Страница:
Грек наконец-то добрался до отмели и вылез на камень. Отплевываясь и задыхаясь, я скорчилась у его ног. Хаки подбежал к нам, рывком поднял меня на ноги и поволок к лесу.
За нами через реку перебрались и остальные. Последним шел Скол. Он открепил конец веревки от дерева, зажал его в зубах и прцгнул в воду. Хаки принялся сматывать веревку с другого конца. Только теперь стало ясно, почему берсерк пошел в реку первым. Даже опытный кормщик не мог преодолеть шумящий поток без чужой помощи, а остальные и подавно. Волк берег своих людей. Однако отдохнуть им он не позволил, и, едва отдышавшись, мы побрели дальше.
Берсерк вообще мало отдыхал. Он мог не спать всю ночь, а утром вновь поднимался раньше всех и шел впереди, ничем не выдавая усталости. Я начинала понимать, как он покорил сердце Левеета…
Но, даже бодрствуя ночами, Хаки никогда не сторожил меня. Это делали греки. Вернее, румляне — так их называли Хаки и Скол. Я слышала о Руме — большом городе у теплого моря, где-то на юге, но как румляне попали в хирд Волка — могла лишь догадываться. Они служили своему хевдингу верно и молчаливо, как большие, послушные псы. Еще один хирдманн — молодой и высокий парень по имени Хальвдан — обычно подыскивал место для ночевок. К закату он уходил вперед, возвращался, чертил на земле изогнутые линии и что-то объяснял Хаки. Он единственный разговаривал, остальные лишь перекидывались несколькими словами, и то редко.
Но этим вечером все было иначе. Днем шел дождь, все вымокли и устали, а Хальвдан никак не мог отыскать подходящее для ночевки место. В конце концов Хаки сам отправился вперед и, вернувшись, отвел нас на небольшую, обрамленную высокими елями поляну. Широкие и тяжелые еловые лапы укрывали землю от дождя, и Хальвдан быстро развел костер. Радуясь теплу, румля-нин Раций перекинул через мои стянутые запястья еще одну веревку, прикрутил ее к стволу ели и направился к костру.
Ночной ветерок насквозь продувал мокрую одежду и противно холодил кожу. Скорчившись и стараясь не стучать зубами, я прижалась к дереву.
«Ничего, когда-нибудь ночь закончится и настанет утро. А с ним тепло, солнце», — закрыв глаза, шептала я.
Под чьей-то ногой хрустнула сухая ветка. Звук прервал мечты. Хаки… Что ему нужно?
Берсерк опустился на землю возле меня и откинув голову, уставился в небо.
— Мы уже давно в пути, но ты ни о чем не спрашиваешь, — сказал он.
В темноте я видела только его блестящие глаза. В узких звериных зрачках плавала такая тоска, что мне вдруг стало жаль этого сильного и красивого мужчину. Разве он-виноват, что, став берсерком, когда-то очутился на берегу Невки? Тогда он думал, что совершает подвиг, и по-мальчишески гордился своей победой.
— Мне не о чем спрашивать, — заикаясь от холода, ответила я.
Хаки пошевелился. Он был так близко! Я слышала его дыхание и чувствовала исходящее от его тела тепло. Но все-таки между нами было дерево. А еще мары… Их визгливые голоса требовали, требовали, требовали…
— Тогда я скажу сам, — решил Хаки. — Мы идем к ярлу Хакону. Норвежец хочет знать все об Али-конун-ге — кто он, как его настоящее имя, кого он любит и чего боится.
Они хотели знать про Олава… Но зачем? Может, готовились к походу на вендов? Но теперь, спустя столько лет, что я могла рассказать? Воспоминания стерлись, а Олав казался далеким и призрачным, как сновидение.
— Мне нечего сказать.
Хаки склонил голову к плечу. Ветер запутался в его длинных волосах и, словно лаская, коснулся моей щеки. Мары взвыли.
— Хакон умеет развязывать языки даже самым молчаливым, — угрюмо буркнул берсерк.
Я пожала плечами. Чего он ждал от меня? Рассказа об Олаве или мольбы и уговоров не отводить меня к ярлу?
— Глупый разговор. — тихо сказала я. Хаки сцепил руки на коленях. Его плечо грело меня сквозь безрукавку. Тепло проникало в замерзшее тело и ласковой волной текло к сердцу. На миг мне показалось, что рядом сидит Бьерн. Чем берсерк напомнил мне мужа — своей молчаливой уверенностью или спокойной силой, — я не знала, но вдруг захотелось ткнуться лицом в это надежное плечо и заплакать, как когда-то в детстве.
«Это не Бьерн! — беззвучно прошептала я. — Это враг!» — «Враг! Враг!» — завыли мары.
Хаки положил подбородок на сцепленные пальцы и качнул головой:
— Я не хочу причинять тебе боль. Ты не должна молчать, иначе Хакон изувечит тебя. Лучше солги ему. Ярл думает, что Али родом из Норвегии. Скажи ему то, что он хочет услышать…
Что он советовал мне? Зачем хотел солгать своему ярлу?!
. — Мне уже нечего бояться, — усмехнулась я. — Твой приятель Черный Трор достаточно потрудился, чтоб сделать меня уродливой…
— Уродливой?! — Глаза берсерка блеснули. — Глупости! Ты красива. Я видел много женщин, но ни одна не была так красива.
Его голос дрогнул, сорвался, и вдруг, словно испугавшись, что сболтнул лишнее, берсерк встал и резко добавил:
— Завтра мы придем в Норвегию. Это страна Хакона, и там в любой усадьбе мы можем встретить его. Будь готова!
Я кивнула, но он уже не увидел: отошел к костру и что-то приказал согревшемуся румлянину. Тот неспешно побрел ко мне с дымящимся мясом в руках.
Давясь едой, я думала о словах Хаки. Называя меня красивой, он не лгал, а, похоже, думал так на самом деле… И он желал мне добра. Может…
Резкая боль пронзила грудь, вой мар разорвал голову. «Не смей сомневаться! Убей! Убей врага! — выли они. — Убей или достанешься нам!» Я вспомнила маленькие, склизкие морды с хищными клювами, когтистые лапы и содрогнулась. Нужно выполнить уговор… Хаки убил мою мать. С него начались мои беды, им и должны закончиться. Мне нужно убить его!
«Верно, верно, убей и спасешься!» — поддакнули мары. «Не делай этого», — донесся откуда-то издалека предупреждающий голос Баюна.
— Так нужно, — беззвучно возразила я, — теперь уже ничего не изменить. Его смерть освободит меня от мар.
— Нет, — шепнул Баюн и смолк. Кажется, даже он понял, что у меня не осталось выбора. Завтра мы будем в Норвегии, значит, для побега осталась одна ночь. Всего одна…
Я прислонилась к ели и задумалась. Нужно что-то сделать, но что? Как со связанными руками сбежать от пятерых здоровенных мужиков? Да еще эта веревка, что держит меня у дерева! Даже согреться не могу!
