Страница:
ушами чудом уцелели остатки растительности. Их музыкант красил в
ярко-химический цвет, чаще всего - красный.
Стоящие дыбом волосы слегка напоминают рога черта или, если угодно, -
коровы. Впрочем, с моей точки зрения, больше всего Кейт Флинт смахивает на
партийного бонзу областного масштаба, вышедшего из сауны и бодро
распушившего остатки растительности вокруг лысины.
Вокруг глаз музыканта - безобразно жирные черные тени. В носу - дырка,
сквозь которую пропущено металлическое украшение с двумя шариками на концах.
И уши исколоты и увешаны живописным железом, и даже язык.
Страшный человек.
В начале 1997 года выяснилось, что Prodigy, - в предыдущем году
выпустившие всего лишь два сингла, - музыканты года и к тому же новаторы и
обновители подзавявшей альтернативной рок-музыки. В США, где группа
произвела настоящий фурор, ребятам предложили контракт сразу все гиганты
звукоиндустрии. Prodigy выбрали компанию Maverick, принадлежащую
небезызвестной Мадонне.
Лиэм Хаулетт, главный человек в Prodigy, признавался, что прикладывает
необычайно много усилий, чтобы его продукция звучала грубо и примитивно, он
полагает, что только в этом случае она будет доходчива и завоюет любовь
широких масс. Не делал он секрета и из того, что вполне сознательно
ориентировался на продукцию ретро-рок-групп типа Smashing Pumpkins. С точки
зрения Хаулетта, техно зашло в тупик и выдохлось, танцевальная музыка в
целом предназначена для беззаботных подростков. Взрослые же люди должны
делать и любить что-нибудь более крепкое.
Таким образом, можно заключить, что Prodigy - точно так же как и Oasis
- это ретро-группа. Она, как и куча других реакционных команд, вполне
сознательно ориентируется на ретро-рок, правда, не применяя при этом живых
гитар и барабанов. Достаточное ли это основание, чтобы считаться
революционерами, ваяющими музыку будущего?
Весной 1997 года Chemical Brothers и Prodigy попали на обложки
большинства музыкальных журналов, MTV беззаветно пропагандировало новый
саунд. Альбом Chemical Brothers "Dig Your Own Hole" был объявлен самым
значительным, влиятельным и эпохальным альбомом со времен "Revolver" The
Beatles. Пресса трубила о революции в музыке, о наступлении новых времен, о
появлении нового жанра - electronica.
1997 год был с большой помпой объявлен началом новой эпохи - эпохи
слияния рока и техно. Для новой музыки тут же изобрели массу названий:
Rockno, Post rave или Indie Dance, - правда, ни одно из них не прижилось.
Впрочем, факт преодоления границы между роком и техно радовал лишь концерны
звукозаписи и критиков. Потребителям же на преодоление этой самой границы
было совершенно наплевать. Поэтому подвиг Chemical Brothers был сразу же
переформулирован: Chemical Brothers сварганили техно, которое дает жару куда
крепче, чем просто рок. Музыка Chemical Brothers бухает с такой чудовищной
силой, что ни одной рок-группе мира за ней не угнаться: техно побило
рок-н-ролл на его собственном поле.
Впрочем, на техно эта музыка совсем не похожа, и в европейских
техно-кругах отношение к ней было крайне сдержанным. Сами химические братья
Эд и Том свою главную заслугу видели в сращивании эсид-хауса с хип-хопом.
В США новая эра рекламировалась в таком ключе: альтернативный рок
проехал, на подходе - новый большой бум вокруг электронной музыки. Но тут же
выяснилось, что подавляющее большинство американских журналистов и
радио-ди-джеев не готовы к новой ситуации: они попросту не в состоянии
рецензировать пластинки с новой электронной поп-музыкой. Музыкальные критики
много лет подряд получали компакт-диски и грампластинки с этой музыкой, но
не давали себе труда ее послушать, не говоря уже о том чтобы задуматься над
ней и потом как-то отреагировать. Эти записи попросту выбрасывались в
мусорное ведро.
Американские рок-журналисты годами, а многие -и десятилетиями, писали о
мощных гитарных риффах, об искреннем вокале, о куплетах и припевах,
трактовали поэтические достоинства текстов, анализировали социальную и
философскую позицию их авторов, а в целом - рассказывали не столько о
музыке, сколько о музыкантах. А тут - на тебе! Когда на сцене два
неподвижных сутулых парня крутят ручки синтезаторов, то оказывается, что не
на что смотреть, не во что вникать, а значит - и не о чем писать.
Уход альтернативного рока означал исчезновение целого пласта хорошо
разработанных тем, в чем журналисты крайне незаинтересованы. Поэтому
настроение момента было таким: во-первых, подождать, не рассосется ли зараза
через полгода сама собой, во-вторых, представлять дело так, будто новая
электронная музыка - это разновидность старого рок-н-ролла, а в-третьих,
освещать по преимуществу деятельность известных рок-коллективов, которые
как-то реагируют на новые тенденции - имеются в виду U2, Rolling Stones,
Дэвид Боуи, Nine Inch Nails.
В любом случае, американские журналы 97-го были заполнены восторгами по
поводу появления новой электронной музыки. Выглядело это редкостным
идиотизмом.
Немецкая музыкальная пресса довольно иронично комментировала
британско-американскую суету вокруг Chemical Brothers. Самое остроумное
объяснение внезапному изменению вкусов таково: как известно, настоящие
мужчины не любят танцевать. Они стоят, прислонившись к стойке бара, пьют
пиво и смотрят на отплясывающих девиц. Но в конце 80-х пиво покинуло
дискотеки. В моду вошли техно-музыка и наркотик экстази, настоящим мужчинам
со своими стаканами пива пришлось перекочевать на рок-концерты. Так
образовалась пропасть между техно и роком. Но в результате усилий Prodigy,
Underworld и Chemical Brothers стало возможным в рамках одного концерта
слушать музыку, безумно прыгать, глотать экстази и пить пиво. Музыка стала
мощной, заводной, ухающей и очень мужественной, то есть как раз подходящей
для простых, но настоящих парней, гордящихся своей простотой, чувством
здравого смысла и своей футбольной командой. Это слияние пива с экстази и
породило феномен нового электронного буханья, преодолевшего узкие
стилистические рамки и рока, и техно.
Творчество берлинской группы Rammstein - это немецкий вклад в битву по
преодолению пропасти между роком и техно и по созданию новой пролетарской
культуры.
Аналогию с Prodigy и Chemical Brothers можно усмотреть и в том, что
Rammstein были раскручены немецким шоу-бизнесом, который, казалось,
специально возник для этого случая, а потом как-то рассосался.
