Страница:
Но самым скандальным был абзац, где речь шла о состоявшемся несколько лет назад вечере в поддержку обездоленных. На нем за одним столом сидели супруги Крамер. Журналистский источник лично участвовал в мероприятии и хорошо помнил расположение гостей. Он, этот источник, считал себя другом Рут и близким знакомым Ли. Узнав о том, кто приходится ей отцом, он был потрясен.
Рядом с абзацем помещался снимок Рут Крамер. Пятидесятилетняя женщина еще не утратила привлекательности.
Заканчивал Тодд Маркс вдумчивым анализом хода слушаний апелляционного суда в Новом Орлеане и предпринимаемых в настоящее время защитником Сэма Кэйхолла усилий. Бойкий репортер постарался: статья целиком заняла всю полосу.
Швырнув газету на пол, Адам прошел в кухню. Значит, впервые за много дней проснувшись в это воскресное утро трезвой, его тетка налила себе кофе, устроилась в кресле и раскрыла “Мемфис пресс”, чтобы тут же получить удар под дых. Куда она могла сейчас отправиться? Где находится ее тайное убежище? Во всяком случае, никак не в доме Фелпса. Может, у Ли есть приятель, может, в данную минуту он пытается утешить ее? Мысль эта вызывала у Адама сильные сомнения. Оставалось надеяться, что Ли не разъезжает по городским улицам с бутылкой в руке.
Над особняком сгущались тучи. Скелет вытащили из шкафа и выставили на всеобщее обозрение. Как уйти от позора? Подумать только – Фелпс Бут взял в жены бесовское отродье! Вряд ли почтенному семейству удастся оправиться.
Тем лучше, решил Адам. Он принял душ, оделся, вышел к машине. Рассчитывать на то, что где-то в городе встретится “ягуар” тетки, не приходилось, и все-таки он сел за руль.
Вдоль Франт-стрит “сааб” медленно двинулся от реки на восток, к центру, далее взяв курс на Оберн-Хаус. Знакомого “ягуара” нигде не было. К полудню жители Мемфиса проснулись, движение на улицах стало более активным. Адам поехал в офис.
Явившегося в воскресенье единственного посетителя Сэм не ждал. Потирая освобожденные от наручников кисти, он молча смотрел на жизнерадостное лицо сидевшего по ту сторону оконца седовласого мужчины.
– Мистер Кэйхолл, меня зовут Ральф Гриффин, я местный капеллан. В Парчман меня назначили совсем недавно, поэтому мы с вами еще не встречались.
Сэм кивнул:
– Рад знакомству.
– Что вы, это я рад. Предшественника моего вы, конечно, знали.
– А-а? Да, преподобного отца Ракера? Знал. Где он сейчас?
– На пенсии.
– Вот и хорошо. Мне до него, признаться, никогда не было дела. Сомневаюсь, что святой отец сумеет в конце концов попасть на небеса.
– Особой популярностью, как я слышал, он здесь не пользовался.
– Популярностью? Ракера у нас презирали. Не знаю почему, но тут ему не верила ни единая душа. Может, из-за его любви к казням? Надо же – Господь призывал своего слугу заботиться о бедных заключенных, а он считал, что всем нам место в аду. Говорил, так гласит Писание, око за око.
– Мне тоже доводилось такое слышать.
– Уверен. Что вы за священник? Какой конфессии?
– В сан меня рукоположила баптистская церковь, но в настоящее время я не состою в ее лоне. Думаю, Создатель приходит в отчаяние от всех этих сектантских распрей.
– От меня Он тоже приходит в отчаяние. – Да ну?
– Вы знакомы с Рэнди Дюпре? Его камера чуть дальше по коридору. Изнасилование и убийство.
– Я читал его досье. На свободе он был служителем культа.
– Мы зовем Рэнди Проповедником. Не так давно он открыл в себе дар толкователя снов. А еще он поет псалмы и залечивает душевные раны. Он и змей взялся бы заклинать, если бы ему здесь это позволили. Вытаскивал бы их из Евангелия от Марка, глава шестнадцатая, стих восемнадцатый. На днях Рэнди досмотрел многосерийный сон, длиной около месяца, и там ему открылось, что я буду казнен, а Господь ждет не дождется, когда моя душа пройдет через чистилище.
– Неплохая идея, по-моему. Всякая душа требует очищения.
– Но к чему спешка? У меня еще десять дней.
– Так вы верите в Бога?
– Да. А вы – в смертную казнь?
– Нет.
Секунду-другую Сэм молчал.
– Вы это серьезно?
– Убийство – всегда грех, мистер Кэйхолл. Если вы действительно виновны в том, в чем вас обвиняют, значит, вы совершили ошибку, впали в грех. Но ошибку совершит и власть, если примет решение казнить вас.
– Аллилуйя, брат мой!
– Я никогда не считал, что Иисус Христос ратует за воздаяние смертью. Он не учил этому. Он завещал людям любить и прощать друг друга.
– То же самое нахожу в Библии и я. Каким ветром вас сюда занесло?
– Мой двоюродный брат работает в сенате штата. Сэм усмехнулся:
– В таком случае долго вы у нас не протянете. Вы опасно искренни.
– Не тревожьтесь. Брат является председателем комиссии по исполнению наказаний.
– Тогда молитесь, чтобы его переизбрали.
– Господь слышит мою молитву каждое утро. К вам я зашел просто познакомиться. С радостью приду побеседовать через пару дней, если вы не против. Экзекуция для меня в новинку.
– Как и для меня.
– Она вас пугает?
– Я человек старый, ваше преподобие. Скоро мне должно исполниться семьдесят… при условии, что я доживу до того дня. Временами мысль о смерти кажется приятной. Оставить это Богом проклятое место – разве плохое утешение?
– Однако пока вы боретесь.
– Борюсь, хотя и сам не понимаю зачем. Знаете, это как изнурительная схватка с раком. Больной потихоньку теряет силы, слабеет и чуточку, самую малость, умирает каждый день.
Приходит минута, когда смерть становится желанной. Но на самом деле умирать, конечно, не хочет никто. Даже я.
– Я читал в газетах о вашем внуке. Вам повезло. Думаю, вы гордитесь им.
Улыбнувшись, Сэм отвел глаза в сторону.
– Одним словом, – сказал капеллан, – я буду поблизости. Хотите, продолжим наш разговор завтра?
– Отлично. Дайте мне время на подготовку.
– Разумеется. Местные порядки вам известны, не так ли? Последние несколько часов вы можете провести в обществе только двух человек: адвоката и духовного наставника. Почту за честь быть в эти минуты с вами.
