Гинзбург Мария. Лес великого страха

   – Карина, – удивленно произнес Ринке. – Только для вальса важен рост танцоров. А сейчас – ну разве это вальс? Все пляшут, кто во что горазд.
   Ведьма отрицательно покачала головой. Экен посмотрел на растерянного сидха, хмыкнул и сказал:
   – Вон, посмотри, Карина – Магнус с Газдрубалой как здорово танцуют.
   Ведьма перевела взгляд. Образ жизни не располагал горгулий выпрямляться во весь рост. Но сейчас, когда Газдрубала танцевала, было видно, что она намного выше гоблина. При этом не было заметно, чтобы разница в росте хоть как-то смущала партнеров.
   – Ну, видишь? – сказал Рамдан почти ласково – Ты-то, Карина, покрасивше горгульи будешь. Ну, а чем сидх твой хуже гоблина?
   Карина смягчилась:
   – Ладно, пойдем.
   Ведьма поднялась. Ринке благодарно посмотрел на экена.
   – Спасибо, – сказал сидх.
   Рамдан махнул рукой:
   – Не за что.

 
Растекается кровь по спирали,
Пряник часто меняют на кнут.
Завтра те, кто войну проиграли,
Победителей гордых согнут.
Да, ты прав.
 

   Командир экенов оказался в одиночестве и воспользовался моментом, чтобы оглядеться. Ундина отстранение смотрела на картину, уродовавшую противоположную стену. Полотно было выдержано в мрачных тонах и изображало охоту на дракона. Кроме ведьмы и экена, за столами никого не осталось, все плясали. По залу металась Сташи, убирая опустевшие тарелки и принося новую перемену блюд. Тролли глотали пиво из кружек, недобро посматривая на поющего сидха. Пары кружились ярким разноцветным хороводом.

 
В бесконечности мести
Вновь потухший костер запалим,
И заплачут легенды и песни
Над осмысленным бунтом твоим.
О, как ты был прав… ^[19]
 

   Певец снова погрузился в проигрыш, казавшийся бесконечным до тех пор, пока арфа вдруг не замолчала и не стало ясно, что песня завершена.
   – Лайруксал, ты лучше всех! – воскликнула Зарина.
   Сидх устало улыбнулся. Толпа стала распадаться. Гости возвращались к своим столикам. Но не все. Карина, Светлана и Арга исчезли из залы. Усмехнувшись, Рамдан оглянулся в поисках Ринке. Ну так и есть, сидх пропал тоже, вместе со вторым проводником – Вилли. Ирины тоже нигде не было видно.
   – Еще! Еще! – наперебой загомонили ведьмы.
   – Может, пойдем ко мне в номер? – предложил Лайруксал. – Возможно, что тут мои песни нравятся не всем.
   – Как это не всем! – воскликнула Стана.
   Но Зарина, верно оценившая мрачность троллей, подхватила:
   – А и правда, пойдемте к Лайруксалу!
   – Да погодите вы, с этими танцами поесть не дадите, – мрачно возразила Стана.
   – А мы попросим отнести все яства к нам, – улыбнулся сидх.
   – Тогда ладно, – согласилась ведьма.
   – Милая девушка, это все, – крикнул Лайруксал и сделал широкий жест над столом. – Отнесите в тридцать третий! И еще пару бутылок вина, пожалуйста! Красного полусухого, «Ужин вампира» урожая восьмидесятого года!
   – Сейчас! – отозвалась Сташи.
   Лайруксал поднялся, убрал арфу в чехол и вместе с Зариной и Станой двинулся к лестнице.
 
   Когда музыка стихла, Газдрубала от полноты чувств лизнула гоблина в ухо. Язык у горгульи был влажный и горячий, и ощущение было приятным. Газдрубала сняла лапы с плеч Магнуса, ссутулилась и зашаркала к столу.
   – Морана, – окликнул Магнус подругу.
   Хозяйка таверны возвращалась к стойке под ручку с Андеретом. Услышав голос гоблина, суккуб обернулась.
   – Мы еще успеем поесть? – спросил Магнус.
   – Да, это было бы неплохо, – оживился Андерет.