Румлянин Раций склонился ко мне, решил, что я сплю, отошел и, усевшись неподалеку, принялся за еду. Ему хорошо, тепло, а мне даже не дотянуться до костра!
— Холодно, — тихо пожаловалась я. Раций недовольно обернулся. — И руки болят! — заявила я уже громче.
На мой возмущенный возглас повернулись и те, что сидели у костра. Хаки с ними не было… Должно быть, отлучился, пока я притворялась спящей.
— Скол! — уверенно позвала я. Кормщик встал, подошел и подергал путы на моих запястьях.
— Развязать? — спросил его румлянин, но Скол покачал головой: .
— Не надо. Хаки это не понравится. — Он шагнул к дереву, размотал веревку и подпихнул меня к костру:— Иди грейся!
Прихрамывая и озираясь, я двинулась к воинам и увидела Хаки. Берсерк сидел чуть в стороне, у разлапистой ели, и смотрел в темноту леса. Мое сердце наполнилось горечью. Он походил на одинокого, пойманного в силок волка. И такая же тоска в глазах…
— Пусть погреется? — робко спросил его Скол. Не вслушиваясь в слова кормщика, Хаки кивнул. О чем он думал, чего ждал?
Я проковыляла мимо берсерка и присела у огня. Тепло окатило лицо и грудь, а от одежды пошел пар…
— Разморило, — сквозь дрему услышала я смешок Хальвдана и вопрос Рация:
— Отвести ее назад?
— Погоди пока…
4S&
Голоса пропали. Серая дымка заволокла взор, в ушах запели тихие серебряные колокольцы.
Проснулась я от холода. По лесу полз слабый тумав. Его влажные пальцы гладили мое лицо и забирались под рубашку. Неподалеку от костра храпели урмане, а рядом, откинув голову на шершавый ствол, сладко спал Хальв-дан. Я чуть не вскрикнула от радости. Глупый мальчишка должен был поддерживать огонь и сторожить меня, а он заснул! Должно быть, думал, что я не очнусь до утра.
Я осторожно встала, вытянула ногу, зацепила носком сапога дымящуюся головню и подтолкнула ее к себе. Ближе, еще ближе… Мой сторож засопел и по-детски причмокнул. Только бы не проснулся!
Шипящая головня опалила кожу на руках. Веревка занялась и затрещала. Силясь не выть от боли, я вцепилась зубами в собственное плечо. Хальвдан опять зашевелился, но путы уже ослабли. Паленая пенька медленно расползлась. Свободна! Теперь нырнуть под елочку, и бегом! Куда угодно, только подальше отсюда!
«Убей!» — взвизгнул над ухом знакомый голос. Большая, лупоглазая мара сидела на нижней ветви ели и, широко разевая клюв, шипела: «Убей, убей, убей!» Я замотала головой. Тварь исчезла, но ее крик разбудил паука в моей груди. Его лапки коснулись сердца, и стало нестерпимо больно дышать.
— Хорошо, хорошо. Все будет по уговору… Он умрет, только оставьте меня в покое!
Боль отпустила. «Убить Хаки, убить Хаки», — словно помешанная зашептала я и пошла к берсерку. Он спал там же, где сидел вечером, — у старой ели, спиной ко мне. Голова викинга покоилась на коленях, волосы прятались под шапкой, а согнутую спину прикрывал вышитый плед. Из-под узорного края пледа, словно просясь в руки, торчала рукоять ножа. Я потянулась к оружию. Хаки вздохнул и слегка шевельнулся. А если он только притворяется, будто спит? Да и за что его убивать? «За свою душу», — подсказал пронзительный голосок Море-ниной прислужницы.
— За мою душу, — прошептала я и выхватила нож из-за пояса берсерка. Он вздрогнул и стал оборачиваться. Нет! Мне нельзя видеть его лицо, его глаза!
Зажмурившись, я полоснула лезвием по горлу викин га. Капли его крови обожгли руку. Другая рука заученным движением оттянула голову берсерка назад. Нож прополосовал открытую рану еще раз. Что-то отвратительно забулькало, и тело дернулось. Я заткнула нож за пояс и, упрямо не глядя на умирающего, побежала в лес.
Ноги несли меня в чащу не разбирая дороги.
Волк мертв! Мертв!
Измазанная кровью берсерка рука горела огнем, а по лицу текли слезы. «Свободна! — всхлипывая, бормотала я. — Свободна!» — но чувствовала только стыд и боль. Глаза Хаки упрекающе взирали на меня из-за ветвей. «Зачем?» — спрашивали они. Задыхаясь, я проскользнула в ореховые заросли, повернула в сторону, выбралась на поляну и… остановилась.
Прямо предо мной, широко улыбаясь, стоял румля-нин! Не Раций, другой… В его руке блестел меч. Я попятилась.
— Хочешь удрать? — коверкая урманскую речь, насмешливо произнес румлянин. — Я заметил, как ты бежала по лесу.
Значит, убийства он не видел и преследовал меня лишь для того, чтоб вдоволь потешиться погоней. Из-за такой легкой добычи он даже не разбудил остальных…
Я пригнулась, расставила ноги и перехватила нож острием вниз. Так было гораздо удобнее. Черные глаза румлянина презрительно ощупали меня с головы до пят и замерли на окровавленном лезвии. В один миг он понял, что случилось.
— Тварь! — выбрасывая вперед меч, взревел он и что-то добавил на своем, неведомом мне, языке.
Я упала на землю и откатилась в сторону. Быстро, как кошка, румлянин развернулся. Он не впал в ярость от первого промаха, а легко и уверенно исправил свою ошибку. Теперь он сделал ложный выпад, остановился и, увидев, куда я отпрыгиваю, полоснул мечом. Моя безрукавка затрещала и съехала с плеча. Теплая кровь побежала по боку, но боли еще не было…
«Хорошо, что успела убить Хаки, — пронеслось у меня в голове, — теперь хоть после смерти не попаду в лапы Морениным нежитям».
Но сдаваться сразу я не собиралась, а шлепнулась на землю и застонала. Румлянин оскалился и шагнул ко мне. Его меч поднялся для последнего удара. Это было ошибкой. Я выбросила вперед руку с ножом. Клинок пропорол кожаные штаны врага и подрезал сухожилия под коленом. Я перевернулась, вскочила и бросилась к кустам. Румлянин недоверчиво покосился на раненую ногу, перекинул меч и, оставляя за собой кровавый след, заковылял за мной. Забыв про рану, я вломилась в кусты. Боль разорвала бок. Ослабевшие ноги подкосились. Все еще не сдаваясь, я преодолела паутину ветвей и обреченно уткнулась лицом в траву. Шаги румлянина приближались, Все! Конец…
Где-то сбоку зашумели кусты. Во мне шевельнулась слабая надежда и тут же угасла. В этой земле у меня не было друзей. Должно быть, это проснулись приятели Хаки, увидели труп своего вожака и теперь спешили расквитаться с его убийцей. Румлянин заорал, но в его вопле не слышалось радости, только страх…
Я подняла голову. Косматое, желтое брюхо огромного зверя промелькнуло над моей головой. Медведь?!
