Грэм Хизер. Покоренная викингом

   — Отдают свои жизни за меня… — повторила Рианон, ее охватил панический ужас. Рауен решил сражаться за нее! А она все еще питала к нему нежность, несмотря на то, что эта ночь изменила ее навсегда.
   Конечно же, он не был равным соперником для Эрика Дублинского. Он не так силен, и у него меньше опыта в бою. Он не обладает железной волей и неколебимой уверенностью в себе.
   — О, нет! — простонала она. Она спрыгнула с кровати, позабыв, что ее прикрывает только простыня, намереваясь остановить поединок до его начала.
   — Леди! — закричала ей вслед Магдалина.
   Она не обернулась, рывком распахнула дверь, и холодный утренний воздух наполнил ее сердце страхом. Она побежала по грязной дорожке, ведущей к главной усадьбе, но остановилась, потому что сердце ее выскакивало из груди.
   Эрик сидел на коне, его меч был вложен в ножны. С клинка его не стекала кровь. Значит, поединка еще не было.
   — Милорд! — закричала она.
   Лицо его пряталось под стальным забралом, она видела только его глаза — голубой лед, синий огонь. Он спешился и быстрым широким шагом подошел к ней. Она упала на колени в грязь, низко склонив голову.
   — Пожалуйста, — ее голос звучал хрипло. — Пожалуйста, откажись от этого поединка. Не убивай Рауена. Он ведь ни в чем не виноват, клянусь. Ты… — она остановилась, потому что румянец залил ее щеки. Как тяжело было просить о чем-либо этого человека! — Ты ведь знаешь, что мы не были любовниками на самом деле!
   Он наклонился, взял ее за локоть и с силой поднял на ноги. Она заглянула ему в лицо и увидела все тот же бездонный голубой огонь в его глазах.
   — У тебя что, привычка такая, ходить полуголой? — спросил он грубо.
   В отчаянии она еще туже запахнула простыню.
   — Я же говорю о человеческой жизни! — выкрикнула она.
   — О жизни твоего любовника?
   — Он никогда не был…
   — Да, он не успел заняться с тобой любовью. Все, чего ему удалось от тебя добиться — это та нежная сцена в лесу! И это гораздо больше, чем любой муж сможет выдержать.
   — Пожалуйста… — она раскрыла было рот, чтобы протестовать, но он развернул ее резким движением руки и подтолкнул в направлении их временного жилища. Она оглянулась и, спотыкаясь, пошла вперед, он следовал за ней. Магдалина оставалась внутри, но Эрик только взглянул в ее сторону, подняв забрало, и она, неловко поклонившись, поспешила прочь.
   Эрик закрыл дверь и долго стоял спиной к Рианон. Потом он повернулся.
   — Жизнь этого человека очень ценна для тебя? Рианон сглотнула.
   — Любая жизнь для меня — ценность. Он устало опустился на постель.
   — За исключением моей?
   — Пожалуйста, я прошу тебя. Не убивай его.
   — Так интересно смотреть, как ты просишь.
   — Тебе это как видно нравится, — сердито сказала она.
   — Конечно, нравится. Продолжай, прошу тебя.
   Он помолчал и встал во весь рост, возвышаясь в комнате, уперев руки в бока. Она опять сглотнула, крепко сжав губы. А потом она, поколебавшись, направилась к нему. И снова она встала перед ним на колени. Прикрытая своими волосами как королевской мантией, она смотрела на него прекрасными блестящими от слез глазами.
   — Не уходи сейчас, чтобы убить его, и я поклянусь, что когда ты вернешься из похода, получишь все, о чем только попросишь.
   Эрик прислонился к двери и скрестил руки на груди, облаченный в кольчугу, с видимым интересом.
   — Ты — моя жена, — сказал он ей. — Я имею право на все, чего хочу, и могу это получить. Она покраснела.
