Гинзбург Мария. Лес великого страха

   Но всего каравана, фургонов, их возничих и лошадей, огню хватило только, чтобы раздразнить аппетит. Тряпье тентов и дерево днищ пламя сожрало мигом. Отшатнулось от золотых слитков из рассыпавшихся в пепел сундуков, побрезговало мечами и кольчугами, скрывавшимися за мягкими боками холщовых мешков. Огню надо было набраться сил, чтобы насладиться столь великолепной, но твердой закуской. Пламя коснулось своим дыханием тел ведьм, таких аппетитных и мягких, попробовало на зуб колья забора – сухость и горечь, но чтобы оттенить вкус, сойдет. Вгрызлось в каменные ступеньки таверны и недовольно отступило – на время, не навсегда. Сначала можно было заняться телом своего создателя, в котором под жесткой броней пряталось нежное, мягкое черное мясо. Стальные ребра фургона, разорванного гросайдечью, впились в его тело подобно шампурам, и это только добавляло пикантности блюду.
   Но попробовать его огню было не суждено.
   На двор таверны обрушилась стужа, лютая, беспощадная стужа лихолесских зим. О, она могла не только разорвать птицу на лету. Стужа остановила веселую пляску пламени и прикончила огонь быстрее, чем Карина успела вздохнуть. Последний раз взметнулись и опали языки умирающего пламени. Под бледным от рассвета небом остались только тела, зола и пепел.
   Заполучить стратегический груз Ежам не удалось.
 
   К черному телу гросайдеча метнулась чья-то фигурка. Карина узнала Сташи.
   – Не-е-е-ет! – так, что стало больно ушам, закричала вампирка.
   Сташи обхватила голову дракона руками.
   Магнус стряхнул с себя отвратительные ошметки – все, что осталось от тролля. Гоблин сел и заморгал. Морана стояла над разорванным надвое телом горгульи. По лицу суккуба текли слезы. Рядом с Мораной обнаружилась Хэлл. Лицо гномицы толстым слоем покрывала сажа; но две светлые вертикальные дорожки от внутренних углов глаз к подбородку уже расчертили эту черную маску.
   – Я видела плачущих вампиров и раньше, – пробормотала Карина. – Но я не думала, что когда-нибудь увижу плачущего суккуба…
   – Я думаю, что это многие видели, – очень тихо ответила Светлана. – Как и плачущего гнома. Но подобное зрелище очень сложно пережить…
   И прежде чем ведьма успела понять, на что намекает подруга, вокруг наступила мертвая тишина. Неземной холод разлился по двору таверны. Мандреченка почувствовала, как замирает сердце в ее груди. Карина увидела, как иней покрывает ресницы Светланы, как чернеют губы подруги.
 
   Магнус с трудом поднялся на ноги. Жуткий мороз ломал тело гоблина, но он знал, что должен встать. Магнус обнял Морану. Холод обжег его, гоблину вспомнилось, как он в детстве сдуру лизнул железное ведро, висевшее на цепи у колодца. Детское ощущение по сравнению с тем, что он испытывал сейчас, было все равно что поцелуй по сравнению с оплеухой. Магнус приблизил губы к уху подруги и, из последних сил ворочая немеющим языком прошептал:
   – Накажи меня одного, Морана, это я виноват во всем, я же не знал…
   – Но я знала, что так будет, – негромко отвечала хозяйка таверны. Каждое ее слово болезненным эхом отдавалось в груди каждого, кто ее слышал.
   – Знала… – продолжала суккуб. – Ах, никого и никогда я не смогла спасти своим знанием… Газдрубала была его последним ребенком… Она единственная выжила из пятерых крылатых щенков…
   Карина почувствовала, как у нее слипаются глаза. Невыносимый, жгучий холод, постепенно превращался в ласковое, приятное, но в то же время мучительное тепло…
   – Они убили не Газдрубалу. Они убили его, уничтожили его последний след на этой земле, – продолжала Морана. – Он всегда наступалвсем; но теперь он наступилсамому себе…
   – Мы живы, пока нас помнят, Морана, – ответил Магнус. – Я не был знаком с отцом Газдрубалы. Но и кроме горгульи он успел сделать многое. Многое, за что его будут помнить даже те, кто никогда его не знал…
   Гоблин говорил что-то еще, но тело Карины уже проваливалось в уютный, сладкий сои, из которого возврата нет…
   Морана улыбнулась.
