Вирджиния Баскин смотрела на Дарби, когда та подходила к стойке. На ее лице не было дежурной улыбки.
   — Мне нужен доступ к ящику, — сказала Дарби, едва дыша. Она не могла сделать вдох уже за две минуты до этого.
   — Будьте добры, номер, — сказала миссис Баскин, потянувшись к клавиатуре, и повернулась к монитору.
   — Ф566.
   Служащая ввела номер и подождала сообщения на экране. Она нахмурилась и прильнула лицом почти вплотную к экрану. “Бежать!” — подумала Дарби. Лицо служащей еще больше нахмурилось, она почесала подбородок. “Бежать!” — пока она не сняла телефонную трубку и не вызвала охрану. “Бежать!” — пока не завыли сирены и идиот-соучастник не поднял пальбу там, внизу.
   Миссис Баскин отодвинулась от монитора.
   — Он был арендован только две недели назад, — сказала она почти про себя.
   — Да, — подтвердила Дарби, как будто это она арендовала ящик.
   — Полагаю, вы миссис Морган, — сказала дама, набирая на клавиатуре. Полагай, полагай, детка.
   — Да, Беверли Энн Морган.
   — Ваш адрес?
   — Пемброук, 891, Александрия.
   Баскин кивнула, глядя на экран, как будто он мог ее видеть и послать свое одобрение. Она опять набрала на клавиатуре.
   — Номер телефона?
   — 703-664-5980.
   Служащей понравилось и это. Компьютеру тоже.
   — Кто арендовал ящик?
   — Мой муж, Куртис Д. Морган.
   — Его номер социального страхования? Дарби небрежно открыла свою новую, довольно большую кожаную сумку через плечо и вытащила бумажник. Кто из жен помнит номер социального страхования своего мужа? Она открыла бумажник.
   — 510-96-8686.
   — Очень хорошо, — степенно сказала миссис Баскин, отходя от клавиатуры и заходя за конторку. — На какое время?
   — На одну минутку.
   Служащая прикрепила широкую карточку к небольшой дощечке для бумаг на стойке и указала на нее Дарби.
   — Поставьте здесь подпись, миссис Морган. Дарби, нервничая, расписалась во второй графе. В первой графе стояла подпись мистера Моргана, оставленная им в тот день, когда он арендовал ящик.
   Миссис Баскин смотрела на подпись, в то время как Дарби старалась перевести дыхание.
   — У вас есть свой ключ? — спросила дама.
   — Разумеется, — ответила Дарби с доверительной улыбкой.
   Миссис Баскин вытащила из ящика маленькую коробку и вышла из-за конторки.
   — Пойдемте.
   Они прошли через бронзовые двери. Хранилище было такое большое, как отделение банка в пригородах. Выдержанное в стиле мавзолея, оно представляло собой лабиринт узких проходов и маленьких камер. Два человека в униформе пошли рядом. Они прошли четыре одинаковых комнаты со стенами, уставленными рядами ящиков для хранения. Вероятно, номер Ф566 находился в пятой комнате, потому что миссис Баскин вошла туда и открыла свою маленькую черную коробочку. Дарби нервно оглянулась.
   Вирджиния была воплощенная деловитость. Она подошла к Ф566, находившемуся на уровне плеч, и вставила ключ. Она перевела глаза на Дарби, как бы говоря: “Твоя очередь, тупица”. Дарби выдернула из кармана ключ и вставила его рядом с первым. Тогда Вирджиния повернула оба ключа и слегка выдвинула ящик, дюйма на два. Затем вытащила банковский ключ.
   Она указала на небольшую кабинку с раздвижными деревянными дверями.
   — Возьмите это туда. Когда закончите, вставьте на место и возвращайтесь к моему столу, — говоря это, она выходила из комнаты.
   — Благодарю, — сказала Дарби. Она подождала, пока Вирджиния не скрылась из виду, и только тогда вытащила ящик из стены. Он был нетяжелый, размером 6 на 20 дюймов спереди и примерно фут с половиной в глубину. Она открыла крышку и увидела всего две вещи: тонкий коричневый судейский конверт и неподписанную видеопленку.
