Страница:
Эрика Сати до Брайена Ино, под эмбиентом понимают спокойную, благозвучную и
умиротворенную музыку. А на нью-йоркских улицах царят совсем иные звуки: шум
машин и вой сирен "скорой помощи", полицейских патрулей, и особенно пожарных
команд. Этот непрекращающийся нестерпимый вой, грохот и лязг стал нормой,
горожанин уже не воспринимает шум в качестве загрязнения окружающей среды,
поэтому и незаметные музыкальные обои начинают выть и грохотать. Нет чистых
и пустых пространств, нет огромных окон, сквозь которые видно голубое небо,
то есть всего того, что имел в виду Брайен Ино. Эмбиент превратился в
илбиент.
В Нью-Йорке любители музыки ожидали концертов с живыми музыкантами,
желательно - гитаристами, в худшем случае - клавишниками. Анонимные
акустические скульптуры нагоняли скуку. Когда эффект неожиданности прошел,
владельцы клубов стали просто кисло ухмыляться, получив предложение устроить
еще один илбиент-вечер.
Вторая проблема состояла в том, что художественные галереи в Нью-Йорке
закрываются в одиннадцать часов вечера. После чего отключают электричество.
А в Берлине весь эмбиент только начинается в четыре утра. Получить
разрешение на ночную музыку в Нью-Йорке невозможно. Строжайше запрещено
устраивать публичные развлечения в неприспособленных для того помещениях. И
лицензию для продажи алкогольных напитков не получишь.
Модернистский джаз ведет в Нью-Йорке полумертвое существование, DJ
Spooky это очень верно подметил, но в результате всего через полтора года
после начала решительного крестового похода для многих илбиент-групп
единственной возможностью хоть где-то выступать стал джазовый клуб.
Для илбиента очень характерна идея органического потока. Музыка
медленно растет и видоизменяется. При этом она соткана из довольно
противоречивых составных частей, которые совсем не подходят одна к другой.
АК Atoms (группа Byzar): "Для нью-йоркской музыки еще в начале 80-х
была свойственна эклектика, стремление объединить в одной композиции самые
контрастные музыкальные стили. Джон Зорн со своей группой Naked City играл
пять секунд треш-панк, потом десять секунд кантри, потом пять секунд треш и
снова кантри - и так сколь угодно долго, виртуозно меняя скорость и саунд. В
Нью-Йорке живут представители самых далеких культур, Нью-Йорк - это модель
всей нашей цивилизации, поэтому нью-йоркский экспериментальный джаз был
моделью культурного столкновения, если хотите, культурной катастрофы,
калейдоскопом из явно противоречащих друг другу обломков. Можно сказать, что
пятнадцать лет назад музыканты противопоставляли разнородные музыкальные
элементы, а мы интегрируем их в единое целое, в поток, в лавину, в гул".
Гул (drone) - это вроде бы символ космического хаоса, в котором все
рождается и все исчезает, а сам он не прекращается, но лишь меняет свою
окраску и пульсацию.
Люси Уолкер (группа Byzar): "Очень легко сделать пародию на музыку
нашей группы или любого другого илбиент-коллектива. Random shit in random
order (Случайным образом выбранное дерьмо в случайном порядке)".
Неслучайно встретившееся нам слово "drone" (жужжание, гудение:
монотонная бубнилка) - это вполне самостоятельный музыкальный термин. Науке
известна масса разнообразной гудящей, звенящей и вяло пульсирующей
музыкальной продукции.
Почему подобную музыку я упорно называю гулом, хотя она явно не гудит,
а, скорее, тянется, расширяется? Но не называть же ее "тянучка" или
"расширялка"? Слово "гуделка" явно подразумевает какой-то трубный вой, а эта
музыка скорее звенит, шуршит и перекатывается. Кроме того, ей присуща
некоторая комковатость, в ней постоянно встречаются и повторяются
акустические уплотнения разной формы. То есть в ней, несмотря на отсутствие
внутренней структуры, что-то все-таки происходит.
Тимо Ройбер (дуэт Klangwart): "Школьное, то есть консервативное,
отношение к музыке исходит из того, что элементарные звуки известны и
неизменны - звук фортепиано, скрипки, флейты, человеческого голоса. Музыка
строится из них, как из кирпичей. Мне же было инстинктивно ясно, что нужно
двигаться в другую сторону - так сказать, внутрь кирпича. Это прямо
противоположная перспектива: не складывать готовые звуки в огромную
конструкцию, в которой каждый из них умирает, а попытаться выяснить
возможности, скрывающиеся в каждом отдельном звуке".
И как можно реально погрузиться в глубь звука?
"Больше слушать, не делая различия между музыкальными и немузыкальными
тонами. Или ты имеешь в виду - чисто практически? С помощью семплера - ты
можешь вырезать небольшой фрагмент и много раз его повторить, то есть как бы
увеличить".
Музыку, которую практически не слышно, в середине 90-х попытались
назвать изоляционизмом (isolationism). В эту категорию попали немецкие
сверхтихие музыканты Томас Кенер и Бернхард Понтер. Абсолютно
безынициативные звуки гонят и британские проекты Main и Lull. Им
противостоит (акустически, но не идеологически) зверский грохот и надсадный
рев - то, что называется гордым словом "noise" (шум).
Нойз, вообще говоря, устроен точно так же, как эмбиент Брайена Ино - в
нем, в идеале, ничего не происходит, он не трогается с места. И в любом
случае, нойз - не столько композиция, развивающаяся от увертюры к финалу,
сколько человеконенавистническая атмосфера. Нойз - это импровизационная
музыка, наследник раннего индастриала и свободного джаза.
Классик жанра - Масами Акита (проект Merzbow). Страшная вещь.
Масами Акита - человек крайней интеллигентности и культуры.
Технологически его нойз - дело, по-видимому, довольно несложное. Пара
контактных микрофонов, выход которых пропущен через два-три неисправных
аналоговых усилителя. Плюс микшерный пульт. В сети постоянно возникает
обратная связь.
Знаменитый проект Merzbow: компакт-диск запаян в проигрыватель, который
находится в большом "мерседесе", то есть "мерседес" является упаковкой
компакт-диска. Музыка продается вместе с упаковкой, правда, боюсь,
"мерседесом" пользоваться не по назначению (не для прослушивания музыки)
нельзя: нечеловеческий грохот врубается при повороте ключа зажигания.