   — Да, но ведь ты сказал, что тебе нужно не только мое тело. Я хочу сказать, что я не буду против…
   — Будешь ты против или нет, но, когда я вернусь, то, что было между нами, получит свое законное продолжение.
   Она начинала злиться, но закусила губу, опустила глаза и попыталась начать снова.
   — Нет, господин мой, есть вещи, которых ты не можешь требовать, и не можешь взять, даже на правах мужа. — Она подняла глаза, и в ее взгляде был вызов, гордость и безрассудная храбрость. — Пощади его, я прошу, из состраданья. Пощади его, я умоляю… ради меня. Я отплачу тебе.
   Он наклонился к ней. Она почувствовала силу, исходящую от него, и вдохнула его крепкий мужской запах. Она задрожала, и против ее воли в груди снова запылал огонь, спустившийся к низу ее живота.
   Он поднял ее подбородок, и его глаза впились в нее.
   — Чем, Рианон? Чем ты мне отплатишь?
   — Если он останется жить, я клянусь, я стану для тебя самой искушенной любовницей. Я буду отвечать на все твои прихоти. Я буду обожать тебя, как самая любящая и преданная возлюбленная.
   — Если он останется жить? Если я не убью его? — сказал Эрик.
   — Да.
   — Ты так мне отплатишь, ты клянешься?
   — Клянусь.
   Он оставил ее подбородок и стремительно отошел. Она опустила голову, а потом взглянула на него. Его глаза снова были бездонными, и у нее внутри все сжалось от страха. Он намеревался отказать ей.
   — Договорились, — сказал он тихо. Рианон вздохнула с облегчением, но нахмурилась, увидев, как тень злой улыбки промелькнула у него на губах. — Решено, дорогая. Я вернусь к тебе, горя от нетерпения получить обещанную плату. И ты поможешь мне извлечь как можно больше удовольствия из твоей платы.
   — Да! — пообещала она.
   Он отступил, и она быстро поднялась с колен. Раздался стук в дверь. Рианон плотнее запахнула простыню. Эрик ответил:
   — Войдите!
   Это было Ролло, который сообщил, что король ждет.
   Настало время выступать в поход.
   Эрик взял свои рукавицы, открыл сундук, ища свой седельный мешок и кожаный ранец, а затем перекинул их через плечо. Он отступил перед Рианон, давая ей пройти. Она пристально смотрела на него, удивляясь, что он заключил с ней эту сделку — сделку, которая стоила ей всей гордости и достоинства и даже души, а потом пренебрег ею, как будто все это ничуть его не интересовало.
   — Леди?
   Магдалина ступила в комнату. Она весело подошла к сундуку Рианон, ища ей одежду. Она оживленно болтала, но смысл ее слов доходил до Рианон с трудом.
   — Все преклоняются перед столь благородным поступком! Госпожа, это делает ему честь!
   Рианон уставилась на Магдалину, а потом бросилась к ней.
   — Каким поступком?
   — Ну, как ирландский принц сражался с Рауеном. Молодой человек уронил меч почти сразу же, но, говорят, Эрик Дублинский только поцарапал ему щеку, а потом велел ему встать и оставил в живых, чтобы он мог сражаться с датчанами.
   Внутри у Рианон все клокотало.
   — Когда, когда это произошло?
   — Ну, на восходе. Все только об этом и говорят.
   Рианон резко повернулась и кинулась к двери. Она распахнула ее настежь и снова понеслась по грязной тропинке, закутанная только в льняную простыню.
   Они уже садились на коней, готовые выступать в поход. Она увидела Эрика и подбежала к нему. Он опять опустил забрало, но было видно, что его глаза сверкают гневом.
   — Черт побери, жена! Иди и оденься прилично!
   — Негодяй! — прошипела она.
   Он соскочил с коня, схватил ее на руки и понес назад в их жилище. В ярости она колотила его кулаками, отбив руки до синяков об его кольчугу.
   — Ты — негодяй! Ты обманул меня, ты использовал Меня в своих целях, сукин сын!