Известно, что немецкие журналисты довольно скептически относятся к
практике британских музыкальных изданий, обкладывающих потребителя как зверя
и буквально всучивающих ему новую группу. В Германии царит плюрализм и
своего рода иронично-наплевательское отношение к поп-музыкальным страстям.
Правда, именно поэтому в Германии нет настоящих звезд.
Так вот, уникальность ситуации с группой Rammstein и состояла в том,
что впервые немецкие музыкальные издания предприняли тотальную психическую
атаку на потребителя. Не пожалели даже двенадцатилетних девочек. Журнал для
несовершеннолетних Bravo с маниакальной настойчивостью вешал лапшу на уши
подросткам, а ребята из Rammstein надеялись, что читатели металложурнала
Metal Hammer не догадаются заглянуть в Bravo.
Музыкальные журналы самых разных направлений пытались убедить своих
читателей, что участники Rammstein вовсе не фашисты, не
пролетарии-металлисты, не женоненавистники, не сексуальные извращенцы, не
поджигатели и не убийцы. А если они и поют страшным голосом об
издевательствах, насилии и убийствах, то это не пропаганда, а всего лишь
провокация.
На дебютном альбоме группы присутствовала песенка от имени трупа,
который настойчиво приглашал молоденькую девушку выйти за него замуж. В
довольно бессвязных текстах попадались угрозы "испачкать черной кровью твое
чистое платье" и неприятные возгласы типа "человек горит!".
Надо заметить, что для андеграундного рока зверски-садистские тексты -
вещь самая обычная, но hype вокруг Rammstein был первым случаем в немецком
шоу-бизнесе, когда средства массовой информации дружно пропихивали в
хит-парад нечто настолько мрачное и похабное. Самые разные музыкальные и
немузыкальные издательства - кто с восторгом, кто с омерзением - в течение
нескольких месяцев обсуждали Rammstein как серьезное, новое и оригинальное
явление культуры.
Реклама, как известно, двигатель искусства, а народ слаб и склонен к
панике. В сентябре 97-го Rammstein стали немецкой поп-группой номер один.
Музыканты уверяли, что и слова-то "сексизм" не знают. Журналисты им
объясняли, что имеется в виду отношение к женщине как к сексуальному
объекту, созданному для удовлетворения страстей мужчины. В этом отношении
показательны не только тексты песен, но и странная история возникновения
группы. Создавая свой славный коллектив, все шестеро музыкантов решили разом
разорвать отношения со своими подругами и объединиться в крепкое мужское
братство. Их ненависть к подлому и коварному, сладострастному и безмозглому
прекрасному полу якобы и определила стилистику группы.
Музыканты не знали, чем парировать, и мычали, что девушкам их песни
почему-то нравятся больше, чем парням. По-видимому, этот аргумент надо было
понимать в том смысле, что Rammstein - это бой-группа.
Гитарист Пауль Ландерс: "Rammstein были с самого начала запланированы
как коммерческий проект. Мы с самого начала хотели в Bravo. Цель была -
стать богатыми и знаменитыми. Мы не самые безумные в смысле текстов. Я бы
сказал, что из всей существующей попсы мы самые резкие".
По общему мнению, причина феноменального успеха команды состояла в
необычном сценическом шоу. Во время концертов Rammstein в прямом смысле
слова играют с огнем.
Певец Тиль Линдеман гордо носит восьмидесятикилограммовое металлическое
пальто, охваченное пламенем. Во время действия взрываются настоящие дымовые
шашки, бьет фейерверк, со всех сторон летят искры, взлетают ракеты, а ребята
потрясают огнеметами, по форме похожими на огнетушители или, скорее, на
героические гениталии. К рукам и ногам музыкантов привязаны подозрительного
вида цилиндрики, вдруг начинающие свистеть и плеваться пламенем. Публика
беснуется и орет: "Поджигай!"
Rammstein родную Германию покорили, а поскольку, по их собственному
выражению, "протухать и киснуть они не хотели", им предстояло покорять
Америку. Конечно, главное своеобразие музыки Rammstein состоит в том, что
она агрессивно немецкая, но - что поделаешь - американцы способны
воспринимать только англоязычную музыку. Тиль Линдеман заявлял, что его
группа станет третьим немецким чудом, добившимся успеха за океаном, первые
два - это Kraftwerk и Scorpions: "У нас очень много общего с Kraftwerk, ведь
во время концерта мы, как и они, практически не двигаемся. Кстати, Kraftwerk
на этом же самом основании тоже упрекали в фашизме".
Надо отметить, что успех Kraftwerk в США сильно преувеличен. Самая
популярная за океаном немецкая группа - это Tangerine Dream. Но быть
третьими после Tangerine Dream и Scorpions - довольно вялая перспектива.
Rammstein пришлись в США по вкусу, группе немало добавили популярности
скандалы, возникавшие из-за протестов пожарных и разного рода антифашистских
организаций: видеоклип к кавер-версии песенки Depeche Mode "Stripped",
изготовленный в эстетике Лени Рифеншталь (гений документального кино
Третьего рейха) был очень далек от политкорректности. В итоге Rammstein
понравились в США больше, чем Chemical Brothers, Rammstein - это евро-Kiss
техно-эпохи.
Свое главное отличие от американских индустриальных групп музыканты из
Rammstein видят в том, что американская музыка очень пластична и гибка. Они
ее именуют "жидким металлом". Клавишник Флейк Лоренц: "А мы не способны
постепенно нагнетать напряжение и делать такой многослойный саунд, как у
Nine Inch Nails, нам элементарно не хватает умения. Поэтому мы долбим одно и
то же - без грува и безо всякой динамики. Получается довольно тупо, но
устрашающе. В Америке такой музыки нет".
Пасмурный день. Гладкая равнина. Посреди поля огромный деревянный
сарай, почерневший от дождя. Метрах в ста от сарая останавливается
автомобиль. За рулем - сурового вида молодой мужчина. Рядом с ним - женщина.
Не красотка, но с характером. Они целуются. Парень берет пистолет, вылезает
из машины и направляется к сараю. Женщина остается в автомобиле. Она смотрит
ему вслед. Его белая рубаха заправлена в черные брюки. Он слегка сутулится.
За его спиной спрятан пистолет. Женщина ждет. Ее мужчина пошел на встречу со
своими друзьями и, по-видимому, намерен избавиться от них насильственным
путем. Он входит в сарай. Внутри - огромный черный зал, в противоположном
конце - пять фигур в белых рубахах и белых масках. Он направляется к ним.
Грохот становится громче. Кто-то орет: "Du hasst, du hasst nich!" ("Ты
ненавидишь, ты ненавидишь меня!") Парень улыбается, остальные тоже рады.
