— Свежий ветер? — Даня весело прищурился.
   — Да, — ответила Тэйки серьезно. — И амулеты тебя не остановили. Ты — сильнее.
   — Ну, на то я и генерал, — пошутил он.
   А у самого от слов девушки точно розовый куст расцвел в душе. Все правда! Крест — сила. Сильнее магических накрутов. Значит, он бережет их всех. А может, и та половинка рукописной книги — тоже. Из одной ведь серии!.. Вывод: за дело надо браться всерьез.
   — Слушай, Тэйки. Вот мы с Немо говорили... — И Даня четко, сжато передал разговор насчет мечети.
   Девушка кивнула:
   — Поняла. Да, я знаю где. Надо вывести туда? Даня подумал.
   — Надо, но... Тут нужно определиться. Кому идти...
   — А можно узнать, зачем нам туда? — подал голос долго молчавший Немо.
   — Легко. — И Даня поведал то, что слышал давеча от Гондураса.
   — Занятно, — без эмоций прокомментировал Немо этот рассказ.
   — Не то слово, — откликнулся Даня.
   — Тогда пусть они идут. — Немо поднялся со стула, на котором доселе сидел не шевелясь. — Уфимцы, уточнил он. Прошелся по комнате. — И Тэйки с ними. А нам надо бы остаться. Оголять местность нельзя.
   Немо прямо-таки высказал Данины мысли. Генерала очень порадовало то, что мыслят они с Немо одинаково.
   — Золотые твои слова, друг, — сказал вроде бы в шутку, а вроде как и абсолютно серьезно. — Значит, так тому и быть... Тэйки?
   — Я готова, — был краткий ответ.
 
3
 
   Сергей за годы лесной жизни сделался профи по всяким природным приметам. А иногда и без всяких примет он предвидел какие-то явления — когда их, кажется, и предвидеть-то нельзя.
   Вот, слезливо-тусклым вечером, в сыром отвратном сумраке дежуря на посту, Сергей поднял голову, взглянул в сплошную облачность, затянувшую небо... и понял, что завтра ударит мороз и разгонит к чертям всю эту непогодь.
   Так и случилось. Шла зима.
   В общем-то, ребята были к зиме готовы. В метро было сравнительно тепло, да еще Костя где-то ухитрился обнаружить чугунную печку для бани; да не просто чугунную, а с керамическими наполнителями, держащими тепло. Костя сразу же сообразил, в чем суть этих наполнителей, восхитился человеческим хитроумием — и не надо было ему долго объяснять ребятам, что к чему. Печка мигом украсила своей персоной подземелье «Юго-Западной». Еще один удачливый искатель, О-о, раздобыл гибкую гофрированную трубу, и Костя мастерски приспособил ее к печке, чтобы дым выходил в тоннель метрополитена, где всегда гуляли шальные ветра.
   Только дрова ищите, — уверял Костя, — и жить будем припеваючи!
   Ну, это ясно. Усердно искали любой горючий материал, волокли все: от старых газет до роскошной мебели — и такая нашлась в вымершей Москве.
   Практически мыслящий Костя велел еще искать кирпичи:
   — Они тепло хорошо держат. Обложим со всех сторон, и это... нагреются они, так вообще тут в трусах ходить будем!