   Он пинком открыл дверь, не обращая внимания на Магдалину, стоявшую разинув рот.
   Он отнес Рианон к постели и швырнул на нее.
   — Ты можешь ругать меня, сколько хочешь. Но предупреждаю, не упоминай мою мать в своей брани и не клевещи на моего отца. Й прикрой свою наготу, иначе Мой гнев будет страшен.
   Она откинула свои спутанные волосы, в глубине души страшась его гнева, страшась угрозы в его глазах, которые сверкали сквозь прорези забрала.
   Она никогда не даст ему понять, что боится его. В этом она себе клянется.
   — Это все? — она сумела выговорить это бесстрашным и даже презрительным тоном.
   Он молчал. Она была уверена, что он улыбается спокойно и насмешливо.
   — Нет, моя госпожа, не все. Твой юный Рауен жив, и я оставляю нашу договоренность в силе, хотя я и несколько опередил тебя. Я вернусь, дорогая, и получу то, что мне причитается. Твою плату.
   Поклонившись ей, он повернулся, в два шага пересек комнату и вышел, громко стукнув дверью.
   Рианон услышала звуки рога и тяжелый топот копыт. Она выпрыгнула из постели, не обращая внимания на приказ мужа. Она открыла дверь и стояла, завернутая в простыню.
   И она увидела его, Эрика Дублинского, верхом на Александре. На нем было полное воинское облачение, забрало скрывало лицо, позволяя увидеть лишь блеск глаз, плащ с гербом волка развевался на ветру.
   Он не смотрел в ее сторону. Колонны воинов двинулись. Знамена развевались, ряды строились. Он отдал команду своим воинам. Раздался топот копыт, и он поехал рядом с королем.
   Эрик Дублинский, принц викингов.
   Ее муж.

ГЛАВА 10

   — Жители Рочестера сдерживали осаду датчан всю зиму, — рассказывал Альфред Эрику, пока они ехали во главе огромного войска. Верхом на белой лошади Эрик слушал короля, приподнявшись в седле, чтобы наблюдать за колоннами позади их.
   Его войско состояло в основном из всадников. Саксонцы были главным образом пешие, только некоторые из них — полководцы или ближайшие советники короля, — ехали верхом. Недалеко от них держался священник Ассер, мудрый, спокойный, даже суровый человек. Рауен находился в заключительных рядах, так же как и Вильям и Аллен, и некоторые другие. Колонны саксонцев шли строем, одетые в кожаные доспехи. Гвардия короля, то есть профессиональные солдаты, была хорошо вооружена, в то время как простые люди, владельцы небольших поместий или мелкие землевладельцы, имели вооружение, какое только смогли собрать. Некоторые шли с вилами, некоторые с косами, а некоторые — с дубинками.
   По сравнению с ними его люди казались прекрасно вооруженными и хорошо подготовленными к сражению. Ирландцы, равно как и норвежцы, были великолепно обучены. Спокойствие, воцарившееся благодаря миру между ирландским дедом Эрика и его норвежским отцом, было благотворным для Ирландии. Ирландцы выучились от своих союзников кораблестроению и многим приемам боя, которые во многом были близки к приемам датчан.
   Да большая часть христианского мира и не различала их — датчан и норвежцев, воспринимая и тех и других как завоевателей, грабителей, насильников и убийц.
   И для его жены все викинги были одинаковы.
   Раздосадованный тем, что при мысли о Рианон лицо его запылало гневом, он решил помочь своими советами королю.
   — Если датчане так долго осаждали город, они наверняка возвели свои собственные заграждения. — Он помолчал, приподнявшись снова в седле и окидывая взглядом растянувшееся позади них войско. Потом он улыбнулся Альфреду. — Я готов спорить, что если только Датские полководцы узнают, какова численность твоей армии, они тотчас же снимут осаду с Рочестера.
