Громовский А.Е.. Феникс

обезличить его и, в итоге, окончательно его поработить.
Впрочем, Змий, скорее всего тут ни причем. Просто Разум предпочитает
развиваться по шаблону, так хорошо зарекомендовавшему себя в деле создания
высокоэффективных космических цивилизаций. Вот он и подсказывает сознанию
идейки типа коммунистического псевдобратства, где Вождь, он же Отец Народов
- суррогат коллективного мозга нации, а отдельная личность есть не более чем
винтик.
Так было, но так уже не будет. Человек ступит на сцену Космической
Истории и с его приходом начнется (собственно, уже начался) новый этап ее,
Истории, развития. Маленький Давид - человек - победит Голиафа-Дракона, так
сказано в Библии. Ибо Мировой Разум предвидит Будущее, если не сам его
творит.
Тут Георгу пришла в голову интересная мысль, достаточно безумная, чтобы
быть истинной, о том, что пресловутый Мировой Разум, быть может, сам же и
породил Чудовище. Как средство от скуки. И как противоядие от раковой
опухоли застоя, каковыми опухолями, быть может, страдают с виду
благополучные космические цивилизации, а на самом деле давно ставшие
импотентами в самом широком смысле этого слова. Воистину, неисповедимы пути
твои, Господи, и дела твои! Аминь.



БЕЗДНА

Георг вынырнул из контакта и ухватился за реальность, как человек,
чудом выплывший из стремнины, несшей его к водопаду, где бы он и сгинул.
Пагубен для человеческого сознания телепатический контакт, ибо разрушает
индивидуальную целостность восприятия мира. Все равно, как если бы человеку,
с его ограниченным полем зрения, вдруг подключили фасеточные глаза стрекозы.
И это еще слабо сказано. Перед глазами до сих пор мелькали фрагменты
мыслеобразов, как стекляшки калейдоскопа. Чьих мыслеобразов? Своих, джентри
или Мирового Разума, использовавшего "полковника" в качестве живого
передатчика? Возможно, от этой раздвоенности восприятия, этого сеанса
шизофрении раскалывалась голова и тошнило. А может, просто от переизбытка
информации. С ним уже такое бывало, когда он любопытным юношей, приехав с
родителями в Москву к родственникам отца, к дяде Владимиру и тете Ие,
отправился с ними в Третьяковскую галерею. Обойдя всего два зала, юному
Георгу стало плохо от колоссального впечатления, полученного созерцанием
полотен великих мастеров. Поход закончился сидением на ступенях храма
искусств в предобморочным состоянии: с бледным лицом, тошнотой, головной
болью. Разумеется, он, как все творчески одаренные люди, был излишне
впечатлительным, что называется без ограничителя, который спасает обывателя
(вот почему он, обыватель, так часто равнодушен). Но, судя по плачевному
состоянию Владлена, ему тоже пришлось перенести шок. Если бы Георг знал,
сколь болезнен телепатический контакт, то ни за что не позволил бы джентри
воспользоваться привычным для него способом общения - только аудиоконтакт!
Это заметка на будущее. Впрочем, в будущем он не желал бы иметь ничего
общего с общественными высокоорганизованными насекомыми.

