Грейс Грин. У ворот зла

Никто больше не проронил ни слова. Все разошлись, чтобы сменить стражей,
поискать мох и листья для раненых и подобрать убитых.


Скире теперь не нужно было искать общий язык с Вуоной, чтобы понимать,
что происходит у той в голове. Там билась одна-единственная мысль -
вернуться к своему народу, по крайней мере к тем, кто был здесь, в Дебрях
Пиктов.
Скире показалось, что это стремление воссоединиться со своими стало
сильнее после того, как двое самых могучих воинов схватились насмерть и
северянин победил. Был ли черный гигант врагом Вуоны? Может быть, и был.
Скира не могла сказать этого наверняка. Она была достаточно искушена, чтобы
почувствовать зло, исходящее от черного великана. Громадный воин если и не
был полностью предан злу, то яростное честолюбие и необузданный нрав
склоняли его на эту дорогу. Так что полная преданность злу была только делом
времени. Если между обоими воинами действительно происходила битва за
первенство, то бамула повезло: они получили лучшего вождя. У громадного
северянина был вид прирожденного правителя. Даже скудное одеяние бамульского
воина, кровь, грязь и царапины не могли скрыть этого. Столь же царственным
он был бы и в зеленом одеянии боссонского лучника или в стальных доспехах
аквилонского рыцаря. Но только не в одеждах колдуна. Северянин выглядел, как
существо, рожденное для простой, честной и открытой жизни, чуждой тайному
Искусству. Кроме того, в северянине угадывалось нечто, что, как казалось
когда-то Скире, присутствовало и у ее отца. И лишь потом Скира обнаружила,
что в ее отце этого как раз и не стало.
Скира была столь увлечена высоким северянином, что на время позабыла о
Вуоне. Та сразу почувствовала это. Она вскочила на ноги и побежала к бамула.
Воины как раз собирали своих мертвых и раненых и укладывали их на
импровизированные носилки из палок и сучьев, когда один из них заметил
Вуону. Он закричал и замахал руками. Вуона испустила счастливый крик,
который почти сразу превратился в вопль ужаса, когда стрела вонзилась в
дерево на расстоянии ладони от ее уха.
Высокий северянин выкрикнул единственную команду, и его чернокожие
воины рассыпались, выказывая сноровку, какую можно ожидать от солдат
регулярной армии. Однако пиктского лучника они увидеть не смогли. Он
прятался за скалами и находился так близко к Скире, что она могла бы
коснуться его, будь у нее в руках длинная шпилька.
Вместо этого она коснулась его ножом. Скира не была слишком искусна во
владении клинком, но на ее стороне были внезапность, ярость и достаточно
силы. Пикт умер. Скира уверилась в том, что он мертв, подержав руку над его
ртом и чувствуя, как замирает дыхание врага.
Девушка недвижно лежала возле пикта до тех пор, пока не убедилась, что
ее поступок не привлек к ней внимание бамула. Осмотрев тело убитого, она
обнаружила на нем татуировку Красного Аспида - символ клана Змеи. Она особо
не удивилась, увидев, что оправдались ее подозрения. Клану Змеи вечно не
давал покоя мир, заключенный отцом Скиры с кланом Совы, их соперниками.
Теперь похоже было, что эта зависть поставила клан Змеи на путь
предательства, если даже не на путь открытой войны.
Скира стала крадучись отступать назад, надеясь уйти подальше от этого
места, прежде чем воины обнаружат ее. Затем она поняла, что, даже если ее
найдут, ничего страшного не случится. Вряд ли они причинят ей вред. Если бы
она могла поговорить с северянином, то узнала бы много о нем самом и его
воинах. Такой отряд мог быть полезным. С его помощью она могла бы безопасно
вернуться домой. А впоследствии эти люди могли бы защищать их с отцом.
