Гришем Джон. Дело о пеликанах

   — Входите, — ответил он, улыбаясь. Это было первое не медицинское лицо, которое он видел за последних два дня. И какое красивое лицо! Он закрыл книгу.
   Она подошла к краю кровати.
   — Я Сара Джэкобс. Работаю над статьей для “Вашингтон пост”.
   — Как вы вошли? — спросил он, явно радуясь.
   — Просто вошла. Вы работали прошлым летом клерком в “Уайт и Блазевич”?
   — Да. И позапрошлым тоже. Они мне предложили работу, когда я закончу учебу. Если закончу. Она протянула ему фотографию.
   — Вы узнаете этого человека? Он взял ее и улыбнулся.
   — Конечно! Его зовут ... ой, подождите... Он работает в отделе нефти и газа на девятом этаже. Как же его зовут?
   Дарби затаила дыхание.
   Линни закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Потом взглянул на фотографию и сказал:
   — Морган. Кажется, его зовут Морган. Да.
   — Это фамилия — Морган?
   — Это он. Не могу вспомнить имени. Что-то вроде Чарльза, но не Чарльз. Начинается с “К”.
   — А вы уверены, что он из нефти и газа? Хотя она не помнила всех, но была уверена, что в “Уайт и Блазевич” несколько Морганов.
   — Да.
   — На девятом этаже?
   — Да. Я работал в отделе банкротств на восьмом, а нефть и газ занимает половину восьмого и весь девятый.
   Он отдал фотографию.
   — Когда вы выписываетесь? — спросила она. Было бы нетактично тут же убежать из палаты.
   — На следующей неделе. По крайней мере, надеюсь. А что этот парень натворил?
   — Ничего. Нам просто надо поговорить с ним. — Она потихоньку отходила от кровати. — Мне надо бежать. Спасибо. Желаю удачи!
   — Угу. Всего!
   Она тихо закрыла за собой дверь и быстро пошла в направлении вестибюля. Сзади раздался голос:
   — Эй, вы! Что вы здесь делаете?
   Дарби обернулась и оказалась лицом к лицу с высоким чернокожим охранником с пистолетом на боку. Она выглядела провинившейся девочкой.
   — Что вы здесь делаете? — наседал он, оттесняя ее к стене.
   — Навещаю брата, — сказала она. — И не кричите на меня.
   — Кто ваш брат?
   Она кивнула в сторону знакомой двери.
   — Палата 22.
   — Сейчас нельзя посещать. Это нарушение.
   — Это было очень важно. Я уже ухожу.
   Дверь палаты номер 22 открылась, и Линни стоял, глядя на них.
   — Это ваша сестра? — спросил охранник.
   В глазах Дарби была мольба.
   — Да. Оставьте ее в покое, — сказал Линни. — Она уже уходит.
   Она облегченно вздохнула и улыбнулась Линни.
   — Мама будет в эти выходные.
   — Хорошо, — мягко сказал Линни.
   Охранник отступил, и Дарби помчалась к двойным дверям.
   Грентэм читал администратору лекцию о стоимости здравоохранения. Она быстро прошла через дверь, в вестибюль, и была уже почти у передних дверей, когда администратор обратился к ней.
   — Мисс! Эй, мисс! Могу я узнать ваше имя?
   Но Дарби уже вышла и направлялась к машине. Грентэм посмотрел на администратора и пожал плечами, затем со спокойным видом вышел из здания. Они вскочили в машину и помчались прочь.
   — Фамилия Гарсиа — Морган. Линни сразу же узнал его, но потом с трудом вспоминал фамилию. Его имя начинается на “К”.
   Она порылась в своих записях из Мартиндэйл-Хаббелл.
   — Сказал, что работает в нефти и газе на девятом этаже.
   Грентэм мчался прочь от Парклэйн.
   — Нефти и газа!
   — Так он сказал. — Она нашла записи. — Куртис Д. Морган, отдел нефти и газа, возраст двадцать девять. Есть еще Морган в судопроизводстве, но он пайщик и, сейчас гляну, — ему пятьдесят один.
