Страница:
— Да, основные фирмы, участвующие в тяжбе. Но эти компании были из дюжины разных городов, так что они, конечно, доставили сюда своих местных адвокатов. Были адвокаты из Далласа, Чикаго и нескольких других городов. Это был цирк.
— Каков сейчас статус процесса?
— После обычного уровня судебного разбирательства будет подана апелляция в Пятый окружной апелляционный суд. Эта апелляция в данный момент не закончена, но будет завершена через месяц или около того.
— Где находится Пятый округ?
— Новый Орлеан. Спустя двадцать четыре месяца после прибытия туда суд в составе трех судей будет заслушивать дело и выносить решение. Проигравшая сторона, несомненно, потребует повторного слушания в полном составе суда, и на это уйдет еще три или четыре месяца. В вердикте содержится достаточно изъянов, которые могут служить основанием для отмены или возврата дела.
— Что означает возврат дела?
— Апелляционный суд может принять одно из трех решений. Подтвердить вердикт, отменить вердикт или найти в нем ошибки, на основании которых послать все дело целиком на новое судебное разбирательство. Последнее и означает возврат дела. Они могут также подтвердить какую-либо отдельную часть дела, отменить отдельную часть и возвратить отдельную часть, это способ запутать дело.
Записывая все это. Грей разочарованно помотал головой.
— Почему люди хотят быть адвокатами?
— На прошлой неделе я сама себя спрашивала об этом несколько раз.
— Какие-нибудь соображения о том, что может предпринять Пятый окружной суд?
— Никаких. Судьи его еще не видели. Истцы приписывают ответчикам множество процедурных нарушений, и, принимая во внимание секретный характер дела, многое из этого, вероятно, правда. Дело может быть возвращено.
— Что тогда произойдет?
— Начнется самое интересное. Если какая-либо сторона не будет удовлетворена решением Пятого окружного апелляционного суда, то она может подать апелляцию в Верховный суд.
— Поразительно, поразительно.
— Каждый год в Верховный суд поступают тысячи апелляций, но он очень тщательно отбирает те из них, которые примет к рассмотрению. Учитывая деньги, давление и существо вопросов, которые затрагиваются в данном деле, оно имеет хорошие шансы быть заслушанным.
— Если считать с сегодняшнего дня, то сколько понадобится времени, чтобы Верховный суд вынес по этому делу решение?
— Где-то от трех до пяти лет.
— Розенберг умер бы естественной смертью.
— Да, но, когда бы он умирал естественной смертью, он был бы демократом в Белом доме. Так что лучше его убрать сейчас, когда можно предсказать его замену.
— В этом есть смысл.
— О, это прелестно. Если ты Виктор Маттис и у тебя всего пятьдесят миллионов, и если ты хочешь стать миллиардером и ты не против того, чтобы убить пару верховных судей, то это самое время.
— Но что, если Верховный суд откажется слушать дело?
— Если Пятый окружной суд подтвердит вердикт, то с Виктором Маттисом все в порядке. Но если он отменит вердикт и Верховный суд также отклонит иск, то у него возникнут проблемы. Мне кажется, что тогда он отступит, чтобы подкупить кого-нибудь, вмешать в дело новых участников и снова попытать счастья. В деле замешано слишком много денег, чтобы просто зализать раны и убраться домой. Необходимо принять во внимание, на что он пошел ради этого дела, когда позаботился о Розенберге и Дженсене.
— Где он находился во время процесса?
— Он был совершенно невидим. Не забывай, тот факт, что он является на процессе главарем, обществу не известен. К моменту, когда начался процесс, на нем было тридцать восемь коллективных ответчиков. Никакие частные лица не упоминались, только корпорации. Из тридцати восьми семь управляются открыто, и в любом случае ему принадлежит не более двадцати процентов каждой из них. Это довольно маленькие фирмы, которые управляются из-за кулис. Остальные тридцать одна управляются частным образом, и я не смогла собрать о них много информации. Но я узнала, что многие из этих частных компаний владеют друг другом, а некоторые из них даже владеют общественными корпорациями. В эту структуру почти невозможно проникнуть.
— Но он ими управляет?
— Да. Я подозреваю, что он владеет или управляет восьмьюдесятью процентами всего проекта. Я проверила четыре из этих частных компаний, и три из них управляются посредством офшорных предприятий. Две на Багамах и одна на Кайманах. Дель Греко слышал, что Маттис оперирует через офшорные банки и компании.
— Ты помнишь эти семь не частных компаний?
— Большинство из них. Они, конечно, значатся в сносках дела, копии которого у меня нет. Но я переписала их в другой список.
— Могу я его увидеть?
— Ты можешь его взять. Но это смертельная вещь.
— Я прочитаю его позже. Расскажи мне о главном герое.
— Маттис из маленького городка, расположенного около Лафейетт, и в молодости был для политиков в Южной' Луизиане человеком с большими деньгами. Тогда он держался в тени и использовал деньги. Он потратил большие деньги на демократов на местах и на республиканцев в масштабе страны, и спустя годы большие шишки из Вашингтона приглашали его на обеды и ужины. Он никогда не искал паблисити, но при его деньгах трудно спрятаться, особенно когда они попадают политикам. Семь лет назад, когда Президент был вице-президентом, он прибыл в Новый Орлеан на обед в пользу фонда республиканцев. Там были все шишки, включая Маттиса. Одна тарелка супа стоила десять тысяч, так что пресса постаралась туда пролезть. Каким-то образом фотографу удалось снять Маттиса, пожимающего руку вице-президенту. Газета опубликовала фотографию на следующий день. Замечательный снимок. Они улыбаются друг другу как лучшие друзья.
— Ее легко будет достать.
— Я приклеила ее на последней странице моего дела, просто для смеха. Смешно, правда?
— Здорово.
— Маттис пропал из виду несколько лет назад, и сейчас считается, что он живет в нескольких местах. Он очень эксцентричен. Дель Греко сказал, что большинство считает его сумасшедшим.
Магнитофон щелкнул, и Грей поменял ленту. Дарби встала и потянула свои длинные ноги. Он смотрел на нее, пока копался с магнитофоном. Две кассеты были уже записаны и промаркированы.
— Ты устала? — спросил он.
— Я плохо спала. У тебя еще много вопросов?
— А что тебе еще известно?
— Мы рассмотрели основные моменты этого дела. В нем осталось несколько пробелов, которые мы можем заполнить утром.
Грей выключил магнитофон и поднялся. Она стояла у окна, дотягиваясь и зевая. Он сел на диван и расслабился.