   Может быть, он и преувеличивал, но бойцы прекрасно его поняли и откликнулись с редким энтузиазмом. Кишка, Гондурас и Шуруп какую-то кирпичную стену разгромили. Костя потом старательно обкладывал печку добытой строительной продукцией. Он вошел в азарт и малость перестарался, так что Бабай вынужден был сказать ему:
   — Ну хватит! Эдак до весны не кончим, когда уже ни хрена не нужно будет...
   Сооружение, конечно, получилось дикое, чем-то напоминающее труп гигантского травоядного динозавра, у которого другие хищные ископаемые отъели голову и хвост. Но Костину гипотезу этот монстр теплотехники подтвердил блестяще! Кирпичи раскалялись чуть ли не докрасна — лишь постоянно суй дрова в жерло печи.
   Ну, не такая уж это была проблема. В порыве старания ребята натащили столько деревяшек, что завалили ими чуть ли не полтоннеля.
   — Хорошо, — одобрительно говорил Бабай.
   Почему-то в процессе работы печка гудела, как реактивный истребитель, но это даже и здорово. Все-таки огонь — бодрая стихия, с ним жизнь куда веселей: тут старина Гераклит прав на сто пудов.
   Про Гераклита вспоминал Сергей, когда сиживал у открытой печной дверцы. Вспоминались, понятно, отцовы рассказы, и вот странное дело: то чудилось, что это было вчера. А то — словно давным-давно, подернулось дымкой... Вообще Сергей ощущал себя внезапно повзрослевшим за эти дни. Все был мальчик, а тут вдруг раз! — и взрослый парень. Сергей, малый любознательный, присматривался к своим новым друзьям, и они тоже представлялись ему никак не пацанами и девчонками, а людьми пожившими, нахмуренными от забот... которые, правда, в любой миг могли скинуть эту маску взрослости, превратиться в дурашливого подростка — чтобы через несколько минут опять замкнуться в образе сурового бойца.
   Да ведь так оно в самом деле и было.
   Бабай, узнав от Гондураса историю об удивительной книге, для начала велел ее обладателю помалкивать:
   — Пусть разузнают сначала, есть ли мечеть, а там уж думать будем...
   Наверное, предупреждать было излишне — Гондурас, мягко говоря, к числу болтунов не принадлежал. И по второму пункту Бабай сам себе противоречил: сам он думать начал уже сейчас, не дожидаясь Даниных сообщений. Думал, и предположения Дани и Гондураса виделись ему вполне разумными и убедительными. Что верно, то верно — удача с нами. А главное, этот невероятный трюк, переброс из Уфы в Москву! Случайность? Их на свете нет. Другое дело, что этот факт можно объяснять разными причинами. Но пока самой вероятной выглядит именно версия Гондураса. Значит, ее и надо проверить.
   Проверка подоспела скоро. Через несколько дней после памятного разговора позвонил Даня:
   — Бабай! Я говорил с Тэйки. Она согласна. Можно идти на поиски.
   — Раз можно — значит, нужно, — мудро рассудил уфимский командир. — Идем.
 
