Грэм Хизер. Покоренная викингом

   Он оттолкнул ее от себя, а потом немного наклонил голову, все еще не выпуская ее запястий.
   Он знал, что она набросится на него снова. Ногти у нее были, как у кошки, а во взгляде все еще пылал огонь. Она поливала его бранью. Сыпались слова «негодяй», «ублюдок». Потом она, кажется, перешла на валлийский — язык ее отца. Он знал его не слишком хорошо. Но неважно, он все равно понял общий смысл.
   — Даю тебе десять минут, моя дорогая, — с угрозой сказал он.
   Он бросил ее спиной на кровать, и она, задыхаясь, уставилась, наконец, на него и замолчала, ее глаза увлажнились слезами, волосы рассыпались, и ее тело, обнаженное и прекрасное, показалось ему странно незащищенным.
   — Десять минут, — повторил он.
   И, прежде чем она успела встать или перевести дух, чтобы ему ответить, он широко распахнул дверь, и она со стуком захлопнулась за ним.
   Он постоял немного за дверью и удивился, услышав ее тихие рыдания. Потом он напомнил себе, что вся сцена была разыграна только для того, чтобы освободиться от него. Что ж, он может утонуть на дне Ирландского моря или встретить свою смерть где-нибудь еще, и тогда она будет свободна от него.
   Со смертью Аэда Финнлайта ирландские короли, борющиеся за власть, начнут войну с Найолом, его старшим сыном, и датчане сразу поймут, что Ирландия стала слабее. Но, несмотря ни на что, его отец будет сражаться за Дублин. И Эрик знал это.
   Его отец будет поддерживать Найола, своего деверя. Конечно, тогда легко разразится война и желание Рианон может исполниться.
   Он зашагал прочь — решительный и твердый.
   Через десять минут ей лучше быть готовой к отъезду, мрачно подумал он. В противном случае она прибудет в Ирландию, завернутая в одеяло и перекинутая через его плечо.

ГЛАВА 15

   Море было бурным, однако они плыли быстро, благодаря удивительной сноровке мореходов.
   Нелегко далось Рианон решение сопровождать мужа — она не сомневалась, что он выполнит свои угрозы, и поэтому она пришла к кораблям раньше, чем он явился за ней, и ждала его, пока делались приготовления к отплытию. Одна, стоя на берегу, укутанная в малиновый плащ, она рассматривала корабли; их изящные линии притягивали взгляд; драконьи головы то высоко поднимались на волнах, то опускались вниз. Она не могла поверить, что когда-нибудь взойдет на борт корабля викингов.
   Ей хотелось плыть на другом корабле, не том, где будет ее муж, но никто не взошел на борт, пока Эрик не появился на берегу. Тотчас же его глаза отыскали ее, и его взгляд привел ее в ярость, потому что в нем было холодное торжество — он никогда не сомневался, что она подчинится ему.
   А потом он оказался рядом с ней, и когда она собралась подняться на борт корабля, где были Патрик и Рауен, он взял ее за руку.
   — Моя жена будет сопровождать меня, — заявил он ей.
   Она бросила на него холодный царственный взгляд и ступила на борт его корабля. Там она получила некоторую свободу действий, потому что Эрик остался на носу, а она нашла себе место далеко позади гребцов. Они отплыли с приливом, ветер не был попутным, но это не переменило намерений ее мужа. С криками подняли красно-белые полосатые паруса, и матросы опустили весла в воду.
   Наступало утро. Красно-розовые краски рассвета меркли среди свинцовых туч. Блеснула молния, и в небе оглушающе загрохотало.
   Викингов считали суеверными — они полагали, что боги творят погоду по своему усмотрению. Но когда дракон на носу вздымался на головокружительную высоту, рыжебородый мужчина, сидевший ближе всех к Рианон, улыбался ей, подбодряя:
   — Это просто Тор едет по небу, бросая молнию вниз.
   — Да, — согласился другой, — потому что даже великий норвежский Тор плачет и стенает со всеми христианами вместе, когда Финнлайт должен уйти из этого мира в другой.