   Морана покачала головой:
   – Только немного перекусить если. На сытый желудок ранения опаснее.
   – Ну, хорошо, давайте хоть перекусим, – согласился гоблин.
   – Садитесь, – сказала Морана. – Мы со Сташи сейчас принесем.
   Вампирка тут же появилась на зов и спросила Андерета:
   – А где Шэд?
   – А он спать лег, в бане, – ответил эльф. – Ведьмы-то все оттуда уже ушли… Говорит, умаялся сильно.
   Хозяйка таверны и вампирка двинулись к кухне. Магнус и Андерет направились к столику, за которым уже расположились гном, некромант и горгулья.
   – Привет, Квалмэхтар, – произнес гоблин, подходя.
   – Добрый вечер, Магнус, – откликнулся маг.
   Квалмэхтар поцеловал руку Хэлл и сказал, улыбаясь:
   – Прошу меня извинить, я отлучусь ненадолго по одной весьма негалантной надобности.
   Гномица хихикнула и сказала:
   – Крысы были наисвежайшие, так что мы тут ни при чем.
   – О, конечно, наисвежайшие, – отозвался маг. – Это я привык тухлятинкой перебиваться…
   Он поклонился и направился к выходу из зала. Из открытой двери кухни до Квалмэхтара донесся голос Сташи:
   – О Мелькор, тролли заказали яичницу из двадцати яиц! Сколько же можно жрать!
   В ее тоне слышался не вызов, а неприкрытое отчаяние.
   – Они не едят, они закусывают, – откликнулась Морана. – Но тролли больше ничего заказывать не будут, поверь мне. Их уже меньше половины осталось…
   – Зато самые стойкие, – проворчала вампирка. – Я поняла, почему они себе все номера на первом этаже забрали – в таком состоянии по лестнице не поднимешься!
   – Сейчас накроем нашим, отнесешь троллям яичницу и свободна, – сказала суккуб.
   Сташи появилась из кухни так резко, что Квалмэхтар едва успел остановиться, чтобы не сбить девушку с ног. Вампирка промчалась мимо некроманта, как будто и вовсе не касаясь ногами пола. Следом за ней из дверей кухни вышла Морана с подносом, уставленным судками и мисками.
   – Вы уже покидаете нас? – вежливо спросила она у гостя.
   – Никогда, – улыбнулся маг и направился к выходу.
   Морана смотрела вслед Квалмэхтару, и глаза ее холодно мерцали.
   После того, как Зарина убежала в номер Лайруксала, Гёса заказал у Сташи графин водки. Официантка улыбнулась, сверкнув великолепными вампирскими клыками, и напомнила клиенту, что только пиво сегодня вечером за счет заведения, а за водку придется доплатить.
   – Сами понимаете, для здешних мест это напиток редкий, – дружелюбно закончила она. – И цена соответствующая. Может, лучше вина? Могу предложить «Молоко горгульи» урожая…
   – Сколько стоит графин водки? – перебил ее Гёса.
   Сташи сказала. Крюк присвистнул.
   – Давай хоть напополам возьмем, – предложил он другу.
   – Мне тут одному мало, – мрачно ответил тот. – Несите, Сташи.
   Гёса извлек из пояса кошелек, развязал его и вложил в руку девушки несколько монет. Официантка испарилась.
   Крюк покосился на Гёсу и сказал:
   – Только не забудь о втором завете Лайто.
   – Что за завет? – с интересом спросила Сабрина.
   Крюк чмокнул ее в щечку и сказал:
   – Это неважно.
   Ведьма надулась. Ей, однако, ответил Гёса:
   – Нам нельзя много пить. У каждого Танцора Смерти есть своя дверь в Подземный мир, которую мы открываем, когда захотим. А у пьяных она открывается сама собой.
   – Да уж, – пробормотала Сабрина.
   – Видишь, я все помню, – сказал Гёса Крюку. – Все будет в порядке, не беспокойся.
   Ведьмы переглянулись. Ундина добродушно пихнула Гёсу в бок и прогудела:
   – Не расстраивайся ты так.
   – Ты радоваться должен, что Зарина не с тобой пошла, – добавила Сабрина.