Вопль не унимается: "Du hast mich, du hast mich gefragt!" ("Ты спросил
меня!") Радость мужской встречи неподдельна, но есть в ней что-то ужасное и
омерзительное. Голос повторяет: "Ты меня спросил, и я тебе ничего не
ответил. Хочешь ли ты быть ей верным навсегда?" "Нет!" - орут мужики.
Женщина нервно курит на ветру. Ей кажется, что в ее любимого воткнули
какой-то шприц, а потом подожгли, и он, беспомощный, катается по полу,
охваченный пламенем.
Наоравшись, шестеро мужчин выходят из сарая и, не замечая женщины,
проходят мимо, храня суровость лиц. Она смотрит им в спины и все понимает.
Кто-то из них бросает взгляд на часы. Лимузин взрывается, стоящая рядом с
ним женщина, надо понимать, тоже. В луже плавает ее заколка, розочка и еще
какая-то дрянь. А настоящей мужской дружбе хоть бы хны, она крепка как
никогда.
Самый яркий поп-музыкальный взрыв в мэйнстриме конца 90-х - это биг-бит
(big beat), или диковатый брейкбит, на который наложены семплированные
рок-гитары. Собственно, дело даже не в гитарах, а в ревущем брейкбите,
который колотит слушателя дубиной по голове. Мастера жанра - Chemical
Brothers, Prodigy, Underworld и их эпигоны, скажем, Apollo 440 и
Propellerheads. Самый успешный из них - Fatboy Slim.
В 1998 году была предпринята попытка превратить не очень конкретные
разговоры о модных тенденциях, о ретро-брейкбите, о хип-хопе старой школы во
что-то реальное, осязаемое и продаваемое.
Словно из ниоткуда появилась новая техно-мода, точнее говоря, вернулась
старая электро! Все гиганты звукозаписи тут же выпустили сборники. Но
единого мнения по поводу того, почему начался бум вокруг электро, не было.
Конечно, хочется уличить концерны звукозаписи в хорошо спланированной акции
по одурачиванию молодежи. Но проблема в том, что концерны звукозаписи
планируют свои акции очень плохо: как правило, у них ничего не получается.
Единственное, что им удается, - это оседлать уже существующую тенденцию,
выкинуть на рынок гору халтуры, устроить гиперинфляцию и удушить явление.
Димитрий Хегеман (шеф знаменитого берлинского техно-лейбла Tresor)
пролил свет на это мутное дело. Димитрий поговорил с менеджерами крупных
американских фирм грамзаписи и выяснил, что они очень рассчитывают на успех
электро-моды. Дескать, в электро есть мелодия, а это для американцев очень
важно.
На рынок выходит новое поколение компьютерных программ для тинейджеров,
и музыка, которую при их помощи можно делать, весьма напоминает электро. В
ней есть мелодия, а голос пользователь программы запишет свой и исказит его
с помощью специального фильтра: на отличных певцов программы не рассчитаны,
зато они позволяют собственным искаженным голосом спеть любую мелодию из
трех-четырех нот. Образец - Kraftwerk.
Димитрий Хегеман: "Никаких альтернатив американские менеджеры не видят,
в техно нет рыночного потенциала, успех таких команд, как Propellerheads и
Prodigy оказался очень быстротечным. Весь бизнес поворачивается в сторону
электро. Дети будут осваивать компьютер, играть в игры и заодно научатся
делать и слушать электро. Так развитие и пойдет дальше".
В 1998 году на рынок была выброшена масса драм-н-бэйса, который размяк
и утонул в джаз-саунде. Все больше и больше коллективов действовало в стиле
"неуверенный девичий вокал на фоне нервного, но милого барабанного
перестука". Это то, во что превратился драм-н-бэйс в попытке завоевать
любовь народных масс. Я постоянно натыкаюсь на результаты применения этого
универсального рецепта - сделать более прозрачный ремикс и наложить сверху
протяжный и неумелый девичий голос. Таким образом можно спасти какую угодно
музыку.
Милый джазоватый эмбиент-драм-н-бэйс - это трип-хоп для бедных,
впрочем, его с тем же успехом можно называть трансом для богатых. Эту музыку
стыдливо именуют downtempo (небыстрый темп).
У Portishead появилась целая куча подражателей - Moloko, Gus Gus, Lamb,
Morcheeba, Laika или Sneaker Pimps. Большого восторга никто из них не
вызвал. Термин "трип-хоп" стали употреблять заметно реже, означало ли это,
что зараза пошла на убыль? О нет. Похоже, шел очень мощный процесс изменения
саунда поп-музыки, и трип-хоп играл в этом деле далеко не последнюю роль.
Огрубляя, можно сказать, что белая поп-музыка начала открывать для себя
грув. Проявилось это и в распространении моды на трип-хоп, и в ретро-моде на
ранний хип-хоп, и вообще в моде мешать все со всем, получая синтетический
стиль, в котором главную роль играет какое-нибудь грувоносное ретро.
Вместо того чтобы употреблять термин "трип-хоп", который уже не вызывал
ассоциацию ни с каким конкретным саундом, критики не ленились каждый раз
перечислять: хип-хоп-грув, ретро-брейкбит, фанк, соул, space jazz,
саундтреки к теледетективам 70-х годов. При этом имелся в виду своего рода
трип-хоп, лишенный провинциальной тоски и шизофрении. В этом, по-видимому, и
состояли пресловутые "новые тенденции".
В разговорах о новых тенденциях очень часто всплывает слово "семплер" -
его поминают как палочку-выручалочку или как символ нового мышления:
используешь семплер - мыслишь по-новому, не нужен тебе семплер - значит, не
мыслишь.
Кирк Хеммит (гитарист Металлики) шутил: "Ну уж если Rolling Stones
дошли до такой жизни, что используют семплер, то, действительно, ни от чего
нельзя зарекаться".
Не остались в стороне от "новых тенденций" Aphex Twin, Beastie Boys,
Cibo Mato, Beck, Rolling Stones, Everything But The Girl, Мадонна, U2, Дэвид
Боуи, Garbage, PJ Harvey, Asian Dub Foundation, Soul Coughing, Jon Spencer
Blues Explosion и Бьорк. Все они захотели семплерного грува. И даже
индустриальная Godflesh разразилась грув-альбомом "Songs of love and hate"
(1996), для которого пригласила живого хип-хоп-барабанщика. И даже
металло-качок Глен Денсиг (Glen Danzig) не прошел мимо: его альбом "Black
Acid Devil" (1996) был высмеян в металлических кругах, а, по-моему,
напрасно: индастриал очень мило ложится на медленный бас и интенсивный
брейкбит. Есть подозрение, что и замогильный металл примерно в это же время
превратился в компьютерный аудиодизайн.