   Рианон попробовала было улыбнуться, но ее губы побелели, и она почувствовала дурноту.
   — Не бойтесь, леди! — подбадривал ее рыжебородый гребец. — Мы самые лучшие мореходы из всех живущих на земле!
   Она не боялась не только плыть по морю, но даже утонуть в его пучине. Возможно, она даже обрадовалась бы такому повороту событий. Может, хоть это тронет ее мужа, который все еще стоял на носу, скрестив руки на груди. Невзирая на свирепую бурю, он смело стоял на палубе своего корабля, а его голубые глаза неотрывно смотрели на берег, к которому они приближались, на берег, который казался ей таким далеким от ее земли.
   Она вскочила на ноги, схватившись за борт, и ее стало неудержимо рвать. Ей казалось, что все только и смотрят на ее унижение, бросив свои дела.
   — Леди, с вами все в порядке?
   — Берегитесь волн!
   — Ради Одина и Бога на небесах!
   Мергвин, в чьих глазах все еще было осуждение ее обмана, оказался рядом с ней. Люди шептали, что бушующее море может проделывать и не такие штуки даже с бывалыми моряками, а он смотрел на нее всепонимающим взглядом. Причиной был ребенок, который рос в ней, и они оба это прекрасно знали.
   Тряпкой, смоченной в пресной воде, он отер ее лицо, потом дал напиться. Она закрыла глаза и оперлась на него, принимая его помощь и находя удивительный покой в его древних руках. Она хотела коснуться его морщинистой щеки и поблагодарить; она призналась себе, что начинала его любить.
   Но когда она открыла глаза, то увидела Эрика, который стоял, возвышаясь перед ней, уперев руки в бока, расставив мускулистые ноги, которые опускались и поднимались вместе с палубой. Она крепко сжала губы.
   — С ней все нормально! — крикнул он своим людям. Ему ничего не надо было больше говорить, потому что все сразу же занялись своими делами.
   — Они подумали было, что ты решила прыгнуть за борт. Мне и самому так показалось в какой-то момент.
   Она попыталась оторваться от плеча Мергвина, но не смогла. Она напряженно сглотнула:
   — Увы, ты меня, конечно, измучил, но не до такой степени, чтобы я пошла против воли Божьей.
   — Приятно узнать, что вы не стали топиться из-за меня, миледи. — Он насмешливо поклонился. — Мои величайшие сожаления, леди. Я и представить не мог, что вы так плохо переносите море.
   Он вернулся на свой пост на носу корабля. Она чуть было не выкрикнула ему, что прекрасно переносит море, что по его вине она так плохо себя чувствует, потому что носит его ребенка. Но она только еще крепче сжала губы и не сказала ни слова. Когда она посмотрела на Мергвина, его загадочные глаза тоже смотрели на нее.
   — Для него это тяжелое время, — сказал ей Мергвин. — Как и для всех нас. Ты ведь не знала Финнлайта.
   Она подумала, что Мергвин тоже любил этого умирающего высшего монарха. Но сказала устало:
   — Такое время тяжело для всех, ведь правда? Он улыбнулся и покачал головой.
   — Там будет печаль, но ты найдешь там счастье, вот увидишь.
   — Я не пробуду там долго, — сказала Рианон. Мергвин хотел что-то сказать, но промолчал, а потом покачал головой. Она тронула его.
   — Мергвин, я там долго не останусь. Разве ты не понимаешь, что это не мой дом? И никогда не станет моим. Я никого не хочу обидеть, но там все будет по-другому, там все чужие…
   Он откинул голову и закрыл глаза, и она на секунду испугалась, потому что он казался очень старым и слабым. Он устало вздохнул:
   — Будет война, — сказал он тихо, и она не поняла, что он имел в виду.
