Грэм Хизер. Покоренная викингом

   — Я вышла замуж за этого светловолосого гиганта, — спокойно сказала ей Рианон.
   — О, — Адела окаменела от неожиданности. — Ну да, конечно. А как же Рауен?
   — Ну, — сказала Рианон, пытаясь улыбнуться, и отчаянно стараясь найти в этом хоть капельку смешного, и в таком виде преподнести новость Аделе. — Я полагаю, что свадьба с Рауеном теперь не состоится.
   — О мой бедный ребенок! — закудахтала Адела и с нежностью посмотрела на девушку своими голубыми глазами. Потом она широко улыбнулась. — Ну да, ведь викинг — великолепный мужчина! Ты бы слышала его голос, когда он отдавал тут команды…
   — Я уже наслушалась от него команд, спасибо!.
   — Неистовый воин, конечно, но человек милосердный.
   — Милосердный! — воскликнула Рианон.
   Адела грустно кивнула головой.
   — Когда битва была закончена, он приказал, чтобы никто никого не трогал. О моя милая Рианон! Ты сильно страдаешь, правда?
   — Конечно, нет, — солгала Рианон. — Король потребовал, чтобы я вышла замуж, и я подчинилась. Это моя земля и мои люди, неважно, что думает этот викинг. Я не отдам того, что принадлежит мне. Большинство браков преследует какую-нибудь выгоду. У меня все будет хорошо. А теперь давай поговорим о чем-нибудь еще. Итак, Питер и его семейство — все живы и здоровы. Я так за них рада. — Она снова обняла свою кузину. — И я так благодарна им за то, что вижу тебя сейчас, но должна тебе сказать, что бедный Эгмунд мертв и многие другие тоже погибли!
   Адела заверила ее, что Эгмунд и остальные погибшие были похоронены по христианским обычаям.
   — Под большим дубом у восточных ворот, мы пойдем туда и помолимся об их душах, если это успокоит тебя, моя дорогая.
   Рианон помолилась за Эгмунда и за всех других. Она навестила вассалов и рабов, выразила им соболезнования за их потери и пообещала помочь им отстроить заново все, что было разрушено. Потом она объявила, что этот день будет их свободным днем, и они смогут не работать в полях или в замке, а заниматься своими делами. Она раздала людям жареного оленя и эль из господских запасов. Никто из викингов не сделал попытки остановить ее благотворительные порывы. Даже тот высокий рыжебородый с широченными плечами, который, по-видимому, был оставлен для ее охраны.
   Звали его Сигурд. Если он и был против разбазаривания содержимого кладовых его хозяина, то не сказал ни слова. Он вообще ничего не говорил, ужинал с ней, Мергвином и Аделой или завтракал с ними утром. Она знала, что он всегда был здесь. Что он следил за ней.
   Стоя на городской стене на закате и глядя на свой маленький город, Рианон могла убедиться, что жизнь шла почти так же, как и прежде для рабов, слуг и ремесленников. Мужчины трудились в полях. Стояла весна, и для простого человека это было горячее время — время сева. Все они должны были что-то есть — чтобы жить.
   Отношения с людьми были важной стороной жизни Рианон, и она старалась ладить со всеми. Рабы принадлежали ей, не совсем рабы, но почти. Они родились на ее землях, и проживут там всю жизнь. Они будут работать, чтобы служить ей всю свою жизнь, а если кто-то захочет уехать, он будет должен просить разрешения у Рианон. Она была доброй хозяйкой, неизменно следовала законам и справедливо разрешала все споры.
   Служение хозяину или госпоже с древних времен было платой за охрану, которую он им предоставлял. Она с грустью созналась, что потерпела неудачу в защите своих людей. И хотя это произошло не по ее вине (ведь все, кто мог сражаться, ушли с королем), она потеряла своих людей, и это ее печалило.