Надо сказать, что музыка 90-х - будь то мало кому интересная
электронщика или много кому интересная гитарщина - очень шумна, она
использует то, что по-английски называется Feedback, а по-русски - обратная
связь. Этот эффект хорошо известен: скажем, когда в микрофон просачивается
звук из колонок, то усилитель начинает возбуждаться и из колонок несется
дикий свист или рев. Контролировать его или тем более играть на нем столько
же сложно, как и пытаться подключить к водопаду водопроводный кран. Feedback
- мощное орудие аудиотеррора. Его применяют все, кто заботится о качестве
своей музыки, - от Нирваны до Merzbow.
Для мастера нойза шум - это вовсе не декоративный эффект, шум - эта та
материя, из которой он лепит свои конструкции: можно вырезать фигурки из
дерева, можно штамповать их из пластмассы, а можно вываливать цемент прямо
из бетономешалки в огромные и довольно массивные кучи. Главное -
интенсивность и слепая энергия.
Нойз - это, безусловно, хардкор - в том смысле, что страшнее некуда.
Техно - это поле битвы умов, область активного мифотворчества. За техно
стоит если и не идеология, то по меньшей мере достаточно развитый комплекс
идей. Техно-люди некритично повторяют (говоря современным языком,
семплируют) эти идеи, давным-давно превратившиеся в штампы.
Техно якобы принципиально отличается от рок- и поп-музыки. Больше того,
техно противостоит самому духу коммерциализированной поп-музыки. Постоянно
подчеркивается то обстоятельство, что техно-трек - это не песня.
Действительно, основа поп-музыки - это песня. В идеале ожидается, что
потребитель не заметит, что перед ним поп-музыка - то есть коммерческий
продукт или, в любом случае, определенное музыкальное явление со своими
условностями и законами, - а будет считать, что имеет дело с "просто
песней", которую может спеть кто угодно, например, он сам. Слушатель,
напевающий услышанную по радио песню и полагающий, что она написана про него
и для него - это типичное явление именно для поп-музыки.
Принципиально важно, что песню поет живой человек, он хочет что-то
сказать миру, как правило, раскрыть свою душу. Но от певца или певицы вовсе
не требуется быть искренними, и текст песни - это китч, заведомая фальшивка.
Более полувека назад был сформулирован основной принцип поп-музыки:
"It's a singer, not a song" (Все дело в певце, а не в песне). Уже в 30-е
годы во всех цивилизованных странах был налажен конвейер по поточному
производству шлягеров, а вот производить на потоке любимчиков публики тогда
еще не умели.
Этот основной принцип надо понимать так: если песню поет звезда, то и
мелодия окажется хорошей, и текст задушевным. И самое главное - слушатель
начнет себя идентифицировать с исполнителем. Чтобы помочь в этом деле
потребителю, шоу-бизнес использует имидж поп-музыканта. Имидж - это не
только экстравагантный внешний вид звезды. Это и то, что звезда говорит, в
каких ситуациях оказывается, как из них выпутывается и так далее. Имидж -
это жизненная позиция, которую можно изложить в форме анекдота. Именно с
этим самым анекдотично-карикатурным имиджем и идентифицируют себя
поклонники, мечтающие блистать, как Мадонна, хамить, как Джонни Рогтен,
любить, как Scorpions, спиваться, как Том Уэйтс, или страдать, как Курт
Кобейн.
Рок тоже базируется на песнях, которые поет живой человек. И рок-певец
делает вид, что раскрывает миру свою душу, как правило, всем недовольную и
бунтующую. Боль - а также радость - души лучше всего выражается луженой
глоткой, тремя гитарными аккордами и малоизобретательным барабанным стуком.
Рок, вообще говоря, - разновидность поп-музыки, ведь главное для попа -
это самоидентификация слушателя с песней, уверенность, что песня обращается
непосредственно к нему. Поп эротичен, манерен, провокационен. И Элвис Пресли
- это поп, и The Beatles, и АВВА, и Black Sabbath, и The Clash.
Поп предлагает народонаселению не столько задушевные тексты и
прилипчивые мелодии, сколько систему ценностей, Эрзац мировоззрения.
Поп-музыка - прежде всего социальное явление. Собственно музыка
занимает в нем довольно незначительное место: грубо говоря, подростки живут
под свою музыку, что-то чувствуют, надеются, ненавидят, делят себя на своих
и чужих в зависимости от стиля музыки, даже часто ее слушают, но они ее не
слышат. В равной степени это относится и к гитарному скрежету, и к
задушевным песням, и к звукам, извлеченным из ритм-машины и синтезатора. И
то, и другое, и третье - часть молодежной культуры.
Употребляя выражение "молодежная культура", надо делать поправку на
инфантилизм потребителей поп-продукции. Великовозрастные поклонники музыки
60-х-70-х годов: хард-рока, джаз-рока, арт-рока -высокомерно ухмыляются,
когда речь заходит о молодежной музыке, поскольку уверены, что техно - это
музыка для безмозглых тинейджеров, не способных оценить настоящее качество.
Но все эти бесконечные The Beatles, Rolling Stones, Pink Floyd, Doors,
Queen, Uriah Heep, Genesis, Yes, Rainbow, Led Zeppelin, Grateful Dead... - и
какие там еще есть "легенды и звезды" хиппи-рока? - и есть самая настоящая
музыка для безмозглых тинейджеров, по уши утонувших в своей молодежной
культуре. Если кто-то, как дитя малое, никак не может отлепиться душой от
набившей оскомину подростковой музыки тридцатилетней давности, то это не
дает ему повод утверждать, что именно в ней скрыты подлинные сокровища.
Чуждая всякой критичности влюбленность в хиппи-музон наполняет душу
великовозрастного инфантила непомерными восторгом и пафосом: "Классический
рок!" Да ведь он не менее примитивен, вторичен и убог, чем вся остальная
поп-продукция! И точно так же рассчитан на самый массовый вкус.
Рок откровенно любуется своими бицепсами, высокой потенцией, обнаженной
мускулистой грудью, красивыми волосами, демоническими глазами и загорелыми
скулами (все это - следствия повышенного содержания мужского гормона
тестостерона). Рок омерзительно патетичен и театрально-мужествен. Все это
относится и к Doors, и к Death: если уж петь, то не иначе как о вечных и
вневременных проблемах добра и зла, жизни и смерти, веры и предательства, о
вечном проклятии, о трагедиях и катастрофах; если уж брать аккорд, то не
иначе как в до-мажоре. Если притягивать за уши какую-то иную музыку, то не
иначе как что-нибудь симфонически-струнное и надсадно-трагическое, называя
этот хлам классикой (голливудские кинокомпозиторы тоже так поступают).
