Горъ Василий. Пророчество

   - Тогда можно продолжить, Вениаминыч!
   Кириллов не возражал: на душе было светло и радостно. Контроль над двумя месторождениями алмазов и коридор в Австрию дорогого стоили…
   Мужчины выпили и, закусив дольками лимона, практически одновременно распустив узлы галстуков, засмеялись…
   Полковник, с сожалением посмотрев на початую бутылку коньяка, с тяжело вздохнул и, встав, расстроено буркнул:
   - Эх, и посидел бы я с тобой еще минуток эдак шестьсот, да не могу. Дела… Я, пожалуй, полечу…
   Кириллов согласно кивнул и, протянув руку для прощального рукопожатия, проводил гостя до двери: еще пара запланированных на сегодня дел требовала времени, и, не смотря на отсутствие всякого желания, заняться ими было необходимо. Поэтому, вернувшись обратно за стол, он со вздохом открыл ноутбук, ввел двенадцатизначный код доступа и с головой ушел в работу…
   А через несколько минут вдруг затрезвонил мобильный телефон… Кириллов взял трубку, выслушал собеседника и его лицо потемнело:
   - Ты же говорил, что вопрос решен? Стрелки? Не вопрос! Забивай! Можно на той неделе… А я обмозгую тут кое-что… Ладно, Семен, прорвемся!
   Положив трубку, он отодвинулся от стола подальше, развернулся в кресле вокруг своей оси, потом тяжело вздохнул, потряс головой, как будто отгоняя наваждение, и снова потянулся к компьютеру…
   …Тем временем за серыми, неприметными жалюзи в окне многоэтажного дома в полукилометре от его кабинета невысокого роста молодой парень лет двадцати пяти убрал от глаз бинокль, с сожалением посмотрел на показания нескольких приборов, в видимом беспорядке расположенных у окна, потом набрал номер на взятом со стола мобильном телефоне и, дождавшись ответа абонента, коротко доложил:
   - Снять голос не удалось - не позволяют стекла. Защиту ставили профи. Метод артикуляции многого не дал: угол не тот… Могу сказать одно: они о чем-то договорились.
   Собеседник, выдержав небольшую паузу, грязно выругался и, расстроено бросил:
   - Деньги перечислят. Спасибо…

Глава 41.

   Ужин в ресторане "Boccacio" по rue Massena оказался великолепен: сидя за уютным столиком на втором этаже ресторана, и смакуя непривычные, но неожиданно вкусные рыбные блюда, я с неослабевающим интересом наблюдала, как в небольшом вертикальном аквариуме в центре зала по кругу плавают три мурены. Или барракуды - я в них не разбиралась. Одна, поменьше, зеленоватого окраса, была гораздо шустрее своих товарок, и неустанно накручивала круги вдоль стеклянных стенок, то проползая под покрытым илом бревнышком, то проплывая сверху… Пятнистая тварь побольше страшно разевала зубастую пасть, но особенно двигаться не желала - видимо, пребывание в этом аквариуме ей уже порядком поднадоело… Третья пряталась от меня где-то за внутренней центральной колонной аквариума, лишь иногда демонстрируя свое длинное подвижное тело…
   Олег ел, как настоящий мужчина: много, быстро, впрок… Две поношенного вида коровы, сидящие в обществе своих мужиков, просто пожирали его глазами, что меня порядком злило. Да и их мужичков - тоже: похвастаться такой шириной спины они, к моему удовольствию, не могли… И явно из-за этого комплексовали… Наконец, решив, что им это надоело, они, не слушая протестов своих якобы еще не наевшихся обезьян, быстренько расплатились по счету и в темпе вальса уволокли их вниз по лестнице, чему я, признаюсь, здорово обрадовалась…
   Тем временем Олег уговорил вторую порцию морепродуктов и, сыто откинувшись на спинку стула, поинтересовался, буду ли я что-нибудь еще…
   Есть мне больше не хотелось, и через десять минут мы вышли на улицу, чем-то смахивающую на наш старый Арбат, - наверное, обилием всякого рода продавцов, впаривающим праздношатающимся отдыхающим всякую всячину, - и повернули налево. Метров через двести между домами показалось море, и я, в который раз за эти несколько часов, почувствовала себя безумно счастливой…
   Не смотря на октябрь, на улице было тепло. Нет, желания поплавать в море у меня не возникало - прохладный вечерний ветерок остужал самые горячие головы, - но вот намочить ноги в прибое мне захотелось невероятно. Поэтому, немного прогулявшись по набережной напротив первой линии отелей, мы спустились к воде и, сняв обувь, вошли в воду по щиколотку…
   Справа, за огромной дугой залива, вдруг раздался глухой рокот, и со взлетной полосы поднялся в небо сноп ярких огней…
   - Кто-то улетает! - вздохнула я. - Как ему, наверное, жаль?