Алек Эмпайер ваял на компьютере гибрид панка, рэпа, брейкбита, нойза и
металла. Алек, наверное, убил бы меня на месте, услышь он, что я отнес его к
трип-хопу, но не могу ничего с собой поделать: продукция его лейбла DHR -
это хардкор именно трип-хоп-эпохи.
Важной отличительной особенностью этого нового понимания термина
"трип-хоп" как источника грува являлась безумная, прямо-таки садистская
процедура звукозаписи.
Portishead - это песня (ужасов).
Джефф Барроу: "Да, мы делаем все по-другому. Для каждой песни мы
придумываем свою процедуру записи, но, как правило, работа над треком
начинается с того, что мы семплируем несколько музыкальных осколков и
немного импровизируем на музыкальных инструментах - получается двухминутный
трек. Мы прогоняем результат через аналоговые усилители, чем старее и
изношеннее усилитель, тем лучше он звучит".
Кассета с предварительным вариантом трека высылается певице Бет
Гиббоне, и та в своей домашней студии записывает вокал. В результате
получается лишь демо-версия песни.
Далее эту песню снова собирают из кусочков, но каждый использованный в
демо-версии фрагмент заботливо воспроизводят на живых музыкальных
инструментах. Скажем, если в демо-версии были использованы две ноты,
сыгранные на какой-то виолончели, то для окончательной записи созывается
большой симфонический оркестр, который много раз играет те же самые две
ноты. В процессе работы над альбомом "Portishead" (1997) набралось много
тысяч подобного рода звуковых кирпичей, общей длительностью десять часов.
Дальше начинается самое интересное.
Промежуточные варианты каждого трека печатались в виде виниловых
грампластинок, после чего эти грампластинки подвергались старению - по ним,
попросту говоря, ходили ногами. Пластинки царапали, прогоняли через
проигрыватели с разными звукоснимателями, отдельные пассажи переписывали на
пленку или загоняли в семплер. Если нужно, добавлялась новая партия -
скажем, барабанный бит, после чего снова изготовлялась виниловая
грампластинка, топталась, потом из нее выдирался маленький кусочек, который
загонялся в семплер. Семплер же позволяет крошечный акустический осколок
повторять до тех пор, пока из него не получится самостоятельный, хотя и
довольно монотонный, трек. К которому опять можно что-то добавить и
напечатать новую грампластинку. А ее - состарить. После нескольких
повторений этого цикла результат теряет последнее сходство с первоначальным
треком.
Можно сразу сказать: это уникальный случай, больше никто так себя не
мучает. Portishead в четыре раза превысили бюджет, выделенный на запись
альбома, группа стояла на грани распада, а ее лидер Джефф Барроу едва не
загремел с тяжелой депрессией в психушку. Ему понадобился целый год, чтобы
прийти в себя, закончить первый трек и продолжить работу над альбомом,
которая шла еще целый год.
Джефф Барроу: "Конечно, мы могли взять синтезатор, нажать на кнопку
"духовые" и получить правдоподобно звучащий аккорд. Но современные машины
принуждают тебя применять стандартизованные звуки. Они не дают тебе
реализовать твои идеи и в конечном итоге разрушают твои творческие
способности. Синтезаторами пользуются лишь те, у кого мало денег. Настоящий
профессионал с большим удовольствием наймет настоящий оркестр".
Но, впрочем, Джефф не очень высокого мнения о профессионалах
звукозаписи: "В записи звука нет никаких законов, нет ничего, что тебе
нельзя делать. Все средства допустимы, чтобы достичь такого саунда, который
тебе угоден: нет никакого единого и правильного способа записывать звук
гитары, барабанов или человеческого голоса. В 80-е были выработаны
чудовищные правила профессиональной звукозаписи, скажем, ударную установку
следует записывать с тридцатью микрофонами. Все было пропитано омерзительным
технологическим духом, никакая творческая самостоятельность не допускалась:
все записывалось чисто, звонко и плотно. В результате убивались все эмоции,
ошибки и тысяча других вещей, которые делают из просто музыки хорошую
музыку. Это был период заблуждений и извращений".
Инди-рок, который знать ничего не желает о существовании большого
шоу-бизнеса, всегда был бастионом крайнего индивидуализма. Чей взгляд на
вещи отражает гитарная музыка, записанная в спальне и выпущенная на
семидюймовой грампластинке, на которую влезает всего лишь четыре песни? Как
это "чей"? Конечно, самого автора! С развитием независимой рок-музыки
музыканты переползли из спален в гаражи и даже в студии, но ответственность
за музыку по-прежнему нес один человек - лидер группы. Если в студии
присутствует какой-нибудь продюсер, то его задача состоит в том, чтобы
прежде всего помочь своему подопечному излить свою душу.
Тем временем во всех остальных разновидностях поп-музыки уже
давным-давно именно продюсеры являются движущей силой музыкального процесса.
В случае с хип-хопом для каждого трека собирается целая армия продюсеров,
своего рода консилиум, как у постели умирающего.
Решительный шаг в этом направлении сделала нью-йоркская рок-группа John
Spencer Blues Explosion. К работе над альбомом "Acme" (1998) была привлечена
целая дюжина продюсеров, то есть в четыре раза больше народу, чем музыкантов
в самой группе. Исходные версии песен записывались в шести разных студиях.
После этого пленки пересылались между разными продюсерами, некоторые из
которых в глаза не видели друг друга.
Многие песни, вошедшие в окончательный вариант альбома, склеены из
разных ремиксов, изготовленных разными продюсерами, то есть являются самыми
настоящими кентаврами. Поэтому альбом в целом - это одновременно и альбом
ремиксов. Странная ситуация, если учесть, что речь идет не о техно-музыке, а
о рок-н-ролле.
Garbage для "Version 2.0" в результате целого года ежедневного труда
забили для каждой песни аж сто двадцать семь дорожек всяким акустическим
хламом. Правда, им это не помогло - трип-хоп не получился.
Все манипуляции со звуком проводились внутри компьютера. Я охотно
допускаю, что звуки, которые насобирали три неутомимых продюсера (мужская
половина Garbage), по отдельности были довольно интересны. Но все вместе
превратилось в самовлюбленную гитарно-синтезаторно-семплерную трясину. Тем
не менее вполне отчетливо проступают контуры довольно простых поп-песен.
Все это похоже на до боли знакомый велосипед, который упал в
муравейник. Если подойти близко - ужасная картина: все движется и шевелится,
невозможно понять, в чем смысл этого копошения. С расстояния двух шагов
ярко-химический цвет, чаще всего - красный.