   — Ты думаешь, они настолько трусливы? Эрик покачал головой:
   — Викинги не трусы, Альфред, ты это знаешь. Их цель — победы и завоевания. И не смерти боятся викинги, а бесславной гибели, навлекающей на них позор. Отдыхать на холмах Вальхаллы — участь отважных.
   Никто не живет вечно. Лучше пасть героем на поле брани, чем быть побежденным старостью, умирая немощным, сгорбленным, больным.
   — Я всю жизнь сражаюсь с датчанами, — сказал Альфред. — И знаю о викингах почти столько же, сколько ты сам, Эрик Олафсон.
   Эрик улыбнулся.
   — Не совсем, потому что я ведь сын норвежского викинга, — сказал он, скривив губы в довольной улыбке. — И я не стыжусь своего происхождения. И хотя мой отец и стал героем в Ирландии, пришел он туда как завоеватель. И я сам мечтал о завоеваниях, гоняясь за приключениями на кораблях с головами драконов. Я признаю, что именно мой отец отправлял меня в такие походы с моим дядей, правда, эти набеги не угрожали никаким христианским государствам. Я ходил на язычников, иноверцев, так что мои подвиги радовали ирландцев. Сейчас я иду сражаться с завоевателями вместе с вами, я — сын завоевателя и ирландской принцессы-христианки, здесь есть один интересный вопрос. Очень интересный. Есть люди, которые говорят, что мой отец завоевал Ирландию. А есть и другие, утверждающие, что она покорила моего отца, и что он скорее часть Ирландии, чем сын своей родины. — Он посмотрел на Альфреда и снова улыбнулся. — И не имеет значения, сколько раз вам приходилось биться с датчанами, они уже оставили свой след. Саксонские женщины носят во чревах датских детей, и датские названия ручьев и рек, холмов и гор никуда не денутся. Викинги, не важно кто они, имеют обыкновение оставлять по себе память.
   Альфред в свою очередь смотрел на него долго и внимательно.
   — Ну, у нас уже есть один, не так ли? И я думаю, для моего рода этого достаточно.
   — Сир?
   — Викинг. Человек, который пересек море на корабле с драконами. Мне любопытно, Эрик Олафсон, завоевал ли ты часть Англии? Или же Англия завоюет тебя?
   Эрик засмеялся, не обидевшись на шутку.
   — Все очень просто. Англия уже покорила меня. Успокоила, соблазнила, завоевала меня. Я увидел земли, которые манили меня, и ты отдал их мне. Поэтому я иду на бой вместе с вами не из милости, не по приглашению, как западный саксонец, такой же, как ты. И это делает меня более опасным для моего датского кузена. — Но ведь ты сказал, что они уйдут.
   — Я почти уверен в этом. Они не трусы, но и не из тех, кто сражается с заведомо превосходящими их силами. Если только дело не касается их чести.
   — Увидим, Эрик, увидим, — ответил Альфред. Он посмотрел на младшего своего товарища и грустно вздохнул:
   — Ты говорил о землях. Ты еще не упомянул о другом своем саксонском приобретении.
   — О чем же?
   — О твоей жене, — сказал Альфред с легким раздражением.
   — А… — пробормотал Эрик.
   — Леди принадлежит к моему роду и находится под моей защитой, — напомнил ему король.
   — Она твоя родственница, но уже больше не нуждается в твоей защите, — возразил Эрик мягко.
   — Я беспокоюсь за нее, — поправился Альфред.
   Эрик немного помолчал.
   — Я надеюсь, с ней было все в порядке, когда ты уезжал? — сказал Альфред.
   — А как же иначе я ее мог оставить? — спросил Эрик. На щеках короля выступил легкий румянец, он глядел прямо перед собой:
   — У тебя были определенные причины для гнева…
   — …и ты, ирландский принц, скорее, викинг, — закончил Эрик за него. — Я уверяю тебя, что я не разрезал ее на кусочки и не съел живьем. Я не бил и не обижал ее, Альфред.
