Страница:
Чтобы восстановить движение на железных дорогах, немцам пришлось прибегать к перешивке двухколейных участков на одноколейные, снимать рельсы с запасных и подъездных путей и прибегать даже к сварке рельс из-за их нехватки.
По сведениям, которые мы получили из Центрального штаба партизанского движения, на 17 августа было уже взорвано 134000 рельс, что составляло 804 километра одноколейного пути. Я бы назвал «рельсовую войну» историческим событием. Никем и никогда подобные операции не проводились в таких масштабах.
Для охраны железнодорожных путей немцам пришлось задействовать значительное количество войск, так теперь необходимых им на фронте, и все-таки пресечь деятельность партизан по срыву железнодорожных перевозок им так и не удалось. В этой «рельсовой войне» особо проявили себя партизаны Белоруссии. Они показали образцы выполнения поставленных задач и вывели из строя самое большое количество рельсов.
Наше партизанское движение доставляло много забот высшему командному составу противника, который уже не мог обойти молчанием это явление и вынужден был издавать целую серию директив в связи с этим. Так, командир 61-й пехотной дивизии генерал Краппе в обращении к офицерскому составу своей дивизии 11 июля 1943 года писал о том, что «затяжная война и стабилизация фронта обусловили в тылу возрастающее соприкосновение с русским гражданским населением и привлечение его к работе. Партизаны усиливают свою деятельность и пытаются большим авторитетом своих вождей, распространением листовок и другими способами привлечь на свою сторону население, уже более или менее сотрудничавшее с нами. Сталину удалось превратить борьбу за сохранение своей системы в священную Отечественную войну и тем самым вызвать патриотическое и религиозное самопожертвование, способность к которому издавна была одним из самых сильных свойств русского человека. От этих фактов нельзя ни в коем случае отделываться как от незначительных или второстепенных… Военной оккупацией нельзя покорить революционный народ, напротив, этим только начинается это покорение. Война против революционного народа является не только военным делом… Я буду очень благодарен, если офицерский состав будет больше заниматься этой проблемой». [340] 18 сентября 1943 года командующий немецкой группой армий «Север» Кюхлер подписывает директиву своим войскам, в которой говорится, что в последнее время растет число случаев перехода из местных частей к партизанам и бегство «добровольных помощников» русской и украинской национальности. Местами перебежали целые отделения и взводы со всем снаряжением после убийства своих немецких командиров.
Причина побегов, как указывает Кюхлер, заключается в большинстве случаев не в плохом обращении, недостаточном питании и тому подобном, а «в искусной разлагающей пропаганде партизанских агентов, которых нужно искать во всех слоях русского населения. Нужно считаться с возможностью, что ненадежность добровольных помощников будет расти». 27 сентября 1943 года за подписью Кейтеля объявляется директива, где говорится о том, что случаи бегства, коллективного перехода,
«предательских нападений на свои опорные пункты», покушений на начальников среди местных «восточных частей» и «добровольных помощников» требуют самых жестких, срочных и эффективных мероприятий для преодоления таких явлений. Случаи открытого сопротивления всякого рода предлагается подавлять немедленно силой оружия и пресекать в самом зародыше. Во всех остальных случаях в отношении арестованных преступников широко применять военно-полевые суды. Приговоренных к смертной казни казнить в присутствии части. Части, в которых замечается расшатанность и ненадежность, немедленно и безоговорочно распускать. Личный состав таких частей отправлять в лагеря на тяжелые работы. 18 октября 1943 года Кюхлер вынужден был опять обратиться к офицерскому составу с указанием на то, что в последние дни основная масса местных русских частей, ввиду доказанной ненадежности, была вывезена из района действий группы армий или распущена. Он пишет дальше о том, что до сих пор воздерживался от того, чтобы отдать приказ о возвращении всех «добровольных помощников» в лагеря для военнопленных. Однако участившиеся побеги побудили его к тому, чтобы вновь указать всему начальствующему составу на его обязанности в отношении надзора. Из-за недостаточного надзора со стороны некоторых командиров подразделений партизаны имеют постоянный приток боеспособных мужчин, что создает угрозу роста партизанского движения.
И все-таки Кюхлер в заключение предлагает выяснить, в какой мере в отдельных частях из имеющихся «добровольных помощников» можно сформировать рабочие батальоны с многочисленным немецким персоналом. [341] Как мы видим, во всех этих директивах предъявляются требования решительной борьбы с партизанами, с их воздействием на население, указывается на ненадежность частей, сформированных из местных жителей и «добровольных помощников», и в то же время прилагается много усилий для того, чтобы сохранить местные части, так как людские резервы у немцев были уже на пределе.
А вот 29 ноября 1943 года генерал Краппе в обращении к личному составу своей дивизии по вопросам контрразведки и надзора за русскими добровольцами прямо пишет, что с середины сентября наблюдается непрерывное усиление партизанского движения. Краппе пишет, что в прифронтовой полосе это движение отсутствует, но чем дальше от фронта, тем оно сильнее. Так, в армейском тылу партизанское движение следует считать серьезным, а во фронтовом тылу — очень серьезным. В этом документе говорится о том, что в районе Луга — Псков имеются бригады и даже дивизии партизан, усиленные авиадесантными частями. Партизанское движение настолько организовано, что нити его ведут до Волосово и Гатчины. Партизанам с самолетов сбрасываются командные штабы, боеприпасы и т. д. Можно ожидать и нужно быть готовым, указывает немецкий генерал, к тому, что при наступлении на фронте партизанские отряды получат задачу внезапными ударами прервать снабжение.
Вряд ли нужно приводить еще какие-либо документы. Изложенных здесь вполне достаточно для того, чтобы видеть, какую огромную работу проводили наши партизаны как среди местного населения, так и среди лиц, находившихся в частях немецкой армии. При той организации слежки, которая проводилась немцами, и при психологической обработке, которую проводило немецкое командование среди своих солдат, которым было предоставлено право задерживать любого с их точки зрения подозрительного человека, эта работа была исключительно опасной.