   - Почему? - поинтересовался Олег, обняв меня за талию и положив щеку мне на плечо.
   - Здесь здорово! - снова вздохнула я. - Отсюда, наверное, никому не хочется уезжать…
   - Если бы там, на том конце пути, меня ждала ты, то я бы улетел отсюда, не задумываясь! - хмыкнул Олежка и вдруг нежно поцеловал меня в шею…
   - Подхалим! - прошептала я и, развернувшись в его объятиях, подставила ему свои губы… А через вечность, оторвавшись, прошептала: - Пойдем, я хочу в отель!
   - Нет, не пойдем! - нахмурился он, и вдруг, подхватив меня на руки, вместе со мной присел, одной рукой собрал нашу обувь и, легко встав, босиком же направился к лестнице… - Поедем!!!
   Спрятав лицо на его груди, чтобы не видеть ехидных ухмылок и веселых улыбок отдыхающих, я млела от ощущения силы и надежности, исходящие от него, и умирала от нетерпения… И, стоило нам ввалиться в номер, как я спрыгнула с его рук, влетела в ванную и захлопнула за собой дверь…
   …В номере горели свечи… шелест штор, развеваемых легким ветерком, создавали ощущение тихой музыки, а от вида Олега, лежащего поперек разобранной кровати в одних пляжных шортах заставлял подгибаться ноги, но до кровати я все-таки дошла… И еще нашла в себе силы спокойно сбросить с себя полотенце, как почувствовала, что схожу с ума: никогда бы не подумала, что первую свою ночь с мужчиной смогу вцепиться в его шею и совершенно бесстыдно требовать поцелуя!
   …Олег целовался, зажмурившись… Начав с моих губ, он постепенно переместился на шею, потом добрался до плеч, груди, живота… Сказать, что я таяла, было бы неправдой: мне казалось, что я схожу с ума: каждую секунду этого безумия я старалась удержаться в рамках приличия! Мне хотелось его немедленно! Сейчас же! Сию же секунду! А этот садист оставался глух к моим желаниям!!! Нет, сказать, что он был холоден, я тоже не могу: я чувствовала его желание кожей, сердцем, душой, но это сладкое промедление меня просто убивало: я сжимала пальцы в кулак, чтобы не вцепиться в его шею ногтями и сжимала зубы, чтобы не застонать от желания… А потом мои губы вдруг обожгло его губами и я почувствовала, что сейчас умру от удовольствия… Но и тут он оказался садистом: удержавшись на самом краю, я рвала душу еще невыносимо долго, до состояния, когда была готова заплакать от безумного, запредельного счастья… И заплакала… И еще… И еще…
 
   А утром оказалось, что поспать мы как-то не успели, да, собственно, и не очень хочется, и что при свете дня любить ничуть не хуже, чем ночью - в общем, завтрак и обед прошел без нас… Зато на ужин мы практически побежали: если можно назвать мою походку чем-то, кроме слова "ползать" - есть хотелось безумно…
   Ввалившись в первый попавшийся ресторанчик на набережной, мы заказали себе больше, чем могли съесть. И съели… Под удивленные взгляды официанта…
   Потом пошли шарахаться по магазинам, то и дело останавливаясь в специально отведенных для поцелуев местах, то есть где попало… Что купили, я не помню: было не до этого… По-моему, какой-то сувенир Деду и бутылочку красного вина на ночь… И, кажется, цифровой фотоаппарат: Олег снимал меня на каждом углу, улыбаясь, рассматривал на дисплее получившиеся кадры и зажигательно смеялся… Я хохотала вместе с ним, стараясь не отпускать его руку ни на минуту…
 