— Что произошло с волосами? — спросил он.
Дарби села в кресло и подтянула колени к подбородку. Красный педикюр.
— Я оставила их в одном отеле в Новом Орлеане. Как ты об этом узнал?
— Я видел фотографию.
— Откуда?
— Фактически три фотографии. Две из ежегодного альбома Тьюлана и одну из Аризона Стейт.
— Кто их прислал?
— У меня есть контакты. Они мне пришли по факсу, так что были не очень хорошего качества. Но там были такие великолепные волосы...
— Жаль, что ты это сделал.
— Почему?
— Каждый телефонный звонок оставляет след.
— Брось, Дарби. Хоть немного мне доверяй.
— Ты собирал обо мне сведения?
— Только немного самых основных.
— Больше не делай этого, хорошо? Если хочешь что-нибудь обо мне узнать, просто спроси. Если я скажу нет, тогда оставь это в покое.
Грёнтэм пожал плечами и согласился. Забыть волосы. Перейти к менее болезненным вещам:
— Так кто выбрал Розенберга и Дженсена? Маттис не адвокат.
— С Розенбергом все просто. Дженсен немного писал на тему охраны окружающей среды и всегда последовательно выступал против любых горных работ. Если они и разделяли друг с другом мнение в чем-нибудь, то это был вопрос защиты окружающей среды.
— Ты думаешь, Маттис до всего этого сам дошел?
— Конечно, нет. Какой-то сообразительный юрист представил ему эти два имени. У него сотни адвокатов.
— И ни одного в округе Колумбия?
— Я этого не сказала.
— Мне кажется, ты сказала, что юридические фирмы были в основном из Нового Орлеана и Хьюстона и других больших городов. Ты не упоминала округ Колумбия.
Дарби покачала головой.
— Ты слишком многое угадываешь. Я могу назвать по крайней мере две фирмы из Колумбии, на которые я наткнулась. Одна называется “Уайт и Блазевич”, очень старая, влиятельная, богатая республиканская фирма, в которой работают четыре сотни адвокатов.
Грей подвинулся на край дивана.
— В чем дело? — спросила она. До него внезапно дошло. Он вскочил на ноги и начал ходить взад-вперед от двери к дивану.
— Здесь может сойтись, Дарби. Здесь может сойтись.
— Я слушаю.
— Ты слушаешь?
— Клянусь, я слушаю.
Он подошел к окну.
— Хорошо. На прошлой неделе у меня было три телефонных звонка от адвоката из округа Колумбия по имени Гарсиа, но это не его настоящее имя. Он сказал, что знает что-то и видел что-то, и он очень хотел мне сказать, что он именно знает. Но он испугался и пропал.
— В округе Колумбия уйма адвокатов.
— Согласен. Но я знаю, что он работает в частной фирме. Он частично это признал. Он был искренен и очень напуган, думал, что за ним следят. Я спросил кто, и он, конечно, не сказал.
— Что с ним произошло?
— У нас была запланирована встреча на утро в прошлую пятницу, он позвонил рано утром и сказал забыть обо всем этом. Сказал, что у него есть жена и хорошая работа и что не хочет рисковать. Он никогда это-то не признавал, но я думаю, что у него есть копия чего-то, которую он собирался мне показать.
— Ты мог бы использовать его для проверки этого дела.
— А что, если он работает в “Уайт и Блазевич”? Круг адвокатов сузится до четырехсот человек.
— Стог соломы гораздо меньше.
Грентэм метнулся к своей сумке, быстро пробежался по бумагам и — ура! — вытащил черно-белую фотографию тринадцать на восемнадцать. Он положил снимок ей на колени.
Дарби изучала фото. Это был человек на оживленной улице. Лицо было четким.
— Как я понимаю, он для этого не позировал.
— Вообще-то, нет, — Грентэм продолжал расхаживать по комнате.
— Тогда как ты ее достал?
— Я не могу раскрывать мои источники.
Она бросила фото на журнальный столик и потерла глаза.
— Ты пугаешь меня, Грентэм. Это вызывает неприятное чувство. Скажи мне, что здесь все чисто.
— Да, здесь не совсем чисто, согласен. Этот парень второй раз использовал тот же самый телефон, и это была его ошибка.
— Да, я знаю. Это ошибка.
— И я хотел знать, как он выглядит.
— Ты не спрашивал его, можно ли сфотографировать?
— Нет.
— Тогда это грязная работа.
— Хорошо. Это грязная работа. Но я ее сделал, и вот она перед нами, и это может быть нашим связующим звеном с Маттисом.
— Нашим связующим звеном?
— Да, нашим связующим звеном. Я думаю, ты хочешь припереть Маттиса к стенке.
— Разве я это сказала? Я хочу, чтобы он заплатил за то, что сделал, но сейчас я лучше бы оставила его в покое. Он лишил меня веры. Грей. Я видела слишком много крови, чтобы меня хватило еще на что-нибудь. Возьми это дело и доведи его сам.
Он этого не слышал. Он ходил позади нее от окна к бару.
— Ты упомянула две фирмы. Какая вторая?
— “Брим, Стернс и еще кто-то”. У меня не было возможности их проверить. Это что-то странное, потому что ни одна из фирм не указана в качестве юридического советника кого-либо из ответчиков, но обе фирмы, особенно “Уайт и Блазевич”, были поручителями множества фирм в списке.
— Насколько большая фирма “Брим, Стернс и кто-то еще”?
— Я могу выяснить это завтра.
— Такая же большая, как “Уайт и Блазевич”?
— Сомневаюсь.
— Ну, примерно?
— Две сотни адвокатов.
— Хорошо. Теперь у нас шесть сотен адвокатов в двух фирмах. Ты адвокат, Дарби. Как мы можем найти Гарсиа?
— Я не адвокат и не частный детектив. Ты репортер-следователь. — Ей не понравилось это деловое “мы”.
— Да, но я никогда не был в юридической конторе, за исключением развода.
— Тогда тебе очень повезло.
— Как нам его найти?
Она снова зевнула. Они говорили уже три часа, и она была вымотана. Выводы можно сделать утром.
— Я не знаю, как его найти, и я над этим сейчас не думаю. Я засну с этим и объясню тебе завтра утром.
Грентэм внезапно успокоился. Она встала и подошла к бару за стаканом воды.
— Я соберу свои вещи, — сказал он, поднимая кассеты.
— Я могу попросить тебя об одолжении?
— Наверное.