Борьбу с партизанскими отрядами немцы, как правило, стали вести с применением артиллерии, танков и авиации. Это уже не были отдельные мелкие подразделения, как ранее, но целые части регулярных немецких войск, и борьба с ними требовала и соответствующего вооружения. Как Центральный штаб, так и начальники республиканских и областных штабов партизанского движения нажимали на командование АДД как только могли, чтобы забросить своим отрядам хотя бы минимум того, что им требовалось.
Однако, несмотря на новые формирования, самолетов в АДД для выполнения всех возлагаемых на нас задач не хватало. Чем шире разворачивались наши боевые действия на фронтах, тем больше требовалось самолетов для их поддержки и обеспечения. Чем больше становилось партизанских отрядов и чем крупнее по численности они были, тем большее количество самолетов требовалось для их снабжения. [342] Не успела, к примеру, еще как следует развернуться «рельсовая война», а уже 17 августа начальник Центрального штаба партизанского движения П. К.
Пономаренко, сообщая о результатах этой операции с 3 по 17 августа, поставил вопрос о том, что отряды ощущают значительный недостаток взрывчатых веществ, капсюлей-детонаторов и для обеспечения только этой боевой работы требуется ежедневно, как минимум, 20–25 самолетов.
Каждый начальник штаба обращался непосредственно к нам с просьбами, чтобы обеспечить участок своей работы, за что он прежде всего нес ответственность. Мы, конечно, не могли оставаться глухими к таким просьбам, ибо за каждой из них стояли живые люди, которые ждали так необходимой им поддержки. Вот, например, 5 июня 1943 года обратился к нам подполковник Тужиков — уполномоченный Ленинградского штаба партизанского движения на Северо-Западном фронте. Он писал, что в связи с активными действиями карательных отрядов, брошенных против партизан, последним крайне необходимы боеприпасы и медикаменты, и просил направить на аэродром Выползово самолеты для переброски партизанам всего необходимого. Совершенно ясно, что выполнять такие просьбы нужно было быстро. Всякая затяжка времени могла привести к тому, что помощь могла уже не понадобится. Конечно, по таким сигналам решения принимались немедленно.
Численный состав партизанских бригад и отрядов на территории Ленинградской области за несколько месяцев 1943 года вырос до нескольких десятков тысяч человек. Население многих оккупированных районов Ленинградской области восстало и, спасаясь от истребления и угона в немецкое рабство, уходило со своим имуществом, хлебом и скотом в леса и болота под вооруженную защиту партизан. Только по побережью Чудского озера в лесах под защитой партизан находилось около 40000 наших людей.
Примерно такая же обстановка сложилась в районах Пскова, Луги, Порхова, Дно, Сольцы, Струги Красные и других. Во всех указанных районах против партизан и населения шло формирование особых немецких карательных экспедиций. Тем временем в партизанских бригадах и отрядах насчитывалось до 10000 бойцов, у которых отсутствовало оружие… Начальник Ленинградского штаба партизанского движения Никитин просил оказать помощь по заброске этим отрядам и бригадам оружия и боеприпасов. Здесь, конечно, отдельные самолеты большой помощи оказать не могли и выделялись группы самолетов на определенный период.
На противоположном — южном крыле нашего фронта действовали партизаны Крыма, где начальником штаба партизанского движения был секретарь Крымского обкома партии Булатов. В письме от 21 июля 1943 года он пишет о том, что группа самолетов АДД в июне успешно провела операцию по заброске продовольствия и пополнения партизанам Крыма, а также эвакуации оттуда больных и раненых. Проведенная этой группой работа подняла боеспособность партизан. [343] Однако доставленное продовольствие в связи с ростом партизанских отрядов подходит к концу, и в ближайшие дни партизаны вновь окажутся в трудном положении. Заканчивая письмо, Булатов просил забросить им в течение оставшихся дней июля и в первой половине августа 30 тонн грузов с аэродрома Адлер.
Действительно, крымским партизанам обеспечить себя полностью продовольствием было практически невозможно, и в этом отношении они были в прямой зависимости от заброски его, как тогда говорили, с Большой Земли. Наши летные экипажи выполнили, конечно, и эту работу.
Здесь приведены лишь некоторые примеры, а в течение года их было весьма и весьма немало. В то же самое время АДД вела напряженнейшую боевую работу на фронтах, где каждый самолет был также на учете. Однако весь летный состав летал к партизанам с большой охотой, хотя приходилось делать это за счет дополнительной нагрузки на летные экипажи, как у нас сейчас принято говорить, за счет интенсификации боевых вылетов. Но несмотря на это, не было случая, чтобы кто-либо возразил против таких дополнительных полетов. Каждый экипаж знал, что народные мстители нуждаются в помощи Большой Земли, и совершали полеты к ним с большим подъемом.
В 1943 году, так же как и в предыдущем, заброска грузов партизанам шла по восходящей. Например, если в августе мы получили от Центрального штаба заявку на 160 тонн, то в октябре она составила уже 300 тонн.
Летом 1943 года, когда Гражданский воздушный флот был введен в состав АДД, интенсивность полетов к партизанам значительно увеличилась и исчислялась многими тысячами самолето-вылетов. Достаточно сказать, что за 1943 год в отряды и бригады было заброшено почти 10000 человек и вывезено много тысяч раненых, не считая женщин и детей. Было доставлено около 4000 тонн груза, из которого около 3500 составили боеприпасы и вооружение. Только полетов с посадкой у партизан сделано более 5000. Эти достаточно внушительные цифры наглядно говорят как о размахе боевой деятельности партизан в тылу врага, так и напряженной работе АДД по ее обеспечению.
Одновременно войска Южного фронта ликвидировали таганрогскую группировку противника и, развивая наступление вдоль побережья Азовского моря, заняли Мариуполь, Осипенко, Мелитополь, Каховку. Таким образом, левый берег нижнего течения Днепра был очищен от немцев.