– Благодарю. И не забудьте, пожалуйста, о Рэнди Дюпре. Парню отказали мозги, он очень нуждается в помощи.
– Зайду к нему завтра же.
– Спасибо.
* * *
Улегшись на кушетке, Адам положил рядом телефонную трубку и вставил в видеомагнитофон взятую напрокат кассету. Вестей от тетки так и не было. В десять вечера он сделал два звонка на Западное побережье. Первый разговор состоялся с матерью. Несмотря на звучавшую в ее голосе усталость, Эвелин сказала, что рада его слышать. О Сэме она не произнесла ни слова, и эту болезненную тему Адам затрагивать не стал. Сообщил матери, что очень много работает и рассчитывает через пару недель вернуться в Чикаго.
– Я постоянно думаю о тебе, мой мальчик. Про тебя дважды писала наша газета.
– Господь с ними, с газетами. У Ли все в порядке, не волнуйся.
Второй звонок предназначался младшей сестре, Кармен, которая училась в Беркли. Трубку установленного в ее квартире телефона снял мужчина, по-видимому, Кевин, если только Адам правильно запомнил имя. С Кевином сестра дружила уже несколько лет. Через минуту ее звонкий голосок прощебетал:
– Как дела?
Кармен живо интересовали происходившие в далеком Миссисипи события. Как и мать, она внимательно следила за прессой.
– Ведь там Ку-клукс-клан и расисты. Тебе ничто не угрожает?
– Я нахожусь в полной безопасности. Люди здесь на редкость спокойны и покладисты. Остановился у тети Ли, и мы оба получаем истинное удовольствие от общения.
Удивлял совершенно неожиданный интерес сестры к Сэму: она хотела знать, как он выглядит, как себя чувствует, не тяготится ли разговорами об Эдди.
– Может, мне стоит прилететь, повидаться с дедом? Эта мысль Адаму в голову не приходила.
– Во всяком случае, не завтра. Дай мне посоветоваться с Сэмом.
Закончив разговор, он почти мгновенно уснул, не успев даже выключить телевизор. В половине четвертого утра его разбудила громкая трель телефонного звонка. Незнакомый мужчина четко представился:
– Фелпс Бут. Вы – Адам?
Адам свесил с кушетки ноги, потер глаза.
– Да.
– Вы вчера видели Ли? – В вопросе не слышалось ни раздражения, ни тревоги.
Он бросил взгляд на часы.
– Нет. Что-нибудь случилось?
– У нее неприятности. Около часа назад мне позвонили из полиции. Вчера, примерно в половине девятого, ее вытащили пьяной из машины и отвезли в управление.
– Черт возьми!
– Это уже не в первый раз. Ли категорически отказалась пройти тест на наличие алкоголя в крови и была помещена в камеру. Чиновнику, заполнявшему протокол, она назвала мое имя, поэтому копы и позвонили. Я поехал в участок, но Ли уже умудрилась внести залог и получила свободу. Я подумал, может, она хотя бы вас поставила в известность о своих планах?
– Нет. Проснувшись вчера утром, я увидел, что Ли нет дома. К кому еще она могла обратиться?
– Понятия не имею. Не очень-то мне хочется будить в такой час ее друзей. Думаю, лучше подождать.
Слова Фелпса вызвали у Адама ощущение неловкости. Как бы то ни было, эти двое уже тридцать лет считаются мужем и женой. Подобные ситуации давно стали для них привычными. Откуда ему, человеку постороннему, знать, что в данную минуту следует делать?
– Но “ягуар” остался на штрафной стоянке, не так ли?
– Естественно. Ее кто-то увез, и теперь возникла еще одна проблема, с машиной. Штрафная стоянка расположена вплотную к полицейскому управлению, “ягуар” туда доставили буксиром, за него я уже расплатился.
– Запасной ключ у вас есть?
– Да. Поможете?
Внезапно вспомнился помещенный в газете снимок: счастливые Фелпс и Ли радостно улыбаются фотографу. Всю вину за происшедшее семейство Бут, несомненно, возложит на него, Адама. Останься он в Чикаго, жизнь здесь текла бы совершенно спокойно.
– Конечно. Скажите только, где…
– Стойте у будки охраны. Я подъеду через десять минут.
Кое-как умывшись, Адам обул кроссовки и вышел из особняка. Следующую четверть часа ему пришлось слушать пространные и несвязные рассуждения Уиллиса, охранника, о местных нравах. Наконец к воротам подполз длинный представительский “мерседес”. Опустившись на переднее сиденье, Адам, как требовали приличия, обменялся с Фелпсом рукопожатием. Одет мистер Бут был как для утренней пробежки, в белоснежные шорты и такую же футболку, на голове – бейсбольная шапочка. Лимузин медленно двигался вдоль пустынной улицы.
– Ли, наверное, вам обо мне рассказывала, – безразлично заметил Фелпс.
– Самыми общими словами, – осторожно ответил Адам.
– Не беспокойтесь, я не собираюсь спрашивать, что именно.
Вот и хорошо, подумал Адам.
– В самом деле, лучше поговорить о бейсболе. Вы, как я вижу, болельщик?
– “Чикаго кабз”[18], всю жизнь. Вы?
– То же самое. В Чикаго я, правда, первый год, но уже успел посетить “Ригли”[19]. Живу неподалеку.
– Вот как? Я бываю там три-четыре раза в год. Мой приятель откупил себе в “Ригли” целую ложу. Кто ваш любимый игрок?
– Сандберг. У вас тоже есть фавориты?
– Предпочитаю старую гвардию, Эрни Бэнкса и Рона Сан-то. В былые времена игроки держались своего коллектива, и ты всегда знал, кого увидишь на поле через год. Сейчас преданность вышла из моды. При всей любви к бейсболу вынужден признать: теперь все решают деньги.
В душе Адам изумился: Фелпс Бут сетует на всесилие денег!
– Может, вы и правы. Владельцы клубов уже, наверное, сотню лет упрекают своих игроков в жадности. Но что плохого, если спортсмен хочет заработать максимальную сумму?
– Кто из них, интересно, стоит пяти миллионов в год?
– Никто. Однако рок-звезды получают по пятьдесят. Почему грамотный нападающий не может выбить себе пару-тройку миллионов? Ведь это та же самая индустрия развлечений. В конечном счете игру делают члены команды, а не их хозяева. Я иду на стадион, чтобы посмотреть матч, а вовсе не потому, что им владеет “Трибюн”[20].