   — Гарсиа — это Куртис Морган, — сказал Грей с облегчением. Он посмотрел на часы. — Без четверти четыре. Нужно спешить.
   — И я не могу ждать.

* * *

   Руперт засек их, когда они выруливали с подъездной дорожки Парклэйна. Взятый напрокат “понтиак” летел прямо посреди улицы. Он гнал за ними как угорелый, чтобы не отстать, а затем передал по радио вперед.

Глава 37

   Мэтью Барр никогда раньше не плавал на скоростном катере, и после пяти часов сумасшедшей тряски по океану он весь промок насквозь и все у него болело. Тело просто онемело, и когда он увидел землю, то впервые за многие годы произнес молитву. И тут же вновь стал посылать бесконечные проклятья Флетчеру Коулу.
   Они пришвартовались в маленькой бухте недалеко от города, который, как он полагал, был Фрипортом, так как капитан говорил что-то про Фрипорт человеку, известному как Лэти, когда они покидали Флориду. За все выматывающее путешествие никто не проронил ни слова. Роль Лэти в путешествии была неясна. Ему было по меньшей мере шестьдесят шесть, у него была толстая, как телеграфный столб, шея, и он, единственное, был занят, тем, что следил за Барром, что поначалу было ничего, но через пять часов начало действовать на нервы.
   Когда лодка остановилась, они неуклюже встали на ноги. Сначала вышел Лэти, жестом пригласивший Барра следовать за ним. По причалу в их сторону шел еще один верзила, вдвоем они сопровождали Барра к ожидавшему их фургону.
   В этот момент Барр предпочел бы распрощаться со своими новыми приятелями и просто исчезнуть в направлении Фрипорта. Он сел бы на самолет до Вашингтона и, как только увидел бы перед собой блестящий лоб Коула, врезал бы ему как следует. Однако он должен оставаться невозмутимым. Они не посмеют его тронуть.
   Через несколько минут фургон остановился у небольшой взлетной полосы, и Барра повели к черному “Лиру”. Он успел оценить его перед тем, как проследовал за Лэти вверх по трапу. Он был невозмутим и спокоен: просто очередная работа. В конце концов, одно время он был одним из лучших агентов ЦРУ в Европе. В прошлом морской пехотинец, он может о себе позаботиться.
   Он сидел в кабине особняком. Окна были закрыты, и это его раздражало. Но он понимал: мистер Маттис свято берег неприкосновенность своей частной жизни, а это, конечно, можно уважать. Лэти и другой тяжеловес сидели в передней части кабины, листая журналы, и не обращали на него никакого внимания.
   Через тридцать минут после взлета “Лир” пошел на снижение, и Лэти, тяжело шагая, стал пробираться к нему.
   — Наденьте, — потребовал он, протягивая толстую матерчатую повязку на глаза. На этом этапе новичок стал бы паниковать. Дилетант начал бы задавать вопросы. Но Барру однажды уже надевали повязку на глаза, и хотя у него были серьезные сомнения в отношении данной миссии, он спокойно взял повязку и надел ее.
   Человек, снявший повязку, представился как Эмил, помощник мистера Маттиса. Это был мелкий, жилистый человек с темными волосами и тонкими усиками, свисающими по углам рта. Он сел в кресло в четырех футах от Барра и зажег сигарету.
   — Наши люди говорят, что вы в каком-то смысле лицо официальное, — сказал он, приветливо улыбаясь. Барр осмотрелся. У комнаты не было стен, сплошные окна с тонкими рамами. Солнце светило ярко и слепило глаза. За окнами роскошный сад обступал каскад фонтанов и водоемов. Они находились в задней части очень большого дома.
   — Я здесь от имени Президента, — сказал Барр.
   — Мы вам верим, — кивнул Эмил. Без всяких сомнений, он был каюн.
   — Могу я спросить, кто вы? — сказал Барр.
   — Я Эмил, и этого достаточно. Мистер Маттис неважно себя чувствует. Вы можете передать все мне.