Зверь рухнул на румлянина. Тот попытался отбить неожиданную атаку, но не смог. Страшные медвежьи лапы сдавили его грудь, а оскаленная морда приблизилась к лицу. Я поднялась на четвереньки и забыла о боли. Встречать таких огромных медведей мне еще не доводилось. Свирепый, косматый лесной воевода терзал горло и щеки еще живого румлянина. Повизгивая от ужаса, я поползла прочь. Когда медведь расправится с румляни-ном, то пойдет по моим следам — ведь он уже знает, как сладка человеческая кровь!
В спешке я потеряла нож и теперь, без сил и оружия, стала совсем легкой добычей. «Пресветлая воительница, могучая Перунница! — молила я. — Спаси и сохрани, не отдай зверю лютому!» Но богиня не слышала. Медвежье сопение приближалось. Зверь шел за мной! Руки подогнулись и опрокинули меня лицом в колючую траву. Поскуливая от ужаса, я повернулась к преследователю. «Не нужно бояться, — шептали мои губы. — Это произойдет быстро». Но перед глазами маячило страшное, обгрызенное до костей лицо румлянина.
Зверь выбрался из кустов лениво, будто не гнался за мной, а просто шел по своим медвежьим делам. Его узкая морда касалась земли, влажные ноздри слегка подрагивали, а мягкие большие лапы ступали осторожно, словно боялись потревожить лесных букашек. Почуяв меня, он приподнял голову и, широко раскрывая пасть, заревел. На желтой груди зверя темнели полосы свежей крови.
— Не надо, — жалобно прошептала я.
Медведь остановился и закачал головой. В этом движении было что-то знакомое… Не доверяя смутной надежде, я пригляделась. На носу чудовища виднелись узкие белесые полоски — следы от старых шрамов.
— Глуздырь? — еще не веря, спросила я. Медведь встряхнулся и потрусил ко мне. А если это не Глуздырь? Сердце сжалось, стукнуло и замерло.
— Стой! — шепнула я зверю. Он озадаченно мотнул мордой и остановился. Сомнений не было…
— Глуздырь, — чувствуя, как мир переворачивается и начинает кружиться в радостном вихре, забормотала я. — Глуздырь… — И упала без памяти.
Рассказывает Хаки
За нами через реку перебрались и остальные. Последним шел Скол. Он открепил конец веревки от дерева, зажал его в зубах и прцгнул в воду. Хаки принялся сматывать веревку с другого конца. Только теперь стало ясно, почему берсерк пошел в реку первым. Даже опытный кормщик не мог преодолеть шумящий поток без чужой помощи, а остальные и подавно. Волк берег своих людей. Однако отдохнуть им он не позволил, и, едва отдышавшись, мы побрели дальше.
Берсерк вообще мало отдыхал. Он мог не спать всю ночь, а утром вновь поднимался раньше всех и шел впереди, ничем не выдавая усталости. Я начинала понимать, как он покорил сердце Левеета…
Но, даже бодрствуя ночами, Хаки никогда не сторожил меня. Это делали греки. Вернее, румляне — так их называли Хаки и Скол. Я слышала о Руме — большом городе у теплого моря, где-то на юге, но как румляне попали в хирд Волка — могла лишь догадываться. Они служили своему хевдингу верно и молчаливо, как большие, послушные псы. Еще один хирдманн — молодой и высокий парень по имени Хальвдан — обычно подыскивал место для ночевок. К закату он уходил вперед, возвращался, чертил на земле изогнутые линии и что-то объяснял Хаки. Он единственный разговаривал, остальные лишь перекидывались несколькими словами, и то редко.
Но этим вечером все было иначе. Днем шел дождь, все вымокли и устали, а Хальвдан никак не мог отыскать подходящее для ночевки место. В конце концов Хаки сам отправился вперед и, вернувшись, отвел нас на небольшую, обрамленную высокими елями поляну. Широкие и тяжелые еловые лапы укрывали землю от дождя, и Хальвдан быстро развел костер. Радуясь теплу, румля-нин Раций перекинул через мои стянутые запястья еще одну веревку, прикрутил ее к стволу ели и направился к костру.
Ночной ветерок насквозь продувал мокрую одежду и противно холодил кожу. Скорчившись и стараясь не стучать зубами, я прижалась к дереву.
«Ничего, когда-нибудь ночь закончится и настанет утро. А с ним тепло, солнце», — закрыв глаза, шептала я.
Под чьей-то ногой хрустнула сухая ветка. Звук прервал мечты. Хаки… Что ему нужно?
Берсерк опустился на землю возле меня и откинув голову, уставился в небо.
— Мы уже давно в пути, но ты ни о чем не спрашиваешь, — сказал он.
В темноте я видела только его блестящие глаза. В узких звериных зрачках плавала такая тоска, что мне вдруг стало жаль этого сильного и красивого мужчину. Разве он-виноват, что, став берсерком, когда-то очутился на берегу Невки? Тогда он думал, что совершает подвиг, и по-мальчишески гордился своей победой.
— Мне не о чем спрашивать, — заикаясь от холода, ответила я.
Хаки пошевелился. Он был так близко! Я слышала его дыхание и чувствовала исходящее от его тела тепло. Но все-таки между нами было дерево. А еще мары… Их визгливые голоса требовали, требовали, требовали…
— Тогда я скажу сам, — решил Хаки. — Мы идем к ярлу Хакону. Норвежец хочет знать все об Али-конун-ге — кто он, как его настоящее имя, кого он любит и чего боится.
Они хотели знать про Олава… Но зачем? Может, готовились к походу на вендов? Но теперь, спустя столько лет, что я могла рассказать? Воспоминания стерлись, а Олав казался далеким и призрачным, как сновидение.
— Мне нечего сказать.
Хаки склонил голову к плечу. Ветер запутался в его длинных волосах и, словно лаская, коснулся моей щеки. Мары взвыли.
— Хакон умеет развязывать языки даже самым молчаливым, — угрюмо буркнул берсерк.
Я пожала плечами. Чего он ждал от меня? Рассказа об Олаве или мольбы и уговоров не отводить меня к ярлу?
— Глупый разговор. — тихо сказала я. Хаки сцепил руки на коленях. Его плечо грело меня сквозь безрукавку. Тепло проникало в замерзшее тело и ласковой волной текло к сердцу. На миг мне показалось, что рядом сидит Бьерн. Чем берсерк напомнил мне мужа — своей молчаливой уверенностью или спокойной силой, — я не знала, но вдруг захотелось ткнуться лицом в это надежное плечо и заплакать, как когда-то в детстве.
«Это не Бьерн! — беззвучно прошептала я. — Это враг!» — «Враг! Враг!» — завыли мары.
