Менгер считает это право переходной ступенью к признанию права на полный продукт труда. Право на труд гораздо более популярно, чем право на полный продукт труда, тем более, что оно - по крайней мере в теории - совместимо с частно-хозяйственным строем. Поэтому это право признается не только социалистическими авторами. Руководители французской революции 1848 года, принадлежавшие в большинстве к буржуазно-либеральным партиям, провозгласили право на труд в одной из первых своих деклараций и затем пытались осуществить его путем устройства "Национальных мастерских". Упоминание о праве на труд встречается даже в некоторых речах Бисмарка в эпоху введения в Германии социального законодательства (конец 1880-ых годов). В Preambule французской конституции 1946 года значится, что "каждый имеет обязанность работать и право получить занятие", но, насколько мне известно, никаких законов для действительного осуществления этого права во Франции не издано.
{143} "Национальные мастерские" были учреждены в Париже ранней весной 1848 г. по предложению Луи Блана. В них каждый желающий мог получить работу либо временное пособие в 2 фр. в день. Бесхозяйственность этого плана обнаружилась с первых дней существования мастерских. За отсутствием подходящей работы по специальностям, записавшихся рабочих заставляли исполнять совершенно незнакомую им работу. В виду громадного наплыва претендентов на работу, съехавшихся в Париж со всех концов страны, их число к концу мая 1848 г. возросло до 100.000 человек. На такую армию рабочих было невозможно выдумать работу, даже не считаясь с их специальностями. В конце концов, Национальные мастерские стали местом скопления безработных и раздачи замаскированного двухфранкового пособия. Закрытие Национальных мастерских в июне дало сигнал к известному восстанию в рабочих кварталах Парижа, кроваво подавленному национальной гвардией под начальством генерала Кавеньяка.
Неудача парижских Национальных мастерских, обычно приписываемая дурной организации, не может считаться простой случайностью. Ее истинная причина таится в практической неосуществимости идеи права на труд, которая возлагает на государство невыполнимую обязанность создавать применение для всякого избытка труда.
Всякое, хотя бы и хорошо организованное осуществление этой нереальной идеи неминуемо должно привести к конфликту с здравой хозяйственной политикой.
Идея права на труд ставит вверх ногами основной принцип хозяйственной деятельности, по которому производство существует ради потребления и поэтому должно, по своему размеру и характеру, регулироваться потреблением. Признание права на труд вводит в экономическую жизнь противоположный принцип: производство рассматривается не как способ удовлетворения {144} потребностей, а как способ приложения труда, и его объем регулируется уже не спросом на продукт труда, а предложением рабочей силы. Это не может не привести к заваливанию рынка товарами, на которые нет спроса, и к обременению государственного бюджета затратами на устройство предприятий, в которых нет надобности.
Ни одно государство не решилось стать на этот путь. Общественные работы, устраиваемые в эпохи кризисов и острой безработицы, - например знаменитая WPA ("Works Projects Administration", возглавлявшийся любимцем президента Рузвельта Гарри Гопкинсом.) эпохи 1930-ых годов в Соединенных Штатах, - всегда рассматривались, как временные меры, диктуемые чрезвычайными обстоятельствами момента. Вместо признания права на труд, все государства мира ввели страхование от безработности, правильно учитывая, что целесообразнее давать безработному пособие, не требуя с его стороны никакого эквивалента, чем искусственно создавать для всех безработных возможность заработка.
"Право на труд" является классическим образцом гуманного, но кабинетного подхода к экономическим проблемам. Рынок труда зависит от экономических факторов, которые невозможно изменить путем деклараций прав. Если народное хозяйство может абсорбировать всё существующее предложение труда, то рабочие будут обеспечены работой независимо от того, имеют ли они "право на труд"; но если по создавшимся экономическим условиям их труд не может найти применения, то они будут вынуждены довольствоваться пособиями по безработице, какие бы ни были за ними признаны права.
Право на существование. Из перечисленных мною трех основных экономических прав, наиболее привлекательно звучит право на существование. Этот лозунг {145} подкупает своим нравственным пафосом: ведь даже стыдно выражать сомнение в том, что каждый человек, созданный по образу и подобию Божию, имеет право на жизнь. Естественно поэтому, что из трех "основных экономических прав" право на существование имеет наибольшее число адептов.
Русские юристы П. И. Новгородцев и И. А. Покровский посвятили идее права на существование тепло написанную книгу, в которой, однако, приводятся только аргументы социально-гуманитарного характера, но не делается попытки юридического уточнения (П. И. Новгородцев и И. А. Покровский. "Право на существование". Москва, 1909.).
Юридическую формулировку права на существование мы находим у того же Антона Менгера. "Каждый член общества, - говорит он, - имеет право получить все необходимые для своего существования предметы и услуги, прежде чем будут удовлетворены менее насущные потребности других" (Ук. соч., стр. 9. Более удовлетворительную формулировку мы находим в его "Новом учении о государстве" : "Основным принципом нового строя будет сознание, что сначала должны быть удовлетворены насущнейшие потребности всех, и лишь затем можно приступить к удовлетворению более утонченных потребностей высших слоев. Этот принцип приводит к осуществлению права на существование" ("Neue Staatslehre", стр. 125-128). Здесь подчеркивается момент обязанности государства заботиться об удовлетворении насущных потребностей всех граждан, против чего, конечно, нельзя возражать. "Право на существование" оказывается уже только результатом этой обязанности.).
Это право есть "как бы ипотека, лежащая на национальном доходе, по которой должно быть уплачено раньше, чем отдельные баловни судьбы могут воспользоваться нетрудовыми доходами" (Das Recht auf den vollen Arbeitsertrag, стp. 10.).