   Возвращаться в Москву не хотелось, но в понедельник меня ждала работа, да и Дед, брошенный нами в больнице, наверняка уже озверел от одиночества - в общем, в самолет мы садились, порядком взгрустнув… Весь перелет Маша рассматривала купленные мною сережки и колечко с сердечками и тихо вздыхала - они ей ужасно нравились, но "выбрасывать кучу денег на совершенно ненужные ей украшения" она считала лишним… А я - не считал: мне с ней было настолько хорошо, что желание доставить ей еще немного радости буквально жгло мне душу… Я даже поймал себя на мысли, что больше не могу вспомнить лица Элли - в моем сердце не осталось места ни для кого, кроме этой скромной, застенчивой красавицы с большими карими глазами и пылким, ранимым сердцем. Я - влюбился! И мне это нравилось!!!
   Шереметьево встретило нас низкой облачностью, промозглым ветром, дождем со снегом и слякотью… Настроение, и без того слегка подпорченное окончанием отдыха, упало еще больше… Быстренько пробежав по зеленому коридору, мы вышли в зал и тут я заметил Шурика, одного из водителей шефа, кого-то высматривающего в толпе прилетающих, и помахал ему рукой. Парень тут же сорвался с места и, не успев подойти, затараторил на ходу… За какие-то две секунды я узнал, что в Москве - минус два по Цельсию, что ночью будет до десяти мороза, что пробки на МКАДе просто жуткие, а резину он еще не переобул… Лишь в самом конце тирады он догадался сообщить, что послан шефом специально, чтобы встретить меня и Машу и должен, проводив нас домой, остаться в моем распоряжении до вечера…
   Я приятно удивился и слегка задумался: раньше подобного внимания от Кириллова я не замечал… Но, решив, что от добра добра не ищут, решил задвинуть размышления по этому поводу в долгий ящик… Подхватив обе спортивные сумки и взяв девушку под руку, я быстрым шагом последовал за Шуриком к его "Вольво", стоящей прямо у выхода из аэропорта…
   По дороге в город по просьбе Шурика позвонили Кириллову и доложились. Как ни странно, никаких вводных не поступило: шеф поздравил меня с возвращением и попросил завтра появиться в офисе чуть пораньше - часам к пяти. По возможности "в форме", то есть готовым на все. Я поблагодарил за машину, пообещал, что буду и расслабился: у нас впереди ожидался еще один неплохой вечер…
   Первым делом навестили Деда - бодрый, страшно довольный чем-то Наставник встретил нас в коридоре, куда его уже выпускали погулять! "заживает, как на собаке" - смущенно заметила Маша, и была права: к тем лекарствам, которыми его пичкали врачи, Дед добавлял свои чудодейственные мази, отвары, колол себя иголками, к которым пристрастился за эти годы на Земле, много медитировал… Увидев нас, он расплылся в улыбке и, немножечко прихрамывая на одну ногу, засеменил нам навстречу…
   Не успев дойти до палаты, Мерион гордо сообщил, что у него появилась дама сердца, и что я просто обязан метнуться и купить ей какой-нибудь офигительный подарок, например, очень ей нужную на работе микроволновую печь, так как за эти дни, что меня не было, он измучился от невозможности это сделать самому… Поручив Маше развлекать Деда, пришлось выбежать на улицу и вместе с умирающим от скуки Шуриком прогуляться до "М-видео", расположенного в полукилометре от "Склифа", и купить самую навороченную из всех печей, представленных в этом магазине. Прихватив в подземном переходе через Садовое кольцо здоровенный букет роз, бутылочку шампанского и конфет для дамы его сердца, мы, ежась от пронизывающего ветра, практически бегом вернулись обратно. И вовремя: стоило мне доложить о выполненном поручении, как в палату вошел новый лечащий врач Учителя - рослая, белокурая, полногрудая женщина лет тридцати пяти - тридцати семи со смешинками в глазах и нахмуренными бровями. Попытка выставить вон нарушителей режима больного Тимофеева М.