АДД содействуя войскам Юго-Западного и Южного фронтов, затем переименованных в 3-й и 4-й Украинские фронты, подавляла узлы сопротивления противника, препятствовала его оперативным перевозкам, нанося удары по железнодорожным станциям донецких железных дорог, уничтожала самолеты и выводила из строя летные поля аэродромов.
Всего здесь было произведено 6254 самолето-вылета.
В 1943 году, как уже говорилось, у нас произошло еще одно важное событие. В состав Авиации дальнего действия был передан Гражданский воздушный флот, который до этого подчинялся ВВС. Вопрос о ГВФ не один раз, как говорится, был на повестке дня с момента создания АДД. Не однажды Сталин говорил, что ГВФ нужно включить в состав АДД, во-первых, для того, чтобы снять с боевых экипажей выполнение транспортных работ; во-вторых, чтобы обновить самолето-моторный парк ГВФ, поскольку продукция заводов, изготовляющих эту технику, вся шла в АДД; в-третьих, потому, что в ГВФ я проработал достаточное время, а следовательно, являлся подходящим человеком для того, чтобы руководить этой организацией и отвечать за нее. Последнее Сталин подчеркивал.
Первое время я и не думал о Гражданском воздушном флоте. Дай Бог, как говорится, справится с тем, на что тебя поставили. Однако время от времени вставал вопрос о пополнении наших рядов летным составом, и приходилось брать его из ГВФ после соответствующих докладов Верховному Главнокомандующему. При этом Сталин напоминал, что нужно обдумать вопрос о включении ГВФ в состав АДД и тогда уже все вопросы, в том числе и кадровый, решать самостоятельно, не обращаясь к руководству. Верховный считал, что АДД для ГВФ более подходящая и родственная организация, чем ВВС, и использование гражданской авиации для нужд фронта здесь будет лучше.
Честно говоря, тянул я этот вопрос до середины 1943 года, но все возраставший объем работы АДД показывал, что, несмотря на ряд принятых решений и проведенных мероприятий, обеспечить кадрами себя в ближайшем будущем в полной мере мы не сможем. [345] Кроме того, многие тысячи самолето-вылетов в АДД тратились на транспортные перевозки, в то время как они могли быть с успехом использованы как боевые.
Настал момент, когда нужно было решать: или идти и опять просить о выделении личного состава из Гражданского воздушного флота, или воспользоваться разумным предложением и принять в состав АДД Аэрофлот.
Каждому известно, что получать готовое и не тобой сделанное куда приятнее, а главное проще, чем трудиться над этими вопросами самому. Я был совершенно уверен в том, что Верховный может без всяких обиняков спросить, долго ли еще будет продолжаться такое «иждивенчество», оправдать которое ничем, кроме нежелания взять на себя дополнительную работу, а следовательно и ответственность, нельзя.
Находясь на одном из фронтов и докладывая по ВЧ Верховному о проделанной работе, я высказал ему соображения о том, что, пожалуй, настала пора подумать о включении Аэрофлота в состав АДД.
— Это будет правильно, — сказал Сталин. — Пришлите ваши соображения.
Разговор был окончен.
С июля 1943 года ГВФ вошел в состав АДД. Возглавлял его в то время генерал Ф. А. Астахов. Объем работы Аэрофлота был по тому времени довольно большой и делился на две части — работа для фронта и в тылу на воздушных линиях. Конечно, основное внимание уделялось фронтовой работе, хотя спрос за работу на трассах внутри страны был также строг.
Для примера приведу цифры налета ГВФ. В июле 1943 года для фронта налетано 51845 часов, а в тылу 27584 часа. В интересах фронта перевезено 36063 человека, из них раненых 7455 человек. Грузов для армии и за линию фронта доставлено 2275,9 тонн. Сделано к партизанам 888 самолето-вылетов. Вывезено от них 494 раненых и заброшен к ним 591 человек и 149,7 тонн боеприпасов.
В августе сделано к партизанам уже 1426 самолето-вылетов, доставлено 1292 человека и 365 тонн груза (боеприпасов и вооружения 307 тонн).
Вывезено 1047 человек раненых.
Для фронта налетано 61766 часов. Перевезено раненых 11811 человек, рядового и офицерского состава 30571 человек и 2553 тонны груза. За линию фронта сброшено 1262 парашютистов.
Привожу здесь эти данные за два месяца для сравнения, чтобы видеть, куда, если можно так выразиться, был взят крен в работе ГВФ в составе АДД.
В тылу, на внутренних воздушных линиях, налет за август составил 29076 часов. Перевезено 15686 пассажиров, 148 тонн почты и 3347 тонн груза. [346] Всего в 1943 году ГВФ перевез, я говорю здесь только о фронтовых перевозках, 243,9 тысячи солдат и офицеров, 79,8 тысячи раненых, 28,7 тысячи тонн груза, из них 5,7 тысячи тонн боеприпасов. Самолеты ГВФ сбросили десантом 7089 человек, сделали полетов к партизанам 9770, из них 5027 полетов с посадкой в тылу врага. Доставлено 7248 человек и 2332 тонны груза, из них 2019 тонн боеприпасов и вооружения. Всего при полетах по спецзаданиям в тыл противника — Германию, Румынию, Чехословакию, Финляндию, Польшу и к партизанам в том году было переброшено 15,5 тысячи людей и 2438 тонн груза. Кроме этого, на фронты доставлено 424 тонны консервированной крови и сотни тонн медикаментов.
Личный состав Гражданского воздушного флота вложил огромный труд в дело разгрома врага, и можно лишь пожалеть, что до сегодняшнего дня (начало 1970-х годов. — Ред.) не нашлось ни одного писателя, историка, ни одного руководителя, который довел бы до народа, рассказал бы о той поистине героической работе, которая проделана личным составом Гражданской авиации в годы войны. Приведенные мной выше цифры только за 1943 год дают представление о работе ГВФ. Кроме того, внутри страны за этот же срок Аэрофлот перевез еще 169000 пассажиров, 36000 тонн груза и 1400 тонн почты.