Хаки положил подбородок на сцепленные пальцы и качнул головой:
— Я не хочу причинять тебе боль. Ты не должна молчать, иначе Хакон изувечит тебя. Лучше солги ему. Ярл думает, что Али родом из Норвегии. Скажи ему то, что он хочет услышать…
Что он советовал мне? Зачем хотел солгать своему ярлу?!
. — Мне уже нечего бояться, — усмехнулась я. — Твой приятель Черный Трор достаточно потрудился, чтоб сделать меня уродливой…
— Уродливой?! — Глаза берсерка блеснули. — Глупости! Ты красива. Я видел много женщин, но ни одна не была так красива.
Его голос дрогнул, сорвался, и вдруг, словно испугавшись, что сболтнул лишнее, берсерк встал и резко добавил:
— Завтра мы придем в Норвегию. Это страна Хакона, и там в любой усадьбе мы можем встретить его. Будь готова!
Я кивнула, но он уже не увидел: отошел к костру и что-то приказал согревшемуся румлянину. Тот неспешно побрел ко мне с дымящимся мясом в руках.
Давясь едой, я думала о словах Хаки. Называя меня красивой, он не лгал, а, похоже, думал так на самом деле… И он желал мне добра. Может…
Резкая боль пронзила грудь, вой мар разорвал голову. «Не смей сомневаться! Убей! Убей врага! — выли они. — Убей или достанешься нам!» Я вспомнила маленькие, склизкие морды с хищными клювами, когтистые лапы и содрогнулась. Нужно выполнить уговор… Хаки убил мою мать. С него начались мои беды, им и должны закончиться. Мне нужно убить его!
«Верно, верно, убей и спасешься!» — поддакнули мары. «Не делай этого», — донесся откуда-то издалека предупреждающий голос Баюна.
— Так нужно, — беззвучно возразила я, — теперь уже ничего не изменить. Его смерть освободит меня от мар.
— Нет, — шепнул Баюн и смолк. Кажется, даже он понял, что у меня не осталось выбора. Завтра мы будем в Норвегии, значит, для побега осталась одна ночь. Всего одна…
Я прислонилась к ели и задумалась. Нужно что-то сделать, но что? Как со связанными руками сбежать от пятерых здоровенных мужиков? Да еще эта веревка, что держит меня у дерева! Даже согреться не могу!
Румлянин Раций склонился ко мне, решил, что я сплю, отошел и, усевшись неподалеку, принялся за еду. Ему хорошо, тепло, а мне даже не дотянуться до костра!
— Холодно, — тихо пожаловалась я. Раций недовольно обернулся. — И руки болят! — заявила я уже громче.
На мой возмущенный возглас повернулись и те, что сидели у костра. Хаки с ними не было… Должно быть, отлучился, пока я притворялась спящей.
— Скол! — уверенно позвала я. Кормщик встал, подошел и подергал путы на моих запястьях.
— Развязать? — спросил его румлянин, но Скол покачал головой: .
— Не надо. Хаки это не понравится. — Он шагнул к дереву, размотал веревку и подпихнул меня к костру:— Иди грейся!
Прихрамывая и озираясь, я двинулась к воинам и увидела Хаки. Берсерк сидел чуть в стороне, у разлапистой ели, и смотрел в темноту леса. Мое сердце наполнилось горечью. Он походил на одинокого, пойманного в силок волка. И такая же тоска в глазах…
— Пусть погреется? — робко спросил его Скол. Не вслушиваясь в слова кормщика, Хаки кивнул. О чем он думал, чего ждал?
Я проковыляла мимо берсерка и присела у огня. Тепло окатило лицо и грудь, а от одежды пошел пар…
— Разморило, — сквозь дрему услышала я смешок Хальвдана и вопрос Рация:
— Отвести ее назад?
— Погоди пока…
4S&
Голоса пропали. Серая дымка заволокла взор, в ушах запели тихие серебряные колокольцы.
Проснулась я от холода. По лесу полз слабый тумав. Его влажные пальцы гладили мое лицо и забирались под рубашку. Неподалеку от костра храпели урмане, а рядом, откинув голову на шершавый ствол, сладко спал Хальв-дан. Я чуть не вскрикнула от радости. Глупый мальчишка должен был поддерживать огонь и сторожить меня, а он заснул! Должно быть, думал, что я не очнусь до утра.
Я осторожно встала, вытянула ногу, зацепила носком сапога дымящуюся головню и подтолкнула ее к себе. Ближе, еще ближе… Мой сторож засопел и по-детски причмокнул. Только бы не проснулся!
Шипящая головня опалила кожу на руках. Веревка занялась и затрещала. Силясь не выть от боли, я вцепилась зубами в собственное плечо. Хальвдан опять зашевелился, но путы уже ослабли. Паленая пенька медленно расползлась. Свободна! Теперь нырнуть под елочку, и бегом! Куда угодно, только подальше отсюда!
«Убей!» — взвизгнул над ухом знакомый голос. Большая, лупоглазая мара сидела на нижней ветви ели и, широко разевая клюв, шипела: «Убей, убей, убей!» Я замотала головой. Тварь исчезла, но ее крик разбудил паука в моей груди. Его лапки коснулись сердца, и стало нестерпимо больно дышать.
— Хорошо, хорошо. Все будет по уговору… Он умрет, только оставьте меня в покое!
Боль отпустила. «Убить Хаки, убить Хаки», — словно помешанная зашептала я и пошла к берсерку. Он спал там же, где сидел вечером, — у старой ели, спиной ко мне. Голова викинга покоилась на коленях, волосы прятались под шапкой, а согнутую спину прикрывал вышитый плед. Из-под узорного края пледа, словно просясь в руки, торчала рукоять ножа. Я потянулась к оружию. Хаки вздохнул и слегка шевельнулся. А если он только притворяется, будто спит? Да и за что его убивать? «За свою душу», — подсказал пронзительный голосок Море-ниной прислужницы.
— За мою душу, — прошептала я и выхватила нож из-за пояса берсерка. Он вздрогнул и стал оборачиваться. Нет! Мне нельзя видеть его лицо, его глаза!
Зажмурившись, я полоснула лезвием по горлу викин га. Капли его крови обожгли руку. Другая рука заученным движением оттянула голову берсерка назад. Нож прополосовал открытую рану еще раз. Что-то отвратительно забулькало, и тело дернулось. Я заткнула нож за пояс и, упрямо не глядя на умирающего, побежала в лес.
Ноги несли меня в чащу не разбирая дороги.
Волк мертв! Мертв!
Измазанная кровью берсерка рука горела огнем, а по лицу текли слезы. «Свободна! — всхлипывая, бормотала я. — Свободна!» — но чувствовала только стыд и боль. Глаза Хаки упрекающе взирали на меня из-за ветвей. «Зачем?» — спрашивали они. Задыхаясь, я проскользнула в ореховые заросли, повернула в сторону, выбралась на поляну и… остановилась.