   Она вздохнула, наблюдая за волами и мужчинами, которые двигались по разноцветным полям. Появился один из викингов. Эрик оставил с ней людей, которые были чрезвычайно вежливы с ней, но не спускали с нее глаз. Они не делали ни единого движения, чтобы вмешаться в ее дела теперь, когда она возвратилась сюда, но когда она выходила к столу утром или вечером, они всегда были там. На месте бедного Эгмунда теперь сидел викинг.
   Они, может, и называли себя ирландцами, но все равно они были викинги.
   Рианон вздохнула. А что, если и о ее детях будут говорить то же самое через двадцать или тридцать лет. Нет, они не англичане, они — викинги!
   При этой мысли она побледнела. Может, у нее вообще не будет детей с этим светловолосым гигантом. Он здесь чужой.
   Нет, он не чужой, подумала она. Не совсем чужой после их брачной ночи. Щеки ее порозовели, и она вспомнила долгий путь домой в сопровождении Мергвина и свиты викингов. Она была очарована старым друидом, который развлекал ее различными легендами. Он рассказал ей о появлении Святого Патрика в Ирландии, и как он прогнал всех змей, и о том, что такое ирландское гостеприимство, и что нельзя прогнать никого, кто нуждается в крове или в куске хлеба, он поведал ей о Аэде Финнлайте, который объединил многих королей против угрозы нашествия викингов.
   — И все ж, — заметила она, — викинги взяли Дублин! Мергвин улыбнулся и пожал плечами.
   — И заключили мирный договор с Финнлайтом. И с тех пор, за исключением редких набегов датчан, там был мир. Финнлайт провел много времени в Дублине, и многие его внуки возделывали землю и усмирили непокорных дворян. Олаф, Волк Норвегии, говорит на ирландском языке гораздо лучше, чем на своем родном. Он одевается в ирландские королевские одежды и возводит сильные ирландские укрепления. Он в большей степени защитник этой земли, чем ее завоеватель.
   — Теперь, — настаивала Рианон. — Но пришел-то он как завоеватель.
   — Его дети — это часть Ирландии. Точно так же, как и ребенок, которого ты носишь, будет частью объединенной Альфредом Англии.
   Она задохнулась от негодования, строго посмотрев на него.
   Я не ношу никакого ребенка…
   — Значит, понесешь.
   — Ты не можешь этого знать! Откуда тебе это известно?
   Он пожал плечами.
   — Думай, как хочешь. Но это будет мальчик, и ты назовешь его Гартом.
   И снова она задохнулась, потому что, родись у нее когда-либо сын и выбирай она ему имя, она действительно назвала бы его в честь своего отца, которого любила так нежно. Если только викинг позволит. Откуда этот человек может знать все это?
   — Ты, наверное, говорил с Альфредом, — пробормотала она.
   Он не ответил ей, и она поняла, что дело не в этом. А сейчас, глядя на поля, но ничего не видя, Рианон ясно вспомнила его слова. Он не мог знать! Никто не может знать этого так скоро!
   Она вздохнула. Не могла она носить ребенка викинга Официальный наследник — это может быть как раз то чего он желает, и она страдала от мысли, что против воли может дать ему желанное.
   Она закрыла глаза и вспомнила ночь своей свадьбы не понимая, было ли это наяву или во сне.
   — Боже милостивый! Ради всех святых! Сохрани меня! — прошептала она вслух, а потом вздрогнула. — Я не стану слушать чепуху, которую несет друид, — поклялась она.
   Внезапно она вздрогнула, напряженно всматриваясь в даль.
   Приближались какие-то всадники. Сначала она могла различить только большое облако пыли на горизонте. Они мчались быстро. Грязь летела из-под копыт лошадей. Потом, по мере их приближения, она смогла разглядеть отдельных всадников. Она уже могла рассмотреть развевающиеся штандарты.
   Впереди всех она видела огромного белого коня и кольчугу, блестящую на солнце, какую обычно надевал в бой Эрик Дублинский. На нем был серебряный шлем с поднятым забралом, а гордой посадкой он напоминал юного Бога. За ним следовал всадник, высоко державший его штандарт с эмблемой волка.