   Ей не нужна была кабина. Она засунула конверт и видеопленку в сумку и задвинула ящик обратно. А затем вышла из комнаты.
   Вирджиния встала из-за стола, когда вошла Дарби.
   — Я закончила, — сказала она.
   — О, так быстро?
   Ты права, черт тебя побери. Все делается быстро, когда твоя кожа горит от нервного напряжения.
   — Я нашла то, что мне нужно, — сказала Дарби.
   — Отлично, — неожиданно миссис Баскин стала очень приветлива. — Вы, наверно, знаете эту ужасную историю в газетах на прошлой неделе о том бедном юристе. Вы знаете о том, которого убили грабители недалеко отсюда. Его звали, случайно, не Куртис Морган? Кажется, это был Куртис Морган. Какой ужас!
   Эх ты, тупица!
   — Я не видела этой газеты, — сказала Дарби. — Меня не было в городе. Благодарю.
   В этот раз она шла через фойе несколько быстрее. Банк был переполнен, охранников не было видно. Проще пареной репы. Должно же и ей когда-то повезти, должна же и она хоть раз сделать дело так, что ее не схватят.
   “Вооруженный телохранитель” охранял мраморную колонну. Вращающаяся дверь вытолкнула ее на тротуар, и она уже была почти у машины, когда он догнал ее.
   — Садись в машину! — скомандовала она.
   — Что ты нашла? — воскликнул он.
   — Молчи и сматывайся. — Она открыла дверцу и вскочила в машину. Он включил мотор и помчался прочь.
   — Рассказывай, — попросил он.
   — Я очистила ящик, — сказала она. — За нами кто-нибудь есть?
   Он посмотрел в зеркальце.
   — Какого дьявола, как я могу это знать? Так что это?
   Она открыла сумку и вынула оттуда конверт. Вскрыла его. Грей внезапно нажал на тормоза и почти врезался в идущую впереди машину.
   — Смотри, куда прешь! — закричала она.
   — Хорошо! Что в конверте?
   — Не знаю. Я еще не читала, но если ты меня угробишь, то никогда не прочту.
   Машина поехала опять. Грей глубоко вздохнул.
   — Ладно, давай не будем орать. Давай поостынем.
   — Да. Веди прилично машину, и я остыну.
   — Хорошо. Сейчас. Мы уже остыли?
   — Да. Только успокойся и смотри, куда едешь. Кстати, куда ты едешь?
   — Не знаю. Что в конверте?
   Дарби вытащила из конверта какой-то документ. Она взглянула на Грея, а тот жадно уставился на документ.
   — Следи за дорогой!
   — Да читай, наконец, эту треклятую бумагу!
   — Меня укачивает, я не могу читать в машине.
   — А, черт! Черт! Черт!
   — Ты опять орешь?
   Он рванул руль вправо и остановился у обочины на L-стрит. Раздались автомобильные гудки, когда он на всем ходу нажал на тормоза. Затем повернулся к ней.
   — Благодарю, — сказала она и начала читать вслух. Это были письменные показания на четырех страницах, аккуратно отпечатанные и заверенные под присягой в присутствии государственного нотариуса. Они были помечены пятницей, как раз тем днем, накануне последнего звонка Грентэму. Куртис Морган под присягой заявлял, что работал в отделении нефти и газа фирмы “Уайт и Блазевич” и что вступил в эту фирму пять лет назад. Его клиентами были частные фирмы по разработке месторождений из многих стран, но в основном американцы. С тех пор как поступил на фирму, он работал на клиента, вовлеченного в большой судебный процесс в южной Луизиане. Этого клиента звали Виктор Маттис, и этот мистер Маттис, которого Морган никогда не видел, но который был хорошо известен пайщикам “Уайт и Блазевич”, отчаянно хотел выиграть этот процесс и, в конечном счете, выкачать миллионы баррелей нефти из болот Терребон Пэриш в Луизиане. Кроме того, там были сотни миллионов кубических ярдов природного газа. Пайщиком, который возглавлял это дело в “Уайт и Блазевич”, был Ф. Симз Вейкфилд, очень близкий Виктору Маттису человек, часто навещавший его на Багамских островах.
