Фасад офиса и кафе был темен и безмолвен, когда он входил, но он тотчас же почувствовал присутствие Луизы, и у него все внутри сжалось. Подобного он не предвидел.
– Клод? – она сидела на своем обычном месте, перед ней был продолговатый конверт. – Или мне звать тебя Альфред? Или Роберт?
– Луиза… – он осекся. Произнесенное ею его настоящее имя было ударом, от которого он чуть не пошатнулся.
– Ты собирался мне рассказать об этом? Или просто ушел бы, не прощаясь?
– Я собирался попрощаться.
– Правда? Или ты всего лишь явился за этими бумагами?
– Как они к тебе попали?
– С ними пришел мальчишка. Люди, следившие за отелем, пытались отобрать их, но я настояла, что они мои. У твоего курьера был выбор – отдать их мне или полиции. Он благоразумно предпочел отдать их мне.
В ее голосе не было гнева. В ее голосе ничего не было.
– Знаю, ты мне не веришь, – тихо сказал он, – но я действительно люблю тебя. Я надеялся, что все это позади. Надеялся провести остаток жизни здесь.
– Поэтому ты вчера и хотел уехать. Почему ты мне не сказал? Ты же знаешь, я бы поехала.
– Ты бы…
– Конечно, глупый ты дурачина, – теперь ее голос стал сердитым. – Думаешь, я не подозревала что-нибудь в этом роде? Ты меня держишь за полную идиотку? Мне наплевать, что ты делал или кем был. Чем бы ты ни был тогда, я знаю, кто ты теперь. Ты не тот же самый человек, о котором говорят по телевидению. Ты добрый, любящий. Я… – ее голос прервался. – Я всего этого не понимаю. Я не знаю всего, что произошло. Но я знаю, что люблю тебя, и думаю,… что нужна тебе.
Он осознал, что совершенно замер. Он сдвинулся с места, медленно подошел к столу и опустился на стул.
Ее глаза покраснели – плакала. Он потянулся коснуться ее щеки, и она не остановила его.
– Ты не знаешь, что говоришь, – сказал он тихо. – Ты не знаешь, каково скитаться между мирами, оставлять все после минутного знакомства. Я не мог попросить тебя сделать это.
Она вызывающе подняла подбородок.
– Я думаю, ты собирался. Что заставило тебя передумать?
– Реальность. Это больше не притворство, Луиза. Это правда. Я воевал. Я воевал за правое дело, и я не стыжусь ничего из того, что я делал. Я думал, что одержу победу, но этого не случилось. Теперь я – лишь напоминание обо всем том, что они хотят замести под ковер. Они будут охотиться за мной, пока не настигнут, или пока я не умру.
– Тогда пусть охотятся на нас обоих. Я хочу быть с тобой.
Вот оно.
Однажды он недолго дрейфовал в гиперпространстве, плавая в том миазме, который человеческий глаз воспринимает как красный, но который, как доказали серьезные исследования, не может иметь какого бы то ни было цвета. В гиперпространстве сила телепатии простирается в бесконечность, и он ощущал себя расцветающей звездой, как будто его разум стал всем и ничем.
Сейчас он ощущал то же самое. Всякую реакцию он представлял себе у Луизы, на эту он не осмеливался. А она вот, простой и наилучший ответ на все.
– Ты правда любишь меня, – вздохнул он, снова касаясь ее лица.
– Да, – сказала она, беря его руку. – Я хочу остаться с тобой, быть с тобой, – он сжал ее пальцы, зная, что это правда.
Также он знал, что этому не бывать. Она любила его, да. Но мог ли он рассчитывать на нее? Осознав до конца то, что он действительно совершил то, в чем его обвиняют, разве поняла бы она по-настоящему? Как она смогла бы? Она – из нормалов. Когда до нее действительно дойдет, что она никогда больше не увидит свою семью – ту семью, что она вновь открыла для себя, любовь к которой вновь пробудилась – что почувствует она тогда? Когда она поймет, что укрывая его, следуя за ним, она становится такой же преступницей, как он, что ее единственная дверь в нормальную жизнь – его поимка и приговор, что станет она делать?
Могут пройти дни, часы, месяцы, но она будет зависеть от него. Ей придется. Она влюблена в него, но любовь не разумна. И она хрупка, так хрупка.
Но если он оставит ее здесь, они допросят ее. Они ее просканируют. Она знала его новое имя, знала, куда он направляется.
– Ладно, – тихо сказал он. – Пойдем со мной. Я люблю тебя, Луиза. – Он наклонился поцеловать ее, наслаждаясь ощущением ее губ, эмоциями, поведанными ими, волной радости и облегчения. Он не станет покидать ее, не так, как других…
Она напряглась, когда он начал, а затем стала бороться.
– Клод… Клод… что-то не так… – она пока не поняла, что это делал он, но потом она мгновенно догадалась, и ее глаза по-детски расширились из-за предательства и непонимания. – Что ты… нет!
Но тут он парализовал ее, ее беззащитное сознание открылось как книга.
– Все будет хорошо, – сказал он ей, – это к лучшему. Однако он чувствовал такую боль, что почти готов был отступить. Это была Луиза. Удаляя что-то из нее, он вырывал часть самого себя. Но теперь было уже слишком поздно. Все равно было слишком поздно.
Прочь – их летние вечера наедине, их долгие прогулки вдоль Сены. Прочь – день игры в туристов, их занятие любовью, их смех над старым фильмом. Прочь – их спокойные беседы, совместное мытье посуды, шутливый спор, кому готовить ужин.
Все это происходило слишком быстро. Ему недоставало времени. Скоро уловка, к которой прибегли его агенты, исчерпает себя, и охотники вернутся сюда за ним. Гарибальди вернется за ним.
Он старался быть бережным, но это ранило ее. Она стонала почти непрерывно, и нежный свет исчезал из ее глаз, оставляя лишь боль, и утрату, и все то же пугающее непонимание. "Зачем ты делаешь со мной это? Я люблю тебя!"
Прочь его позирование ей, солнце, осеняющее ее лицо. Прочь их первый поцелуй. Прочь успокаивающие ласки во мраке ночи, когда ее будили кошмары.
Художник в сквере. Столкновение с Джемом. Дегустация вина и жалобы на букет. Все. Она потеряла сознание задолго до того, как он завершил дело, тонкие струйки крови текли у нее из носа.
Он в изнеможении рухнул на стол, каждый нерв саднил, предельно измученный. Он чувствовал, что умирает. Он хотел умереть.
Но Луиза будет жить. Конечно, остались пустоты, разрывы, но они заживут, и она не запомнит их. Для нее он никогда не существовал. Но она будет жить, и при поддержке снова станет нормальным, дееспособным, невредимым человеческим существом.
Он встал, шатаясь. Еще одно.