   – У нас не бывает детей от смертных, – сказала сук-куб. – И сейчас я жалею об этом.
   Холод внезапно отступил. Во двор таверны вернулась прохлада утра – и показалась Карине горячее крутого кипятка. Ведьма застонала и села, рывком, превозмогая себя. Старшая крыла «Змей» схватила Светлану за плечи, встряхнула. Голова подруги безжизненно мотнулась из стороны в сторону. Карина сильно ударила Свету по лицу. Глаза целительницы крыла «Змей» открылись. В посветлевших от боли глазах подруги взметнулся край широкой юбки отступающей смерти.
   Гоблин окинул взглядом свои владения и произнес:
   – Нда.
   Карина поняла, что ошибалась, считая гоблинов тупыми. Просто эти дети Лихого Леса были самыми сдержанными в выражении чувств среди его обитателей. Ведьма поднялась на ноги. Следом за ней встала и Светлана. Целительница потянулась к ее плечу, что бы возобновить обезболивающее заклинание. Но старшая крыла «Змей отстранилась.
   – Когда чары перестанут держать, я подойду к тебе. Осмотри всех, кому еще можно помочь, – сказала Карина. Покосившись на огромное тело, занимавшее почти весь двор, ведьма тихо добавила:
   – Разберись с гросайдечью в первую голову…
   Целительница, чуть пошатываясь, направилась к дракону. Под ногами ведьмы что-то звякнуло. В золе блестели крупицы жемчуга и бусины тигрового глаза. Гном, которого она узнала – это он стоял у баррикады, закрывшей выход на галерею, – ползал по земле, собирая украшения. Светлана повернула вправо, собираясь обойти купца. Он схватил ведьму за ногу. Светлана устало подумала, что все, что она может сделать – это стукнуть его кулаком по голове, но вряд ли это произвело какой-нибудь эффект. У гномов кости толстые…
   – Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросила ведьма. – Если нет, отпустите меня. Здесь много раненых.
   Гном молча подал ей пригоршню аметистов – все, что осталось от изящного ожерелья.
   – Не надо, – утомленно сказала Светлана. – Мы больше никого не тронем. Дождемся подкрепления из Бьонгарда и уйдем.
   – Вы мне просто понравились, – буркнул гном.
   Целительница пожала плечами, приняла подарок и ссыпала камни в карман штанов. Ведьма миновала повозку, от которой остались лишь железные оси и ступицы колес. Над ними рыдал тот самый эльф, за плечо которого целительница ухватилась вчера вечером. Огонь превратил дорогие соболиные и бобровые шкурки, которые купец вез из Бьонгарда, в черную легкую пыль.
   – Кто мне теперь заплатит? – кричал эльф истерически. – Кто возместит убытки?
   – Все претензии – к Ежам, – прогудел Магнус из другого конца двора.
   Купец замолчал. Светлана добралась до хвоста гросайдеча и коснулась шипов ладошкой. Судя по короткому, но слабому уколу Чи, который она ощутила, Шэд был еще жив.
 
   – Кто теперь старший по обозу? – спросил Магнус.
   Карина обвела взглядом двор в поисках Рамдана. Командира экен ведьма не обнаружила, а вот Крюка, стоявшего с шапкой в руках над кучей пепла, она заметила.
   – Видимо, я, – пробормотала мандреченка.
   – Сообщить в Бьонгард о происшедшем? – осведомился Магнус.
   – Не стоит, – мрачно ответила ведьма. – Мы получили приказ остановиться в вашей таверне от короля Моруско. Теперь мы свяжемся с воеводой Бьонгарда Алексеем Черным. Сами.
   – Это ваше дело… Надо завалить ворота, на случай, если Ежи вернутся, – сказал гоблин. – Да только нечем. Вы не могли бы с подругами опутать проход чарами?