4
 
   И они пошли.
   Обсудив тему как следует, решили, что и уфимцам всем идти незачем. Девчонки, О-о и Шуруп остались дома. Последний бурно протестовал, и Бабаю пришлось употребить власть.
   — Ты что, мать твою?! — рявкнул он. — Я с тобой шутки шучу? Приказ! Что непонятно?!
   Этого оказалось достаточно. Малый затих.
   — Остаешься за старшего, — веско предупредил О-о Бабай.
   — Есть, генерал, — серьезно ответил тот.
   Зима за эти дни тоже освоилась всерьез. Морозы по Утрам, лед на дорогах, студеные ветра... Костина печь оказалась как нельзя кстати. Ребятам не привыкать было к подземельям, они быстро обжились и чувствовали здесь себя вполне дома, хотя и о своей Уфе не забывали.
   Честно сказать, идти в экспедицию по ноябрьским холодам было неохота. Но что же делать! Порядок есть порядок. Оделись потеплее, запаслись продуктами, оружием, не забыли про связь и приборы ночного видения... словом, экипировались важно. Бабай лично рассмотрел маршрут по карте. Вместе с Тэйки.
   — Есть несколько путей, — объяснила она. — И у каждого свои плюсы и минусы.
   — Это ясно. — Бабай соображать умел. — Ты скажи, какой, по-твоему, самый лучший?
   Тэйки долго не думала.
   — На мой взгляд, этот, — показала на карте. — Во-первых, краткий. Во-вторых, гоблины сюда почти не суются...
   — И? — Бабай ухмыльнулся. Что — и?
   — Я так понял, что есть еще в-третьих. Ошибся?
   Тэйки помолчала.
   — Нет. Но это в-третьих объясняет то, что во-вторых.
   Бабай с одобрением посмотрел на нее — ему нравилась четко сформулированная мысль.
   — Ну-ка, ну-ка...
   — Там живут упыри, — сказала Тэйки. — Или, по-другому, вампиры.
 