К этому надо добавить 2147 самолетов, перегнанных для ВВС и АДД по ленд-лизу. 1724 пилота, закончивших летные школы ГВФ, поступили в боевую авиацию. Удивительно, как до сих пор все это лежит в архивах и не увидело света… В нескольких общих книгах, написанных о Гражданской авиации, вы найдете все, вплоть до перечисления дат отдельных полетов, а вот о ГВФ во время войны такой книги до сих пор нет. А жаль! Стоило бы написать такую книгу и на ней воспитывать молодое поколение.
Оказывается, на фронте ничего особенного не произошло, а вот в штабе фронта происходят вещи совсем необычные. Оказывается, штаб завершил разработку операции, которая была не только утверждена командующим, но он принимал в ее разработке деятельное участие. Утвердив план операции, командующий уехал в войска, дав начальнику штаба указание приступить к проведению этого плана в жизнь. По замыслу требовалось провести перегруппировку войск, и начальник штаба приступил к отдаче необходимых на этот счет распоряжений.
Согласно плану некоторые армии должны были расстаться с определенными, находящимися еще в их распоряжении, частями и соединениями, другие армии, наоборот, должны были получить их. Однако, когда были получены из штаба распоряжения, оказалось, что некоторые командующие армиями передоложили эти вопросы лично командующему фронтом, который, будучи у них, изменил уже утвержденное решение, даже не сообщив об этом в штаб. В результате получалось, что, вместо того чтобы изъять части или соединения из одной армии и передать их в другие места, нужно было еще добавить в эти же армии войска, которых у фронта не было. Весь план, над которым длительное время работал штаб, превратился в ненужную бумагу, потеряв какую-либо значимость.
— Как тут можно работать? — обращаясь к Воронову, спросил генерал.
Ответа не последовало. Да его и не могло последовать без того, чтобы не вмешиваться в управление войсками фронта, не отменять уже принятые решения командующего.
Начальником штаба фронта, так переживавшим за проделанную, но не осуществленную на деле работу, оказался генерал В. В. Курасов, [99]с которым мне пришлось познакомиться в столь малоприятной обстановке. Поговорив немного, не касаясь только что описанной сцены, мы вышли и отправились в отведенные нам дома. Шли мы с Николаем Николаевичем молча, видимо думая об одном и том же. Прошло уже более двух лет войны, и, конечно, то, что могло быть в сорок первом, безусловно, недопустимо было в сорок третьем. Я знал, что этот командующий фронтом уже не один раз перемещался с места на место, но результат пока что был один и тот же. Куда-то его переместят отсюда?..
Вряд ли он со своим стилем работы долго удержится здесь. [348] — Не завидую я начальнику штаба при таком командующем, — как бы отвечая на мой вопрос, сказал Воронов.
Надо сказать, что Курасов после войны был начальником Высшей Военной академии имени К. Е. Ворошилова, а для занятия такой должности нужны, как правило, светлая голова и немалый боевой опыт. Уж у кого, у кого, а у Курасова было во время войны достаточно всякого опыта, в том числе и вышеописанного. Однако, как мне кажется, и такой опыт в военном деле иметь тоже неплохо. По крайней мере, на практике знаешь, к чему он приведет, и вторично, если, конечно, у тебя голова на плечах, вряд ли будешь его повторять. Вскоре этому командующему в какой уже раз пришлось распроститься со своим начальником штаба и переместиться в другое место.
В командование войсками фронта вступил генерал И. X. Баграмян. [100]Но я забежал здесь несколько вперед.
Пробыв всего несколько дней с Н. Н. Вороновым, я был срочно отозван в Москву. Аэродромов поблизости не было, и решили мы ехать на вездеходе.
Все время шли дожди, дороги развезло, и продвигаться возможно было только по настилам, сделанным из деревьев. Большая часть времени ушла на то, чтобы добраться до шоссе (сейчас оно называется Минским) где-то возле Смоленска. В общей сложности добирались мы до Москвы почти сутки.
Приехав рано утром и приведя себя в порядок, зная, что в ранний час вряд ли кто мной будет интересоваться, я решил съездить навестить свою жену.
У нас родилась дочка, но видеть мне ее еще не довелось. Уезжая из штаба, я оставил номер телефона, сказав офицеру Евгению Усачеву, чтобы сейчас же меня вызвал, если спросят. Кто мог меня спросить, по работе со мной он уже знал. Исполнительность его всегда была безупречной, и я спокойно покинул штаб.
Время в кругу близких, да когда ты их не часто видишь, да еще во время войны, летит весьма быстро… Было девять часов утра, когда жена напомнила о том, что меня могут искать. Я сказал, что в штабе Усачев и беспокоится нечего. Однако в половине одиннадцатого я уже и сам забеспокоился и, распрощавшись, поехал в штаб. Каково же было мое удивление, когда Усачев доложил, что меня уже давно спрашивают. Зная, кто мог мне звонить, я только спросил:
— Как же вы могли мне об этом не сообщить?
— Мне было запрещено, — последовал ответ.
— Кто же мог вам запретить?!
— Товарищ Сталин…
Оказывается, в десятом часу позвонил Верховный и спросил, приехал ли я.
На утвердительный ответ он спросил, где я. Усачев рассказал, где я нахожусь и какие указания он имеет. Сталин спросил:
— Как ваша фамилия? [349] — Усачев.
Поинтересовавшись, какую должность он занимает, Верховный сказал:
По сведениям, которые мы получили из Центрального штаба партизанского движения, на 17 августа было уже взорвано 134000 рельс, что составляло 804 километра одноколейного пути. Я бы назвал «рельсовую войну» историческим событием. Никем и никогда подобные операции не проводились в таких масштабах.
Для охраны железнодорожных путей немцам пришлось задействовать значительное количество войск, так теперь необходимых им на фронте, и все-таки пресечь деятельность партизан по срыву железнодорожных перевозок им так и не удалось. В этой «рельсовой войне» особо проявили себя партизаны Белоруссии. Они показали образцы выполнения поставленных задач и вывели из строя самое большое количество рельсов.