   – Это можно, – согласилась Карина.
   Мандреченка откашлялась, прочищая горло, и крикнула:
   – Крыло «Змей»! Перекличка! Тройка Зарины! Зарина?
   – Я, – откликнулись откуда-то из-за крыльца.
   Карина продолжала. Голоса ведьм отвечали ей – с забора, из опаленной конюшни, из-за гросайдеча. Результаты проверки обрадовали старшую крыла. Погибли Ирина и Стана, все остальные ведьмы оказались изрядно помяты, но живы. Карина отправила всех, кто еще мог держаться на ногах, к воротам – перегородить их щитом Демьяна. Сама же старшая крыла «Змей» направилась к Моране. Суккуб все так же стояла над трупом горгульи. Ведьма остановилась на почтительном расстоянии и осторожно спросила:
   – Мы не могли бы поговорить?
   Хозяйка таверны устало кивнула.
   – Ты знала, что это все произойдет, – произнесла Карина. – Но почему ты…
   Она замолчала, опасаясь продолжать. Суккуб усмехнулась:
   – Почему что? Не напустила на вас сонные чары и не дала эльфам угнать караван?
   – Хотя бы, – тихо отвечала мандреченка.
   – Нет, – очень спокойно сказала хозяйка таверны. – Когда человек – или эльф – должен сделать выбор, даже боги не могут выбрать за него.
   – А ведь вам, богам, наверное, тяжело, – задумчиво произнесла Карина.
   – Не тяжелее, чем смертным, – вежливо сказала сук-куб. – Но и не легче, да.
   Лицо Карины дрогнуло. Ведьма подняла глаза к небу, шмыгнула носом. Затем протерла глаза и пробурчала:
   – Пепел попал…
 
   Сташи услышала над ухом мягкий голос Светланы:
   – Позвольте, я посмотрю… Я целительница.
   – Да чем вы можете помочь? – закричала вампирка. – Вы умеете лечить людей, но он же – дракон!
   Гросайдечи могут разговаривать только мысленно, и Шэду еще хватило сил на телепатемму. «Уйдите, – раздалось в головах ведьмы и Сташи. – Дайте умереть спокойно».
   – Я родилась рядом с Драконьей пустошью и много общалась с химмельриттерами, – терпеливо ответила Светлана. – Они приезжали в магическую школу, где я училась, на спецкурс «Врачевание огненных тварей». Я прослушала его тоже, драконы всегда нравились мне…
   В безумных глазах вампирки промелькнули искорки здравого смысла. Сташи отошла от гросайдечи. Шэд тихо зарычал и хлестнул хвостом о землю.
   – Я училась вместе с сыном Искмерии, – тихо добавила Светлана.
   Гросайдеч заметно вздрогнул. «Хорошо, приступай», – телепатировал он целительнице. Она осмотрела изуродованный бок, из которого торчали оплавленные железные штыри.
   – Жизненно важные органы не задеты, – сообщила Светлана. – Сломайте эти стальные полосы, Сташи, и мы вытащим их из тела. Тогда Шэд сможет превратиться обратно в человека, и вылечить его будет гораздо проще.
   – А это еще не все, – угрюмо отвечала вампирка. – Вы на плече посмотрите…
   – Я обязательно посмотрю, – сказала Светлана. – А вы пока сделайте, что я говорю.
   Сташи забралась на бок Шэда и взялась за полосу металла. Вампирка чуть качнула ее, пытаясь согнуть. Оборотень хотел зарычать, но из его горла вырвался только тоненький всхлип. Вампирка погладила гросайдечь по закопченной чешуе и впилась в штырь зубами. Железо хрустнуло и переломилось. Сташи отбросила огрызок и переползла к следующему штырю, торчащему из тела дракона. Светлана тем временем отогнула гибкую перепонку крыла и увидела торчащее из раны топорище. Целительница задумчиво почесала кончик носа. С другой стороны от Шэда обнаружилась Хэлл. Гномица оглядывалась по сторонам, словно в поисках чего-то. Особенно пристальное внимание она уделила обугленному сундуку, лежавшему рядом с низким, плоским камнем. Хэлл перевела взгляд на топор, засевший в ране. В глазах ее мелькнула ярость. И стыд, вдруг сообразила ведьма. Гномица заметила целительницу и спросила:
   – Тоже вытащить? Вам не выдернуть будет, он глубоко сидит. Давайте я…
   – Не надо, – сказала Светлана. – У Шэда перерублена ключица, разорван канал Чи. Если вытащить топор, надо сразу заклинание накладывать. А то Шэд даже превратиться не успеет.