   — Но мне приказано говорить непосредственно с ним.
   — Приказ мистера Коула, я полагаю? — Эмил продолжал улыбаться.
   — Совершенно верно.
   — Понимаю. Мистер Маттис предпочитает не встречаться с вами. Он хочет, чтобы вы говорили со мной.
   Барр покачал головой. Если станут нажимать, если ситуация начнет выходить из-под контроля, тогда он охотно поговорит с Эмилом, в случае необходимости. А пока он будет тверд.
   — Я не уполномочен говорить ни с кем, кроме мистера Маттиса, — подобающим тоном сказал Барр.
   Улыбка почти исчезла. Эмил указал на большое здание в форме бельведера с высокими окнами от пола до потолка, стоящее за водоемами и фонтанами. Его окружали ряды безупречно подстриженных кустов и цветы.
   — Мистер Маттис в своем бельведере. Следуйте за мной.
   Они вышли из солярия и медленно обогнули заболоченный водоем. Барру свело желудок, но он следовал за своим маленьким провожатым, как будто это был просто очередной рабочий день. Звук падающей воды эхом разносился по саду. Узкая дощатая дорожка вела к бельведеру. Перед дверью они остановились.
   — Боюсь, вам придется снять обувь, — улыбаясь, сказал Эмил. Эмил стоял босиком. Барр развязал шнурки на ботинках и поставил их у двери.
   — Не наступайте на полотенца, — мрачно сказал Эмил.
   Что еще за полотенца?
   Эмил открыл перед Барром дверь, и Барр вошел один. Комната была совершенно круглая, примерно пятьдесят футов в диаметре. Из мебели — три кресла и диван, покрытые белыми простынями. На полу аккуратно узенькими дорожками по всей комнате лежали толстые хлопчатобумажные полотенца. Через стеклянную крышу ярко светило солнце. Открылась дверь, и из маленькой комнатки вышел Виктор Маттис.
   Барр замер и, разинув рот, смотрел на вошедшего. Это был худощавый, поджарый, с длинными седыми волосами и грязной бородой тип. На нем были только белые спортивные шорты; он шел, аккуратно ступая по полотенцам, не глядя на Барра.
   — Сядьте там, — сказал он, указав на кресло. — Не наступайте на полотенца.
   Обходя полотенца, Барр сел в кресло. Маттис повернулся к нему спиной, лицом к окнам. Темно-бронзовая, будто дубленая, кожа. На босых ногах выступали отвратительные вены. Ногти на ногах были длинные и желтые. Совсем чокнутый человек.
   — Что тебе надо? — тихо спросил он, глядя в окна.
   — Меня послал Президент.
   — Он тебя не посылал. Флетчер Коул послал тебя. Вряд ли Президент знает, что ты здесь.
   Может, он все-таки не сумасшедший. Он говорил совершенно бесстрастно.
   — Флетчер Коул — глава аппарата Президента. И он послал меня.
   — Про Коула я знаю. И про тебя знаю. И знаю про твое маленькое подразделение. Итак, что тебе надо?
   — Информацию.
   — Не играй со мной в прятки. Что тебе надо?
   — Вы читали дело о пеликанах? — спросил Барр. Дряблое тело не шелохнулось.
   — А ты читал его?
   — Да, — быстро ответил Барр.
   — Веришь, что это правда?
   — Допускаю. И поэтому я здесь.
   — Почему мистера Коула так волнует дело о пеликанах?
   — Потому что двое репортеров пронюхали о нем. И если это правда, мы хотели бы знать немедленно.
   — Кто эти репортеры?
   — Грей Грентэм из “Вашингтон пост”. Он первый схватился за это и знает больше, чем кто-либо. Он упорно копает. Коул считает, что он вот-вот что-то огласит.
   — С ним мы можем разобраться, не так ли? — сказал Маттис, обращаясь к окнам. — Кто второй?
   — Рифкин из “Таймс”.