Однако, внимательный анализ формулы Менгера уже показывает, как опасна юридическая кристаллизация для внешне привлекательных, но по существу нереальных {146} идей. Ведь недостаточно заявить, что люди имеют на что-то право, - нужно еще указать источник, из которого это право может быть удовлетворено. Количество земных благ, к сожалению, не безгранично - что дается одному, то приходится либо удерживать, либо отнимать у другого. Поэтому трезво мыслящий Менгер и вносит в свою формулировку права на существование оговорку:
"прежде, чем будут удовлетворены менее насущные потребности других". Это спускает нас в мир реальностей. В первые годы большевистского режима мы имели случай наблюдать, как именно эта оговорка осуществлялась в форме пресловутого "изъятия излишков".
Новейший исследователь социальных прав Г. Д. Гурвич объявляет "право на существование в достойных человека условиях" одним из социальных прав потребителя (Declaration des droits sociaux, стp. 94. ). Он говорит, что "каждый потребитель, как индивидуум и как член группы, имеет социальное право участвовать в распределении национального капитала (вероятно, автор имеет здесь в виду участие не в национальном капитале, а в национальном доходе). Это право обеспечивается ему доступными ценами на необходимые продукты и на жилье" (Ук. соч., стр. 106.).
Но, к сожалению, экономисты всего мира еще не нашли способа обеспечить устойчивый и общедоступный уровень цен на важнейшие предметы потребления, и поэтому такое право должно остаться фикцией ("Декларация социальных прав" Г. Д. Гурвича также "гарантирует каждому человеку право на бесплатное обучение на всех ступенях начального, среднего и высшего образования, как общего, так и профессионального и артистического" (ук. соч., стр. 116). Однако, такое право осуществимо лишь при наличии достаточного количества учебных заведений, а это в свою очередь зависит от экономического положения страны. Открытая почти для всех возможность бесплатного или общедоступного высшего образования существует в настоящее время только в Соединенных Штатах. Америка обязана этим своим огромным экономическим рессурсам и их энергичному использованию в рамках частно-хозяйственного строя.).
{147} Нереальность всей конструкции основных экономических прав вызвана тем, что в ней провозглашается субъективными правами личности то, что должно составлять, - ив настоящее время уже почти повсеместно составляет, обязанность государства. Эта обязанность со времен Бисмарковской Германии осуществляется в форме так называемого социального законодательства.
Если отбросить право на полный продукт труда, которое не выдерживает критики с экономической точки зрения, то остальные два права, - право на труд и право на существование, - хотя нигде не признаются, как "права", но все же более или менее успешно осуществляются по своей задаче во всех передовых странах мира. Так, безработные не имеют права на труд, но обеспечиваются прожиточным минимумом благодаря обязательному страхованию от безработицы. В моменты кризисов, государства, сверх того, предпринимают обширные общественные работы с целью предоставления безработным трудового заработка.
Равным образом, конституции не декларируют права на существование, как не провозглашают они права каждого фермера на хороший урожай; но социальная политика всех прогрессивных правительств ставит себе целью - предоставить всем больным лечение, всем детям образование, всем неимущим призрение, и т. д. Естественно, что более богатые страны могут более успешно осуществлять эти меры социальной политики, чем страны экономически отсталые. Но расширения и развития ее прогрессивные партии требуют повсеместно.
Сторонники социалистической теории права этим не удовлетворяются. С их точки зрения, всё то, что гражданин получает теперь в качестве объекта социального {148} попечения, должно быть зафиксировано за ним, как его субъективное право. По их мнению, нужно, чтобы каждый больной имел право быть принятым в больницу, чтобы каждый безработный мог требовать предоставления ему работы, и т. д. Наряду с политическими правами, - правом на свободу, равенство и на участие в управлении государством, - каждый гражданин должен от рождения до смерти иметь право на матерьяльную помощь со стороны общества. Но такое представление явно расходится с непреложными фактами экономической жизни и поэтому неосуществимо.
{149}
СОЦИАЛЬНАЯ ИДЕЯ ПРАВА
"Я утверждаю, - писал в одной из своих статей Жорж Клемансо, - что вся общественная организация имеет лишь одну цель: человеческую личность в ее полном расцвете. Я утверждаю, что общественное состояние существует для личности, а не личность для общественного состояния" (Georges Clemanceau, "La melee sociale", Париж, 1908, Стр. 277. П. И. Новгородцев видит в "принципе личности" философское обоснование правового государства и нравственную основу общественности. Поэтому, говорит он, все те требования, которые выводились Руссо из идеи народного суверенитета, должны быть выведены из принципа личности, как основной нормы общественных отношений; в нем получают истинное обоснование и принцип зависимости власти от народа, и принцип равенства ("Кризис современного правосознания", Москва, 1909, стр. 243-244). Здесь по-доктринерски повторяется то, что с таким блеском выразил Клемансо.).
Афоризмы такого рода, как красиво они ни звучат, порождены интеллигентским снобизмом, который видит соль земли в нескольких сотнях писателей, ученых и артистов и относится свысока к миллионам обыкновенных смертных. У этих миллионов совершенно другие заботы, чем "расцвет личности", и они ждут от государства, чтобы оно облегчило им борьбу за существование и помогло удовлетворять их насущные потребности (Больше почвы имеет под собой противоположная по смыслу сентенция, с которой начинает один из своих капитальных трудов немецкий юрист Отто Гирке: "Человек обязан всем, что он есть, общению с другими людьми" (Gierke. "Das Genossenschaftsrecht und die deutsche Rechtssprechung", т. I, стр. l).).