   – Да ну? – вяло отозвался экен.
   Вернулась Сташи. Официантка поставила перед наемником графин с водкой и миску, из которой очень аппетитно пахло.
   – Это еще что? – осведомился Гёса. – Я не заказывал.
   – Это «Эльфы на шпикажках», горячая закуска к водке, – ответила Сташи. – Вы не заказывали, да, но вы понимаете, что-то клиент пошел с крупными деньгами, у нас на кассе сдачи нет… Если хотите, я могу забрать.
   – Оставляйте, Сташи, ладно, – согласился экен.
   Официантка удалилась. Сабрина про себя восхитилась мудростью Мораны – это явно хозяйка послала закуску Гёсе. Видимо, второй завет Лайто был известен и ей, и доводить ситуацию до критической точки суккубу не хотелось.
   – Название подходящее, – заметил Крюк. – Этим остроухим кривлякам там, на шпагах и мечах, самое место. Можно, я попробую?
   Гёса кивнул. Крюк в растерянности посмотрел на миску. Ее содержимое золотисто-серого цвета казалось слишком густым, чтобы брать его ложкой, но слишком жидким, чтобы зачерпывать рукой. Сабрина заметила колебания Крюка, улыбнулась и извлекла из утвари на столе двузубую деревянную вилку. Ловко выловив из соуса кусочек, она поднесла его к губам экена. Крюк подул, осторожно тронул языком, заулыбался и сорвал закуску с вилки зубами.
   – Пусть лопнет презренное брюхо, чем ценный продукт пропадет! – бодро произнесла Сабрина и протянула вилку Крюку: – Дальше сам справишься, я думаю.
   Гёса налил себе на два булька водки в стакан, выпил и поморщился. Крюк отдал ему вилку. Экен подцепил закуску, отправил ее в рот. Слезы выступили на глазах Гёсы. Судя по вкусу, «Эльфы на шпикажках» на треть состояли из уксуса, на треть – из лука и на оставшуюся треть из хорошо просоленной селедки.
   – Да уж, – сказал экен, вытирая глаза. – Рыбья кровь в них, в сидхах…
   Он налил себе еще водки и спросил:
   – Так я не понял, Сабра, почему я сейчас радоваться должен?
   – А это у ведьм нашего крыла игра такая, – рассеянно ковыряясь в тарелочке с клюквенным желе, ответила та.
   – Что за игра? – заинтересовался Крюк.
   – Ну, – произнесла Ундина. – Мы сначала мужиков в себя влюбляем, потом разводим на какой-нибудь подарок, а потом бросаем.
   Гёса поперхнулся водкой. Ундина похлопала его по спине.
   – Вот, значит, как, – изменившимся голосом сказал Крюк, глядя на Сабрину. – И ты со мной играешь, значит?
   – Да, – холодно улыбаясь, ответила ведьма. – Так что, как только я тебе надоем, подари мне что-нибудь… подороже… И не забудь признаться в любви.
   – Я понял, – медленно ответил экен.
   – Вот, – продолжала Ундина. – Ты извини, Гёса, но что с тебя взять? А камушки на поясе Лайруксала ты видел, я думаю.
   Гёса ничего не ответил и налил себе еще водки. К их столику подошел Рамдан. В руках он держал зурну. Сначала экен сидел с другими командирами обоза – Аргой, Кариной и Светланой. Но после танца его соседи по столу покинули зал, и командир наемников, видимо, соскучился.
   – Не хотите сплясать, ребята? – спросил Рамдан. – Чувячок-пяточка-носок? Просто так?
   – Ой, было бы здорово посмотреть! – воскликнула Сабрина. – Пожалуйста, Крюк, прошу тебя!
   – Да, это было интересно, – поддержала Ундина. – А то, когда вы танцуете, вас же не видно обычно…
   Ведьмы не могли знать, что почти все танцы экенов были ритуальными и исполнялись в строго определенных случаях. Но существовал и единственный танец, который туры предписывали Танцорам Смерти исполнять при любой возможности – чтобы отточить собственное мастерство. К тому же Рамдан не мог не заметить манипуляций Гёсы с графином. Командир, очевидно, хотел отвлечь своего наемника.