Наше партизанское движение доставляло много забот высшему командному составу противника, который уже не мог обойти молчанием это явление и вынужден был издавать целую серию директив в связи с этим. Так, командир 61-й пехотной дивизии генерал Краппе в обращении к офицерскому составу своей дивизии 11 июля 1943 года писал о том, что «затяжная война и стабилизация фронта обусловили в тылу возрастающее соприкосновение с русским гражданским населением и привлечение его к работе. Партизаны усиливают свою деятельность и пытаются большим авторитетом своих вождей, распространением листовок и другими способами привлечь на свою сторону население, уже более или менее сотрудничавшее с нами. Сталину удалось превратить борьбу за сохранение своей системы в священную Отечественную войну и тем самым вызвать патриотическое и религиозное самопожертвование, способность к которому издавна была одним из самых сильных свойств русского человека. От этих фактов нельзя ни в коем случае отделываться как от незначительных или второстепенных… Военной оккупацией нельзя покорить революционный народ, напротив, этим только начинается это покорение. Война против революционного народа является не только военным делом… Я буду очень благодарен, если офицерский состав будет больше заниматься этой проблемой». [340] 18 сентября 1943 года командующий немецкой группой армий «Север» Кюхлер подписывает директиву своим войскам, в которой говорится, что в последнее время растет число случаев перехода из местных частей к партизанам и бегство «добровольных помощников» русской и украинской национальности. Местами перебежали целые отделения и взводы со всем снаряжением после убийства своих немецких командиров.
Причина побегов, как указывает Кюхлер, заключается в большинстве случаев не в плохом обращении, недостаточном питании и тому подобном, а «в искусной разлагающей пропаганде партизанских агентов, которых нужно искать во всех слоях русского населения. Нужно считаться с возможностью, что ненадежность добровольных помощников будет расти». 27 сентября 1943 года за подписью Кейтеля объявляется директива, где говорится о том, что случаи бегства, коллективного перехода,
«предательских нападений на свои опорные пункты», покушений на начальников среди местных «восточных частей» и «добровольных помощников» требуют самых жестких, срочных и эффективных мероприятий для преодоления таких явлений. Случаи открытого сопротивления всякого рода предлагается подавлять немедленно силой оружия и пресекать в самом зародыше. Во всех остальных случаях в отношении арестованных преступников широко применять военно-полевые суды. Приговоренных к смертной казни казнить в присутствии части. Части, в которых замечается расшатанность и ненадежность, немедленно и безоговорочно распускать. Личный состав таких частей отправлять в лагеря на тяжелые работы. 18 октября 1943 года Кюхлер вынужден был опять обратиться к офицерскому составу с указанием на то, что в последние дни основная масса местных русских частей, ввиду доказанной ненадежности, была вывезена из района действий группы армий или распущена. Он пишет дальше о том, что до сих пор воздерживался от того, чтобы отдать приказ о возвращении всех «добровольных помощников» в лагеря для военнопленных. Однако участившиеся побеги побудили его к тому, чтобы вновь указать всему начальствующему составу на его обязанности в отношении надзора. Из-за недостаточного надзора со стороны некоторых командиров подразделений партизаны имеют постоянный приток боеспособных мужчин, что создает угрозу роста партизанского движения.
И все-таки Кюхлер в заключение предлагает выяснить, в какой мере в отдельных частях из имеющихся «добровольных помощников» можно сформировать рабочие батальоны с многочисленным немецким персоналом. [341] Как мы видим, во всех этих директивах предъявляются требования решительной борьбы с партизанами, с их воздействием на население, указывается на ненадежность частей, сформированных из местных жителей и «добровольных помощников», и в то же время прилагается много усилий для того, чтобы сохранить местные части, так как людские резервы у немцев были уже на пределе.
А вот 29 ноября 1943 года генерал Краппе в обращении к личному составу своей дивизии по вопросам контрразведки и надзора за русскими добровольцами прямо пишет, что с середины сентября наблюдается непрерывное усиление партизанского движения. Краппе пишет, что в прифронтовой полосе это движение отсутствует, но чем дальше от фронта, тем оно сильнее. Так, в армейском тылу партизанское движение следует считать серьезным, а во фронтовом тылу — очень серьезным. В этом документе говорится о том, что в районе Луга — Псков имеются бригады и даже дивизии партизан, усиленные авиадесантными частями. Партизанское движение настолько организовано, что нити его ведут до Волосово и Гатчины. Партизанам с самолетов сбрасываются командные штабы, боеприпасы и т. д. Можно ожидать и нужно быть готовым, указывает немецкий генерал, к тому, что при наступлении на фронте партизанские отряды получат задачу внезапными ударами прервать снабжение.
Вряд ли нужно приводить еще какие-либо документы. Изложенных здесь вполне достаточно для того, чтобы видеть, какую огромную работу проводили наши партизаны как среди местного населения, так и среди лиц, находившихся в частях немецкой армии. При той организации слежки, которая проводилась немцами, и при психологической обработке, которую проводило немецкое командование среди своих солдат, которым было предоставлено право задерживать любого с их точки зрения подозрительного человека, эта работа была исключительно опасной.
Борьбу с партизанскими отрядами немцы, как правило, стали вести с применением артиллерии, танков и авиации. Это уже не были отдельные мелкие подразделения, как ранее, но целые части регулярных немецких войск, и борьба с ними требовала и соответствующего вооружения. Как Центральный штаб, так и начальники республиканских и областных штабов партизанского движения нажимали на командование АДД как только могли, чтобы забросить своим отрядам хотя бы минимум того, что им требовалось.
Однако, несмотря на новые формирования, самолетов в АДД для выполнения всех возлагаемых на нас задач не хватало. Чем шире разворачивались наши боевые действия на фронтах, тем больше требовалось самолетов для их поддержки и обеспечения. Чем больше становилось партизанских отрядов и чем крупнее по численности они были, тем большее количество самолетов требовалось для их снабжения. [342] Не успела, к примеру, еще как следует развернуться «рельсовая война», а уже 17 августа начальник Центрального штаба партизанского движения П. К.