   Собиравшийся дождь так и не пошел. В небе клубились черные облака и дул жестокий ветер. Уже все вокруг поглотила тьма, когда Рианон в первый раз заметила берег Ирландии. Она смотрела на землю, жуткую и угрожающую в этой кромешной тьме, а потом они вошли в реку. В Ирландии была своя прелесть — пустынная зеленая земля, поднимающаяся к небесам. Некоторые места очень походили на ее родные земли. Бесконечные луга, окруженные скалами, были покрыты изумрудной травой, по которой бродили пушистые белые овцы.
   Когда стены Дублина выросли перед ними, Рианон была очарована мастерством каменотесов, великолепием и величием стен, вырисовывавшихся в темноте. И пока корабли искали причал, она увидела толпу людей на берегу. Мергвин помог ей подняться. В тот момент Эрик, казалось, позабыл о ней, он уже сошел на берег.
   Сердце Рианон отчаянно забилось, когда она увидела женщину, пробирающуюся через толпу. Ее волосы были чернее ночи и доходили ей до талии; она была гибка и тонка, как молодой олень. Она звала Эрика по имени.
   Рианон окоченела и думала, что она еще никогда не ненавидела его так сильно. Зачем он привез ее сюда? Чтобы она была свидетельницей его нежного соединения с его ирландской возлюбленной? Ее снова затошнило.
   Женщина приветствовала Эрика с нежностью; даже в потемках она была очень красивой. Она его обнимала и свободно говорила с ним.
   — Рианон, пойдем, — позвал ее Мергвин.
   — Я… я не могу! — прошептала она.
   Эрик наконец-то оглянулся на нее, вернулся на корабль и подошел к ней. Прежде чем она что-то сообразила, он взял ее за руку и потащил вперед, а потом поднял на руки, перенес на ирландский берег и поставил перед темноволосой женщиной.
   — Рианон, это Эрин Дублинская. Мама, это Рианон, моя жена.
   Женщина с эбонитовыми волосами улыбнулась, и, увидев ее поближе, Рианон поняла, что она была, не так уж и молода, хотя трудно было понять, сколько ей лет. Ее глаза блестели, как зеленые изумруды, ее улыбка была приветливой.
   — Добро пожаловать, Рианон! Для нас это тяжелое время, но мы сделаем все, чтобы тебе было хорошо. Мы, ирландцы, славимся своим гостеприимством, как ты знаешь. Это дом моего сына, и теперь он твой, и все, что в нем есть, — все в твоем распоряжении. — Она сжала руки Рианон, а потом одарила улыбкой своего сына. — Эрик, она прекрасна сверх всяких ожиданий, и я осмелюсь сказать, что ты не стоишь ее ни капельки. А сейчас, пожалуйста, пойдем. Боюсь, что вас слишком долго не было дома.
   Но тут Эрин Дублинская увидела Мергвина, который стоял в стороне. Они не сказали ни слова, но она пришла в его объятия, и они долго стояли обнявшись. А когда отступили друг от друга, у Эрин на глазах были слезы. Но она взяла Рианон за руку и снова улыбнулась.
   Рианон заговорила мягко и быстро, хотя редко говорила по-ирландски.
   — Миледи, я сожалею, что нам пришлось приехать в такое время. Ваш отец, по-видимому, был любим всеми, он великий монарх, и я буду молиться за него и за всех вас.
   — Благодарю, — сказала Эрин.
   Она не отпускала руку Рианон, пока они шли мимо стен к замку, выстроенному из массивных камней. У стен города были выложены дорожки из камня. Каменные стены тоже были удивительны, ничего подобного Рианон не видела ни в Англии, ни в Уэльсе.
   — Вот здесь у него случился удар, — тихо рассказывала Эрин своему сыну. — Я знаю, многие думают, что мне следовало отвезти его в Тару, чтобы он умирал там, но я в отчаянье собирала всех родственников. Он в основ-ном спит, но иногда просыпается. Иногда ему лучше, а порой становится хуже. Он осознает, что уходит, и он часто говорит о своей последней воле. Я не могла рисковать: он мог умереть в дороге.