Стоящие дыбом волосы слегка напоминают рога черта или, если угодно, -
коровы. Впрочем, с моей точки зрения, больше всего Кейт Флинт смахивает на
партийного бонзу областного масштаба, вышедшего из сауны и бодро
распушившего остатки растительности вокруг лысины.
Вокруг глаз музыканта - безобразно жирные черные тени. В носу - дырка,
сквозь которую пропущено металлическое украшение с двумя шариками на концах.
И уши исколоты и увешаны живописным железом, и даже язык.
Страшный человек.
В начале 1997 года выяснилось, что Prodigy, - в предыдущем году
выпустившие всего лишь два сингла, - музыканты года и к тому же новаторы и
обновители подзавявшей альтернативной рок-музыки. В США, где группа
произвела настоящий фурор, ребятам предложили контракт сразу все гиганты
звукоиндустрии. Prodigy выбрали компанию Maverick, принадлежащую
небезызвестной Мадонне.
Лиэм Хаулетт, главный человек в Prodigy, признавался, что прикладывает
необычайно много усилий, чтобы его продукция звучала грубо и примитивно, он
полагает, что только в этом случае она будет доходчива и завоюет любовь
широких масс. Не делал он секрета и из того, что вполне сознательно
ориентировался на продукцию ретро-рок-групп типа Smashing Pumpkins. С точки
зрения Хаулетта, техно зашло в тупик и выдохлось, танцевальная музыка в
целом предназначена для беззаботных подростков. Взрослые же люди должны
делать и любить что-нибудь более крепкое.
Таким образом, можно заключить, что Prodigy - точно так же как и Oasis
- это ретро-группа. Она, как и куча других реакционных команд, вполне
сознательно ориентируется на ретро-рок, правда, не применяя при этом живых
гитар и барабанов. Достаточное ли это основание, чтобы считаться
революционерами, ваяющими музыку будущего?
Весной 1997 года Chemical Brothers и Prodigy попали на обложки
большинства музыкальных журналов, MTV беззаветно пропагандировало новый
саунд. Альбом Chemical Brothers "Dig Your Own Hole" был объявлен самым
значительным, влиятельным и эпохальным альбомом со времен "Revolver" The
Beatles. Пресса трубила о революции в музыке, о наступлении новых времен, о
появлении нового жанра - electronica.
1997 год был с большой помпой объявлен началом новой эпохи - эпохи
слияния рока и техно. Для новой музыки тут же изобрели массу названий:
Rockno, Post rave или Indie Dance, - правда, ни одно из них не прижилось.
Впрочем, факт преодоления границы между роком и техно радовал лишь концерны
звукозаписи и критиков. Потребителям же на преодоление этой самой границы
было совершенно наплевать. Поэтому подвиг Chemical Brothers был сразу же
переформулирован: Chemical Brothers сварганили техно, которое дает жару куда
крепче, чем просто рок. Музыка Chemical Brothers бухает с такой чудовищной
силой, что ни одной рок-группе мира за ней не угнаться: техно побило
рок-н-ролл на его собственном поле.
Впрочем, на техно эта музыка совсем не похожа, и в европейских
техно-кругах отношение к ней было крайне сдержанным. Сами химические братья
Эд и Том свою главную заслугу видели в сращивании эсид-хауса с хип-хопом.
В США новая эра рекламировалась в таком ключе: альтернативный рок
проехал, на подходе - новый большой бум вокруг электронной музыки. Но тут же
выяснилось, что подавляющее большинство американских журналистов и
радио-ди-джеев не готовы к новой ситуации: они попросту не в состоянии
рецензировать пластинки с новой электронной поп-музыкой. Музыкальные критики
много лет подряд получали компакт-диски и грампластинки с этой музыкой, но
не давали себе труда ее послушать, не говоря уже о том чтобы задуматься над
ней и потом как-то отреагировать. Эти записи попросту выбрасывались в
мусорное ведро.
Американские рок-журналисты годами, а многие -и десятилетиями, писали о
мощных гитарных риффах, об искреннем вокале, о куплетах и припевах,
трактовали поэтические достоинства текстов, анализировали социальную и
философскую позицию их авторов, а в целом - рассказывали не столько о
музыке, сколько о музыкантах. А тут - на тебе! Когда на сцене два
неподвижных сутулых парня крутят ручки синтезаторов, то оказывается, что не
на что смотреть, не во что вникать, а значит - и не о чем писать.
Уход альтернативного рока означал исчезновение целого пласта хорошо
разработанных тем, в чем журналисты крайне незаинтересованы. Поэтому
настроение момента было таким: во-первых, подождать, не рассосется ли зараза
через полгода сама собой, во-вторых, представлять дело так, будто новая
электронная музыка - это разновидность старого рок-н-ролла, а в-третьих,
освещать по преимуществу деятельность известных рок-коллективов, которые
как-то реагируют на новые тенденции - имеются в виду U2, Rolling Stones,
Дэвид Боуи, Nine Inch Nails.
В любом случае, американские журналы 97-го были заполнены восторгами по
поводу появления новой электронной музыки. Выглядело это редкостным
идиотизмом.
Немецкая музыкальная пресса довольно иронично комментировала
британско-американскую суету вокруг Chemical Brothers. Самое остроумное
объяснение внезапному изменению вкусов таково: как известно, настоящие
мужчины не любят танцевать. Они стоят, прислонившись к стойке бара, пьют
пиво и смотрят на отплясывающих девиц. Но в конце 80-х пиво покинуло
дискотеки. В моду вошли техно-музыка и наркотик экстази, настоящим мужчинам
со своими стаканами пива пришлось перекочевать на рок-концерты. Так
образовалась пропасть между техно и роком. Но в результате усилий Prodigy,
Underworld и Chemical Brothers стало возможным в рамках одного концерта
слушать музыку, безумно прыгать, глотать экстази и пить пиво. Музыка стала
мощной, заводной, ухающей и очень мужественной, то есть как раз подходящей
для простых, но настоящих парней, гордящихся своей простотой, чувством
здравого смысла и своей футбольной командой. Это слияние пива с экстази и
породило феномен нового электронного буханья, преодолевшего узкие
стилистические рамки и рока, и техно.
Творчество берлинской группы Rammstein - это немецкий вклад в битву по
преодолению пропасти между роком и техно и по созданию новой пролетарской
культуры.
Аналогию с Prodigy и Chemical Brothers можно усмотреть и в том, что
Rammstein были раскручены немецким шоу-бизнесом, который, казалось,
специально возник для этого случая, а потом как-то рассосался.