   – Давай потанцуем, – предложил Крюк другу.
   Гёса заколебался.
   – Да я не хочу что-то, – произнес экен.
   – Брось скромничать, – сказал Крюк. – Ты ведь лучше всех нас танцуешь.
   – Гёса, ну пожалуйста! – выдохнула Ундина.
   Вернулись выходившие по нужде Махмуд с Ахметом и поддержали предложение командира.
   – Ну, ладно, – пробормотал Гёса и встал.
   – Хозяйка! – крикнул Рамдан. – А можно, мы тоже спляшем?
   – Конечно, спляшите, – откликнулась хозяйка таверны. – Вам барабан не нужен? Там, слева за стойкой, палочки рядом в чехле.
   – Барабан – это хорошо, – кивнул командир наемников, а Ахмет воскликнул, потирая руки:
   – Ох, сейчас и попляшем!
   – Глядите-ка, – обратилась к троллям Морана. – Нашлись плясуны и покруче вас…
   – А это мы сейчас увидим, госпожа, – откликнулся мощный тролль с вытатуированным на плече изображением молота и снопа. – Вот сейчас и увидим…
   – Иди, возьми барабан, – сказал Рамдан Махмуду. – Подстучишь мне…
   Экены вышли на свободное пространство между столами и стойкой. Махмуд вытащил из-за нее высокий, почти до пояса экена барабан, раскрашенный черными и красными треугольниками. Сабрина догадалась, что в таверне останавливалось подразделение из дивизии Алых Кобр. Ундина подумала, что на этом барабане, видимо, и сидит обычно Морана. Махмуд бережно извлек палочки из чехла, стукнул по барабану, проверяя звук, и улыбнулся. Рамдан заиграл. Махмуд подхватил ритм. Ведьмы подошли поближе, подтянулись и тролли. Ахмет и Крюк начали танец. Гёса стоял на краю круга и наблюдал за ними, чуть притопывая в такт – разминался. Он никогда не мог начать танцевать вот так, сразу.
 
   Зарина и Лайруксал столкнулись в темном закутке, служившем прихожей в номере эльфа. Лайруксал провел рукой по груди Зарины. Руки у него оказались мягкие и горячие. Эльф поцеловал ведьму – медленно, бережно. Перед глазами Зарины все поплыло. Голоса смеющихся в номере Ирины и Станы начали стихать и удаляться.
   – Вы скоро там? – крикнула Стана.
   Лайруксал отстранился от звеньевой, улыбнулся и ушел в номер. Зарина глубоко вздохнула и хотела последовать за ним, но какая-то мысль затеребила краешек сознания ведьмы. Она глянула себе на грудь.
   Любимой броши Зарины, гематитового паучка, на платье не было.
   – Шайтан, – пробормотала ведьма. Зарина вспомнила короткий укол, на который не обратила внимания, когда поднималась по лестнице.
   – Я мигом, – крикнула она и выбежала из номера.
   Еще в коридоре экенка услышала знакомую музыку и невольно ускорила шаг. После песен троллей и эльфов в таверне зазвучали песни гор. Плакала зурна, ей глухо вторил барабан. Ведьма выбежала на лестницу и замерла на верхней ступеньке. На пустом пространстве в центре зала, между стойкой и столами, она увидела Гёсу. В своей черной шелковой рубашке и узких кожаных штанах на фоне ярких платьев ведьм и серо-зеленых курток троллей он казался похожим на маленький, остывший уголек.
   – Что главное в танце? – вращая глазами, воскликнул наемник. – Главное в танце – это оскал!