   Они стояли на обочине так, что бампер их “понтиака” выступал на правый ряд дороги, и машины, вынужденные объезжать их, несомненно, обращали на них внимание. Она медленно читала, а он сидел, закрыв глаза.
   Итак, этот судебный процесс был очень важен для “Уайт и Блазевич”. И хотя фирма непосредственно не участвовала в процессе и апелляции, но все проходило через стол Вейкфилда. Насколько было известно, он не занимался ничем другим, кроме одного дела, как его окрестили — дела о пеликанах. Большую часть времени он сидел на телефоне, разговаривая либо с Маттисом, либо с одним из сотни юристов, также занятых этим. Морган тратил в среднем на это дело десять часов в неделю, но всегда находился где-то за флангом. Его счета направлялись прямо к Вейкфилду, а это было необычно, потому что другие счета поступали к клерку по нефти и газу, который направлял их в бухгалтерию. Все эти годы до него доходили слухи, что Маттис не платил “Уайт и Блазевич” обычную почасовую ставку, и он верил, что это действительно так. Он считал, что фирма взялась за это дело ради получения процента от разработок. Он слышал о цифре десять процентов чистой прибыли от скважин. Такое было еще неслыханно в данной отрасли.
   Раздался пронзительный скрежет тормозов, и они приготовились к удару, но все обошлось.
   — Нас едва не убило, — сухо бросила Дарби. Грей перевел рычаг автоматической трансмиссии в положение движения и заехал правым передним колесом на тротуар. Теперь они не мешали движению. Машина стояла наискосок в запрещенном для остановки месте, передний бампер выдавался на тротуар, а задний почти задевал поток машин.
   — Читай дальше, — буркнул Грей.
   Далее, 28 сентября Морган был в офисе Вейкфилда. Он вошел с двумя папками и стопкой документов, не связанных с делом о пеликанах. Вейкфилд разговаривал по телефону. Как обычно, взад-вперед сновали секретари. Офис вечно находился в состоянии беспорядка. Он немного постоял, ожидая, когда Вейкфилд закончит разговор, но беседа продолжалась. Наконец, прождав пятнадцать минут, Морган собрал свои папки и документы с заваленного стола Вейкфилда и вышел. Он пошел в свой офис, находившийся на другом конце здания, и, сев за стол, приступил к работе. Было около двух пополудни. Взяв какое-то досье, он вдруг обнаружил написанную от руки записку под стопкой только что принесенных им документов. Он нечаянно захватил ее со стола Вейкфилда. Морган тотчас встал, намереваясь идти к Вейкфилду. Но тут он прочел ее. Перечитал снова и посмотрел на телефон. Линия Вейкфилда все еще была занята. Копия записки была приложена.
   — Прочти записку, — скомандовал Грей.
   — Я еще не покончила с аффидевитом, — возразила она таким же тоном. Спор с ней не предвещал ничего хорошего. Она юрист, а это был юридический документ, и она будет читать его именно так, как ей заблагорассудится.
   Итак, записка ошеломила его. И в тот же миг его охватил ужас. Он вышел из офиса, спустился вниз, к ближайшему ксероксу, и снял копию. Затем вернулся к себе и положил оригинал на то же место под досье на столе. Нужно притвориться, что он никогда ее не видел.
   В записке было два абзаца, написанных от руки на обычной канцелярской бумаге фирмы “Уайт и Блазевич”. Она была от М. Вельмано, Марта Вельмано, старшего пайщика. Помечена 28 сентября, адресована Вейкфилду и гласила:
   “Симз,
   посоветуй клиенту: исследование завершено — позиция суда будет гораздо мягче, если Розенберг уйдет в отставку. Вторая отставка несколько необычна. Из всех людей Эйнштейн вышел на Дженсена. У этого малого, конечно же, те же самые проблемы.