Слушая рок, его потребители приходят в восторг от того, что они -
крепкие, сильные, жестокие, а главное красивые, мужчины, лишенные иллюзий.
Все это, разумеется, не что иное, как ницшеанско-вагнерианский комплекс. Но
одного взгляда на лица металло-музы-кантов достаточно, чтобы увидеть: все
эти нордические одинокие герои - слюняво-сопливые участники деревенской
самодеятельности.
Металлорок - акустический эквивалент комиксов-страшилок. Не только
внешний вид музыкантов и оформление их альбомов, но и их музыка - чистой
воды клоунада.
Разговоры о том, что рок дик - полная чушь. Металл - это исключительно
строгая и чопорная музыка, помешанная на идее высокого исполнительского
мастерства. Но и разговорам о технических сложностях рока и о виртуозах в
кожаных штанах верить никак нельзя. Действительно, существует гиперсложная в
техническом отношении музыка, есть даже и такая, которую вовсе невозможно
исполнить в соответствии с нотами - это выше человеческих сил. В качестве
примера могут служить некоторые произведения таких композиторов, как Джон
Кейдж, Карлхайнц Штокхаузен или Янис Ксенакис. Их пьесы берутся исполнять
очень немногие музыканты, а внятно это получается у единиц. Но, во-первых,
это далеко не рок, а во-вторых, действительно виртуозное исполнение вовсе не
стремится натужно демонстрировать свою техничность, музыка звучит легко и
естественно. Кроме того, неспециалист часто не в состоянии оценить, что
является технически сложным, а что - простым.
Рок, который не гордится своей повышенной потенцией, называется
альтернативным. Его делают пугливые сутулые юноши или хамского вида девицы.
Альтернативный рок - это студенческо-героиновый балаган: крестьянская война
с шоу-бизнесом, восстание силезских ткачей.
Наличие мелодии в рок-песне - дело необязательное, куда важнее
прилипчивый гитарный рифф. Но все это - вещи второстепенные и с течением
времени подвергшиеся изрядной инфляции: самое главное в роке -это громкость
звука.
Впрочем, Джастин Броадрик (Godflesh) уверен, что и этого про рок
сказать нельзя: "Рок-музыка вообще не имеет отношения ни к жестокости, ни к
реальности. Рок-музыка интересуется исключительно сбережением своих старых
клише и стереотипов. Заниматься роком - то же самое, что работать на
консервной фабрике: доставать селедку из одних жестяных банок и тут же
закатывать ее в новые".
В любом случае, поп (и его частный случай - рок) должен "цеплять", то
есть не оставлять равнодушным. Только неравнодушный человек отправится в
магазин и купит звуконоситель. Звуконоситель хранят дома и дома же слушают.
В техно нет гитар, но что еще важнее - нет голосов живых людей. За
техно-музыкой не стоит человек. В техно нет песен и мелодий, а главное - нет
песенной структуры, то есть никто не считает, сколько тактов осталось до
припева. Техно вовсе не рождается на ваших глазах из чьей-то мятущейся или
тихо ликующей души. Техно не льется из-под чьих-то виртуозных пальцев - у
техно нет потеющего исполнителя.
Но делать отсюда вывод, что техно получается само собой, без затрат
времени, ума и сил - большая ошибка.
В идеале слушателю техно не должно быть известно, кто его сделал. Иными
словами, техно избегает фотографий с чьими-то рожами и, как следствие,
отказывается от звезд - у техно-ди-джеев и продюсеров нет имиджа.
Отказываясь от звучащего слова, техно отказывается и от слова
печатного: о техно буквально нечего сказать.
В чем смысл техно, для чего оно вообще нужно? Нести радость людям.
Причем не абстрактную радость, которую кто-то когда-то почувствует, а очень
конкретную - танцующим на танцполе должно быть радостно здесь и сейчас.
Техно - сугубо функционально, то есть является инструментом: оно
предназначено побуждать к танцам, но танцы эти - непростые. Танцуя под
техно, следует отключаться и впадать в экстаз.
Westbam: "У техно нет никакого содержания, техно ничего не хочет тебе
сообщить и ничего не обещает в будущем. Техно ни к чему не призывает и не
требует никаких жертв. Техно дает сиюминутное чувство свободы. А также
счастье. А также чувство, что ты не одинок. Вот и все". Дескать,
теоретизировать на эту тему столь же глупо, как и объяснять, в чем состоит
прелесть водки.
Принципиально важно, что танцующие не знают ни настоящего имени
ди-джея, ни названий пластинок. Обычным людям техно-грампластинки не нужны:
потребитель потребляет техно в процессе танцев, в акте живого присутствия.
Техно нельзя унести с собой домой - вы же не можете унести с собой пьяный
разгул, атмосферу рок-концерта или духоподъемный момент церковной службы.
Иными словами, техно - это экзистенциальное переживание.
Раз техно не продается публике в виде звуконосителей, оно функционирует
вне коммерческих структур шоу-бизнеса: концерны звукозаписи, перешедшие на
компакт-диски, не могут наложить на него свою лапу.
Техно - это музыка будущего, техно устремлено в будущее еще со времен
Kraftwerk и Хуана Эткинса.
Электронные звуки зовут в новое тысячелетие - к полетам на другие
планеты, а не к крестьянской сохе. Техно быстро развивается, техно - это
единственная область музыки, в которой наблюдается прогресс, все остальное
находится в застое и упадке, в лучшем случае - пытается поспевать за техно,
используя его достижения. Таким образом, техно оплодотворяет всю современную
музыку, выводит ее из кризиса.
Техно изменило не только саунд нашей цивилизации, но и ее вид. Имеются
в виду высокотехнологическая компьютерная графика, а также яркий и
экстравагантный стиль одежды и оформления интерьеров. Визуальный техно-стиль
ликвидировал гадкую и закомплексованную эстетику 80-х.
Техно - электронная музыка, ее развитие связано с бурным развитием
сверхсовременной аппаратуры, с применением высоких технологий.
Техно - это не бум-бум-бум-бум! Техно сложно устроено. Техно обладает
душой, движением. Техно обращается к чувствам.