Чтобы подняться по ступенькам, он потратил почти всю энергию, которая в нем оставалась. Чердак был заперт, но у него был ее ключ. Он воспользовался им и вошел в комнату, где начался их роман. Мольберт и холст были здесь, безмолвно ожидая ее руки, ее присутствия. Он почти видел ее здесь – волосы, стянутые назад, следы краски на лице.
Он стоял очень-очень долго, пригвожденный к месту эмоциями. Но слишком поздно. Дело сделано.
Он пересек комнату, встал, где стояла она, работая, и наконец посмотрел. Работа была завершена, и это был он. Он медленно рухнул на колени, почти
что в молитве.
Потому что это был он. Все, чем он был.
Как удалось ей это лишь с помощью красок и кисти?
Лицо, что смотрело на него, было одиноким и страдальческим. И – да, тут была и жестокость, и холодная воля. Она разглядела это. Она все поняла. Но она также увидела и сострадание, которое он прятал, и любовь, что стала такой сильной, его глубочайшие мечты и самые бездонные раны, не зажившие с самого детства. Мальчик, мужчина, мучитель, убийца, поэт, возлюбленный, ненавидевший, боявшийся и надеявшийся. Все здесь, в мазках любящей кисти.
Она поняла все главное о нем и все-таки любила его.
Он и раньше знал скорбь. Но такой он не знал никогда. Звук, исторгнутый им, был ему даже незнаком – какой-то скулящий плач.
– Что я наделал?
Он ошибался. Луиза последовала бы за ним куда угодно и любила бы его. Она никогда бы его не предала.
Он взял банку со скипидаром и вылил на картину. Поднес к ней зажигалку и стоял, наблюдая растворяющееся в пламени лицо, проклятую душу, сгорающую в аду.
Когда оно стало пеплом, он затоптал догоравшее пламя, и дым ел ему глаза. Убедившись, что все погасло, он спустился вниз и взял свои документы.
Он проверил пульс Луизы. Тот был слабым, но равномерным.
Он хотел сказать что-нибудь. Он не смог. У него сжалось горло. "Я люблю тебя," – передал он, зная, что это ничего не значит.
Засунув бумаги подмышку, он открыл дверь и вышел в ночь.
Глава 10
Глава 11
– Клод? – она сидела на своем обычном месте, перед ней был продолговатый конверт. – Или мне звать тебя Альфред? Или Роберт?
– Луиза… – он осекся. Произнесенное ею его настоящее имя было ударом, от которого он чуть не пошатнулся.
– Ты собирался мне рассказать об этом? Или просто ушел бы, не прощаясь?
– Я собирался попрощаться.
– Правда? Или ты всего лишь явился за этими бумагами?
– Как они к тебе попали?
– С ними пришел мальчишка. Люди, следившие за отелем, пытались отобрать их, но я настояла, что они мои. У твоего курьера был выбор – отдать их мне или полиции. Он благоразумно предпочел отдать их мне.
В ее голосе не было гнева. В ее голосе ничего не было.
– Знаю, ты мне не веришь, – тихо сказал он, – но я действительно люблю тебя. Я надеялся, что все это позади. Надеялся провести остаток жизни здесь.
– Поэтому ты вчера и хотел уехать. Почему ты мне не сказал? Ты же знаешь, я бы поехала.
– Ты бы…
– Конечно, глупый ты дурачина, – теперь ее голос стал сердитым. – Думаешь, я не подозревала что-нибудь в этом роде? Ты меня держишь за полную идиотку? Мне наплевать, что ты делал или кем был. Чем бы ты ни был тогда, я знаю, кто ты теперь. Ты не тот же самый человек, о котором говорят по телевидению. Ты добрый, любящий. Я… – ее голос прервался. – Я всего этого не понимаю. Я не знаю всего, что произошло. Но я знаю, что люблю тебя, и думаю,… что нужна тебе.
Он осознал, что совершенно замер. Он сдвинулся с места, медленно подошел к столу и опустился на стул.
Ее глаза покраснели – плакала. Он потянулся коснуться ее щеки, и она не остановила его.
– Ты не знаешь, что говоришь, – сказал он тихо. – Ты не знаешь, каково скитаться между мирами, оставлять все после минутного знакомства. Я не мог попросить тебя сделать это.
Она вызывающе подняла подбородок.
– Я думаю, ты собирался. Что заставило тебя передумать?
– Реальность. Это больше не притворство, Луиза. Это правда. Я воевал. Я воевал за правое дело, и я не стыжусь ничего из того, что я делал. Я думал, что одержу победу, но этого не случилось. Теперь я – лишь напоминание обо всем том, что они хотят замести под ковер. Они будут охотиться за мной, пока не настигнут, или пока я не умру.
– Тогда пусть охотятся на нас обоих. Я хочу быть с тобой.
Вот оно.
Однажды он недолго дрейфовал в гиперпространстве, плавая в том миазме, который человеческий глаз воспринимает как красный, но который, как доказали серьезные исследования, не может иметь какого бы то ни было цвета. В гиперпространстве сила телепатии простирается в бесконечность, и он ощущал себя расцветающей звездой, как будто его разум стал всем и ничем.
Сейчас он ощущал то же самое. Всякую реакцию он представлял себе у Луизы, на эту он не осмеливался. А она вот, простой и наилучший ответ на все.
– Ты правда любишь меня, – вздохнул он, снова касаясь ее лица.
– Да, – сказала она, беря его руку. – Я хочу остаться с тобой, быть с тобой, – он сжал ее пальцы, зная, что это правда.
Также он знал, что этому не бывать. Она любила его, да. Но мог ли он рассчитывать на нее? Осознав до конца то, что он действительно совершил то, в чем его обвиняют, разве поняла бы она по-настоящему? Как она смогла бы? Она – из нормалов. Когда до нее действительно дойдет, что она никогда больше не увидит свою семью – ту семью, что она вновь открыла для себя, любовь к которой вновь пробудилась – что почувствует она тогда? Когда она поймет, что укрывая его, следуя за ним, она становится такой же преступницей, как он, что ее единственная дверь в нормальную жизнь – его поимка и приговор, что станет она делать?
Могут пройти дни, часы, месяцы, но она будет зависеть от него. Ей придется. Она влюблена в него, но любовь не разумна. И она хрупка, так хрупка.
Но если он оставит ее здесь, они допросят ее. Они ее просканируют. Она знала его новое имя, знала, куда он направляется.
– Ладно, – тихо сказал он. – Пойдем со мной. Я люблю тебя, Луиза. – Он наклонился поцеловать ее, наслаждаясь ощущением ее губ, эмоциями, поведанными ими, волной радости и облегчения. Он не станет покидать ее, не так, как других…
Она напряглась, когда он начал, а затем стала бороться.
– Клод… Клод… что-то не так… – она пока не поняла, что это делал он, но потом она мгновенно догадалась, и ее глаза по-детски расширились из-за предательства и непонимания. – Что ты… нет!
Но тут он парализовал ее, ее беззащитное сознание открылось как книга.