Она сделала паузу и посмотрела на диван.
— Не мог бы ты переночевать сегодня на диване? Я хочу сказать, я долгое время толком не спала, и мне нужно отдохнуть. Было бы, ну, было бы хорошо, если бы я знала, что ты со мной в номере.
Он проглотил комок в горле и посмотрел на диван. Они оба посмотрели на диван. В нем было, самое большее, полтора метра в длину, и он отнюдь не казался удобным.
— Конечно, — сказал он, улыбаясь ей. — Я понимаю.
— Меня как будто нет, о’кей?
— Я понимаю.
— Хорошо, когда с тобой рядом кто-нибудь вроде тебя. — Она застенчиво улыбнулась, и Грентэм растаял.
— Я не против, — сказал он. — Никаких проблем.
— Спасибо.
— Запри дверь, ложись в постель и хорошо выспись. Я буду здесь, и все будет в порядке.
— Спасибо, — она кивнула и снова улыбнулась, затем закрыла дверь в свою спальню. Он прислушался, она ее не заперла.
Он сидел на диване в темноте и смотрел на ее дверь. Где-то после полуночи он задремал и заснул, подтянув колени почти к подбородку.
— Каков сейчас статус процесса?
— После обычного уровня судебного разбирательства будет подана апелляция в Пятый окружной апелляционный суд. Эта апелляция в данный момент не закончена, но будет завершена через месяц или около того.
— Где находится Пятый округ?
— Новый Орлеан. Спустя двадцать четыре месяца после прибытия туда суд в составе трех судей будет заслушивать дело и выносить решение. Проигравшая сторона, несомненно, потребует повторного слушания в полном составе суда, и на это уйдет еще три или четыре месяца. В вердикте содержится достаточно изъянов, которые могут служить основанием для отмены или возврата дела.
— Что означает возврат дела?
— Апелляционный суд может принять одно из трех решений. Подтвердить вердикт, отменить вердикт или найти в нем ошибки, на основании которых послать все дело целиком на новое судебное разбирательство. Последнее и означает возврат дела. Они могут также подтвердить какую-либо отдельную часть дела, отменить отдельную часть и возвратить отдельную часть, это способ запутать дело.
Записывая все это. Грей разочарованно помотал головой.
— Почему люди хотят быть адвокатами?
— На прошлой неделе я сама себя спрашивала об этом несколько раз.
— Какие-нибудь соображения о том, что может предпринять Пятый окружной суд?
— Никаких. Судьи его еще не видели. Истцы приписывают ответчикам множество процедурных нарушений, и, принимая во внимание секретный характер дела, многое из этого, вероятно, правда. Дело может быть возвращено.
— Что тогда произойдет?
— Начнется самое интересное. Если какая-либо сторона не будет удовлетворена решением Пятого окружного апелляционного суда, то она может подать апелляцию в Верховный суд.
— Поразительно, поразительно.
— Каждый год в Верховный суд поступают тысячи апелляций, но он очень тщательно отбирает те из них, которые примет к рассмотрению. Учитывая деньги, давление и существо вопросов, которые затрагиваются в данном деле, оно имеет хорошие шансы быть заслушанным.
— Если считать с сегодняшнего дня, то сколько понадобится времени, чтобы Верховный суд вынес по этому делу решение?
— Где-то от трех до пяти лет.
— Розенберг умер бы естественной смертью.
— Да, но, когда бы он умирал естественной смертью, он был бы демократом в Белом доме. Так что лучше его убрать сейчас, когда можно предсказать его замену.
— В этом есть смысл.
— О, это прелестно. Если ты Виктор Маттис и у тебя всего пятьдесят миллионов, и если ты хочешь стать миллиардером и ты не против того, чтобы убить пару верховных судей, то это самое время.
— Но что, если Верховный суд откажется слушать дело?
— Если Пятый окружной суд подтвердит вердикт, то с Виктором Маттисом все в порядке. Но если он отменит вердикт и Верховный суд также отклонит иск, то у него возникнут проблемы. Мне кажется, что тогда он отступит, чтобы подкупить кого-нибудь, вмешать в дело новых участников и снова попытать счастья. В деле замешано слишком много денег, чтобы просто зализать раны и убраться домой. Необходимо принять во внимание, на что он пошел ради этого дела, когда позаботился о Розенберге и Дженсене.
— Где он находился во время процесса?
— Он был совершенно невидим. Не забывай, тот факт, что он является на процессе главарем, обществу не известен. К моменту, когда начался процесс, на нем было тридцать восемь коллективных ответчиков. Никакие частные лица не упоминались, только корпорации. Из тридцати восьми семь управляются открыто, и в любом случае ему принадлежит не более двадцати процентов каждой из них. Это довольно маленькие фирмы, которые управляются из-за кулис. Остальные тридцать одна управляются частным образом, и я не смогла собрать о них много информации. Но я узнала, что многие из этих частных компаний владеют друг другом, а некоторые из них даже владеют общественными корпорациями. В эту структуру почти невозможно проникнуть.
— Но он ими управляет?
— Да. Я подозреваю, что он владеет или управляет восьмьюдесятью процентами всего проекта. Я проверила четыре из этих частных компаний, и три из них управляются посредством офшорных предприятий. Две на Багамах и одна на Кайманах. Дель Греко слышал, что Маттис оперирует через офшорные банки и компании.
— Ты помнишь эти семь не частных компаний?
— Большинство из них. Они, конечно, значатся в сносках дела, копии которого у меня нет. Но я переписала их в другой список.
— Могу я его увидеть?
— Ты можешь его взять. Но это смертельная вещь.
— Я прочитаю его позже. Расскажи мне о главном герое.
— Маттис из маленького городка, расположенного около Лафейетт, и в молодости был для политиков в Южной' Луизиане человеком с большими деньгами. Тогда он держался в тени и использовал деньги. Он потратил большие деньги на демократов на местах и на республиканцев в масштабе страны, и спустя годы большие шишки из Вашингтона приглашали его на обеды и ужины. Он никогда не искал паблисити, но при его деньгах трудно спрятаться, особенно когда они попадают политикам. Семь лет назад, когда Президент был вице-президентом, он прибыл в Новый Орлеан на обед в пользу фонда республиканцев. Там были все шишки, включая Маттиса. Одна тарелка супа стоила десять тысяч, так что пресса постаралась туда пролезть. Каким-то образом фотографу удалось снять Маттиса, пожимающего руку вице-президенту. Газета опубликовала фотографию на следующий день. Замечательный снимок. Они улыбаются друг другу как лучшие друзья.