Скира умела прятаться достаточно хорошо. Примерно в той же степени, что
и владеть ножом. Этого умения оказалось достаточно, чтобы скрыть ее от
посторонних глаз. Во всяком случае, бамула не обнаружили труп пикта и были
отозваны назад вожаком. Скира была готова разрыдаться, когда заметила, что
на склоне больше никого нет.
Девушка не рассчитывала так долго оставаться за пределами пещеры. Кроме
того, она отдала свой плащ Вуоне, которая была теперь со своим народом.
Поэтому дочь колдуна не видела другого выхода, кроме как последовать за
чернокожими воинами. Если они уйдут, то шансов у нее, Скиры, отыскать их
снова будет не больше, чем обнаружить их где-нибудь на Луне. Она здесь
прежде всего для того, чтобы узнать: зачем появились бамула.
Скира взяла лук и стрелы у убитого пикта и оглядела других мертвецов,
пока не нашла одного, на котором был плащ. Плащ был боссонской работы, весь
вымазанный в грязи. Он невыносимо смердел. Пикты никогда не мылись, разве
что случайно попадали под дождь. Вне всякого сомнения, плащ попал к пикту во
время очередного кровавого набега на пограничное поселение.
Однако же Скира, превозмогая отвращение, завернулась в этот плащ. По
размеру он достаточно хорошо подходил ей. В жилах девушки текла боссонская
кровь, и ростом она была почти вровень пикту-мужчине. Плащ был теплым. И он
хорошо скрывал ее. Невнимательный наблюдатель не стал бы задерживаться
взглядом на фигуре, закутанной в такое одеяние.
Пищи ей найти не удалось. Здесь не было ничего съедобного, кроме тел
мертвых пиктов.
Но даже шутливая мысль о том, чтобм приложиться к мертвечине, заставила
Скиру передернуться от отвращения.
В лесу было много съедобных растений, в ручьях водилась рыба. Бамула
вряд ли слишком далеко уйдут в первую ночь по незнакомой местности, даже
несмотря на то что их вожак - северянин.
Эти надежды сделали путешествие Скиры более легким. Она поднялась и
пошла следом за бамула.


Была заключена договоренность о том, что во время перехода один из трех
вождей - Конан, Кубванде или Говинду - всегда будет на страже. Киммериец и
его сотоварищи несли сучья для факелов. Самый короткий факел достался
Говинду.
Нельзя сказать, что много можно было разглядеть в этом темном лесу и
определить, кто скрывается под его покровом, друг или враг. Плащ, снятый с
мертвого пикта, слегка укрывал от ветра, но даже небольшого порыва было
достаточно, чтобы холод пронзал, как стрела. Говинду никогда не было так
холодно, даже во время испытания на зрелость, когда его оставили одного в
джунглях на время особенно суровых осенних дождей.
Хорошо, что Идоссо мертв. Он никогда не был честным последователем
Конана - так решил для себя молодой вождь Говинду. А вот Кубванде может
следовать за Амрой, хотя бы из страха умереть от голода. Здесь страшны
голод, пикты и кулак Амры.
А что еще более вероятно - Идоссо никогда бы не поверил в советы Амры,
который знал, как выжить в этой земле. Жить, сражаться и с победой выбраться
отсюда - Амра знал, как это сделать. Конечно, Идоссо не был таким уж глупым.
В конце концов, и он постиг бы науку выживания в здешних краях. Но прежде
чем он научился (или, быть может, Кубванде его научил), бамула не
досчитались бы многих соплеменников. А вот у Конана душа великого вождя.
Имея такую душу, можно не беспокоиться о цвете кожи и прочих мелочах. А уж
Говинду, сына Бессу, цвет кожи киммерийца и вовсе не волновал.
Звуки шагов были достаточно громкими, чтобы достигнуть ушей даже тех,
кто не обладал таким острым слухом, как Говинду. Сызмальства воспитанный как
охотник и следопыт и только впоследствии ставший воином, он услышал звук
шагов столь же ясно. как услышал бы звук падения булыжника, сорвавшегося с
утеса. Уяснив, откуда доносятся шаги, юноша поспешил спрятаться в таком
месте, откуда прекрасно просматривалась тропа.