Прямо предо мной, широко улыбаясь, стоял румля-нин! Не Раций, другой… В его руке блестел меч. Я попятилась.
— Хочешь удрать? — коверкая урманскую речь, насмешливо произнес румлянин. — Я заметил, как ты бежала по лесу.
Значит, убийства он не видел и преследовал меня лишь для того, чтоб вдоволь потешиться погоней. Из-за такой легкой добычи он даже не разбудил остальных…
Я пригнулась, расставила ноги и перехватила нож острием вниз. Так было гораздо удобнее. Черные глаза румлянина презрительно ощупали меня с головы до пят и замерли на окровавленном лезвии. В один миг он понял, что случилось.
— Тварь! — выбрасывая вперед меч, взревел он и что-то добавил на своем, неведомом мне, языке.
Я упала на землю и откатилась в сторону. Быстро, как кошка, румлянин развернулся. Он не впал в ярость от первого промаха, а легко и уверенно исправил свою ошибку. Теперь он сделал ложный выпад, остановился и, увидев, куда я отпрыгиваю, полоснул мечом. Моя безрукавка затрещала и съехала с плеча. Теплая кровь побежала по боку, но боли еще не было…
«Хорошо, что успела убить Хаки, — пронеслось у меня в голове, — теперь хоть после смерти не попаду в лапы Морениным нежитям».
Но сдаваться сразу я не собиралась, а шлепнулась на землю и застонала. Румлянин оскалился и шагнул ко мне. Его меч поднялся для последнего удара. Это было ошибкой. Я выбросила вперед руку с ножом. Клинок пропорол кожаные штаны врага и подрезал сухожилия под коленом. Я перевернулась, вскочила и бросилась к кустам. Румлянин недоверчиво покосился на раненую ногу, перекинул меч и, оставляя за собой кровавый след, заковылял за мной. Забыв про рану, я вломилась в кусты. Боль разорвала бок. Ослабевшие ноги подкосились. Все еще не сдаваясь, я преодолела паутину ветвей и обреченно уткнулась лицом в траву. Шаги румлянина приближались, Все! Конец…
Где-то сбоку зашумели кусты. Во мне шевельнулась слабая надежда и тут же угасла. В этой земле у меня не было друзей. Должно быть, это проснулись приятели Хаки, увидели труп своего вожака и теперь спешили расквитаться с его убийцей. Румлянин заорал, но в его вопле не слышалось радости, только страх…
Я подняла голову. Косматое, желтое брюхо огромного зверя промелькнуло над моей головой. Медведь?!
Зверь рухнул на румлянина. Тот попытался отбить неожиданную атаку, но не смог. Страшные медвежьи лапы сдавили его грудь, а оскаленная морда приблизилась к лицу. Я поднялась на четвереньки и забыла о боли. Встречать таких огромных медведей мне еще не доводилось. Свирепый, косматый лесной воевода терзал горло и щеки еще живого румлянина. Повизгивая от ужаса, я поползла прочь. Когда медведь расправится с румляни-ном, то пойдет по моим следам — ведь он уже знает, как сладка человеческая кровь!
В спешке я потеряла нож и теперь, без сил и оружия, стала совсем легкой добычей. «Пресветлая воительница, могучая Перунница! — молила я. — Спаси и сохрани, не отдай зверю лютому!» Но богиня не слышала. Медвежье сопение приближалось. Зверь шел за мной! Руки подогнулись и опрокинули меня лицом в колючую траву. Поскуливая от ужаса, я повернулась к преследователю. «Не нужно бояться, — шептали мои губы. — Это произойдет быстро». Но перед глазами маячило страшное, обгрызенное до костей лицо румлянина.
Зверь выбрался из кустов лениво, будто не гнался за мной, а просто шел по своим медвежьим делам. Его узкая морда касалась земли, влажные ноздри слегка подрагивали, а мягкие большие лапы ступали осторожно, словно боялись потревожить лесных букашек. Почуяв меня, он приподнял голову и, широко раскрывая пасть, заревел. На желтой груди зверя темнели полосы свежей крови.
— Не надо, — жалобно прошептала я.
Медведь остановился и закачал головой. В этом движении было что-то знакомое… Не доверяя смутной надежде, я пригляделась. На носу чудовища виднелись узкие белесые полоски — следы от старых шрамов.
— Глуздырь? — еще не веря, спросила я. Медведь встряхнулся и потрусил ко мне. А если это не Глуздырь? Сердце сжалось, стукнуло и замерло.
— Стой! — шепнула я зверю. Он озадаченно мотнул мордой и остановился. Сомнений не было…
— Глуздырь, — чувствуя, как мир переворачивается и начинает кружиться в радостном вихре, забормотала я. — Глуздырь… — И упала без памяти.
Рассказывает Хаки
Как словенке удалось сбежать, никто не видел. А единственный видок — румлянин Раций — ничего не мог сказать. Он лежал под елью с перерезанным горлом и мертвыми глазами глядел на восход. Ночью он подходил ко мне и о чем-то говорил. О чем? Я не помнил… Тогда я думал о своем, а его болтовня раздражала. Поэтому я отдал румлянину свой плед и пошел спать, оставив его под елью в одиночестве…
Ветви раздвинулись, и из-под них выбрался Скол. Спина кормщика была усыпана опавшей с деревьев хвоей. Он встряхнулся. Сухие иглы мелкой мошкарой полетели к его ногам.
— Нашел второго? — спросил я о другом румлянине.
— Нет, — помотал головой Скол. — Только его следы. И ее тоже…
— Так пошли! — заспешил Хальвдан. — Верно, румлянин проснулся, увидел смерть родича и теперь догоняет убийцу!
Скол покачал головой, вытер шапкой потное лицо и сел на землю, рядом с натекшей из горла мертвеца лужей крови.
— Догонял, — коротко сказал он. — Теперь уже не догоняет…
— Что?!
— Она убила и второго, — кивая на окоченевшего Рация, пояснил кормщик.
Глаза Хальвдана округлились, щека дернулась, будто ее укололи, а мешок с вещами вывалился из рук.
— Как убила?!
— В поединке… Так говорят следы. Но тела нет. Я улыбнулся. Немногие опытные воины побеждали моих румлян в поединке — куда там бабе! У беглянки и оружия-то не было — лишь короткий кинжал.
— Куда ж она дела тело? Утащила на память? —, насмешливо поинтересовался я. — Вряд ли ей достало бы на это силенок.
— Не веришь? — Скол сузил глаза и поднялся. — Идем!
Идти пришлось недалеко. По проторенной Сколом тропинке мы продрались сквозь частый ельник и выбрались на поляну.
— Что скажешь? — выходя на середину, спросил Скол. — Теперь видишь?
Да, я видел. Тут и впрямь был поединок. Глубокие отпечатки человеческих ног втоптали мягкую траву в грязь. Кое-где на кустах темнели пятна высохшей крови Похоже, противники долго готовились к схватке и топтались друг против друга, не решаясь напасть. А может, румлянин недооценил смелость беглянки и надеялся ее напугать? Для многих воинов нет ничего приятнее, чем вид сломленного страхом, умоляющего о пощаде врага.