— Ее легко будет достать.
— Я приклеила ее на последней странице моего дела, просто для смеха. Смешно, правда?
— Здорово.
— Маттис пропал из виду несколько лет назад, и сейчас считается, что он живет в нескольких местах. Он очень эксцентричен. Дель Греко сказал, что большинство считает его сумасшедшим.
Магнитофон щелкнул, и Грей поменял ленту. Дарби встала и потянула свои длинные ноги. Он смотрел на нее, пока копался с магнитофоном. Две кассеты были уже записаны и промаркированы.
— Ты устала? — спросил он.
— Я плохо спала. У тебя еще много вопросов?
— А что тебе еще известно?
— Мы рассмотрели основные моменты этого дела. В нем осталось несколько пробелов, которые мы можем заполнить утром.
Грей выключил магнитофон и поднялся. Она стояла у окна, дотягиваясь и зевая. Он сел на диван и расслабился.
— Что произошло с волосами? — спросил он.
Дарби села в кресло и подтянула колени к подбородку. Красный педикюр.
— Я оставила их в одном отеле в Новом Орлеане. Как ты об этом узнал?
— Я видел фотографию.
— Откуда?
— Фактически три фотографии. Две из ежегодного альбома Тьюлана и одну из Аризона Стейт.
— Кто их прислал?
— У меня есть контакты. Они мне пришли по факсу, так что были не очень хорошего качества. Но там были такие великолепные волосы...
— Жаль, что ты это сделал.
— Почему?
— Каждый телефонный звонок оставляет след.
— Брось, Дарби. Хоть немного мне доверяй.
— Ты собирал обо мне сведения?
— Только немного самых основных.
— Больше не делай этого, хорошо? Если хочешь что-нибудь обо мне узнать, просто спроси. Если я скажу нет, тогда оставь это в покое.
Грёнтэм пожал плечами и согласился. Забыть волосы. Перейти к менее болезненным вещам:
— Так кто выбрал Розенберга и Дженсена? Маттис не адвокат.
— С Розенбергом все просто. Дженсен немного писал на тему охраны окружающей среды и всегда последовательно выступал против любых горных работ. Если они и разделяли друг с другом мнение в чем-нибудь, то это был вопрос защиты окружающей среды.
— Ты думаешь, Маттис до всего этого сам дошел?
— Конечно, нет. Какой-то сообразительный юрист представил ему эти два имени. У него сотни адвокатов.
— И ни одного в округе Колумбия?
— Я этого не сказала.
— Мне кажется, ты сказала, что юридические фирмы были в основном из Нового Орлеана и Хьюстона и других больших городов. Ты не упоминала округ Колумбия.
Дарби покачала головой.
— Ты слишком многое угадываешь. Я могу назвать по крайней мере две фирмы из Колумбии, на которые я наткнулась. Одна называется “Уайт и Блазевич”, очень старая, влиятельная, богатая республиканская фирма, в которой работают четыре сотни адвокатов.
Грей подвинулся на край дивана.
— В чем дело? — спросила она. До него внезапно дошло. Он вскочил на ноги и начал ходить взад-вперед от двери к дивану.
— Здесь может сойтись, Дарби. Здесь может сойтись.
— Я слушаю.
— Ты слушаешь?
— Клянусь, я слушаю.
Он подошел к окну.
— Хорошо. На прошлой неделе у меня было три телефонных звонка от адвоката из округа Колумбия по имени Гарсиа, но это не его настоящее имя. Он сказал, что знает что-то и видел что-то, и он очень хотел мне сказать, что он именно знает. Но он испугался и пропал.
— В округе Колумбия уйма адвокатов.
— Согласен. Но я знаю, что он работает в частной фирме. Он частично это признал. Он был искренен и очень напуган, думал, что за ним следят. Я спросил кто, и он, конечно, не сказал.
— Что с ним произошло?
— У нас была запланирована встреча на утро в прошлую пятницу, он позвонил рано утром и сказал забыть обо всем этом. Сказал, что у него есть жена и хорошая работа и что не хочет рисковать. Он никогда это-то не признавал, но я думаю, что у него есть копия чего-то, которую он собирался мне показать.
— Ты мог бы использовать его для проверки этого дела.
— А что, если он работает в “Уайт и Блазевич”? Круг адвокатов сузится до четырехсот человек.
— Стог соломы гораздо меньше.
Грентэм метнулся к своей сумке, быстро пробежался по бумагам и — ура! — вытащил черно-белую фотографию тринадцать на восемнадцать. Он положил снимок ей на колени.
Дарби изучала фото. Это был человек на оживленной улице. Лицо было четким.
— Как я понимаю, он для этого не позировал.
— Вообще-то, нет, — Грентэм продолжал расхаживать по комнате.
— Тогда как ты ее достал?
— Я не могу раскрывать мои источники.
Она бросила фото на журнальный столик и потерла глаза.
— Ты пугаешь меня, Грентэм. Это вызывает неприятное чувство. Скажи мне, что здесь все чисто.
— Да, здесь не совсем чисто, согласен. Этот парень второй раз использовал тот же самый телефон, и это была его ошибка.
— Да, я знаю. Это ошибка.
— И я хотел знать, как он выглядит.
— Ты не спрашивал его, можно ли сфотографировать?
— Нет.
— Тогда это грязная работа.
— Хорошо. Это грязная работа. Но я ее сделал, и вот она перед нами, и это может быть нашим связующим звеном с Маттисом.
— Нашим связующим звеном?
— Да, нашим связующим звеном. Я думаю, ты хочешь припереть Маттиса к стенке.
— Разве я это сказала? Я хочу, чтобы он заплатил за то, что сделал, но сейчас я лучше бы оставила его в покое. Он лишил меня веры. Грей. Я видела слишком много крови, чтобы меня хватило еще на что-нибудь. Возьми это дело и доведи его сам.
Он этого не слышал. Он ходил позади нее от окна к бару.
— Ты упомянула две фирмы. Какая вторая?
— “Брим, Стернс и еще кто-то”. У меня не было возможности их проверить. Это что-то странное, потому что ни одна из фирм не указана в качестве юридического советника кого-либо из ответчиков, но обе фирмы, особенно “Уайт и Блазевич”, были поручителями множества фирм в списке.
— Насколько большая фирма “Брим, Стернс и кто-то еще”?
— Я могу выяснить это завтра.
— Такая же большая, как “Уайт и Блазевич”?
— Сомневаюсь.