   – Так накладывайте, это же ваша профессия, – угрюмо ответила гномица.
   Из-за крыла высунулась Сташи и сообщила:
   – Готово.
   Светлана улыбнулась и кивнула:
   – Очень хорошо. Господа, никто здесь не владеет Чи Воды или Земли?
   Шэд, как дракон, был воплощением Огня, а ведьма – магом Воздуха. Огонь, как известно, питается Воздухом, но не сдерживается им. Оборотень потерял много жизненной силы, и если бы целительница дала ему свою Чи, он просто втянул бы ее в себя. Для того, чтобы скрепить заклятие, нужна была нейтральная Чи, да и антагонистичная подошла бы.
   – Я маг Земли, госпожа ведьма, – откликнулся высокий мужчина, сидевший на ступеньках крыльца. У него не осталось волос на голове. Кожа с правой стороны лица свисала бордовыми лохмотьями, а на лысом черепе вздулась огромным сплошным пузырем. Острое ухо обуглилось. Светлана поняла, что перед ней сидх, только когда он повернул голову – другую сторону лица огонь почти не повредил.
   – Андерет, скотина, ты жив! – с облегчением воскликнула Хэлл, увидев его.
   – А я в огне не горю, – ответил сидх. – В воде тоже не тону, почему-то… Я готов отдать Шэду все, что смогу, только объясните, как, – продолжал Андерет, обращаясь к Светлане. – В той магической школе, где учился я, спецкурсов для химмельриттеров не читали…
   – Но вам самому нужна помощь, – сказала Светлана.
   Сидх махнул рукой.
   – У меня хоть из тела ничего не торчит, кроме того, что торчит всегда, – с юмором ответил он.
   – Подойдите сюда, – попросила целительница. – Руки сделайте вот так… Да, растопырьте пальцы… И призовите всю Чи, какую сможете. А теперь…
 
   Пробитая стрелой рука почти не слушалась. Зарина с трудом отшвырнула обгорелые доски, отбросила ногой чью-то оплавленную палицу и торопливо осмотрела Гёсу. К непередаваемому восторгу ведьмы, ран на теле наемника не оказалось. Синяки и ушибы экенка считать не стала. Ведьма потрясла Гёсу, окликнула его. Экен не отозвался. Только тут Зарина заметила, что в лице наемника нет ни кровинки. Ведьма склонилась к его лицу, но дыхания не ощутила. Попыталась найти пульс, но его не обнаружилось тоже.
   – Светлана! – закричала Зарина, но получился лишь полушепот. – Карина! Кто-нибудь, помогите!
   Экенка беспомощно оглянулась и увидела, что Морана и Карина идут к ней.
   Мандреченка оценила всполохи в ауре Гёсы и пробормотала:
   – Я что-то не пойму. Ни одной смертельной раны нет, но и духа в теле уже нет…
   Зарина зарыдала.
   – Он призвал больше Цин, чем смог выплеснуть и переработать, – сказала Морана. – Его каналы Чи забиты мертвой силой. На физическом уровне это означает смерть.
   – Не-е-ет! – завопила Зарина, и этот крик у нее получился уже значительно громче. – За что! Неужели никак нельзя его спасти?
   Карина покосилась на суккуба.
   – Можно, – ответила Морана и продолжала, обращаясь к Зарине: – Я вижу, сегодня вы уже одалживали ему свою Чи. Он смог усвоить и переработать ее. Сейчас, если вы станете его Синергисткой, отторжения Чи не произойдет. Она пройдет по каналам этого человека, вытеснит Цин. Тогда дух, скорее всего, вернется в тело.