Ди-джей - это музыкант нового типа. Он не просто заводит грампластинки,
он находится в живом контакте с танцующей толпой, он ее магнетизирует. Сами
по себе техно-треки - это полуфабрикаты. Ди-джей, состыковывая треки и
пуская их параллельно друг другу, изготовляет из этих полуфабрикатов живую
музыку. Кстати, именно поэтому техно находится вне критики: музыкальные
критики сами не танцуют, а судят о техно по грампластинкам, то есть по
полуфабрикатам. Но нельзя же судить о качестве ресторана, заглянув в
холодильник на кухне и пытаясь укусить замороженную курицу! (Знаменитый
аргумент Вестбама.)
DJ Spooky - видный идеолог и теоретик ди-джейства. Он полагает, что
ди-джейская музыка творит будущее без прошлого. Звуки, которые попадают в
семплер, вырываются из своего контекста, то есть лишаются истории,
самостоятельного смысла и значения. Ди-джей создает новую музыкальную форму
- микс. Это - музыка будущего. А музыка прошлого порезана на порционные
кусочки, каждый из которых - лишь полуфабрикат.
DJ Spooky: "Электронная музыка - это фольклор индустриального века.
Ди-джей продолжает традицию средневековых бардов и менестрелей с той лишь
разницей, что рассказывает свои истории с помощью бита. Для сравнения можно
упомянуть традицию западноафриканских музыкантов-рассказчиков. Странствуя,
они добавляют к своим поэмам маленькие детали, а что-то, наоборот,
выкидывают, то есть фактически осуществляют перманентный ремикс. В любой
культуре есть хранители и распространители, которые накапливают и размножают
истории и легенды своего региона. Это и африканская, и европейская традиция.
В современной электронной музыке мы обнаруживаем западноафриканскую
восприимчивость и европейскую технологию".
Таким образом, ди-джей - это современный сказитель вроде Гомера.
Ди-джей коллекционирует грампластинки, содержащие наше культурное достояние,
а потом знакомит нас, беспамятных аборигенов, с нашими же собственными
легендами и мифами. В том, что ди-джей - просветитель, выполняющий свою
культурную миссию, уверены очень многие ди-джей со стажем.
DJ Spooky вывел замечательную формулу: дискотека = библиотека.
Техно - это разновидность поп-музыки.
Невозможно провести четкую границу, отделяющую техно от поп-музыки.
Современная поп-музыка и техно делаются по одним и тем же рецептам на одних
и тех же инструментах. Иногда даже одними и теми же людьми. Ритм-машину
изобрели не для нужд техно. С начала 80-х практически вся поп-музыка
записывается с помощью ритм-машин и секвенсоров. Можно считать, что техно
подползло под поп-музыку, а можно считать, что, наоборот, ритм-фундамент
поп-музыки выполз из-под нее, обособился и зажил своей жизнью.
С культом звезд техно вовсе не покончило. Говорить об анонимности и
взаимозаменяемости ди-джеев просто смешно. Первые же немецкие техно-ди-джеи
- Свен Ват и Вестбам - стали первыми немецкими техно-звездами. Ди-джеи -
предмет обожания и культа ничуть не в меньшей степени, чем поп- и
рок-звезды.
Есть и ди-джеи первой лиги - Джефф Миллс, Карл Кокс, Пол Оукенфолд,
Лоран Гарнье, Grooverider, Apман Ван Хелден - и целый легион их куда менее
именитых коллег. На техно-танцульках действует та же система хэдлайнеров и
довесков, что и на рок-концертах: громкое имя пишется крупными буквами, на
него идут поклонники, которым приходится долго ждать, пока в конце вечера
выступит звезда. Звезда получает за свои выступления бешеные гонорары ($20
000 за час-два) и любовь распутных особ. И кокаина полные ноздри. Настоящий
рок-н-ролльный образ жизни.
Портреты техно-звезд украшают обложки музыкальных журналов, звезды дают
пространные интервью и не испытывают никакого неудобства перед идеей
безликой и неразговорчивой человекомашины.
Что техно связано с получением сиюминутного наслаждения, это
несомненно. Слово "гедонизм" тут вполне уместно. Но фактом остается и то,
что техно очень быстро приедается, перестает возбуждать и заводить: многие
ди-джеи и продюсеры с десятилетним стажем сами уже не танцуют и никакого
пьянящего эффекта музыки не ощущают. Может ли чувство счастья и свободы
приесться? Похоже, что раскрепощающе-экстатические техно-танцы действуют
лишь на новичков. Потом наступает блокировка.
Нас уверяют, что андеграунд - это оппозиция мэйнстриму.
Мэйнстрим (главная струя, основной путь, доминирующее направление) -
это музыка, которую считают приемлемой для себя подавляющее большинство
потребителей. Мэйнстрим - это музыка, которую любят люди, не разбирающиеся в
музыке и безразличные к ней. Людей, конечно, можно понять - у них масса
других забот и интересов. Нельзя требовать, чтобы все придирчиво пестовали
свой музыкальный вкус и критически следили за развитием новых тенденций,
тратя на это кучу времени, сил и денег. Мэйнстрим - это среднее
арифметическое современных тенденций, в нем есть все, но в безопасных дозах.
Идея мэйнстрима - держаться середины и не подходить слишком близко к краю.
Существует еще одно определение мэйнстрима - это музыка, которая
специально смикширована таким образом, чтобы сносно звучать даже из самого
паршивого радиоприемника.
Иногда слово "мэйнстрим" употребляют и в более узком смысле: говорят о
мэйнстриме металла, мэйн-стриме техно или еще каких-нибудь мэйнстримах.
Полагать, что андеграунд дико крут - большое заблуждение. Представлять
себе андеграунд в виде братства равноправных индивидуумов, объединенных
любовью к радикальной музыке и святой ненавистью к коммерции и мэйнстриму,
просто смешно. Андеграунд в мельчайших деталях копирует большую
звукозаписывающую индустрию. Есть в андеграунде и звезды, получающие бешеные
гонорары и, как правило, имеющие контракты с гигантами звукоиндустрии, есть
мафии, есть хит-парады. Дистрибьюцией продукции многих независимых лейблов
занимаются крупные фирмы, без них малотиражная музыка так и осталась бы
никому не известной.
Интересный аспект проблемы: легко ли попасть в андеграунд (то есть
выпустить свой компакт-диск на андеграундном лейбле или навязать
андеграундному магазину или дистрибьютору компакт-диск, выпущенный на своем
собственном лейбле)? Практически невозможно.