Пономаренко, сообщая о результатах этой операции с 3 по 17 августа, поставил вопрос о том, что отряды ощущают значительный недостаток взрывчатых веществ, капсюлей-детонаторов и для обеспечения только этой боевой работы требуется ежедневно, как минимум, 20–25 самолетов.
Каждый начальник штаба обращался непосредственно к нам с просьбами, чтобы обеспечить участок своей работы, за что он прежде всего нес ответственность. Мы, конечно, не могли оставаться глухими к таким просьбам, ибо за каждой из них стояли живые люди, которые ждали так необходимой им поддержки. Вот, например, 5 июня 1943 года обратился к нам подполковник Тужиков — уполномоченный Ленинградского штаба партизанского движения на Северо-Западном фронте. Он писал, что в связи с активными действиями карательных отрядов, брошенных против партизан, последним крайне необходимы боеприпасы и медикаменты, и просил направить на аэродром Выползово самолеты для переброски партизанам всего необходимого. Совершенно ясно, что выполнять такие просьбы нужно было быстро. Всякая затяжка времени могла привести к тому, что помощь могла уже не понадобится. Конечно, по таким сигналам решения принимались немедленно.
Численный состав партизанских бригад и отрядов на территории Ленинградской области за несколько месяцев 1943 года вырос до нескольких десятков тысяч человек. Население многих оккупированных районов Ленинградской области восстало и, спасаясь от истребления и угона в немецкое рабство, уходило со своим имуществом, хлебом и скотом в леса и болота под вооруженную защиту партизан. Только по побережью Чудского озера в лесах под защитой партизан находилось около 40000 наших людей.
Примерно такая же обстановка сложилась в районах Пскова, Луги, Порхова, Дно, Сольцы, Струги Красные и других. Во всех указанных районах против партизан и населения шло формирование особых немецких карательных экспедиций. Тем временем в партизанских бригадах и отрядах насчитывалось до 10000 бойцов, у которых отсутствовало оружие… Начальник Ленинградского штаба партизанского движения Никитин просил оказать помощь по заброске этим отрядам и бригадам оружия и боеприпасов. Здесь, конечно, отдельные самолеты большой помощи оказать не могли и выделялись группы самолетов на определенный период.
На противоположном — южном крыле нашего фронта действовали партизаны Крыма, где начальником штаба партизанского движения был секретарь Крымского обкома партии Булатов. В письме от 21 июля 1943 года он пишет о том, что группа самолетов АДД в июне успешно провела операцию по заброске продовольствия и пополнения партизанам Крыма, а также эвакуации оттуда больных и раненых. Проведенная этой группой работа подняла боеспособность партизан. [343] Однако доставленное продовольствие в связи с ростом партизанских отрядов подходит к концу, и в ближайшие дни партизаны вновь окажутся в трудном положении. Заканчивая письмо, Булатов просил забросить им в течение оставшихся дней июля и в первой половине августа 30 тонн грузов с аэродрома Адлер.
Действительно, крымским партизанам обеспечить себя полностью продовольствием было практически невозможно, и в этом отношении они были в прямой зависимости от заброски его, как тогда говорили, с Большой Земли. Наши летные экипажи выполнили, конечно, и эту работу.
Здесь приведены лишь некоторые примеры, а в течение года их было весьма и весьма немало. В то же самое время АДД вела напряженнейшую боевую работу на фронтах, где каждый самолет был также на учете. Однако весь летный состав летал к партизанам с большой охотой, хотя приходилось делать это за счет дополнительной нагрузки на летные экипажи, как у нас сейчас принято говорить, за счет интенсификации боевых вылетов. Но несмотря на это, не было случая, чтобы кто-либо возразил против таких дополнительных полетов. Каждый экипаж знал, что народные мстители нуждаются в помощи Большой Земли, и совершали полеты к ним с большим подъемом.
В 1943 году, так же как и в предыдущем, заброска грузов партизанам шла по восходящей. Например, если в августе мы получили от Центрального штаба заявку на 160 тонн, то в октябре она составила уже 300 тонн.
Летом 1943 года, когда Гражданский воздушный флот был введен в состав АДД, интенсивность полетов к партизанам значительно увеличилась и исчислялась многими тысячами самолето-вылетов. Достаточно сказать, что за 1943 год в отряды и бригады было заброшено почти 10000 человек и вывезено много тысяч раненых, не считая женщин и детей. Было доставлено около 4000 тонн груза, из которого около 3500 составили боеприпасы и вооружение. Только полетов с посадкой у партизан сделано более 5000. Эти достаточно внушительные цифры наглядно говорят как о размахе боевой деятельности партизан в тылу врага, так и напряженной работе АДД по ее обеспечению.
Гражданский воздушный флот — в составе АДД
Пришли в движение и начали наступательные боевые действия Юго-Западный и Южный фронты. Взломав сильно укрепленную полосу обороны противника, они форсировали реку Северский Донец в районах южнее Изюма и юго-западнее Ворошиловграда, захватили и закрепили за собой оперативно важные плацдармы и в дальнейшем, после оперативной паузы в начале сентября, перешли в решительное наступление. [344] К 8 сентября 1943 года за шесть дней боев эти фронты освободили Донбасс с городами Дебальцево, Енакиево, Краматорская, Артемовск, Макеевка, Сталино, а затем, развивая наступление, вышли на Днепр, освободив Днепропетровск и Запорожье.Одновременно войска Южного фронта ликвидировали таганрогскую группировку противника и, развивая наступление вдоль побережья Азовского моря, заняли Мариуполь, Осипенко, Мелитополь, Каховку. Таким образом, левый берег нижнего течения Днепра был очищен от немцев.
АДД содействуя войскам Юго-Западного и Южного фронтов, затем переименованных в 3-й и 4-й Украинские фронты, подавляла узлы сопротивления противника, препятствовала его оперативным перевозкам, нанося удары по железнодорожным станциям донецких железных дорог, уничтожала самолеты и выводила из строя летные поля аэродромов.
Всего здесь было произведено 6254 самолето-вылета.