Известно, что немецкие журналисты довольно скептически относятся к
практике британских музыкальных изданий, обкладывающих потребителя как зверя
и буквально всучивающих ему новую группу. В Германии царит плюрализм и
своего рода иронично-наплевательское отношение к поп-музыкальным страстям.
Правда, именно поэтому в Германии нет настоящих звезд.
Так вот, уникальность ситуации с группой Rammstein и состояла в том,
что впервые немецкие музыкальные издания предприняли тотальную психическую
атаку на потребителя. Не пожалели даже двенадцатилетних девочек. Журнал для
несовершеннолетних Bravo с маниакальной настойчивостью вешал лапшу на уши
подросткам, а ребята из Rammstein надеялись, что читатели металложурнала
Metal Hammer не догадаются заглянуть в Bravo.
Музыкальные журналы самых разных направлений пытались убедить своих
читателей, что участники Rammstein вовсе не фашисты, не
пролетарии-металлисты, не женоненавистники, не сексуальные извращенцы, не
поджигатели и не убийцы. А если они и поют страшным голосом об
издевательствах, насилии и убийствах, то это не пропаганда, а всего лишь
провокация.
На дебютном альбоме группы присутствовала песенка от имени трупа,
который настойчиво приглашал молоденькую девушку выйти за него замуж. В
довольно бессвязных текстах попадались угрозы "испачкать черной кровью твое
чистое платье" и неприятные возгласы типа "человек горит!".
Надо заметить, что для андеграундного рока зверски-садистские тексты -
вещь самая обычная, но hype вокруг Rammstein был первым случаем в немецком
шоу-бизнесе, когда средства массовой информации дружно пропихивали в
хит-парад нечто настолько мрачное и похабное. Самые разные музыкальные и
немузыкальные издательства - кто с восторгом, кто с омерзением - в течение
нескольких месяцев обсуждали Rammstein как серьезное, новое и оригинальное
явление культуры.
Реклама, как известно, двигатель искусства, а народ слаб и склонен к
панике. В сентябре 97-го Rammstein стали немецкой поп-группой номер один.
Музыканты уверяли, что и слова-то "сексизм" не знают. Журналисты им
объясняли, что имеется в виду отношение к женщине как к сексуальному
объекту, созданному для удовлетворения страстей мужчины. В этом отношении
показательны не только тексты песен, но и странная история возникновения
группы. Создавая свой славный коллектив, все шестеро музыкантов решили разом
разорвать отношения со своими подругами и объединиться в крепкое мужское
братство. Их ненависть к подлому и коварному, сладострастному и безмозглому
прекрасному полу якобы и определила стилистику группы.
Музыканты не знали, чем парировать, и мычали, что девушкам их песни
почему-то нравятся больше, чем парням. По-видимому, этот аргумент надо было
понимать в том смысле, что Rammstein - это бой-группа.
Гитарист Пауль Ландерс: "Rammstein были с самого начала запланированы
как коммерческий проект. Мы с самого начала хотели в Bravo. Цель была -
стать богатыми и знаменитыми. Мы не самые безумные в смысле текстов. Я бы
сказал, что из всей существующей попсы мы самые резкие".
По общему мнению, причина феноменального успеха команды состояла в
необычном сценическом шоу. Во время концертов Rammstein в прямом смысле
слова играют с огнем.
Певец Тиль Линдеман гордо носит восьмидесятикилограммовое металлическое
пальто, охваченное пламенем. Во время действия взрываются настоящие дымовые
шашки, бьет фейерверк, со всех сторон летят искры, взлетают ракеты, а ребята
потрясают огнеметами, по форме похожими на огнетушители или, скорее, на
героические гениталии. К рукам и ногам музыкантов привязаны подозрительного
вида цилиндрики, вдруг начинающие свистеть и плеваться пламенем. Публика
беснуется и орет: "Поджигай!"
Rammstein родную Германию покорили, а поскольку, по их собственному
выражению, "протухать и киснуть они не хотели", им предстояло покорять
Америку. Конечно, главное своеобразие музыки Rammstein состоит в том, что
она агрессивно немецкая, но - что поделаешь - американцы способны
воспринимать только англоязычную музыку. Тиль Линдеман заявлял, что его
группа станет третьим немецким чудом, добившимся успеха за океаном, первые
два - это Kraftwerk и Scorpions: "У нас очень много общего с Kraftwerk, ведь
во время концерта мы, как и они, практически не двигаемся. Кстати, Kraftwerk
на этом же самом основании тоже упрекали в фашизме".
Надо отметить, что успех Kraftwerk в США сильно преувеличен. Самая
популярная за океаном немецкая группа - это Tangerine Dream. Но быть
третьими после Tangerine Dream и Scorpions - довольно вялая перспектива.
Rammstein пришлись в США по вкусу, группе немало добавили популярности
скандалы, возникавшие из-за протестов пожарных и разного рода антифашистских
организаций: видеоклип к кавер-версии песенки Depeche Mode "Stripped",
изготовленный в эстетике Лени Рифеншталь (гений документального кино
Третьего рейха) был очень далек от политкорректности. В итоге Rammstein
понравились в США больше, чем Chemical Brothers, Rammstein - это евро-Kiss
техно-эпохи.
Свое главное отличие от американских индустриальных групп музыканты из
Rammstein видят в том, что американская музыка очень пластична и гибка. Они
ее именуют "жидким металлом". Клавишник Флейк Лоренц: "А мы не способны
постепенно нагнетать напряжение и делать такой многослойный саунд, как у
Nine Inch Nails, нам элементарно не хватает умения. Поэтому мы долбим одно и
то же - без грува и безо всякой динамики. Получается довольно тупо, но
устрашающе. В Америке такой музыки нет".
Пасмурный день. Гладкая равнина. Посреди поля огромный деревянный
сарай, почерневший от дождя. Метрах в ста от сарая останавливается
автомобиль. За рулем - сурового вида молодой мужчина. Рядом с ним - женщина.
Не красотка, но с характером. Они целуются. Парень берет пистолет, вылезает
из машины и направляется к сараю. Женщина остается в автомобиле. Она смотрит
ему вслед. Его белая рубаха заправлена в черные брюки. Он слегка сутулится.
За его спиной спрятан пистолет. Женщина ждет. Ее мужчина пошел на встречу со
своими друзьями и, по-видимому, намерен избавиться от них насильственным
путем. Он входит в сарай. Внутри - огромный черный зал, в противоположном
конце - пять фигур в белых рубахах и белых масках. Он направляется к ним.
Грохот становится громче. Кто-то орет: "Du hasst, du hasst nich!" ("Ты
ненавидишь, ты ненавидишь меня!") Парень улыбается, остальные тоже рады.