– Все будет хорошо, – сказал он ей, – это к лучшему. Однако он чувствовал такую боль, что почти готов был отступить. Это была Луиза. Удаляя что-то из нее, он вырывал часть самого себя. Но теперь было уже слишком поздно. Все равно было слишком поздно.
Прочь – их летние вечера наедине, их долгие прогулки вдоль Сены. Прочь – день игры в туристов, их занятие любовью, их смех над старым фильмом. Прочь – их спокойные беседы, совместное мытье посуды, шутливый спор, кому готовить ужин.
Все это происходило слишком быстро. Ему недоставало времени. Скоро уловка, к которой прибегли его агенты, исчерпает себя, и охотники вернутся сюда за ним. Гарибальди вернется за ним.
Он старался быть бережным, но это ранило ее. Она стонала почти непрерывно, и нежный свет исчезал из ее глаз, оставляя лишь боль, и утрату, и все то же пугающее непонимание. "Зачем ты делаешь со мной это? Я люблю тебя!"
Прочь его позирование ей, солнце, осеняющее ее лицо. Прочь их первый поцелуй. Прочь успокаивающие ласки во мраке ночи, когда ее будили кошмары.
Художник в сквере. Столкновение с Джемом. Дегустация вина и жалобы на букет. Все. Она потеряла сознание задолго до того, как он завершил дело, тонкие струйки крови текли у нее из носа.
Он в изнеможении рухнул на стол, каждый нерв саднил, предельно измученный. Он чувствовал, что умирает. Он хотел умереть.
Но Луиза будет жить. Конечно, остались пустоты, разрывы, но они заживут, и она не запомнит их. Для нее он никогда не существовал. Но она будет жить, и при поддержке снова станет нормальным, дееспособным, невредимым человеческим существом.
Он встал, шатаясь. Еще одно.
Чтобы подняться по ступенькам, он потратил почти всю энергию, которая в нем оставалась. Чердак был заперт, но у него был ее ключ. Он воспользовался им и вошел в комнату, где начался их роман. Мольберт и холст были здесь, безмолвно ожидая ее руки, ее присутствия. Он почти видел ее здесь – волосы, стянутые назад, следы краски на лице.
Он стоял очень-очень долго, пригвожденный к месту эмоциями. Но слишком поздно. Дело сделано.
Он пересек комнату, встал, где стояла она, работая, и наконец посмотрел. Работа была завершена, и это был он. Он медленно рухнул на колени, почти
что в молитве.
Потому что это был он. Все, чем он был.
Как удалось ей это лишь с помощью красок и кисти?
Лицо, что смотрело на него, было одиноким и страдальческим. И – да, тут была и жестокость, и холодная воля. Она разглядела это. Она все поняла. Но она также увидела и сострадание, которое он прятал, и любовь, что стала такой сильной, его глубочайшие мечты и самые бездонные раны, не зажившие с самого детства. Мальчик, мужчина, мучитель, убийца, поэт, возлюбленный, ненавидевший, боявшийся и надеявшийся. Все здесь, в мазках любящей кисти.
Она поняла все главное о нем и все-таки любила его.
Он и раньше знал скорбь. Но такой он не знал никогда. Звук, исторгнутый им, был ему даже незнаком – какой-то скулящий плач.
– Что я наделал?
Он ошибался. Луиза последовала бы за ним куда угодно и любила бы его. Она никогда бы его не предала.
Он взял банку со скипидаром и вылил на картину. Поднес к ней зажигалку и стоял, наблюдая растворяющееся в пламени лицо, проклятую душу, сгорающую в аду.
Когда оно стало пеплом, он затоптал догоравшее пламя, и дым ел ему глаза. Убедившись, что все погасло, он спустился вниз и взял свои документы.
Он проверил пульс Луизы. Тот был слабым, но равномерным.
Он хотел сказать что-нибудь. Он не смог. У него сжалось горло. "Я люблю тебя," – передал он, зная, что это ничего не значит.
Засунув бумаги подмышку, он открыл дверь и вышел в ночь.
Глава 10
Час спустя Жерар начал серьезно беспокоиться о том, что может предпринять Гарибальди. Поначалу он ругался с Шиган и ее людьми, затем погрузился в мрачное молчание.
Теперь его начала бить дрожь.
Жерар ведь был прагматиком. Он с самого начала предвидел, как все выйдет, и результат его не удивлял. Что его удивило, так это арест Гарибальди. EABI могли не понравиться его действия, но там должны были понимать, что не смогут предъявить ему никакого серьезного обвинения. Арест, должно быть, имел единственной целью досадить Гарибальди.
Это сработало, и, возможно, слишком хорошо. Теперь с каждой минутой бывший офицер безопасности дозревал до попытки совершить что-нибудь опрометчивое.
Было ли это тем, чего они хотели? Они не надели ему наручников или что-нибудь в этом роде. Казалось, за ним никто не следит. Но они были телепатами, так что лучше, чем Жерар, знали, что Гарибальди вот-вот взорвется. Предоставляли ли ему подходящий случай повеситься?
Он подошел туда, где сидел кипевший Гарибальди.
– Они дают ему ему уйти, – тихо проговорил Гарибальди. – Нарочно, специально.
– Кажется, они владеют ситуацией.
– Они проделывают телодвижения, охотясь за привидением. Вы наблюдали за ними? Они знают, что охотятся за привидением. Шиган, во всяком случае.
– Думаете, она и есть его агент?
– Одна из них. Их может быть больше. Черт, они все могут быть ставленниками Бестера.
– Как это возможно? Я думал, их всех проверяли.
Томпсон – в нескольких шагах рядом – кивнул.
– Разумеется. Но это может быть чистой проформой. Кроме того, не представляется невозможным подготовиться отвечать правильно – или быть подготовленным кем-либо таким сильным, как Бестер.
– Или, может, рыба тухнет с головы, как это всегда было.
– Я в это не верю, – сказал Томпсон. – К тому же, кое-кого из этих людей весьма волнует поимка Бестера – я это чувствую. Он хороший раздражитель для молодого поколения тэпов.
– Ты их просканировал?
– Они источают это. Но насчет Шиган вы правы. Она что-то замышляет. Это ее тоже переполняет.
– Они разогнали западню и оттянули всех ваших людей с улицы. Вы понимаете, что это означает.
Жерар кивнул.
– Конечно. Это означает, что он все еще на Пигаль, заметает следы.
– Но это не продлится долго, – Гарибальди еще больше понизил голос. – Нам нужно вырваться отсюда.
Жерар усмехнулся.
– Мистер Гарибальди, сию минуту я ценю только две вещи. Одна из них – моя жизнь, вторая – моя работа. Я определенно не желаю рисковать ни одной из них.
– Томпсон?
Молодой человек колебался.
– Как насчет того звонка вашему адвокату? Ваше освобождение не может занять много времени.
– Не должно занять, – хмыкнул Гарибальди. – Ровно столько, чтобы Бестер исчез. К чему бы еще им меня арестовывать? Зачем им держать меня здесь?
