Гордиенко Константин. Буймир (Буймир - 3)

   Марко снова присел на сани, и Текля принялась расспрашивать его о ночной операции. Ничего особенного, сказал Марко, обычная вещь: сняли пост, перерезали провода, под рельсы заложили мины. Правда, Мусий Завирюха учит, что на войне нет мелких дел. Не сумей они без шума, без единого выстрела снять часовых, - в лагере врага поднимется переполох, он подготовится к встрече. Можно провалить важное боевое задание. Почему Мусий Завирюха побеждает малой силой? В чем "секрет" удачи? Тактика!
   Текля, пряча улыбку, слушала Марка, - до чего же глубоко усвоил он науку командира. Пожалуй, взбредет парню в голову поставить Мусия Завирюху в ряд с знаменитыми полководцами. Не потерял ли он чувство меры?.. Но вслух Текля этого не сказала, чтобы не обидеть Марка, - еще перестанет рассказывать.
   А Текле не терпелось узнать:
   - Зачем заминировали дорогу?
   - После узнаешь, - небрежно бросил Марко, чтоб не отклоняться от основной темы.
   ...Дороги все замело, и немцы не ждали нападения. Партизаны подбирались все ближе к казарме и штабу. Со степной стороны гитлеровцы не ждали опасности. Караульные посты в метель не очень-то слышат, что творится вокруг. Другое дело, если мороз, тихо и ночь лунная - тогда каждый звук слышен. Марко с Сенем, незаметные за сугробами, бросились на часовых, прикончили. Снег рыхлый. Под прикрытием метели группа Устина Павлюка огородами неслышно зашла в тыл, подобралась к огневым рубежам.
   И Текля, которая знала там каждый закоулок, каждое дерево, прекрасно представляла себе, как партизаны пробирались ночью садами, огородами, пренебрегая опасностью, словно сама вела их на врага.
   Марко рассказывал вяло, неохотно, часто отвлекался, и Текля, чтоб восполнить картину боя, кликнула Павлюка. Меж ними давно установились теплые, свободные отношения, что Мусию Завирюхе было совсем не по душе. Командир то и дело выговаривал им, - косари мы или фронтовики? недовольный тем, что люди не могут отвыкнуть от панибратских отношений, которые пристали кумам да сватам. Все должно было напоминать, что партизанский отряд - грозная боевая сила, а Мусий Завирюха - строгий командир. На этот раз Завирюха верхом ехал в голове отряда, и друзья чувствовали себя свободно. Павлюк присел на сани и с таким увлечением, так складно принялся рассказывать, что Марко даже позавидовал.
   ...Красная ракета взвилась в небо, прорезав снежную мглу, осветила забитую эшелонами станцию, водокачку, занесенные снегом вагоны, паровозы, укрытые брезентом платформы. Ударили из ПТР по цистернам с бензином. Текля точно указала, в каком порядке стоят эшелоны, и это позволило Павлюку в темноте подкрасться со своей группой к цели и залечь. По сигналу ударили бронебойно-зажигательными пулями по цистернам с бензином. Огонь мгновенно охватил цистерны, взметнулся столбом, заполыхал над эшелонами. Цистерны взрывались, обливая огнем соседние вагоны. Станция была плотно забита составами, - на это как раз и рассчитывал Мусий Завирюха. Огневой вал бушевал, ширился, захватывал эшелоны, - вагоны сухие, сосновые - враз занимались. Все это Текля ясно представила себе, казалось, даже слышала грохот... Паровозы, которые были под парами, пытались выскользнуть из огня, давали задний ход - и подрывались на минах. Завирюха, узнав от Текли, что паровозы стоят под парами, приказал заминировать дорогу. Часть паровозов, взрываясь, горела малиновым огнем. Впереди пропасть, и позади взорванные рельсы, пылающие вагоны...
   Покончив с цистернами и паровозами, ПТР перенесли огонь на платформы с орудиями, танками, били прицельно, на выбор, ящики со снарядами и боеприпасами были видны, как днем.