   – Вы можете сделать нас Синергистами? – спросила Зарина.
   – Нет, – отвечала хозяйка таверны. – Мне подвластно только Цин. Если я коснусь вашего друга, он умрет. Вам нужен тот, кто умеет управляться и с мертвой силой, и с живой.
   – Но здесь же был некромант! – воскликнула экенка. – Они танцевали на крыльце!
   Карина глянула через витые перила Если Гёса отбросило налево от крылечка, Квалмэхтар мог оказаться справа. Сейчас там лежала голова гросайдечи. Над ней колдовали Светлана, сидх с чудовищно обгоревшим лицом, Сташи и гномица. Воздух над Шэдом задрожал, заискрился.
 
   По знаку Светланы Сташи дернула рукоятку на себя. Топор вышел из раны и упал к ногам целительницы – вампирка не смогла его удержать.
   – Перекидывайся, Шэд! – крикнула ведьма.
   Над двором таверны вспыхнула и опала разноцветная сфера. Когда свечение погасло, на месте дракона обнаружился лежащий ничком обнаженный мужчина. Кровь уже запеклась на сквозных ранах в его боку.
   – Все? – раздался хриплый голос оборотня.
   – Ну, почти, – улыбнулась Светлана. – Вас надо уложить в постель. Я обработаю раны, наложу повязки…
   Андерет и Сташи помогли Шэду подняться. Вся троица двинулась ко входу в таверну. Светлана последовала за ними. Хэлл осталась во дворе. Она подняла свой топор и легким, небрежным движением отшвырнула в сторону оплавленный сундук.
   При виде гномицы губы Квалмэхтара дрогнули в улыбке.
   – Туки-туки, я в домике, – сказал некромант.
   Хэлл замахнулась. Но опустить топор не смогла – он словно застрял в воздухе. Гномица оглянулась и увидела Карину. Ведьма держала топор в воздухе своей Чи. А Хэлл и не заметила, как ведьма подошла к ней. Мандреченка скользнула оценивающим взглядом по ауре некроманта. Мало толку было бы от заклятия, наложенного умирающим. Но судя по расцветке и насыщенности его ауры, маг чувствовал себя гораздо лучше, чем выглядел.
   – Подождите немного, – сказала мандреченка гномице. – Мы его вернем.
   Хэлл очень изобретательно выругалась на наречии орков и опустила топор.
   – Ты наложишь временное заклятие, аналогичное Клятве Синергистов? – обратилась Карина к Квалмэхтару.
   – Если мне пообещают за это жизнь, – ответил тот.
   – Трус! – закричала Хэлл. – Как и все вы, охотники за падалью. На живых-то рука не поднимается, да?
   – Да прекратите вы! Скорее! Пусть он уходит, шайтан с ним! – завопила Зарина. – Гёса же сейчас умрет!
   Карина вопросительно посмотрела на Морану.
   – Тебе оставят жизнь, – сказала суккуб некроманту. – Ты уйдешь, и тебя никто не будет преследовать.
   Карина подала руку Квалмэхтару. Эльф ухватился за нее и поднялся на ноги.
   – Больше никогда не приходи сюда, – дрожащим от гнева голосом сказала Хэлл.
   Квалмэхтар насмешливо приподнял бровь и сказал:
   – Я думаю, что запретить посещать таверну может только ее хозяйка.
   – Морана, скажи ему! – яростно закричала гномица.
   Некромант несколько мгновений смотрел в светлые глаза суккуба. Морана молчала.
   – Пойдем, – сказала Карина Квалмэхтару.
   Суккуб, некромант и мандреченка обогнули крыльцо и оказались рядом с распростертым на земле Гёсой. Квалмэхтар встал рядом с ним на колени и взял его правую руку своей левой.
   – Дайте мне левую руку, – сказал маг Зарине.
   Экенка поспешно повиновалась. Теперь, когда маг держал руки ведьмы и наемника, его собственные руки оказались перекрещенными.
   – Заклятие, которое я наложу, – произнес Квалмэхтар, – продержит только до тех пор, пока баланс Чи и Цин в этом теле не восстановится.