   Они возвращаются! Она молилась за победу короля, но не ожидала, что он вернется так скоро.
   И она не ожидала увидеть Эрика Дублинского столь рано.
   Зазвучали горны, возвещая возвращение воинов. Рианон наблюдала со стены картину, которая должна теперь стать привычной, чувствуя, как забилось ее сердце. Тогда она решила, что сойдет вниз и поздоровается с ним, как ей и подобает, со всем достоинством.
   Она ничего ему не должна — ведь он разыграл ее, но все же она просто поприветствует всех.
   Она поспешила вниз по лестнице, а потом в свою комнату. Она огляделась, чувствуя странный трепет, охвативший ее. Это ее комната, но он может потребовать, чтобы она стала общей. Его сундуки уже находились там, наполненные одеждой, мехами и оружием, картами и книгами, кропотливо созданными ирландскими монахами в монастырях. Она сперва осторожно, а потом смелее просмотрела его вещи и решила, что ей следует как можно серьезнее подойти к вопросу о выборе места, где ей спать. Но, как она ни старалась, она должна была признать, что опасается его. А может быть, то, что она чувствовала, был не совсем страх? Может, дело в том, что она уже достаточно хорошо его узнала. Если он пожелает, то, возможно, и позволит своей жене спать отдельно. Но если не захочет, он поймает ее и притащит назад, считая, что это его законное право.
   И все законы Англии будут говорить в его пользу.
   Она отыскала свою щетку на туалетном столике и провела ею по волосам, по всей их длине, затем оправила платье и критически оглядела свой наряд. На ней было белое льняное платье с прекрасным вышитым узором на лифе и рукавах. Это не платье для королевского приема» но оно было очень красиво и оттеняло цвет ее волос.
   Интересно, почему ее так интересует, как она одета? — удивилась Рианон. Ведь они все еще враги. Смертельные враги.
   Она спустилась в главный зал. Адела сидела у окна, занятая шитьем, но быстро встала при появлении Рианон, улыбаясь с озорными искорками в глазах.
   — Итак, гигант возвращается.
   Рианон взглянула на нее и резко ответила.
   — Да, Адела, едет. Ты должна с ним познакомиться. Не бойся его.
   — О, я вовсе и не боюсь! — убежденно сказала ее кузина.
   Адела вышла следом за ней через тяжелые двойные двери во двор. Слева отворяли ворота. Сигурд и Мергвин были там, поджидая своего хозяина.
   С дико бьющимся сердцем, сжав пальцы в кулаки, Рианон стояла в свете раннего утреннего солнца. Он должен был ехать всю ночь, чтобы приехать так рано.
   Лошади стучали копытами, проезжая через ворота. Эрик все еще ехал впереди. Серебряный шлем он теперь держал в руке, а его большое знамя с гербом волка развевалось за ним. Выехав во двор, он спешился. Мальчишки-конюхи подбежали, чтобы взять его белого коня. Огромный, в полном боевом снаряжении, Эрик улыбнулся Мергвину и Сигурду, а потом его взгляд быстро пробежал по ступеням, где стояла Рианон, судорожно сжимая кулаки. Она подумала, что в его глазах промелькнуло мрачное удовольствие, когда он оглядел ее. А может, это был вызов.
   Она задумалась, ожидал ли он, что она выйдет к нему навстречу, и решила, что не приблизится ни на шаг. Но это оказалось неважным, потому что навстречу ему пошел Сигурд, расспрашивая о подробностях битвы, а Эрик похлопал его по плечу и уверил, что это была полная победа. Он поприветствовал Мергвина и спросил его о здоровье, а затем сам подошел к Рианон. Она с трудом перевела дыхание.
   Почему-то ей вспомнилось, как он впервые появился в этом зале, она просто физически ощущала их первую битву и их первую встречу.
