Эти и еще с десяток не менее важных вопросов крутились в голове
Декиуса, когда он выходил из палатки Чиенны. Обнаружив, что дошел уже до
конца территории лагеря, он решил последовать совету принцессы и навестить
Райну. Не для того, чтобы <строить глазки>, - в своих мечтах он заходил
гораздо дальше, - а чтобы посоветоваться с нею. С нею, конечно, с Конаном,
даже с этим лордом Айбасом и Марром. Если только удастся разговорить их...
Неожиданно у него за спиной тревожно забил барабан. Декиус развернулся
и увидел, что по склону к нему со всех ног несется Конан. Лицо Киммерийца
было мрачно и неподвижно, лишь только ледяные голубые глаза подтверждали,
что это - не маска.
- Господин капитан-генерал! Вас срочно вызывает Ее Высочество.
Словно холодная рука сжала сердце Декиуса. Он все понял и уже не
удивился, когда Конан, отвернувшись, дополнил:
- Король Элоикас только что скончался. Как старший среди присутствующих
представителей благородных подданных, вы...
- Я знаю законы и обычаи своей страны, Киммериец. Поверь мне.
Голос Декиуса дрогнул, когда он еще не договорил последнюю фразу. Ему
хотелось протянуть руки к небу и крикнуть: <Отец!> - так, чтобы звезды и
луна услышали о его горе, чтобы они содрогнулись вместе с его сердцем. У
Киммерийца хватило тактичности отойти и отвернуться, переждать, пока
капитан-генерал соберется с мыслями и чувствами. Когда Декиус наконец смог
взять себя в руки, оба воина зашагали вверх по склону к королевскому шатру.


Граф, не переставая, покачивался в своем плетеном кресле. Он провел
целый день не в постели, но за постоянной работой, прервавшись лишь на
краткий послеобеденный отдых, на котором удалось настоять его врачу.
Подумать только! Тихий час, как у ребенка, еще не выросшего из ползунков.
А может быть, дневной отдых уже не нужен ему? Может, это из-за него
граф не мог спокойно уснуть вчера, да и сегодняшний вечер превратился в
бессонное ожидание ночной темноты.
Закат уже окрасил снежные вершины в алый и розовый цвета, покрыл скалы
нежным золотом, рассыпал по ледникам огненные брызги драгоценных камней.
Ветер стих с наступлением сумерек, все вокруг погрузилось в молчание. Но не
красоты закатного неба волновали Сизамбри. Ему казалось, что весь мир,
приглушив свои звуки, вместе с ним затаил дыхание в смутном предчувствии.
Предчувствии чего? Сегодня Зилку должен вернуться из компании Поуджой.
Наверное, он все-таки сумел разговорить этих горцев и выяснить, какова на
самом деле ситуация в племени и долине.
От разведчиков, следивших за королевским лагерем, он узнал, что по
крайней мере часть воинов Поуджой поменяла цвет своего флага. Ими командовал
человек, по описаниям не кто иной, как Айбас. Если этот мерзавец и вправду
предал его, - Сизамбри даже призадумался, какая мучительная смерть будет
уготована аквилонцу.
Хорошо еще, что перешедшие к королю Поуджой не привели с собой никого
из Звездных Братьев. По крайней мере, так докладывала разведка. Но, по
правде говоря, никто из разведчиков давно уже не решался подходить близко к
лагерю ни днем, ни ночью. Тех, кто пытался сделать это, больше никогда не
видели. Случайно обнаружен был лишь один - кастрированный со вспоротым
животом и выколотыми глазами - одним словом, наглядное страшное
предупреждение другим.
После этого случая разведчики предпочитали держаться подальше от лагеря
Элоикаса, а то, что им удавалось выяснить, основывалось чаще на слухах, а то
и просто домыслах. Кто-то в своих фантазиях зашел так далеко, что пустил
слух о смерти Элоикаса. Впрочем, ничего невероятного в этом и не было.
А если правда? Может, стоит предложить противникам мир на условиях
провозглашения графа регентом при принце Уррасе?
Сизамбри со всех сторон прикидывал такой вариант развития событий, не
замечая, как мир вокруг теряет постепенно краски, погружаясь в ночную мглу.
Лишь тут и там мелькали огни костров, светясь то ярким желто-алым пламенем,
то темно-рубиновыми углями. Уже совсем стемнело, когда граф все-таки принял
решение: пока что попридержать язык и выждать еще немного. Когда он получше
узнает слабые места врагов и полнее сможет использовать свои силы, тогда,
может быть, и наступит черед хорошо подвешенному языку выполнить работу
острого клинка.