– Вспомните о цене на билеты. Пятнадцать долларов штука.
– Но свободных мест нет. Болельщики, кажется, против нее не возражают.
Миновав безлюдный в четыре часа утра центр, они подъехали к полицейскому управлению.
– Послушайте, Адам, не знаю, говорила ли вам моя жена о своих проблемах со спиртным…
– Она прямо назвала себя алкоголичкой.
– Так и есть. Это второй случай. В первый раз мне удалось удержать газетчиков на расстоянии, но сейчас, боюсь, не выйдет. Ли стала в городе знаменитостью. Слава Богу, никого не сбила. – У обнесенного металлической сеткой участка земли Фелпс нажал на педаль тормоза. – Она прошла пять курсов лечения.
– Пять? Я слышал только о трех.
– Не стоит принимать на веру слова больного человека, За последние пятнадцать лет она предприняла по меньшей мере пять безуспешных попыток избавиться от алкогольной зависимости. Больше других Ли понравилась клиника в Спрингс-Крике, тихом местечке на берегу реки милях в шести к северу от города. Обращаются туда только люди состоятельные. Вышколенный персонал, превосходная еда, процедуры, физические упражнения, сауна. В Спрингс-Крике настолько хорошо, что, кажется, я сам не против там отдохнуть. Ладно, оставим. Чувствую, сегодня она там объявится. Друзья помогут. Врачи ее знают, клиника для Ли – второй дом.
– Как долго длится курс?
– Трудно сказать. Минимум неделю. Она же оставалась на месяц. Стоит такое удовольствие две тысячи долларов в день, счета присылают мне, но я не возражаю. Я готов на все, лишь бы помочь ей.
– Чего вы ждете от меня?
– Прежде всего мы попробуем отыскать ее. Я посажу на телефоны своих секретарш, и через несколько часов местонахождение Ли будет нам известно. Почти убежден, что она в Спрингс-Крике. Утром нажму на нужных людей, может, им удастся одурачить прессу. Сделать это будет нелегко, принимая во внимание статью в воскресном выпуске.
– Я искренне вам сочувствую.
– После того как мы ее найдем, вам придется проведать свою тетушку. Прихватите с собой цветы, коробку конфет. Знаю, вы очень заняты, знаю об оставшихся… м-м-м…
– Девяти днях.
– Девяти днях. И все-таки попытайтесь ее увидеть. А когда закончите с Парчманом, летите домой, в Чикаго. Ли нужно побыть одной.
– Одной?
– Звучит довольно жестоко, но такова реальность. Все проблемы моей жены возникли не на пустом месте. Признаю, одной из причин являюсь я. Другая кроется в ее семье. Вас, Адам, она обожает, однако ваше присутствие здесь лишь усиливает ее страдания. Не обижайтесь на мои слова. Слышать их горько, тем не менее это чистая правда.
Адам молча рассматривал металлическую сетку.
– Однажды ее хватило на целых пять лет, – продолжал между тем Фелпс. – Мы оба решили, что возврат к прошлому уже невозможен. Но потом был вынесен приговор Сэму, чуть позже покончил с собой Эдди. Вернувшись с похорон, Ли как будто провалилась в бездонную черную дыру. Много раз приходила мысль: оттуда ей не выбраться. Вам лучше уехать.
– Но я люблю тетку.
– А она – вас. Любите друг друга на расстоянии. Шлите ей письма, цветы к дню рождения, раз в месяц звоните, чтобы поболтать о модной книге или новом кинофильме. Но упаси вас Господь заводить речь о вашей семье.
– Кто же возьмет на себя заботу о Ли?
– Вашей тетушке, Адам, почти пятьдесят, и большую часть жизни она прожила совершенно независимой женщиной. Да, она – алкоголичка, и с этим ни вы, ни я ничего уже не сможем поделать. Она и сама это знает. Она умеет быть трезвой – когда захочет. Ваше влияние на нее пагубно, как, собственно говоря, и мое. Простите.
С силой выдохнув, Адам потянулся к дверному замку.
– Это я должен просить прощения, Фелпс. Я подвел вас лично и расстроил вашу семейную жизнь. Поверьте, я этого не желал.
Бут печально улыбнулся, ладонь его мягко легла Адаму на плечо.
– Думайте что угодно, но моя семья еще менее нормальна, чем ваша. Мы бывали и в худших переделках.
– Мне трудно вам поверить, сэр.
– И все же я сказал правду. – Фелпс подал Адаму кольцо с ключом и указал на небольшое здание за оградой. – Оттуда вас проведут к машине.
Распахнув дверцу, Адам выбрался из “мерседеса”. Лимузин мигнул на прощание фарами и медленно исчез в темноте. На пути к воротам что-то подсказало молодому человеку: Фелпс Бут по-прежнему любит свою жену.
ГЛАВА 36
Рядом с абзацем помещался снимок Рут Крамер. Пятидесятилетняя женщина еще не утратила привлекательности.
Заканчивал Тодд Маркс вдумчивым анализом хода слушаний апелляционного суда в Новом Орлеане и предпринимаемых в настоящее время защитником Сэма Кэйхолла усилий. Бойкий репортер постарался: статья целиком заняла всю полосу.
Швырнув газету на пол, Адам прошел в кухню. Значит, впервые за много дней проснувшись в это воскресное утро трезвой, его тетка налила себе кофе, устроилась в кресле и раскрыла “Мемфис пресс”, чтобы тут же получить удар под дых. Куда она могла сейчас отправиться? Где находится ее тайное убежище? Во всяком случае, никак не в доме Фелпса. Может, у Ли есть приятель, может, в данную минуту он пытается утешить ее? Мысль эта вызывала у Адама сильные сомнения. Оставалось надеяться, что Ли не разъезжает по городским улицам с бутылкой в руке.
Над особняком сгущались тучи. Скелет вытащили из шкафа и выставили на всеобщее обозрение. Как уйти от позора? Подумать только – Фелпс Бут взял в жены бесовское отродье! Вряд ли почтенному семейству удастся оправиться.
Тем лучше, решил Адам. Он принял душ, оделся, вышел к машине. Рассчитывать на то, что где-то в городе встретится “ягуар” тетки, не приходилось, и все-таки он сел за руль.
Вдоль Франт-стрит “сааб” медленно двинулся от реки на восток, к центру, далее взяв курс на Оберн-Хаус. Знакомого “ягуара” нигде не было. К полудню жители Мемфиса проснулись, движение на улицах стало более активным. Адам поехал в офис.