Нынешний андеграунд - это элитарный клуб для своих, компакт-диски в
специализированных магазинах стоят дороже, чем в обычных мэйнстримовских,
считать своим единомышленником какого-нибудь известного в андеграунде
человека - музыканта или дид-жея - просто невозможно, он не видит тебя в
упор, ты ему ни в каком качестве не интересен. Продолжать называть эту
умиротворенную музыку. А на нью-йоркских улицах царят совсем иные звуки: шум
машин и вой сирен "скорой помощи", полицейских патрулей, и особенно пожарных
команд. Этот непрекращающийся нестерпимый вой, грохот и лязг стал нормой,
горожанин уже не воспринимает шум в качестве загрязнения окружающей среды,
поэтому и незаметные музыкальные обои начинают выть и грохотать. Нет чистых
и пустых пространств, нет огромных окон, сквозь которые видно голубое небо,
то есть всего того, что имел в виду Брайен Ино. Эмбиент превратился в
илбиент.
В Нью-Йорке любители музыки ожидали концертов с живыми музыкантами,
желательно - гитаристами, в худшем случае - клавишниками. Анонимные
акустические скульптуры нагоняли скуку. Когда эффект неожиданности прошел,
владельцы клубов стали просто кисло ухмыляться, получив предложение устроить
еще один илбиент-вечер.
Вторая проблема состояла в том, что художественные галереи в Нью-Йорке
закрываются в одиннадцать часов вечера. После чего отключают электричество.
А в Берлине весь эмбиент только начинается в четыре утра. Получить
разрешение на ночную музыку в Нью-Йорке невозможно. Строжайше запрещено
устраивать публичные развлечения в неприспособленных для того помещениях. И
лицензию для продажи алкогольных напитков не получишь.
Модернистский джаз ведет в Нью-Йорке полумертвое существование, DJ
Spooky это очень верно подметил, но в результате всего через полтора года
после начала решительного крестового похода для многих илбиент-групп
единственной возможностью хоть где-то выступать стал джазовый клуб.
Для илбиента очень характерна идея органического потока. Музыка
медленно растет и видоизменяется. При этом она соткана из довольно
противоречивых составных частей, которые совсем не подходят одна к другой.
АК Atoms (группа Byzar): "Для нью-йоркской музыки еще в начале 80-х
была свойственна эклектика, стремление объединить в одной композиции самые
контрастные музыкальные стили. Джон Зорн со своей группой Naked City играл
пять секунд треш-панк, потом десять секунд кантри, потом пять секунд треш и
снова кантри - и так сколь угодно долго, виртуозно меняя скорость и саунд. В
Нью-Йорке живут представители самых далеких культур, Нью-Йорк - это модель
всей нашей цивилизации, поэтому нью-йоркский экспериментальный джаз был
моделью культурного столкновения, если хотите, культурной катастрофы,
калейдоскопом из явно противоречащих друг другу обломков. Можно сказать, что
пятнадцать лет назад музыканты противопоставляли разнородные музыкальные
элементы, а мы интегрируем их в единое целое, в поток, в лавину, в гул".
Гул (drone) - это вроде бы символ космического хаоса, в котором все
рождается и все исчезает, а сам он не прекращается, но лишь меняет свою
окраску и пульсацию.
Люси Уолкер (группа Byzar): "Очень легко сделать пародию на музыку
нашей группы или любого другого илбиент-коллектива. Random shit in random
order (Случайным образом выбранное дерьмо в случайном порядке)".
Неслучайно встретившееся нам слово "drone" (жужжание, гудение:
монотонная бубнилка) - это вполне самостоятельный музыкальный термин. Науке
известна масса разнообразной гудящей, звенящей и вяло пульсирующей
музыкальной продукции.
Почему подобную музыку я упорно называю гулом, хотя она явно не гудит,
а, скорее, тянется, расширяется? Но не называть же ее "тянучка" или
"расширялка"? Слово "гуделка" явно подразумевает какой-то трубный вой, а эта
музыка скорее звенит, шуршит и перекатывается. Кроме того, ей присуща
некоторая комковатость, в ней постоянно встречаются и повторяются
акустические уплотнения разной формы. То есть в ней, несмотря на отсутствие
внутренней структуры, что-то все-таки происходит.
Тимо Ройбер (дуэт Klangwart): "Школьное, то есть консервативное,
отношение к музыке исходит из того, что элементарные звуки известны и
неизменны - звук фортепиано, скрипки, флейты, человеческого голоса. Музыка
строится из них, как из кирпичей. Мне же было инстинктивно ясно, что нужно
двигаться в другую сторону - так сказать, внутрь кирпича. Это прямо
противоположная перспектива: не складывать готовые звуки в огромную
конструкцию, в которой каждый из них умирает, а попытаться выяснить
возможности, скрывающиеся в каждом отдельном звуке".
И как можно реально погрузиться в глубь звука?
"Больше слушать, не делая различия между музыкальными и немузыкальными
тонами. Или ты имеешь в виду - чисто практически? С помощью семплера - ты
можешь вырезать небольшой фрагмент и много раз его повторить, то есть как бы
увеличить".
Музыку, которую практически не слышно, в середине 90-х попытались
назвать изоляционизмом (isolationism). В эту категорию попали немецкие
сверхтихие музыканты Томас Кенер и Бернхард Понтер. Абсолютно
безынициативные звуки гонят и британские проекты Main и Lull. Им
противостоит (акустически, но не идеологически) зверский грохот и надсадный
рев - то, что называется гордым словом "noise" (шум).
Нойз, вообще говоря, устроен точно так же, как эмбиент Брайена Ино - в
нем, в идеале, ничего не происходит, он не трогается с места. И в любом
случае, нойз - не столько композиция, развивающаяся от увертюры к финалу,
сколько человеконенавистническая атмосфера. Нойз - это импровизационная
музыка, наследник раннего индастриала и свободного джаза.
Классик жанра - Масами Акита (проект Merzbow). Страшная вещь.
Масами Акита - человек крайней интеллигентности и культуры.
Технологически его нойз - дело, по-видимому, довольно несложное. Пара
контактных микрофонов, выход которых пропущен через два-три неисправных
аналоговых усилителя. Плюс микшерный пульт. В сети постоянно возникает
обратная связь.
Знаменитый проект Merzbow: компакт-диск запаян в проигрыватель, который
находится в большом "мерседесе", то есть "мерседес" является упаковкой
компакт-диска. Музыка продается вместе с упаковкой, правда, боюсь,
"мерседесом" пользоваться не по назначению (не для прослушивания музыки)
нельзя: нечеловеческий грохот врубается при повороте ключа зажигания.