Вопль не унимается: "Du hast mich, du hast mich gefragt!" ("Ты спросил
меня!") Радость мужской встречи неподдельна, но есть в ней что-то ужасное и
омерзительное. Голос повторяет: "Ты меня спросил, и я тебе ничего не
ответил. Хочешь ли ты быть ей верным навсегда?" "Нет!" - орут мужики.
Женщина нервно курит на ветру. Ей кажется, что в ее любимого воткнули
какой-то шприц, а потом подожгли, и он, беспомощный, катается по полу,
охваченный пламенем.
Наоравшись, шестеро мужчин выходят из сарая и, не замечая женщины,
проходят мимо, храня суровость лиц. Она смотрит им в спины и все понимает.
Кто-то из них бросает взгляд на часы. Лимузин взрывается, стоящая рядом с
ним женщина, надо понимать, тоже. В луже плавает ее заколка, розочка и еще
какая-то дрянь. А настоящей мужской дружбе хоть бы хны, она крепка как
никогда.
Самый яркий поп-музыкальный взрыв в мэйнстриме конца 90-х - это биг-бит
(big beat), или диковатый брейкбит, на который наложены семплированные
рок-гитары. Собственно, дело даже не в гитарах, а в ревущем брейкбите,
который колотит слушателя дубиной по голове. Мастера жанра - Chemical
Brothers, Prodigy, Underworld и их эпигоны, скажем, Apollo 440 и
Propellerheads. Самый успешный из них - Fatboy Slim.
В 1998 году была предпринята попытка превратить не очень конкретные
разговоры о модных тенденциях, о ретро-брейкбите, о хип-хопе старой школы во
что-то реальное, осязаемое и продаваемое.
Словно из ниоткуда появилась новая техно-мода, точнее говоря, вернулась
старая электро! Все гиганты звукозаписи тут же выпустили сборники. Но
единого мнения по поводу того, почему начался бум вокруг электро, не было.
Конечно, хочется уличить концерны звукозаписи в хорошо спланированной акции
по одурачиванию молодежи. Но проблема в том, что концерны звукозаписи
планируют свои акции очень плохо: как правило, у них ничего не получается.
Единственное, что им удается, - это оседлать уже существующую тенденцию,
выкинуть на рынок гору халтуры, устроить гиперинфляцию и удушить явление.
Димитрий Хегеман (шеф знаменитого берлинского техно-лейбла Tresor)
пролил свет на это мутное дело. Димитрий поговорил с менеджерами крупных
американских фирм грамзаписи и выяснил, что они очень рассчитывают на успех
электро-моды. Дескать, в электро есть мелодия, а это для американцев очень
важно.
На рынок выходит новое поколение компьютерных программ для тинейджеров,
и музыка, которую при их помощи можно делать, весьма напоминает электро. В
ней есть мелодия, а голос пользователь программы запишет свой и исказит его
с помощью специального фильтра: на отличных певцов программы не рассчитаны,
зато они позволяют собственным искаженным голосом спеть любую мелодию из
трех-четырех нот. Образец - Kraftwerk.
Димитрий Хегеман: "Никаких альтернатив американские менеджеры не видят,
в техно нет рыночного потенциала, успех таких команд, как Propellerheads и
Prodigy оказался очень быстротечным. Весь бизнес поворачивается в сторону
электро. Дети будут осваивать компьютер, играть в игры и заодно научатся
делать и слушать электро. Так развитие и пойдет дальше".
В 1998 году на рынок была выброшена масса драм-н-бэйса, который размяк
и утонул в джаз-саунде. Все больше и больше коллективов действовало в стиле
"неуверенный девичий вокал на фоне нервного, но милого барабанного
перестука". Это то, во что превратился драм-н-бэйс в попытке завоевать
любовь народных масс. Я постоянно натыкаюсь на результаты применения этого
универсального рецепта - сделать более прозрачный ремикс и наложить сверху
протяжный и неумелый девичий голос. Таким образом можно спасти какую угодно
музыку.
Милый джазоватый эмбиент-драм-н-бэйс - это трип-хоп для бедных,
впрочем, его с тем же успехом можно называть трансом для богатых. Эту музыку
стыдливо именуют downtempo (небыстрый темп).
У Portishead появилась целая куча подражателей - Moloko, Gus Gus, Lamb,
Morcheeba, Laika или Sneaker Pimps. Большого восторга никто из них не
вызвал. Термин "трип-хоп" стали употреблять заметно реже, означало ли это,
что зараза пошла на убыль? О нет. Похоже, шел очень мощный процесс изменения
саунда поп-музыки, и трип-хоп играл в этом деле далеко не последнюю роль.
Огрубляя, можно сказать, что белая поп-музыка начала открывать для себя
грув. Проявилось это и в распространении моды на трип-хоп, и в ретро-моде на
ранний хип-хоп, и вообще в моде мешать все со всем, получая синтетический
стиль, в котором главную роль играет какое-нибудь грувоносное ретро.
Вместо того чтобы употреблять термин "трип-хоп", который уже не вызывал
ассоциацию ни с каким конкретным саундом, критики не ленились каждый раз
перечислять: хип-хоп-грув, ретро-брейкбит, фанк, соул, space jazz,
саундтреки к теледетективам 70-х годов. При этом имелся в виду своего рода
трип-хоп, лишенный провинциальной тоски и шизофрении. В этом, по-видимому, и
состояли пресловутые "новые тенденции".
В разговорах о новых тенденциях очень часто всплывает слово "семплер" -
его поминают как палочку-выручалочку или как символ нового мышления:
используешь семплер - мыслишь по-новому, не нужен тебе семплер - значит, не
мыслишь.
Кирк Хеммит (гитарист Металлики) шутил: "Ну уж если Rolling Stones
дошли до такой жизни, что используют семплер, то, действительно, ни от чего
нельзя зарекаться".
Не остались в стороне от "новых тенденций" Aphex Twin, Beastie Boys,
Cibo Mato, Beck, Rolling Stones, Everything But The Girl, Мадонна, U2, Дэвид
Боуи, Garbage, PJ Harvey, Asian Dub Foundation, Soul Coughing, Jon Spencer
Blues Explosion и Бьорк. Все они захотели семплерного грува. И даже
индустриальная Godflesh разразилась грув-альбомом "Songs of love and hate"
(1996), для которого пригласила живого хип-хоп-барабанщика. И даже
металло-качок Глен Денсиг (Glen Danzig) не прошел мимо: его альбом "Black
Acid Devil" (1996) был высмеян в металлических кругах, а, по-моему,
напрасно: индастриал очень мило ложится на медленный бас и интенсивный
брейкбит. Есть подозрение, что и замогильный металл примерно в это же время
превратился в компьютерный аудиодизайн.