{150} Как мы видели, индивидуалистическая и социалистическая идеи права, при всех различиях, сходны в одном исходном пункте: обе исходят из представления о прирожденных правах человеческой личности и видят задачу общества в охране и осуществлении этих индивидуальных прав. Индивидуалистическая теория видит эти права преимущественно в их негативном аспекте и выдвигает на первый план право личности на автономную сферу жизнедеятельности. Социалистическая теория переносит центр тяжести на право индивида на социальную помощь со стороны коллектива. Но если эта теория по необходимости приводит к более разностороннему вторжению государства в автономную сферу личности, то она мотивирует это не отрицанием личных прав, а только новой их расценкой: для нее позитивные права на помощь со стороны государства важнее, чем негативные права на его невмешательство.
Теория основных экономических прав в одном согласна со своим политическим антиподом - теорией государственного невмешательства: обе исходят из лозунга, формулированного в ст. 1 французской Декларации прав человека и гражданина:
Правительство учреждено с целью обеспечить Человеку пользование естественными правами.
Если подвергнуть этот лозунг социально-философскому анализу, то мы увидим, что в основе его лежат две, по моему убеждению, ложные, предпосылки: примат личности над обществом, и примат субъективного права над объективным.
Эти два тезиса находят оправдание только в случае, если принять гипотезу изолированного человека, наделенного прирожденными естественными правами. Дух Жан-Жака Руссо витает не только над авторами Декларации и их продолжателями вплоть до Герберта {151} Спенсера, но и над Фурье и над юридическим истолкователем социализма Менгером. Едва ли, однако, приходится в настоящее время подробно доказывать социологическую и юридическую неосновательность этих двух предпосылок ("Индивидуалистическая доктрина, - говорит Дюги, - не может быть, по нашему мнению, принята, так как она основана на априорном и гипотетическом утверждении. В самом деле, утверждают, что человек, как дитя природы, т. е. человек, взятый, как существо изолированное и отделенное от других людей, наделен определенными правами и полномочиями, принадлежащими ему уже по тому основанию, что он - человек... Однако, это утверждение совершенно произвольное... В действительности, человек рождается членом коллектива, он всегда жил в обществе и не может жить иначе, как в обществе, и поэтому исходным пунктом всякого учения об основе права должна быть... личность, связанная узами социальной солидарности. Поэтому утверждать нужно не то, что люди по праву рождены свободными и равными, но что они рождаются членами коллектива, и тем самым с рождения подчинены всем обязательствам, необходимым для поддержания и развития социальной жизни" (L. Duguit, "Traite de droit constitutionnel", Париж, 1911, т. I, стр. 11-12).).
Гипотеза изолированного человека противоречит всем данным социологии и этнографии: человек всегда жил, везде живет и всегда будет жить в группах. Конечно, и Руссо понимал свою гипотезу не буквально: сущность его идеи не в том, что человек когда-либо был фактически изолирован, а в том, будто человек, сочетаюсь в группы, сохраняет свою непроницаемую индивидуальность. Но и это фигуральное толкование противоречит основным началам социальной науки.
Пусть в области научного и художественного творчества человек, живя в обществе, сохраняет полную индивидуальность. Но ведь право есть один из социальных аспектов человеческой жизни. Поскольку человек участвует в правовой жизни, он перестает быть изолированным индивидом, а является существом социальным. Право - норма взаимоотношений личности с другими {152} членами социальной группы; оно презюмирует общественную жизнь, так как оно может родиться только в атмосфере социальной среды. Не только нет общества без права, - ubi societas ibi jus, - но и нет права без общества, - ubi jus ibi societas.
Идея приоритета субъективного права пред объективным получила свое наиболее яркое и последовательное выражение в знаменитой теории Руссо об общественном договоре. Эта теория, - если не фактически, то логически, предполагает какое-то вне-общественное и до-общественное существование субъективных прав. Она конструирует происхождение государства, как акт распоряжения личностью этими правами. Хотя учение Руссо едва ли еще имеет сторонников, но отблеск его мыслей заметен в ряде последующих теорий и определений права. Так, например, Иеринг видит задачу права в охране интересов ("Права суть защищенные правом интересы" (К. v. Hering, "Geist des romischen Rechts", т. III, ч. 1,
60), а Н. М. Коркунов, несколько видоизменяя эту концепцию, определяет право, как разграничение интересов (Лекции по общей теории права, 7-е изд., СПБ. 1907, стр. 38-39.).
Оба определения исходят из представления, что функцией объективного права является не создание, а лишь ограждение правовой сферы индивида, и следовательно из того, что эта сфера существует как-то независимо от существующего в обществе правопорядка. Но не последовательнее ли в таком случае старик Руссо, по теории которого субъективные права и во времени предшествуют появлению общественного правопорядка, и что последний возникает лишь в результате свободного распоряжения людьми своими правами?
По Иерингу и Коркунову, общество мыслится, как конгломерат самодовлеющих правовых монад, а личность - как электрон, получающий права уже при {153} рождении неизвестно из какого источника, но во всяком случае не от общества.
Однако, и исторический опыт, и здравое логическое рассуждение рисуют нам совершенно иную картину. Они показывают, что правовая жизнь зарождается не у изолированных Робинзонов, а в обществе, и что право возникает не как проявление автономной власти лица, а как установленная в обществе норма поведения. Субъективные права и обязанности людей порождаются этой нормой, они являются рефлексами или функциями объективного права. Они присущи личностям не как таковым, а как членам общежития.
Опыт и логика также показывают, что задачей и функцией объективного права являются не разграничение или ограждение личных интересов, а их сочетание. Объективное право есть норма координации действий.