   Он стоял перед ней, все еще держа в руках шлем и забрало. Она была уверена, что в его глазах скрывался вызов, вместе с любопытством.
   — Миледи, жена моя, как я рад, что ты вышла сюда, горя желанием встретить и поприветствовать меня.
   Она, разумеется, совсем не горела желанием поприветствовать его, и он прекрасно понял это. Но все равно она улыбнулась, почувствовав, как заливается румянцем ее лицо.
   — Мне бы хотелось узнать о короле, Эрик Дублинский.
   — С королем все прекрасно. А почему бы тебе не спросить обо мне?
   — Я не слепая, господин мой. Я сама вижу, что с тобой все отлично, не правда ли?
   — В полном порядке. Я только был ранен стрелой в прошлом сражении, а из этого вышел целым и невредимым. Я уверен, что тебе должно быть приятно услышать это.
   Она ответила застывшей улыбкой:
   — Конечно.
   Он низко наклонился, взяв ее руку, и прошептал ей ухо:
   — Какая ты лгунья, женушка. Тебе бы ужасно хотелось, чтобы меня привезли с распоротым животом, откуда вывешивались бы все мои внутренности.
   — Нет, господин мой. Я ужасно хотела, чтобы ты вовсе не возвращался. Никогда, — ехидно сказала она. И, повысив голос, добавила:
   — Ты, должно быть, сильно устал после такой долгой дороги.
   — Я совсем не устал, — сказал он ей. — Хотя я бешено мчался в надежде… попасть домой.
   Она повернулась, готовая войти в дом и покончить с комедией, которую они разыгрывали перед другими. Но это, конечно, не конец. С ними вошел Ролло и, конечно же, остальные его полководцы, и их нужно было принять, накормить, сделать распоряжения насчет обеда. А ей надо постараться быть подальше от него, занимаясь какими-нибудь приготовлениями.
   Она почти натолкнулась на Аделу. Эрик увидел женщину в первый раз и нахмурился, потянув Рианон назад.
   — Кто это такая?
   — Адела, господин. Одна из дам госпожи.
   — Моя кузина, — поправила Рианон, наградив Аделу строгим взглядом.
   Адела грациозно присела, ее глаза забегали.
   — Я рада, что господин вернулся целым и невредимым.
   Эрик медленно улыбнулся, а потом разразился хохотом.
   — Адела? Пойдем, выпей с нами. Я уверен, моя жена жаждет выпить за последнюю победу Альфреда.
   Рианон ничего не ответила. Казалось, каждое его слово имело скрытый смысл. Он получал удовольствие, подшучивая над ней. Она поклялась, что никогда не будет его несчастной жертвой, что никогда не сдастся. Пускай он сейчас подшучивает над ней, смеяться последней все равно будет она.
   К ней подошел Ролло и, приветствуя ее, поцеловал ей руку. Зал стал заполняться другими людьми.
   Сердце Рианон бешено забилось и дыхание перехватило, когда она заметила хорошо знакомое лицо в толпе воинов.
   Лицо Рауена. Ее бывший нареченный вошел за ее мужем в зал, который мог бы принадлежать ему.
   Она почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Она почувствовала тяжелый взгляд своего мужа.
   Рауен.
   Он смеялся над чьей-то шуткой, когда их взгляды встретились. Он стал серьезным, приветственно кивнул ей головой и отвернулся.
   Тяжелая рука в рукавице опустилась на ее руку, развернув ее. Она подняла лицо, чтобы встретить пристальный взгляд своего мужа.
   — Да, жена, — мягко сказал он ей. — Юный Рауен со мной. Живой и вполне здоровый, как ты могла заметить.
   Она намеренно выдернула свою руку. Он позволил ей это сделать.
   — Почему он здесь? — спросила она. — Для чего такая жестокость?
   — Никакой жестокости, дорогая. Он сам выбрал, кому служить.
   — Я не верю тебе!