— Ну, примерно?
— Две сотни адвокатов.
— Хорошо. Теперь у нас шесть сотен адвокатов в двух фирмах. Ты адвокат, Дарби. Как мы можем найти Гарсиа?
— Я не адвокат и не частный детектив. Ты репортер-следователь. — Ей не понравилось это деловое “мы”.
— Да, но я никогда не был в юридической конторе, за исключением развода.
— Тогда тебе очень повезло.
— Как нам его найти?
Она снова зевнула. Они говорили уже три часа, и она была вымотана. Выводы можно сделать утром.
— Я не знаю, как его найти, и я над этим сейчас не думаю. Я засну с этим и объясню тебе завтра утром.
Грентэм внезапно успокоился. Она встала и подошла к бару за стаканом воды.
— Я соберу свои вещи, — сказал он, поднимая кассеты.
— Я могу попросить тебя об одолжении?
— Наверное.
Она сделала паузу и посмотрела на диван.
— Не мог бы ты переночевать сегодня на диване? Я хочу сказать, я долгое время толком не спала, и мне нужно отдохнуть. Было бы, ну, было бы хорошо, если бы я знала, что ты со мной в номере.
Он проглотил комок в горле и посмотрел на диван. Они оба посмотрели на диван. В нем было, самое большее, полтора метра в длину, и он отнюдь не казался удобным.
— Конечно, — сказал он, улыбаясь ей. — Я понимаю.
— Меня как будто нет, о’кей?
— Я понимаю.
— Хорошо, когда с тобой рядом кто-нибудь вроде тебя. — Она застенчиво улыбнулась, и Грентэм растаял.
— Я не против, — сказал он. — Никаких проблем.
— Спасибо.
— Запри дверь, ложись в постель и хорошо выспись. Я буду здесь, и все будет в порядке.
— Спасибо, — она кивнула и снова улыбнулась, затем закрыла дверь в свою спальню. Он прислушался, она ее не заперла.
Он сидел на диване в темноте и смотрел на ее дверь. Где-то после полуночи он задремал и заснул, подтянув колени почти к подбородку.
Глава 31
Ее хозяином был ответственный редактор Джексон Фельдман, и это была ее территория. Здесь она выполняла распоряжения только своего босса, мистера Фельдмана, но ни в коем случае не такого наглого типа, коим в ее понимании являлся Грей Грентэм, стоящий сейчас перед дверью кабинета мистера Фельдмана, охраняя ее подобно доберману. Она окидывала его презрительными взглядами, а он лишь ухмылялся в ответ. Так продолжалось минут десять после того, как они вошли в кабинет и закрыли за собой дверь. Почему Грентэм ожидал снаружи, она не знала. Но это была ее территория.
Зазвонил ее телефон, и Грентэм громко крикнул, обращаясь к ней:
— Не звать к телефону!
Ее лицо мгновенно вспыхнуло, а рот приоткрылся. Она схватила трубку, слушала секунду, затем сказала:
— Извините, но мистер Фельдман на совещании. Она посмотрела на Грентэма, а тот кивнул головой, как будто давая ей разрешение.
— Да, я передам, чтобы он перезвонил как только сможет.
И она повесила трубку.
— Спасибо! — поблагодарил Грентэм, и это обезоружило ее. Она хотела сказать что-нибудь неприятное, но это “спасибо” обезоружило ее. Он улыбнулся ей. И это снова вывело ее из себя.
Было пять тридцать, время уходить, но мистер Фельдман попросил ее остаться. Грентэм по-прежнему глупо улыбался ей, стоя у двери не далее десяти футов от нее. Ей никогда не нравился Грей Грентэм. Но тогда в “Пост” было не так уж много людей, которым она симпатизировала. Подошел курьер из отдела новостей и по-видимому, хотел направиться в кабинет Фельдмана но “доберман” встал перед ним.
— Извините, вы не можете войти прямо сейчас, — сказал Грентэм.
— И почему?
— Они совещаются. Оставьте это ей.
Он неуважительно кивнул в сторону секретарши, презрительно обратившись просто как к “ней”. А она работала здесь двадцать один год!
Курьера было не так-то легко запугать.
— Прекрасно. Но мистер Фельдман дал указание доставить эти материалы в пять тридцать. Уже ровно пять тридцать, я здесь, и вот материалы.
— Послушайте. Мы действительно гордимся вами. Но вы не можете войти, понятно? Поэтому просто оставьте ваши бумаги этой замечательной леди, и солнце взойдет завтра, — Грентэм переместился на шаг вперед, по-прежнему закрывая спиной дверь, и, скорее всего, был готов бороться, если курьер будет настаивать.
— Оставьте все мне, — сказала секретарша. Она взяла материалы, и посыльный ушел.
— Спасибо! — снова громко произнес Грентэм.
— Я считаю, что вы очень грубы, — огрызнулась она.
— Я сказал “спасибо”. — Он казался обиженным.
— Вы действительно самоуверенный осел.
— Благодарю.
Неожиданно открылась дверь, и голос изнутри позвал: “Грентэм!”
Он улыбнулся ей и вошел в кабинет. Джексон Фельдман стоял за своим столом. Галстук развязан, узел опущен до второй пуговицы, рукава закатаны до локтей. При росте шесть футов и шесть дюймов он не имел никаких признаков ожирения. Несмотря на свои пятьдесят восемь лет, он дважды в год участвовал в марафонах и работал по пятнадцать часов в день.
Смит Кин тоже стоял и держал в руках черновик газетного материала вместе с копией собственноручно написанного Дарби дела о пеликанах. Экземпляр Фельдмана лежал на столе. Оба казались потрясенными.
— Закрой дверь, — сказал Фельдман Грентэму. Грей выполнил просьбу и сел на край стола. Все молчали.
Фельдман энергично потер глаза, потом посмотрел на Кина.
— Вот беда! — наконец-то произнес он. Грей улыбнулся.
— Вы, конечно, имеете в виду все это. Я вручаю вам сильнейший газетный материал за двадцать лет, и вы так тронуты, что говорите: “Вот беда!”
— Где Дарби Шоу? — спросил Кин.
— Я не могу сказать вам. Это часть уговора.
— Какого уговора? — спросил Кин.
— И это я вам не могу сказать.
— Когда ты разговаривал с ней?
— Прошлой ночью и повторно сегодня утром.
— И это было в Нью-Йорке? — спросил Кин.
— Какая разница, где? Мы поговорили. Ладно, она говорила. Я слушал. Полетел обратно домой. Сделал набросок. Итак, что вы думаете?