Да где же это Зилку? Граф не мог точно рассчитать свои силы, не зная
состояния, в котором находятся воины Поуджой, до и все их племя. А узнать
это он мог только от своего посланца.
По каменистой земле рядом с палаткой застучали сапоги. Со звоном
скрестились мечи охраны. Часовые были начеку. Да и сам граф вынул меч и
положил себе на колени, пока один из охранников поднимал загораживающее вход
полотнище палатки.
Темная тень скользнула в круг света, отбрасываемый костром. Наконец-то
Зилку. Почти такой же, как и три дня назад, только небритый. И еще новый
темный плащ, накинутый поверх другой одежды. Зилку бесшумно подошел к
костру.
Граф выскользнул из своего кресла, держа меч наготове. В свете костра
он увидел, что его посланник был не обут. Кровавые подтеки и раны покрывали
его босые ноги, как будто он несколько дней шел так, без обуви, по камням.
У Сизамбри от нахлынувшей тревоги перехватило дыхание. Он даже не смог
набрать воздуха, чтобы вызвать охрану. Хотя этого и не потребовалось.
Стражники и сами увидели то же, что и их господин, и подошли поближе,
готовые исполнить свой долг.
Первые двое подошедших к Зилку аккуратно взяли его под руки, как если
бы он был тихим безобидным сумасшедшим. Вдруг Зилку с удесятеренной силой
схватил обоих за горло. С еще большей силой он столкнул их головами. Треск
раскалывающихся черепов громом прозвучал в ночной тишине. Затем, как бы для
большей уверенности, он плотнее стиснул пальцы, переламывая шейные позвонки
и разрывая горла своим жертвам. Изуродованные трупы были брошены к ногам их
товарищей.
Верные присяге, они не бросили своего поста. И хотя никто больше не
рискнул приблизиться к Зилку, охрана выстроила живую стену, ощетинившуюся
острой сталью, между графом и тем, кто еще недавно был учеником лекаря.
- Поднимите меня, болваны. Мне нужно видеть его! - впал в ярость граф.
Ему было ненавистно любое напоминание о собственной слабости, но тут уж
ничего нельзя поделать. Там, где он сейчас находился, ему была видна лишь
череда прикрытых латами спин и одетых в шлемы голов.
Двое слуг подняли его кресло, сгибаясь и пошатываясь под тяжестью. Двое
часовых присоединились к ним. Вчетвером они вынесли графа из палатки и
подняли кресло себе на плечи, чтобы граф мог видеть, что происходит поверх
голов охраны. Увидев жуткую картину двойного убийства, граф проглотил крик
ужаса; при этом тело словно свело судорогой, оно как будто независимо от
воли хозяина хотело выскочить из кресла и убежать подальше от этого кошмара.
Кресло закачалось, раздались проклятия графа, испуганные крики слуг, ругань
охраны, решившей занять на всякий случай круговую оборону.
Лишь отчаянным усилием воли и всем своим авторитетом Сизамбри удалось
остановить начавшуюся панику.
Наконец он снова смог откинуться на подушки и увидеть, что происходит
на площадке перед палаткой.
Во время царившей неразберихи Зилку успел встать в самый центр костра.
Языки пламени доставали до его колен, пламя уже начало обугливать его ноги.
Он, похоже, не чувствовал боли, а скорее наоборот - стоял, словно опустив
ступни в теплую ванну с настоем целебных трав.
Зилку открыл рот и заговорил. По крайней мере, зазвучала чья-то речь.
Графу было не до размышлений о том, кто вложил эти слова в уста Зилку.
Сизамбри обратился в слух.
- Граф Сизамбри, - сказал Зилку. - На этот раз не ты лично платишь за
желание обманным путем выведать наши секреты. Если ты будешь продолжать
упорствовать в своем желании узнать то, что тебе не положено, то ответишь
по-другому. Сегодняшний урок должен пойти тебе на пользу. Но если ты его не
усвоишь, то каждый новый урок будет стоить тебе жизни одного из верных тебе
людей. Подумай хорошенько, на сколько таких уроков хватит мужества твоих
подчиненных?
Зилку замолчал, и тут же кончилось действие заклинания. Все его тело
наполнилось болью заживо сгораемой плоти. Сизамбри готов был поклясться, что
никогда раньше не слышал такого душераздирающего крика.