   Маттис и теперь не шевельнулся. Барр окинул взглядом простыни и полотенца. Да, он определенно сумасшедший. Комната, прошла санитарную обработку и пахла спиртом. Может, он больной?
   — А мистер Коул верит, что это правда?
   — Не знаю. Но его это очень беспокоит. Поэтому я здесь, мистер Маттис. Мы хотим знать.
   — Если это правда, что тогда?
   — Тогда у нас будут проблемы.
   Наконец Маттис пошевелился. Он оперся на правую ногу и сложил руки крест-накрест на узкой груди. Но его глаза все время оставались неподвижными. Вдали виднелись морские дюны и прибрежная трава, но океана не было видно.
   — Знаешь, что я думаю? — тихо спросил он.
   — Что?
   — Я думаю, вся проблема в Коуле. Он слишком многим давал письмо. Он передал его в ЦРУ. И он дал его посмотреть тебе. Вот что меня больше всего беспокоит.
   Барр не знал, что на это ответить. Было нелепостью допустить, что Коул хотел разгласить такую информацию. Проблема в тебе, Маттис. Ты убил судей. Ты запаниковал и убил Каллахана. Ты ненасытный подонок, которому было мало просто пятидесяти миллионов.
   Маттис медленно повернулся и посмотрел на Барра. У него были воспаленные глаза в темных кругах. Совсем не то, что на фотографии вместе с вице-президентом, но ведь это было семь лет назад. За эти семь лет он постарел на все двадцать, и, похоже, за это время сел на мель.
   — Это вы, шуты из Вашингтона, во всем виноваты, — сказал он уже громче. Барр не мог на него смотреть.
   — И все же: это правда, мистер Маттис? Это все, что я хочу знать.
   За спиной у Барра бесшумно открылась дверь. Лэти, в носках, осторожно, чтобы не наступить на полотенца, прошел два шага вперед и остановился.
   Маттис, по полотенцам, подошел к стеклянной двери и открыл ее. Он выглянул наружу и тихо сказал:
   — Да, это правда.
   Затем вышел через дверь и медленно закрыл ее за собой. Барр видел, как этот идиот тащился по дорожке в направлении песчаных дюн.
   “Что теперь? — подумал он. — Наверное, Эмил придет за ним. Наверно...”
   Лэти подался вперед с веревкой в руках. Барр ничего не услышал и не почувствовал, а потом было уже поздно. Маттис не хотел крови в своем бельведере, поэтому Лэти просто переломил ему позвоночник и душил, пока не наступил конец.

Глава 38

   По составленному ими плану она должна находиться в этом лифте на данном этапе поисков, но она считала, что произошло достаточно непредвиденных событий, чтобы изменить план игры. Он не соглашался, у них вышел крупный спор по поводу этой поездки в лифте, и вот она здесь. Грей был прав: это был кратчайший путь к Куртису Моргану. И она была права: это был опасный путь к Куртису Моргану. Но другие пути могли оказаться не менее опасными. Весь план игры был смертельный.
   На ней было ее единственное платье и ее единственная пара туфель на каблуке. Грей сказал, что она очень хорошо выглядит, но так и должно быть. Лифт остановился на девятом этаже, и, когда она выходила из него, у нее сосало под ложечкой, и она едва переводила дух.
   Секретарша по приему посетителей сидела на другой стороне роскошного вестибюля. За ее спиной во всю стену шла крупными медными буквами надпись “УАЙТ И БЛАЗЕВИЧ”. У Дарби подгибались колени, но она заставила себя подойти к секретарше, которая улыбалась профессиональной улыбкой. Было без десяти пять.
   — Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросила секретарша. Ее звали Пегги Янг, так было написано на табличке.
   — Да, — с трудом выговорила Дарби, прочищая горло. — У меня на пять часов назначена встреча с Куртисом Морганом. Меня зовут Дороги Блайт.
   Секретарша опешила. У нее буквально отвалилась челюсть, и она изумленно уставилась на Дарби, ныне Дороти. Она не в силах была говорить.
   У Дарби замерло сердце.
   — Что-нибудь не так?