   – Если вы решите, что хотите быть связанной этой клятвой навсегда – дорогу в Храм Синергистов я вам потом покажу. Это недалеко, – произнесла Морана.
   – Там видно будет. Колдуй уже! – воскликнула Зарина.
 
   Квалмэхтар, шатаясь, брел через двор к воротам. Точнее, к тому, что от них осталось. А осталось немного – два обугленных столба. Разноцветные зигзаги защитного заклинания дрожали между ними.
   Едва некромант закончил обряд, и Танцор Смерти сложно выругался по-экенски, ведьмы, охая и ахая, потащили раненого в таверну. Квалмэхтар рассудил, что и ему самое время двинуть отсюда. Некромант чувствовал тяжелый взгляд Хэлл у себя на спине, точнехонько между лопаток. Хотя самой вспыльчивой расой считались мандречены, терпение гномицы тоже не стоило испытывать. Маг был уже на полпути к выходу, когда на его пути материализовалась Морана.
   – Дай-ка я тебя поцелую, – сказала суккуб. – На прощание.
   Квалмэхтар вздрогнул, поняв, что это значило.
   – А я думал, Морана, что подарочки – не отдарочки, – заметил некромант.
   – А это был не подарок, – холодно отвечала хозяйка таверны. – Тебе дали оружие и указали цель. Ты решил, что можешь выбирать цели сам. Но на своих врагов выходи со своим оружием.
   – Но разве они – и не твои враги тоже, Морана?
   – В лесу – да. Но эта земля – нейтральна, так решили мы, ее хозяева. И если вы хотите быть принятыми здесь, вам придется оставить свои дрязги там, в лесу. Запомните это все.
   – Нельзя быть врагом там и другом здесь, Морана, – возразил Квалмэхтар.
   Суккуб поморщилась:
   – Не тебе рассуждать о верности богов.
   – Я думал, что ты – наша богиня, – сказал некромант. – Ты темная, так и мы не слишком светлы. Но ты…
   – Ну, ты еще заплачь, – презрительно перебила его Морана.
   Квалмэхтар закусил губу и опустил лицо.
   – Нет, плакать я не буду, – сказал он глухо.
   – Будешь, – ласково ответила суккуб. – Я очень надеюсь, что ты умеешь делать что-нибудь еще, кроме некромантии. Силы Смерти больше не будут повиноваться тебе.
   Маг дико посмотрел на Морану.
   – Нет, – выдохнул он. – Нет. Как ты можешь отбирать то, что дала не ты?
   – Да, не я, – вежливо ответила хозяйка таверны. – Но ты слишком вольно толкуешь приказы, Квалмэхтар. И это значит, что раньше или позже ты повернешься против меня. А ты единственный в Железном Лесу, кто может причинить мне вред, и ты об этом знаешь.
   Лицо мага изменилось так, что суккуб сочла необходимым добавить:
   – А когда я умру, на этот лес опустится бесконечная зима. Все живое погибнет. Или ты забыл старинные песни? Да и ты не выйдешь со двора таверны, если убьешь меня.
   Она стояла перед ним, невысокая хрупкая женщина с необычно светлыми волосами и спокойно смотрела на мага. Квалмэхтар покосился на крыльцо. Там, поигрывая топором, стояла Хэлл. Гномица не смотрела на них. Хэлл наблюдала за ведьмами, кружившими над забором. Но для того, чтобы метнуть топор, гномице не понадобилось бы призывать ни Чи, ни Цин. Хэлл смогла бы придать оружию необходимый кинетический импульс и за счет мышечного усилия.
   Умирать с топором в спине не хотелось.
   – Я покину Железный Лее, – сказал Квалмэхтар. – И вернусь, только если ты меня позовешь.
   – Или так, – согласилась Морана. – Твой Цин останется при тебе. Но утро после Самхайна ты встретишь на чужом берегу… Однако мне было бы очень приятно, если бы ты покинул наш лес еще до осеннего равноденствия.