   Казалось, что король не был удовлетворен этим ответом. Он глубоко вздохнул, по-прежнему глядя вперед:
   — Находишь ли ты, что эта свадьба оправдала наши обещания? Была ли моя невеста невинной, как объявил твой лекарь? — спросил Эрик, явно забавляясь.
   — Да. Следовательно, ты доволен своим браком, а Рианон счастлива?
   — Ну, я не думаю, что она так уж счастлива, — уточнил Эрик. — Я бы сказал, что мы поладили с Рианон. И если она не счастлива сейчас, то со временем — будет.
   Альфреду не понравился такой ответ, но сказать ему было нечего, да и у него не было права требовать многого от человека, которого он женил почти насильно.
   Он улыбнулся, вдруг ощутив уверенность, что с Рианон ничего плохого в эту ночь не случилось.
   — В чем дело? — спросил Эрик, недоуменно подняв брови.
   — Ну, Рауен остался жив, и больше не враг тебе. Я знаю, он, действительно, станет твоим самым преданным слугой.
   — Скажи мне, Альфред, ты и в самом деле доволен этой чертовой сделкой, которую заключил со мной?
   — Сделкой?
   — Да, этим договором. Король улыбнулся.
   — Конечно, раз мы идем, чтобы встретиться с датчанами.
   — Если только мы с ними встретимся, — заметил Эрик.
   — Ну, уж с ними-то мы встретимся, — с уверенностью заявил Альфред. — Если и не сейчас, то наверняка в скором времени.
   — Мы скрепим наш договор кровью, — сказал Эрик.
   — Ты уже и так получил много земель в Западной Саксонии, — напомнил ему Альфред. — Да, мы скрепим наш договор кровью.
   — Как странно, — сказал Эрик после непродолжительного молчания. — Мне кажется, что ты больше беспокоишься о женщине, чем о землях.
   — Может быть.
   — Тогда позволь уверить тебя, — произнес медленно Эрик, стараясь скрыть свое раздражение. — Рианон прекрасна, и ей со мной будет хорошо. Она — моя жена, по твоей воле, а не по моему желанию. Но я привык заботиться о том, что считаю своим. Сказать по чести, король Альфред, я ей не доверяю. Ни на секунду. Я уверен, что она страстно желает, чтобы ты поднес ей мою голову на блюде. Тем не менее, до определенных пределов, это меня забавляет. Но я вернусь живым, Альфред, я не паду в этом сражении, если это зависит только от ее желания. Пока она не станет мне поперек дороги или не предаст меня, ей нечего бояться.
   — Может быть, она просто боится тебя? — мягко предположил Альфред. Эрик покачал головой.
   — Нет. Возможно, она презирает меня, но не боится. И быть может, было бы лучше, если бы она боялась. Мы ведь до сих пор не знаем точно, что произошло на побережье, когда я приплыл. Если это не она пренебрегла твоим приказом, то кто тогда? И все-таки она твоя родственница, и очень любит тебя.
   — Любит, — сказал Альфред, устало вздохнув. Он не переставал думать о прошедшей ночи. Рианон, без сомненья, сопротивлялась. А Эрик, конечно, предъявлял свои права на нее. Теперь Рианон, конечно, иного мнения о короле.
   Большинство женщин ложатся в брачную постель, не выбирая, — напомнил себе Альфред. Но все же он прекрасно понимал, какое предательство совершил по отношению к своей крестнице. Да, Эрик оставил Рауену жизнь. Он не был дикарем и проявил христианское милосердие, но все-таки…
   Отношения между мужчиной и женщиной — это совсем другое.
   — Рианон не предавала меня, — прямо сказал Альфред. Он устал от этого разговора, который, по-видимому, раздражал и Эрика. — Становится темно. Мы станем здесь лагерем, а утром опять двинемся к Рочестеру.
   Он дал знак своим людям. Огромное войско позади него остановилось на привал.
   Король превосходно знал свою страну. Они находились у речушки, вблизи восхитительной долины, которая могла дать им приют на ночь.