   — О, нет. Извините. Я сейчас. — Пегги Янг быстро встала и поспешно скрылась.
   Бежать! Сердце бешено колотилось. Бежать! Она тщетно пыталась умерить дыхание. Ноги стали ватными. Бежать!
   Она огляделась, стараясь казаться безразличной, как обычный очередной клиент, ждущий встречи со своим юристом. Уж, конечно, они не застрелят ее прямо здесь, в вестибюле юридической конторы.
   Сначала появился он, вслед за ним секретарша. Ему было около пятидесяти лет, кустистые седые волосы и ужасный, сердитый взгляд.
   — Привет, — сказал он по обязанности. — Я Джеральд Швабе, пайщик фирмы. Вы говорите, у вас назначена встреча с Куртисом Морганом?
   Не раскисать!
   — Да. В пять. Что, какие-то проблемы?
   — И ваше имя Дороти Блайт? Да, но можешь звать меня Дот.
   — Да, я же сказала. В чем дело? — В ее голосе было подлинное раздражение.
   Он медленно приближался к ней.
   — Когда была назначена встреча?
   — Не знаю. Около двух недель назад. Я познакомилась с Куртисом на вечеринке в Джорджтауне. Он сказал, что он юрист по нефти и газу, а я как раз нуждалась в таком. Я позвонила сюда в офис и назначила встречу. А теперь скажите, что происходит? — Она сама удивилась, как гладко текла ее речь при том, что у нее пересохло во рту.
   — Зачем вам юрист в области нефти и газа?
   — Полагаю, я не должна перед вами объясняться, — сказала она довольно нахально.
   Двери лифта открылись, и мужчина в дешевом костюме быстро подошел к ним, чтобы присоединиться к беседе. Дарби недовольно взглянула на него. У нее уже подкашивались ноги.
   Швабе был настроен агрессивно:
   — У нас нигде не записана эта встреча.
   — Тогда увольте секретаря, отвечающего за деловые встречи. Вы всех ваших клиентов так встречаете? — О, она была полна презрения, но Швабе не сдавался.
   — Вы не можете видеть Куртиса Моргана, — сказал он.
   — Почему? — упорствовала она.
   — Он умер.
   У нее подогнулись колени, еще немного, и она упадет. И эта резкая боль под ложечкой. Но она быстро сообразила, что именно такой шокированный вид сейчас уместен. Как-никак он должен был стать ее новым поверенным.
   — Простите. Почему мне не позвонили?
   Швабе все еще сомневался.
   — Я уже вам сказал, у нас в записях нет Дороги Блайт.
   — Что же с ним случилось? — потерянно спросила она.
   — На него напали неделю назад. Насколько нам известно, его застрелили уличные грабители.
   Парень в дешевом костюме шагнул к ней.
   — У вас есть какое-нибудь удостоверение личности?
   — Кто вы такой, черт побери? — громко отрезала она.
   — Он из охраны, — сказал Швабе.
   — Охраны чего? — еще громче возмутилась она. — Это юридическая фирма или тюрьма?
   Пайщик и мужчина в дешевом костюме переглянулись, и было ясно, что в данную минуту они точно не знают, что им делать. Она была очень привлекательна, очень огорчена, а ее рассказ был вполне правдоподобен. Они немного успокоились.
   — Почему бы вам не уйти, мисс Блайт? — сказал Швабе.
   — Скорей бы!
   Человек из охраны протянул руку, чтобы проводить ее.
   — Пойдемте, — сказал он. Она ударила его по руке.
   — Только притронься, и я завтра же утром подам на тебя в суд. Прочь от меня!
   Это несколько их встряхнуло. Она была в ярости, и ее несло. Может, они переборщили?
   — Я провожу вас вниз, — сказал человек из охраны.