– Следствие выяснит, что произошло, – сказал Жерар. – Шиган и ее шайку, разумеется, раскроют.
– Я бы за это не дал ни гроша, – сказал Гарибальди. – Это должно случиться сейчас, а не позже, – он кивнул Томпсону. – Ты действительно думаешь, что остальные из этих ребят верные?
– Я бы поручился за это жизнью, – сказал Томпсон.
– Рад это слышать, – отозвался Гарибальди.
– Что вы…
– Эй! – заорал Гарибальди. – Я хочу снова позвонить моему адвокату. Кто-нибудь, принесите мне телефон.
Шиган повернулась к нему от своего "бдения" у мониторов с хмурым видом.
– Ну и звоните ему.
– Вы забрали мой коммуникатор. Мне он нужен обратно.
Она неприятно осклабилась.
– Сожалею, вам не разрешено пользоваться коммуникатором. Звоните по телефону.
– У меня его нет. Поэтому у меня и был коммуникатор.
– Как все запущено.
– Дайте мне ваш.
Она посмотрела еще более раздраженно, чем до сих пор, но затем живо подошла, доставая свой телефон.
И как только она подошла достаточно близко, он прыгнул.
Жерар был поражен быстротой маневра, с какой тело Гарибальди развернулось, распрямилось, сложилось – все в мгновение ока. Он также был поражен скоростью, с которой Шиган поняла, что произошло, и отреагировала, увернувшись и сделав ложный выпад прямо в горло Гарибальди.
Наконец, он был поражен, как быстро все закончилось: рука Гарибальди тесно сжалась под подбородком Шиган, а ее пистолет в его руке был прижат сбоку к ее голове. Все телепаты в комнате тоже повыхватывали оружие, и все они прицелились в Гарибальди – на одно мгновение. Затем, как будто по молчаливому соглашению, несколько стволов медленно повернулось в сторону Томпсона и самого Жерара. Он медленно поднял руки вверх.
– Брось это, – сказал похожий на Тора.
– Обломись. Все успокойтесь. Я хочу провести маленький эксперимент. Если не выйдет, я ее отпущу. Если получится, я ее отпущу тоже. Но вы дадите мне проделать это, или Бог мне в помощь – я разбрызгаю ее мозги по этим стенам.
– Отпусти ее, – повторил Тор, но никто из них не пошевелился.
– Томпсон, возьми ее телефон.
Томпсон сделал это, двигаясь медленно и аккуратно, чтобы никого не взбудоражить.
– Какой у тебя код доступа, Шиган?
Она не ответила. Двое из телепатов немного передвинулись, очевидно, чтобы было удобнее стрелять в Гарибальди.
– Ну же! У меня нет целого дня. Я утверждаю, что вашему боссу, Шиган, есть что скрывать. Я утверждаю, что она посылала и получала сообщения от человека, за которым вы, предполагается, охотитесь.
– Это сумасшествие, – сумела пробулькать Шиган.
– Да ну? Кто-нибудь из вас и вправду думает, что ваша команда преследует реального Бестера? Даже если вы так думаете, зачем вы убрали наблюдение из того самого места, где, как вы знаете, он был? Так дела не делаются.
– О чем вы говорите? – буркнул Тор.
– Он пытается… – Шиган засипела, когда Гарибальди сжал захват.
– Это сумасшествие? Тогда ты не должна скрывать от нас свой пароль доступа. Докажи, что я ошибаюсь.
– Ты мне не указ, – огрызнулась Шиган.
– Томпсон, сканируй ее – вытащи из нее это.
– Нет, – Томпсон сказал это тихо, но твердо.
– Что?!
– Я могу работать на вас, Гарибальди, но вы не заставите меня сделать это. Это незаконно и неправильно.
– Какого…
Но Томпсон не закончил. Он посмотрел на Тора и других телепатов и обратился к ним.
– Однако сделать это можете вы, если думаете, что она лжет. Я думаю, что лжет. Это прет из нее, как вонь, мне даже не надо сканировать ее. Ого – почувствовали? Она заблокировалась. С чего бы ей это делать?
Тор поднял бровь.
– Мистер Гарибальди, отпустите Шиган и бросьте оружие. Потом мы это обсудим.
– Простите, – сказал Гарибальди. – Не могу. Пока вы не прослушали ее последние переговоры.
Тор приблизился на один шаг.
– Стой, – сказал Гарибальди.
– Нет. Не стану. И вы не убьете ее. Я уверен, что не убьете.
– Она лжет вам. Она работает на Бестера.
– Посмотрим. Когда вы ее отпустите, – здоровяк сделал еще шаг.
– И не пытайся, – предупредил Гарибальди. – Не пытайся, черт побери, или… – он осекся на полуслове, его губы задрожали.
Мгновение никто не шелохнулся, и тут Жерар заметил кое-что, отчего холодок пробежал по его спине.
Палец Гарибальди, давивший на спусковой крючок. Недостаточно сильно, чтобы оружие выстрелило.
Тор сделал четыре больших шага, потянулся и осторожно высвободил оружие из пальцев Гарибальди. Затем он приставил ствол своего собственного пистолета к голове Гарибальди.
– Я собираюсь снова позволить вам двигаться, – сказал он, – и вы уберете вашу руку с шеи Шиган.
Рука Гарибальди внезапно сжалась и он мучительно перевел дух. Затем медленно поднял руки вверх.
Шиган вывернулась из его объятий.
– Бьорнессон, дайте мне мое оружие, – бросила она.
– Всего минуту, лейтенант, – сказал Бьорнессон. – Я хотел бы узнать…
– Бьорнессон, это приказ.
Великан уставился на нее, его голубые глаза были непреклонны.
– Лейтенант, для протокола, я думаю, что мне лучше временно отстранить вас от должности, пока я не смогу… – его голос вдруг оборвался, будто у него что-то застряло в горле, затем он схватился обеими руками за голову и застонал. Оружие вылетело из его руки.
Это сделала Шиган.
Она подхватила его и выстрелила с пола, ранив одного из молодых копов – юного китайца – на дюйм левее сердца. Оставшиеся четверо ответили таким интенсивным огнем, что это здорово смутило Жерара, спикировавшего в поисках укрытия.
Он мельком увидел Гарибальди, снова в движении – прыжке пантеры. Молния, вылетевшая из дула оружия Шиган, встретила его на полпути.
Он услышал еще три или четыре выстрела, а когда снова выглянул, то увидал Гарибальди, зажимавшего свое плечо стоя над бездыханной Шиган. Вся левая сторона ее лица была воспаленно красной.
Тор, пошатываясь, поднимался на ноги, у него шла кровь из носа и уголков глаз.
Гарибальди нагнулся и очень неторопливо взял PPG.
– Томпсон, вызови скорую, – проворчал он. – И кто-нибудь наденьте ей наручники. Бьорнессон, вы уже пришли в себя?
– Я… о… – он кивнул головой. – Да.