   Пожар перекинулся на вагоны со снарядами, авиабомбами, от взрывов пострадали станция и водокачка. Негде теперь будет паровозам брать воду. Со свистом пролетали над головой снаряды, рельсы, балки, камни, осколки, и партизаны из предосторожности забрались в занесенный снегом окоп. Черный удушливый дым навис тяжелой тучей, - видимо, занялась цистерна с маслом. Обдавало жаром, трудно было дышать...
   Будь запасные пути и возможность маневрировать, немцы, разумеется, не поставили бы по соседству со снарядами цистерны с горючим. А то понадеялись на охрану, а действия авиации зимой ограничены. Прибывали новые эшелоны, забивали путь.
   Партизаны из темноты, из-за прикрытия наблюдали за сумятицей, взрывами и, будучи сами недосягаемы для огня, продолжали сеять вокруг огонь и смерть. Вражеская охрана частью полегла, частью разбежалась.
   Партизаны ведут прицельный огонь по эшелонам с боеприпасами, цистернам, бензобакам бронебойно-зажигательными пулями, живую силу уничтожают автоматным огнем. А немцы лупят наугад, в божий свет.
   Мины со свистом перелетали через головы, разрывались в поле. Стлались над землей пулеметные огненные строчки. Бес его знает, куда бить. Если бы батальоны наступали на станцию, было бы больше потерь. А то горстка бронебойщиков залегла врассыпную. Спасали партизан и занесенные снегом окопы, куда Текля было провалилась, и воронки от бомб. Павлюк это сразу взял на заметку, когда Текля докладывала... Не то солоно бы пришлось: залечь близко от станции нельзя - верная гибель, если начнут рваться снаряды. Поодаль взрывались мины, немцы били из минометов.
   - Недолго били, - прервал Марко Павлюка. - Как началась стрельба да взрывы и запылали цистерны, гитлеровцы огонь из минометов и орудий перенесли на станцию, предполагая, должно быть, что из лесу наступают партизанские полки... Текля, убегая, навела врага на ложный след, - сделал вывод Марко.
   Партизаны будто сговорились: все в один голос твердили, что Текля своей удачной разведкой много содействовала победе.
   Автоматчики Мусия Завирюхи, лежа за сугробами, срезали орудийную прислугу, которая никак не ждала нападения с тыла, захватили орудия, ударили по станции... Довершая разгром, начали взрываться боеприпасы.
   Марко, Сень и Родион бросили в казарму по две гранаты, Мусий Завирюха громил штаб.
   Немцы в панике выбегали на улицу, четко выделяясь на снегу в своих долгополых шинелях, падали, как снопы; а когда они залегли в оборону, Марко с Сенем "лимонками" уложили вражье скопище.
   В разгар сражения, в смертельном его водовороте человеком овладевает неудержимая отвага, и он совсем не думает об опасности.
   Это чувство Текля сама испытала. Может ли честное сердце смириться перед лицом зла? Пока в жилах бьется кровь, не погаснет ненависть к лютому захватчику.
   Павлюк похвалил Марка: не хуже иного штабиста разбирается в операции.
   Марко отказывается от такой чести. Вот Мусий Завирюха - тот действительно широко мыслит.
   - Нам лишь бы взорвать боеприпасы, поджечь эшелоны, тогда все будет работать на нас, - сказал он.
   Хитрой тактикой всегда побеждают более сильного противника.
   Так и было: оглушенные взрывами, не слыша друг друга, они действовали, однако, согласованно; жаркий костер разожгли - а там уже огонь сам творил партизанскую волю, сокрушая все подряд, на что и рассчитывал командир.
   В трудной обстановке боя Мусий Завирюха умеет подбодрить своих бойцов. И не страхом, не окриком, а отеческой заботой.
   - Вы, детки, режьте фашистов кинжальным огнем, - говорит он, - а штаб я сам возьму. Да смотрите, не выбивайте мне "яблочко".