Основной факт социальной жизни - сотрудничество. Соединение людей в общественные группы вызвано необходимостью совместных усилий для достижения задач, которые перед ними ставит жизнь, т. е. в первую очередь для поддержания своего существования и для самозащиты. Изолированный человек бессилен в борьбе с силами природы, с враждебными соседями, с дикими зверями. Он соединяется с себе подобными для совместного труда и совместной защиты. История социальной жизни есть не история "борьбы классов", а, напротив, история непрерывного расширения и усложнения сотрудничества между людьми.
Социальное сотрудничество растет вширь и вглубь. Оно растет вширь по мере распространения границ социальной группы - семья, род, племя, городская община, государство, международная организация. Оно развивается вглубь по мере усложнения социальных связей - хозяйственных, административных, культурных. Замкнутое натуральное хозяйство сменяется хозяйством меновым, сначала в пределах общины, затем целой {154} страны и, наконец, мирового рынка. Социальные нити, связывающие уже членов первобытного общества, превратились в процессе векового развития в тот сложный и крепкий клубок, в который сплетаются бесчисленные формы социальной организации в современном общежитии. Основной закон социальной эволюции есть закон экстенсивного и интенсивного развития социального сотрудничества.
Право есть норма поведения людей, составляющих общество. Регулируя социальную жизнь, право должно преследовать задачи, присущие социальным целям. Являясь продуктом общественности, оно не может питаться из другого источника и воздействовать на общественную жизнь как бы извне. Как один из аспектов социальной жизни, право может лишь повторять в деонтологической форме (т. е. в форме велений) то, что заложено в ней в форме онтологической (т. е. в форме бытия).
Поэтому право не может быть ничем иным, как нормой поведения, согласного с основной задачей общественной жизни, т. е. с социальным сотрудничеством.
Всякая норма поведения предназначена для того, чтобы исполняться. А исполняться она может только в том случае, если она черпает свое содержание из сущности того поведения, которое она регулирует. Норма, регулирующая поведение субъектов, которые между собой борются, например, участников спортивного состязания, ограждает права борющихся сторон. Норма, устанавливающая порядок совместного пользования - например, общей собственности - по необходимости разграничивает конкурирующие права. Но норма, имеющая своим предметом деятельность, направленную на совместное созидание,-норма социального сотрудничества,- должна иметь своей основной задачей не ограждение или разграничение прав отдельных сотрудников, а определение их обязанностей, как участников в общей работе.
{155} Раз основным фактом социальной жизни является сотрудничество, то основным содержанием регулирующей эту жизнь правовой нормы является регулирование социальных функций личностей, входящих в состав общества. Юридическим выражением понятия функции является понятие обязанности или долга. Поэтому можно определить объективное право, как норму социального долга личности.
Этот ход мыслей приводит нас к совершенно иному пониманию основной задачи и функции объективного права, чем те, которые вытекают из индивидуалистической и социалистической концепций права. Эти концепции исходят из неправильных предпосылок и приводят к выводам, несогласным со всем ходом социальной и экономической жизни. В противоположность им, социальная теория права исходит из непреложных фактов общественной жизни и, по этой теории, право служит именно той цели, которую эта жизнь действительно преследует, - сотрудничеству ("Так как объективное право, - говорит Дюги, - обязывает каждую личность содействовать социальной солидарности, то из этого по необходимости вытекает, что она имеет право делать всё то, чем она содействует социальной солидарности, и не допускать, чтобы кто бы то ни было чинил препятствия к выполнению ею своего социального долга. Человек, живущий в обществе, имеет права; но эти права не являются прерогативами, которые принадлежат ему, как человеку; эти права суть полномочия, принадлежащие человеку потому, что, будучи членом общества, он должен выполнить определенную обязанность и имеет право ее выполнить. Как мы видим, мы очень далеки от индивидуалистического понятия права.
Не естественные, личные, неотъемлемые права человека являются основанием норм права, обязательных для живущих в обществе людей. Наоборот, каждый человек имеет права потому, что существует норма права, обязывающая каждого выполнять свою социальную функцию, и основанием и мерилом этих прав является та функция, которую человек обязан выполнить" ("Traite de droit constitutionnel", Париж, 1911, т. I, стр. 19).).[лдн-книги1]
{156} Таким образом, в то время, как индивидуалистическая теория права исходит из представления о примате личности над обществом и о примате субъективного права над объективным, социальная теория права противопоставляет этому совершенно иную концепцию, а именно:
Примат общества над личностью.
Примат объективного права над субъективным.
Идею субъективного права, как социального долга личности.
(Социальную теорию права нужно отличать от идеи "социального права", главным представителем которой среди русских ученых является Г. Д. Гурвич. В своем капитальном труде, посвященном анализу этого понятия, он дает ему следующие определения, которые я привожу в подлинном французском тексте: "Le droit social est un droit autonome de communion, integrant d'une facon objective chaque totalite active reelle, qui incarne une valeur extratemporelle. Ce droit se degage directement du "tout" en question pour en regler la vie interieure, independamment du fait que ce "tout" est organise ou inorganise... Le "droit d'integration" institue un "pouvoir social" qui n'est pas essentiellement lie a une contrainte inconditionnee et qui peut pleinement se realiser dans la plupart des cas par une contrainte relative a laquelle on peut se soustraire; sous certaines conditions ce pouvoir social fonctionne parfois meme sans contrainte. Le droit social precede, dans sa couche primaire, toute organisation du groupe..." (Georges Gurvitch. L'idee du Droit Social, Paris, 1932, p. 15). Г. Д. Гурвич посвятил несколько статей Гирке. В одной из этих работ, вышедшей вскоре после смерти Гирке, он называет его основоположником идеи социального права ("Otto v. Qierke als Rechtsphilosoph", Tubingen, 1922, стр. 132).).