   — Я знаю, где выход. Странно, что у вас, шутников, еще есть клиенты. — Она пятилась назад. Ее лицо покраснело, но не от гнева. Это был страх. — У меня юристы в четырех штатах, и ко мне нигде еще так не относились! — кричала она. Она была уже в середине вестибюля. — В прошлом году я израсходовала полмиллиона на услуги юристов и еще миллион собираюсь заплатить в следующем году, но вы, идиоты, не получите оттуда ни гроша! — Чем ближе она подходила к лифту, тем громче она кричала. Это невменяемая женщина. Они смотрели ей вслед, пока двери лифта не открылись и она не уехала.

* * *

   Грей прохаживался вдоль кровати, держа телефон и ожидая, когда ответит Кин Смит. Дарби лежала растянувшись, с закрытыми глазами.
   Грей остановился.
   — Алло, Смит! Хочу тут уточнить у тебя кое-что по-быстрому.
   — Где ты? — спросил Кин.
   — В отеле. Посмотри газеты шесть или семь дней назад. Мне нужен некролог на Куртиса Д. Моргана.
   — Кто это?
   — Гарсиа.
   — Гарсиа! Что случилось с Гарсиа?
   — Он, по-видимому, умер. Застрелен группой грабителей.
   — Вспоминаю. Мы выпускали статью неделю назад о молодом юристе, которого ограбили и застрелили.
   — Кажется, он. Ты можешь проверить это для меня? Мне нужны имя и адрес его жены, если они у нас есть.
   — Как ты его нашел?
   — Это длинная история. Мы попытаемся сегодня вечером поговорить с его вдовой.
   — Гарсиа мертв! Это, малыш, странно.
   — Более чем странно. Парень что-то знал, и они уложили его.
   — Ты-то хоть в безопасности?
   — Кто знает?
   — А где девушка?
   — Со мной.
   — А что, если они следят за его домом?
   Грей об этом не подумал.
   — Мы должны использовать этот шанс. Я перезвоню тебе через пятнадцать минут.
   Он положил телефон на пол и сел в старинное кресло-качалку. На столе стояло теплое пиво, и он сделал большой глоток. Он смотрел на нее. Она лежала, закрыв рукор глаза, в джинсах и легком свитере. Небрежно сброшенное платье лежало в углу. Туфли на каблучках валялись в разных местах.
   — Ты в порядке? — мягко спросил он.
   — Да.
   Она была умницей, и ему нравилось это в женщине. Конечно, она уже почти юрист, а на юридическом факультете должны учить сообразительности. Он потягивал пиво, с удовольствием глядя на ту часть, что была в джинсах. Он наслаждался редкой возможностью незаметно любоваться ею.
   — Разглядываешь? — спросила она.
   — Да.
   — Секс сейчас меньше всего меня занимает.
   — Тогда почему ты о нем говоришь?
   — Чувствую, как ты пожираешь глазами мой красный педикюр.
   — Верно.
   — У меня болит голова. Просто раскалывается.
   — Твоя работа стоила этого. Тебе что-нибудь принести?
   — Да. Билет на Ямайку, в один конец.
   — Можешь лететь вечером. Сейчас отвезу тебя в аэропорт.
   Она убрала руку с лица и стала интенсивно тереть виски.
   — Прости, что я заплакала. Он одним глотком допил пиво.
   — Ты заслужила это право.
   Она была в слезах, когда выходила из лифта. Он ждал ее, как в родильном доме отец ждет появления на свет новорожденного, разве что с кольтом 38-го калибра в кармане пиджака — с 38-м, о котором она ничего не знала.
   — И что ты теперь думаешь о профессии репортера по расследованию? — спросил он.
   — Уж лучше работать на живодерне.
   — Ну, если быть искренним, не каждый день случается столько событий. Порой весь день просто сижу за столом и делаю сотни звонков бюрократам, которые не дают объяснений.
   — Звучит потрясающе. Вот бы завтра так.
   Он сбросил туфли и поставил ноги на кровать. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Несколько минут они молчали.
   — А ты знаешь, что Луизиану называют штатом пеликанов? — спросила она, не открывая глаз.
   — Нет. Я этого не знал.
   — Звучит как насмешка, ведь коричневые пеликаны почти полностью исчезли в начале шестидесятых.