- Убейте его! - Приказание графа едва ли не перекрыло вопли горящего
человека. Ему не пришлось долго мучиться. Полдюжины копий пронзили грудь
Зилку прежде, чем он вскрикнул второй раз. Их могло быть и больше, если бы
некоторые стражники не побросали оружие, чтобы заткнуть руками уши. Один из
часовых даже упал на колени, содрогаясь от приступов тошноты.
Как только Зилку упал, костер погас. Граф поблагодарил богов за
посланную темноту, ибо он не хотел, чтобы его люди видели бледное,
перекошенное гримасой страха лицо своего господина. Хотя он давно уже
сомневался, что за этой страной присматривает хоть одно божество, которое
можно было бы молить или благодарить за милость.
По крайней мере, большая часть слуг и охраны достойно выдержала такое
испытание, не потеряв головы от страха. Когда граф отвлекся от своих мыслей,
он обнаружил, что его уже уложили в постель на меховые одеяла, а тело
облепили лечебными пиявками.
Он вполуха слушал причитания врача о пользе кровопускания. Его мысли
были заняты другим - догадками о том, кто же сумел раскусить миссию Зилку,
заколдовать его и послать на мучительную смерть.
Лишь у Звездных Братьев и у королевского двора были секреты, ради
которых стоило пойти на убийство. Но на службе у короля нет колдунов, кроме
флейтиста, неизвестно зачем помогающего Элоикасу добровольно. А вот у
Звездных Братьев заклинаний и магической силы хватало с лихвой, даже без их
чудовища.
Но ведь Братство - его союзник! Граф чуть не споткнулся на этом слове.
Неужели это способ совершить предательство по отношению к союзнику, который
не смог пока что выполнить обещания вознести их Братство и все племя на
небывалую высоту за помощь, оказанную в войне? Довольно изощренный и верный
способ: убрать верного человека, посеять страх среди солдат, внести смятение
в их умы, да и в голову самого графа.
И все-таки это сделали они. Звездные Братья, его союзники. Наверное,
после того, что с ними произошло, они стали действовать в соответствии с
древними племенными обычаями, когда понятие чести распространялось только на
своих соплеменников. А может быть, их не особо заботило то, что они
натворили, потому что охраняли секрет, позволяющий им снова обрести былое
величие даже без помощи графа Сизамбри.
Светильник в палатке погас, вокруг графа сгустилась непроницаемая тьма.
Стало прохладнее, он почувствовал, как холод пробирается к его ранам, как
они начинают ныть. Пробившись сквозь вездесущую боль, в его мозгу вновь
возникла идея предложить мир королевской семье, оговорив, конечно,
предварительные условия договора.


- Передай своему господину, что мир возможен только в том случае, если
он предложит служить нам своим мечом безо всяких условий, - сказала
принцесса Чиенна.
Глядя на лица горстки оставшихся в живых придворных, Декиус улыбнулся.
Королевское <Мы> было прерогативой правящего монарха, а не регента при
несовершеннолетнем короле. Не ускользнуло от общего внимания и то, что
Урраса по-прежнему именовали принцем.
Становилось очевидно, что вопрос о регентстве откладывается на
неопределенное время, по крайней мере до завершения войны против графа
Сизамбри. Декиуса более чем устраивал такой поворот дела.
Безусловно, как капитан-генерал он занимал бы одно из главных мест в
Регентском Совете. Но в Совет вошли бы и другие, не столько умом и
заслугами, сколько происхождением и подхалимажем пробившие себе дорогу к
королевскому знамени.
Кое-кто из этих аристократов полагал, что неплохо разбирается в военной
науке. Никто из них, конечно, не собирался претендовать на должность
Декиуса, но своими советами они просто сжили бы капитан-генерала со свету. А
уж что касается его подчиненных и их места при дворе - тут уж Декиус был
просто счастлив, что ему не придется бесконечно выслушивать рекомендации и
суждения о том, быть ли Конану капитаном всей гвардии, быть ли Райне и
Айбасу офицерами стражи, или о самом факте присутствия Марра-Флейтиста в
королевском лагере.
Все, что ему теперь придется выслушивать, - это бросаемое Чиенной: <Мы
желаем, чтобы это было сделано> или <Мы не желаем этого>, а затем
повиноваться и исполнять. Этого Декиусу было достаточно, чтобы не только
вновь поверить в богов, но и убедиться, что они кое-что понимают в
справедливости и даже не лишены минимального здравого смысла.
- Значит, я не могу обнадежить своего господина сообщением о полученном
прощении? - спросил посол графа Сизамбри.