— Вот отсюда вышел румлянин. — Указывая на следы, Скол двинулся к кустам. Потом отпрыгнул в сторону, словно повторяя движения поединщика. — Тут зацепил ее. Крепко — видишь, как много крови на траве?
Я подошел. Кровавая широкая полоса тянулась между широко расставленных ног Скола.
— А тут, гляди, — кормщик обвел пальцем небольшую ложбинку, — ударила уже она. Должно быть, вот так. — Он наклонился и указательным пальцем провел у себя под коленом. — После этого удара румлянин стал волочить ногу. Пошли дальше?
Я кивнул. В смелости и ловкости словенки я не сомневался, но поверить в ее победу над своим лучшим поединщиком тоже не мог. Одно дело — отравить или перерезать горло спящему и совсем другое — осилить могучего воина в бою.
Скол проломился сквозь негустой кустарник и задумчиво склонил голову:
— А здесь самое интересное. Она ползла через поляну, а румлянин догонял. Потом, — кормщик остановился, — пополз уже он. Или его потащили.
Я обошел поляну. За плечом, вглядываясь в оставленные беглянкой и румлянином следы, пыхтел Хальвдан.
— Что это? — снимая с веточки зацепившийся клочок бурой шерсти, удивился он.
Я помял шерсть в руках и понюхал:
— Медведь.
Все стало проясняться. Поединщики были не одни. На запах их крови пришел медведь. Наверное, он ожидал завершения схватки в кустах. Медведи незлобивы, особенно ранней осенью. Вот если бы ему не удалось отыскать себе зимнее пристанище, а по лесу уже вовсю трещали морозы — тогда другое дело. Но до морозов еще далеко-Медвежьи следы тянулись странно, словно зверь шел боком, а возле отметин его больших когтистых лап виднелась ровная полоса примятой травы. Он кого-то тащил…
Я пошел по борозде в лес. Она пересекла неглубокий, залитый водой овражек и вползла под старую ель. Логово… Приготовившись к внезапному нападению зверя, я откинул ветви. Пусто. След пробегал по сухой хвое и скрывался за противоположной стеной елового шалаша. На нижнем, сломанном, похожем на клык огромного животного суке дерева что-то висело. Я снял находку и вместе с ней выбрался на свет. Пальцы ощутили мягкость ткани. Клочок от серой рубахи румлянина. Выходит, Скол не ошибся и словенка убила моего хирдманна? Случись все иначе, медведь выбрал бы более легкую жертву и утащил обессиленную, истекающую кровью женщину, а не крепкого, вооруженного мужика. Но как ей удалось?..
— Х-а-а-ки-и! — заметался меж древесных стволов крик Скола.
Я поспешил выбраться из чащи. Голос кормщика предупреждал о беде.
— Что случилось?! — выскакивая на поляну, крикнул я.
Хальвдан и Скол, оба бледные и растерянные, стояли с краю поляны у корявого, источенного жуками ствола сосны и глядели в землю. Хальвдан обернулся. Его глаза удивили меня. Парень выглядел несчастным и испуганным.
— Что стряслось? — уже тише повторил я.
— Они о чем-то говорили, — тихо сказал Хальвдан. С моей души свалился камень. Эка невидаль! Разогревая друг в друге ярость и надеясь сломить противника острым словом, поединщики часто говорят меж собой…
— Ты не понял. — Скол подтолкнул меня к дереву и указал на две вмятины между вылезших на поверхность корней. Одна вмятина была огромной, напоминающей лежбище большого зверя; другая — маленькой, в пятнах крови.
— Она говорила с медведем! — объяснил Скол. Я расхохотался.
— Не смейся! — неожиданно тонко взвизгнул Хальвдан. — Я сам видел, как вороны слушались ее! И медведь! Видишь, они сидели рядом и зверь ее не тронул!
От дерева к лесу тянулась цепочка медвежьих следов. Капли крови уходили в противоположном направлении, взбегали на каменистый склон и пропадали за большими валунами. Наверное, зверь счел словенку мертвой и решил полакомиться румлянином, а пока он волок бесчувственное тело воина в лес, баба очнулась и сбежала.
— Она не совсем человек, — Хальвдан таинственно прошептал.дд
Его шепот заставил меня очнуться. Хрен с ней, с этой словенской штучкой, но еще не хватало, чтоб мои хирд-манны начали верить в сказки! Увидели две вмятины и насочиняли небылиц…
— Хватит! — рыкнул я на Хальвдана. — Такими байками будешь девок морочить, а не меня! Пошли по следам. Беглую нужно догонять, а не судачить о ней да о ее дружках!
Хальвдан обидчиво вздернул подбородок и вдруг мотнул головой:
— Я не пойду, хевдинг.
— Да что же ты за воин?! Бабы боишься!
— Ничего я не боюсь, — отворачиваясь, пробормотал тот, — но за ней не пойду.
— Хальвдан прав, — произнес за моей спиной Скол. Я развернулся к кормщику. Впервые на моей памяти он испугался. И кого? Раненой бабы!
— Да что с вами всеми?! — не выдержал я. Кормщик опустил голову:
— Хальвдан говорит верно. Нам нельзя ловить ее.
— Почему?!
— Она не простая баба. — Взгляд Скола не отрывался от земли, но в голосе не было сомнений.
Я зарычал. Последний родич предавал меня! " — Успокойся. — Руки Скола легли на мои плечи. Я хотел стряхнуть их, но пальцы кормщика словно приросли к моему телу. — Послушай, если прикажешь — мы пойдем за твоей словенкой, но сперва послушай…
— Говори, — сквозь зубы выдавил я.
— Впервые я увидел ее в дыме и угаре в Гардари-ке, — начал Скол. — Кругом была смерть, а ты вел ее, маленькую девочку, как возвестницу этой смерти. Уже тогда Орм посоветовал тебе убить девчонку. Ты отказался, а она предупредила тебя о возмездии и кинулась в море. Она ничуть не боялась, потому что не была человеком. Но тогда этого никто не понимал.
Я отмахнулся. Маленькой, избитой девочке повезло, и ее попросту выбросило на берег, а Скол искал каких-то объяснений…
— Погоди! — удержал мою руку кормщик. —. Потом она появилась вновь. На Датском Валу. Там тоже была смерть. И она опять шла впереди. Там она убила твоего брата и получила смертельную рану. Однако спустя совсем немного времени мы встретили ее на Марсее и привезли в усадьбу Свейнхильд. Там она принесла смерть Трору и вновь исчезла… А теперь румляне… И про воронов Хальвдан не врет. Я тоже видел, как она приказала птицам улететь, и они улетели.