   Эрик ответил матери, что она поступила правильно. Рианон почувствовала себя чужой им, хотя рука Эрин оставалась в ее руке. Рианон шла за ними дальше. Когда они вошли в замок, то попали в громадный, величественный зал; казалось, там находилось, по крайней мере, человек сто. Они расступились, когда Эрин вошла. В центре зала они подошли к кровати, покрытой вышитым бельем. На ней покоился очень старый человек с белоснежными седыми волосами и морщинистым лицом. Его глаза были закрыты. Эрин остановилась, и Эрик быстро выступил вперед. Опустился на колени и взял длинные худые руки старика в свои. Рианон смутно видела, что по другую сторону кровати стояла монашка, низко наклонив голову в молитве. Рианон вздрогнула, увидев в голове кровати мужчину, так похожего на Эрика, что это мог быть только Олаф Белый, из Вестфальдского дома в Норвегии, король Дублина и отец Эрика.
   Время пощадило этого человека, так же как и его жену. Его золотые волосы хотя и подернулись сединой, но он стоял такой же высокий, как и его сын, с огромным размахом плеч и приятными красивыми чертами лица. У него были такие же голубые глаза, как у Эрика. Они взглянули на Рианон, и на секунду у нее перехватило дыхание. Он слегка улыбнулся и кивнул ей головой; она поняла, что он определил, кто она, и приветствовал ее.
   В зале было много других людей. У ног Финнлайта стоял высокий человек с темными волосами и зелеными глазами, который чертами лица напоминал Эрин, но был старше. Рядом с ним был еще один темноволосый человек, но у того были голубые глаза, и он был похож на ее мужа. По всему залу стояли мужчины и женщины, и Рианон вдруг показалось, что все они родственники.
   Она услышала латинские молитвы и увидела, что все молятся. Далеко от постели Финнлайта стоял священник, и слова его звучали монотонно. Наступила тишина, затем послышалось шарканье ног: люди выходили из зала. Раздавались всхлипы и рыдания детей, но через мгновение опять стало тихо.
   Тогда Финнлайт открыл глаза, и на его лице появилась улыбка. Он посмотрел на Дублинского короля. Его голос был тихий, но уверенный.
   — Олаф, это ты здесь?
   — Да, Аэд Финнлайт. Я всегда здесь.
   — Он мне был таким же сыном, как и все остальные, не правда ли, Найол? — спросил он человека, стоящего в ногах кровати.
   — Да, отец. Он мне был братом. Тогда старик посмотрел на Эрика.
   — Волк, внук мой? Эрик, ты приехал? Теперь ты не оставишь меня. И ты также не оставишь Ирландию. — Внезапно он поморщился от боли, и Эрин закусила себе руку, опасаясь, что может закричать; Финнлайт закрыл глаза и заговорил снова:
   — Да поможет нам Бог, потому что между королями будет война! Мир, которого я добивался все эти годы, — такая хрупкая вещь! Королевство перейдет к Найолу, не потому что он — мой сын, а потому, что нет более достойного человека. Все эти годы, Олаф, я был силен потому, что ты был рядом. И именем Бога я молю, чтобы ты поддерживал моего сына!
   — Аэд, ведь нас связывает клятва, которая была дана столько лет назад, — сказал Олаф. — Теперь ты можешь отдыхать спокойно. Стены Дублина навсегда станут крепостью для Найола. Мои сыновья, твои внуки, всегда поднимут свои мечи, как ты завещаешь, и станут ему войском. А я и правда, Аэд, отец мой, твой сын.
   Глаза Финнлайта, казалось, заблестели от слез. По-том остановились на Рианон. Финнлайт высвободил руку из руки Эрика и потянулся к ней. От неожиданности Рианон растерянно посмотрела на Эрин.
   — Пожалуйста, — прошептала Эрин. Рианон шагнула вперед. Пальцы Финнлайта сомкнулись на ее ладони с удивительной силой.
   — Прости меня, — прошептал он горячо. — Прости меня, прости меня. Я любил тебя тогда, как и всегда, сильно! Очень сильно!
   Было ясно, что он принимал ее за кого-то другого, но за кого?