   - Каким, каким огнем? - переспросила Текля.
   И Марко объясняет подруге систему огня, что такое фланговые и фронтальные пулеметы... Орудийный навесной огонь, шквальный, прямая наводка... И чем отличаются друг от друга фугасные снаряды, бронебойно-зажигательные, шрапнель, и когда какой применяется. В общем, целую лекцию прочел - грамотный артиллерист!
   Разве бы не сумел он управлять огнем батареи, определять координаты?
   Родион, правда, с недоверием отнесся к этому заявлению - чересчур уж заносится Марко! Верно, из зависти, решили друзья.
   Текля подивилась - который уже раз! - когда это Марко успел овладеть военной наукой? Давно ли под коровой сидел?
   Марко усмехнулся: а известно ли ей, на что она сама способна?
   - Перемешали снег с кровью, горы железа на станции наворочали, загородили дорогу на Москву...
   ...Счастливое время вспомнилось... Овеянные славой дни: с урожаем колхозного поля Марко и Текля прибыли на торжество в Москву, щедро приветившую друзей, обогатившую их сердце и разум.
   11
   Лохматая лошаденка, веревочная упряжь, перекошенная дуга, хомут в холстинных заплатах, подправленный ватным рукавом, - так Текля собиралась в дорогу.
   Надела старый кожух со сборками, полы, как принято в здешних местах, выстрочены зелеными нитками. Рукава оторочены основательно потертой черной смушкой, узенький, тоже смушковый, облезлый воротник, грудь до пояса тоже выстрочена зелеными нитками. Расписной незаменимый этот кожушок Марко выменял на соль в деревне. Текля напялила пестрый платок, концы повязала на затылке.
   - Не так в этих местах повязываются, - заметил снаряжавший ее Марко, - концы повязывают на голове.
   Текля уже не раз убеждалась в своей ненаблюдательности.
   На ноги Текля натянула старые валенки. Ясно, что на такой наряд никто не покусится. Какой бы падкий на легкие барыши полицай ни подвернулся, и тот не польстится, а о немцах и говорить нечего.
   Старые, оплетенные лозой сани, облезлая лошаденка - привычная картина тех дней: бедная крестьянка едет на базар. Прихватила с собой малость пшена, свинины на дорогу.
   Родион, внимательно осмотрев Теклю со всех сторон - рад хоть чем-то быть полезен, - проникается вдруг жалостью к ней:
   - И как ты не боишься, что тебя убьют?
   - А тебе хочется, чтобы меня повесили? - шутит Текля.
   Ну и шутки пошли!
   А что еще она могла ответить на этот пустой вопрос?
   Надо же обеспечить партизанский отряд медикаментами. Всегда в них была острая нужда, а тут еще произошла кровавая стычка с гитлеровцами. Чем лечить раненых? Вот и приходится ехать в райцентр в больницу, к медсестре Марфе, которая неизменно выручает партизан.
   Торной лесной дорогой ехали люди на базар, певуче, мягко поскрипывали полозья. Текля запаздывала, на такой лошаденке разве поспеешь ко времени. В открытых местах восточный ветер срывает снежный покров, нагоняет снежные валы на дорогу, в такую пору лучше не отрываться от вереницы саней, как бы не замело. Снег сечет лицо, продувает насквозь дырявый кожух. Мохнатая лошаденка покрылась изморозью.
   Под самым городом, когда проезжала выселки, полицай с винтовкой, переходивший улицу, глянул было на молодицу - заплата на заплате - не на что позариться, незачем и останавливать. Иначе повела себя немецкая охрана на окраине города.
   На пароконных санях промчался грозный бургомистр Гаранджа, ветер трепал козлиную бородку. Оборванный люд с узелками плелся на базар. Все, что было поновее, отобрано для германской армии, а если кто и сумел припрятать - не рискнет надеть: полицаи стянут с плеча посреди дороги.
