только совесть и стыд – это ваш бич, бич смертных, – раздался спокойный голос хозяйки таверны. – У нас, высших суккубов, другие бичи, и знаешь, они причиняют нам ничуть не меньшую боль…
Ведьмы устроились за столиком. Рядом с ними тут же появилась, словно материализовавшись из воздуха, девушка в ослепительно накрахмаленном белом фартуке с подносом в руках.
– Два холодца, – сообщила девушка. – И «Порох с перчинкой».
В двери таверны ввалились экены и Ринке. Эльф, надо отдать ему должное, сразу разобрался в ситуации.
– И пива, милая девушка, пива! – закричал он с порога.
Официантка улыбнулась, не разжимая губ.
– Я – не милая девушка, я – Сташи, – сообщила она.
– Я пиво не буду, Сташи, а вот от холодца не откажусь, – проворчал Гёса.
Перина, на которой лежал Ринке, была тощенькой. Но даже принц вряд ли бы почувствовал горошину сквозь нее – все-таки перина была набита гагачьим пухом. Однако все стыки криво сколоченных досок лежанки эльф ощущал своей спиной. Но по сравнению с мешком, набитым монетами, это ложе ни шло ни в какое сравнение. Равно как и с ребристой крышкой ящика, на котором Ринке приходилось спать два последних месяца.
Эльф отдыхал после ванны. Он уже и забыл, как это приятно – быть чистым.
В дверь осторожно постучали. Ринке магически просканировал ауру того, кто стоял за дверью, и вздохнул.
– Входи, Вилли, – крикнул он и спустил ноги с кровати.
Дверь приоткрылась меньше чем на ладонь.
– Заходи, заходи, – повторил эльф.
На пороге появился Вилли. Алая шелковая рубаха с богатой вышивкой золотом на рукавах и горловине смотрелась на нем чуть лучше, чем чепчик на гигантском пауке.
– Я боялся, что ты не один, – угрюмо сказал эльф.
Ринке улыбнулся.
– А я на это тоже надеялся, – ответил он. – Но Карина не оценила идею. Она сказала, что мыться в ванне – это только грязь размазывать. А в баню я отказался идти. Я ничего не имею против того, чтобы женщина хорошенько отхлестала меня… но не в присутствии же еще трех своих подруг и двоих экен. Нанесение побоев – дело интимное и личное, не находишь?
– Не нахожу, – пробормотал Вилли. – Меня такие игры не заводят. Одевайся, пойдем пожрем уже.
Ринке достал из своего путевого мешка чистую смену одежды. На черной кожаной безрукавке были нашиты серебром звезды и листья. Зеленые брюки из легкой шерсти своим покроем напоминали экенские шаровары. Часы, с которыми эльф не расставался в лесу, остались мирно лежать у зеркала. Вместо них Ринке надел на предплечье серебряный браслет. Вилли смотрел, как друг причесывается. Густые волосы слиплись после купания в жесткую щетку, и разбить ее гребнем было не так-то легко.
– Это тебе, – сказал Вилли, когда Ринке закончил туалет. – От Лайры.
Он протянул другу крохотную керамическую бутылочку, плотно заткнутую пробкой. Ринке молча опустил ее в карман брюк. Друзья вышли из номера. Ринке запер дверь заклинанием, и эльфы спустились в зал.
Здесь стало гораздо спокойнее и свободнее, чем в момент появления в таверне конвоя каравана. Эльфы и гномы ушли, и даже тролли не орали больше своих песен, а молча работали ложками. В центральной части зала ужинали Гёса и Крюк с какими-то тремя красотками. Экен заметил Ринке и приглашающе махнул рукой. Эльфы направились к ним – соседний с экенами столик пустовал. Ринке удивился, что обычно разговорчивый Гёса не окликнул его, но тут увидел нового гостя, да так и застыл на месте.
Гость расположился в углу, на месте покинувших зал гномов.