Фельдман медленно сложил свой экземпляр материала и опустился в кресло.
— Много знает Белый дом?
— Не уверен. Верхик сказал Дарби, что дело было передано в Белый дом в какой-то день на прошлой неделе, и в то же время ФБР решило, что следует начать следствие. Но потом, после того, как оно побывало в Белом доме, по каким-то причинам ФБР притормозило его. Вот все, что я знаю.
— Сколько Маттис дал Президенту три года назад?
— Миллионы. Практически все деньги прошли через несметное количество комитетов политической деятельности, которые он контролирует. Этот парень очень сообразителен. У него толковые юристы, и они определяют пути выкачивания денег и там, и тут. Возможно, все законно.
Редакторы соображали медленно. Они были потрясены, как если бы только что пережили взрыв бомбы и остались живы. Грентэм с гордостью помахивал ногой под столом, как это делает ребенок, сидя на пирсе.
Фельдман медленно сложил бумаги, подровнял их и перелистывал до тех пор, пока не нашел фотографию Маттиса и Президента. Покачал головой.
— Это динамит, Грей, — сказал Кин. — Мы просто не сможем продвинуться вперед, не подтвердив это фактами. Черт, ты говоришь о величайшей в мире проверке. Это мощный материал, сынок.
— Как вы можете действовать по этому делу? — спросил Фельдман.
— У меня есть кой-какие идеи.
— Хотелось бы услышать. Тебя из-за этого могут убить.
Грентэм вскочил на ноги и засунул руки в карманы.
— Во-первых, мы попытаемся найти Гарсиа.
— Мы? Кто мы? — спросил Кин.
— Ладно, я. Я попытаюсь найти Гарсиа.
— Девушка занимается этим же? — спросил Кин.
— Не могу ответить. Это часть уговора.
— Ответь на вопрос, — сказал Фельдман. — Взгляни на все таким образом: как мы все будем выглядеть, если ее убьют, когда она будет помогать тебе во всей этой истории? Слишком большой риск. Итак, где она теперь и что вы, друзья, запланировали?
— Я не скажу, где она. Она источник, а я всегда защищаю свои источники. Нет, она не помогает мне в расследовании. Она только источник, понятно?
Они смотрели на него с недоверием. Потом обменялись взглядами, и наконец Кин пожал плечами.
— Тебе нужна какая-нибудь помощь? — спросил Фельдман.
— Нет. Она настаивает на том, чтобы я занимался этим один. Она очень напугана, и ее нельзя винить за это.
— Я испугался от одного прочтения этого проклятого материала, — сказал Кин.
Фельдман откинулся в кресле и скрестил ноги на столе. Впервые он улыбнулся.
— Начни с Гарсиа. Если его нельзя найти, тогда вы можете целыми месяцами копать под Маттиса и не свести концов с концами. И прежде чем вы начнете заниматься Маттисом, давайте хорошенько побеседуем. Я вроде бы люблю тебя, Грентэм, и все это дело не стоит того, чтобы быть убитым.
— Я прочитаю каждое твое слово, хорошо? — сказал Кин.
— А мне нужен ежедневный отчет, договорились? — спросил Фельдман.
— Нет проблем.
Кин подошел к стеклянной стене и остановился, наблюдая за сумасшествием в отделе новостей. Как обычно, здесь царил хаос. Сумасшествие начиналось в пять тридцать. Записывались новости, а в шесть тридцать проводилась вторая планерка по газетному материалу. Фельдман наблюдал за всем, сидя за своим столом.
— Это может означать конец застоя, — сказал он Грею, не глядя на него. — Сколько прошло? Пять, шесть лет?
— Считайте, все семь, — ответил Кин.
— Я написал несколько неплохих газетных статей, — как бы себе в оправдание произнес Грей.
— Конечно, — отреагировал Фельдман, по-прежнему не отводя взгляда от отдела новостей. — Но ты был вдвое-втрое сильнее. Последний отличный удар имел место уже давненько.
— Но было нанесено не так уж мало ударов, — пришел на помощь Кин.
— Случается со всеми нами, — сказал Грей. — Но этот сокрушительный удар придется на седьмую игру ежегодного чемпионата по бейсболу.
Он открыл дверь.
Фельдман посмотрел на него.
— Не давай себя в обиду и не позволяй обижать ее. Грей улыбнулся и вышел из кабинета.
Он припарковался на небольшой автомобильной стоянке рядом с домом, где находилась его квартира. Было темно, и синие огни мигали в зеркалах машины. Он потер виски.
— Выходите, — скомандовал полицейский, стоя возле бампера.
Грей открыл дверь и выполнил приказ. Полицейский был чернокожим и неожиданно заулыбался. Это был Клив. Он указал на патрульную машину.
— Садитесь.
Они сели в машину с голубыми огнями и посмотрели на “вольво”.
— Почему ты так поступаешь со мной? — спросил Грей.
— У нас есть квоты, Грентэм. Мы должны остановить столько-то белых людей и побеспокоить их. Шеф хочет уравнять положение вещей. Белые полицейские выбирают невиновное бедное чернокожее население, поэтому мы, чернокожие полицейские, должны выбирать невиновных белых богачей.
— Полагаю, ты наденешь на меня наручники и отыграешься за все.
— Только если вы попросите меня об этом. Садж не может больше говорить с тобой.
— Я слушаю.
— Он чует что-то вокруг себя. Несколько раз поймал на себе странные взгляды и слышал кое-что.
— Например?
— Например, что они говорят о тебе и в какой степени им нужно знать то, что знаешь ты. Он считает, что они могут подслушивать.
— Продолжай, Клив. Он серьезно обеспокоен?
— Он слышал, как они говорили о тебе и о том, что ты задаешь вопросы относительно пеликанов или чего-то похожего. Ты заставил их забегать.
— Что он слышал об этом деле о пеликанах?
— Только то, что они идут по горячему следу и серьезно к этому относятся. Это подлые шизофреники, Грей. Садж считает, ты должен быть осторожным, куда бы ни шел и с кем бы ни говорил.
— И мы больше не сможем встречаться?
— Даже накоротке. Он хочет залечь на дно и вести дела через меня.
— Так мы и поступим. Мне нужна его помощь, но попроси его быть осторожным. Это очень опасно.
— Чем занимается этот пеликан?
— Я не могу сказать. Но передай Саджу, что его могут убить.
— Только не Саджа. Он толковее всех их вместе взятых.