   На городской окраине Теклины сани остановила немецкая охрана. Долговязый, с посиневшим носом начальник вглядывался в женское лицо, откуда едет? Узнал, что женщина хочет выменять для детей какую-нибудь одежонку.
   - Где взяла мясо?
   - С разрешения старосты три хозяина закололи поросенка... Лошадь тоже общая...
   Сдернул платок, увидел русую косу, обвивавшую кольцом голову, - уж не подумал ли, что стриженая. Обнаружив под кожухом у Текли вышитую полотняную рубашку, костлявой рукой провел по спине, по груди - Текля брезгливо ежилась, словно от прикосновения ужа; сунул руку за пазуху и увидел два креста на тесьме, медный и серебряный; поморщившись, глянул на засаленные ватные штаны, на рваные валенки с вылезшей стелькой.
   - Почему нет документов?
   - Староста сказал, что не надо.
   Охрана знала - если едешь лесной дорогой, партизанской заставы не миновать.
   - Партизан видела?
   Женщина жалко сморщилась, захныкала:
   - А как же, взяли шнапс, наготовила целый жбан, думала выменять детишкам одежонку, - у меня дети голые, босые, что я теперь стану делать...
   Не то роптала, не то жаловалась, не то грозила, вытирая рукавом глаза.
   - Плохой партизан! - с сочувственной усмешкой заметил начальник. - А много их?
   - Видела только двоих.
   - Как были одеты?
   - Где там разглядишь, коли я слезами обливалась...
   Убедившись, что ничего больше не выведать у женщины, - тем временем подоспели еще сани, - охрана пропустила Теклю на базар.
   Как раз на этих днях в городе была казнена группа партизан, и потому гитлеровцы строже, чем обычно, проверяли проезжих.
   Сани пробирались узенькими проулочками, лошаденка утопала в сугробах, метелица засыпала платки, шапки. Проезжая мимо базарной площади, Текля застонала. Посреди площади висело трое бородачей, снежные вихри кружились над ними. Обычное явление той поры. Не застращать тебе людей, враже! Позорными виселицами остолбил страну. В людской душе распалил неугасимый гнев!
   Марфа, пожилая, спокойная, не очень разговорчивая женщина, прежде всего усадила Теклю за стол - обогреться с дороги. На столе задымилась горячая картошка, хозяйка нарезала хлеба, в который была подмешана кукурузная мука. Проголодавшаяся Текля припала к миске. Хозяйка тем временем собирала припрятанное по разным углам и укладывала в мешки стерильные бинты, вату - все, что успела припасти, - риванол - заливать раны, противостолбнячную сыворотку. А между делом рассказала, что гитлеровские офицеры выехали в Сумы, похоже, собирать карательный отряд.
   Продуктам медсестра очень обрадовалась, потому что уже чувствовала в них острую нехватку. Она раздобыла у своей невестки всякого детского старья, целый узел навязала, который Текля и положила в сани на самом видном месте. Медикаменты же запрятала в тайничок. Часовым, должно быть, запомнилась плаксивая молодица, вволю посмеялись над ней - не стали осматривать.
   Сани вновь пробивались занесенной дорогой - миновать бы засветло лес.
   12
   Марко упал на снег, в голове трещат кузнечики, щелкают, стрекочут... Перехватило дыхание, померк свет. Судорожно задергался и в изнеможении распластался на размокшей пашне. Сквозь затемненное сознание чуть брезжат проблески жизни, силятся превозмочь смерть.
   Текля взяла Марка под руки, приподняла ему голову, бессильно поникшую на ослабевшей шее, и поняла, что Марко тяжело ранен, еле дышит. Каждая жилка дрожала в ней от горя, от жалости, да время ли предаваться отчаянию?
   Она торопливо сняла с него сумку с пустыми дисками, автомат, пистолет, планшетку. Марко любил опоясываться ремнями. Еще и портупею нацепил, чтобы лучше держался отяжелевший от гранат ремень. Надо действовать энергично и быстро, спасать раненого. Вспыхивали ярко-зеленые огни, свистели пули, рвались гранаты - немцы бросали. Наугад.
   Вымотавшиеся в походе партизаны берегли каждый патрон. У Марка оставалась единственная граната - последняя надежда. Внезапно наскочив на засаду, он, спасая друзей, заглушил гранатой немецкий пулемет у самой дороги.
   Текля перетащила раненого Марка в канаву, в укрытие. Немцы в темень не полезут. Еще рано умирать тебе, дружок, неужели злая судьба разлучит нас, когда воля так близка?..
   Расстегнула мокрый от крови ватник. От него шел пар. Туго перевязала бинтом грудь, чтобы остановить кровь. Дрогнуло сердце: неужели на моих руках угаснут родные очи?
   ...Стычка завязалась в темноте, короткая, но ожесточенная. Гитлеровцы шквальным огнем встретили партизан. Они всегда любили наделать побольше шуму. Партизаны гранатой заставили умолкнуть пулемет, а сами бросились в заболоченную балку. Завихрились смертоносные вспышки, стелились цветные огни трассирующих пуль. Освещали ночь ракеты.
   - Давай сюда пулемет! - в разгар боя кричит Родион Марку, забыв, что и сам мог бы подтянуть его. В такие напряженные минуты каждый готов быть командиром.
   Марко, укрываясь за глыбами земли, вывороченными трактором, - в засуху пахано, - ползет бороздой к пулемету. Пулеметные очереди с пронзительным, злым свистом проносятся над самой его головой. Трое гитлеровцев, уложенных гранатой, привалились к пулемету. Вот бы доползти до пулеметчиков, разжиться оружием.
   Заметив при свете ракет грозящую опасность, враги из своего ровика обстреляли Марка, но он успел спрятаться за укрытие. Текля не могла охватить глазом все поле, била в одном направлении, стараясь защитить Марка. Родион с другой стороны перерезал дорогу врагам.
   Поблизости разорвалась маломощная немецкая граната - с деревянной ручкой, партизаны пренебрежительно называли ее "толкушкой". Марка оглушило, обдало струей горячего ветра. Кругом стали рваться гранаты, и Марко, потеряв надежду добыть пулемет, повернул назад в укрытие. Раздосадованный неудачей, он укорял Родиона: тот не сумел прикрыть его, дать сильный огневой заслон, чтоб можно было захватить пулемет. Редкие выстрелы друзей не устраивали Марка.
   Родион спокойно отвел несправедливый упрек: а что он мог поделать? Откуда взять патронов, чтобы поставить сильный заслон? Немцы засели в канаве, зачем бить в воздух? Да и показалось мне, что это ты стреляешь...
   - Неужели ты не мог отличить немецкий "универсал" от автомата? резко бросил Марко.
   Кто не знает его горячий характер?
   Текля утихомирила друзей, - не время для перепалок. В трудную минуту не всегда удается сохранить душевное равновесие.
   Марко в душе пожалел, что нет с ним проверенного в бою друга Сеня, они не знали неудач ни в одной операции. Будь Сень здесь, они наверняка притащили бы пулемет.
   Когда перестрелка на минуту затихла, из канавы раздался голос, звавший партизан сдаваться. Не обратив на это внимания, друзья решили ни в коем случае не дать немцам забрать пулемет, четко выделявшийся на снежном бугре.
   Без пулемета вырваться никак не удастся, патроны на исходе, а гитлеровцы подстерегают отовсюду. Марко пулеметом прикроет друзей, они прорвутся, а о нем пусть не беспокоятся, он врагу не сдастся. Бугор для немцев надежная защита. Эх, сюда бы гранату...
   Марко опять пополз по пашне, прижимаясь к вывороченным глыбам. Снег подтаял, ватник набряк водой, было знобко. Только бы доползти до убитых пулеметчиков, разжиться гранатами.
   Немцы тоже сделали попытку овладеть пулеметом, поползли: навстречу. Вспыхнула ракета - они заметили партизана. И тотчас замелькали огоньки над головой Марка. Он залег за глыбу земли, припал к автомату. Автомат заело, - должно быть, в затвор земля набилась. Правда, Родион и Текля одиночными выстрелами не давали немцам поднять головы. Да что они могли сделать? Врагов - не счесть. Марка обходили с двух сторон. Скрещивались огненные стрелы... Что голыми руками сделаешь? Хоть бы живым выбраться. Рвались гранаты, обдавало грязью, Марко зарылся в борозду. Враги убедились, что у партизан мало патронов, осмелели. Марко продвигался между разрывами гранат и не остерегся, - хотел перебежать поле под огнем. Почувствовал удар в спину и упал в снег в нескольких шагах от друзей. Гитлеровцы начали бить из пулемета.
   Текля поползла к Марку. Родион подстраховывал ее короткими очередями. Ракеты рассыпались дождем, ослепили. Текля теснее припала к земле. Расстелила кожух, перетащила на нем Марка в канаву, туго перевязав грудь, пыталась вернуть Марка к жизни своим дыханием.
   Марко очнулся, попробовал подняться, да не смог; беспомощно оглянулся, над ним склонилась милая подруга; и он, уже вполне придя в себя, уговаривает Теклю, чтобы спасалась; видно, эта мысль мучила его, не выходила из головы.
   Текля упорно твердила:
   - Не брошу тебя, пусть лучше смерть... И не говори даже...
   Может ли она бросить его одного умирать в поле? Отдать врагу на верную гибель, а самой спасаться? Да ее совесть замучит, ей никогда счастья не будет - страстно уговаривала она Марка, но он стоял на своем. На что ты надеешься? Он потерял много крови, обессилел, вместе спастись им не удастся. А без него у Текли развязаны руки. И Мусий Завирюха ждет, тревожится. Пусть хотя двое вернутся из разведки. Передайте, что Марко живым не сдался.
   Спокойно глядит он смерти в глаза. Говорит слабым голосом, но без отчаяния. Словно о чем-то будничном речь шла. Верно, чтобы не расстраивать Теклю. А что у него на сердце, кто знает. Марко любил жизнь, как растение любит солнечный луч. Как глаза - свет. С молодой жадностью принимал и творил жизнь. И чтобы теперь угас этот мир в честном сердце?!
   Текля умоляла Марка не тревожиться об ее судьбе. На руках его вынесет, но не бросит...
   Она посоветовалась с Родионом, тот в сторонке наблюдал за противником. Друзья залегли врозь, - надо создать впечатление, что их не так уж мало. Враг, видимо, решил продержать партизан в осаде всю ночь, а утром взять. Медлить опасно. Противник убедился, что партизан горстка, к тому же они без боеприпасов. Все дороги на село и к лесу немцы перехватили. Остался единственный выход - на болота и залитый водой луг, туда едва ли кто сунется в эту распутицу на погибель.
   В трудную минуту важно не терять головы. Родион обдумывает, как вынести из опасной зоны Марка.
   - Уложим на плащ-палатку и понесем... Канавой пойдем.
   - А дальше что? Кругом болото да вода.
   Текля строит необычайные планы:
   - Возьмем в селе коня...
   - У них охрана на каждом шагу, попадем прямо к ним в пасть.
   Они не видели выхода из беды. Ничего другого Родиону не приходило в голову.
   - Возьмем на плащ-палатку и понесем вдвоем...
   - А если немцы кинутся?
   - До утра не кинутся...
   - Стихнут выстрелы - кинутся. Посреди голого поля что ты сделаешь?
   Родион склонился над раненым, - Марко притих, перестал хрипеть. Тихонько позвал:
   - Марко, ты слышишь меня?
   Ответа не последовало.
   Родион, вглядываясь в бескровное лицо, взял Марка за руку. Неужели смерть схватила человека за горло, вырывает из партизанской семьи надежного товарища? Припал к груди, услышал глухие удары сердца.
   - Кажись, живой... - шевельнулась надежда.
   Марко застонал, очнулся от забытья. Оперся на локоть, хотел подняться, не смог и попросил поставить его на ноги. Стоял - откуда только силы взялись? - все плыло перед глазами, коленки подгибались, качало из стороны в сторону. Отпустите, он обойдется без посторонней помощи - верить не хотел, что беспомощен. Попытался даже поднять автомат и тотчас понял, что не под силу ему это, - такая слабость в ногах... Странно, только что был полон сил - и вдруг не держат ноги, дрожат. Текля забрала оружие и боеприпасы Марка, взяла его под руку. Родион подхватил под другую. Побрели по оврагу. Текля решила: выбираться будут вдвоем с Марком, а Родион прикроет их, даст возможность уйти.
   - Непосильно для тебя Марка тащить...
   Текля стояла на своем.
   Что поделаешь, не оставлять же Теклю с Марком на расправу врагам? Как только смолкнут выстрелы, гитлеровцы безусловно пустятся в погоню. Сами не полезут - так погонят полицаев.
   Сперва Марка вели под руки, не решались пустить одного. Постепенно он высвободился и теперь брел самостоятельно. Обойдусь, сказал, без посторонней помощи. Под ногами чавкал талый снег, хлюпала вода, даже здоровому человеку трудно было идти. Перед тем как расстаться с Родионом, друзья поделили патроны, оставив себе самую малость.
   Текля боялась, как бы Марко не упал, но, против ожидания, силы понемногу возвращались к нему. Овраг вдруг круто пошел вниз, на дно его сбегали мутные ручейки воды - первые вестники весны, - слышалось их журчание; хорошо еще, что не разлилась полая вода.
   Стоя над кручей, друзья задумались, как быть дальше? Выбраться из оврага было невозможно. Повернули назад, напали на боковой ход. С помощью Текли Марко вскарабкался на бугор. Несмотря на одышку, крепился, не стонал и даже подбадривал Теклю, которая бережно вела его.
   Пашня расползалась под ногами, словно тесто, хотя снизу еще не оттаяла. Позади слышны были выстрелы. Наверное, Родион, сдерживая врага, перебегал с места на место, создавая видимость, что он не один.
   Когда вышли в поле, Марко все порывался взять автомат. Текля не дала: может растревожить раны. Зато пистолет у пояса, и теперь не легко будет взять Марка. Пересохшими губами сосал комочек снега, который подала ему Текля, чтобы он мог утолить жажду. Счастье уже то, что не приходилось падать в борозду под светом ракеты, ползти по грязи, - они сейчас брели лощиной, не видные за бугром.
   Взвилась в небо огненно-красная ракета: это Родион вводит в обман гитлеровцев, - партизаны, мол, стерегут врага.
   Жгло, сосало под ложечкой, Марку хотелось закурить. Текли отговорила: не надо растравлять легкие. Спустились в долину. Марко выбивался из сил, его неудержимо клонило в сон. Упал на колени, свалился на бок. Напрасно Текля умоляла, чтоб хоть как-нибудь продержался до рассвета, - необходимо выбраться в безопасное место, - Марко все-таки лег в талый снег, не в силах перебороть слабость.
   С часок, мол, подремлю, тогда пойдем. Текля положила ему под голову сумку, сняла ватник, постелила под бок. Боялась, не простыл бы. Марко впал в забытье. Текля стояла над ним посреди поля. Выстрелы не смолкали Родион по-прежнему сбивал с толку врага. На себя огонь принял. Не пора ли ему уходить? Землю накрыл весенний туман - хорошая защита от врага. Куда же все-таки податься? Все дороги перекрыты. Остался один выход: в понизовье, на болота.
   Не закоченел бы Марко. Подложила руку, - стынет левый бок.