– Собирайте отряд. Мы идем на охоту.
Тор помедлил еще секунду, затем потряс головой. Один из копов занялся раненым – вероятно, ненадолго, благодаря характеру раны.
– Дербен, ты и Мессер останьтесь с Ли. Сообщите Бюро, что случилось. Остальные – вы слышали мистера Гарибальди. Настраивайтесь на работу. Мы должны поймать монстра.
Последний раз, когда Гарибальди охотился вместе с телепатом, это был сам Бестер. Они вдвоем преследовали продавца "прахом" на Вавилоне 5. Шеридан, не будучи поклонником Бестера, вынудил тогдашнего пси-копа принять наркотик, временно отключивший его способности. Даже без них Бестер показал себя чертовски хорошим охотником.
После того, как все закончилось, Гарибальди против своего желания зауважал Бестера. Тот был злобный, надменный тип, но то что он делал, он делал хорошо, с помощью своих способностей или нет.
Он все еще уважал Бестера, как мог бы уважать змею. Это не означало, что он полагал, будто этому человеку следует позволить дышать.
Эти копы тоже были хороши в своем деле. Это было поразительно, как они развертывались, ни слова не говоря, каждый сканируя свой сектор, быстро идя по узким улицам к отелю, где, предположительно, оставался Бестер.
– Я вызвал своих людей обратно, – сказал Жерар. – Думаете он еще здесь?
– Я его чую, – хмыкнул Гарибальди.
– Как ваше плечо? – спросил Томпсон.
– Жить – буду, – зловеще ответил Гарибальди.
Бестер успел сделать лишь несколько шагов от гостиницы, когда ощутил себя под прицелом.
– Привер, офицер д'Аламбер, – сказал он.
– Ни с места, мистер Бестер, – черты д'Аламбера проявились, когда он вступил в свет уличного фонаря.
– Я не вооружен.
– Вам меня не одурачить. Я знаю, что вы такое.
– Что ж, вы либо очень храбры, либо очень глупы. Я могу выключить ваш мозг как лампочку.
На самом деле он не смог бы. Усилия, приложенные им при "зачистке" Луизы без серьезного вреда для нее и за столь короткое время, нанесли ему тяжелый урон. Он мог всего лишь проникнуть в мысли полицейского, гораздо меньше – сделать что-нибудь с ними.
– Если вы ранили Луизу, то мне плевать, что вы сделаете мне.
– Ах. Я думаю, вы чересчур возмущены. Вы любите ее.
– Что вы ей сделали?
– Она там, – он кивнул на здание. – Она невредима. И я – вне ее жизни. Вам следует быть счастливым.
– Да, вы вне ее жизни. Я вас из нее удаляю.
– Вам придется убить меня.
– Я это сделаю.
Бестер вскинул голову, сознавая, что его время уходит. Казалось, он почти что слышал приближение своры.
– Вы никогда никого не убивали до сих пор, да, Люсьен? – тихо сказал он. – Я вам завидую.
– Заткнитесь.
– Нет, завидую. Есть момент, когда они умирают, когда вы понимаете, что лишили их всего, и они понимают это тоже. Это ужасный момент. Люди врут, что я лишен сострадания, потому что они хотят притвориться, будто никогда не могли бы делать то, что делал я. Но суть в том, что их призраки никогда не покидают меня. Я вижу их глаза во мраке. Я слышу их последние надсадные хрипы. Каждый мужчина или женщина, убитые мною когда-либо, преследуют меня. Звучит невыносимо, не так ли? Но это можно вынести – это требует лишь практики.
Фактически, это происходит лишь однажды. В первый раз, когда ты убиваешь и наблюдаешь, как уходит свет, ты понимаешь, как это ужасно. Но через некоторое время ты понимаешь, что можешь сделать это снова. Это хуже всего: ты никогда не будешь опять чист, никогда не смоешь с рук кровь, и чуть больше запачкаться – не имеет значения, не так ли?
Пистолет дрогнул.
– Вы просто пытаетесь одурачить меня.
– Остановить вас, да. Я не хочу умирать. Но одурачить вас? Нет. Вы знаете – то, что я говорю, правда. И Луизу, ее вы тоже знаете. Она еще любит меня, вам это известно. Она хотела бежать со мной, но я ей не позволил. Но если вы застрелите меня, меня, беззащитного человека, любимого ею, что она станет чувствовать к вам? Разумом она может понять, но в сердце своем никогда не простит вас.
– Ублюдок.
Бестер сделал шаг вперед.
– Я ухожу. Я не хочу причинять вам вред, Люсьен. Без меня Луизе понадобится каждый ее друг, а их у нее немного – вам это известно. Я не хочу лишать ее и вас также. Так что вам придется решать. Надеюсь, ради всех нас, вы примете верное решение.
С этими словами он очень осторожно двинулся мимо полицейского. Пистолет следовал за ним, а потом он почувствовал, что взгляд человека, буравящий ему спину, заколебался, дрогнул.
Готово. Мгновением позже он услышал, что дверь гостиницы отворилась. Он пустился бегом.
Теперь его начала бить дрожь.
Жерар ведь был прагматиком. Он с самого начала предвидел, как все выйдет, и результат его не удивлял. Что его удивило, так это арест Гарибальди. EABI могли не понравиться его действия, но там должны были понимать, что не смогут предъявить ему никакого серьезного обвинения. Арест, должно быть, имел единственной целью досадить Гарибальди.
Это сработало, и, возможно, слишком хорошо. Теперь с каждой минутой бывший офицер безопасности дозревал до попытки совершить что-нибудь опрометчивое.
Было ли это тем, чего они хотели? Они не надели ему наручников или что-нибудь в этом роде. Казалось, за ним никто не следит. Но они были телепатами, так что лучше, чем Жерар, знали, что Гарибальди вот-вот взорвется. Предоставляли ли ему подходящий случай повеситься?
Он подошел туда, где сидел кипевший Гарибальди.
– Они дают ему ему уйти, – тихо проговорил Гарибальди. – Нарочно, специально.
– Кажется, они владеют ситуацией.
– Они проделывают телодвижения, охотясь за привидением. Вы наблюдали за ними? Они знают, что охотятся за привидением. Шиган, во всяком случае.
– Думаете, она и есть его агент?
– Одна из них. Их может быть больше. Черт, они все могут быть ставленниками Бестера.
– Как это возможно? Я думал, их всех проверяли.
Томпсон – в нескольких шагах рядом – кивнул.
– Разумеется. Но это может быть чистой проформой. Кроме того, не представляется невозможным подготовиться отвечать правильно – или быть подготовленным кем-либо таким сильным, как Бестер.
– Или, может, рыба тухнет с головы, как это всегда было.
– Я в это не верю, – сказал Томпсон. – К тому же, кое-кого из этих людей весьма волнует поимка Бестера – я это чувствую. Он хороший раздражитель для молодого поколения тэпов.
– Ты их просканировал?