Скол поглядел на верхушки деревьев, словно надеялся отыскать там подтверждение своих слов, но, не найдя, вздохнул и добавил:
— Чем больше я думаю обо всем этом, тем больше уверяюсь, что она охотится за тобой…
Стараясь сохранить серьезное лицо, я закусил губу. Даже гнев пропал.
Скол обиделся:
— Да, за тобой! Сам подумай. Она обещала отомстить тебе. И теперь она все время появляется на твоем пути! Даже сумела отыскать твою старую усадьбу!
— Ты говоришь глупости, Скол. — Что-то в словах кормщика настораживало, но я не желал верить в не-. —мыслимое. Да, раньше словенка преследовала меня, и она сама призналась в этом, но это было давно. А вчера ночью я говорил с ней и чувствовал ее дыхание. Она перестала слепо ненавидеть, она понимала…
— Нет, хевдинг, выслушай! — настаивал кормщик. — Словенка жаждет твоей смерти, и тебя хранит только милость великих богов. В усадьбе Свейнхильд должен был умереть ты, а не Трор и здесь, в лесу, — тоже…
Насчет Трора я еще мог согласиться, но румлянин?
— А ты погляди, как и где он спал, — усмехнулся Скол. — Как раз там, где словенка видела тебя в последний раз. В темноте она приняла Рация за тебя и убила.
Я устал от его невозможных речей и упрямой веры в невозможное. В конце концов, какая разница, что он думает о сбежавшей пленнице! Не хочет ее искать? Ну и не надо! Словенка пожелала умереть свободной, пусть так и будет… Она достойна такой смерти.
На миг еловые лапы качнулись, и показалось, будто в небе сверкнула огненная радуга Бельверста. Над ней черной тучей кружились вороны. Те самые, что в давнем сне преградили мне путь в Вальхаллу. «Только твой враг, создавший этих тварей, сможет прогнать их», — раздался откуда-то дрожащий голос Финна, но вместо сморщенного лика колдуна ко мне склонилось гладкое и румяное лицо Хальвдана. Видения… Опять видения… Я вздохнул и сдался:
— Хорошо. Вернемся, похороним Рация и пойдем дальше. Мы потеряли пленницу, но я не желаю терять время. Нужно узнать, что нового произошло в Норвегии, пока мы ходили в Свею.
Хальвдан с готовностью кивнул. Мы вернулись к уже погасшему костру и быстро закидали тело румлянина камнями. Курган получился маленький и невзрачный. Наверное, только в таких и должны спать тела настоящих воинов. Красивые, огромные курганы хороши для любящих роскошь и довольство жирных бондов. Это им хочется иметь в ином мире множество приятных безделушек, а настоящему воину достаточно собственных доспехов и оружия.
Ветви раздвинулись, и из-под них выбрался Скол. Спина кормщика была усыпана опавшей с деревьев хвоей. Он встряхнулся. Сухие иглы мелкой мошкарой полетели к его ногам.
— Нашел второго? — спросил я о другом румлянине.
— Нет, — помотал головой Скол. — Только его следы. И ее тоже…
— Так пошли! — заспешил Хальвдан. — Верно, румлянин проснулся, увидел смерть родича и теперь догоняет убийцу!
Скол покачал головой, вытер шапкой потное лицо и сел на землю, рядом с натекшей из горла мертвеца лужей крови.
— Догонял, — коротко сказал он. — Теперь уже не догоняет…
— Что?!
— Она убила и второго, — кивая на окоченевшего Рация, пояснил кормщик.
Глаза Хальвдана округлились, щека дернулась, будто ее укололи, а мешок с вещами вывалился из рук.
— Как убила?!
— В поединке… Так говорят следы. Но тела нет. Я улыбнулся. Немногие опытные воины побеждали моих румлян в поединке — куда там бабе! У беглянки и оружия-то не было — лишь короткий кинжал.
— Куда ж она дела тело? Утащила на память? —, насмешливо поинтересовался я. — Вряд ли ей достало бы на это силенок.
— Не веришь? — Скол сузил глаза и поднялся. — Идем!
Идти пришлось недалеко. По проторенной Сколом тропинке мы продрались сквозь частый ельник и выбрались на поляну.
— Что скажешь? — выходя на середину, спросил Скол. — Теперь видишь?
Да, я видел. Тут и впрямь был поединок. Глубокие отпечатки человеческих ног втоптали мягкую траву в грязь. Кое-где на кустах темнели пятна высохшей крови Похоже, противники долго готовились к схватке и топтались друг против друга, не решаясь напасть. А может, румлянин недооценил смелость беглянки и надеялся ее напугать? Для многих воинов нет ничего приятнее, чем вид сломленного страхом, умоляющего о пощаде врага.
— Вот отсюда вышел румлянин. — Указывая на следы, Скол двинулся к кустам. Потом отпрыгнул в сторону, словно повторяя движения поединщика. — Тут зацепил ее. Крепко — видишь, как много крови на траве?
Я подошел. Кровавая широкая полоса тянулась между широко расставленных ног Скола.
— А тут, гляди, — кормщик обвел пальцем небольшую ложбинку, — ударила уже она. Должно быть, вот так. — Он наклонился и указательным пальцем провел у себя под коленом. — После этого удара румлянин стал волочить ногу. Пошли дальше?
Я кивнул. В смелости и ловкости словенки я не сомневался, но поверить в ее победу над своим лучшим поединщиком тоже не мог. Одно дело — отравить или перерезать горло спящему и совсем другое — осилить могучего воина в бою.
Скол проломился сквозь негустой кустарник и задумчиво склонил голову:
— А здесь самое интересное. Она ползла через поляну, а румлянин догонял. Потом, — кормщик остановился, — пополз уже он. Или его потащили.
Я обошел поляну. За плечом, вглядываясь в оставленные беглянкой и румлянином следы, пыхтел Хальвдан.
— Что это? — снимая с веточки зацепившийся клочок бурой шерсти, удивился он.
Я помял шерсть в руках и понюхал:
— Медведь.
Все стало проясняться. Поединщики были не одни. На запах их крови пришел медведь. Наверное, он ожидал завершения схватки в кустах. Медведи незлобивы, особенно ранней осенью. Вот если бы ему не удалось отыскать себе зимнее пристанище, а по лесу уже вовсю трещали морозы — тогда другое дело. Но до морозов еще далеко-Медвежьи следы тянулись странно, словно зверь шел боком, а возле отметин его больших когтистых лап виднелась ровная полоса примятой травы. Он кого-то тащил…
Я пошел по борозде в лес. Она пересекла неглубокий, залитый водой овражек и вползла под старую ель. Логово… Приготовившись к внезапному нападению зверя, я откинул ветви. Пусто. След пробегал по сухой хвое и скрывался за противоположной стеной елового шалаша. На нижнем, сломанном, похожем на клык огромного животного суке дерева что-то висело. Я снял находку и вместе с ней выбрался на свет. Пальцы ощутили мягкость ткани. Клочок от серой рубахи румлянина. Выходит, Скол не ошибся и словенка убила моего хирдманна? Случись все иначе, медведь выбрал бы более легкую жертву и утащил обессиленную, истекающую кровью женщину, а не крепкого, вооруженного мужика. Но как ей удалось?..