Впечатление складывалось такое, что незнакомец либо торопился умереть,
либо видел в бамула друзей. В темноте труднее было сказать, кто скрывается
под бесформенным плащом. Говинду сейчас бы отдал годовой запас урожая за луч
лунного света. Будь он уверен, что это пикт, его копье пронзило бы живот
незнакомца уже несколько минут назад.
Но вот неизвестный остановился и откинул с головы капюшон. Говивду
медленно выпустил из легких воздух и сделал жест, отвращающий зло. Белая
кожа, белые волосы. Привидение!
Говинду зашипел, и эхо отразило этот звук. Затем он понял, что то было
не эхо. Эхо никогда не повторяет слов, которые не были сказаны.
- Бамула? Вуона? Бамула? Вуона?
В голосе привидения звучали вопросительные интонации. Голос. Стало
быть, это не привидение, а женщина-северянка. Ищет Вуону? Почему бы и нет?
Если мир столь безумен, что допускает такие вещи, как Ворота Зла, то почему
бы не бродить здесь северянке в поисках Вуоны?
Говинду встал, но выходить на открытое пространство не решился.
Женщине, быть может, и можно доверять, а вот пиктам, которые, вполне
вероятно, следовали за ней, совершенно не стоило.
- Охбе бамула, - сказал он. - Охбе бамула. Охбе Вуона. Охбе Вуона. - А
затем позвал: - Женщина!
Он использовал обращение, с которым обращаются к жене старшего.
Если она из тех, кто имеет власть, богам это понравится. Если она
безумна, то это не имеет никакого значения.
- Бамула, - проговорила женщина. У нее был акцент, похожий на выговор
Амры, когда он говорил на своем собственном языке. Незнакомка сделала еще
несколько шагов. Говинду увидел нож у нее на поясе, а за спиной лук и
колчан. Но руки она держала перед собой, и они были пустыми.
Говинду выступил из кустов, также держа на виду открытые ладони. Затем
он показал через плечо на лагерь:
- Бамула! Вуона! Бамула! Вуона! Бамула! Вуона!
Она поняла смысл сказанного. Все еще держа руки перед собой, она
принялась взбираться вверх по склону, туда, где располагался вставший на
ночлег лагерь. У Говинду едва хватило время подозвать другого воина, чтобы
тот занял его место. Он торопился за женщиной, которая почти исчезла в
темноте.
Конан и Вуона сидели немного в стороне от других, но не слишком далеко
от костра. Киммериец не оставил у стражей ни малейшего сомнения в том, что с
ними будет, если они уйдут со своего поста и пропустят внезапную атаку
пиктов.
Вуона присела на корточки и прислонилась к дереву. Лунный свет серебрил
ее голые плечи. На ней были короткие кожаные штаны, снятые с мертвого пикта.
Свой кожаный гандерский плащ она отдала одному из раненых.
Надо было отправляться на поиски пищи и одежды. Конан понимал, что рано
или поздно все пикты обязательно сбегутся сюда.
Киммериец не испытывал никаких неприятных ощущений. Но бамула так
стучали зубами от холода, что могли этим перестуком разбудить всех пиктов на
расстоянии дневного перехода.
- Прости меня, Амра.
- Зови меня Конан. Амра - имя, которое хорошо звучало на борту
<Тигрицы> или на устах Бэлит.
- Конан - твое настоящее имя?
- Что, думаешь меня приворожить?
Даже в темноте Конан увидел выражение ужаса на лице Вуоны.
- Нет!
- То-то же. А то у меня есть привычка совать меч в брюхо каждому, кто
начинает бормотать заклятия. Мне не хотелось бы проделывать это с тобой.
- Это было бы... справедливо. Я... я не...
- Чума тебя забери, девка, с твоими страхами и трясучкой! Оставь жрецам
и евнухам трястись и повизгивать. Ты не первая женщина, которая неудачно
выбрала себе мужика. Но теперь-то ты свободна, а я еще жив, так стоит ли
тянуть волынку?