Именно из-за этого постояльца молчали тролли, наполняя зал благостной тишиной.
Расположение каналов в его ауре не оставляло сомнений в том, что этот худой эльф с серыми глазами и волосами чистокровного нандора – некромант. На лавке рядом с некромантом блаженно раскинулась Газдрубала. Эльф чесал ей шею. Напротив гостя сидела Хэлл. На столе стояли две кружки с пивом и миска с крупными жареными крысами. Ринке передернуло. Некромант повернулся посмотреть на вошедших. Эльф увидел свежие глубокие ссадины у него на щеке. Заметила царапины и Хэлл.
– Кто это тебя так, Квалмэхтар? – спросила гномица. – Возлюбленная?
Вилли потянул Ринке за рукав, и они направились к столу рядом с экенами.
– Нет, – ответил некромант. Он говорил негромко, но очень проникновенно. Эльфы, усаживаясь за столик, отчетливо слышали каждое его слово даже в центре зала.
– Пытались тут на днях обратиться к богу Хаоса за благословением, – продолжал Квалмэхтар. – Один знаток там… состав магических воскурений перепутал. Вот я и въехал мордой в пол, когда отрубился. Получили нехилую головную боль наутро вместо благословения. А девственница, которую мы собирались в жертву принести, сбежала под шумок. Трактат Саэрта «Черное и серое» сперла, сволочь. Во народ пошел, а?
Хэлл хихикнула. Газдрубала размеренно, как огромный кот, заурчала.
Рядом с Вилли и Ринке появилась Сташи с подносом в руках. Официантка поставила перед гостями тарелки с тушеной капустой и свининой, пиво, плетенку с хлебом, миску «Пороха с перчинкой».
– Спасибо, – сказал Вилли.
– На здоровье, – вежливо ответила Сташи и исчезла.
Ринке с интересом рассматривал девушек, сидящих вместе с экенами. Во главе стола расположилась осанистая, статная женщина в голубом шелковом платье. Толстая светлая коса ее лежала на груди. Серое бархатное платье соседки Крюка было строгим. Рукава платья расширялись от локтя. Узкую талию оттенял серебряный поясок с зеленой эмалью, светлые кудри женщины свободной волной разбегались по плечам. На груди висел серебряный же кулон с изумрудом. Из-за утонченности ее костюма Ринке решил, что перед ним эльфка. Женщина, устроившаяся рядом с Гёсой, походила на люли [18]из-за своего алого верхнего платья и вызывающего выреза на нем. Впрочем, грудь был кокетливо прикрыта высоким, под горлышко нижним черным платьем с длинными рукавами. Волосы женщины были черными, как ночь, гладкими и прямыми, как кортик. На груди ее красовалась гематитовая брошь в виде паука. Женщина в сером платье улыбнулась эльфу и приветственно подняла кружку с пивом.
Только в этот момент Ринке понял, что женщина, которую он принял за соплеменницу, – это Сабрина, боевая ведьма, которая на его глазах не раз разносила троллей и пауков в клочья.
Эльф и раньше знал, что наряд оказывает огромное влияние на внешность женщины, но первый раз перевоплощение было столь сильным. Несколько секунд Ринке не мог поверить, что вот та статная блондинка – это Ундина. Ведьма, которая рубит соперников с хладнокровием профессионального дровосека, и с лица ее при этом не сходит скучающая мина. А усмехающаяся брюнетка – это Зарина, которая с урчанием отгрызала последние кусочки мяса с кости на недавнем привале, невнятно ругаясь по-экенски.
Ведьмы заметили отражение своего нового облика на лице Ринке. Зарина прыснула.
Троллям надоело сидеть спокойно. Даже присутствие некроманта не могло надолго испортить настроение этим бесшабашным созданиям.
– Танцевать! – послышались крики. – На столах, прямо здесь!
Морана, перекидывавшая костяшки на счетах за стойкой, лениво подняла голову.