– Они источают это. Но насчет Шиган вы правы. Она что-то замышляет. Это ее тоже переполняет.
– Они разогнали западню и оттянули всех ваших людей с улицы. Вы понимаете, что это означает.
Жерар кивнул.
– Конечно. Это означает, что он все еще на Пигаль, заметает следы.
– Но это не продлится долго, – Гарибальди еще больше понизил голос. – Нам нужно вырваться отсюда.
Жерар усмехнулся.
– Мистер Гарибальди, сию минуту я ценю только две вещи. Одна из них – моя жизнь, вторая – моя работа. Я определенно не желаю рисковать ни одной из них.
– Томпсон?
Молодой человек колебался.
– Как насчет того звонка вашему адвокату? Ваше освобождение не может занять много времени.
– Не должно занять, – хмыкнул Гарибальди. – Ровно столько, чтобы Бестер исчез. К чему бы еще им меня арестовывать? Зачем им держать меня здесь?
– Следствие выяснит, что произошло, – сказал Жерар. – Шиган и ее шайку, разумеется, раскроют.
– Я бы за это не дал ни гроша, – сказал Гарибальди. – Это должно случиться сейчас, а не позже, – он кивнул Томпсону. – Ты действительно думаешь, что остальные из этих ребят верные?
– Я бы поручился за это жизнью, – сказал Томпсон.
– Рад это слышать, – отозвался Гарибальди.
– Что вы…
– Эй! – заорал Гарибальди. – Я хочу снова позвонить моему адвокату. Кто-нибудь, принесите мне телефон.
Шиган повернулась к нему от своего "бдения" у мониторов с хмурым видом.
– Ну и звоните ему.
– Вы забрали мой коммуникатор. Мне он нужен обратно.
Она неприятно осклабилась.
– Сожалею, вам не разрешено пользоваться коммуникатором. Звоните по телефону.
– У меня его нет. Поэтому у меня и был коммуникатор.
– Как все запущено.
– Дайте мне ваш.
Она посмотрела еще более раздраженно, чем до сих пор, но затем живо подошла, доставая свой телефон.
И как только она подошла достаточно близко, он прыгнул.
Жерар был поражен быстротой маневра, с какой тело Гарибальди развернулось, распрямилось, сложилось – все в мгновение ока. Он также был поражен скоростью, с которой Шиган поняла, что произошло, и отреагировала, увернувшись и сделав ложный выпад прямо в горло Гарибальди.
Наконец, он был поражен, как быстро все закончилось: рука Гарибальди тесно сжалась под подбородком Шиган, а ее пистолет в его руке был прижат сбоку к ее голове. Все телепаты в комнате тоже повыхватывали оружие, и все они прицелились в Гарибальди – на одно мгновение. Затем, как будто по молчаливому соглашению, несколько стволов медленно повернулось в сторону Томпсона и самого Жерара. Он медленно поднял руки вверх.
– Брось это, – сказал похожий на Тора.
– Обломись. Все успокойтесь. Я хочу провести маленький эксперимент. Если не выйдет, я ее отпущу. Если получится, я ее отпущу тоже. Но вы дадите мне проделать это, или Бог мне в помощь – я разбрызгаю ее мозги по этим стенам.
– Отпусти ее, – повторил Тор, но никто из них не пошевелился.
– Томпсон, возьми ее телефон.
Томпсон сделал это, двигаясь медленно и аккуратно, чтобы никого не взбудоражить.
– Какой у тебя код доступа, Шиган?
Она не ответила. Двое из телепатов немного передвинулись, очевидно, чтобы было удобнее стрелять в Гарибальди.
– Ну же! У меня нет целого дня. Я утверждаю, что вашему боссу, Шиган, есть что скрывать. Я утверждаю, что она посылала и получала сообщения от человека, за которым вы, предполагается, охотитесь.
– Это сумасшествие, – сумела пробулькать Шиган.
– Да ну? Кто-нибудь из вас и вправду думает, что ваша команда преследует реального Бестера? Даже если вы так думаете, зачем вы убрали наблюдение из того самого места, где, как вы знаете, он был? Так дела не делаются.
– О чем вы говорите? – буркнул Тор.
– Он пытается… – Шиган засипела, когда Гарибальди сжал захват.
– Это сумасшествие? Тогда ты не должна скрывать от нас свой пароль доступа. Докажи, что я ошибаюсь.
– Ты мне не указ, – огрызнулась Шиган.
– Томпсон, сканируй ее – вытащи из нее это.
– Нет, – Томпсон сказал это тихо, но твердо.
– Что?!
– Я могу работать на вас, Гарибальди, но вы не заставите меня сделать это. Это незаконно и неправильно.
– Какого…
Но Томпсон не закончил. Он посмотрел на Тора и других телепатов и обратился к ним.
– Однако сделать это можете вы, если думаете, что она лжет. Я думаю, что лжет. Это прет из нее, как вонь, мне даже не надо сканировать ее. Ого – почувствовали? Она заблокировалась. С чего бы ей это делать?
Тор поднял бровь.
– Мистер Гарибальди, отпустите Шиган и бросьте оружие. Потом мы это обсудим.
– Простите, – сказал Гарибальди. – Не могу. Пока вы не прослушали ее последние переговоры.
Тор приблизился на один шаг.
– Стой, – сказал Гарибальди.
– Нет. Не стану. И вы не убьете ее. Я уверен, что не убьете.
– Она лжет вам. Она работает на Бестера.
– Посмотрим. Когда вы ее отпустите, – здоровяк сделал еще шаг.
– И не пытайся, – предупредил Гарибальди. – Не пытайся, черт побери, или… – он осекся на полуслове, его губы задрожали.
Мгновение никто не шелохнулся, и тут Жерар заметил кое-что, отчего холодок пробежал по его спине.
Палец Гарибальди, давивший на спусковой крючок. Недостаточно сильно, чтобы оружие выстрелило.
Тор сделал четыре больших шага, потянулся и осторожно высвободил оружие из пальцев Гарибальди. Затем он приставил ствол своего собственного пистолета к голове Гарибальди.
– Я собираюсь снова позволить вам двигаться, – сказал он, – и вы уберете вашу руку с шеи Шиган.
Рука Гарибальди внезапно сжалась и он мучительно перевел дух. Затем медленно поднял руки вверх.
Шиган вывернулась из его объятий.
– Бьорнессон, дайте мне мое оружие, – бросила она.
– Всего минуту, лейтенант, – сказал Бьорнессон. – Я хотел бы узнать…
– Бьорнессон, это приказ.
Великан уставился на нее, его голубые глаза были непреклонны.
– Лейтенант, для протокола, я думаю, что мне лучше временно отстранить вас от должности, пока я не смогу… – его голос вдруг оборвался, будто у него что-то застряло в горле, затем он схватился обеими руками за голову и застонал. Оружие вылетело из его руки.
Это сделала Шиган.