Явившегося в воскресенье единственного посетителя Сэм не ждал. Потирая освобожденные от наручников кисти, он молча смотрел на жизнерадостное лицо сидевшего по ту сторону оконца седовласого мужчины.
– Мистер Кэйхолл, меня зовут Ральф Гриффин, я местный капеллан. В Парчман меня назначили совсем недавно, поэтому мы с вами еще не встречались.
Сэм кивнул:
– Рад знакомству.
– Что вы, это я рад. Предшественника моего вы, конечно, знали.
– А-а? Да, преподобного отца Ракера? Знал. Где он сейчас?
– На пенсии.
– Вот и хорошо. Мне до него, признаться, никогда не было дела. Сомневаюсь, что святой отец сумеет в конце концов попасть на небеса.
– Особой популярностью, как я слышал, он здесь не пользовался.
– Популярностью? Ракера у нас презирали. Не знаю почему, но тут ему не верила ни единая душа. Может, из-за его любви к казням? Надо же – Господь призывал своего слугу заботиться о бедных заключенных, а он считал, что всем нам место в аду. Говорил, так гласит Писание, око за око.
– Мне тоже доводилось такое слышать.
– Уверен. Что вы за священник? Какой конфессии?
– В сан меня рукоположила баптистская церковь, но в настоящее время я не состою в ее лоне. Думаю, Создатель приходит в отчаяние от всех этих сектантских распрей.
– От меня Он тоже приходит в отчаяние. – Да ну?
– Вы знакомы с Рэнди Дюпре? Его камера чуть дальше по коридору. Изнасилование и убийство.
– Я читал его досье. На свободе он был служителем культа.
– Мы зовем Рэнди Проповедником. Не так давно он открыл в себе дар толкователя снов. А еще он поет псалмы и залечивает душевные раны. Он и змей взялся бы заклинать, если бы ему здесь это позволили. Вытаскивал бы их из Евангелия от Марка, глава шестнадцатая, стих восемнадцатый. На днях Рэнди досмотрел многосерийный сон, длиной около месяца, и там ему открылось, что я буду казнен, а Господь ждет не дождется, когда моя душа пройдет через чистилище.
– Неплохая идея, по-моему. Всякая душа требует очищения.
– Но к чему спешка? У меня еще десять дней.
– Так вы верите в Бога?
– Да. А вы – в смертную казнь?
– Нет.
Секунду-другую Сэм молчал.
– Вы это серьезно?
– Убийство – всегда грех, мистер Кэйхолл. Если вы действительно виновны в том, в чем вас обвиняют, значит, вы совершили ошибку, впали в грех. Но ошибку совершит и власть, если примет решение казнить вас.
– Аллилуйя, брат мой!
– Я никогда не считал, что Иисус Христос ратует за воздаяние смертью. Он не учил этому. Он завещал людям любить и прощать друг друга.
– То же самое нахожу в Библии и я. Каким ветром вас сюда занесло?
– Мой двоюродный брат работает в сенате штата. Сэм усмехнулся:
– В таком случае долго вы у нас не протянете. Вы опасно искренни.
– Не тревожьтесь. Брат является председателем комиссии по исполнению наказаний.
– Тогда молитесь, чтобы его переизбрали.
– Господь слышит мою молитву каждое утро. К вам я зашел просто познакомиться. С радостью приду побеседовать через пару дней, если вы не против. Экзекуция для меня в новинку.
– Как и для меня.
– Она вас пугает?
– Я человек старый, ваше преподобие. Скоро мне должно исполниться семьдесят… при условии, что я доживу до того дня. Временами мысль о смерти кажется приятной. Оставить это Богом проклятое место – разве плохое утешение?
– Однако пока вы боретесь.
– Борюсь, хотя и сам не понимаю зачем. Знаете, это как изнурительная схватка с раком. Больной потихоньку теряет силы, слабеет и чуточку, самую малость, умирает каждый день.
Приходит минута, когда смерть становится желанной. Но на самом деле умирать, конечно, не хочет никто. Даже я.
– Я читал в газетах о вашем внуке. Вам повезло. Думаю, вы гордитесь им.
Улыбнувшись, Сэм отвел глаза в сторону.
– Одним словом, – сказал капеллан, – я буду поблизости. Хотите, продолжим наш разговор завтра?
– Отлично. Дайте мне время на подготовку.
– Разумеется. Местные порядки вам известны, не так ли? Последние несколько часов вы можете провести в обществе только двух человек: адвоката и духовного наставника. Почту за честь быть в эти минуты с вами.
– Благодарю. И не забудьте, пожалуйста, о Рэнди Дюпре. Парню отказали мозги, он очень нуждается в помощи.
– Зайду к нему завтра же.
– Спасибо.
* * *
Улегшись на кушетке, Адам положил рядом телефонную трубку и вставил в видеомагнитофон взятую напрокат кассету. Вестей от тетки так и не было. В десять вечера он сделал два звонка на Западное побережье. Первый разговор состоялся с матерью. Несмотря на звучавшую в ее голосе усталость, Эвелин сказала, что рада его слышать. О Сэме она не произнесла ни слова, и эту болезненную тему Адам затрагивать не стал. Сообщил матери, что очень много работает и рассчитывает через пару недель вернуться в Чикаго.
– Я постоянно думаю о тебе, мой мальчик. Про тебя дважды писала наша газета.
– Господь с ними, с газетами. У Ли все в порядке, не волнуйся.
Второй звонок предназначался младшей сестре, Кармен, которая училась в Беркли. Трубку установленного в ее квартире телефона снял мужчина, по-видимому, Кевин, если только Адам правильно запомнил имя. С Кевином сестра дружила уже несколько лет. Через минуту ее звонкий голосок прощебетал:
– Как дела?
Кармен живо интересовали происходившие в далеком Миссисипи события. Как и мать, она внимательно следила за прессой.
– Ведь там Ку-клукс-клан и расисты. Тебе ничто не угрожает?
– Я нахожусь в полной безопасности. Люди здесь на редкость спокойны и покладисты. Остановился у тети Ли, и мы оба получаем истинное удовольствие от общения.
Удивлял совершенно неожиданный интерес сестры к Сэму: она хотела знать, как он выглядит, как себя чувствует, не тяготится ли разговорами об Эдди.
– Может, мне стоит прилететь, повидаться с дедом? Эта мысль Адаму в голову не приходила.
– Во всяком случае, не завтра. Дай мне посоветоваться с Сэмом.
Закончив разговор, он почти мгновенно уснул, не успев даже выключить телевизор. В половине четвертого утра его разбудила громкая трель телефонного звонка. Незнакомый мужчина четко представился:
– Фелпс Бут. Вы – Адам?