С истинно королевским достоинством Чиенна сказала:
- Безо всяких условий, как уже было нами сказано. Может быть, ты
глухой, или твой господин плохо слышит то, что ты ему сообщаешь? Никаких
условий.
Посол, видимо, понял, что его миссия исчерпана и что, задержавшись
здесь подольше, он ничего не добьется, а скорее всего еще и потеряет шанс на
достойное возвращение. Он церемонно откланялся и вышел из шатра королевы.
Декиус обошел караульные посты, предупредил часовых о возможном скором
возвращении новобранцев из учебного полевого выхода под руководством Конана,
а затем был вызван на краткую аудиенцию к королеве. Он застал ее
подравнивающей ногти на ногах большим солдатским ножом, по выражению ее лица
было понятно, что она находится в более благодушном настроении, чем раньше.
Королева обратилась к Декиусу:
- Мы не спросили вашего совета, отклоняя предложение графа. За это мы
приносим наши извинения. Хотелось бы все же знать ваши мысли по поводу
поведения графа.
Смех Декиуса был похож на лай:
- Ваше Величество, граф Сизамбри просто пытается заручиться вашей
благосклонностью, чтобы выкрутиться из безнадежной ситуации.
- Может быть, правда, что он боится своих союзников - колдунов из
Поуджой - не меньше, чем нас? - Она ткнула пальцем себе в грудь.
Почтительность Декиуса не позволила ему зевнуть, но на его лице
отобразилось такое показное безразличие к обсуждаемой теме, что королева не
могла не рассмеяться:
- Декиус, я рассержусь на тебя, если ты и дальше будешь считать меня
слишком маленькой, чтобы обсуждать государственные дела. Не забывай, я
теперь - королева Пограничья, может быть, плохая королева, но... или ты
думаешь, что от Сизамбри в роли правителя будет больше толку, чем от меня?
Настал черед Декиуса по достоинству оценить юмор Чиенны.
- Я думаю, капитан Конан в десять раз больше подходит на это место, чем
Сизамбри.
- Как минимум, в десять, - негромко сказала королева и, отложив нож,
одернула платье, закрывшее босые ступни.
- Что ж, мы очень довольны вашей службой и всегда ценим ваши советы. Мы
надеемся, что всегда сможем доверять вам, как доверяем сегодня.
Декиус поклонился и вышел, думая о том, что человеческие надежды и
желания, даже королевские, не могут заставить богов поменять предназначенный
ход жизни. Декиус уже не молод, он был раза в два старше Чиенны и считал бы
себя счастливым, если бы дожил до того времени, когда принцу Уррасу
понадобятся уроки военного мастерства.
Может, ему стоит снова жениться? После того как он похоронил жену и
всех троих сыновей, прошло уже много лет. А теперь его новые дети и принц
Уррас росли бы вместе. Наследнику ведь нужны товарищи для игр, друзья...
- Господин Декиус, я не помешаю? Или вы хотите побыть один?
Это была Райна, вышедшая из темноты бесшумно, словно кошка. Декиус
хотел было утвердительно ответить на последний вопрос, но вдруг осознал, что
в глубине души он вовсе не хотел оставаться наедине с собой.
- Госпожа Райна, я совершенно искренне заявляю, что мне будет очень
приятно ваше общество.
Они пошли по направлению к палатке капитан-генерала. Между ними было
расстояние, равное длине меча. Одежда Райны была, пожалуй, даже менее
вызывающей для мужского взгляда, чем обычно. Но никогда раньше Декиуса так
не тянуло к ней как к женщине.
Они уселись на шкуры у входа в палатку Декиуса. Капитан-генерал отослал
ординарца и достал из-под шкур бурдюк с вином:
- Угощение, боюсь, небогатое...
- Не может быть бедным угощение, если оно - от чистого и благородного
сердца.
Декиус надеялся, что неверный свет костра не выдаст его по-мальчишески
покрасневших щек. Он почувствовал, что обязан этой фразой искренней симпатии
Райны, а не желанием сделать формальный комплимент.
Райна сделала несколько глотков и передала бурдюк Декиусу. При этом
несколько капель вина упали на его запястье.
- Простите меня, капитан-генерал. Разрешите...
Она приблизила рот к его руке и стала слизывать растекшиеся винные
капли.
Жить вдовцом - вовсе не означало для Декиуса совсем поглупеть. Он
аккуратно обеими ладонями поднял лицо Райны к своему, чтобы встретить его
поцелуем. Ее губы шевельнулись навстречу ему, а руки обвились вокруг шеи.