5
 
   Грех человеческой любознательности, совершивший пробоину в срединный мир, вместе с гоблинами выбросил сюда свору всякой прочей нечисти, менее заметной, чем гоблинская рать, но так или иначе расползшейся по Земле и вовсе не собирающейся проваливаться обратно в родную преисподнюю.
   Одну из таких свор и прозвали упырями.
   Строго говоря, эти мерзкие создания не были вампирами по определению — то есть кровососание не составляло главную цель их существования. Кровь они пили, разумеется, но не потому, что к этому стремились, а по дикой злобе своей, которая-то как раз и была целью, смыслом и содержанием их паскудного бытия.
   Видимо, атмосфера злобы и ненависти являлась той средой, в которой только и могли существовать эти твари. Они сами ее продуцировали — и в ней жили.
   Они ненавидели всех и вся, и гоблинов в том числе. Те, понятно, к упырям теплых чувств также не испытывали, однако терпели — именно потому, что эти уродцы кидались на все живое, а значит, и на людей.
   Все живое... Вот тут вопрос! Вампиры бросались и на гоблинов, но следует ли отсюда, что гоблины суть живые организмы? С точки зрения привычной нам физиологии — конечно нет. Никаких тебе сложных белковых соединений, генов, ДНК и хромосом! Ничего этого в гоблинской плоти и в помине нет.
   Но вот если взглянуть шире, философски, так сказать... Если признать, что словом «жизнь» обозначается существование очень сложных, самоорганизующихся и самовоспроизводящихся систем, то, безусловно, гоблины таковыми системами являются. Видимо, с такой философской позиции, правда о ней и не подозревая, и действовали упыри. Они были антисистемным феноменом в принципе, разрушителями — как раковые клетки, которые умеют лишь пожирать белковую ткань и подыхать потом, вслед за ими же самими сожранным организмом...
   Бабай был парень толковый и дотошный, он расспросил у Тэйки про вампиров, кажется, все. Узнал, что они предпочитают селиться на пустырях, в скверах, парках. Что выглядят как безобразные карлики, сморщенные и синюшные, чуть ли не фиолетовые. Ну и про их нрав, разумеется...
   — Тебе с ними схлестнуться не доводилось? — спросил он.
   — Почти нет, — Тэйки отрицательно качнула головой.
   — Как это — почти?
   — Ну, как-то раз... Они вообще-то стаями живут и бросаются на всех. Я-то их логово выследила, но уж приближаться к нему — на фига оно мне надо. А тут как-то один отбился, почему — не знаю...
   — Где это было?
   — Да там же, неподалеку. Увидал меня, зафырчал, пасть оскалил — и прямо на меня. Ну я его тут же мечом и приласкала. — Тэйки тронула висящий на правом боку самурайский меч.
   — Понятно... Так, значит, крошить их можно без проблем?
   — Без больших, — ответила девушка.
   Это совершенно так. Сила упырей в их бешеной ярости и многочисленности... И в этом же их слабость.
   Странно? Вовсе нет. Просто в схватке с противником неопытным, нестойким и неумным данные качества — сила; а когда отряд вышколен в боях и каждый солдат стоек, хладнокровен, знает свой маневр — с таким противником у стада разъяренных придурков никаких шансов нет.
   Бабай все это продумал.
   — Ну ясно, — молвил он. — Значит, ты говоришь, гоблинов там нет?
   — Не бывает, — подтвердила Тэйки.
   Отношение гоблинов к вампирам, в общем, похоже на отношение людей к комарам — с той разницей, что мы-то от летучих кровопийц совсем никакого профита не имеем.
   — Ясно, — повторил Бабай. — Раз так, то будем идти в два ряда, оружие на изготовку. Можно сказать, спровоцируем их. А как накинутся — огонь! Всю сволочь положим, какая только сунется.
   Тэйки это понравилось.
   — Попробуем, — сказала она. — Должно получиться...
   И вот они стоят на границе вампирьего царства — когда-то парка, разбитого здесь в честь победы в Великой Отечественной, а теперь порядком одичавшего, заросшего диким кустарником... ну, если еще не леса, то уже и никак не продукта городских озеленительных служб.
   Впрочем, теперь этот продукт стоял пустой и неуютный: голые сучья, почти черные стволы деревьев и мертвая тишина. Лишь голубые елочки, нежная хвоя которых издали похожа на бархат, как-то оживляли угрюмый, несмотря на синее безоблачное небо, пейзаж.
   Сергей с любопытством смотрел на них. Таких прелестных елей он в своем лесу не видывал. Правда, там была своя красота, другая, и не хуже этой...
   — Идем! — Голос Бабая выдернул Сергея из лирических элегий. Он вздрогнул и поспешил стать в строй.
   План их командира был прост до гениальности. Шесть человек образуют коротенькую колонну: первыми идут Тэйки с Костей, затем попарно — Бабай с Гондурасом и Кишка с Сергеем. Все вооружены автоматами, у всех солидный запас патронов... Бабай даже расстался со своим ненаглядным «Зорро» — больно уж тяжел сей агрегат, не для долгого похода. Хранить его было поручено Шурупу, под личную ответственность — и здесь командир нашел верный ход. Малец аж чуть не задохнулся от гордости.
   — Береги, как свою башку, — напутствовал Шурупа Бабай. — Тебе доверяю, никому другому. Понял?
   — Понял, генерал! — Пацан пришел в восторг. — А стрельнуть из него можно?
   — Я вот те стрельну! Не-ет, вижу я, ты еще дурак дураком... Все, давай сюда.
   — Нет, нет! Я, генерал... виноват, я это... словом, больше не повторится.
   Бабай подумал. Смягчился:
   — Смотри.
   — Все, все нормально. Я без глупостей.
   И вот сейчас командир отщелкнул предохранитель до упора и передернул затвор. И все сделали то же самое. Жесткий железный лязг коротко секанул пространство — и вновь тишина.
   — Хорошо, — похвалил соратников Бабай. — Ну, идем!
 