Адам свесил с кушетки ноги, потер глаза.
– Да.
– Вы вчера видели Ли? – В вопросе не слышалось ни раздражения, ни тревоги.
Он бросил взгляд на часы.
– Нет. Что-нибудь случилось?
– У нее неприятности. Около часа назад мне позвонили из полиции. Вчера, примерно в половине девятого, ее вытащили пьяной из машины и отвезли в управление.
– Черт возьми!
– Это уже не в первый раз. Ли категорически отказалась пройти тест на наличие алкоголя в крови и была помещена в камеру. Чиновнику, заполнявшему протокол, она назвала мое имя, поэтому копы и позвонили. Я поехал в участок, но Ли уже умудрилась внести залог и получила свободу. Я подумал, может, она хотя бы вас поставила в известность о своих планах?
– Нет. Проснувшись вчера утром, я увидел, что Ли нет дома. К кому еще она могла обратиться?
– Понятия не имею. Не очень-то мне хочется будить в такой час ее друзей. Думаю, лучше подождать.
Слова Фелпса вызвали у Адама ощущение неловкости. Как бы то ни было, эти двое уже тридцать лет считаются мужем и женой. Подобные ситуации давно стали для них привычными. Откуда ему, человеку постороннему, знать, что в данную минуту следует делать?
– Но “ягуар” остался на штрафной стоянке, не так ли?
– Естественно. Ее кто-то увез, и теперь возникла еще одна проблема, с машиной. Штрафная стоянка расположена вплотную к полицейскому управлению, “ягуар” туда доставили буксиром, за него я уже расплатился.
– Запасной ключ у вас есть?
– Да. Поможете?
Внезапно вспомнился помещенный в газете снимок: счастливые Фелпс и Ли радостно улыбаются фотографу. Всю вину за происшедшее семейство Бут, несомненно, возложит на него, Адама. Останься он в Чикаго, жизнь здесь текла бы совершенно спокойно.
– Конечно. Скажите только, где…
– Стойте у будки охраны. Я подъеду через десять минут.
Кое-как умывшись, Адам обул кроссовки и вышел из особняка. Следующую четверть часа ему пришлось слушать пространные и несвязные рассуждения Уиллиса, охранника, о местных нравах. Наконец к воротам подполз длинный представительский “мерседес”. Опустившись на переднее сиденье, Адам, как требовали приличия, обменялся с Фелпсом рукопожатием. Одет мистер Бут был как для утренней пробежки, в белоснежные шорты и такую же футболку, на голове – бейсбольная шапочка. Лимузин медленно двигался вдоль пустынной улицы.
– Ли, наверное, вам обо мне рассказывала, – безразлично заметил Фелпс.
– Самыми общими словами, – осторожно ответил Адам.
– Не беспокойтесь, я не собираюсь спрашивать, что именно.
Вот и хорошо, подумал Адам.
– В самом деле, лучше поговорить о бейсболе. Вы, как я вижу, болельщик?
– “Чикаго кабз”[18], всю жизнь. Вы?
– То же самое. В Чикаго я, правда, первый год, но уже успел посетить “Ригли”[19]. Живу неподалеку.
– Вот как? Я бываю там три-четыре раза в год. Мой приятель откупил себе в “Ригли” целую ложу. Кто ваш любимый игрок?
– Сандберг. У вас тоже есть фавориты?
– Предпочитаю старую гвардию, Эрни Бэнкса и Рона Сан-то. В былые времена игроки держались своего коллектива, и ты всегда знал, кого увидишь на поле через год. Сейчас преданность вышла из моды. При всей любви к бейсболу вынужден признать: теперь все решают деньги.
В душе Адам изумился: Фелпс Бут сетует на всесилие денег!
– Может, вы и правы. Владельцы клубов уже, наверное, сотню лет упрекают своих игроков в жадности. Но что плохого, если спортсмен хочет заработать максимальную сумму?
– Кто из них, интересно, стоит пяти миллионов в год?
– Никто. Однако рок-звезды получают по пятьдесят. Почему грамотный нападающий не может выбить себе пару-тройку миллионов? Ведь это та же самая индустрия развлечений. В конечном счете игру делают члены команды, а не их хозяева. Я иду на стадион, чтобы посмотреть матч, а вовсе не потому, что им владеет “Трибюн”[20].
– Вспомните о цене на билеты. Пятнадцать долларов штука.
– Но свободных мест нет. Болельщики, кажется, против нее не возражают.
Миновав безлюдный в четыре часа утра центр, они подъехали к полицейскому управлению.
– Послушайте, Адам, не знаю, говорила ли вам моя жена о своих проблемах со спиртным…
– Она прямо назвала себя алкоголичкой.
– Так и есть. Это второй случай. В первый раз мне удалось удержать газетчиков на расстоянии, но сейчас, боюсь, не выйдет. Ли стала в городе знаменитостью. Слава Богу, никого не сбила. – У обнесенного металлической сеткой участка земли Фелпс нажал на педаль тормоза. – Она прошла пять курсов лечения.
– Пять? Я слышал только о трех.
– Не стоит принимать на веру слова больного человека, За последние пятнадцать лет она предприняла по меньшей мере пять безуспешных попыток избавиться от алкогольной зависимости. Больше других Ли понравилась клиника в Спрингс-Крике, тихом местечке на берегу реки милях в шести к северу от города. Обращаются туда только люди состоятельные. Вышколенный персонал, превосходная еда, процедуры, физические упражнения, сауна. В Спрингс-Крике настолько хорошо, что, кажется, я сам не против там отдохнуть. Ладно, оставим. Чувствую, сегодня она там объявится. Друзья помогут. Врачи ее знают, клиника для Ли – второй дом.
– Как долго длится курс?
– Трудно сказать. Минимум неделю. Она же оставалась на месяц. Стоит такое удовольствие две тысячи долларов в день, счета присылают мне, но я не возражаю. Я готов на все, лишь бы помочь ей.
– Чего вы ждете от меня?
– Прежде всего мы попробуем отыскать ее. Я посажу на телефоны своих секретарш, и через несколько часов местонахождение Ли будет нам известно. Почти убежден, что она в Спрингс-Крике. Утром нажму на нужных людей, может, им удастся одурачить прессу. Сделать это будет нелегко, принимая во внимание статью в воскресном выпуске.
– Я искренне вам сочувствую.
– После того как мы ее найдем, вам придется проведать свою тетушку. Прихватите с собой цветы, коробку конфет. Знаю, вы очень заняты, знаю об оставшихся… м-м-м…
– Девяти днях.