Она подхватила его и выстрелила с пола, ранив одного из молодых копов – юного китайца – на дюйм левее сердца. Оставшиеся четверо ответили таким интенсивным огнем, что это здорово смутило Жерара, спикировавшего в поисках укрытия.
Он мельком увидел Гарибальди, снова в движении – прыжке пантеры. Молния, вылетевшая из дула оружия Шиган, встретила его на полпути.
Он услышал еще три или четыре выстрела, а когда снова выглянул, то увидал Гарибальди, зажимавшего свое плечо стоя над бездыханной Шиган. Вся левая сторона ее лица была воспаленно красной.
Тор, пошатываясь, поднимался на ноги, у него шла кровь из носа и уголков глаз.
Гарибальди нагнулся и очень неторопливо взял PPG.
– Томпсон, вызови скорую, – проворчал он. – И кто-нибудь наденьте ей наручники. Бьорнессон, вы уже пришли в себя?
– Я… о… – он кивнул головой. – Да.
– Собирайте отряд. Мы идем на охоту.
Тор помедлил еще секунду, затем потряс головой. Один из копов занялся раненым – вероятно, ненадолго, благодаря характеру раны.
– Дербен, ты и Мессер останьтесь с Ли. Сообщите Бюро, что случилось. Остальные – вы слышали мистера Гарибальди. Настраивайтесь на работу. Мы должны поймать монстра.
Последний раз, когда Гарибальди охотился вместе с телепатом, это был сам Бестер. Они вдвоем преследовали продавца "прахом" на Вавилоне 5. Шеридан, не будучи поклонником Бестера, вынудил тогдашнего пси-копа принять наркотик, временно отключивший его способности. Даже без них Бестер показал себя чертовски хорошим охотником.
После того, как все закончилось, Гарибальди против своего желания зауважал Бестера. Тот был злобный, надменный тип, но то что он делал, он делал хорошо, с помощью своих способностей или нет.
Он все еще уважал Бестера, как мог бы уважать змею. Это не означало, что он полагал, будто этому человеку следует позволить дышать.
Эти копы тоже были хороши в своем деле. Это было поразительно, как они развертывались, ни слова не говоря, каждый сканируя свой сектор, быстро идя по узким улицам к отелю, где, предположительно, оставался Бестер.
– Я вызвал своих людей обратно, – сказал Жерар. – Думаете он еще здесь?
– Я его чую, – хмыкнул Гарибальди.
– Как ваше плечо? – спросил Томпсон.
– Жить – буду, – зловеще ответил Гарибальди.
Бестер успел сделать лишь несколько шагов от гостиницы, когда ощутил себя под прицелом.
– Привер, офицер д'Аламбер, – сказал он.
– Ни с места, мистер Бестер, – черты д'Аламбера проявились, когда он вступил в свет уличного фонаря.
– Я не вооружен.
– Вам меня не одурачить. Я знаю, что вы такое.
– Что ж, вы либо очень храбры, либо очень глупы. Я могу выключить ваш мозг как лампочку.
На самом деле он не смог бы. Усилия, приложенные им при "зачистке" Луизы без серьезного вреда для нее и за столь короткое время, нанесли ему тяжелый урон. Он мог всего лишь проникнуть в мысли полицейского, гораздо меньше – сделать что-нибудь с ними.
– Если вы ранили Луизу, то мне плевать, что вы сделаете мне.
– Ах. Я думаю, вы чересчур возмущены. Вы любите ее.
– Что вы ей сделали?
– Она там, – он кивнул на здание. – Она невредима. И я – вне ее жизни. Вам следует быть счастливым.
– Да, вы вне ее жизни. Я вас из нее удаляю.
– Вам придется убить меня.
– Я это сделаю.
Бестер вскинул голову, сознавая, что его время уходит. Казалось, он почти что слышал приближение своры.
– Вы никогда никого не убивали до сих пор, да, Люсьен? – тихо сказал он. – Я вам завидую.
– Заткнитесь.
– Нет, завидую. Есть момент, когда они умирают, когда вы понимаете, что лишили их всего, и они понимают это тоже. Это ужасный момент. Люди врут, что я лишен сострадания, потому что они хотят притвориться, будто никогда не могли бы делать то, что делал я. Но суть в том, что их призраки никогда не покидают меня. Я вижу их глаза во мраке. Я слышу их последние надсадные хрипы. Каждый мужчина или женщина, убитые мною когда-либо, преследуют меня. Звучит невыносимо, не так ли? Но это можно вынести – это требует лишь практики.
Фактически, это происходит лишь однажды. В первый раз, когда ты убиваешь и наблюдаешь, как уходит свет, ты понимаешь, как это ужасно. Но через некоторое время ты понимаешь, что можешь сделать это снова. Это хуже всего: ты никогда не будешь опять чист, никогда не смоешь с рук кровь, и чуть больше запачкаться – не имеет значения, не так ли?
Пистолет дрогнул.
– Вы просто пытаетесь одурачить меня.
– Остановить вас, да. Я не хочу умирать. Но одурачить вас? Нет. Вы знаете – то, что я говорю, правда. И Луизу, ее вы тоже знаете. Она еще любит меня, вам это известно. Она хотела бежать со мной, но я ей не позволил. Но если вы застрелите меня, меня, беззащитного человека, любимого ею, что она станет чувствовать к вам? Разумом она может понять, но в сердце своем никогда не простит вас.
– Ублюдок.
Бестер сделал шаг вперед.
– Я ухожу. Я не хочу причинять вам вред, Люсьен. Без меня Луизе понадобится каждый ее друг, а их у нее немного – вам это известно. Я не хочу лишать ее и вас также. Так что вам придется решать. Надеюсь, ради всех нас, вы примете верное решение.
С этими словами он очень осторожно двинулся мимо полицейского. Пистолет следовал за ним, а потом он почувствовал, что взгляд человека, буравящий ему спину, заколебался, дрогнул.
Готово. Мгновением позже он услышал, что дверь гостиницы отворилась. Он пустился бегом.
Глава 11
Подойдя к отелю, охотники сгруппировались и сразу рассыпались, как пирамида бильярдных шаров: одни – устремляясь в боковые улицы, другие – перекрывая окна и крыши вокруг. Двое взяли на мушку дверь.
– Он внутри? – спросил Гарибальди у Томпсона.
– Кто-то есть, – ответил Томпсон. – Я не чувствую Бестера, но у меня нет прямой видимости, и к тому же он может блокироваться.
– Я вхожу.
Он сбоку подкрался к двери и быстрым внезапным движением распахнул ее.
Внутри темной комнаты кто-то пошевелился, и он нацелил туда PPG.
– Ни с места! – крикнул он. – Кто бы ты ни был, ни с места!
– Я не он, – сказал некто, сгорбившийся в темноте. Он говорил по-английски с сильным акцентом. Мужчина.
Гарибальди держал человека на мушке, пока нашаривал выключатель.