Просто удивительно, как быстрые и точные движения пальцев в один миг
расправились с тяжелыми застежками доспехов. А в том, что последовало за
этим, ничего удивительного уже не было. Разве что Декиус был поражен еще ни
разу не виденной им красотой тела Райны.
Лишь когда Райна уснула у него в объятиях, Декиус обратил внимание, что
они даже не занавесили вход в его палатку. Они лежали на шкурах, одетые
только в отблески огня, на виду у всякого, кому взбрело бы в голову
прогуляться неподалеку. Например, Конана, любившего пройтись ночью по
лагерю...
Нет, так невозможно. Декиус решил добиться ответа от обоих - от Конана
и Райны. И только услышав, что эта женщина - сама себе хозяйка, он сможет
снова обнять ее, если она этого захочет.
Он даже не осмеливался подумать о том, чтобы взять ее в жены, по
крайней мере до окончания войны. Это означало бы просто искушать богов. А
они и так дали ему много, даже очень много.
Конан вернулся в лагерь на рассвете. Новобранцам, с которыми он
совершил этот учебный выход, следовало еще многому научиться. Вот разве что
за организацию ночных засад он был спокоен - солдаты быстро освоили все, что
их капитан посчитал необходимым.
Конечно, воины Поуджой были настоящими мастерами такого рода военных
действий, но королева не решалась отправлять их одних далеко, вне
досягаемости ее проверенных людей. Тайрин переносил это недоверие с большим
терпением и достоинством, чем ожидал Конан, хотя, понятное дело, в восторг
его это не приводило. Он-то был уверен, что может отвечать за своих
воинов...
Конана не очень удивило, что Райны в их палатке не оказалось.
Значительно больше его заинтересовало, куда подевались ее одежда и оружие. И
уж совсем неожиданно было увидеть Виллу, спящую в его палатке.
По крайней мере, волосы, рассыпавшиеся по шкуре, были того же цвета,
что у Виллы. Да, рука, расслабленно лежащая на полу, принадлежала, скорее
всего, молодой стройной девушке. Но, уже попавшись однажды, Конан решил не
рисковать. Он тихо снял сапоги и наклонился над шкурой. Поднять девушку не
составило труда.
Вынеся ее на свет раннего утра, Конан убедился, что не ошибся в своих
предположениях. Вилла спала как ребенок - как очень красивый ребенок.
Киммериец понял, что для того, чтобы прервать этот глубокий сон, нужны более
действенные способы.
Он наклонился над девушкой, собираясь поцеловать ее.
Вдруг ее руки ожили, поднялись, чтобы обвиться вокруг его шеи. Она так
крепко обняла его и так тесно прижалась всем телом, что почти оторвалась от
постели. Конан чувствовал каждый изгиб, каждую линию ее тела, и понял, что
не может оставаться безучастным к теплу и ласке, исходящим от нее.
Вилла начала тихонько что-то напевать, когда почувствовала ответное
объятие Конана. Конан вообще-то не считал этот момент самым подходящим для
пения, но очень скоро перестал обращать внимание на такие мелочи.
Песня закончилась, и Вилла прильнула к губам Конана, отдавая ему свое
тепло. Одну руку она запустила в его длинные волосы и перебирала их
пальцами. Возникла пауза, прерванная смехом Конана.
- Над чем ты смеешься, Конан?
- Надеюсь, что все это смехом и кончится, ну, я про то, что ты здесь,
со мной.
- Ты что, боишься Марра?
- Я побоялся бы оскорбить любого человека, обладающего такой силой, как
он.
- Ты знаешь, мы с ним... нам обоим очень неудобно, но надо бы
предупредить тебя, чтобы ты был поосторожнее с этим...- Она похлопала
ладонью по шкуре, на которой лежала.
- Ты кого имеешь в виду? Себя или Райну?
- Обеих. Мы же обе свободные женщины, правда?
- А то как же. Хотя я думаю, что Райне недолго осталось быть хозяйкой
самой себе. Если, конечно, с Декиусом ничего не случится... Я не спрашиваю,
где сегодня Райна, - догадываюсь. Но вот что я тебя хочу спросить. Это
она...
- Послала меня? Конечно. Она еще сказала, что боги не создали Декиуса
для того, чтобы он был таким одиноким, каким остался после смерти всех
близких, и, кроме того, некому быть с ним в ночь перед сражением. А чтобы ты
не провел в одиночестве эту ночь накануне, быть может, твоей последней
битвы, она попросила меня прийти к тебе. Вот я и пришла, а тебя все нет и
нет...