   Потом наступило молчание. Испуганная Рианон стояла тихо. Взгляд его стекленел.
   — Клянусь Богом, — продолжал он, — я никого так не любил! Но всегда были интересы страны, ты видишь. И война. И я вынужден был сделать, что сделал. — Он замолчал и соединил руку Эрика с ее рукой. Рианон хотела вскрикнуть и отдернуть руку, но почувствовала строгий взгляд синих глаз мужа. — Я знаю, — говорил Финнлайт, — такие вещи женщинам не понять. Я знал его силу и молился, чтобы ты простила меня. Я молился, чтобы ты полюбила его, потому что, пока вы вместе — будет мир. Я сделал это для Ирландии, ты должна понять. Скажи мне, дочь моя, что ты прощаешь меня!
   Рианон почувствовала, как жгучие слезы скатились с ее ресниц. Взволнованный взгляд умирающего преследовал ее. Эрик крепче сжал ее руку и поспешно прошептал:
   — Скажи ему! Черт тебя побери, скажи ему то, что он хочет услышать!
   — Я прощаю тебя! — выкрикнула она. Она высвободила свою руку, коснулась щеки старика и заплакала.
   — Конечно, я прощаю тебя, — сказала она. — Я люблю тебя. И все, что ты думаешь, правильно, и теперь все прекрасно — ты не можешь представить, как хорошо. Но ты должен отдохнуть и знай, что я люблю тебя и прощаю тебе все, и никогда еще не было такого короля…
   Его глаза снова закрылись. Эрин оказалась рядом с ней.
   — Благослови тебя Бог, дитя мое, — тихо сказала она, а потом обратилась к сыну:
   — Эрик, отведи свою жену в комнату, а потом приходи. Говорят, он не переживет этой ночи.
   — Как прикажешь, мама, — сказал Эрик.
   Он поцеловал ее, потом взял Рианон под руку и повел в комнату, шагая широко, так что она с трудом поспевала за ним. Он не сказал ей ни слова, пока вел ее по величественному каменному замку вверх по лестнице и по коридору. Они свернули в другой коридор и пошли налево, а потом Эрик распахнул дверь и подтолкнул ее внутрь.
   Резная деревянная кровать была огромна. Сундуки в комнате были тяжелые, а гобелены, висящие на стенах, изображали сцены войны. На двух деревянных столах стояли кубки и большой кувшин, таз для умывания. Камин был в дальнем углу комнаты, и перед ним лежала пушистая шкура огромного белого медведя. Меха покрывали постель, а на стенах было развешено оружие — меч, большой лук, несколько пик и щит с эмблемой Волка.
   Она продолжала рассматривать комнату, а потом оглянулась на Эрика. Он, не сводя глаз, следил за ней.
   — О чем… О чем твой дед говорил со мной? — шепотом спросила она. — За кого он меня принял?
   — Извини, у меня нет времени говорить с тобой, — коротко сказал Эрик. — В замке много слуг. Кто-нибудь скоро придет с едой и напитками и выполнит все твои требования.
   Он все еще смотрел на нее. Он не казался холодным, но был каким-то далеким, и она неожиданно поняла, что он страдает, но не хочет показать этого. Ей захотелось прийти ему на помощь.
   Он приволок ее сюда силой. Он не обращал внимания ни на нее, ни на ее чувства. Ему нужно было только, чтобы она подчинялась ему, чтобы выполняла все его прихоти.
   Она отвернулась, слезы жгли ее глаза. Она не может его любить! Она не может так легко поступиться своей гордостью. Он постоянно ее использовал. Он угрожал ей. И он ничего от нее не получит.
   — Все будет в порядке, — холодно сказала она.
   И все же он медлил уходить. Но минуту спустя она услышала, как затворилась дверь.
   Она села на кровать и зарыдала. Она не могла понять, плачет ли она из-за обиды на Эрика, из-за Эрин, из-за Финнлайта, а может быть, из-за всей Ирландии.