- Это из-за того, что мы здесь, когда могли находиться в безопасном
месте. Это моя вина.
- Очень вероятно, что и твоя. А сейчас-то что об этом болтать попусту?
Она шевельнулась и встала на колени перед Конаном:
- Могу ли я отблагодарить тебя как женщина?
Конан осмотрел ее с ног до головы. Ей не требовалась темнота, чтобы
скрывать дефекты фигуры, - их попросту не было. Киммериец вдруг сообразил,
что смотрит на эту девушку, как мужчина смотрит на женщину. Такое случилось
впервые с тех пор, как умерла Бэлит.
Теперь Конан определил место Вуоны в отряде. Положение женщины вождя
было самым почетным из всех, какое он мог ей предоставить. В конце концов,
он втравил всех в это безумное предприятие, чтобы спасти ее...
Она вскарабкалась к нему на колени и запустила пальцы ему в волосы,
осторожно выбирая оттуда сучки, листья и мусор. Другой рукой она обхватила
его за шею. Крепко обхватила - руки у нее были сильные.
Пальцы Конана, весь день сжимавшие рукоять смертоносного меча, нашли
завязки на спине Вуоны. Девушка прижалась к нему. Конан почувствовал твердые
маленькие груди...
- Амра!
- Да Конан меня зовут, Конан! - рыкнул он.
Вуона соскользнула с его колен. Киммериец глубоко вздохнул. Только
теперь до него дошло, что говорила не Вуона.
- Говинду! Ты ушел с поста! - Это было первое, что пришло ему на ум.
Будь у киммерийца время подумать, он отозвался бы более резко.
- Прости меня, Амра.
- Он хочет, чтобы его называли Конан.
- Помолчи, ты еще не женщина вождя, так что дай Говинду говорить.
- Женщина пришла.
- Я слышал о пиктских женщинах. Уверен, что стражник, который увидел
ее, тут же упал мертвый при одном ее виде. Бери себе пленницу, поставь
другого на место умершего и оставь меня в покое.
Конану показалось, что молодой вождь старается не смотреть на него и
Вуону.
- Ам... Конан. Женщина не из племени пиктов. Она похожа на тебя. Ее
зовут Скира. Она знает, что мы бамула и что среди нас Вуона.
Вуона столь резко вскочила на ноги, будто села на змею.
- Это она! Волшебница!
Говинду сделал знак, отвращающий зло. Конан встал, подхватил Вуону и
осторожно поднял ее, держа за подмышки. Она моргнула, встретив пристальный
взгляд голубых глаз.
- Вуона, я прощаю тебя за неправильный выбор мужчины. А за то, что ты
скрыла от меня ЭТО, я тебя не прощу. - От ужаса девушка обвисла у него в
руках. Конан добавил: - В следующий раз не прощу.
Вновь оказавшись на ногах, Вуона поспешила сесть на землю - колени
отчаянно дрожали.
По всему было видно, что дар речи вернется к ней нескоро. Когда девушка
чуть-чуть оправилась от пережитого, Конан взял ножны и наполовину вытащил
клинок. Вуона осторожно посмотрела на киммерийца.
- Помнишь, что я говорил тебе о колдунах с мечами в кишках? Этой
женщине нужно очень хорошо потрудиться, чтобы доказать, что она наш друг. И
доказать незамедлительно. Говинду, веди меня к нашей гостье.
- Как хочешь, Конан.



Интерлюдия

Дебри Пиктов в годы правления короля Конана Второго.

Сарабос был первым из нас, к кому вернулось самообладание. А если
говорить точнее, он его и не терял - ни при виде пещеры, ни при виде статуи.
Следовательно, он нашел для себя какие-то объяснения этому явлению еще до
того, как смог говорить, и голос его звучал вполне ровно.
Он говорил несколько отстранение, будто вспоминал нечто, испытанное во
сне, и в реальность чего сам не слишком верил.