Быть может, изложенная социальная концепция права выиграет в ясности, если разобрать некоторые выдвигаемые против нее возражения. Социальная идея права исходит из того, что основным фактом социальной жизни является сотрудничество, и конструирует свое {157} понятие права применительно к этому факту. Но можно ли, возразят нам, выводить право из голого факта?
{143} "Национальные мастерские" были учреждены в Париже ранней весной 1848 г. по предложению Луи Блана. В них каждый желающий мог получить работу либо временное пособие в 2 фр. в день. Бесхозяйственность этого плана обнаружилась с первых дней существования мастерских. За отсутствием подходящей работы по специальностям, записавшихся рабочих заставляли исполнять совершенно незнакомую им работу. В виду громадного наплыва претендентов на работу, съехавшихся в Париж со всех концов страны, их число к концу мая 1848 г. возросло до 100.000 человек. На такую армию рабочих было невозможно выдумать работу, даже не считаясь с их специальностями. В конце концов, Национальные мастерские стали местом скопления безработных и раздачи замаскированного двухфранкового пособия. Закрытие Национальных мастерских в июне дало сигнал к известному восстанию в рабочих кварталах Парижа, кроваво подавленному национальной гвардией под начальством генерала Кавеньяка.
Неудача парижских Национальных мастерских, обычно приписываемая дурной организации, не может считаться простой случайностью. Ее истинная причина таится в практической неосуществимости идеи права на труд, которая возлагает на государство невыполнимую обязанность создавать применение для всякого избытка труда.
Всякое, хотя бы и хорошо организованное осуществление этой нереальной идеи неминуемо должно привести к конфликту с здравой хозяйственной политикой.
Идея права на труд ставит вверх ногами основной принцип хозяйственной деятельности, по которому производство существует ради потребления и поэтому должно, по своему размеру и характеру, регулироваться потреблением. Признание права на труд вводит в экономическую жизнь противоположный принцип: производство рассматривается не как способ удовлетворения {144} потребностей, а как способ приложения труда, и его объем регулируется уже не спросом на продукт труда, а предложением рабочей силы. Это не может не привести к заваливанию рынка товарами, на которые нет спроса, и к обременению государственного бюджета затратами на устройство предприятий, в которых нет надобности.
Ни одно государство не решилось стать на этот путь. Общественные работы, устраиваемые в эпохи кризисов и острой безработицы, - например знаменитая WPA ("Works Projects Administration", возглавлявшийся любимцем президента Рузвельта Гарри Гопкинсом.) эпохи 1930-ых годов в Соединенных Штатах, - всегда рассматривались, как временные меры, диктуемые чрезвычайными обстоятельствами момента. Вместо признания права на труд, все государства мира ввели страхование от безработности, правильно учитывая, что целесообразнее давать безработному пособие, не требуя с его стороны никакого эквивалента, чем искусственно создавать для всех безработных возможность заработка.
"Право на труд" является классическим образцом гуманного, но кабинетного подхода к экономическим проблемам. Рынок труда зависит от экономических факторов, которые невозможно изменить путем деклараций прав. Если народное хозяйство может абсорбировать всё существующее предложение труда, то рабочие будут обеспечены работой независимо от того, имеют ли они "право на труд"; но если по создавшимся экономическим условиям их труд не может найти применения, то они будут вынуждены довольствоваться пособиями по безработице, какие бы ни были за ними признаны права.
Право на существование. Из перечисленных мною трех основных экономических прав, наиболее привлекательно звучит право на существование. Этот лозунг {145} подкупает своим нравственным пафосом: ведь даже стыдно выражать сомнение в том, что каждый человек, созданный по образу и подобию Божию, имеет право на жизнь. Естественно поэтому, что из трех "основных экономических прав" право на существование имеет наибольшее число адептов.
Русские юристы П. И. Новгородцев и И. А. Покровский посвятили идее права на существование тепло написанную книгу, в которой, однако, приводятся только аргументы социально-гуманитарного характера, но не делается попытки юридического уточнения (П. И. Новгородцев и И. А. Покровский. "Право на существование". Москва, 1909.).
Юридическую формулировку права на существование мы находим у того же Антона Менгера. "Каждый член общества, - говорит он, - имеет право получить все необходимые для своего существования предметы и услуги, прежде чем будут удовлетворены менее насущные потребности других" (Ук. соч., стр. 9. Более удовлетворительную формулировку мы находим в его "Новом учении о государстве" : "Основным принципом нового строя будет сознание, что сначала должны быть удовлетворены насущнейшие потребности всех, и лишь затем можно приступить к удовлетворению более утонченных потребностей высших слоев. Этот принцип приводит к осуществлению права на существование" ("Neue Staatslehre", стр. 125-128). Здесь подчеркивается момент обязанности государства заботиться об удовлетворении насущных потребностей всех граждан, против чего, конечно, нельзя возражать. "Право на существование" оказывается уже только результатом этой обязанности.).
Это право есть "как бы ипотека, лежащая на национальном доходе, по которой должно быть уплачено раньше, чем отдельные баловни судьбы могут воспользоваться нетрудовыми доходами" (Das Recht auf den vollen Arbeitsertrag, стp. 10.).
Однако, внимательный анализ формулы Менгера уже показывает, как опасна юридическая кристаллизация для внешне привлекательных, но по существу нереальных {146} идей. Ведь недостаточно заявить, что люди имеют на что-то право, - нужно еще указать источник, из которого это право может быть удовлетворено. Количество земных благ, к сожалению, не безгранично - что дается одному, то приходится либо удерживать, либо отнимать у другого. Поэтому трезво мыслящий Менгер и вносит в свою формулировку права на существование оговорку:
"прежде, чем будут удовлетворены менее насущные потребности других". Это спускает нас в мир реальностей. В первые годы большевистского режима мы имели случай наблюдать, как именно эта оговорка осуществлялась в форме пресловутого "изъятия излишков".