   Посоветуй также, чтобы Пеликан прибыл сюда через четыре года, учитывая другие факторы”.
   Подписи не было.
   На лице Грея отражалась сложная гамма чувств; у него буквально отвалилась челюсть. Дарби стала читать быстрее.
   Итак, Март Вельмано был прожорливой акулой; работая по восемнадцать часов в сутки, он чувствовал свою работу несделанной, пока кто-нибудь рядом не начинал истекать кровью. Он был душой и сердцем “Уайт и Блазевич”. Для могущественных людей Вашингтона он был жестким дельцом с кучей денег. Он завтракал с конгрессменами и играл в гольф с членами кабинета. А глотки резал за дверьми своего офиса.
   Эйнштейн — прозвище Натаниэла Джонса, сумасшедшего юриста-гения, которого фирма держала под замком в его собственной маленькой библиотеке на шестом этаже. Он прочитывал каждое судебное дело, проходившее через Верховный суд, одиннадцать федеральных апелляционных судов и верховные суды пятидесяти штатов. Морган никогда не встречался с Эйнштейном. В фирме редко представляют сотрудников.
   Копию Морган положил в ящик стола. Спустя десять минут в офис влетел Вейкфилд, растерянный и бледный. Они все перерыли на столе у Моргана и нашли записку. Вейкфилд был зол, как дьявол, что было ему не свойственно. Он спросил, читал ли Морган записку. Тот сказал, что нет. Очевидно, он, уходя, случайно прихватил ее вместе с бумагами, объяснил он. Велика важность! Вейкфилд пришел в ярость. Он прочел Моргану лекцию о неприкосновенности стола юриста. У него был вид законченного идиота, когда он метался по офису Моргана, выговаривая ему и разъясняя правила поведения. Под конец он понял, что перехватил. Он попытался успокоиться, но впечатление уже возымело действие. Он взял записку и ушел.
   Морган спрятал копию записки в одну из книг по праву в библиотеке на девятом этаже. Он был шокирован истеричной выходкой Вейкфилда. В тот день, перед тем как уйти, он тщательно сложил кодексы и бумаги в столе и на полках. На следующее утро он проверил, все ли в том же порядке. И заметил, что кто-то рылся в его столе этой ночью.
   Морган стал очень осторожен. Два дня спустя он нашел у себя в кабинете тоненькую отвертку, потом — маленький кусочек магнитофонной ленты. Он понял, что за ним установлено наблюдение, а телефоны прослушиваются. Он ловил подозрительные взгляды Вейкфилда, и чаще обычного в офисе Вейкфилда стал появляться Вельмано.
   Затем были убиты судьи Верховного суда Розенберг и Дженсен. У него не было сомнений, что это работа Маттиса и его сообщников. В записке не упоминался Маттис, но там говорилось о “клиенте”, а у Вейкфилда не было других клиентов. К тому же ни один клиент, кроме Маттиса, не получил столько выгоды от Верховного суда.
   Последний абзац аффидевита был ужасным. По двум обстоятельствам Морган догадался, что его ждет та же участь. С него было снято дело о пеликанах, и его просто загрузили работой, дополнительными часами, запросами. Он испугался, что его убьют. Если они убили двух судей Верховного суда, то смогут убить и скромного служащего.
   Он подписал эту бумагу под присягой у нотариуса. Адрес нотариуса был отпечатан под его именем.
   — Посиди тихонько, я сейчас вернусь, — сказал Грей, открывая дверцу, и выскочил из машины.
   Лавируя в густом потоке транспорта, он перебежал L-стрит. Около булочной находился телефон-автомат. Он набрал номер Смита Кина и взглянул на свой взятый напрокат автомобиль, припаркованный на противоположной стороне улицы.
   — Слушай, это Грей. Слушай внимательно и делай то, что я скажу. У меня есть еще один источник по делу, о пеликанах. Это очень рискованно, Смит, и необходимо, чтобы ты и Кротхэммер были у Фельдмана в офисе через пятнадцать минут.