- Предположим, то, что мы видим здесь, реально. Теперь я спрашиваю,
кто-нибудь слышал хоть что-то, что могло бы объяснить эту реальность?
С таким же успехом он мог бы обращаться к самой статуе, ибо собравшиеся
вокруг люди молчали, будто бы и сами были каменными. Я был рад видеть, что
это было не только потому, что они стояли с широко распахнутыми глазами и
отвисшими челюстями, напрочь утратив дар речи.
Некоторые из них промывали и врачевали раны товарищей. Я услышал
сдавленный вскрик, когда кто-то вырезал стрелу из бедра раненого. Стрела
засела глубоко, и я вознес молитвы Митре, чтобы человек этот не истек
кровью.
Другие были заняты тем, что распаковывали припасы и чистили оружие. В
целом же, притом что во всей этой пещере было что-то нечистое, здесь все же
было суше. И чувствовалось, что пикты сюда не сунутся, а это большое
преимущество. Кроме того, собравшиеся здесь люди были ветеранами пограничных
войн. Некоторые из них были достаточно стары, чтобы послужить под началом
Конана и участвовать в битве при Велитриуме. Если, конечно, им в то время
посчастливилось находиться на аквилонской службе. Если только древняя
стигийская магия или любая другая магия, с которой связано изображение, не
проснется, все будет нормально. А даже если мы разбудим ее, то я не опасался
за своих людей. Да и в магию я не слишком верю.
В свете факелов я видел, как люди переглядываются. Я попридержал язык.
Наверняка ребята кое-что знают о каменном истукане, но пока предпочитают
помалкивать. Вообще-то, парни, родившиеся в Боссонских Пределах, всегда
отличались скрытностью и подозрительностью. Да и другие не станут просто так
трепаться с офицером.
- То, что мы услышим сегодня, останется между нами, - сказал Сарабос. -
Неважно, в каких богов вы верите.
Солдаты продолжали безмолвно переглядываться. Один или двое моргнули,
когда человек со стрелой в бедре издал крик боли. После этого долго гуляло
эхо. Я заметил, как люди бросают взгляды в глубь пещеры.
Без слов было ясно: они от всей души надеются, что там нет ничего
такого, что будет разбужено человеческим присутствием после долгих лет
спячки и выйдет наружу, голодное и устрашающее. Я опасался, что страхи эти
не беспочвенны, однако предпочитал смотреть на ситуацию трезво.
- Согласен. Место это не очень приятное. Но давайте не забывать, что
для пиктов оно табу. Их мы здесь не увидим. Они боятся этого места. Но
нам-то чего страшиться? Это не наше табу, это табу пиктов. Вспомните, когда
в последний раз Конан Великий оказался в подобном месте, он вышел наружу с
сокровищами пирата Траникоса, с помощью которых и сел на трон Аквилонии.
Кто-то пробормотал насчет того, что, дескать, завалиться в уютную
кровать с теплой потаскушкой и сосудом доброго вина было бы достаточно. И
сокровищ никаких не надо. Я нашел это предложение не самым уместным.
Один из моих людей наконец подал голос:
- Слышал я кое-что от моей матери. - Судя по акценту, говорил гандер,
хотя, если судить по его смуглой роже, вполне сошел бы за шемита... или за
пикта.
Будто прочитав мои мысли, солдат продолжал:
- Да, в моих жилах течет кровь пиктов. Моя мать происходит из их
народа, хотя отец мой чистопородный гандер. Мать немного знала пиктский язык
и кое-какие древние истории. Одна из этих историй, говорила она, была среди
пиктов табу. На каждого, кто расскажет ее, ложилось проклятие, почти такое
же великое, как и на любого, кто войдет в эту пещеру. Тем не менее мать все
рассказала мне, ибо считала, что я должен ее знать. А может, она верила, что
моя хайборийская кровь ослабит силу проклятия...
Никто не осмеливался задать ни одного вопроса. И снова гандер,
казалось, обрел власть читать мысли собравшихся.