Новейший исследователь социальных прав Г. Д. Гурвич объявляет "право на существование в достойных человека условиях" одним из социальных прав потребителя (Declaration des droits sociaux, стp. 94. ). Он говорит, что "каждый потребитель, как индивидуум и как член группы, имеет социальное право участвовать в распределении национального капитала (вероятно, автор имеет здесь в виду участие не в национальном капитале, а в национальном доходе). Это право обеспечивается ему доступными ценами на необходимые продукты и на жилье" (Ук. соч., стр. 106.).
Но, к сожалению, экономисты всего мира еще не нашли способа обеспечить устойчивый и общедоступный уровень цен на важнейшие предметы потребления, и поэтому такое право должно остаться фикцией ("Декларация социальных прав" Г. Д. Гурвича также "гарантирует каждому человеку право на бесплатное обучение на всех ступенях начального, среднего и высшего образования, как общего, так и профессионального и артистического" (ук. соч., стр. 116). Однако, такое право осуществимо лишь при наличии достаточного количества учебных заведений, а это в свою очередь зависит от экономического положения страны. Открытая почти для всех возможность бесплатного или общедоступного высшего образования существует в настоящее время только в Соединенных Штатах. Америка обязана этим своим огромным экономическим рессурсам и их энергичному использованию в рамках частно-хозяйственного строя.).
{147} Нереальность всей конструкции основных экономических прав вызвана тем, что в ней провозглашается субъективными правами личности то, что должно составлять, - ив настоящее время уже почти повсеместно составляет, обязанность государства. Эта обязанность со времен Бисмарковской Германии осуществляется в форме так называемого социального законодательства.
Если отбросить право на полный продукт труда, которое не выдерживает критики с экономической точки зрения, то остальные два права, - право на труд и право на существование, - хотя нигде не признаются, как "права", но все же более или менее успешно осуществляются по своей задаче во всех передовых странах мира. Так, безработные не имеют права на труд, но обеспечиваются прожиточным минимумом благодаря обязательному страхованию от безработицы. В моменты кризисов, государства, сверх того, предпринимают обширные общественные работы с целью предоставления безработным трудового заработка.
Равным образом, конституции не декларируют права на существование, как не провозглашают они права каждого фермера на хороший урожай; но социальная политика всех прогрессивных правительств ставит себе целью - предоставить всем больным лечение, всем детям образование, всем неимущим призрение, и т. д. Естественно, что более богатые страны могут более успешно осуществлять эти меры социальной политики, чем страны экономически отсталые. Но расширения и развития ее прогрессивные партии требуют повсеместно.
Сторонники социалистической теории права этим не удовлетворяются. С их точки зрения, всё то, что гражданин получает теперь в качестве объекта социального {148} попечения, должно быть зафиксировано за ним, как его субъективное право. По их мнению, нужно, чтобы каждый больной имел право быть принятым в больницу, чтобы каждый безработный мог требовать предоставления ему работы, и т. д. Наряду с политическими правами, - правом на свободу, равенство и на участие в управлении государством, - каждый гражданин должен от рождения до смерти иметь право на матерьяльную помощь со стороны общества. Но такое представление явно расходится с непреложными фактами экономической жизни и поэтому неосуществимо.
{149}
СОЦИАЛЬНАЯ ИДЕЯ ПРАВА
"Я утверждаю, - писал в одной из своих статей Жорж Клемансо, - что вся общественная организация имеет лишь одну цель: человеческую личность в ее полном расцвете. Я утверждаю, что общественное состояние существует для личности, а не личность для общественного состояния" (Georges Clemanceau, "La melee sociale", Париж, 1908, Стр. 277. П. И. Новгородцев видит в "принципе личности" философское обоснование правового государства и нравственную основу общественности. Поэтому, говорит он, все те требования, которые выводились Руссо из идеи народного суверенитета, должны быть выведены из принципа личности, как основной нормы общественных отношений; в нем получают истинное обоснование и принцип зависимости власти от народа, и принцип равенства ("Кризис современного правосознания", Москва, 1909, стр. 243-244). Здесь по-доктринерски повторяется то, что с таким блеском выразил Клемансо.).
Афоризмы такого рода, как красиво они ни звучат, порождены интеллигентским снобизмом, который видит соль земли в нескольких сотнях писателей, ученых и артистов и относится свысока к миллионам обыкновенных смертных. У этих миллионов совершенно другие заботы, чем "расцвет личности", и они ждут от государства, чтобы оно облегчило им борьбу за существование и помогло удовлетворять их насущные потребности (Больше почвы имеет под собой противоположная по смыслу сентенция, с которой начинает один из своих капитальных трудов немецкий юрист Отто Гирке: "Человек обязан всем, что он есть, общению с другими людьми" (Gierke. "Das Genossenschaftsrecht und die deutsche Rechtssprechung", т. I, стр. l).).
{150} Как мы видели, индивидуалистическая и социалистическая идеи права, при всех различиях, сходны в одном исходном пункте: обе исходят из представления о прирожденных правах человеческой личности и видят задачу общества в охране и осуществлении этих индивидуальных прав. Индивидуалистическая теория видит эти права преимущественно в их негативном аспекте и выдвигает на первый план право личности на автономную сферу жизнедеятельности. Социалистическая теория переносит центр тяжести на право индивида на социальную помощь со стороны коллектива. Но если эта теория по необходимости приводит к более разностороннему вторжению государства в автономную сферу личности, то она мотивирует это не отрицанием личных прав, а только новой их расценкой: для нее позитивные права на помощь со стороны государства важнее, чем негативные права на его невмешательство.