   — Разве ты видишь его в кандалах? Нет, моя дорогая жена, он свободен. Получилось так, что мне посчастливилось спасти ему жизнь в схватке с датчанами, и, насколько я понимаю, он благодарный человек.
   — Ты спас ему жизнь?
   Его самодовольство и надменность разозлили ее сверх всякой меры.
   — Ты глуп, большой ирландский волк, — выговорила она с удовольствием и добавила со страстью:
   — Может, я все еще безумно люблю его. Может, и он все еще безумно любит меня. И, возможно, я изменю тебе с ним в этом самом доме.
   Он долгое время молчал, и на его лице не дрогнул ни один мускул. Против своей воли она почувствовала, что у нее внутри все сжалось, и она уже пожалела о своих словах.
   Одна его бровь изогнулась, когда он пристально смотрел на нее, и ей страшно захотелось узнать, что он действительно думает в этот момент. Он пожал плечами, и она чуть не вскрикнула, когда он взял двумя руками ее руку и снова низко наклонился, прижимаясь к ней губами.
   — Не думаю, миледи. Правда, я так не думаю. Рауен не предаст меня, поступившись своей честью. И ты не изменишь мне, потому что, если ты это сделаешь, я нахлопаю тебя по голому заду так, что ты хорошенько запомнишь этот урок.
   На этот раз, когда она попыталась освободиться от него, у нее ничего не вышло.
   — Отпусти меня! — отчаянно прошептала она. — Весь зал полон твоими товарищами! Разве ты не хочешь быть радушным хозяином?
   — Нет, я буду твоим мужем, дорогая. И я намереваюсь принять ванну и переодеться к обеду.
   — И не воображай, что я буду развлекать твоих людей! — запротестовала она.
   — И не воображаю, — заверил он ее. — Жду, что ты будешь развлекать меня.
   Ее глаза расширились, и она всерьез стала пытаться высвободить свою руку.
   — Эрик, ты не думаешь…
   — Именно это я и думаю, любовь моя. Твои слова, полные любви, о Рауене, вызвали в моей памяти видение. И я снова увидел мою жену, одетую в роскошную одежду, состоящую исключительно из собственных волос, которая обещала мне все, если юный Рауен останется в живых. Обещала мне все, что я захочу. И как захочу.
   — Он же уже был оставлен в живых!
   — Если бы я не обещал не убивать его, он бы уже был мертв, моя любовь.
   — О, ты знаешь, что я имею в виду. Ты издеваешься надо мной. Ты все уже решил тогда. Ты сидел верхом на этой своей, то есть моей, лошади и забавлялся, делая из Меня дурочку!
   — Ты обещала дать мне все, что должна.
   — Я ничего тебе не должна.
   — Наоборот, — сказал он, и его глаза засияли синим пламенем, впиваясь в нее, а хватка стала безжалостной. — Ты мне многое должна, и я пришел, чтобы это получить.
   — Не здесь и не сейчас.
   — Адела, — позвал он резко, прерывая Рианон.
   Адела быстро обернулась. Эрик одарил ее прекрасной улыбкой, которая сразу же ее очаровала, а Рианон привела в трепет.
   — Не соизволишь ли приказать слугам принести бадью в мою спальню. И позаботься, чтобы принесли достаточно ключевой воды, и, может быть, немного вина. А затем, кузина Адела, я хотел бы рассчитывать на тебя, что ты позаботишься о моих людях здесь, в зале. Я полагаю, тебе привычна эта роль в этом доме, до той суматохи, которую мы наделали своим приездом сюда. Я думаю, что потребуется некоторое время, чтобы поджарить мясо и приготовить обед. Не присмотришь ли ты за этим?
   — Конечно, господин мой, — сказала Адела и быстро направилась в кухню выполнять полученное задание. Наблюдая за ней, Рианон быстро заговорила:
   — Эрик, такое поведение с твоей стороны просто грубость…
   — Идя рядом со мной, можешь взять меня под руку. Мне все равно, как ты будешь сопровождать меня, но ты это сделаешь.