- Знаешь что, я тебя сейчас за эти шуточки про последний бой просто
отшлепаю по твоей симпатичной попке.
- Ну, если тебе это доставит удовольствие, я буду только рада. - Она
привстала так, чтобы ему было удобнее перекинуть ее через колено и
отшлепать, как будто он и вправду собирался сделать это.
Но в это же время ее руки так ласково гладили тело Конана, что любой
мужчина на его месте сделал бы единственный вывод.
На этот раз Вилла уснула уже после того, как все выводы были сделаны.
Конан не спал. Он тихо выбрался из-под мехового одеяла, оделся, взял
оружие и отправился полежать под открытым небом у соснового ствола почти на
границе лагеря.
Он не стал просить богов, чтобы они научили его понимать женщин.
Наверное, даже боги тут были бы бессильны. Но разве он просил очень многого,
когда хотел, чтобы женщины не так легко читали его собственные мысли, как
это могла делать Райна?



    Глава 18



Разведчик вовремя не оглянулся, за что и поплатился. Следовало бы
внимательнее смотреть вперед, а он... Впрочем, не такой уж это и позор для
скромного охотника, нанявшегося на службу к графу Сизамбри много лет назад.
Он и подозревать не мог, что окончит свою карьеру рядовым разведчиком в
одном из отрядов под знаменами графа. Он даже не верил, что Звездные Братья,
колдуны племени Поуджой, существуют на самом деле, а уж чего там говорить о
том, что они могут спуститься из своей долины на равнину.
Если бы кто-то сказал ему, что они могут заставить дрожать от страха
самого графа и всех его воинов - более тысячи человек, - он бы решил, что
его собеседник больше всего нуждается в хорошем лекаре, чтобы поправить дела
с головой.
А если бы по какому-нибудь стечению обстоятельств он поверил, что ему
суждено служить этим самым Звездным Братьям, - он сбежал бы из Пограничного
Королевства куда глаза глядят, и так быстро, как только несли бы его ноги. А
если бы ноги отказали, он бы пополз, цепляясь руками и зубами, чтобы хоть
немного увеличить дистанцию между собой и этими служителями культа чудовища.
Не покинув вовремя страну и не оставив даже службу у графа, он теперь
был повязан со своим господином клятвой и долгом. Эта клятва и чувство долга
перед товарищами действовали не хуже железных обручей, не давая вырваться. А
теперь к этому добавился еще и страх ослушаться Звездных Братьев.
Вот этот-то страх и заставил лазутчика оглянуться через плечо в
неподходящий момент. Он просто решил убедиться, что никакой соглядатай этих
чертовых братцев не шел по его следам. И вдруг чья-то стальная лапа
обхватила его руку, державшую меч.
Разведчик попытался вырвать, выкрутить руку, закричать или перехватить
меч левой рукой. Ничего из этого у него не вышло. Вторая лапа закрыла ему
рот, затем обе чуть напряглись, и он полетел с размаху головой в кусты,
выронив во время полета меч.
Конан легонько ударил разведчика головой о пихтовый ствол. Тот потерял
сознание. Киммериец, прислушавшись к его дыханию, убедился, что человек жив
и не получил серьезной травмы. Он счел несчастного готовым к путешествию и
взвалил его себе на плечи.
Пристроив пленника на плече, как убитого оленя, Конан направился прочь
от тропы, в самую чащу леса. Только оказавшись вне досягаемости слуха и
зрения, он повернул на запад, где его ожидал авангардный отряд королевского
войска.


Граф Сизамбри не вышел ростом, но внушительного вида ему было не
занимать. Кроме того, его опыту воина могли позавидовать многие, а
доказательств его храбрости хватило бы на много лет вперед.
Он ехал верхом во главе своих воинов, когда посыльный от группы
разведчиков сообщил ему о пропавшем бойце. Он отослал гонца снова вперед,
чтобы тот передал разведчикам приказ оставаться на месте. Затем вместе с
небольшим эскортом личной охраны он тоже поскакал вперед, чтобы разобраться
во всем самому.
Добравшись до разведчиков, Сизамбри спешился. Он все еще нуждался в
посторонней помощи, чтобы сделать это. Его люди охотно помогали ему. К
счастью, ему уже не приходилось стискивать зубы, сдерживая боль. Внимательно