В 1943 году, как уже говорилось, у нас произошло еще одно важное событие. В состав Авиации дальнего действия был передан Гражданский воздушный флот, который до этого подчинялся ВВС. Вопрос о ГВФ не один раз, как говорится, был на повестке дня с момента создания АДД. Не однажды Сталин говорил, что ГВФ нужно включить в состав АДД, во-первых, для того, чтобы снять с боевых экипажей выполнение транспортных работ; во-вторых, чтобы обновить самолето-моторный парк ГВФ, поскольку продукция заводов, изготовляющих эту технику, вся шла в АДД; в-третьих, потому, что в ГВФ я проработал достаточное время, а следовательно, являлся подходящим человеком для того, чтобы руководить этой организацией и отвечать за нее. Последнее Сталин подчеркивал.
Первое время я и не думал о Гражданском воздушном флоте. Дай Бог, как говорится, справится с тем, на что тебя поставили. Однако время от времени вставал вопрос о пополнении наших рядов летным составом, и приходилось брать его из ГВФ после соответствующих докладов Верховному Главнокомандующему. При этом Сталин напоминал, что нужно обдумать вопрос о включении ГВФ в состав АДД и тогда уже все вопросы, в том числе и кадровый, решать самостоятельно, не обращаясь к руководству. Верховный считал, что АДД для ГВФ более подходящая и родственная организация, чем ВВС, и использование гражданской авиации для нужд фронта здесь будет лучше.
Честно говоря, тянул я этот вопрос до середины 1943 года, но все возраставший объем работы АДД показывал, что, несмотря на ряд принятых решений и проведенных мероприятий, обеспечить кадрами себя в ближайшем будущем в полной мере мы не сможем. [345] Кроме того, многие тысячи самолето-вылетов в АДД тратились на транспортные перевозки, в то время как они могли быть с успехом использованы как боевые.
Настал момент, когда нужно было решать: или идти и опять просить о выделении личного состава из Гражданского воздушного флота, или воспользоваться разумным предложением и принять в состав АДД Аэрофлот.
Каждому известно, что получать готовое и не тобой сделанное куда приятнее, а главное проще, чем трудиться над этими вопросами самому. Я был совершенно уверен в том, что Верховный может без всяких обиняков спросить, долго ли еще будет продолжаться такое «иждивенчество», оправдать которое ничем, кроме нежелания взять на себя дополнительную работу, а следовательно и ответственность, нельзя.
Находясь на одном из фронтов и докладывая по ВЧ Верховному о проделанной работе, я высказал ему соображения о том, что, пожалуй, настала пора подумать о включении Аэрофлота в состав АДД.
— Это будет правильно, — сказал Сталин. — Пришлите ваши соображения.
Разговор был окончен.
С июля 1943 года ГВФ вошел в состав АДД. Возглавлял его в то время генерал Ф. А. Астахов. Объем работы Аэрофлота был по тому времени довольно большой и делился на две части — работа для фронта и в тылу на воздушных линиях. Конечно, основное внимание уделялось фронтовой работе, хотя спрос за работу на трассах внутри страны был также строг.
Для примера приведу цифры налета ГВФ. В июле 1943 года для фронта налетано 51845 часов, а в тылу 27584 часа. В интересах фронта перевезено 36063 человека, из них раненых 7455 человек. Грузов для армии и за линию фронта доставлено 2275,9 тонн. Сделано к партизанам 888 самолето-вылетов. Вывезено от них 494 раненых и заброшен к ним 591 человек и 149,7 тонн боеприпасов.
В августе сделано к партизанам уже 1426 самолето-вылетов, доставлено 1292 человека и 365 тонн груза (боеприпасов и вооружения 307 тонн).
Вывезено 1047 человек раненых.
Для фронта налетано 61766 часов. Перевезено раненых 11811 человек, рядового и офицерского состава 30571 человек и 2553 тонны груза. За линию фронта сброшено 1262 парашютистов.
Привожу здесь эти данные за два месяца для сравнения, чтобы видеть, куда, если можно так выразиться, был взят крен в работе ГВФ в составе АДД.
В тылу, на внутренних воздушных линиях, налет за август составил 29076 часов. Перевезено 15686 пассажиров, 148 тонн почты и 3347 тонн груза. [346] Всего в 1943 году ГВФ перевез, я говорю здесь только о фронтовых перевозках, 243,9 тысячи солдат и офицеров, 79,8 тысячи раненых, 28,7 тысячи тонн груза, из них 5,7 тысячи тонн боеприпасов. Самолеты ГВФ сбросили десантом 7089 человек, сделали полетов к партизанам 9770, из них 5027 полетов с посадкой в тылу врага. Доставлено 7248 человек и 2332 тонны груза, из них 2019 тонн боеприпасов и вооружения. Всего при полетах по спецзаданиям в тыл противника — Германию, Румынию, Чехословакию, Финляндию, Польшу и к партизанам в том году было переброшено 15,5 тысячи людей и 2438 тонн груза. Кроме этого, на фронты доставлено 424 тонны консервированной крови и сотни тонн медикаментов.
Личный состав Гражданского воздушного флота вложил огромный труд в дело разгрома врага, и можно лишь пожалеть, что до сегодняшнего дня (начало 1970-х годов. — Ред.) не нашлось ни одного писателя, историка, ни одного руководителя, который довел бы до народа, рассказал бы о той поистине героической работе, которая проделана личным составом Гражданской авиации в годы войны. Приведенные мной выше цифры только за 1943 год дают представление о работе ГВФ. Кроме того, внутри страны за этот же срок Аэрофлот перевез еще 169000 пассажиров, 36000 тонн груза и 1400 тонн почты.
К этому надо добавить 2147 самолетов, перегнанных для ВВС и АДД по ленд-лизу. 1724 пилота, закончивших летные школы ГВФ, поступили в боевую авиацию. Удивительно, как до сих пор все это лежит в архивах и не увидело света… В нескольких общих книгах, написанных о Гражданской авиации, вы найдете все, вплоть до перечисления дат отдельных полетов, а вот о ГВФ во время войны такой книги до сих пор нет. А жаль! Стоило бы написать такую книгу и на ней воспитывать молодое поколение.