И. закончилась небольшой попойкой: шампанское было распито, конфеты уничтожены, розы приняты крайне благосклонно, а вот с микроволновкой возникли проблемы: брать ее Евгения отказалась наотрез. Мерион, расстроенный до глубины души, знаком попросил меня выйти из палаты, что мы с Машей с удовольствием и сделали. Вернувшись туда минут через пять, постарались не заржать: вид увлеченно целующегося с врачом Наставника был настолько непривычен, что я еле сдержал смех. Судя по сопению Маши - она тоже… Судя по тому, что Евгения больше не возражала, мы рассудили, что недоразумение улажено и, посидев еще полчасика, оставили их разбираться со своими чувствами…
   По дороге домой мы перекусили в Саппоро, японском ресторане на проспекте Мира, и вскоре оказались дома… Маша, быстренько переодевшись в домашнее, принялась за уборку, а я, взяв с подставки мечи, слегка размялся: четыре дня без тренировок дали о себе знать…

Глава 42.

   Из офиса выехали на двух машинах - в головной ехал я и еще два телохранителя Кириллова, бывшие сотрудники "девятки", - Боря и Леха. Во второй машине, кроме шефа и Семена Приходько сидел еще один боец - Витька Робот, прозванный так за своеобразную пластику движения в бою… Простояв в пробке перед тоннелем под Маяковкой почти полчаса, машины свернули на Красина и через Тишинку рванули в сторону улицы 1905 года, и через пять минут остановились около ЦМТ, в котором шефа уже минут десять как должны были ждать партнеры. Пока ребята вели Кириллова в здание и к лифтам, я двигался чуть в стороне и пытался понять, что именно меня напрягает… Почувствовать удалось, лишь поднявшись в лифте на шестой этаж и подойдя вплотную к 617 номеру: в двух соседних с ним номерах и за дверью напротив нас тоже ждали… С большим нетерпением… Но пока медлили…
   В двух коротких предложениях описав шефу ситуацию, я с удивлением услышал, что встреча состоится все равно, а моя работа - обеспечить ее нормальное завершение, чего бы это мне не стоило. Проводив взглядом скрывающихся в номере бойцов, я на миг задумался… Но обдумать все варианты мне не удалось: в номере напротив скрипнула дверь, и оттуда осторожно выглянул человек, вооруженный пистолетом. И поманил меня внутрь…
   Не имея ничего против, я согласился… Двигаясь довольно грамотно по земным меркам, "костюм" постоянно держал меня на прицеле и выводил спиной на стоящего за дверью в соседнюю комнату напарника, примитивный, до безобразия тупой эмоциональный фон которого я почувствовал, наверное, самым первым… И, увидев начало удара по моей голове, расслабился. А зря: нож, вырвавшийся у меня из ладони, ушел в его глазницу, а пятка правой ноги перебила колено атакующему сзади здоровяку. Не успев сообразить, что происходит, потерявший одну точку опоры атакующий не успел даже вскрикнуть, как получил сильнейший удар в гортань, после чего, закатив глаза, рухнул на ковер и забился в конвульсиях… Вытащив из глазницы "костюма" нож, я вернулся к входной двери и выглянул в "глазок": напротив, у двери в 617-й, стоя на коленях, что-то творил с замком еще один "костюм", а со обеих сторон его прикрывали два бойца с пистолетами. Резонно рассудив, что камеры, установленные в коридоре, должны быть ими же и отключены, я тихонечко приоткрыл отлично смазанную дверь и бросил в дверь 617 монетку. Как только она звякнула, мгновенно среагировавшие на звук бойцы вскинули пистолеты, и посмотрели друг на друга, а потом начали поворот в мою сторону. Я бросил ножи с обоих рук, и, не проверяя результаты бросков, свернул шею и "мастеру"…
   За следующие пару минут я зачистил оба смежных номера и,,удостоверившись, что сюрпризов не ожидается, постучался в 617-й. Шеф, занятый разговором с двумя бандитского вида кавказцами, вопросительно посмотрел на меня и, по моему выражению лица поняв, что помех не будет, немного обострил разговор… Правый мужчина тут же перешел на ор, а левый тем временем безуспешно давил на невидимую кнопку - его ладонь прижималась к нижней части стола, но без особого толку: шума в коридоре так и не раздалось… Поняв, что с их людьми что-то произошло, кавказцы стали нервничать, что стало сказываться на их акценте и уступчивости… Наконец старший из них вскочил из-за стола, выругался сквозь зубы и буркнул:
   - Ладно, да? Твоя взяла! Решион вапрос, паниатна?
   Кириллов, проигнорировав рукопожатие, коротко кивнул, и, не обращая внимание на бешенство в глазах обоих, молча вышел в коридор…
   Весь путь до следующего места назначения пересевший к нему в машину я пытался вникнуть в план помещения, где на нас ожидалось нападение, и понимал, что количество задействованных шефом бойцов не соответствует серьезности ситуации: он явно рассчитывал на меня. И не скрывал этого - перед самой высадкой из машины он оборонил странную фразу: "Я тебе доверяю самое важное, что у меня есть - мое слово!"…
   Во втором офисе дело обошлось без кровопролития - комитет по встрече "дорогого" гостя, состоящий из трех лиц той же самой национальности, радушно проводил нас от машины до накрытого стола на втором этаже особняка и принялся наперебой всячески нахваливать предлагаемое вино…
   Шеф пригубил, но не более: дипломатично, но твердо, он заставил их подтвердить свое невмешательство в бизнес Кириллова и его людей и признать, что несвоевременный уход из жизни господина Реваза Жвания по кличке Резо Кутаисский - не более чем досадное недоразумение…
   Отдав должное национальной стряпне хозяев, шеф довольно быстро засобирался к себе, и, несмотря на настоятельные просьбы принимающей стороны, загрузил всю нашу компанию в машины и дал команду трогаться…
   А через сорок минут, уже в офисе, оставшись в кабинете со мной и Приходько, неожиданно вытащил из ящика стола конверт и протянул его мне:
   - Здесь ключи и документы на машину. Она твоя. Стоит внизу в гараже. Я вижу, что у самого тебя купить машину не дошли руки… Пришлось позаботиться мне… Я надеюсь, ты не против? И большое тебе спасибо…
   - Кстати! - дав возможность высказаться начальству, добавил Приходько. - Тут есть одни курсы экстремального вождения… Ты бы не хотел немного позаниматься? Вот тебе телефон - созвонишься и договоришься! Только не жмись: возьми персональные уроки, и побольше - этого дела много не бывает!

Часть вторая.

Глава 43.