   — Что с ними случилось?
   — Пестициды. Они питаются исключительно рыбой, а рыба живет в речной воде, полной хлоруглеводородов, содержащихся в пестицидах. Дожди смывают пестициды с почвы в маленькие ручейки, которые в конце концов впадают в Миссисипи. Когда пеликаны в Луизиане едят рыбу, они получают дозу ДДТ и другие химикаты, которые накапливаются в жировых тканях птиц. Смерть редко наступает сразу, но в периоды стресса, например, голода или плохой погоды, пеликаны, орлы и бакланы используют свой жировой резерв и могут буквально отравиться собственным жиром. Если они остаются в живых, они обычно неспособны к размножению. Скорлупа их яиц становится настолько тонкой и хрупкой, что трескается при высиживании. Ты это знал?
   — Откуда я мог это знать?
   — К концу шестидесятых Луизиана начала завозить коричневых пеликанов из Южной Флориды, и с годами популяция понемногу росла. Но птицы до сих пор в большой опасности. Сорок лет назад их насчитывались тысячи. Сейчас в кипарисовом болоте, которое Маттис хочет уничтожить, живут всего несколько десятков пеликанов.
   Грей задумался. Она долго молчала.
   — Какой сегодня день? — спросила она, не открывая глаз.
   — Понедельник.
   — Сегодня неделя, как я уехала из Нового Орлеана. Томас и Верхик обедали вместе две недели назад. Именно в тот роковой момент было передано дело о пеликанах.
   — А завтра будет три недели, как были убиты Розенберг и Дженсен.
   — А я была рядовой невинной студенткой юридического факультета, не совала нос в чужие дела, имела восхитительный роман со своим профессором. Наверное, те дни навсегда миновали.
   “Юридический факультет и профессор, возможно, и миновали”, — подумал он.
   — Какие у тебя планы?
   — Никаких. Просто хочу выбраться из этой проклятой заварухи живой. Убегу куда-нибудь и скроюсь на несколько месяцев, может быть, на несколько лет. У меня достаточно денег, хватит надолго. Когда настанет день, когда не надо будет все время оглядываться, если, конечно, он настанет, тогда, может, вернусь.
   — На юридический факультет?
   — Вряд ли. Право меня больше не привлекает.
   — Почему ты хотела стать юристом?
   — Идеализм. И деньги. Думала, смогу изменить мир, и мне еще за это заплатят.
   — Но юристов уже и так, как собак нерезаных. Какого черта эти умненькие школьники все еще идут на юридические факультеты?
   — Ясно почему. Алчность. Хотят иметь “БМВ” и золотые кредитные карточки. Если ты поступил на хороший юридический факультет, попал в десять процентов сильнейших выпускников и получил место в большой фирме, то через каких-то несколько лет будешь получать шестизначную цифру, и со временем она будет только расти. Это гарантировано. К тридцати пяти ты станешь компаньоном и будешь получать, по меньшей мере, двести тысяч в год. Некоторые получают намного больше.
   — А остальные девяносто процентов?
   — С ними дело обстоит хуже. Им достаются объедки.
   — Большинство юристов, которых я знаю, ненавидят свою работу. Они предпочли бы заниматься чем-нибудь другим.
   — Но не могут бросить из-за денег. Даже никудышный юрист в маленькой конторе после десяти лет практики зарабатывает сто тысяч в год. Он может ненавидеть свою работу, но где еще он получит столько денег?
   — Не люблю юристов.
   — А от репортеров, конечно, все в восторге. Замечено неплохо.
   Грей взглянул на часы, затем взял телефон. Он набрал номер Кина. Кин прочел ему некролог и статью в “Пост” о бессмысленном уличном убийстве молодого юриста. Грей по ходу делал заметки.
   — Еще кое-что, — сказал Кин. — Фельдман очень беспокоится о твоей безопасности. Сегодня у себя в офисе он ждал новостей о тебе и напустил в штаны, не получив ничего. Постарайся все-таки доложить ему до полудня завтра. Ты понял?