   Гёса улыбнулся, демонстрируя зубы, которым позавидовала бы и Сташи, выхватил из-за пояса кинжал и начал танец. Махмуд ударил в барабан, Рамдан подхватил мелодию. Хоть наемник обладал совершенно заурядной внешностью, сейчас, когда он с улыбкой крутился в танце, Гёса казался очень красивым. Да и не казался, а был, поправила себя Зарина. Наемник ритмично двигался под простую мелодию, обладавшую, как и вся музыка экенов, суровым очарованием. Махмуд четко вел, Рамдан поддерживал мелодию зурной. Кинжал летал вокруг головы Гёсы. Отблески факелов играли на лезвии. Наемник был очень пластичен, и его гибкие, текучие движения завораживали. Махмуд все убыстрял ритм, но экен не отставал. Зурна уже не плакала, а коротким мрачным криком аккомпанировала каждому движению экена. Руки и ноги наемника мелькали так быстро, что Зарине он начал казаться волшебным осьминогом. Только вместо клюва у него была ослепительная человеческая улыбка. Гёса двигался быстрее, чем это было доступно человеческому глазу. Ведьма почувствовала, что цепенеет, и ощутила смутную угрозу, которую нес этот танец. Воздух вокруг Гёсы дрожал. Экен танцевал, словно тень, словно дух. Даже Газдрубала, примостившаяся на поперечной балке под самым потолком зала, перестала чистить клювом свои стальные перья. Горгулья смотрела на наемника, подавшись вперед и не в силах оторвать глаз.
   – Хэ-хей! – Махмуд последний раз ударил по барабану, завершая свою партию. Гёса вскинул руки с кинжалом и застыл, покачиваясь, на самых кончиках пальцев ног. Замолчала и зурна. Гёса опустился на всю стопу.
   – Ты танцуешь, как сам Лайто, – устало сказал Рамдан.
   Гёса улыбнулся в ответ и вдруг наморщился.
   – Извините, – пробормотал он и двинулся к выходу из таверны.
   Тролли, огромные лесные великаны, поспешно расступались перед ним, хотя каждый из них был выше экена минимум на голову и в полтора раза шире в обхвате.
 
   Ринке лежал, уткнувшись лицом в колени Карины. Ведьма рассеянно гладила его по голове. Когда они убегали из зала, эльф успел заказать Сташи вина и сыра. Вампирка насоветовала еще фруктовый салат. В ожидании заказа любовники расположились на кровати. Ведьма молчала, Ринке тоже не хотелось разговаривать. Руки Карины были гораздо ласковее, чем их хозяйка; эльф чувствовал, что сейчас заплачет. Ринке понял, что не сможет сделать то, зачем ведьма пришла к нему.
   И то, ради чего он ее пригласил, у него тоже не получится.
   Карина тихо засмеялась каким-то своим мыслям.
   – Давай посмеемся вместе, – сказал эльф.
   – Да некромант, в углу они сидели, вместе с гномицей и горгульей, – ответила ведьма. – Видел, какой фейерверк у него в ауре?
   В момент оргазма происходило энергетическое насыщение ауры, которое эльфы называли Риллэ Мэнгиль. Оно бывало разным по мощности. Квалмэхтар последние полчаса пылал, как Сильмарилль, так что свечение ауры некроманта было трудно не заметить.
   – Вот повезло гномочке, – продолжала Карина. – У нас в Мандре говорят: «Любовь зла, полюбишь и козла». А у вас, как я погляжу, все наоборот. Он суровый мужчина, некромант этот, но красивый. Мог бы выбрать себе и среди эльфок, я думаю…
   – Его зовут Квалмэхтар, – пробормотал Ринке. – А их отношения с Хэлл тут ни при чем.
   – Вы знакомы?
   Эльф повернулся набок, спиной к ведьме. Несколько секунд он смотрел на магический светильник, стоявший посреди пустого пока еще стола. Светильник был сделан в виде прозрачной колбы ножке. Внутри колбы летали, кружились в хороводе и бились о стенки разноцветные светящиеся бабочки.
   «Вот так и мы, – подумал Ринке. – Думаем, что ищем путь. Думаем, что сами выбираем дорогу. А на самом деле мы все – и эльфы, и люди – вот такие же сгустки Чи, которым кто-то придал форму и запустил в запаянную колбу».
   Надо признать, что эта малооргинальная мысль посещала Ринке каждый раз, когда он видел такие магические светильники. Возможно, именно поэтому эльф предпочитал использовать для освещения факелы или магические светильники нейтральной формы, в виде светящихся шаров.
   – Я познакомился с Квалмэхтаром только сегодня, – ответил эльф. – А с братом его, Тавартэром, мы вместе воевали. Я думаю, Тавартэр и сейчас бродит где-нибудь по Железному Лесу вместе с Ежами. А я мандреченские караваны вожу, – добавил он скорее сам себе.