- Нас было пятеро - пятеро братьев. Последний родился, когда матери
было сорок. Прожила она до шестидесяти дет. Я воевал в пяти кампаниях без
позора и ущерба, но и без почестей. Зато и без серьезных ран. Если и в самом
деле на всем этом лежит проклятие, то, думаю, мать говорила правду.
- Ну ладно, тогда скажи правду о том, что она говорила тебе, а мы
послушаем, - сказал я.
- Возможно, это не многое вам объяснит... - начал было гандер.
- Что бы ты нам ни рассказал, это все же больше, чем ничего, - твердо
сказал я. - Кроме того, рассказчику полагается имя. Прости меня, что я не
знаю твоего имени.
- Меня зовут Василиос, сын Айрика, - сказал он.
- Ну так говори, Василиос, мы слушаем.
Василиос прочистил горло. Воздух в пещере был намного суше, чем
снаружи, но пыль стояла столбом. Он глотнул воды из фляжки. Затем сел,
скрестив ноги, положил руки на колени и начал:
- Это было во времена, когда отец моей матери был еще юношей-пиктом.
Среди пиктов жил колдун, а статуя ожила и ходила...



Глава одиннадцатая

Дебри Пиктов, за много лет до описанных выше событий.

Конан слушал Скиру с большим вниманием даже после того, как она
призналась, что является дочерью колдуна Лизениуса.
- Никогда не слышал о нем. Впрочем, никогда и не пытался запоминать
имена колдунов, - сказал Конан. - Да и ты не слишком похожа на колдунью.
Хотя бы потому, что одета слишком уж затрапезно.
- Мы живем здесь уже пять лет, - сказала Скира. Голос ее напрягся от
оскорбления. - Когда мы прибыли сюда, я еще даже не была женщиной. Допусти
на минутку, что я не глупа, и выслушай меня.
- Прошу прощения, Скира, - сказал Конан. Он перевел ее замечание
Говинду и Кубванде. Они кивнули, затем нахмурились, когда он добавил, что
Скира и ее отец, по всей видимости, пользуются большим влиянием среди пиктов
или имеют там друзей.
Если Лизениус с дочерью столь могучие маги, что способны держать на
расстоянии пиктов, то иметь с ними дело довольно сложно. Они могут оказаться
чертовски могущественными! Слишком! А если они столь могущественны, то зачем
им помощь?
Если они имеют среди пиктов союзников, то помощь им будет означать, что
придется сражаться бок о бок с дикарями. У Конана не было кровных долгов к
пиктам, в отличие от большинства киммерийцев, но древнюю вражду между их
народами трудно было забыть. Кроме того, у пиктов и бамула не было ничего
общего. Дикари в любой момент могли сменить гнев на милость и убить Конана,
а затем и всех бамула.
Это было правдой. Правдой было также и то; что Конан имел мало шансов с
боями вырваться отсюда, ибо его двадцатке пришлось бы сражаться с
многочисленными ордами пиктов, которые знают эти леса как свои пять пальцев.
Конан вошел в Ворота Зла, ибо был обязан сделать это ради Вуоны. Теперь
он должен был сделать следующий шаг: пойти на союз с пиктами, чтобы спасти
Вуону и всех, кто доверился ему.
- А сможет ли твой отец снабдить нас теплой одеждой и горячей пищей,
если мы пойдем к нему на службу? - спросил Конан. - Конечно, нам понадобится
еще кое-что, но это - прежде всего.
- А что, твои люди не умеют охотиться, готовить пищу и снимать шкуры?
- Все это требует времени, Скира. А пикты могут нам этого времени не
дать. Как ты думаешь, вы с вашей любовью к пиктам - не знаю уж, какие там
между вами отношения, - сможете спасти нас?
- Какая уж тут любовь... В самом лучшем случае они только союзники.