   Колонны распались. Воины Эрика и саксонцы расположились двумя отдельными лагерями. Костров не зажигали, чтобы об их приближении не узнали датчане.
   Наступила тишина, люди устраивались поудобнее и приступали к ужину, состоящему из эля и меда, свежей воды, сушеного и копченого мяса и птицы, твердых сыров и хлеба. Время от времени в темноте слышался легкий шелест или звон стали — это воины чистили и точили свои мечи, пики и боевые топоры.
   Эрик по старой привычке бродил по лагерю перед сражением. Он остановился у большого дуба, покрытого буйной весенней зеленью и уставился на звезды. Ночь была прекрасная, ясная и прохладная. Он мог слышать тихое журчание речки, тихие движения людей. Посмотрев на северо-восток, он заметил огни Рочестера. Датчане возвели там деревянные и земляные укрепления.
   Они устроились основательно, подчинили себе сельскую местность вокруг Рочестера, забирали там овец и другой скот, в избытке снабжая себя тем, что предлагало им время года. Агрессия была в их природе. Он это понимал, потому что был в некотором роде сродни им.
   И все же его оскорбляло, что его жена не воспринимала его иначе, как захватчика. Его жена…
   Он сел у дерева на землю, крепко сжав кулаки. Она была избалованным ребенком, капризы которого ему придется выносить. Нет… пожалуй, она — это нечто другое…
   Он никогда не забудет огня в ее глазах, когда она смотрела на него. Никогда не забудет ее ненависти, ее стрел, ее напора…
   Но было еще кое-что, чего он не может забыть. Он никогда не забудет ощущения, которое испытал, запутавшись в шелковой копне ее волос. Он никогда не забудет изгиба ее губ или тяжести ее грудей, или того, как извивалось ее тело. Теперь, в ночном воздухе, он представил, как вдыхает опьяняющий сладостный ее запах, почувствовал вкус ее плоти, неистовое биение ее сердца.
   Если он закрывал глаза, перед ним вставали ее глаза. Он видел, как они горят от страсти, как она трепещет, как сдается на волю победителя…
   Конечно, в эту ночь победа была за ним.
   Но так ли это?
   Он ожидал борьбы. Он ожидал ее ненависти и ярости, но был готов и к ее слезам. Он знал, что им придется помериться силами, и что в будущем он непременно одержит над ней победу.
   Он готов был признать, что король недалек от истины, утверждая, что Рианон самая красивая женщина во всем его королевстве. Ее волосы отражали огонь ее духа, в глазах неистовствовала буря, бушевавшая в ее душе. В каждом ее движении была красота, и все это он узнал только прошлой ночью.
   Он разжал сцепленные пальцы, стараясь освободиться от напряжения, которое охватило его. Она была великолепна и утром, завернутая в простыню, когда встала перед ним на колени, чтобы умолять о жизни своего возлюбленного.
   Она была совершенна во всех ролях, которые играла перед ним. Ему вдруг страстно захотелось обладать ею, он возжелал ее со страстью, охватившей его как ураган.
   Не правильно так сильно хотеть собственную жену!
   Но она не была обычной женой. Она была опасной женщиной, и она страстно желала увидеть, как датский меч перережет его горло, или датский топор раскроит ему череп.
   И все же она обещала ему…
   Она пообещала ему то, что уже отдала другому, напомнил он себе. Он разбудил ее страсть, нашел истоки ее чувственности, и все же она не любила его. Скорее, размышлял он, — она презирала его теперь гораздо больше.
   И все же он не мог забыть, как она появилась в лесу с Рауеном. И как она предлагала ему себя и все, что она могла дать любимому человеку…
   Он нахмурился. Он же не любит ее! Любовь — это то чувство, которое он пережил со всем безрассудством в прошлом, и он вовсе не дурак, чтобы полюбить Рианон.
   Тем не менее, она преследовала его. Он овладел ею, но и она не оставляла его в покое. Сегодня утром он забавлялся, когда она думала, что, вступив в сделку, одолела его. Чтобы спасти жизнь Рауена, она готова на все.