Надо сказать, что музыка 90-х - будь то мало кому интересная
электронщика или много кому интересная гитарщина - очень шумна, она
использует то, что по-английски называется Feedback, а по-русски - обратная
связь. Этот эффект хорошо известен: скажем, когда в микрофон просачивается
звук из колонок, то усилитель начинает возбуждаться и из колонок несется
дикий свист или рев. Контролировать его или тем более играть на нем столько
же сложно, как и пытаться подключить к водопаду водопроводный кран. Feedback
- мощное орудие аудиотеррора. Его применяют все, кто заботится о качестве
своей музыки, - от Нирваны до Merzbow.
Для мастера нойза шум - это вовсе не декоративный эффект, шум - эта та
материя, из которой он лепит свои конструкции: можно вырезать фигурки из
дерева, можно штамповать их из пластмассы, а можно вываливать цемент прямо
из бетономешалки в огромные и довольно массивные кучи. Главное -
интенсивность и слепая энергия.
Нойз - это, безусловно, хардкор - в том смысле, что страшнее некуда.
Техно - это поле битвы умов, область активного мифотворчества. За техно
стоит если и не идеология, то по меньшей мере достаточно развитый комплекс
идей. Техно-люди некритично повторяют (говоря современным языком,
семплируют) эти идеи, давным-давно превратившиеся в штампы.
Техно якобы принципиально отличается от рок- и поп-музыки. Больше того,
техно противостоит самому духу коммерциализированной поп-музыки. Постоянно
подчеркивается то обстоятельство, что техно-трек - это не песня.
Действительно, основа поп-музыки - это песня. В идеале ожидается, что
потребитель не заметит, что перед ним поп-музыка - то есть коммерческий
продукт или, в любом случае, определенное музыкальное явление со своими
условностями и законами, - а будет считать, что имеет дело с "просто
песней", которую может спеть кто угодно, например, он сам. Слушатель,
напевающий услышанную по радио песню и полагающий, что она написана про него
и для него - это типичное явление именно для поп-музыки.
Принципиально важно, что песню поет живой человек, он хочет что-то
сказать миру, как правило, раскрыть свою душу. Но от певца или певицы вовсе
не требуется быть искренними, и текст песни - это китч, заведомая фальшивка.
Более полувека назад был сформулирован основной принцип поп-музыки:
"It's a singer, not a song" (Все дело в певце, а не в песне). Уже в 30-е
годы во всех цивилизованных странах был налажен конвейер по поточному
производству шлягеров, а вот производить на потоке любимчиков публики тогда
еще не умели.
Этот основной принцип надо понимать так: если песню поет звезда, то и
мелодия окажется хорошей, и текст задушевным. И самое главное - слушатель
начнет себя идентифицировать с исполнителем. Чтобы помочь в этом деле
потребителю, шоу-бизнес использует имидж поп-музыканта. Имидж - это не
только экстравагантный внешний вид звезды. Это и то, что звезда говорит, в
каких ситуациях оказывается, как из них выпутывается и так далее. Имидж -
это жизненная позиция, которую можно изложить в форме анекдота. Именно с
этим самым анекдотично-карикатурным имиджем и идентифицируют себя
поклонники, мечтающие блистать, как Мадонна, хамить, как Джонни Рогтен,
любить, как Scorpions, спиваться, как Том Уэйтс, или страдать, как Курт
Кобейн.
Рок тоже базируется на песнях, которые поет живой человек. И рок-певец
делает вид, что раскрывает миру свою душу, как правило, всем недовольную и
бунтующую. Боль - а также радость - души лучше всего выражается луженой
глоткой, тремя гитарными аккордами и малоизобретательным барабанным стуком.
Рок, вообще говоря, - разновидность поп-музыки, ведь главное для попа -
это самоидентификация слушателя с песней, уверенность, что песня обращается
непосредственно к нему. Поп эротичен, манерен, провокационен. И Элвис Пресли
- это поп, и The Beatles, и АВВА, и Black Sabbath, и The Clash.
Поп предлагает народонаселению не столько задушевные тексты и
прилипчивые мелодии, сколько систему ценностей, Эрзац мировоззрения.
Поп-музыка - прежде всего социальное явление. Собственно музыка
занимает в нем довольно незначительное место: грубо говоря, подростки живут
под свою музыку, что-то чувствуют, надеются, ненавидят, делят себя на своих
и чужих в зависимости от стиля музыки, даже часто ее слушают, но они ее не
слышат. В равной степени это относится и к гитарному скрежету, и к
задушевным песням, и к звукам, извлеченным из ритм-машины и синтезатора. И
то, и другое, и третье - часть молодежной культуры.
Употребляя выражение "молодежная культура", надо делать поправку на
инфантилизм потребителей поп-продукции. Великовозрастные поклонники музыки
60-х-70-х годов: хард-рока, джаз-рока, арт-рока -высокомерно ухмыляются,
когда речь заходит о молодежной музыке, поскольку уверены, что техно - это
музыка для безмозглых тинейджеров, не способных оценить настоящее качество.
Но все эти бесконечные The Beatles, Rolling Stones, Pink Floyd, Doors,
Queen, Uriah Heep, Genesis, Yes, Rainbow, Led Zeppelin, Grateful Dead... - и
какие там еще есть "легенды и звезды" хиппи-рока? - и есть самая настоящая
музыка для безмозглых тинейджеров, по уши утонувших в своей молодежной
культуре. Если кто-то, как дитя малое, никак не может отлепиться душой от
набившей оскомину подростковой музыки тридцатилетней давности, то это не
дает ему повод утверждать, что именно в ней скрыты подлинные сокровища.
Чуждая всякой критичности влюбленность в хиппи-музон наполняет душу
великовозрастного инфантила непомерными восторгом и пафосом: "Классический
рок!" Да ведь он не менее примитивен, вторичен и убог, чем вся остальная
поп-продукция! И точно так же рассчитан на самый массовый вкус.
Рок откровенно любуется своими бицепсами, высокой потенцией, обнаженной
мускулистой грудью, красивыми волосами, демоническими глазами и загорелыми
скулами (все это - следствия повышенного содержания мужского гормона
тестостерона). Рок омерзительно патетичен и театрально-мужествен. Все это
относится и к Doors, и к Death: если уж петь, то не иначе как о вечных и
вневременных проблемах добра и зла, жизни и смерти, веры и предательства, о
вечном проклятии, о трагедиях и катастрофах; если уж брать аккорд, то не
иначе как в до-мажоре. Если притягивать за уши какую-то иную музыку, то не
иначе как что-нибудь симфонически-струнное и надсадно-трагическое, называя
этот хлам классикой (голливудские кинокомпозиторы тоже так поступают).