   – Мандра хоть и покрупнее, чем Лихой Лес, но тоже – большая деревня, – согласилась Карина. – Но кто же так разжег некроманта, если не гномица?
   – Морана.
   Ринке перевернулся на спину, увидел лицо Карины и засмеялся.
   – Одну нашу богиню ты уже видела, – сказал эльф. – Теперь познакомилась и со второй. Морана – не суккуб, как можно подумать. Она богиня Смерти и Зимы. Вы поклоняетесь ее сестре, как я понял, только зовете ее Матушкой Зимой. У Мораны нет детей, потому что нет никого среди богов, чье семя проросло бы под снегом. Ну, Мелькор только если, но он погиб. И поэтому называть Морану «матушкой» кажется нам нелогичным. И Квалмэхтар пришел к ней, чтобы она благословила его. Теперь ему не надо втягивать и преобразовывать Цин из окружающего мира. В Квалмэхтаре теперь всегда будет истинный Цин, сила самой Смерти.
   Ведьма провела пальцами по лицу эльфа – нежно, медленно. У Ринке перехватило дыхание.
   – Как драконы, как гросайдечи, – произнесла Карина задумчиво. – Они ведь не призывают Чи Огня. Они сами – Огонь.
   – Да, – с усилием продолжал эльф. – Для того, чтобы принять что-то в себя, нужно иметь в себе пустоту. Во время оргазма сбрасывается не только Чи, но и Цин, ведь эти каналы симметричны. Морана заставила его кончить, и каналы Цин Квалмэхтара опустели. И тогда она и расплела их, вывела прямо на…
   – На Подземный мир, где Цин всегда в избытке, – понимающе кивнула мандреченка. Ведьма поморщилась. – Если дар богини так насытил его каналы Чи, то что сейчас творится в его каналах Цин, даже подумать страшно. Впустить в себя Цин самой Смерти, это, наверно, как залить себе в жилы расплавленный свинец. Даже для некроманта.
   Ринке закрыл глаза.
   – Ваши боги очень любят вас, раз живут с вами, – сказала Карина.
   – А боги мандречен не спускаются на землю? – спросил эльф.
   Воздух справа от столика задрожал, потемнел и сгустился в улыбающуюся Сташи.
   – Ваш заказ, – сообщила официантка.
   Сташи принялась расставлять на столе приборы, салатницу, тарелочку с сыром.
   Ринке встал, взял у вампирки вино и штопор. Ловко выдернув пробку, эльф пристроил бутылку на тумбочке под зеркалом и поставил туда же бокалы, чтобы разлить вино. Ринке запустил руку в карман брюк. Между ним и Кариной была официантка, и ведьма не могла видеть, что делает эльф. Сначала Ринке показалось, что бутылочки в кармане нет. Что он ее потерял, что она вывалилась где-нибудь в зале. Эльф ощутил горькую радость, и тут его пальцы наткнулись на теплый, гладкий бок бутылочки.
   Просто она была очень маленькой, а карман шаровар – очень большим, и Ринке не нащупал ее сразу.
   – Приятного аппетита! – сказала Сташи.
   Эльф понял, что ее силуэт сейчас истает. Ринке поспешно вытащил бутылочку из кармана и повернулся спиной к мандреченке, чтобы Карине было не видно его рук.
   – Только одна богиня, Нава, иногда спускается с небес, – вернулась к разговору мандреченка. – Она приходит, когда становится совсем уж тяжело, и помогает нам. Дважды она уже приходила, в облике княгини Старгородской и Разрушительницы Пчелы. Эти ее воплощения называют Девой Плача и Девой Боли. Сейчас многие надеются, что она спустится к нам в третий раз. Как Дева Смеха.
   Эльф аккуратно вытащил крохотную пробку и сказал:
   – Про княгиню я слышу впервые и не знаю, что она сделала. Но зачем приходила Пчела, я знаю.
   – Да, – отвечала ведьма. – Нава спустилась, чтобы освободить нас от сидхов.