6
 
   По схваченным морозом палым листьям идти было как по борцовскому ковру — упруго и плотно. Сергею это ощущение было очень знакомо: они с отцом хаживали и по предзимнему лесу, и в нем была своя особенная прелесть, не похожая ни на что другое... Запах! Особенная, тонкая свежесть, почти неуловимая...
   — Готовность! — скомандовал Бабай.
   Ну вот. Сергей опять очнулся. Лирик хренов!
   Бабай был лидером, кроме всего прочего, еще и потому, что обладал чутьем на опасность. Ничего вроде бы не делалось кругом, стояла тишь — а он, Бабай, что-то ощутил, некую невидимую опасность, никак пока не давшую о себе знать, но...
   Но оказался прав.
   Парк взорвался диким воплем, лохмотьями палой листвы, жестяным грохотом.
   — Стой! Стрелять по моей команде! — зычный голос Бабая.
   С холодным любопытством он смотрел на мчащиеся к ним со всех сторон толпы уродов. Откуда они взялись, черт их разберет! Как из-под земли. И красавцы, да уж, как на подбор!..
   Никто из бойцов, изготовившихся к стрельбе, не испугался — очень уж нелепы были эти вздорные создания. Но гадливое омерзение прошлось не по одному сердцу.
   И было отчего! Упыри вправду походили на злую карикатуру на людей, изображенную сумасшедшим художником — причем таким, чье безумие не титаническое, как у Гойи, а мелкое, дрянное и трусливое. Оно ненавидит и боится, завидует, жмется и кривляется — вот из его фантазий и изливаются такие эманации.
   Бабай заметил, что у тварей есть старшие: отвратительные старцы, столь же синюшные, что и прочие, но заросшие седой шерстью, с длинными, косматыми, спутанными гривами и бородами...
   «Шаманы!» — вспомнил он слова Тэйки.
   В этих ручонках были дубины, ими они вращали, да так, что палки в воздухе свистели, как пропеллеры. Ну и глотки у них, конечно, были круче остальных — извергали такой рев, от которого едва не гнулись деревья.
   Но люди не согнулись. Все встали наизготовку, ожидая команды. Бабай успел еще заметить, что среди прочих в атаку несутся упыри, которые адски лупят во всякие гремучие предметы: тазы, ведра, подносы — где они их только раздобыли!..
   «Психическая атака», — усмехнулся Бабай и сказал спокойно:
   — Огонь.
   До бегущих, воющих толп оставалось метров тридцать.
   Шесть автоматов хлестанули ураганным залпом.
   Грохот. Вспышки. Град гильз. Вопли!
   Кинжальный фронтальный огонь ссек первые ряды бегущих. Задние, налетая на убитых, со всего разбега кувыркались наземь. Полетели в разные стороны тазы и ведра.
   — Есть! — крикнул Бабай. — Лупи дальше! «Калашниковы» косили упырей как сорняк. Их плоть не наша и даже не гоблинская. Они примитивны — они как бы символ темного мира, его неизбежной деградации. Они способны самоусложняться лишь затем, чтобы после распасться, исчезнуть, подобно дурному сну. От любого попадания в них пули они просто лопаются, почти как пузыри, ибо они, в сущности, и есть пузыри, кожаные мешки, надутые зловонной газожидкостной смесью. Их тела разметало обрывками, гадость брызгала в воздух, а кто еще был цел, те неслись и орали и через миг лопались вонючим фейерверком и они.
   Минуты две! — все было кончено.
   Два выродка неизвестно отчего оказались умнее прочих. Они повернули и пустились наутек. Костя шарахнул вслед им очередью. Один великолепно лопнул, как перезрелый гриб-дождевик, — в клочья! Костя врезал второй очередью. Мимо!
   — Не надо, — сказала Тэйки. — Сам сдохнет.
   — Думаешь?.. — спросил Костя и перекривился. — фу ты, ну и смрад!
   — Пошли отсюда, — велел Бабай.
   — Можно больше не бояться, — Тэйки улыбнулась едва заметно, уголками губ. — Их больше нету здесь.
   — Почему?
   — Да они же придурки. Всем скопом кинулись. Они по-другому и не могут. Они же не думают, не соображают... А вот в этот сезон, когда холода приходят, они совсем дуреют. Они зиму не переживают. Дохнут.
   — Да ну? — не поверил Костя. Точно говорю, — сказала Тэйки.
   — М-м?.. А как же это... откуда же они снова берутся? Ну, весной?
   — Черт их знает. Никогда себе этим башку не забивала.
   — Да? Ну это, пожалуй, и верно.
   — Хватит болтать, — вмешался Бабай. — Что теперь?
   Теперь вон туда, — Тэйки указала кивком.
   — Ну так пошли. Шире шаг!
   Здание мечети, поставленное некогда на самой границе парка и жилмассива, заметили сразу: позолоченный купол с пристроенной сбоку башенкой — минаретом. Когда-то коричнево-красное, сейчас потемневшее, со следами дождевых потеков... Гондурас вздохнул:
   — Ну вот... — А что он имел в виду, никто не поинтересовался.
   Но идти до мечети оказалось порядочно. Деревья стали реже, и шагали уже не по листьям, а по траве тоже подмороженной. Шли быстро, уже не таясь, однако осторожности не теряли, оружие у всех было готово к бою. Сначала шли молча, а потом Костя, которого, видимо, давно сверлила тема, начал:
   — Это... Слушай, Серега, как ты думаешь, а у вампиров этих душа есть? Да и у гоблинов тоже?
   Сергей аж поперхнулся.
   — Как ты сказал?!
   — Ну как, как, — сердито буркнул Костя, — как сказал, так и сказал... У нас с тобой душа есть?
   Ответа он получить не успел, потому что вмешался Бабай.
   — Эй, мудрецы, — сказал он полушутя-полусерьезно. — Вы на войне. Будете отвлекаться — дома заставлю посуду мыть вместо девчонок.
   Мыслители заткнулись. Сергей поднял голову, осмотрелся: до мечети оставалось метров триста. Солнце стояло в самом зените, заливало ярким светом весь мир, но почти не грело. Пар вырывался из ноздрей и ртов...
   Зима.
 