Слушая рок, его потребители приходят в восторг от того, что они -
крепкие, сильные, жестокие, а главное красивые, мужчины, лишенные иллюзий.
Все это, разумеется, не что иное, как ницшеанско-вагнерианский комплекс. Но
одного взгляда на лица металло-музы-кантов достаточно, чтобы увидеть: все
эти нордические одинокие герои - слюняво-сопливые участники деревенской
самодеятельности.
Металлорок - акустический эквивалент комиксов-страшилок. Не только
внешний вид музыкантов и оформление их альбомов, но и их музыка - чистой
воды клоунада.
Разговоры о том, что рок дик - полная чушь. Металл - это исключительно
строгая и чопорная музыка, помешанная на идее высокого исполнительского
мастерства. Но и разговорам о технических сложностях рока и о виртуозах в
кожаных штанах верить никак нельзя. Действительно, существует гиперсложная в
техническом отношении музыка, есть даже и такая, которую вовсе невозможно
исполнить в соответствии с нотами - это выше человеческих сил. В качестве
примера могут служить некоторые произведения таких композиторов, как Джон
Кейдж, Карлхайнц Штокхаузен или Янис Ксенакис. Их пьесы берутся исполнять
очень немногие музыканты, а внятно это получается у единиц. Но, во-первых,
это далеко не рок, а во-вторых, действительно виртуозное исполнение вовсе не
стремится натужно демонстрировать свою техничность, музыка звучит легко и
естественно. Кроме того, неспециалист часто не в состоянии оценить, что
является технически сложным, а что - простым.
Рок, который не гордится своей повышенной потенцией, называется
альтернативным. Его делают пугливые сутулые юноши или хамского вида девицы.
Альтернативный рок - это студенческо-героиновый балаган: крестьянская война
с шоу-бизнесом, восстание силезских ткачей.
Наличие мелодии в рок-песне - дело необязательное, куда важнее
прилипчивый гитарный рифф. Но все это - вещи второстепенные и с течением
времени подвергшиеся изрядной инфляции: самое главное в роке -это громкость
звука.
Впрочем, Джастин Броадрик (Godflesh) уверен, что и этого про рок
сказать нельзя: "Рок-музыка вообще не имеет отношения ни к жестокости, ни к
реальности. Рок-музыка интересуется исключительно сбережением своих старых
клише и стереотипов. Заниматься роком - то же самое, что работать на
консервной фабрике: доставать селедку из одних жестяных банок и тут же
закатывать ее в новые".
В любом случае, поп (и его частный случай - рок) должен "цеплять", то
есть не оставлять равнодушным. Только неравнодушный человек отправится в
магазин и купит звуконоситель. Звуконоситель хранят дома и дома же слушают.
В техно нет гитар, но что еще важнее - нет голосов живых людей. За
техно-музыкой не стоит человек. В техно нет песен и мелодий, а главное - нет
песенной структуры, то есть никто не считает, сколько тактов осталось до
припева. Техно вовсе не рождается на ваших глазах из чьей-то мятущейся или
тихо ликующей души. Техно не льется из-под чьих-то виртуозных пальцев - у
техно нет потеющего исполнителя.
Но делать отсюда вывод, что техно получается само собой, без затрат
времени, ума и сил - большая ошибка.
В идеале слушателю техно не должно быть известно, кто его сделал. Иными
словами, техно избегает фотографий с чьими-то рожами и, как следствие,
отказывается от звезд - у техно-ди-джеев и продюсеров нет имиджа.
Отказываясь от звучащего слова, техно отказывается и от слова
печатного: о техно буквально нечего сказать.
В чем смысл техно, для чего оно вообще нужно? Нести радость людям.
Причем не абстрактную радость, которую кто-то когда-то почувствует, а очень
конкретную - танцующим на танцполе должно быть радостно здесь и сейчас.
Техно - сугубо функционально, то есть является инструментом: оно
предназначено побуждать к танцам, но танцы эти - непростые. Танцуя под
техно, следует отключаться и впадать в экстаз.
Westbam: "У техно нет никакого содержания, техно ничего не хочет тебе
сообщить и ничего не обещает в будущем. Техно ни к чему не призывает и не
требует никаких жертв. Техно дает сиюминутное чувство свободы. А также
счастье. А также чувство, что ты не одинок. Вот и все". Дескать,
теоретизировать на эту тему столь же глупо, как и объяснять, в чем состоит
прелесть водки.
Принципиально важно, что танцующие не знают ни настоящего имени
ди-джея, ни названий пластинок. Обычным людям техно-грампластинки не нужны:
потребитель потребляет техно в процессе танцев, в акте живого присутствия.
Техно нельзя унести с собой домой - вы же не можете унести с собой пьяный
разгул, атмосферу рок-концерта или духоподъемный момент церковной службы.
Иными словами, техно - это экзистенциальное переживание.
Раз техно не продается публике в виде звуконосителей, оно функционирует
вне коммерческих структур шоу-бизнеса: концерны звукозаписи, перешедшие на
компакт-диски, не могут наложить на него свою лапу.
Техно - это музыка будущего, техно устремлено в будущее еще со времен
Kraftwerk и Хуана Эткинса.
Электронные звуки зовут в новое тысячелетие - к полетам на другие
планеты, а не к крестьянской сохе. Техно быстро развивается, техно - это
единственная область музыки, в которой наблюдается прогресс, все остальное
находится в застое и упадке, в лучшем случае - пытается поспевать за техно,
используя его достижения. Таким образом, техно оплодотворяет всю современную
музыку, выводит ее из кризиса.
Техно изменило не только саунд нашей цивилизации, но и ее вид. Имеются
в виду высокотехнологическая компьютерная графика, а также яркий и
экстравагантный стиль одежды и оформления интерьеров. Визуальный техно-стиль
ликвидировал гадкую и закомплексованную эстетику 80-х.
Техно - электронная музыка, ее развитие связано с бурным развитием
сверхсовременной аппаратуры, с применением высоких технологий.
Техно - это не бум-бум-бум-бум! Техно сложно устроено. Техно обладает
душой, движением. Техно обращается к чувствам.
Ди-джей - это музыкант нового типа. Он не просто заводит грампластинки,
он находится в живом контакте с танцующей толпой, он ее магнетизирует. Сами
по себе техно-треки - это полуфабрикаты. Ди-джей, состыковывая треки и
пуская их параллельно друг другу, изготовляет из этих полуфабрикатов живую
музыку. Кстати, именно поэтому техно находится вне критики: музыкальные
критики сами не танцуют, а судят о техно по грампластинкам, то есть по
полуфабрикатам. Но нельзя же судить о качестве ресторана, заглянув в
холодильник на кухне и пытаясь укусить замороженную курицу! (Знаменитый
аргумент Вестбама.)