   — Ты так обращаешься со мной, потому что Рауен здесь, в зале, — сказала она упрямо.
   — Нет, госпожа моя, жена. Я поступаю так, потому что это доставляет мне удовольствие, — наверное, не мне одному.
   Ледяная завеса, казалось, спала с его глаз, когда он посмотрел на нее. Она почувствовала холодок внутри, сменившийся иссушающим жаром. Ее губы пересохли, и она вся затрепетала. Она хотела ненавидеть его — она и вправду ненавидела его и презирала за то, что он с ней делал. Но против своей воли она вспомнила их брачную ночь.
   И ощущение от прикосновения его рук, которые ласкали ее. Вкус его губ, касающихся ее рта, целующих ее тело.
   Она отчаянно замотала головой. Рауен был в зале. Она любила Рауена.
   И никогда она не будет испытывать такого же чувства к нему.
   — Эрик, я не пойду с тобой сейчас!
   — Давай, сопротивляйся, но я все равно одержу верх, — предупредил он ее.
   — Ты не всегда будешь одерживать верх.
   — Нет, всегда, потому что я рожден, чтобы побеждать, в противном случае ничего не остается, как только умереть, и поэтому к любому сражению я отношусь серьезно.
   Она открыла было рот, чтобы ему возразить, но он был слишком решителен и не бросал слов на ветер. Он наклонился и обнял ее за плечи. Смех и разговоры в зале внезапно смолкли, и он произнес, обращаясь к присутствующим и продолжая обнимать Рианон:
   — Воины, пейте и отдыхайте после сражения, мы это заслужили! Мы с женой скоро присоединимся к вам.
   Послышались смешки и одобрительные возгласы. Эрик повернулся. Рианон была прижата к его телу, одетому в кольчугу, когда он быстро направлялся к лестнице. Он за секунду поднялся по ступенькам, не обращая внимания на угрозы, которые она шептала, и на ее кулаки, которые обрушились на него. Когда они вошли в спальню, он швырнул ее на постель с такой силой, что веревки, которые держали матрасы, казалось, лопнут. Она быстро поднялась на локте, ей хотелось закричать и наброситься на него, но она только кипела от возмущения, потому что в спальню уже внесли деревянную ванну, которую он просил, и мальчики с кухни ведрами носили подогретую ключевую воду. Старый Джозеф принес кожаный мех с вином и два серебряных кубка и поставил их на стол. Он Даже не взглянул в ее сторону. Эрик поблагодарил слуг и запер дверь, как только они удалились.
   Он прислонился к двери, пристально глядя на Рианон.
   — Ну? — спросил он наконец.
   — Что?
   — Иди и служи мне теперь.
   — Ты с ума сошел! Наверное, какой-нибудь топор все-таки повредил тебе череп, любовь моя.
   — Каким нежным голоском были сказаны эти слова! Я еще не сошел с ума. Наоборот, у меня отличная память. И я помню, любовь моя, что ты…
   — Ты меня обманул! — напомнила она ему.
   Он направился к ней, громадный в своей кольчуге и тяжелых доспехах.
   Она соскользнула с постели до того, как он успел добраться до нее.
   — Эрик…
   — Рианон! Подойди и помоги мне снять эту кольчугу, или, я клянусь, ты пожалеешь об этом.
   — Не угрожай мне.
   — Это просто суровое и серьезное обещание.
   — Я не могу…
   — Можешь. Я совершенно уверен, что ты хорошо знаешь, как обращаться с доспехами. Подойди и помоги мне. Послужи мне. Может, это все, что от тебя требуется.
   Она стояла, не шевелясь, с сильно бьющимся сердцем, а потом откинула назад свои волосы и неторопливо подошла к нему. Он уже отбросил свой шлем и дотянулся до нижней кромки длинной кольчуги, похожей на тунику, которая составляла часть его доспехов. Он опустился на одно колено, и она помогла ему стянуть ее через голову. Кольчуга была тяжелой, она не удержала ее, и металлические цепи упали на пол, издавая железный позвякивающий звук.