Алек Эмпайер ваял на компьютере гибрид панка, рэпа, брейкбита, нойза и
металла. Алек, наверное, убил бы меня на месте, услышь он, что я отнес его к
трип-хопу, но не могу ничего с собой поделать: продукция его лейбла DHR -
это хардкор именно трип-хоп-эпохи.
Важной отличительной особенностью этого нового понимания термина
"трип-хоп" как источника грува являлась безумная, прямо-таки садистская
процедура звукозаписи.
Portishead - это песня (ужасов).
Джефф Барроу: "Да, мы делаем все по-другому. Для каждой песни мы
придумываем свою процедуру записи, но, как правило, работа над треком
начинается с того, что мы семплируем несколько музыкальных осколков и
немного импровизируем на музыкальных инструментах - получается двухминутный
трек. Мы прогоняем результат через аналоговые усилители, чем старее и
изношеннее усилитель, тем лучше он звучит".
Кассета с предварительным вариантом трека высылается певице Бет
Гиббоне, и та в своей домашней студии записывает вокал. В результате
получается лишь демо-версия песни.
Далее эту песню снова собирают из кусочков, но каждый использованный в
демо-версии фрагмент заботливо воспроизводят на живых музыкальных
инструментах. Скажем, если в демо-версии были использованы две ноты,
сыгранные на какой-то виолончели, то для окончательной записи созывается
большой симфонический оркестр, который много раз играет те же самые две
ноты. В процессе работы над альбомом "Portishead" (1997) набралось много
тысяч подобного рода звуковых кирпичей, общей длительностью десять часов.
Дальше начинается самое интересное.
Промежуточные варианты каждого трека печатались в виде виниловых
грампластинок, после чего эти грампластинки подвергались старению - по ним,
попросту говоря, ходили ногами. Пластинки царапали, прогоняли через
проигрыватели с разными звукоснимателями, отдельные пассажи переписывали на
пленку или загоняли в семплер. Если нужно, добавлялась новая партия -
скажем, барабанный бит, после чего снова изготовлялась виниловая
грампластинка, топталась, потом из нее выдирался маленький кусочек, который
загонялся в семплер. Семплер же позволяет крошечный акустический осколок
повторять до тех пор, пока из него не получится самостоятельный, хотя и
довольно монотонный, трек. К которому опять можно что-то добавить и
напечатать новую грампластинку. А ее - состарить. После нескольких
повторений этого цикла результат теряет последнее сходство с первоначальным
треком.
Можно сразу сказать: это уникальный случай, больше никто так себя не
мучает. Portishead в четыре раза превысили бюджет, выделенный на запись
альбома, группа стояла на грани распада, а ее лидер Джефф Барроу едва не
загремел с тяжелой депрессией в психушку. Ему понадобился целый год, чтобы
прийти в себя, закончить первый трек и продолжить работу над альбомом,
которая шла еще целый год.
Джефф Барроу: "Конечно, мы могли взять синтезатор, нажать на кнопку
"духовые" и получить правдоподобно звучащий аккорд. Но современные машины
принуждают тебя применять стандартизованные звуки. Они не дают тебе
реализовать твои идеи и в конечном итоге разрушают твои творческие
способности. Синтезаторами пользуются лишь те, у кого мало денег. Настоящий
профессионал с большим удовольствием наймет настоящий оркестр".
Но, впрочем, Джефф не очень высокого мнения о профессионалах
звукозаписи: "В записи звука нет никаких законов, нет ничего, что тебе
нельзя делать. Все средства допустимы, чтобы достичь такого саунда, который
тебе угоден: нет никакого единого и правильного способа записывать звук
гитары, барабанов или человеческого голоса. В 80-е были выработаны
чудовищные правила профессиональной звукозаписи, скажем, ударную установку
следует записывать с тридцатью микрофонами. Все было пропитано омерзительным
технологическим духом, никакая творческая самостоятельность не допускалась:
все записывалось чисто, звонко и плотно. В результате убивались все эмоции,
ошибки и тысяча других вещей, которые делают из просто музыки хорошую
музыку. Это был период заблуждений и извращений".
Инди-рок, который знать ничего не желает о существовании большого
шоу-бизнеса, всегда был бастионом крайнего индивидуализма. Чей взгляд на
вещи отражает гитарная музыка, записанная в спальне и выпущенная на
семидюймовой грампластинке, на которую влезает всего лишь четыре песни? Как
это "чей"? Конечно, самого автора! С развитием независимой рок-музыки
музыканты переползли из спален в гаражи и даже в студии, но ответственность
за музыку по-прежнему нес один человек - лидер группы. Если в студии
присутствует какой-нибудь продюсер, то его задача состоит в том, чтобы
прежде всего помочь своему подопечному излить свою душу.
Тем временем во всех остальных разновидностях поп-музыки уже
давным-давно именно продюсеры являются движущей силой музыкального процесса.
В случае с хип-хопом для каждого трека собирается целая армия продюсеров,
своего рода консилиум, как у постели умирающего.
Решительный шаг в этом направлении сделала нью-йоркская рок-группа John
Spencer Blues Explosion. К работе над альбомом "Acme" (1998) была привлечена
целая дюжина продюсеров, то есть в четыре раза больше народу, чем музыкантов
в самой группе. Исходные версии песен записывались в шести разных студиях.
После этого пленки пересылались между разными продюсерами, некоторые из
которых в глаза не видели друг друга.
Многие песни, вошедшие в окончательный вариант альбома, склеены из
разных ремиксов, изготовленных разными продюсерами, то есть являются самыми
настоящими кентаврами. Поэтому альбом в целом - это одновременно и альбом
ремиксов. Странная ситуация, если учесть, что речь идет не о техно-музыке, а
о рок-н-ролле.
Garbage для "Version 2.0" в результате целого года ежедневного труда
забили для каждой песни аж сто двадцать семь дорожек всяким акустическим
хламом. Правда, им это не помогло - трип-хоп не получился.
Все манипуляции со звуком проводились внутри компьютера. Я охотно
допускаю, что звуки, которые насобирали три неутомимых продюсера (мужская
половина Garbage), по отдельности были довольно интересны. Но все вместе
превратилось в самовлюбленную гитарно-синтезаторно-семплерную трясину. Тем
не менее вполне отчетливо проступают контуры довольно простых поп-песен.
Все это похоже на до боли знакомый велосипед, который упал в
муравейник. Если подойти близко - ужасная картина: все движется и шевелится,
невозможно понять, в чем смысл этого копошения. С расстояния двух шагов