Она говорила так, будто ожидала, что он с готовностью ей поверит и даже
не вздумает задать вопрос: против кого союзники? Конан решил, что это
неважно. Главное, чтобы его отряд был в безопасности. Нужно пользоваться
любыми возможностями. Ради этого киммериец готов давать любые клятвы. Если
Лизениусу вообще нужна помощь, значит, он недостаточно могуществен, чтобы
впоследствии покарать их за нарушение подобной клятвы. А значит, отряд может
попытать удачи с пиктами. К тому времени они будут накормлены и одеты в
соответствии с климатом, что резко увеличит их шансы на победу.
- Я тоже не большой любитель пиктов. Никогда не назову пикта другом. Но
я могу воздержаться денек-другой и не убивать их, как бешеных собак, если
они пойдут в отношении меня на такое же лишение.
- Думаю, это мы с отцом можем обещать. У нас есть меха и шкуры, вяленое
мясо и сухие орехи. Мы предоставим вам часть пещеры, где вы будете в такой
же безопасности от пиктов, в какой были у себя дома, в Черных Королевствах.
- А я обещаю, что с нашей стороны тоже не будет исходить опасность.
Скира выглядела оскорбленной, но Конан успокаивающе поднял руку:
- Давай не будем обижаться друг на друга. Будь благоразумна. Нам не
стоит устраивать зингарский храмовый любовный бардак, до тех пор пока мы
понимаем друг друга.
Краем глаза Конан следил за Скирой, пока переводил их разговор Говинду
и Кубванде. Похоже, она поняла, что он ей предлагал и на чем основывались
его сомнения. Киммериец надеялся, что ей и без слов ясно его намерение
покончить как с ней, так и с ее отцом при малейшем намеке на предательство с
их стороны. Не говоря уже обо всем остальном, обидно пускать в расход
красивую женщину.
Оба бамульских вождя разошлись поговорить со своими людьми, в то время
как Конан и Скира уселись, скрестив ноги, друг против друга. Похоже, для нее
подобная поза была столь же привычна, как для любого пикта. Скира выглядела
так же спокойно, как аристократка, ждущая, пока ей подадут лошадей.
Краем глаза Конан заметил Вуону, которая прижалась к дереву, желая
остаться незамеченной. У киммерийца появилось желание подойти и привести ее
в чувство. Если она собирается бродить по здешней местности ночами, шпионя
за ним из ревности, не пройдет и трех ночей, как ее голова станет боевым
трофеем какого-нибудь пикта.
Вернулись вожди.
- Пусть женщина-знахарка даст кровную клятву относиться к нам
почтительно, даже если придется пойти наперекор отцу, - потребовал Кубванде.
- Согласна ли она дать такую клятву?
- Ты требуешь слишком многого? - воскликнул Говинду. - Богам не
понравится...
- Боги наплюют на нас с высокого облака, если мы не потребуем с нее
этого прямо сейчас! - отрезал Кубванде. - Парень... Молодой вождь... Не все
отцы таковы, каким был твой. Я это узнал еще до испытания на зрелость.
В голосе Кубванде чувствовалась какая-то мрачная тайна, связанная с его
детством. Конан не задумываясь отдал бы бочонок доброго немедийского вина,
чтобы только узнать, что тот имел в виду. Несомненно, из воина это можно
было вытащить лишь пыткой.
Конан повернулся к Скире и перевел ей разговор. Он видел, как она
моргнула. Даже в темноте Конан заметил, что лицо ее изменило свой цвет.
- Пожалуйста... Если отец узнает...
- А разве твой отец не знает, что ты здесь?
Конану захотелось прореветь это так громко и грозно, чтобы затрещали
сучья и птичьи гнезда посыпались с деревьев. Впрочем, у него хватило ума
понять, что это напугает Скиру и отвратит ее от него, не говоря уж о том,
что переполошит всех пиктов на расстоянии полудня пути от лагеря.
- Вне всякого сомнения, он знает, что в пещере меня нет, - сказала
Скира.
Конан почувствовал, что она с трудом владеет голосом.
- Стало быть, ты пришла сюда не потому, что он тебе приказал это