Грей открыл дверь и вылез из машины.
— Спасибо, Клив.
Он выключил мигалку.
— Я буду поблизости. Предстоящие полгода я работаю в ночное время и постараюсь не спускать с вас глаз.
— Спасибо.
Вот он различил знакомое лицо идущего по тротуару, и спустя какое-то время человек уже сидел рядом на соседнем табурете. Он походил на неудачника. Они встретились несколько дней назад в Новом Орлеане.
— Итак, как дела? — спросил Руперт.
— Мы не можем найти ее. И это беспокоит нас, так как сегодня мы получили кой-какие нехорошие новости.
— А именно?
— До нас дошли слухи, правда, неподтвержденные, что нехорошие парни отличились и что один нехороший парень номер один хочет убивать всех подряд. Деньги — не цель, и эти же голоса сообщают, что он потратит все, чтобы камня на камне не оставить от этого дела. Он выставляет больших ребят с большим оружием. Конечно, поговаривают, что он душевнобольной, но он низкий человек, и деньги могут убить многих.
Зазвонил ее телефон, и Грентэм громко крикнул, обращаясь к ней:
— Не звать к телефону!
Ее лицо мгновенно вспыхнуло, а рот приоткрылся. Она схватила трубку, слушала секунду, затем сказала:
— Извините, но мистер Фельдман на совещании. Она посмотрела на Грентэма, а тот кивнул головой, как будто давая ей разрешение.
— Да, я передам, чтобы он перезвонил как только сможет.
И она повесила трубку.
— Спасибо! — поблагодарил Грентэм, и это обезоружило ее. Она хотела сказать что-нибудь неприятное, но это “спасибо” обезоружило ее. Он улыбнулся ей. И это снова вывело ее из себя.
Было пять тридцать, время уходить, но мистер Фельдман попросил ее остаться. Грентэм по-прежнему глупо улыбался ей, стоя у двери не далее десяти футов от нее. Ей никогда не нравился Грей Грентэм. Но тогда в “Пост” было не так уж много людей, которым она симпатизировала. Подошел курьер из отдела новостей и по-видимому, хотел направиться в кабинет Фельдмана но “доберман” встал перед ним.
— Извините, вы не можете войти прямо сейчас, — сказал Грентэм.
— И почему?
— Они совещаются. Оставьте это ей.
Он неуважительно кивнул в сторону секретарши, презрительно обратившись просто как к “ней”. А она работала здесь двадцать один год!
Курьера было не так-то легко запугать.
— Прекрасно. Но мистер Фельдман дал указание доставить эти материалы в пять тридцать. Уже ровно пять тридцать, я здесь, и вот материалы.
— Послушайте. Мы действительно гордимся вами. Но вы не можете войти, понятно? Поэтому просто оставьте ваши бумаги этой замечательной леди, и солнце взойдет завтра, — Грентэм переместился на шаг вперед, по-прежнему закрывая спиной дверь, и, скорее всего, был готов бороться, если курьер будет настаивать.
— Оставьте все мне, — сказала секретарша. Она взяла материалы, и посыльный ушел.
— Спасибо! — снова громко произнес Грентэм.
— Я считаю, что вы очень грубы, — огрызнулась она.
— Я сказал “спасибо”. — Он казался обиженным.
— Вы действительно самоуверенный осел.
— Благодарю.
Неожиданно открылась дверь, и голос изнутри позвал: “Грентэм!”
Он улыбнулся ей и вошел в кабинет. Джексон Фельдман стоял за своим столом. Галстук развязан, узел опущен до второй пуговицы, рукава закатаны до локтей. При росте шесть футов и шесть дюймов он не имел никаких признаков ожирения. Несмотря на свои пятьдесят восемь лет, он дважды в год участвовал в марафонах и работал по пятнадцать часов в день.
Смит Кин тоже стоял и держал в руках черновик газетного материала вместе с копией собственноручно написанного Дарби дела о пеликанах. Экземпляр Фельдмана лежал на столе. Оба казались потрясенными.
— Закрой дверь, — сказал Фельдман Грентэму. Грей выполнил просьбу и сел на край стола. Все молчали.
Фельдман энергично потер глаза, потом посмотрел на Кина.
— Вот беда! — наконец-то произнес он. Грей улыбнулся.
— Вы, конечно, имеете в виду все это. Я вручаю вам сильнейший газетный материал за двадцать лет, и вы так тронуты, что говорите: “Вот беда!”
— Где Дарби Шоу? — спросил Кин.
— Я не могу сказать вам. Это часть уговора.
— Какого уговора? — спросил Кин.
— И это я вам не могу сказать.
— Когда ты разговаривал с ней?
— Прошлой ночью и повторно сегодня утром.
— И это было в Нью-Йорке? — спросил Кин.
— Какая разница, где? Мы поговорили. Ладно, она говорила. Я слушал. Полетел обратно домой. Сделал набросок. Итак, что вы думаете?
Фельдман медленно сложил свой экземпляр материала и опустился в кресло.
— Много знает Белый дом?
— Не уверен. Верхик сказал Дарби, что дело было передано в Белый дом в какой-то день на прошлой неделе, и в то же время ФБР решило, что следует начать следствие. Но потом, после того, как оно побывало в Белом доме, по каким-то причинам ФБР притормозило его. Вот все, что я знаю.
— Сколько Маттис дал Президенту три года назад?
— Миллионы. Практически все деньги прошли через несметное количество комитетов политической деятельности, которые он контролирует. Этот парень очень сообразителен. У него толковые юристы, и они определяют пути выкачивания денег и там, и тут. Возможно, все законно.
Редакторы соображали медленно. Они были потрясены, как если бы только что пережили взрыв бомбы и остались живы. Грентэм с гордостью помахивал ногой под столом, как это делает ребенок, сидя на пирсе.
Фельдман медленно сложил бумаги, подровнял их и перелистывал до тех пор, пока не нашел фотографию Маттиса и Президента. Покачал головой.
— Это динамит, Грей, — сказал Кин. — Мы просто не сможем продвинуться вперед, не подтвердив это фактами. Черт, ты говоришь о величайшей в мире проверке. Это мощный материал, сынок.
— Как вы можете действовать по этому делу? — спросил Фельдман.
— У меня есть кой-какие идеи.
— Хотелось бы услышать. Тебя из-за этого могут убить.
Грентэм вскочил на ноги и засунул руки в карманы.
— Во-первых, мы попытаемся найти Гарсиа.
— Мы? Кто мы? — спросил Кин.