Теория основных экономических прав в одном согласна со своим политическим антиподом - теорией государственного невмешательства: обе исходят из лозунга, формулированного в ст. 1 французской Декларации прав человека и гражданина:
Правительство учреждено с целью обеспечить Человеку пользование естественными правами.
Если подвергнуть этот лозунг социально-философскому анализу, то мы увидим, что в основе его лежат две, по моему убеждению, ложные, предпосылки: примат личности над обществом, и примат субъективного права над объективным.
Эти два тезиса находят оправдание только в случае, если принять гипотезу изолированного человека, наделенного прирожденными естественными правами. Дух Жан-Жака Руссо витает не только над авторами Декларации и их продолжателями вплоть до Герберта {151} Спенсера, но и над Фурье и над юридическим истолкователем социализма Менгером. Едва ли, однако, приходится в настоящее время подробно доказывать социологическую и юридическую неосновательность этих двух предпосылок ("Индивидуалистическая доктрина, - говорит Дюги, - не может быть, по нашему мнению, принята, так как она основана на априорном и гипотетическом утверждении. В самом деле, утверждают, что человек, как дитя природы, т. е. человек, взятый, как существо изолированное и отделенное от других людей, наделен определенными правами и полномочиями, принадлежащими ему уже по тому основанию, что он - человек... Однако, это утверждение совершенно произвольное... В действительности, человек рождается членом коллектива, он всегда жил в обществе и не может жить иначе, как в обществе, и поэтому исходным пунктом всякого учения об основе права должна быть... личность, связанная узами социальной солидарности. Поэтому утверждать нужно не то, что люди по праву рождены свободными и равными, но что они рождаются членами коллектива, и тем самым с рождения подчинены всем обязательствам, необходимым для поддержания и развития социальной жизни" (L. Duguit, "Traite de droit constitutionnel", Париж, 1911, т. I, стр. 11-12).).
Гипотеза изолированного человека противоречит всем данным социологии и этнографии: человек всегда жил, везде живет и всегда будет жить в группах. Конечно, и Руссо понимал свою гипотезу не буквально: сущность его идеи не в том, что человек когда-либо был фактически изолирован, а в том, будто человек, сочетаюсь в группы, сохраняет свою непроницаемую индивидуальность. Но и это фигуральное толкование противоречит основным началам социальной науки.
Пусть в области научного и художественного творчества человек, живя в обществе, сохраняет полную индивидуальность. Но ведь право есть один из социальных аспектов человеческой жизни. Поскольку человек участвует в правовой жизни, он перестает быть изолированным индивидом, а является существом социальным. Право - норма взаимоотношений личности с другими {152} членами социальной группы; оно презюмирует общественную жизнь, так как оно может родиться только в атмосфере социальной среды. Не только нет общества без права, - ubi societas ibi jus, - но и нет права без общества, - ubi jus ibi societas.
Идея приоритета субъективного права пред объективным получила свое наиболее яркое и последовательное выражение в знаменитой теории Руссо об общественном договоре. Эта теория, - если не фактически, то логически, предполагает какое-то вне-общественное и до-общественное существование субъективных прав. Она конструирует происхождение государства, как акт распоряжения личностью этими правами. Хотя учение Руссо едва ли еще имеет сторонников, но отблеск его мыслей заметен в ряде последующих теорий и определений права. Так, например, Иеринг видит задачу права в охране интересов ("Права суть защищенные правом интересы" (К. v. Hering, "Geist des romischen Rechts", т. III, ч. 1,
60), а Н. М. Коркунов, несколько видоизменяя эту концепцию, определяет право, как разграничение интересов (Лекции по общей теории права, 7-е изд., СПБ. 1907, стр. 38-39.).
Оба определения исходят из представления, что функцией объективного права является не создание, а лишь ограждение правовой сферы индивида, и следовательно из того, что эта сфера существует как-то независимо от существующего в обществе правопорядка. Но не последовательнее ли в таком случае старик Руссо, по теории которого субъективные права и во времени предшествуют появлению общественного правопорядка, и что последний возникает лишь в результате свободного распоряжения людьми своими правами?
По Иерингу и Коркунову, общество мыслится, как конгломерат самодовлеющих правовых монад, а личность - как электрон, получающий права уже при {153} рождении неизвестно из какого источника, но во всяком случае не от общества.
Однако, и исторический опыт, и здравое логическое рассуждение рисуют нам совершенно иную картину. Они показывают, что правовая жизнь зарождается не у изолированных Робинзонов, а в обществе, и что право возникает не как проявление автономной власти лица, а как установленная в обществе норма поведения. Субъективные права и обязанности людей порождаются этой нормой, они являются рефлексами или функциями объективного права. Они присущи личностям не как таковым, а как членам общежития.
Опыт и логика также показывают, что задачей и функцией объективного права являются не разграничение или ограждение личных интересов, а их сочетание. Объективное право есть норма координации действий.
Основной факт социальной жизни - сотрудничество. Соединение людей в общественные группы вызвано необходимостью совместных усилий для достижения задач, которые перед ними ставит жизнь, т. е. в первую очередь для поддержания своего существования и для самозащиты. Изолированный человек бессилен в борьбе с силами природы, с враждебными соседями, с дикими зверями. Он соединяется с себе подобными для совместного труда и совместной защиты. История социальной жизни есть не история "борьбы классов", а, напротив, история непрерывного расширения и усложнения сотрудничества между людьми.