– Девяти днях. И все-таки попытайтесь ее увидеть. А когда закончите с Парчманом, летите домой, в Чикаго. Ли нужно побыть одной.
– Одной?
– Звучит довольно жестоко, но такова реальность. Все проблемы моей жены возникли не на пустом месте. Признаю, одной из причин являюсь я. Другая кроется в ее семье. Вас, Адам, она обожает, однако ваше присутствие здесь лишь усиливает ее страдания. Не обижайтесь на мои слова. Слышать их горько, тем не менее это чистая правда.
Адам молча рассматривал металлическую сетку.
– Однажды ее хватило на целых пять лет, – продолжал между тем Фелпс. – Мы оба решили, что возврат к прошлому уже невозможен. Но потом был вынесен приговор Сэму, чуть позже покончил с собой Эдди. Вернувшись с похорон, Ли как будто провалилась в бездонную черную дыру. Много раз приходила мысль: оттуда ей не выбраться. Вам лучше уехать.
– Но я люблю тетку.
– А она – вас. Любите друг друга на расстоянии. Шлите ей письма, цветы к дню рождения, раз в месяц звоните, чтобы поболтать о модной книге или новом кинофильме. Но упаси вас Господь заводить речь о вашей семье.
– Кто же возьмет на себя заботу о Ли?
– Вашей тетушке, Адам, почти пятьдесят, и большую часть жизни она прожила совершенно независимой женщиной. Да, она – алкоголичка, и с этим ни вы, ни я ничего уже не сможем поделать. Она и сама это знает. Она умеет быть трезвой – когда захочет. Ваше влияние на нее пагубно, как, собственно говоря, и мое. Простите.
С силой выдохнув, Адам потянулся к дверному замку.
– Это я должен просить прощения, Фелпс. Я подвел вас лично и расстроил вашу семейную жизнь. Поверьте, я этого не желал.
Бут печально улыбнулся, ладонь его мягко легла Адаму на плечо.
– Думайте что угодно, но моя семья еще менее нормальна, чем ваша. Мы бывали и в худших переделках.
– Мне трудно вам поверить, сэр.
– И все же я сказал правду. – Фелпс подал Адаму кольцо с ключом и указал на небольшое здание за оградой. – Оттуда вас проведут к машине.
Распахнув дверцу, Адам выбрался из “мерседеса”. Лимузин мигнул на прощание фарами и медленно исчез в темноте. На пути к воротам что-то подсказало молодому человеку: Фелпс Бут по-прежнему любит свою жену.
ГЛАВА 36
Весть о том, что Филлипа Найфеха уложил в кровать очередной сердечный приступ, привела отставного полковника Джорджа Наджента в некоторое волнение. К утру понедельника Найфех уже находился вне опасности. Черт побери, ведь ему осталось всего два или три месяца до пенсии! Наджент отнюдь не считал своего начальника никчемным человеком, однако сейчас Найфех просто тянул время. Если правильно выстроить стратегию, у полковника будут все шансы занять новое кресло.
Но сейчас Джорджа Наджента куда больше беспокоила сложившаяся весьма острая ситуация. До казни Кэйхолла оставалось только девять дней, фактически – восемь, поскольку приговор должен быть приведен в исполнение на следующей неделе в среду, в первую минуту после полуночи. Таким образом, среда входила в общий отсчет – из-за какой-то минуты! По сути же, последним днем являлся вторник.
На рабочем столе полковника лежал увесистый том, на кожаном переплете которого солидным золотом поблескивали набранные в две строки слова: “ШТАТ МИССИСИПИ. ПРОТОКОЛ”. Этот шедевр организационной мысли потребовал от бравого офицера напряженнейших трехнедельных усилий. Наджента привел в ужас ворох различных наставлений и инструкций, составленных Филлипом Найфехом за годы службы в Парчмане. Странно, как в те времена вообще удавалось довести смертный приговор до логического конца. Зато теперь администрация получила в свое распоряжение детально продуманный план, включавший в себя все, в том числе и гипотетические, аспекты завершающей процедуры. Том был не менее двух дюймов в толщину и насчитывал сто восемьдесят страниц. На первой значилось имя автора.
Когда Лукас Манн вошел в кабинет, стрелки настенных часов показывали пятнадцать минут девятого.
– Вы опоздали, – исполненным начальственной строгости голосом заметил Наджент.
Кто такой, в конце концов, этот заурядный крючкотвор против руководителя группы по исполнению приговора? Пусть занимается своими бумажками. За прошедшие сутки полковник значительно укрепился в своих амбициях.
– И что же? – снисходительно бросил Манн, остановившись перед столом.
Одет Наджент был в темно-оливковые, безукоризненно выглаженные брюки армейского образца и такого же цвета форменную рубашку с двумя карманами на груди. В разрезе воротничка ослепительно белел треугольник футболки, тяжелые черные ботинки сияли. Твердым шагом полковник приблизился к окну. Заместителя Филлипа Найфеха Манн ненавидел.
– У нас восемь дней, – сказал Наджент так, будто обстоятельство это было известно лишь ему одному.
– Разве? А мне казалось, девять. Оба мужчины продолжали стоять.
– Среда не в счет. Рабочих дней всего восемь.
– Вам виднее.
Полковник сделал шаг к столу, медленно опустился на стул.
– Два момента. Первый – вот протокол процедуры казни. Подробнейший, в нем учтена каждая мелочь. С алфавитным указателем, комментариями и ссылками. Ознакомитесь и примете к исполнению.
Манн покосился на коричневый переплет.
– И второй. Начиная с этого момента мне будет необходим ежедневный отчет по статусу всех апелляций. Насколько я понимаю, пока никаких задержек не предвидится.
– Именно так, сэр.
– Отчет в письменном виде каждое утро, с зафиксированными малейшими переменами.
– Тогда вам потребуется нанять персонального юриста, сэр. Я не ваш подчиненный. Будь я проклят, если хоть раз пришлю записку к вашему утреннему кофе. Вы и так все узнаете, без бумажной волокиты.
Эти гражданские выскочки просто невыносимы. Как не хватает здесь железной армейской дисциплины! Самонадеянный адвокатишка.
– Хорошо. Соблаговолите изучить протокол.
Манн открыл кожаную обложку, перевернул несколько страниц.
– Видите ли, раньше мы обходились без учебников.
– Честно говоря, удивлен.
– А я, честно говоря, нисколько. Боюсь вас разочаровать, но мы накопили определенный опыт.