При свете обнаружилось маленькое кафе. Мужчина средних лет в полицейской форме стоял на коленях возле женщины, поникшей у стола.
– Он что-то сделал с нею, – объяснил полицейский. – Он солгал. Он сказал, что не причинит ей вреда. Но я не могу привести ее в чувство.
Гарибальди не позволил оружию дрогнуть. Кто скажет, не новый ли это трюк Бестера, еще один из его зомбированных роботов? Повернешься к нему спиной, и этот парень может тебя прикончить.
– Брось оружие и толкни сюда, – скомандовал он.
Вокруг него Томпсон, Жерар и Бьорнессон прикрывали лестницу и другие различные выходы. Полицейский подчинился, положив свой пистолет на пол и хорошенько наподдав ногой.
– Он здесь? – спросил Гарибальди, подбирая оружие.
– Нет, – коп оглянулся на женщину. – Я вызвал скорую, но…
Бьорнессон сунул оружие в кобуру и шагнул к ним обоим. Он опустился возле женщины на колени, пощупал пульс, затем на мгновение сконцентрировался.
– Думаю, с ней все будет в порядке, – сказал он. – Ее "зачистили" – очень профессиональная работа, вероятно дело рук Бестера.
– Да ну? Неужто? – спросил Гарибальди голосом, полным сарказма. Затем, несколько более задумчиво. – Она может что-то знать. Ты можешь добыть из нее что-нибудь?
– Не сейчас. Она в деликатном состоянии.
– Попытайся.
– Нет! – полисмен вдруг вскочил, сверкая глазами. – Она достаточно пережила. Оставьте ее в покое. Оставьте ее, или, помоги мне…
– Не волнуйтесь, сэр, – успокоил Бьорнессон, бросив взгляд на Гарибальди. – Я не стану ее трогать. Как я сказал, она в деликатном состоянии.
Гарибальди молча выслушал это. Правду ли говорил Бьорнессон, или это была просто другая тактика проволочек? Может, он тоже один из бестеровских – только более искусный в этом, чем Шиган.
– Я проверю остальные помещения, – сказал он.
Он двигался из номера в номер, включая свет, вышибая двери, когда им никто не отвечал. Томпсон и Жерар следовали за ним, успокаивая и опрашивая постояльцев отеля, пока он обыскивал укромные места.
Все это время он чувствовал, что Бестер улизнул. Но, может быть, Бестер и хотел, чтобы он так думал, в то время как прятался, злорадствуя, в каком-нибудь уголке дома. Он должен это выяснить.
За одной из дверей он нашел обломки компьютера, от которых несло озоном, вероятно из-за преднамеренной перегрузки. Он быстро обыскал комнату, нашел какой-то странный наряд типа халата и шкаф по большей части черной одежды. И прикнопленный к стене возле зеркала в ванной рисунок углем. Глаза Бестера смотрели с портрета, издеваясь над ним.
– Проклятье! – прорычал он. Он сорвал рисунок со стены, затем разорил кровать, перетряхнул ящики гардероба. Ничего, конечно. Компьютер еще может содержать какую-нибудь годную информацию, хотя вряд ли. Более сокрушенный, чем когда-либо, он продолжил свои поиски.
– Он внутри? – спросил Гарибальди у Томпсона.
– Кто-то есть, – ответил Томпсон. – Я не чувствую Бестера, но у меня нет прямой видимости, и к тому же он может блокироваться.
– Я вхожу.
Он сбоку подкрался к двери и быстрым внезапным движением распахнул ее.
Внутри темной комнаты кто-то пошевелился, и он нацелил туда PPG.
– Ни с места! – крикнул он. – Кто бы ты ни был, ни с места!
– Я не он, – сказал некто, сгорбившийся в темноте. Он говорил по-английски с сильным акцентом. Мужчина.
Гарибальди держал человека на мушке, пока нашаривал выключатель.
При свете обнаружилось маленькое кафе. Мужчина средних лет в полицейской форме стоял на коленях возле женщины, поникшей у стола.
– Он что-то сделал с нею, – объяснил полицейский. – Он солгал. Он сказал, что не причинит ей вреда. Но я не могу привести ее в чувство.
Гарибальди не позволил оружию дрогнуть. Кто скажет, не новый ли это трюк Бестера, еще один из его зомбированных роботов? Повернешься к нему спиной, и этот парень может тебя прикончить.
– Брось оружие и толкни сюда, – скомандовал он.
Вокруг него Томпсон, Жерар и Бьорнессон прикрывали лестницу и другие различные выходы. Полицейский подчинился, положив свой пистолет на пол и хорошенько наподдав ногой.
– Он здесь? – спросил Гарибальди, подбирая оружие.
– Нет, – коп оглянулся на женщину. – Я вызвал скорую, но…
Бьорнессон сунул оружие в кобуру и шагнул к ним обоим. Он опустился возле женщины на колени, пощупал пульс, затем на мгновение сконцентрировался.
– Думаю, с ней все будет в порядке, – сказал он. – Ее "зачистили" – очень профессиональная работа, вероятно дело рук Бестера.
– Да ну? Неужто? – спросил Гарибальди голосом, полным сарказма. Затем, несколько более задумчиво. – Она может что-то знать. Ты можешь добыть из нее что-нибудь?
– Не сейчас. Она в деликатном состоянии.
– Попытайся.
– Нет! – полисмен вдруг вскочил, сверкая глазами. – Она достаточно пережила. Оставьте ее в покое. Оставьте ее, или, помоги мне…
– Не волнуйтесь, сэр, – успокоил Бьорнессон, бросив взгляд на Гарибальди. – Я не стану ее трогать. Как я сказал, она в деликатном состоянии.
Гарибальди молча выслушал это. Правду ли говорил Бьорнессон, или это была просто другая тактика проволочек? Может, он тоже один из бестеровских – только более искусный в этом, чем Шиган.
– Я проверю остальные помещения, – сказал он.
Он двигался из номера в номер, включая свет, вышибая двери, когда им никто не отвечал. Томпсон и Жерар следовали за ним, успокаивая и опрашивая постояльцев отеля, пока он обыскивал укромные места.
Все это время он чувствовал, что Бестер улизнул. Но, может быть, Бестер и хотел, чтобы он так думал, в то время как прятался, злорадствуя, в каком-нибудь уголке дома. Он должен это выяснить.
За одной из дверей он нашел обломки компьютера, от которых несло озоном, вероятно из-за преднамеренной перегрузки. Он быстро обыскал комнату, нашел какой-то странный наряд типа халата и шкаф по большей части черной одежды. И прикнопленный к стене возле зеркала в ванной рисунок углем. Глаза Бестера смотрели с портрета, издеваясь над ним.
– Проклятье! – прорычал он. Он сорвал рисунок со стены, затем разорил кровать, перетряхнул ящики гардероба. Ничего, конечно. Компьютер еще может содержать какую-нибудь годную информацию, хотя вряд ли. Более сокрушенный, чем когда-либо, он продолжил свои поиски.