   — Ничего страшного, — сказал он ей нетерпеливо. — За ней придет мой слуга. Освободи завязки.
   Он встал, и Рианон, не говоря ни слова, обошла его кругом, отвязывая кожаные завязки, которые скрепляли его кольчугу с его нательной рубашкой. Он нетерпеливо отбросил доспехи. Под ними на нем оказалась льняная рубашка, штаны и сапоги. С этим он мог и сам справиться прекрасно, подумала Рианон и отступила на шаг.
   Но он сел на стул, поднял ногу и уставился на нее.
   — Давай! Уж сапоги ты можешь снять сам!
   — Да, могу. Но предпочитаю, чтобы ты мне помогла. — Он любезно улыбнулся. — Я обещаю, что буду помогать тебе снимать одежду всякий раз, как только ты пожелаешь.
   — Спасибо, не желаю, — отрезала она. Он по-прежнему не сводил с нее глаз, ожидая и улыбаясь. И даже когда он наблюдал за ней, ей казалось, что тепло медленно заполняет ее, разливается в низу живота и, наконец, приливает к ее щекам.
   — Ради Бога, — прошептала она.
   Она быстро подошла и стянула один сапог. Когда она наклонилась, чтобы снять второй, он положил ей ногу пониже спины. Она стянула сапог со всей быстротой, на которую была способна, и быстро повернулась. Эти скандинавские голубые глаза все еще сверлили ее, хотя теперь улыбка не сходила с его лица. Лениво он прикрыл глаза.
   — Благодарю, — сказал он тихо, поднимаясь. Повернувшись к ней спиной, он стал снимать рубашку и штаны.
   Рианон напряженно сглотнула, увидев его голую спину и ягодицы, его твердые мускулы, которые играли при малейшем его движении. Она отвернулась, уставившись в стену, пока он опускался в ванну.
   Казалось, время замедлило свой ход.
   — Я могу идти? — спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно и спокойно.
   — Могу что?
   — Идти! Уйти из этой комнаты! Спуститься к гостям!
   — Спуститься к гостям? Ты что, имеешь в виду, что горишь желанием развлекать это стадо викингов?
   Было невозможно сохранять спокойствие и сдерживать свои чувства! Она не будет унижаться и просить! Она даже не будет спрашивать его позволения уйти. С возгласом нетерпения она повернулась и направилась к двери.
   Его слова ударили ее как хлыстом.
   — Не делай этого, — предупредил он. С досадой она почувствовала, что у нее перехватило дыхание, а сердце отчаянно заколотилось.
   Она не открыла дверь, но остановилась рядом с ней. Она не трусиха, уверяла она себя. Но, если она попытается уйти, он наверняка вылезет из бадьи голым и пойдет за ней. А потом… она не могла предположить, что он сделает потом.
   Она повернулась, скрестив руки на груди, и посмотрела на него:
   — Ты сказал, что если я помогу тебе…
   — Но мне еще нужна твоя помощь, — сказал он любезно.
   — Что еще тебе нужно?
   — Подойди, потри мне спину. Я устал от своего военного облачения. Мне нужен покой и отдых.
   Покой и отдых, как бы не так! — подумала Рианон, но ни слова не проронила вслух. Превозмогая дрожь, она подошла к бадье, изо всех сил стараясь не смотреть на его наготу. Она взяла мочалку и мыло и зашла ему за спину. Она терла его с отчаянным желанием содрать с него кожу. Она напряженно сглатывала, когда терла его широкие бронзовые плечи и чувствовала его жизненную силу, и силу его мускулов, и его тепло под руками. Его золотые волосы намокли и прилипли к его спине, и ложились кольцами под ее пальцами.
   — Вот! Все! — сказала она ему нетерпеливо, швырнув мочалку и кусок мыла.