– Послушайте, Лукас, я сам не получаю от этого никакого удовольствия. Задачу передо мной поставил Найфех. Искренне надеюсь, что Кэйхоллу дадут отсрочку, уверяю вас. Но если ему откажут, мы будем во всеоружии. Порядок прежде всего.
Оставив без ответа явную ложь, Манн сунул объемистый труд под мышку. Наджент еще ни разу не присутствовал на экзекуции и наверняка считал сейчас оставшиеся до нее не дни, а часы. Ему не терпелось увидеть, как Сэма пристегнут ремнями к креслу, как тело старика забьется в конвульсиях.
Лукас кивнул и вышел из кабинета. В коридоре он едва не столкнулся с Биллом Мэнди, официально назначенным властями штата исполнителем приговора. Билл торопился на беседу с руководством.
* * *
Порог тюремной библиотеки Адам переступил в три часа пополудни. Утро было испорчено инцидентом с Ли, и настроение с того момента ничуть не улучшилось.
В офисе на Мейн-стрит он пытался забыть о головной боли, разобрать накопившиеся бумаги, но буквально через десять минут после начала рабочего дня зыбкий покой его кабинета нарушила Дарлен:
– Вам два факса, из Нового Орлеана и из окружного суда.
Вести оказались неутешительными. Триумвират поддержал отказ федерального судьи признать казнь в газовой камере не соответствующей конституции, а окружной суд отверг протест по поводу неквалифицированных действий Бенджамина Кейеса.
Головная боль внезапно отступила. Менее чем через час позвонил из Вашингтона Олэндер: его интересовало, не намерен ли Адам подать новую апелляцию.
– Не забывайте, мистер Холл, осталось всего восемь дней. Как будто об этом стоило напоминать. Спустя тридцать минут раздался новый звонок. Клерку апелляционного суда требовалось знать, когда адвокат Сэма Кэйхолла готов будет опротестовать решение суда окружного.
Своим собеседникам Адам объяснил, что заканчивает работу над обоими документами и рассчитывает выслать их факсом к концу дня. Горький все-таки это хлеб – занятие юриспруденцией. В данный момент судебные инстанции беспокоило лишь одно – планы защиты. Причины такого беспокойства не только ясны, они приводят в уныние: чиновников не волнует, сумеет ли Адам найти магическое средство, которое остановит падающий топор, им важно соблюсти всю предписанную законом казуистику. Безответные клерки выполняют волю своих боссов: обеспечить бесперебойную работу конвейера. Никто из судей не утруждает себя в три часа утра чтением каких-то апелляций. Предполагается, что копии последних ходатайств лягут на их столы еще до того, как адвокат составит окончательный вариант документа.
Ближе к полудню позвонил Фелпс: Ли нигде нет. Он навел справки в десятке клиник, и все без результата. Пациентка Ли Бут не поступала за прошедшие сутки ни в одну. Поиски продолжаются, но с меньшей интенсивностью: у Фелпса неотложные дела в банке.
Сэм вошел в библиотеку около половины четвертого. Выглядел дед подавленно. Дурные вести он узнал в полдень по телевизору: репортеры в Джексоне продолжали считать дни. Теперь их оставалось девять. Опустившись на стул, Кэйхолл устремил на Адама отсутствующий взгляд.
– А где эскимо? – спросил он печально, как ребенок, которому взрослые не дали конфету.
Адам достал из-под стола небольшой контейнер из пористого пластика, снял крышку.
– У ворот его чуть не конфисковали. Неприступная дама хотела вывалить все на землю, но потом смилостивилась. Наслаждайся!
Сэм схватил холодный брикетик, восторженно осмотрел его со всех сторон и плавными движениями, как бы священнодействуя, принялся срывать глянцевую упаковку. Когда фольга упала на пол, он лизнул шоколадную глазурь, откусил огромный кусок, прикрыл глаза и начал медленно, с наслаждением жевать.
Пару минут спустя с первой порцией было покончено. Разворачивая вторую, Сэм буркнул:
– Не самый удачный сегодня денек. Адам протянул ему несколько бумаг:
– Вот решения. Оба краткие, по существу, оба против нас. В местных судах у тебя не так много друзей, Сэм.
– Знаю. Зато как любят меня остальные жители страны! Читать эту дрянь ни к чему. Каков наш следующий шаг?
– Будем доказывать твою ментальную неполноценность. Старческий маразм не позволяет осужденному понять истинные причины и характер наказания.
– Не выйдет.
– В субботу тебе эта идея понравилась. Что произошло?
– Ничего не выйдет.
– Почему?
– Потому что я не полоумный. Я прекрасно знаю, за что иду в газовку. Ты сейчас занят любимым делом всех адвокатов: паришь мыслью, выстраиваешь дивные теории, рыскаешь в поисках продажных экспертов. – Кончиком языка Сэм облизнул губы.
Но сейчас Джорджа Наджента куда больше беспокоила сложившаяся весьма острая ситуация. До казни Кэйхолла оставалось только девять дней, фактически – восемь, поскольку приговор должен быть приведен в исполнение на следующей неделе в среду, в первую минуту после полуночи. Таким образом, среда входила в общий отсчет – из-за какой-то минуты! По сути же, последним днем являлся вторник.
На рабочем столе полковника лежал увесистый том, на кожаном переплете которого солидным золотом поблескивали набранные в две строки слова: “ШТАТ МИССИСИПИ. ПРОТОКОЛ”. Этот шедевр организационной мысли потребовал от бравого офицера напряженнейших трехнедельных усилий. Наджента привел в ужас ворох различных наставлений и инструкций, составленных Филлипом Найфехом за годы службы в Парчмане. Странно, как в те времена вообще удавалось довести смертный приговор до логического конца. Зато теперь администрация получила в свое распоряжение детально продуманный план, включавший в себя все, в том числе и гипотетические, аспекты завершающей процедуры. Том был не менее двух дюймов в толщину и насчитывал сто восемьдесят страниц. На первой значилось имя автора.
Когда Лукас Манн вошел в кабинет, стрелки настенных часов показывали пятнадцать минут девятого.
– Вы опоздали, – исполненным начальственной строгости голосом заметил Наджент.
Кто такой, в конце концов, этот заурядный крючкотвор против руководителя группы по исполнению приговора? Пусть занимается своими бумажками. За прошедшие сутки полковник значительно укрепился в своих амбициях.
– И что же? – снисходительно бросил Манн, остановившись перед столом.