   Со временем слезы ее высохли. Девушка по имени Грендал вошла в комнату, неся жирное мясо и теплый мед. Девушка заверила ее, что ванну совсем нетрудно приготовить, и тут же вошло несколько слуг с резной бадьей и ведрами с водой. Те же слуги быстро вынесли все, когда она была снова одета в новую ночную рубашку из прекрасно вышитой ирландской материи. Грендал спокойно оставила ее одну, и Рианон забралась на массивную постель и уснула.
   Спустя некоторое время Рианон проснулась. Она поняла, что не одна в комнате. Эрик сидел перед камином, вытянув ноги, обхватив свою золотую голову руками. Огонь горел неровно, в камине потрескивало, но он не издавал ни звука. Рианон села. Она напомнила себе, как он был холоден с ней и груб, когда вез ее сюда, но
   Все-таки поднялась с постели, вспоминая его любовный шепот у речки. Она может презирать его, но все равно было что-то, что связывало их вместе. Она встала, нашла кубок с медом и принесла ему. Она встала на одно колено рядом с ним, предлагая ему напиток. Вздрогнув, он повернулся к ней. Он взял мед, внимательно и устало посмотрел на нее:
   — Что тебе нужно, Рианон?
   Она остолбенела, отодвигаясь от него.
   — Что мне нужно? — повторила она за ним.
   — Да, — сухо сказал он. — Когда ты так подходишь ко мне, то всегда с какой-то целью.
   Она быстро и грациозно поднялась, готовая повернуться и уйти, но он схватил ее за руку и задержал.
   — Ты не поедешь домой, — сказал он ей.
   — Я и не просилась домой, — холодно ответила она. Он посмотрел на нее, потом кивнул головой и снова уставился отсутствующим взглядом в огонь.
   — Его больше нет, — тихо прошептал он. — Аэд Финнлайт покинул нас, ушел, как уйдет мир, который длился несколько десятилетий.
   — Мне очень жаль, — сказала она тихо.
   Она чувствовала его боль и хотела облегчить ее.
   Он отпустил ее руку.
   — Иди в постель, Рианон.
   Но она продолжала стоять в нерешительности.
   — Я могу чем-то…
   — Иди в постель, Рианон. Я хочу побыть один.
   Поняв, что он в ней не нуждается, она отвернулась.
   Забравшись в постель, она стала думать, каким он был, когда был еще маленьким мальчиком. Вскоре она снова задремала.
   Перед рассветом она проснулась. Он лежал рядом с ней. Она свернулась калачиком у его груди, и больше ей не было холодно.
   Рианон не могла отодвинуться от него. Утомленный, он спал, а ее волосы оказались прижаты его спиной. Она попыталась тихонько вытащить их из-под него и поняла, что ее легкое движение разбудило его. Он посмотрел на нее.
   — Прости меня, я сделал тебе больно.
   Он встал обнаженный. Она следила за ним, и ей хотелось сказать ему что-нибудь, но она не успела, потому что он быстро оделся и вышел, хлопнув дверью.
   Она легла, но уже не могла уснуть. Несколько позднее вошла Грендал, неся воду и мед, но ей не хотелось ни есть, ни пить. Она просто не знала, что делать, поэтому оставалась в постели Эрика все утро.
   Позднее, когда наступил день, она вышла в коридор, завернула за поворот и добралась до лестничной площадки. Из огромного зала внизу слышались рыдания и причитания. Не желая быть навязчивой, она поспешила уйти. Ей пришлось остановиться, потому что весь коридор заполнил собой высокий и широкоплечий мужчина. В потемках она беспомощно сощурилась и подумала, что это Эрик, но потом поняла, что это был его отец, король Дублина собственной персоной. Настоящий викинг, пронеслось у нее в мозгу. Ну конечно, Эрик не мог не рассказать, что она питает такую ненависть к этому человеку.
   — Почему ты уходишь? — спросил он ее.
   — Я… — Она посмотрела на него беспомощно. — Я… мне не хотелось быть навязчивой, милорд.