   – И что, сейчас жизнь в Мандре хуже, чем под властью наших братьев? – спросил Ринке.
   Эльф посмотрел на свои часы, лежавшие между бокалами. Времени оставалось совсем мало, да его попросту больше не было. Он поднес бутылочку к краю бокала, наклонил, ожидая момента, когда по сверкающему хрусталю потечет темно-коричневая струйка. Ничего не произошло. Видимо, бутылочка была наполнена меньше чем наполовину.
   – Знаешь, – сказала Карина угрюмо. – Жизнь всегда сложная. Как говорят, на богов надейся, а сам не плошай. А так – да, войну-то мы выиграли, но очень…
   В зеркале Ринке увидел, как ведьма повела рукой в воздухе, подыскивая слова.
   – Люди очень устали, – сказала Карина наконец. – Эта война нас доконала. Мы перестали смеяться. Я была весной на празднике возвращения Ярилы в родной деревне. Волхв спел гимн, а потом обычно поют, кто что хочет. Но никто не пел. Ты понимаешь, многие ушли на войну совсем детьми и не успели выучить наших мирных песен. А старики, кто помнил все песни, первыми погибли во время войны – от голода, от болезней. И эта тишина… Это было ужасно…
   – Ну, ты про рябину песню знаешь, – сказал эльф. – Или такую грустную песню нельзя петь во время Беллентэйна?
   Он почти перевернул бутылочку вверх дном, но из нее так не появилось еще ни капли. «Может, жидкость слишком густая? – думал Ринке. – Или сначала надо было встряхнуть?»
   – Так я и другие песни знаю, – ответила мандреченка и продолжала мрачно: – Я одна и пела. Люди сначала слушали, потом начали смеяться потихоньку. Развеселились…
   Ринке вздрогнул. Темная капля появилась из горлышка, но упала не в бокал, куда должна была, а на крышку тумбочки, и расползлась на ней уродливой кляксой. Эльфа пробил холодный пот. Он глянул в зеркало, чтобы проверить, не заметила ли Карина этих его манипуляций.
   Из зеркала на него смотрели Мать Рябина и Морана.
    «Для тебя, Ринке, все только начинается, –услышал эльф мягкий голос хозяйки Железного Леса. – Время в наших мирах течет по-разному; для того чтобы оковы потеряли силу, мало открыть замок на них куском миф-рила. Обрету я свободу или нет, зависит от вас. От тебя и от нашей гостьи. Что ты выберешь – жизнь или смерть, лес или предательство, то и будет. Есть что выбрать, смотри, не прогадай.
    Пока она в моем лесу, проклятие не будет действовать. Наслаждайся! Но запомни – там, где сила любви и жизни уступает силам расчета и смерти, мои чары не властны!»
   Спокойный, вежливый голос Мораны вторил ей:
    «Сегодня тебе придется принять решение. И тебе, когда ты будешь его принимать, надо быть столь же холодным, как зима, в которую ты родился».
   – Волхв потом так меня благодарил, так благодарил… – продолжала Карина рассеянно. – А Квалмэхтар – молодец. Уважаю. Я как-то к некромантам раньше не очень хорошо относилась. Падальщики – они и есть падальщики. Но так отдаться своей богине может только очень смелый человек. Ну, то есть сидх. Он знал, что на пути его служения будет много боли, но все равно выбрал именно эту дорогу…
   «Я понял, – подумал Ринке, глядя на Мать Рябину. – Я надеюсь, что понял правильно…»
   Богиня улыбнулась и кивнула. Эльф перевел взгляд на ее сестру.
   «Я прошу тебя об одном, – произнес он мысленно. – Я не неженка, но я и не некромант. Я не хочу страдать. Пусть будет, что будет, но пусть это будет быстро. И не очень больно».
   Морана усмехнулась и отрицательно мотнула головой – таким сильным жестом, что закачались ее причудливо закрученные локоны. Ничего другого от нее Ринке и не ожидал. Беспристрастность богини Зимы вошла в поговорку.
   Но хотя ответ богинь был разным, улыбки на их лицах были совершенно одинаковыми. Впрочем, в этом не было ничего удивительного – Морана и Мать Рябина были родными сестрами.