– Сначала пусть Сташи уберет посуду, – сказала хозяйка таверны. – Помогите ей.
Официантка направилась к столам троллей. Они вместе сгребли со стола тарелки и судки и с громким топотом устремились к кухне. Сташи, возглавлявшая процессию, казалась юной валькирией, ведущей своих воинов в последний бой. По крайней мере, вопили при этом тролли именно так.
Вилли и Ринке принялись за еду.
– Карина-то скоро там? – спросил Ринке у Сабрины.
Ведьма стрельнула глазками:
– Они там со Светланой вдвоем остались… Это обычно надолго.
Раздался грохот – вернувшиеся из кухни тролли сдвигали столы.
– Я думал, что мы не дойдем, – сказал Гёса Зарине. – Сдохнем в этом жутком лесу.
– Я тоже, – кивнула экенка.
Перехватив взгляд Ринке, наемник осклабился.
– Не обижайся, – сказал он. – Горы тебе тоже вряд ли понравились бы.
– Давайте за это и выпьем, – предложила Зарина.
– За что? – спросил эльф. – За мою заочную ненависть к горам?
– За успешное завершение похода, – сердито ответила экенка.
– А, за это с удовольствием, – сказал Ринке и поднял кружку.
Гёса чокнулся с ним так сильно, что часть пива эльфа перелилась в кружку экена, а часть выплеснулась на пол между столами.
– Знаешь, откуда появился этот обычай? – усмехнулся Гёса. – Чокаться, в смысле?
– Знаю, – кивнул эльф. – Обычай появился для того, чтобы проверить, не отравлено ли пиво в чаше.
Столы затрещали под тяжелыми лапами троллей, но выдержали. Очевидно, мебель в таверне делалась из расчета именно на такие случаи.
Кто сказал, что тролли глупы.
Любят дам, вино и срам?
Кто сказал, что тролли грубы?
Тот дурак, наверно, сам!
– Какое хорошее у вас пиво, – наблюдая за танцем, добродушно заметил некромант.
Мы прекрасны, мы ужасны!
Мы коварны и опасны,
Мы нежны, коварны мы!
Мы лихие плясуны!
Ринке покосился на него. Прислонившись к стене, Квалмэхтар набивал трубку.
– Эт не пиво забористое, а тролли задиристые, – возразила Хэлл. – Помахай кувалдой на медных рудниках все лето – еще не так запляшешь. Это эльфам уже и суп жидкий, и жемчуг мелкий…
– Это ж какая экономия выходит на сосудорасширяющих и диссоциирующих декоктах, – усмехнулся маг и разжег трубку. – Мне, что ль, в шахтеры податься?
Ринке ел. Свинина просто таяла во рту, а капуста оказалась и в меру посолена, и в меру протушена. Чего еще можно было желать после завершения столь трудного похода и чудесного купания?
Выпустив пару колечек дыма, Квалмэхтар рассеянно закончил в такт мыслям эльфа:
– Да, как мало нужно для счастья…
– А, так что там у тебя с богом Хаоса? – спросила Хэлл. – Он тебя осчастливил своим благословением?
Некромант грустно развел руками.
– Морана, – крикнула гномица. – Не благословишь тут красавца одного?
Хозяйка таверны посмотрела на упомянутого красавца и спросила:
– Благословить, конечно, можно. А вас отдача не замучает? Вы кроме «Черного и серого» читали что-нибудь?
Квалмэхтар откашлялся.
– И не только читали, госпожа Морана, – ответил маг. – Меня учил Разрушитель Игнат по своей «Паутине несказанных слов». А еще – ну так, для себя – я освоил все заклинания, которые приводит Ульвхаарт в своем «Ночном вое».
Глаза хозяйки таверны блеснули.
– Вы учились в Зойберкунстшуле? – уже гораздо вежливее спросила она. – Тогда у вас должен быть медальон. Да вы подойдите сюда, незачем орать через всю таверну.