7
 
   Слова Кости о гоблинских и вампирьих душах задели философскую часть Сергеева сознания. Дебаты он прекратил, но задумался.
   А что же, собственно, такое душа?!
   Ну, наверное, это сила, благодаря которой мы можем чувствовать, двигаться, говорить... словом — жить. Вернее, наша, человеческая, душа — это часть некоей мировой, всеобщей силы. Мы причастны к ней, оттого и способны мыслить, радоваться, быть счастливыми... Мыслю — следовательно, существую! Точно. Можно по-другому сказать: существую, потому что и во мне есть эта всемирная сила. Есть! А иначе — какое же существование?..
   Ну, хорошо. А что же эти выродки: гоблины, упыри? Они ведь существуют?.. Да. И еще как существуют! Нам всем тошно от их существования... А раз так, значит, и в них действует, и ими движет та сила.
   Как ее?..
   Сергей напряг память. Вспомнил! Апейрон[2].
   Да. Но что же выходит: и в нас, и в них одно и то же. Значит, мы равны?..
   Вот этого уж никак нельзя было принять. Какое тут, к чертям, равенство! Ты видел гоблинов, мыслитель? Видел упырей? Видел. Ну и где тут равенство?..
   Но что же, допустить, что в мире действуют две различные силы, два разных апейрона? Нет, это еще хуже. На такой ступени не удержишься, и придется дальше признавать третью силу, четвертую... и так до бесконечности. Дурная бесконечность — так, кажется, это называл отец.
   Вот так. Это называется — ловушка для мысли. Ловушка, да... Но нет такой ловушки, из которой не найти выход! Найдется. А пока...
   — Пришли, — сказала Тэйки.
 
8
 
   Они стояли пред самым зданием мечети. Бабай повернулся к Гондурасу.
   — Ну что? — требовательно спросил он. Тот как-то неуверенно пожал плечами:
   — Не знаю...
   — Ну что такое: не знаю! Если в эти двух половинках такая мощь, то ты ее, думаю, должен чувствовать. Чувствуешь?
   — Нет.
   Бабай едва было не матюкнулся, но его опередил со словами Костя:
   — Так это... Вы погодите! Ну чего мы тут стоим, гадаем? Вторую половинку той книги ищем, правильно?
   Гондурас кивнул.
   — Ну так раз пришли, то и искать надо! Где она должна быть, внутри?
   Владелец книги об этом и понятия не имел. Он вообще заметно приуныл.
   Взгляд его сместился вверх, забродил по куполу, по вершинам минарета...
   Все невольно посмотрели туда же. И все враз поняли этот взгляд: в таком здании искать наобум половинку книги... Иголка в стоге сена — это, пожалуй, еще мягко сказано.
   — Ничего! — с фальшивой бодростью заявил Костя. — Если должна быть — найдется, никуда не денется. Давайте это...
   — Не найдется.
   Костя сбился. Все выпучились на Сергея.
   — Не найдется, — повторил он.
   — Это... почему? — Костя вскинул брови.
   — По здравому смыслу, — сказал Сергей и движением плеча поправил автоматный ремень. — Сам посуди: даже одна половина книги — огромная сила, так?
   — Ну так, — осторожно согласился Костя.
   — Ага, — с азартом подхватил Сергей. — А если бы их было целых две? Та, что у него, — он кивнул на Гондураса, — и здесь? — показал на мечеть. — Да разве бы нечисть тогда накинулась на нас?! Вообще, разве была бы здесь?.. Ну ладно, я готов допустить, что действие книги не такое уж сильное и не столь быстрое. Но оно было бы! Разве смогли бы упыри эти позорные обитать здесь, в этом парке, рядом с таким мощным предметом? Да они или передохли бы, или бы рано или поздно убрались отсюда!..
   И Сергей победным взором обвел друзей. Некоторое время царило молчание. Потом Бабай произнес:
   — Ну ты, Серега, голова... — без малейшей иронии.
   — Согласен, — скромно сказал Сергей.