   – Хорошо. Я двинусь по Старой Тропе сразу, как выйду отсюда, – помолчав, ответил маг. – А сейчас я прислонюсь к забору, если ты не возражаешь.
   – Как тебе будет удобнее.
   Квалмэхтар выбрал место около обугленного частокола, чуть в стороне от ворот. Некромант не хотел мешать ведьмам, заканчивавшим плетение магического щита. На Морану и эльфа никто не обратил внимания. Небесные воительницы очень измучились и были слишком заняты делом, чтобы глазеть по сторонам. Некромант уперся спиной в забор и сообразил, что при их в разнице в росте Моране будет просто не дотянуться до его губ. Квалмэхтар подкатил к себе ногой обугленную чурку – все, что осталось от поленницы Магнуса, – и сделал приглашающий жест. Суккуб встала на полешко.
   Раньше Моране не приходилось целовать Квалмэхтара. Некромант захаживал в таверну не так уж часто и в долг ничего не брал. Она ожидала, что губы Квалмэхтара будут жесткими, напряженными. Но некромант не пытался оттолкнуть ее, смягчить боль, которая должна была последовать за этим прикосновением. Он коснулся ее языка своим. Первый раз Моране предстояло забрать у кого-либо так много; и никогда еще тот, кому предстояло отдать часть своей силы, не пытался быть нежным.
   Квалмэхтар хотел, чтобы ей было хорошо.
   Несмотря ни на что.
   И несмотря ни на что, он ее просто хотел.
   В этот раз это было его истинным желанием. Морана не желала облегчать Квалмэхтару процесс возврата оружия и его каналов чувственности не касалась.
   На двор таверны начал медленными хлопьями падать снег. По цепочке женских голосов пролетели изумленные возгласы, но некромант этого уже не слышал. Он осел назад, тяжело навалившись на забор всем телом, и крепко схватился за суккуба. Но голос Мораны, несколько мгновений – или столетий – спустя выплывший из холодной бездны, он все же услышал:
   – Отпусти меня.
   Квалмэхтар разжал руки и увидел, что лицо у Мораны влажное. Суккуб отвернулась. Некромант взял ее пальцами за подбородок.
   – Эй, – сказал Квалмэхтар. – Ну не буду я плакать. Даже чтобы доставить тебе удовольствие. Но я не хотел, чтобы ты плакала.
   – Я не очень горяча, – спокойно отвечала суккуб. – Но снег от моего дыхания все же тает.
   Снегопад прекратился так же внезапно, как и начался. Некромант несколько минут стоял неподвижно, глядя, как тают снежинки на полешке. Морана спрыгнула на землю. Квалмэхтар, держась за забор, двинулся к воротам.
   – Откройте ему проход, – сказала хозяйка таверны.
   В темно-синем непрозрачном щите, заполнившем пространство между столбами, медленно проступила дыра. Некромант увидел черное пятно на дороге за воротами – все, что осталось от фургона. Прежде чем шагнуть за щит, маг обернулся.
   – Я слышал что не только эльфы гибнут, когда наши боги изменяют нам, – с трудом произнес он. – Боги тоже умирают, если от них отказываются те, кто их любил!
   – Вот как, значит, – спокойно ответила Морана. – Тогда послушай, и я тебе кое-что скажу. Боги любят тех, кто с ними спорит. Не все боги, но я – люблю. И мне очень жаль, что эта любовь осталась неразделенной.
   Она смотрела, как его спина исчезает в овале прохода. Как затягивается отверстие в щите. Как ведьмы медленно летят над двором. Силуэт суккуба начал медленно таять. Когда первая из ведьм приземлилась на крыльце, Морана уже сидела на своем обычном месте – на барабане за стойкой.
 
   Не в первый раз ему приходилось уходить, оставляя за спиной дымящиеся развалины.
   Далеко не в первый.
   Справедливости ради надо сказать, что первыми дымящимися развалинами за спиной некроманта были руины его собственного села, сожженного Армией Мандры.
   Но когда Квалмэхтар миновал обугленный остов второго фургона, то вдруг понял со щемящей ясностью, что позади него остался не только дом, который он мог считать своим.