   — Ах, Рианон! Ты — жена моего сына и, следовательно, моя дочь, и в такую минуту не можешь быть навязчивой. Тебя примут с радостью. Мой тесть понял это, когда расставался с жизнью, он потянулся к тебе, и ты ответила ему то, что он хотел услышать. Пойдем, возьми меня под руку. Эрик внизу.
   Он коснулся ее легонько, но она отстранилась, покачав головой, объятая неожиданным страхом.
   — Вы не так меня поняли, милорд.
   — Ах! Ты не можешь принять руку викинга, даже если он уже давно живет на этом берегу?
   — Нет! — выкрикнула она, но потом увидела, что легкая улыбка играет на его лице.
   — Дело не в этом. — Она помолчала: как ей сказать королю, что его сын вовсе не хочет быть с ней вместе? — Я… Я не думаю, что Эрик…
   — Моя леди Рианон… дочка! — поправился он. — Пойдем, возьми меня за руку. Ни один мужчина не станет тащить женщину через море, если не нуждается в ней.
   — Но…
   — Пойдем, — сказал он, легонько подталкивая ее.
   И все же даже это легкое подталкивание было командой, и она взяла его под руку. Спускаясь по лестнице, она удивлялась, как легко эти люди могут сломить ее волю: и тот, за кого она вышла замуж, и его отец, с этим благородством манер, сквозь которые видна сила.
   Когда они сошли вниз, он подвел ее к постели Финнлайта. Покойный монарх был одет со всем великолепием, в королевский плащ голубых и малиновых цветов с эмблемами и гербами Ирландии и Тары, золотой крест покоился на его груди. Она поклонилась вместе с викингом — королем Дублина и прочла молитву, а когда поднялась, ее рука все еще была в руке ее свекра. Мужчины, ирландские короли, подошли, чтобы поговорить с Олафом Белым. Он представил Рианон им всем как свою новую дочь, и каждый приветствовал ее и отдал ей дань уважения, как должно королеве. Ее повели в зал, где их ждал обед, и Эрин, с залитым слезами прекрасным лицом, подошла к ним. Она отвела Рианон к высокому помосту, на котором стоял стол, поперек длинного ряда столов, и прежде чем Рианон усадили, она почувствовала, что ее снова кто-то взял за руку, и быстро обернулась. Это был Эрик, одетый так же, как его отец, в малиновый плащ, опушенный горностаем, с эмблемой волка Вестфальдского королевского дома и гербом королей Тары.
   — Спасибо, мама. Я позабочусь о своей жене, если позволишь.
   Его слова, обращенные к матери, были такими нежными, сказаны были с такой любовью. На нее же он только что не рычал. Он усадил ее между собой и отцом, и хотя она разделяла кубок с ним, со своим мужем, единственный, кто обращал на нее внимание, разговаривал с ней, был свекор. Когда обед закончился, Эрик снова повел ее вверх по лестнице, открыл перед ней дверь и втолкнул ее в комнату. Она стремительно обернулась и увидела, что он вот-вот закроет дверь и оставит ее одну.
   — Эрик, — позвала она.
   — В чем дело?
   — Я просто…
   Она замолчала и глубоко вздохнула. Она вспомнила, как убеждал ее свекор: ни один мужчина не потащит женщину через море в незнакомую страну, если он не желает, чтобы она была с ним вместе.
   Она опустила глаза и тихо сказала:
   — Мне больно видеть, как ты страдаешь.
   Некоторое время он стоял тихо. Потом снова вошел в комнату, закрыл дверь и подошел. Взяв ее за подбородок, он заставил Рианон смотреть ему в глаза.
   — Тебе больно видеть, как я страдаю? Почему это, леди? Я думал, что ваше сокровенное желание — видеть, как я варюсь в кипящем масле!
   Она вырвалась.
   — Конечно, я просто забыла об этом. Пусть будет так, как есть!
   Он промолчал, но ей показалось, что тень улыбки легко скользнула по его лицу. Ей захотелось подбежать к нему, но она осталась на месте.