Социальное сотрудничество растет вширь и вглубь. Оно растет вширь по мере распространения границ социальной группы - семья, род, племя, городская община, государство, международная организация. Оно развивается вглубь по мере усложнения социальных связей - хозяйственных, административных, культурных. Замкнутое натуральное хозяйство сменяется хозяйством меновым, сначала в пределах общины, затем целой {154} страны и, наконец, мирового рынка. Социальные нити, связывающие уже членов первобытного общества, превратились в процессе векового развития в тот сложный и крепкий клубок, в который сплетаются бесчисленные формы социальной организации в современном общежитии. Основной закон социальной эволюции есть закон экстенсивного и интенсивного развития социального сотрудничества.
Право есть норма поведения людей, составляющих общество. Регулируя социальную жизнь, право должно преследовать задачи, присущие социальным целям. Являясь продуктом общественности, оно не может питаться из другого источника и воздействовать на общественную жизнь как бы извне. Как один из аспектов социальной жизни, право может лишь повторять в деонтологической форме (т. е. в форме велений) то, что заложено в ней в форме онтологической (т. е. в форме бытия).
Поэтому право не может быть ничем иным, как нормой поведения, согласного с основной задачей общественной жизни, т. е. с социальным сотрудничеством.
Всякая норма поведения предназначена для того, чтобы исполняться. А исполняться она может только в том случае, если она черпает свое содержание из сущности того поведения, которое она регулирует. Норма, регулирующая поведение субъектов, которые между собой борются, например, участников спортивного состязания, ограждает права борющихся сторон. Норма, устанавливающая порядок совместного пользования - например, общей собственности - по необходимости разграничивает конкурирующие права. Но норма, имеющая своим предметом деятельность, направленную на совместное созидание,-норма социального сотрудничества,- должна иметь своей основной задачей не ограждение или разграничение прав отдельных сотрудников, а определение их обязанностей, как участников в общей работе.
{155} Раз основным фактом социальной жизни является сотрудничество, то основным содержанием регулирующей эту жизнь правовой нормы является регулирование социальных функций личностей, входящих в состав общества. Юридическим выражением понятия функции является понятие обязанности или долга. Поэтому можно определить объективное право, как норму социального долга личности.
Этот ход мыслей приводит нас к совершенно иному пониманию основной задачи и функции объективного права, чем те, которые вытекают из индивидуалистической и социалистической концепций права. Эти концепции исходят из неправильных предпосылок и приводят к выводам, несогласным со всем ходом социальной и экономической жизни. В противоположность им, социальная теория права исходит из непреложных фактов общественной жизни и, по этой теории, право служит именно той цели, которую эта жизнь действительно преследует, - сотрудничеству ("Так как объективное право, - говорит Дюги, - обязывает каждую личность содействовать социальной солидарности, то из этого по необходимости вытекает, что она имеет право делать всё то, чем она содействует социальной солидарности, и не допускать, чтобы кто бы то ни было чинил препятствия к выполнению ею своего социального долга. Человек, живущий в обществе, имеет права; но эти права не являются прерогативами, которые принадлежат ему, как человеку; эти права суть полномочия, принадлежащие человеку потому, что, будучи членом общества, он должен выполнить определенную обязанность и имеет право ее выполнить. Как мы видим, мы очень далеки от индивидуалистического понятия права.
Не естественные, личные, неотъемлемые права человека являются основанием норм права, обязательных для живущих в обществе людей. Наоборот, каждый человек имеет права потому, что существует норма права, обязывающая каждого выполнять свою социальную функцию, и основанием и мерилом этих прав является та функция, которую человек обязан выполнить" ("Traite de droit constitutionnel", Париж, 1911, т. I, стр. 19).).[лдн-книги1]
{156} Таким образом, в то время, как индивидуалистическая теория права исходит из представления о примате личности над обществом и о примате субъективного права над объективным, социальная теория права противопоставляет этому совершенно иную концепцию, а именно:
Примат общества над личностью.
Примат объективного права над субъективным.
Идею субъективного права, как социального долга личности.
(Социальную теорию права нужно отличать от идеи "социального права", главным представителем которой среди русских ученых является Г. Д. Гурвич. В своем капитальном труде, посвященном анализу этого понятия, он дает ему следующие определения, которые я привожу в подлинном французском тексте: "Le droit social est un droit autonome de communion, integrant d'une facon objective chaque totalite active reelle, qui incarne une valeur extratemporelle. Ce droit se degage directement du "tout" en question pour en regler la vie interieure, independamment du fait que ce "tout" est organise ou inorganise... Le "droit d'integration" institue un "pouvoir social" qui n'est pas essentiellement lie a une contrainte inconditionnee et qui peut pleinement se realiser dans la plupart des cas par une contrainte relative a laquelle on peut se soustraire; sous certaines conditions ce pouvoir social fonctionne parfois meme sans contrainte. Le droit social precede, dans sa couche primaire, toute organisation du groupe..." (Georges Gurvitch. L'idee du Droit Social, Paris, 1932, p. 15). Г. Д. Гурвич посвятил несколько статей Гирке. В одной из этих работ, вышедшей вскоре после смерти Гирке, он называет его основоположником идеи социального права ("Otto v. Qierke als Rechtsphilosoph", Tubingen, 1922, стр. 132).).
Быть может, изложенная социальная концепция права выиграет в ясности, если разобрать некоторые выдвигаемые против нее возражения. Социальная идея права исходит из того, что основным фактом социальной жизни является сотрудничество, и конструирует свое {157} понятие права применительно к этому факту. Но можно ли, возразят нам, выводить право из голого факта?