   — Что это?
   — Гарсиа оставил прощальную записку. Мы сделаем еще одну остановку, а затем приедем.
   — Мы? И девушка приедет?
   — Да. Возьми видеомагнитофон в конференц-зале. Мне кажется, Гарсиа хочет говорить с нами.
   — Он оставил пленку?
   — Да. Итак, через пятнадцать минут.
   — Вам ничего не угрожает?
   — Надеюсь. Только я дьявольски нервничаю, Смит, — он повесил трубку и побежал обратно к автомашине.
* * *
   У миссис Стенфорд была нотариальная контора на Вермонт. Она смахивала пыль с нижних полок, когда вошли Грей и Дарби. Они очень спешили.
   — Вы Эмили Стенфорд? — спросил Грей.
   — Да. В чем дело?
   Он показал ей последнюю страницу аффидевита.
   — Вы заверяли эту бумагу?
   — А вы кто?
   — Грей Грентэм из “Вашингтон пост”. Это ваша подпись?
   — Да, моя.
   Дарби протянула ей фотографию Гарсиа — теперь Моргана, снятого на тротуаре.
   — Это он подписал аффидевит? — спросила она.
   — Это Куртис Морган. Да, это он.
   — Благодарю вас, — сказал Грей.
   — Он мертв, не так ли? — спросила миссис Стенфорд. — Я узнала из газет.
   — Да, он мертв, — подтвердил Грей. — А вы, случайно, не читали аффидевит?
   — О, нет! Я лишь засвидетельствовала его подпись. Но я знала, что-то неладно.
   — Спасибо вам, миссис Стенфорд. — И они вышли так же поспешно, как и вошли.
* * *
   Тощий человек прятал свой лоснящийся лоб под поношенной фетровой шляпой. На нем были потрепанные брюки и стоптанные туфли. Он сидел в старомодном кресле на колесах перед зданием “Пост” и держал плакатик, оповещавший, что он “Голодный и бездомный”. Голова его покачивалась от плеча к плечу, как будто ему от голода свело шею. На коленях у него лежал бумажный пакет с несколькими долларовыми бумажками и мелочью, но это были его собственные деньги. Может быть, он бы лучше играл свою роль, если бы был слепым.
   Он выглядел жалко, сидя вот так, подобно овощу, вращая головой, в этих лягушачьих защитных очках. Он пристально следил за каждым движением на улице.
   Он видел, как стрелой вылетела из-за угла машина и припарковалась в неположенном месте. Оттуда выскочили мужчина и женщина и побежали по направлению к нему. У него под рваным пледом лежал револьвер, но они двигались слишком быстро. И на тротуаре было много людей. Так они проскочили в здание “Пост”.
   “Нищий” минуту подождал, а затем покатил свое кресло прочь.


Глава 41


   Смит Кин беспокойно вышагивал перед дверью фельдмановского офиса, когда выглянула секретарша. Он увидел их, пробиравшихся в проходе между столами. Грей шел, держа ее за руку. Она была очень привлекательна, но это Кин оценит потом. Оба тяжело дышали.
   — Смит Кин, это Дарби Шоу, — сказал Грей, едва переводя дух.
   Они обменялись рукопожатием.
   — Привет! — сказала она, оглядывая неприбранное помещение отдела новостей.
   — Рад познакомиться, Дарби. Как я слышал, вы удивительная женщина.
   — Ладно, — сказал Грентэм, — отложим болтовню на потом.
   — Пойдемте, — сказал Кин, и они опять вышли. — Фельдман хочется воспользоваться комнатой для заседаний.
   Они прошли через заваленный бумагами отдел новостей и вошли в шикарно обставленную комнату с длинным столом посредине. Там было полно мужчин, которые разговаривали, но сразу замолчали, как только она вошла. Фельдман запер дверь. Затем он протянул ей руку.
   — Я Джексон Фельдман, главный редактор. А вы, вероятно, Дарби.