Глава 11
РАЗНОСТЬ ФАКТОРОВ

1
   Если бы Тощий услыхал разговор Кости с Сергеем о присутствии либо отсутствии души у его хозяев-гоблинов, он наверняка бы лишь хмыкнул презрительно...
   Его это не интересовало.
   Достаточно было того, что у самого-то у него душа есть и что под действием магических снадобий она способна отправляться в путешествия по диковинным мирам, таким, в которых рядовому человеку не бывать ни в жизнь, — чем Тощий немало гордился.
   Он редко задумывался о будущем. А если честно, то и не задумывался вовсе. Вернее, считал, что это будущее придет само собой. Главное — жить правильно. А уж судьба сделает как надо.
   Как видим, человек этот мыслил вполне разумно. Даже философически. Вот только в умопостроениях своих он допускал ошибку, в логике известную как «подмена тезиса»: когда правильное рассуждение строится на неправильном исходном основании и в итоге приводит, естественно, сами понимаете, к какому выводу.
   Жить надо правильно. С этим поспоришь? Нет. Тощий полагал, что он живет правильно. Правильнее некуда...
   Если кому-либо довелось сравнить те миры, в которых блуждал его нечистый дух, с мирами, скажем, Тэйки, то постороннего наблюдателя поразила бы скорее всего разница цветовых гамм. Пространства Тэйки все были пронизаны светом, он искрился, переливался в голубых, нежно-сиреневых, изумрудных просторах, он казался самой сущностью этого мироздания, а яркие волшебные цвета — множеством его воплощений... У изменника было не так.
   Ему виделись могучие, величественные, но мрачные, угрюмые теснины, более всего похожие на скалы, расщелины и каньоны. Казалось, что все это в холодном, стылом месте. Оно было как живое, двигалось, смещалось, меняло цвета... Вот цвета-то эти — темные, тревожные; бурый перетекал в серый, а потом вдруг все наливалось убийственно-кровавым, таким, от коего выть волком хочется. Или бежать скорей куда глаза глядят, лишь бы не видели они это багровое зарево.
   Но Тощему такое было в самый раз. Он упивался, наслаждался. Он хотел, чтоб это оставалось с ним навек... ан нет. Пришло время — и грозовой фон стал блекнуть, таять, затем явственно распадаться, в прорехи начало вливаться что-то совсем черное и бесформенное... и Тощий понял, что это ночь.
   Он лежал с открытыми глазами. Сколько времени прошло, он не знал. Голова была тяжелой, неприятно давило в висках. И сухо во рту. Обычное ощущение после дурмана.
   Тощий прислушался. Ни звука. Дрыхнут, поди, разбойнички. Надо бы встать, проверить, кто там на посту...
   Нет. Неохота. Слабость. Голова болит...
   Он закрыл глаза. Одна тьма сменилась другой.
 
2
   Потом дни сменялись днями...
   Четверо бандитов жили уныло, неподвижно. Проедали продукты, полученные тогда еще, играли в карты. Только теперь втроем — Тощий, как новый главарь, считал ниже своего достоинства забавляться с подчиненными. Да и не нуждался он в общении.
   Те трое большей частью молчали. Вяло шлепали картами. Без аппетита ели. Подолгу лежали: спали или просто так... Как-то раз Ботва не вышел на дежурство, поленился. Правда, тут же и раскаялся, ибо Тощий обнаружил это, и коротенькое следствие завершилось приговором: десять ударов проволочным жгутом по филейной части. Сам же Тощий и привел приговор в исполнение — совершенно равнодушно, без эмоций. Ботва дергался, визжал, зато после экзекуции насчет дежурств сделался почти отличником... Спать, правда, ему теперь приходилось на животе.