Тегеран. Встреча Большой тройки
Глубокой осенью 1943 года довелось мне поехать с Николаем Николаевичем Вороновым на один из фронтов, куда направил нас Верховный Главнокомандующий и где не совсем, как говорится, ладились дела. Я уже сейчас не помню той деревни, где размещался штаб фронта, но наше прибытие туда помнится мне и по сей день. Войдя в комнату начальника штаба, мы увидели сидящего генерала, склонившего над столом голову, которую он обхватил руками. Первое впечатление было — человек спит. Мы остановились посередине комнаты, глядя друг на друга, зная, как дороги минуты отдыха после напряженной работы, и в то же время еще не решив, что делать. Генерал поднял голову, увидел нас, быстро встал. [347] По нему было видно, что он не спал, но вид его был уставшим и сильно озабоченным. Я с генералом знаком не был, а по приветствиям, которыми обменялся он с Вороновым, понял, что знакомы они друг с другом не первый день. Сильно озабоченный вид генерала встревожил и Воронова, который спросил: не случилось ли что-либо на фронте?Оказывается, на фронте ничего особенного не произошло, а вот в штабе фронта происходят вещи совсем необычные. Оказывается, штаб завершил разработку операции, которая была не только утверждена командующим, но он принимал в ее разработке деятельное участие. Утвердив план операции, командующий уехал в войска, дав начальнику штаба указание приступить к проведению этого плана в жизнь. По замыслу требовалось провести перегруппировку войск, и начальник штаба приступил к отдаче необходимых на этот счет распоряжений.
Согласно плану некоторые армии должны были расстаться с определенными, находящимися еще в их распоряжении, частями и соединениями, другие армии, наоборот, должны были получить их. Однако, когда были получены из штаба распоряжения, оказалось, что некоторые командующие армиями передоложили эти вопросы лично командующему фронтом, который, будучи у них, изменил уже утвержденное решение, даже не сообщив об этом в штаб. В результате получалось, что, вместо того чтобы изъять части или соединения из одной армии и передать их в другие места, нужно было еще добавить в эти же армии войска, которых у фронта не было. Весь план, над которым длительное время работал штаб, превратился в ненужную бумагу, потеряв какую-либо значимость.
— Как тут можно работать? — обращаясь к Воронову, спросил генерал.
Ответа не последовало. Да его и не могло последовать без того, чтобы не вмешиваться в управление войсками фронта, не отменять уже принятые решения командующего.
Начальником штаба фронта, так переживавшим за проделанную, но не осуществленную на деле работу, оказался генерал В. В. Курасов, [99]с которым мне пришлось познакомиться в столь малоприятной обстановке. Поговорив немного, не касаясь только что описанной сцены, мы вышли и отправились в отведенные нам дома. Шли мы с Николаем Николаевичем молча, видимо думая об одном и том же. Прошло уже более двух лет войны, и, конечно, то, что могло быть в сорок первом, безусловно, недопустимо было в сорок третьем. Я знал, что этот командующий фронтом уже не один раз перемещался с места на место, но результат пока что был один и тот же. Куда-то его переместят отсюда?..
Вряд ли он со своим стилем работы долго удержится здесь. [348] — Не завидую я начальнику штаба при таком командующем, — как бы отвечая на мой вопрос, сказал Воронов.
Надо сказать, что Курасов после войны был начальником Высшей Военной академии имени К. Е. Ворошилова, а для занятия такой должности нужны, как правило, светлая голова и немалый боевой опыт. Уж у кого, у кого, а у Курасова было во время войны достаточно всякого опыта, в том числе и вышеописанного. Однако, как мне кажется, и такой опыт в военном деле иметь тоже неплохо. По крайней мере, на практике знаешь, к чему он приведет, и вторично, если, конечно, у тебя голова на плечах, вряд ли будешь его повторять. Вскоре этому командующему в какой уже раз пришлось распроститься со своим начальником штаба и переместиться в другое место.
В командование войсками фронта вступил генерал И. X. Баграмян. [100]Но я забежал здесь несколько вперед.
Пробыв всего несколько дней с Н. Н. Вороновым, я был срочно отозван в Москву. Аэродромов поблизости не было, и решили мы ехать на вездеходе.
Все время шли дожди, дороги развезло, и продвигаться возможно было только по настилам, сделанным из деревьев. Большая часть времени ушла на то, чтобы добраться до шоссе (сейчас оно называется Минским) где-то возле Смоленска. В общей сложности добирались мы до Москвы почти сутки.
Приехав рано утром и приведя себя в порядок, зная, что в ранний час вряд ли кто мной будет интересоваться, я решил съездить навестить свою жену.
У нас родилась дочка, но видеть мне ее еще не довелось. Уезжая из штаба, я оставил номер телефона, сказав офицеру Евгению Усачеву, чтобы сейчас же меня вызвал, если спросят. Кто мог меня спросить, по работе со мной он уже знал. Исполнительность его всегда была безупречной, и я спокойно покинул штаб.
Время в кругу близких, да когда ты их не часто видишь, да еще во время войны, летит весьма быстро… Было девять часов утра, когда жена напомнила о том, что меня могут искать. Я сказал, что в штабе Усачев и беспокоится нечего. Однако в половине одиннадцатого я уже и сам забеспокоился и, распрощавшись, поехал в штаб. Каково же было мое удивление, когда Усачев доложил, что меня уже давно спрашивают. Зная, кто мог мне звонить, я только спросил:
— Как же вы могли мне об этом не сообщить?
— Мне было запрещено, — последовал ответ.
— Кто же мог вам запретить?!
— Товарищ Сталин…
Оказывается, в десятом часу позвонил Верховный и спросил, приехал ли я.
На утвердительный ответ он спросил, где я. Усачев рассказал, где я нахожусь и какие указания он имеет. Сталин спросил:
— Как ваша фамилия? [349] — Усачев.
Поинтересовавшись, какую должность он занимает, Верховный сказал: