Горохов Александр. Забытые на обочине

   Его нашли на следующий день, когда младший врач, встревожившись отсутствием Марка Семеновича в день прощального банкета, приехал к нему домой.
   Марк Семенович уже остыл и лежал на полу, среди чемоданов и вещей, которые уже не были ему нужны ни здесь, ни в Израиле, ни в тех мирах, куда он ушел навсегда.
   ... По началу, в течение суток, Гришу почти не беспокоили. И он полудремал в теплой узкой камере, получал питание и, в основном, часами смотрел в потолок, размышляя над тем, чем займется, когда его отсюда выпустят. Но затем два дня подряд оказались заполненным не совсем понятной спешкой и суетой. Проводили опознание для чего перед Гришей высаживали в ряд по трое, по пять и шесть парней разного возраста и предлагали определить знакомого человека - того самого Славика или других, кто ездил с Гришей на ярмарку. Ничего определенного Гриша сказать не мог. Один парнишка весьма смахивал на Славика, но ныне был обрит наголо, на губе пробивались усики и Гриша не рискнул ткнуть в него пальцем.
   Потом сам Гриша сидел, зажатый между двумя мужчинами его возраста и незнакомые люди пытались опознать уже его. И, как понял Гриша, столь же безрезультатно. Опять же Гриша почти узнал старого человека, на голове которого косо сидела зимняя шапка - кажется, в том ларьке, той ночью, он просил его не убивать. Но уверенности опять же не было. Сам старик внимательно всмотрелся как в лицо Гриши, так и в тех, кто сидел возле него, но потом сказал очень убежденно.
   - Товарищ начальник, того парня здесь нет!
   Капитан, который проводил всю процедуру, прикрикнул на старика без всяких церемоний.
   - Посмотри ещё раз! Ты же при мне давал приметы! Рослый, светлоглазый, русский! Ты не близорукий? Очки носишь?
   Старик ответил сварливо.
   - Они здесь все русские! А очки мне без надобности!
   Гриша провел ещё сутки все в той же камере без соседей и терпеливо ждал своего освобождения потому, что был в нем уверен. На все вопросы он отвечал все, что знал, дорога лжи не имела для него никакой выгоды. Строго говоря, он даже не понимал до конца, за что его здесь ещё держат. Несколько раз его осторожно спрашивали касательно событий пятилетней давности - о смерти слабоумного старика Покатилове. Гриша отвечал так же, как и пять лет назад: "Не помню, когда душил паршивого старикашку. Помню, как тот хрипел и сучил ногами. Это было как во сне. А откуда у меня на руках царапины - не знаю." Видимо, такой ответ и ныне всех устраивал.
   В конце концов, когда его снова вызвали на допрос, то уже по лицу своего немолодого конвоира, Гриша понял, что это - в последний раз.
   А когда он увидел в кабинете, на столе перед полковником милиции, свои документы - военный билет и справки с удостоверением "Орион-Арт", то убедился окончательно: разговор последний и либо его отпустят, либо укатают уже прочно и надолго.
   - Как будем жить дальше, Нестеров? - требовательно спросил полковник.
   - Не знаю.
   - Тогда такой вопрос - где будем жить?
   - Тоже пока не знаю. - улыбнулся Гриша, а полковник слегка рассердился.
   - Вот и я не знаю, Нестеров, что с тобой делать! Надо бы тебя подержать, но все сроки твоего задержания истекли и предьявить тебе обвинение нам нечем. Так что будем тебя выпускать.
   - Спасибо... Я никуда не спрячусь.
   - А если и спрячешся, то найдем. - пообещал полковник. - Однако, постарайся как можно быстрей устроиться на работу и оформить свое место жительства.
   Почему-то удостоверение Мишкиной Фирмы полковник в расчет не принимал.
   Краснопольский, со своей стороны, знал твердо, что произносит слова лишенные смысла. Знал, что и устроиться на работу ныне не так просто, да и с местом жительства у этог парня будут сложности. Но ничего иного он не мог ни сказать, ни предложить. Денег на обустройство таких приблудных, пока безопасных личностей, государственный бюджет не выделял.
   - Учитывая то, Нестеров, что тебя взял на поруки очень хороший человек, мы тебе верим и - гуляй!
   Полковник и сам не понимал, почему не сказал Нестерову, что "очень хорошего человека" уже нет в живых. Может попросту не посчитал нужным это сделать, а может в жизни своей ему столь часто приходилось быть "вестником смерти", что роль эта его раздражала и пугала. Но с категорической убежденностью полковник Краснопольский знал, что во время опознаний кто-то преднамеренно сделал вид, что не опознает Нестерова. Кто-то из этих "ярославских робят" и девчат считает для себя безопасней Григория Нестерова не признавать, не брать на себя роль свидетеля. А потому оба убийства (как на ярмарке, так и смерть Кислова) перейдут в состояние "висяков", залягут во второй очереди, пока, быть может, не появятся дополнительные, неожиданные факты. Но сегодня удерживать Г.В. Нестерова было нельзя.
   - Живи, Нестеров. - закончил беседу Кранопольский. - По моему мнению, никакого смертного греха на совести твоей нет.
   - Я всегда так думал. - осторожно улыбнулся Гриша. - Дальше тоже так будет.
   - Не зарекайся.
   Гриша собрал свои документы, попрощался и только через час, оказавшись в городе возле веранды открытого кафе обнаружил, что родные деньги-рублики - на месте, а доллары пропали. На каком этапе движения последних дней исчезла валюта, он проследить не мог, да и не заботила его такая мелочь. Он уже принял твердое решение - мчаться в Москву, а точнее в Степановск, где всё теперь будет определенным и ясным, откуда можно будет, наконец, начать нормальную жизнь. Во всяком случае, там его кто-то ждал хотя бы светлоголовый мальчишка Петька.
   Здесь, в Ярославле, его ничто не держало. На миг, правда, промелькнула мысль, что следовало бы поговорить с Марком Семеновичем, но навязывать свои очередные проблемы показалось неудобным. Теперь незачем было возвращаться к тому периоду жизни, с которым было покончено навсегда. Жизнь свою следовало начинать со Степановска. Он не отдавал себе отчета, почему рвется именно в Степановск - лишь где-то на переферии сознания необьяснимой целью существования казалась неулыбчивая молодая женщина в остроносых сапогах и её смешной сын.
   На вокзале оказалось, что билет на Московский поезд можно взять только на полуночный и другого выхода не было. Чем занять себя почти шесть часов, Гриша не знал и принялся слоняться по городу без всякой цели. Перекусил в каком-то кафе, а потом случайно набрел на ярмарку, которую узнал по афише - два белых коня стояли на дыбах.
   Но искать тот самый ларек он не стал, не выбирая направления ушел от ярмарки и уже подумал, что можно зайти в кино, когда его окликнули.
   - Гриша! Нестеров?
   Он обернулся и не сразу признал знакомое лицо медсестры Симы - до этого он её видел пять лет только в белом халате и шапочке.
   - Гриша, ты на похороны Марка Семеновича приехал?
   - На похороны? - оторопел он. - Нет... А разве ...
   - Ох, - застонала Сима. - В одночасье умер наш доктор! Просто осиротели мы! И такие подрял жуткие несчастия обрушились! Просто черная полоса! Сперва Кислова убили, потом Марк Семенович скончался. - она жалко улыбнулась. - Одна у нас была радость второго дня. К Станиславу Сергеевичу, соседу твоему, племянник из деревни прехал. Всяких вкусностей деревенских понавез, пир на весь мир в отделении. - она хихикнула в ладошку. - Спирт пили!
   Гриша оглушенно посмотрел на женщину:
   - Про Кислова я знаю... А доктора тоже убили?
   - Окстись! - испугалась Сима. - Кто ж на такого человека руку подымет? Это Кислова... Ну, знаешь, не скажу плохого слова про покойного, но и то правда, что в тюрьме он сидел. Да и жена его испугалась, потому и удрала, даже ребенка при нем бросила. А тот утоп. Может есть Бог на небе, если такое наказание?
   - Не знаю. - Гриша все ещё не мог прийдти в себя, не мог представить, что Лурье нет на свете. Спросил безучастно, лишь бы уйти от горькой темы. А Станислав Сергеевич как? "Подключаются" к нему инопланетяне?
   - Вроде бы поменьше. Племянник его Антон даже грозился что заберет к себе.
   - Да... Когда Марка Семеновича хоронят?
   - Завтра.
   - У меня уже билет на Москву вечером... Пойдем, помянем.
   - Конечно. Я буду платить, у тебя денег-то негусто.
   - Хватит. Я должен заплатить. Я без Марка Семеновича так ещё и сидел бы у вас.
   Она грустно улыбнулась.
   - Наверное. Хороший был человек.
   Они нашли рюмочную, по удаче почти безлюдную. Взяли по рюмке с бутербродом, встали у высокого стола, проговорили положенные нищие слова, выпили и через минуту оказалось, что беседовать им не о чем. Пять лет общения, а теперь даже не знали о чем толковать, кроме погоды. Вспоминать о том, что было общего в стенах скорбного дома Грише не хотелось. Женщина почувствовала это быстрей Гриши и сказала печально.
   - Все, Гриша. Не будем друг другу настроение портить. Забудь ты к чертям собачим побыстрей, что с тобой было. Я думаю, ты в Москве хорошо устроишся, город богатый нынче, не нам чета. Да и мне другую работу предлагают. Будь здоров.
   - Счастья тебе, Сима.
   Гриша вновь принялся слоняться по городу, сходил в кино, но эти поминки напомнили ему, что он так все ещё и не сходил на могилу родителей, как то положено каждому человеку.
   глава 15. Возвращение в Синий Свет
   Поезд оказался очень неторопливый. На подьезде к столице, где-то возле Александрова простояли в ночи часа три, так что на Ярославский вокзал прибыли на рассвете. Почти не спавший в дороге Гриша уже составил по пунктам план своих действий, а потому сразу нашел телефон-автомат и без раздумий позвонил брату. Геннадий снял трубку после третьего гудка и Гриша сказал бодро.
   - Гена, ты извини, что так рано! Это я, Григорий.
   - Гриша?! - брат был так удивлен, что не смог скрыть своего потрясения.
   - Да я, я!
   - Куда ты пропал-то? - растерянно спросил Геннадий. - Нам же на кладбище сходить надо...
   - Я про то и говорю! Давай прямо сейчас и пойдем! Встретимся где удобно. Я тебе расскажу про мои приключения.
   - Подожди... Я сегодня занят по горло... Подожди. - он заговорил уверенней, будто собрался с мыслями. - Я сегодня на пару дней отьеду в одно место. В понедельник позвонить сможешь? Прямо с утра?
   - Хорошо. Я тебе из Степановска позвоню.
   - Откуда?!
   - Да из Степановска, это под Москвой!
   - Ладно, - вяло ответил Геннадий. - Буду ждать.
   Оба положили трубки. Гриша решил, что перейдет ко второму пункту своего энергичного плана, а Геннадий все ещё сидел у аппарата в полной растерянности.
   Возвращения Гриши он не ждал. Был уверен, что в течении ближайших лет его не увидит. Ситауция изменилась и следовало что-то предпринимать, чтобы управлять ею.
   Кира вышла из ванной комнаты в коротком халате, едва прикрывающем бедра, и спросила игриво.
   - Ты что это засмурнел с утра?
   - Да так...
   - Погода скверная! - тут же поставила она свой диагноз. - Весна в этом году затянулась до невозможности. Может махнем на недельку куда? В Анталию, или на Канары? Осточертела эта серая Московская тоска.
   - Не до того мне теперь. Недели через две-три. Потерпи.
   - Точно через две-три недели?! - встрепенулась Кира.
   - Точно. Через две-три недели закончу большое дело. И хоть Канары, хоть Париж.
   После некоторых колебаний Геннадий взялся за телефон и принялся звонить в Степановск, потому что никаких иных самостоятельных решений по выходу из возникшей проблемы не видел.
   ...День разгонялся не то чтоб солнечным, но светлым. Все в том же легком настроении Гриша миновал Главпочтамт, прошел под знакомую арку и уверенно раскрыл парадные двери дома во дворе.
   А на лестничной площадке - замер. Вывеска, извещающая, что именно здесь помещается студия "Ориент-Арт" висела на месте, но беда заключалась в том, что по косяку была приклена лента с печатями. Ясно было, что вход запрещен, но Гриша все одно нажал на кнопку звонка.
   Никто ему, понятно, не открыл и Гриша тупо топтался возле опечатанных дверей, пока сверху не спустилась согбенная старушка, которая едва взглянув на Гришу, сказала ехидно.
   - Не звони, не дозвонишся! Допрыгался Мишенька! А ведь такие у него были приличные родители!
   - А где Мишка Фридман?
   - Как где? В казенном доме! Насуши сухарей, табаку купи да там его и спрашивай!
   Старуха вышла во двор и Гриша поплелся за ней, прикидывая, стоит ли ему искать этот "казенный дом". Потом понял, что и Мишка Фридман пропал из его жизни, едва появившись.
   Слегка растерянный, он вышел на улицу и через минуту пришел к выводу, что все обстоятельства упрямо толкают его все в тот же Степановск и сопротивляться им он не может. Этот пункт светился, словно маяк в бушующем море.
   Он вернулся на вокзал и полупустая электричка донесла его до знакомой платформы за полчаса. И только когда Гриша вышел из вагона, неожиданно пришло соображение, что вряд ли его и здесь кто-нибудь ждет, вряд ли и тут он кому-то нужен. Потеряв утреннюю уверенность и решительный настрой, он побрел в город, почувстовал, что изрядно проголодался в пути и потому решил заскочить в знакомое кафе "Свирель", где его так приветливо встречали, казалось, год или два назад.
   Кафе как раз открылось. Тот же швейцар принял куртку Гриши, а та же молоденькая официантка весело прошла сквозь ещё пустой зал и поздоровалась, как со старым посетителем.
   Гриша присел к столу, заказал яичницу, а в ожиданиии её принялся пить томатный сок из кувшина.
   Неожиданное появление в ещё пустом кафе Заварова было от чего-то настолько ожидаемо Гришей, настолько естественно предполагаемо, что он ничуть не удивился, когда тот энергично прошел через зал к стойке, оглянулся и воскликнул удивленно и громко.
   - Нестеров?! Гришка?! Ты вернулся?... Без наручников? Невероятно!
   Заварова сопровождал парень, какой-то вихляющийся и нелепый, более всего напоминающий клоуна. Как ухмылка этого парня, так и насмешливое удивление Заварова чем-то Гришу обидело и он ответил коротко.
   - Приехал.
   - А зачем?
   - Я свою сумку в доме Аллы оставил. Там кое-какие вещи.
   - А-а! Ну так сестры сегодня дома нет! Они на выходные уехали в Москву. Так что свидание не состоится! Приезжай в понедельник.
   С точки зрения клоуна слова Заварова были искрометнейшей шуткой и он захохотал, что Гришу настолько изобидело, что он уткнулся в принесенную официанткой яичницу, прерывая беседу.
   Заваров взял в баре бокал пепси-колы, словно забыл про Гришу, поболтал с барменшей, а клоун ушел, бросив на Гришу насмешливый, но внимательный взгляд.
   Гриша с неожиданным огорчением подумал, что торопился сюда зря, а потому будет разумным вернуться в Москву, хотя и там неизвестно, что делать. Он уже заканчивал свою трапезу, когда Заваров, с тем же бокалом в руках, бесцеремонно подсел к нему и спросил напористо.
   - Ну, расскажи, как закончились твои разборки в Ярославле?
   Грише было непонятно, чем его так раздражал сегодня Заваров. Во всяком случае, быть с ним искренним не хотелось и Гриша буркнул.
   - Я там не был.
   - Как?... Не был?! - Заваров поставил бокал на стол, произнес понижая голос. - Ты испугался и не пошел в милицию утрясать дела? Тебя же довезли до Ярославля! Мне доложили!
   - Не хочу больше в неволе томится. - все тем же отчужденнвм тоном ответил Гриша. - От милиции не отвяжешся, если они пристанут.
   Заваров помолчал и спросил замедленно.
   - Так ты, Григорий, там все-таки кого-то "замочил"?
   - Замочил. - буркнул Гриша.
   Несколько минут Заваров смотрел на него, словно о чем то размышляя, потом кривая улыбка передернула его тонкие губы и он проговорил едва слышно.
   - А ты понимаешь, Гриша, что я, как законопослушный гражданин, обязан сообщить о тебе в соответствующие органы? То есть попросту сказать - сдать тебя в ментуру?!
   Гриша помолчал, попил сок, потом сказал невыразительно и безучастно.
   - Заваров... Давай так. Мы с тобой в расчете. Давай так: списали друг другу наши долги и мне от тебя ничего не надо.
   - Что это я тебе был должен?!
   Гриша укоризненно посмотрел ему в глаза:
   - Десять лет ты мне должен. Которые я торчал в психушке. Мне этого не доказать, понятно. Но ты знаешь, кто убил матроса в Балтийском дурдоме.
   Заваров ответил не сразу.
   - Ты же все одно сгибнешь, дурак... Тебя поймают и повяжут.
   - Чтобы поймать, ещё найти надо.
   Заваров вдруг резко рассмеялся и встал.
   - А какое мне, собственно, до тебя дело?! Живи как можешь, мне с тобой детей не крестить!
   Он вернулся к стойке, а Гриша управился со своей яичницей, расплатился и вышел из кафе.
   На сегодня все его дела в Степановске, не начавшись, закончились. Не в очень веселом настроении он двинулся к платформе. Он уже миновал границу города, входил в рощу, за которой начиналась железная дорога, когда со спины его окликнули.
   - Эй, молодой! Ты куда хромаешь?
   Гриша повернулся и увидел, что за ним поспешает ни кто иной, как дед Иван - в солдатском бушлате, в новых тяжелых, начищенных сапогах и со старым солдатским рюкзаком через плечо.
   - Здраствуйте, - сказал Гриша. - А ыы куда?
   - Домой, домой отваливаю! Хватит этих собачьих радостей! А ты что больше к нам не заходил? Ждут тебя там!
   - Кто ждет? - приостановился Гриша.
   - Да малой Петька тебя поминает и Аллка! Думают, что вовсе ты сгиб! Свечку в церкви за тебя поставили!
   Дед Иван был явно под хмельком, по обыкновению орал во всё горло и говорил ли правду, или изгилялся, было, как всегда, неясно.
   - Правда вспоминают? - недоверчиво спросил Гриша.
   - А то? - заржал дед Иван. - Не иначе, как влюбилась в тебя деваха! И мальчишке по сердцу пришелся! Так что вертайся в собачий питомник и бери обоих в охапку!
   - Так их же дома нет...
   - Как это нет? Пять минут назад были! Куда они от своих зверей денуться?! Беги туда, жданным гостем будешь! При собаках тебя пристроят, из одной с ними миски жрать будешь! Но по мне это не жизнь!
   Старикан, не сбавляя шагу, бодро двигался вперед, а информация его заставила Гришу остановиться.
   - Подожди, дед! - позвал он в спину. - Алла и Петька точно дома?
   - Брехать мне не по возрасту! Ты не сумлевайся - иди! Место мое освободилось, будешь там при собаках, при хозяйстве! Бывай!
   Гриша растерялся. Зачем Заваров солгал ему, сообщив, что Аллы не было дома - было не то чтоб непонятно, но действия Заварова просто смысла не имели. С другой строны, настойчивые советы и посулы деда Ивана были не столько резонны, сколько представяли из себя попросту всплеск его вздорного характера. Вряд ли Гришу действительно так ждали в "собачьем питомники".
   Он продолжал размышлять, пока не заметил, что в десяти метрах от него, возле покосившейся фанерной палатки, шла бойкая торговля пивом в розлив. Дюжины полторы мужчин с кружками и банками в руках сидели вокруг палатки на ящиках, бревнах, вели праздные беседы, курили - отдыхали, одним словом, на свой манер. Гриша понял, что ему нужна так же пауза для раздумья, он подошел к палатке, взял кружку пива и с ней отошел в сторонку, чтоб не навязался словоохотливый пивной собеседник.
   После первого глотка прокисшего пива Грша пришел к выводу, что Заваров попросту не хочет его видеть. То есть не столько питает к нему какие-то неприязненные чувства, сколько через него, Григория Нестерова, не желает вспоминать об ООС в Балтийске и всего, что там случилось. Поначалу Гриша решил, что понял своего бывшего старшину, а потом подумал, что нужно будет всетаки найти Заварова и замириться с ним, поговорить, как мужчина с мужиной на чистоту. Тем более, что дед Иван уехал на родину и место в "собачьем питомнике" освободилось.
   Гриша уже допивал свою кружку, когда от палатки, сильно хромая и приволакивая плохо сгибающуюся правую ногу, к нему подошел немолодой мужчина с помятым, но чистым лицом, ясными глазами. На нем был добротный темный пуховик и неожиданная элегантная белая кепочка, чуть сдвинутая на правое ухо. Мужчина остановился возле Гриши и спросил вежливо.
   - Не возражаете, я рядом присяду?
   - Пожалуйста.
   Мужчина сел, поставил кружку на землю и сокрушеннно вздохнул.
   - Ну и народ! Никогда в России-матушке не будет счастья! Никогда! Так и передохнем все пьяные и голодные!
   - Что так? - улыбнулся Гриша.
   Мужчина откинул полу пуховика и потянул из внутреннего кармана початую бутылку.
   - Выпить немножко нет желания? Могу поднести.
   - Нет. - ответил Гриша. - Пива хватит...
   - Была бы честь предложена. - он ловко достал из кармана пару пластиковых стаканчиков и сказал тоскливо. - Я про что толкую? Предлагаю мужикам работу. Нелегкую, правда, серьезную. Но денежную, черт побери! И всего на пару-тройку недель! Две тысячи баксов! За декаду! И - не желают!
   - Два тысячи долларов? За три недели? - с легким интересом спросил Гриша.
   - Может и быстрей управимся. - мужчина вытянул свою несгибающуюся ногу. - Работать никто не хочет, а на жизнь жалуются! Америка им гуманитарной помощи не дает, свои отечественные воры все богатства растаскали! А сами пальцем пошевелить не хотят!
   - А что за работа? - спросил Гриша.
   - Простая. Копай глубже, кидай дальше. Но питание - за счет фирмы. Спецодежда, после вахты - стакан водки. - мужчина весело глянул на него из под мохнатых бровей, звонко щелкнул ногтем по стеклу бутылки. - Так не желаете немножко причаститься?
   Гриша заколебался.
   - Ну, если только немножко... А где работа?
   - До работы - довезут! И общежитием обеспечат! Вы-то чем заняты? Судя по всему, не чиновник Госбанка?
   - Да так, по всякому. - уклончиво ответил Гриша, а собеседник уже вручил ему в руки стаканчики, щедро плеснул на двоих и произнес дружески.
   - Ну, за славау Отечества и наше здоровье!
   Гриша ещё не донес стаканчика до рта, когда понял, что судьба сама за него самого предлагает ему чудесный выход из сложностей положения: работа, жилье, деньги. Основа быта. Когда это есть - все остальное лишь надстройка, укращающая жизнь. Когда есть этот фундамент, эта стартовая площадка Работа, Жилье, Деньги - можешь мечтать уже о чем угодно, о самом несбыточном, вплоть до сватовства к дочери японского императора. А можешь и не мечтать, существовать спокойно, созерцательно - лишь живи под крышей, работай, получай деньги.
   Гриша запил пивом водку и спросил прямо.
   - Что за работа, не обьясните?
   Мужчина сразу посерьезнел, сдвинул кепочку на затылок, глянул Грише в лицо, спросил деловито.
   - Документ есть?
   - Есть кое-какой...
   - Лопату в руках держать доводилось?
   - Бывало...
   Мужчина быстрым движением взял его руки в свои, осмотрел ладони, сказал огорченно.
   - Э, брат, мозолей трудовых у тебя не наблюдается. Мне крепкие ребята нужны, рукастые.
   Гриша вдруг заторопился.
   - Так я не слабак! А если дело о лопате идет, так научусь!
   - Научиться-то научишся, - засомневался мужчина. - Я чему хочешь научу... Но работа вахтовым методом. От семьи, от жены оторваться на неделю-другу придется...
   - А у меня нет семьи! Мне отрываться не от кого! - обрадовался Гриша, удивляясь, кроме прочего, что так крепко и сразу захмелел всего от пары глоточков водки.
   - Вот как? - мужчина засмеялся. - Ты меня Бригадиром зови. Вообще-то я маркшейдер, но это не по русски и долго выговаривать. А скажи-ка, тебя, часом, милиция не ищет? Нам такие не нужны.
   Гриша смекнул, что надо быть честным, поскольу рано или поздно дело дойдет до его справок из больницы, военного билета и отсутствия паспорта.
   - Милиция меня, кажется, не ищет...
   - Кажется? - не скрывая язвительности спросил Бригадир.
   - Нет. Не ищет. Но паспорта пока нет. Я в больнице долго лежал.
   Бригадир крепко хлопнул его по колену.
   - Ну, давай так! Начнем с испытательного срока! Выдержишь первую неделю - сработаешь срок до конца! Не справишся - извини, уйдешь без заработка, но и без долгов. Лады?
   - Лады. - кивнул Гриша, а Бригадир облегченно перевел дух:
   - Не перевелись ещё богатыри на Руси! Ну, посошок на дорожку и в путь! Дорога у нас не близкая.
   - Погодите, - испуганно приостановил Гриша. - Так это не в Степановске?
   - Не боись. Рядышком, считай, что Степановск без оптических приборов увидишь.
   Через пять минут они вышли на дорогу и Бригадир приостановил.
   - Не скачи, как борзой конь! Как видишь, из меня рысак хреновый с моим-то копытом. Мне ногу лет двадцать тому назад в забое шахты привалило. В Кузбасе. Плохо срослась, с тех пор и хромаю. Подождем, попутку подхватим.
   Он остановился у края дороги и махнул рукой проезжающей иномарке. Та промчалась мимо, не сбавляя скорости.
   - Ишь, зажрался народ! - сокрушенно заметил Бригадир. - Ни за деньги, ни за совесть, ни за милосердие человеку не помогут! Куда плывет родина, Гриша?
   - Не знаю.
   - То-то и он, что никто не знает! Если сейчас этот автобус не остановится - мы с тобой прямо поперек дороги ляжем! Скажешь, что у меня сердечный приступ.
   Но зеленый небольшой автобус, типа "скорой помощи", но с какими-то рекламными символами по борту, остановился и водитель спросил из окошка.
   - Куда едем, путники?
   - По пути! - крикнул Бригадир. - Не обидим.
   - Залазь в кузов!
   Они прошли к задней, торцовой двери автобуса, дверь распахнулась и какой-то парень подогнал.
   - Давай быстрей.
   Первым забросил свою ногу в салон Бригадир, его подхватили и втащили внутрь. Гриша сунулся следом головой вперед и, едва оказался внутри, как что-то прошипело возле его лица, режущая боль хлестнула в глаза, дыхание тут же перехватило и, не успев даже охнуть, Гриша упал на дно кузова.