— Ладно, я. Я попытаюсь найти Гарсиа.
— Девушка занимается этим же? — спросил Кин.
— Не могу ответить. Это часть уговора.
— Ответь на вопрос, — сказал Фельдман. — Взгляни на все таким образом: как мы все будем выглядеть, если ее убьют, когда она будет помогать тебе во всей этой истории? Слишком большой риск. Итак, где она теперь и что вы, друзья, запланировали?
— Я не скажу, где она. Она источник, а я всегда защищаю свои источники. Нет, она не помогает мне в расследовании. Она только источник, понятно?
Они смотрели на него с недоверием. Потом обменялись взглядами, и наконец Кин пожал плечами.
— Тебе нужна какая-нибудь помощь? — спросил Фельдман.
— Нет. Она настаивает на том, чтобы я занимался этим один. Она очень напугана, и ее нельзя винить за это.
— Я испугался от одного прочтения этого проклятого материала, — сказал Кин.
Фельдман откинулся в кресле и скрестил ноги на столе. Впервые он улыбнулся.
— Начни с Гарсиа. Если его нельзя найти, тогда вы можете целыми месяцами копать под Маттиса и не свести концов с концами. И прежде чем вы начнете заниматься Маттисом, давайте хорошенько побеседуем. Я вроде бы люблю тебя, Грентэм, и все это дело не стоит того, чтобы быть убитым.
— Я прочитаю каждое твое слово, хорошо? — сказал Кин.
— А мне нужен ежедневный отчет, договорились? — спросил Фельдман.
— Нет проблем.
Кин подошел к стеклянной стене и остановился, наблюдая за сумасшествием в отделе новостей. Как обычно, здесь царил хаос. Сумасшествие начиналось в пять тридцать. Записывались новости, а в шесть тридцать проводилась вторая планерка по газетному материалу. Фельдман наблюдал за всем, сидя за своим столом.
— Это может означать конец застоя, — сказал он Грею, не глядя на него. — Сколько прошло? Пять, шесть лет?
— Считайте, все семь, — ответил Кин.
— Я написал несколько неплохих газетных статей, — как бы себе в оправдание произнес Грей.
— Конечно, — отреагировал Фельдман, по-прежнему не отводя взгляда от отдела новостей. — Но ты был вдвое-втрое сильнее. Последний отличный удар имел место уже давненько.
— Но было нанесено не так уж мало ударов, — пришел на помощь Кин.
— Случается со всеми нами, — сказал Грей. — Но этот сокрушительный удар придется на седьмую игру ежегодного чемпионата по бейсболу.
Он открыл дверь.
Фельдман посмотрел на него.
— Не давай себя в обиду и не позволяй обижать ее. Грей улыбнулся и вышел из кабинета.
* * *
Он уже почти подъезжал к Томас Сэркл, когда заметил позади себя синие огни. Полицейский притормозил у бампера его машины. Грентэм не обратил внимания ни на ограничения скорости, ни на спидометр. Это будет его третья по счету квитанция за шестнадцать месяцев.Он припарковался на небольшой автомобильной стоянке рядом с домом, где находилась его квартира. Было темно, и синие огни мигали в зеркалах машины. Он потер виски.
— Выходите, — скомандовал полицейский, стоя возле бампера.
Грей открыл дверь и выполнил приказ. Полицейский был чернокожим и неожиданно заулыбался. Это был Клив. Он указал на патрульную машину.
— Садитесь.
Они сели в машину с голубыми огнями и посмотрели на “вольво”.
— Почему ты так поступаешь со мной? — спросил Грей.
— У нас есть квоты, Грентэм. Мы должны остановить столько-то белых людей и побеспокоить их. Шеф хочет уравнять положение вещей. Белые полицейские выбирают невиновное бедное чернокожее население, поэтому мы, чернокожие полицейские, должны выбирать невиновных белых богачей.
— Полагаю, ты наденешь на меня наручники и отыграешься за все.
— Только если вы попросите меня об этом. Садж не может больше говорить с тобой.
— Я слушаю.
— Он чует что-то вокруг себя. Несколько раз поймал на себе странные взгляды и слышал кое-что.
— Например?
— Например, что они говорят о тебе и в какой степени им нужно знать то, что знаешь ты. Он считает, что они могут подслушивать.
— Продолжай, Клив. Он серьезно обеспокоен?
— Он слышал, как они говорили о тебе и о том, что ты задаешь вопросы относительно пеликанов или чего-то похожего. Ты заставил их забегать.
— Что он слышал об этом деле о пеликанах?
— Только то, что они идут по горячему следу и серьезно к этому относятся. Это подлые шизофреники, Грей. Садж считает, ты должен быть осторожным, куда бы ни шел и с кем бы ни говорил.
— И мы больше не сможем встречаться?
— Даже накоротке. Он хочет залечь на дно и вести дела через меня.
— Так мы и поступим. Мне нужна его помощь, но попроси его быть осторожным. Это очень опасно.
— Чем занимается этот пеликан?
— Я не могу сказать. Но передай Саджу, что его могут убить.
— Только не Саджа. Он толковее всех их вместе взятых.
Грей открыл дверь и вылез из машины.
— Спасибо, Клив.
Он выключил мигалку.
— Я буду поблизости. Предстоящие полгода я работаю в ночное время и постараюсь не спускать с вас глаз.
— Спасибо.
* * *
Руперт расплатился за булочку с корицей и сел на высокий табурет у стойки бара, не спуская глаз с тротуара. Была полночь, ровно двенадцать часов, и Джорджтаун погружался в сон. Несколько машин проехало по М-стрит, и последние педерасты расходились по домам. В кафетерии были посетители, но не слишком много. Он медленными глотками пил черный кофе.Вот он различил знакомое лицо идущего по тротуару, и спустя какое-то время человек уже сидел рядом на соседнем табурете. Он походил на неудачника. Они встретились несколько дней назад в Новом Орлеане.
— Итак, как дела? — спросил Руперт.
— Мы не можем найти ее. И это беспокоит нас, так как сегодня мы получили кой-какие нехорошие новости.
— А именно?
— До нас дошли слухи, правда, неподтвержденные, что нехорошие парни отличились и что один нехороший парень номер один хочет убивать всех подряд. Деньги — не цель, и эти же голоса сообщают, что он потратит все, чтобы камня на камне не оставить от этого дела. Он выставляет больших ребят с большим оружием. Конечно, поговаривают, что он душевнобольной, но он низкий человек, и деньги могут убить многих.