   …Новый год отметили в Австрии, в Китцбюэле…Дед, я и Маша встали на лыжи в первый раз, а Евгения, как оказалось, была уже опытной лыжницей: пока мы осваивали синие и зеленые трассы, она лихо летала по красным, вызывая в нас легкое чувство неполноценности… Впрочем, мы не унывали: русскоязычный инструктор, мастер спорта по горным лыжам, возивший нас гуськом по пологой девятой и шестнадцатой трассе, радовался нашим успехам и скоростью, с которой мы осваивали новый для нас навык. Как ни странно, Маша не отставала от нас с Наставником: восемь лет, отданных гимнастике, дали ей неплохую координацию и силу рук и ног… В общем, два дня перед Новым годом и неделю после мы практически не слезали с лыж: поднимались на гору около половины девятого утра, а спускались перед самым закрытием подъемников - около четырех дня… Потом мы часик парились в сауне отеля, ели и слонялись по маленькому, но уютному городку… Или расходились по номерам и радовались обществу друг друга… Дед расцвел: и так великолепно выглядящий для своих пятидесяти пяти, казалось, он скинул с плеч еще десяток - Женя, узнав, сколько ему лет, так нам и не поверила, с пеной у рта доказывая нам, что как дипломированный врач, уж сможет определить такую элементарную вещь, как возраст. По ее мнению, Мериону было что-то около сорока пяти - сорока семи… Собственно, он и не спорил: ему было хорошо. Так хорошо, что он даже умудрился пару раз задвинуть тренировки, случаев чего я вообще не помню. Но я его понимал: я сам никак не мог насладиться обществом Маши и тоже не скрывал своего счастья…
   Идиллия продолжалась почти до самого отлета, а четвертого января позвонил Кормухин и попросил как можно быстрее нарисоваться в Москве: у него нарисовалась срочная работа по моему профилю… Откровенно говоря, улетать не хотелось - на два оставшихся до отлета дня у меня были грандиозные планы, но работа есть работа, и я, попрощавшись с Дедом и Евгенией и пообещав Маше возместить недополученную ею ласку в Москве, с камнем на сердце уехал в Зальцбург, откуда рассчитывал улететь первым же рейсом…
 
   В Домодедово меня встречали: Володька Щепкин по кличке Глаз заехал прямо на летное поле и ждал меня около трапа в компании с Лехой Ребровым. Оба парня давно простили мне мою "прописку" и за два предыдущих выезда прониклись ко мне уважением: Глаз, например, даже доверил мне свою снайперку, дотронуться до которой не позволялось никому и никогда. Он же учил меня стрелять - лучше него в Конторе стрелять не умел никто… Костян же доставал меня почти каждый день по другому поводу: он никак не мог понять, как мне удается реагировать на любой его удар, и требовал, чтобы я улучшил ему реакцию… Я отшучивался, и изредка подкидывал ему для отработки какие-нибудь несложные для меня, но практически запредельные для его уровня растяжки и физических кондиций движения… Он безумно радовался каждому своему успеху и носился за мной практически целыми днями…
   …Уступив мне переднее сидение, Леха перебрался на заднее и расстроено ввел меня в курс дела: полу- тренировочный, полу- боевой выход в Южную Африку группы из двух новичков и двух инструкторов обернулся бедой: один человек убит, один - тяжело ранен, и вместе с двумя другими находится в плену у какого-то местного племени… Одна, теоретически не сложная операция по спасению ребят уже провалилась: тройка хорошо подготовленных спецов канула в джунглях практически бесследно, и начальство писает кипятком - потерять семерых бойцов за неделю, по его мнению, это чересчур!