— Х-а-а-ки-и! — заметался меж древесных стволов крик Скола.
Я поспешил выбраться из чащи. Голос кормщика предупреждал о беде.
— Что случилось?! — выскакивая на поляну, крикнул я.
Хальвдан и Скол, оба бледные и растерянные, стояли с краю поляны у корявого, источенного жуками ствола сосны и глядели в землю. Хальвдан обернулся. Его глаза удивили меня. Парень выглядел несчастным и испуганным.
— Что стряслось? — уже тише повторил я.
— Они о чем-то говорили, — тихо сказал Хальвдан. С моей души свалился камень. Эка невидаль! Разогревая друг в друге ярость и надеясь сломить противника острым словом, поединщики часто говорят меж собой…
— Ты не понял. — Скол подтолкнул меня к дереву и указал на две вмятины между вылезших на поверхность корней. Одна вмятина была огромной, напоминающей лежбище большого зверя; другая — маленькой, в пятнах крови.
— Она говорила с медведем! — объяснил Скол. Я расхохотался.
— Не смейся! — неожиданно тонко взвизгнул Хальвдан. — Я сам видел, как вороны слушались ее! И медведь! Видишь, они сидели рядом и зверь ее не тронул!
От дерева к лесу тянулась цепочка медвежьих следов. Капли крови уходили в противоположном направлении, взбегали на каменистый склон и пропадали за большими валунами. Наверное, зверь счел словенку мертвой и решил полакомиться румлянином, а пока он волок бесчувственное тело воина в лес, баба очнулась и сбежала.
— Она не совсем человек, — Хальвдан таинственно прошептал.дд
Его шепот заставил меня очнуться. Хрен с ней, с этой словенской штучкой, но еще не хватало, чтоб мои хирд-манны начали верить в сказки! Увидели две вмятины и насочиняли небылиц…
— Хватит! — рыкнул я на Хальвдана. — Такими байками будешь девок морочить, а не меня! Пошли по следам. Беглую нужно догонять, а не судачить о ней да о ее дружках!
Хальвдан обидчиво вздернул подбородок и вдруг мотнул головой:
— Я не пойду, хевдинг.
— Да что же ты за воин?! Бабы боишься!
— Ничего я не боюсь, — отворачиваясь, пробормотал тот, — но за ней не пойду.
— Хальвдан прав, — произнес за моей спиной Скол. Я развернулся к кормщику. Впервые на моей памяти он испугался. И кого? Раненой бабы!
— Да что с вами всеми?! — не выдержал я. Кормщик опустил голову:
— Хальвдан говорит верно. Нам нельзя ловить ее.
— Почему?!
— Она не простая баба. — Взгляд Скола не отрывался от земли, но в голосе не было сомнений.
Я зарычал. Последний родич предавал меня! " — Успокойся. — Руки Скола легли на мои плечи. Я хотел стряхнуть их, но пальцы кормщика словно приросли к моему телу. — Послушай, если прикажешь — мы пойдем за твоей словенкой, но сперва послушай…
— Говори, — сквозь зубы выдавил я.
— Впервые я увидел ее в дыме и угаре в Гардари-ке, — начал Скол. — Кругом была смерть, а ты вел ее, маленькую девочку, как возвестницу этой смерти. Уже тогда Орм посоветовал тебе убить девчонку. Ты отказался, а она предупредила тебя о возмездии и кинулась в море. Она ничуть не боялась, потому что не была человеком. Но тогда этого никто не понимал.
Я отмахнулся. Маленькой, избитой девочке повезло, и ее попросту выбросило на берег, а Скол искал каких-то объяснений…
— Погоди! — удержал мою руку кормщик. —. Потом она появилась вновь. На Датском Валу. Там тоже была смерть. И она опять шла впереди. Там она убила твоего брата и получила смертельную рану. Однако спустя совсем немного времени мы встретили ее на Марсее и привезли в усадьбу Свейнхильд. Там она принесла смерть Трору и вновь исчезла… А теперь румляне… И про воронов Хальвдан не врет. Я тоже видел, как она приказала птицам улететь, и они улетели.
Скол поглядел на верхушки деревьев, словно надеялся отыскать там подтверждение своих слов, но, не найдя, вздохнул и добавил:
— Чем больше я думаю обо всем этом, тем больше уверяюсь, что она охотится за тобой…
Стараясь сохранить серьезное лицо, я закусил губу. Даже гнев пропал.
Скол обиделся:
— Да, за тобой! Сам подумай. Она обещала отомстить тебе. И теперь она все время появляется на твоем пути! Даже сумела отыскать твою старую усадьбу!
— Ты говоришь глупости, Скол. — Что-то в словах кормщика настораживало, но я не желал верить в не-. —мыслимое. Да, раньше словенка преследовала меня, и она сама призналась в этом, но это было давно. А вчера ночью я говорил с ней и чувствовал ее дыхание. Она перестала слепо ненавидеть, она понимала…
— Нет, хевдинг, выслушай! — настаивал кормщик. — Словенка жаждет твоей смерти, и тебя хранит только милость великих богов. В усадьбе Свейнхильд должен был умереть ты, а не Трор и здесь, в лесу, — тоже…
Насчет Трора я еще мог согласиться, но румлянин?
— А ты погляди, как и где он спал, — усмехнулся Скол. — Как раз там, где словенка видела тебя в последний раз. В темноте она приняла Рация за тебя и убила.
Я устал от его невозможных речей и упрямой веры в невозможное. В конце концов, какая разница, что он думает о сбежавшей пленнице! Не хочет ее искать? Ну и не надо! Словенка пожелала умереть свободной, пусть так и будет… Она достойна такой смерти.
На миг еловые лапы качнулись, и показалось, будто в небе сверкнула огненная радуга Бельверста. Над ней черной тучей кружились вороны. Те самые, что в давнем сне преградили мне путь в Вальхаллу. «Только твой враг, создавший этих тварей, сможет прогнать их», — раздался откуда-то дрожащий голос Финна, но вместо сморщенного лика колдуна ко мне склонилось гладкое и румяное лицо Хальвдана. Видения… Опять видения… Я вздохнул и сдался:
— Хорошо. Вернемся, похороним Рация и пойдем дальше. Мы потеряли пленницу, но я не желаю терять время. Нужно узнать, что нового произошло в Норвегии, пока мы ходили в Свею.
Хальвдан с готовностью кивнул. Мы вернулись к уже погасшему костру и быстро закидали тело румлянина камнями. Курган получился маленький и невзрачный. Наверное, только в таких и должны спать тела настоящих воинов. Красивые, огромные курганы хороши для любящих роскошь и довольство жирных бондов. Это им хочется иметь в ином мире множество приятных безделушек, а настоящему воину достаточно собственных доспехов и оружия.