Одет Наджент был в темно-оливковые, безукоризненно выглаженные брюки армейского образца и такого же цвета форменную рубашку с двумя карманами на груди. В разрезе воротничка ослепительно белел треугольник футболки, тяжелые черные ботинки сияли. Твердым шагом полковник приблизился к окну. Заместителя Филлипа Найфеха Манн ненавидел.
– У нас восемь дней, – сказал Наджент так, будто обстоятельство это было известно лишь ему одному.
– Разве? А мне казалось, девять. Оба мужчины продолжали стоять.
– Среда не в счет. Рабочих дней всего восемь.
– Вам виднее.
Полковник сделал шаг к столу, медленно опустился на стул.
– Два момента. Первый – вот протокол процедуры казни. Подробнейший, в нем учтена каждая мелочь. С алфавитным указателем, комментариями и ссылками. Ознакомитесь и примете к исполнению.
Манн покосился на коричневый переплет.
– И второй. Начиная с этого момента мне будет необходим ежедневный отчет по статусу всех апелляций. Насколько я понимаю, пока никаких задержек не предвидится.
– Именно так, сэр.
– Отчет в письменном виде каждое утро, с зафиксированными малейшими переменами.
– Тогда вам потребуется нанять персонального юриста, сэр. Я не ваш подчиненный. Будь я проклят, если хоть раз пришлю записку к вашему утреннему кофе. Вы и так все узнаете, без бумажной волокиты.
Эти гражданские выскочки просто невыносимы. Как не хватает здесь железной армейской дисциплины! Самонадеянный адвокатишка.
– Хорошо. Соблаговолите изучить протокол.
Манн открыл кожаную обложку, перевернул несколько страниц.
– Видите ли, раньше мы обходились без учебников.
– Честно говоря, удивлен.
– А я, честно говоря, нисколько. Боюсь вас разочаровать, но мы накопили определенный опыт.
– Послушайте, Лукас, я сам не получаю от этого никакого удовольствия. Задачу передо мной поставил Найфех. Искренне надеюсь, что Кэйхоллу дадут отсрочку, уверяю вас. Но если ему откажут, мы будем во всеоружии. Порядок прежде всего.
Оставив без ответа явную ложь, Манн сунул объемистый труд под мышку. Наджент еще ни разу не присутствовал на экзекуции и наверняка считал сейчас оставшиеся до нее не дни, а часы. Ему не терпелось увидеть, как Сэма пристегнут ремнями к креслу, как тело старика забьется в конвульсиях.
Лукас кивнул и вышел из кабинета. В коридоре он едва не столкнулся с Биллом Мэнди, официально назначенным властями штата исполнителем приговора. Билл торопился на беседу с руководством.
* * *
Порог тюремной библиотеки Адам переступил в три часа пополудни. Утро было испорчено инцидентом с Ли, и настроение с того момента ничуть не улучшилось.
В офисе на Мейн-стрит он пытался забыть о головной боли, разобрать накопившиеся бумаги, но буквально через десять минут после начала рабочего дня зыбкий покой его кабинета нарушила Дарлен:
– Вам два факса, из Нового Орлеана и из окружного суда.
Вести оказались неутешительными. Триумвират поддержал отказ федерального судьи признать казнь в газовой камере не соответствующей конституции, а окружной суд отверг протест по поводу неквалифицированных действий Бенджамина Кейеса.
Головная боль внезапно отступила. Менее чем через час позвонил из Вашингтона Олэндер: его интересовало, не намерен ли Адам подать новую апелляцию.
– Не забывайте, мистер Холл, осталось всего восемь дней. Как будто об этом стоило напоминать. Спустя тридцать минут раздался новый звонок. Клерку апелляционного суда требовалось знать, когда адвокат Сэма Кэйхолла готов будет опротестовать решение суда окружного.
Своим собеседникам Адам объяснил, что заканчивает работу над обоими документами и рассчитывает выслать их факсом к концу дня. Горький все-таки это хлеб – занятие юриспруденцией. В данный момент судебные инстанции беспокоило лишь одно – планы защиты. Причины такого беспокойства не только ясны, они приводят в уныние: чиновников не волнует, сумеет ли Адам найти магическое средство, которое остановит падающий топор, им важно соблюсти всю предписанную законом казуистику. Безответные клерки выполняют волю своих боссов: обеспечить бесперебойную работу конвейера. Никто из судей не утруждает себя в три часа утра чтением каких-то апелляций. Предполагается, что копии последних ходатайств лягут на их столы еще до того, как адвокат составит окончательный вариант документа.
Ближе к полудню позвонил Фелпс: Ли нигде нет. Он навел справки в десятке клиник, и все без результата. Пациентка Ли Бут не поступала за прошедшие сутки ни в одну. Поиски продолжаются, но с меньшей интенсивностью: у Фелпса неотложные дела в банке.
Сэм вошел в библиотеку около половины четвертого. Выглядел дед подавленно. Дурные вести он узнал в полдень по телевизору: репортеры в Джексоне продолжали считать дни. Теперь их оставалось девять. Опустившись на стул, Кэйхолл устремил на Адама отсутствующий взгляд.
– А где эскимо? – спросил он печально, как ребенок, которому взрослые не дали конфету.
Адам достал из-под стола небольшой контейнер из пористого пластика, снял крышку.
– У ворот его чуть не конфисковали. Неприступная дама хотела вывалить все на землю, но потом смилостивилась. Наслаждайся!
Сэм схватил холодный брикетик, восторженно осмотрел его со всех сторон и плавными движениями, как бы священнодействуя, принялся срывать глянцевую упаковку. Когда фольга упала на пол, он лизнул шоколадную глазурь, откусил огромный кусок, прикрыл глаза и начал медленно, с наслаждением жевать.
Пару минут спустя с первой порцией было покончено. Разворачивая вторую, Сэм буркнул:
– Не самый удачный сегодня денек. Адам протянул ему несколько бумаг:
– Вот решения. Оба краткие, по существу, оба против нас. В местных судах у тебя не так много друзей, Сэм.
– Знаю. Зато как любят меня остальные жители страны! Читать эту дрянь ни к чему. Каков наш следующий шаг?
– Будем доказывать твою ментальную неполноценность. Старческий маразм не позволяет осужденному понять истинные причины и характер наказания.
– Не выйдет.
– В субботу тебе эта идея понравилась. Что произошло?
– Ничего не выйдет.
– Почему?
– Потому что я не полоумный. Я прекрасно знаю, за что иду в газовку. Ты сейчас занят любимым делом всех адвокатов: паришь мыслью, выстраиваешь дивные теории, рыскаешь в поисках продажных экспертов. – Кончиком языка Сэм облизнул губы.