   — А то кто же? — заметил Грей, все еще тяжело дыша.
   Фельдман не обратил никакого внимания на его замечание и оглядел стоявших вокруг стола.
   — Это Говард Кротхэммер, ведущий редактор, Эрни Де Басио, заместитель ведущего редактора по иностранным делам, Эллиот Кохен, заместитель главного редактора по национальным вопросам, и Винсен Литски — наш адвокат.
   Она вежливо кивнула, но через минуту уже не помнила их имен. Все они были лет пятидесяти, все без пиджаков, и все выглядели очень озабоченными. Она чувствовала общее напряжение.
   — Дай мне пленку, — сказал Грей.
   Она достала ее из сумки и подала ему. Видеомагнитофон находился в конце комнаты на переносном стенде. Грей вставил пленку.
   — Мы получили ее двадцать минут назад и поэтому не могли ее посмотреть.
   Мужчины подошли ближе к экрану и ждали, пока появится изображение.
   На черном экране появилась дата: 12 октября. Затем — Куртис Морган, сидящий за кухонным столом. Он держал переключатель, с помощью которого, очевидно, управлял кинокамерой.
   “Меня зовут Куртис Морган, и если вы смотрите эти кадры, значит, я мертв”, — первая фраза была ужасна. Мужчины пододвинулись ближе.
   “Сегодня 12 октября, я снимаю это в своем доме. Я один, жена пошла к врачу. Я должен был пойти на работу, но позвонил и сказался больным. Моя жена ничего не знает. Я никому ничего не говорил. И если вы смотрите это, то значит, вы уже видели это (берет в руку аффидевит). Это письменное показание, подписанное мной, и я собираюсь оставить его вместе с видеопленкой, по всей вероятности, в депозитном ящике в даунтауне. Я прочту свои показания и дам пояснения”.
   — Показания у нас, — быстро вставил Грей.
   Он стоял у стены рядом с Дарби. Никто не взглянул на него. Они буквально прилипли к экрану.
   Морган медленно прочел свои показания. Его глаза перебегали со страниц письма к камере, туда и обратно, туда и обратно.
   Это заняло у него десять минут. Всякий раз, как Дарби слышала слово “пеликан”, она закрывала глаза и медленно качала головой. Вот к чему все свелось! Какой кошмарный сон! Но она старалась слушать.
   Когда Морган закончил аффидевит, он положил его на стол и заглянул в записи в своей тетрадке. Он казался спокойным, без тени напряжения. Симпатичный парень, выглядевший моложе своих двадцати девяти. Поскольку он был дома, то был без галстука, просто в накрахмаленной белой рубашке. Он сказал, что “Уайт и Блазевич” не идеальное место службы, но большинство из четырехсот юристов гордились им и, вероятно, ничего не знали о Маттисе. Фактически, он сомневался, как много людей, кроме Вейкфилда, Вельмано и Эйнштейна, были вовлечены в этот заговор. Там был партнер по имени Джеральд Швабе, достаточно зловещий, чтобы быть вовлеченным в эту организацию, но у Моргана не было доказательств. (Дарби хорошо помнила его.) Была еще экс-секретарь, которая неожиданно уволилась через несколько дней после убийства судей. Ее звали Мириам Ла Рю, она восемнадцать лет проработала в отделе нефти и газа. Она-то могла что-нибудь знать. Живет в Фоялс-Черч. Другая секретарша, которую он не назовет, сказала ему, что случайно услышала разговор между Вейкфилдом и Вельмано, когда они говорили о том, можно ли доверять ему, Моргану. Она слышала лишь отрывки беседы. Они стали иначе относиться к нему после того, как на его столе была найдена та записка. Особенно Швабе и Вейкфилд. Казалось, им хотелось прижать его к стене и угрозами вырвать у него признание, кому он говорил об этой записке, но они не могли этого сделать, так как не были уверены, что он ее видел. К тому же они боялись, что вокруг этого поднимется шумиха. Но он видел записку, и они тоже были почти уверены в этом. И раз уж они сговорились убить Розенберга и Дженсена, то он-то, черт возьми, был просто их сотрудником, которого можно было тотчас заменить.