   Эрик вспомнил, что она горячо надеялась на его гибель.
   Нет, он не расстанется с жизнью. Будь что будет, а он будет жить. Он не солгал королю. Невзирая ни на что он возвратится к своей жене.
   Он решительно поднялся и вернулся в лагерь. Ролло, как всегда преданный, ожидал его с рогом эля. Он взял его и выпил до дна.
   — Мы одержим победу завтра, — сказал Ролло. — Я это чувствую, это разлито в воздухе.
   — Поосторожнее, — предупредил его Эрик, — ты начинаешь пророчествовать, как Мергвин. Ролло засмеялся.
   — Именно Мергвин и предсказал победу. Говорю тебе, Эрик, мне чего-то не хватает, когда он не бродит рядом, досаждая нам.
   — Должен признать, что и мне его не хватает.
   — А почему он не с нами? Он ведь не любит, когда ты отправляешься на войну один.
   — Он нужен в другом месте.
   — Нужен?
   — Чтобы присматривать за моей женой, — сказал Эрик. Он допил эль и вернул рог Ролло. — Ложись спать, мой друг. Никогда не стоит быть слишком уверенным в победе. Смерть приходит неожиданно к тем, кто неосторожен.
   — Смерть приходит неожиданно ко всем нам, — напомнил ему Ролло.
   Эрик ухмыльнулся и вытащил свой меч из ножен. Отблески огня заиграли на лезвии Мстителя.
   — Неожиданно, — согласился Эрик с Ролло. — Но завтра этого не случится.
   Он повернулся, чтобы пойти поискать место для сна.
   — Эрик, — окликнул его Ролло. Эрик остановился.
   — Считается, что ты — христианский принц.
   Эрик ухмыльнулся.
   — По воле небес, Ролло, я не умру завтра, — сказал он. — Нет, клянусь, я не умру.
   Первый день семейной жизни был поистине суровым испытанием для Рианон.
   Ей казалось, что в состоянии неистовства она провела несколько часов. Ее щеки пылали, сердце бешено колотилось, а когда она пыталась успокоиться, она снова вспоминала удивительный синий лед в холодных глазах своего супруга и снова начинала пылать огнем. Она никак не могла о нем забыть. Его запах преследовал ее — он был на подушке, на которой она спала, на простынях, он преследовал ее и мучил до такой степени, что ей захотелось кричать. К ее ужасу оказалось, что она помнит минувшую ночь во всех подробностях, она помнила его слова, его прикосновения и все остальное. Она со стыдом — но и со всей ясностью — вспоминала, как требователен он был, как он подчинил ее себе… и как он овладел ею.
   А потом она поняла, что мучает ее вовсе не то, что он принудил ее отдаться ему, а то, какое наслаждение она испытала, какую страсть он сумел в ней вызвать.
   Она тихонько застонала и спрятала лицо в подушку, но это не помогло. Одной ночи ему будет недостаточно. Он захочет большего. Именно это он и сказал ей утром, когда она умоляла его не убивать Рауена. И она пообещала дать ему все, что он хочет. Все, что он пожелает. Она поклялась, что она придет к нему так же, как она пришла к Рауену.
   Рауен! Она даже испугалась: она теперь не может вспомнить его лица! Ей приходят на память только тяжелые черты лица викинга, его поразительные глаза, глаза, которые видели ее насквозь, которые пленили ее. Никто еще не знал ее так хорошо, никто еще не возбуждал ее так сильно.
   В бешенстве она села. Он больше ее не получит, он ничего больше не получит от нее! Для него это только пустые забавы. Ему не нужна была жена, он женился, только чтобы заполучить то, что хотел. Единственное что его интересовало, это сражения и завоевания. Он играл ее жизнью как игрушкой, и он воображает, что будет диктовать ей свою волю.
   Как он наверно забавлялся, когда она умоляла его пощадить человека, которого он уже пощадил!