DJ Spooky - видный идеолог и теоретик ди-джейства. Он полагает, что
ди-джейская музыка творит будущее без прошлого. Звуки, которые попадают в
семплер, вырываются из своего контекста, то есть лишаются истории,
самостоятельного смысла и значения. Ди-джей создает новую музыкальную форму
- микс. Это - музыка будущего. А музыка прошлого порезана на порционные
кусочки, каждый из которых - лишь полуфабрикат.
DJ Spooky: "Электронная музыка - это фольклор индустриального века.
Ди-джей продолжает традицию средневековых бардов и менестрелей с той лишь
разницей, что рассказывает свои истории с помощью бита. Для сравнения можно
упомянуть традицию западноафриканских музыкантов-рассказчиков. Странствуя,
они добавляют к своим поэмам маленькие детали, а что-то, наоборот,
выкидывают, то есть фактически осуществляют перманентный ремикс. В любой
культуре есть хранители и распространители, которые накапливают и размножают
истории и легенды своего региона. Это и африканская, и европейская традиция.
В современной электронной музыке мы обнаруживаем западноафриканскую
восприимчивость и европейскую технологию".
Таким образом, ди-джей - это современный сказитель вроде Гомера.
Ди-джей коллекционирует грампластинки, содержащие наше культурное достояние,
а потом знакомит нас, беспамятных аборигенов, с нашими же собственными
легендами и мифами. В том, что ди-джей - просветитель, выполняющий свою
культурную миссию, уверены очень многие ди-джей со стажем.
DJ Spooky вывел замечательную формулу: дискотека = библиотека.
Техно - это разновидность поп-музыки.
Невозможно провести четкую границу, отделяющую техно от поп-музыки.
Современная поп-музыка и техно делаются по одним и тем же рецептам на одних
и тех же инструментах. Иногда даже одними и теми же людьми. Ритм-машину
изобрели не для нужд техно. С начала 80-х практически вся поп-музыка
записывается с помощью ритм-машин и секвенсоров. Можно считать, что техно
подползло под поп-музыку, а можно считать, что, наоборот, ритм-фундамент
поп-музыки выполз из-под нее, обособился и зажил своей жизнью.
С культом звезд техно вовсе не покончило. Говорить об анонимности и
взаимозаменяемости ди-джеев просто смешно. Первые же немецкие техно-ди-джеи
- Свен Ват и Вестбам - стали первыми немецкими техно-звездами. Ди-джеи -
предмет обожания и культа ничуть не в меньшей степени, чем поп- и
рок-звезды.
Есть и ди-джеи первой лиги - Джефф Миллс, Карл Кокс, Пол Оукенфолд,
Лоран Гарнье, Grooverider, Apман Ван Хелден - и целый легион их куда менее
именитых коллег. На техно-танцульках действует та же система хэдлайнеров и
довесков, что и на рок-концертах: громкое имя пишется крупными буквами, на
него идут поклонники, которым приходится долго ждать, пока в конце вечера
выступит звезда. Звезда получает за свои выступления бешеные гонорары ($20
000 за час-два) и любовь распутных особ. И кокаина полные ноздри. Настоящий
рок-н-ролльный образ жизни.
Портреты техно-звезд украшают обложки музыкальных журналов, звезды дают
пространные интервью и не испытывают никакого неудобства перед идеей
безликой и неразговорчивой человекомашины.
Что техно связано с получением сиюминутного наслаждения, это
несомненно. Слово "гедонизм" тут вполне уместно. Но фактом остается и то,
что техно очень быстро приедается, перестает возбуждать и заводить: многие
ди-джеи и продюсеры с десятилетним стажем сами уже не танцуют и никакого
пьянящего эффекта музыки не ощущают. Может ли чувство счастья и свободы
приесться? Похоже, что раскрепощающе-экстатические техно-танцы действуют
лишь на новичков. Потом наступает блокировка.
Нас уверяют, что андеграунд - это оппозиция мэйнстриму.
Мэйнстрим (главная струя, основной путь, доминирующее направление) -
это музыка, которую считают приемлемой для себя подавляющее большинство
потребителей. Мэйнстрим - это музыка, которую любят люди, не разбирающиеся в
музыке и безразличные к ней. Людей, конечно, можно понять - у них масса
других забот и интересов. Нельзя требовать, чтобы все придирчиво пестовали
свой музыкальный вкус и критически следили за развитием новых тенденций,
тратя на это кучу времени, сил и денег. Мэйнстрим - это среднее
арифметическое современных тенденций, в нем есть все, но в безопасных дозах.
Идея мэйнстрима - держаться середины и не подходить слишком близко к краю.
Существует еще одно определение мэйнстрима - это музыка, которая
специально смикширована таким образом, чтобы сносно звучать даже из самого
паршивого радиоприемника.
Иногда слово "мэйнстрим" употребляют и в более узком смысле: говорят о
мэйнстриме металла, мэйн-стриме техно или еще каких-нибудь мэйнстримах.
Полагать, что андеграунд дико крут - большое заблуждение. Представлять
себе андеграунд в виде братства равноправных индивидуумов, объединенных
любовью к радикальной музыке и святой ненавистью к коммерции и мэйнстриму,
просто смешно. Андеграунд в мельчайших деталях копирует большую
звукозаписывающую индустрию. Есть в андеграунде и звезды, получающие бешеные
гонорары и, как правило, имеющие контракты с гигантами звукоиндустрии, есть
мафии, есть хит-парады. Дистрибьюцией продукции многих независимых лейблов
занимаются крупные фирмы, без них малотиражная музыка так и осталась бы
никому не известной.
Интересный аспект проблемы: легко ли попасть в андеграунд (то есть
выпустить свой компакт-диск на андеграундном лейбле или навязать
андеграундному магазину или дистрибьютору компакт-диск, выпущенный на своем
собственном лейбле)? Практически невозможно.
Нынешний андеграунд - это элитарный клуб для своих, компакт-диски в
специализированных магазинах стоят дороже, чем в обычных мэйнстримовских,
считать своим единомышленником какого-нибудь известного в андеграунде
человека - музыканта или дид-жея - просто невозможно, он не видит тебя в
упор, ты ему ни в каком качестве не интересен. Продолжать называть эту