   Юрист Литски недоверчиво покачал головой. Оцепенение стало проходить, и все слегка задвигались на своих местах.
   Морган ездил на работу на машине, и дважды за ним был хвост. Один раз, во время ленча, он заметил человека, наблюдавшего за ним. Морган еще немного поговорил о семье, а затем стал говорить бессвязно. Было очевидно, что больше ему особенно нечего сказать.
   Грей передал аффидевит и записку Фельдману, который прочел их и передал Кротхэммеру, а тот — следующему.
   От прощальных слов Моргана у всех пошли мурашки по коже:
   “Я не знаю, кто увидит эту пленку, я буду уже мертв, а потому, полагаю, это не имеет значения. Надеюсь, вы используете это, чтобы схватить Маттиса и его грязных юристов. Но если мою запись смотрят сейчас эти паршивые сволочи, то катитесь вы все к дьяволу!”
   Грей вынул пленку. Он потер руки и с улыбкой посмотрел на собравшихся.
   — Ну, джентльмены, достаточно вам доказательств, или требуется еще?
   — А ведь я знаю этих ребят, — сказал Литски с нескрываемым изумлением. — Год назад я играл с Вейкфилдом в теннис.
   Фельдман встал и прошелся по комнате.
   — Как вы нашли Моргана?
   — Это долгая история, — сказал Грей.
   — Тогда расскажи ее коротко.
   — Мы нашли студента-юриста в Джорджтауне, который подрабатывал клерком в фирме “Уайт и Блазевич” прошлым летом. Он опознал Моргана по фотографии.
   — А как достали фотографию? — спросил Литски.
   — Об этом не спрашивайте. К этой истории она не имеет отношения.
   — В таком случае напиши статью об этом.
   — Да, напиши, — добавил Эллиот Кохен.
   — Как вы узнали, что он мертв? — спросил Фельдман.
   — Вчера Дарби ездила в “Уайт и Блазевич”. Там ей сообщили эту новость.
   — А где была видеокассета и аффидевит?
   — В депозитном ящике в Первом Колумбийском банке. Жена Моргана дала мне ключ сегодня в пять утра. Я не допустил никакой ошибки. Дело о пеликанах полностью подтверждено беспристрастным источником.
   — Напиши об этом, — сказал Эрни Де Басио. — Сделай огромный заголовок, какого еще не видывали после статьи “Никсон уходит в отставку”.
   Фельдман остановился возле Смита Кина. Они внимательно посмотрели друг другу в глаза.
   — Напиши об этом, — сказал Кин и повернулся к юристу. — Твое мнение. Вине?
   — Нет вопросов с юридической стороны. Но я бы хотел просмотреть статью сразу после того, как она будет написана.
   — Сколько тебе нужно времени? — спросил редактор Грея.
   — Та часть, что касается деда, в общих чертах уже готова. Я закончу ее в течение какого-нибудь часа. Плюс два часа на Моргана. Итого — три.
   Фельдман не улыбался с тех пор, как пожал руку Дарби. Он прошел в другой конец комнаты и остановился, глядя в лицо Грею.
   — А что, если эта пленка — обман?
   — Обман? Мы здесь говорим о мертвецах, Джексон. Я видел вдову, настоящую, живую вдову. Эта газета дала материал о его убийстве. Он мертв. Даже в его фирме сказали, что он мертв. И вот пленка, где он говорит о своей смерти. Я знаю, что это он. Мы разговаривали с нотариусом, который засвидетельствовал его подпись на аффидевите. Она опознала его. — Грей говорил все громче и громче, оглядывая комнату. — Все, что он сказал, подтверждает дело о пеликанах. Все! Маттис, судебный процесс, убийства. Наконец, у нас есть Дарби, автор письма. И чем больше мертвых тел, тем упорнее они преследовали ее по всей стране. Здесь нет проколов, Джексон, это настоящий материал.