   Тем временем тонированный джип летел в город, игнорируя все возможные правила и знаки - Вовка торопился, зная, что попасть под горячую руку начальства - чревато боком… Менее чем через двадцать пять минут машина влетела в неприметный гараж возле многоквартирного жилого дома, дождалась, пока закроются автоматические ворота, изнутри выглядящие вполне обыкновенными, и, сдвинув командой с пульта в сторону стену впереди, снова тронул машину с места. Еще три минуты езды по подземному тоннелю, и цель нашего путешествия - очередной Объект, была достигнута…
   Кормухина в кабинете не оказалось: вместо него всей подготовкой к вылету распоряжался майор Гришанин, вместо приветствия отправивший нас собираться… На этот раз автомат и "Стечкин" я брал без особого внутреннего сопротивления: кое-чему Глаз меня уже научил, а оказаться в джунглях без всякого оружия было не самой приятной перспективой… Частью сознания слушая ужастики о выживании в тропических лесах в исполнении то одного, то другого бойца, я грустно размышлял, что здорово было бы прихватить с собой что-нибудь из своего любимого оружия, например, Черные клинки… И, понимая всю бесплодность таких мечтаний, аккуратно распихивал по рюкзаку пачки с патронами, взрывчатку, специальную плащ-палатку, репелленты, аптечку и тому подобную ерунду… Потом возле нас нарисовался Гришанин и раздал каждому французские паспорта, деньги, туристические ваучеры на проживание в отелях и еще кучу каких-то бумаг. Не дав нам толком ознакомиться со всем вышеперечисленным, он поволок нас к "таблеткам" делать обязательные в таких случаях прививки… На ходу поинтересовавшись у меня, владею ли я европейскими языками, и услышав положительный ответ, он облегченно вздохнул и еще взвинтил темп передвижения по объекту…
   Следующим пунктом программы подготовки был небольшой брифинг, где нам вбили в голову основную задачу рейда: вытащить наших ребят, по возможности живыми, и две сопутствующие - выяснить судьбу спасательной группы и разобраться с причинами провала и той, и другой операции… Потом мы немного поштудировали карты, проработали пути отхода из района боевых действий, запомнили места встреч с местными проводниками, способными вывезти нас из страны и еще кучу всяких полезных мелочей… А потом нас загрузили в черный "Юкон" и в сопровождении милицейского "Форда" проводили в Жуковский…
   …Выброска началась с сильного тычка в бок: слабо освещенный салон ИЛ-76 мелко вибрировал, и шум двигателей заглушил от меня, находящегося в состоянии полудремы, звук шагов борттехника:
   - Подъем! Кто у вас тут старший? Выброска через десять минут! Высота - шесть километров!
   Пихнув спящего рядом Глаза, - получив недавно капитана, он всю дорогу в аэропорт гордился тем, что в этом рейде назначен старшим группы, а, значит, должен был спать меньше всех, я передал ему слова летчика и встал, затягивая ножные и грудной обхваты парашюта… Несмотря на то, что за последние два месяца, сначала по настоятельной просьбе Кормухина, а после первых двадцати прыжков - и в удовольствие, я уже больше двух сотен раз "выходил" из самолета, я все еще волновался каждый раз, когда оказывался в самолете… Но особенно понапрягаться мне не дали: Костян, он же лейтенант Ребров, быстренько проверил мое "крыло" и ободряюще хлопнул меня по плечу… В это время погас свет и началась разгерметизация салона. Я натянул на глаза прибор ночного видения, застегнул верхнюю пуговицу камуфляжа и проверил, как заправлены отвороты воротника - получать сотни маленьких, но не особенно приятных ударов по шее и подбородку во время свободного падения мне хотелось не очень… Потом, взяв Володю за ножной обхват и почувствовав, руку Костяна на своем, я мысленно вознес короткую мольбу Создателю. Тем временем рампа опустилась до горизонтали, рявкнула сирена, я сделал шаг, и, подхваченный струей воздуха, вырывающегося из-под фюзеляжа, почувствовал, как екает в животе…
   Колбасило так, что мне чуть не оторвало руку: выброска с ИЛа оказалась не чета четыреста десятой "Элке" или Ми-8, с которых я прыгал до этого, во время ноябрьских тренировочных сборов в Ступино! Всему виной была скорость десантирования - от примерно 140 километров в час у Ан-2 до 350-400 у этого летающего гробика! В общем, первые секунд тридцать мы особенно и не пытались "лечь" на воздух: пока падала скорость, все трое, поджав колени, изображали из себя единый, плотно упакованный кокон… И лишь когда наше падение достаточно замедлилось, "улеглись" на набегающий снизу поток трёхлучевой звездой… Косясь на запястье левой руки, на котором ярко фосфоресцировала стрелка "высотника", я с нетерпением ждал, когда Глаз даст команду "разбегаться"…