- А они не очень-то вежливы, - сказал Владлен, массируя виски и
болезненно морщась, - ушли, даже не попрощавшись. Ну и ладно, спасибо, что
хоть купе нам предоставили.
Георг огляделся и вдруг осознал, что и в самом деле находится в
четырехместном "купе". Для двоих - это было излишней роскошью.
- Ты не заметил, как они нас сюда доставили? - полюбопытствовал Георг,
инспектируя взглядом помещение.
- Это было похоже на перемену кадров в кино, - ответил напарник,
устраиваясь на мягком диванчике. - Только что, вроде, мы стояли перед ним,
как перед прокурором. Потом сразу бац! - и мы уже в камере.
- Чудеса древних цивилизаций. Накачали нас информацией, аж из ушей
прет, - пробурчал Георг и тоже стал устраиваться возле столика, что
находился между диванчиками. - А вежливости ты от них не жди. Насколько я
сообразил, понятия личности у них отсутствует или весьма условно. Они и
нас-то, наверное, воспринимают как мобильный ощущающий орган Супермозга.
Отсюда и соответствующее обращение. Ведь не станешь же ты обращаться к
чьей-то руке или ноге: уважаемая рука или уважаемая нога!.. - Георг
хохотнул. - Подобного обращения сподобился только "глубокоуважаемый шкаф"
Антона Павловича Чехова.
- Послушай, - сказал Владлен, - я в этом ни черта не разбираюсь, я
только понял одно, что они обещали доставить нас обратно на Землю, как
только эта летающая посудина сядет на планету, и эти чертовы джентри
выполнят свою миссию. Лично мне так было заявлено. Как думаешь, им можно
верить?
- Полагаю, что можно... Меня, правда, смущает то обстоятельство, что
ничего подобного этому обещанию лично я не уловил.
- Ты о чем думал, когда они тебе внушали всю эту хрень о Мировом
Разуме?
- Да, собственно, именно о нем, Мировом Разуме, и думал... - растерянно
ответил Георг и отметил, что они теперь стойко (а он и не заметил) перешли
на "ты".
- А я думал только о детях и телеграфировал этому косоглазому только
одно: когда вы доставите нас обратно домой?
- Понятно, - ответил Георг, - "Каждому свое"... А "полковник", словно
Цезарь, - мыслил в два потока!
- Какой полковник? А-а, этот... А я назвал его - "штум-бан-фюрер".
- Да, есть в нем что-то от штурмбанфюрера. Но мы, кажется, немного
ошиблись в отношении пришельцев. Ни такие уж они изверги, как нам казалось.
Впрочем, еще не вечер, как говорится... Фашисты тоже, перед тем, как пустить
эшелон евреев в газовую камеру, угощали их кофе, патефон заводили... А потом
- пожалуйте в душ, господа евреи, одежду сложите в общую кучу, мы потом
разберем...
- Георгий, у тебя привычка - так приободрить человека, чтобы он
обделался со страху.
- Да ты что, я оптимист, хотя и умеренный. Это я пошутил. А если
серьезно, то мы с тобой тоже выполнили важную миссию: от имени всего
человечества и от себя лично вступили в дипломатический контакт с иным
разумом, чего не удалось до сих пор дипломатам ООН. Встреча прошла, не
скажу, что в теплой, не скажу, что в дружеской, но, несомненно, - в
обстановке. Смею надеяться, что этот контакт кое-что повернул в их мозгах, в
их Мозге. Может, угол зрения на человека у него сменился хотя бы чуть-чуть.
И стал менее высокомерным.
- Это заметно хотя бы по тому, что они предоставили нашим телам
удивительно мягкие лежанки, - смеясь, заключил Владлен, сбросил обувь и с
удовольствием растянулся на диванчике. - Можно вздремнуть минут 600 до
посадки...
- Поспать и я не откажусь, - ответил Георг, последнее время никак не
могу выспаться по-человечески. Но перед сном неплохо бы чего-нибудь поесть.
Он оглядел столик и обнаружил на нем четыре пластиковые баночки,
наподобие тех, в которых продается йогурт. На баночках из белой пластмассы
имелись этикетки. На двух этикетках изображены были коровы, разбредшиеся на
зеленом лугу и жующие сочную траву на фоне невысоких гор; на двух других -
водопад, низвергающий свои хрустальные воды в голубую бездну.
- Садись за стол, Владлен, я тут, кажется, обед обнаружил, - объявил
Георг и с треском отделил баночки друг от друга, разломав соединение верхних
крышек. - Это твоя пайка, это моя... хлеба, правда, нет, но, я думаю, и так
обойдемся.
- Может, это тушенка, - предположил Владлен, разглядывая этикетку с
коровой.
- Сейчас глянем, - Георг сдернул фольгу, закрывавшую верх баночки и
увидел густую молочного цвета жидкость, пахнущую тонким цветочным ароматом.
- Сгущенка?.. - произнес он разочарованно и стал искать ложечки, не пальцем
же есть.
Ложечки отыскались в обеденном комплекте и даже салфетки не забыли
рачительные хозяева судна. Или о еде позаботилась фирма "Переселение инк."?
В таком случае она могла бы раскошелиться на что-нибудь более существенное,
учитывая те огромные деньги, которые фирма получила с переселяющихся. А
кстати, на чьих счетах осели эти бабки? Кто ими воспользуется, если все
сотрудники фирмы меченные и тоже переселились в мир иной? А вот все ли?
Возможно, сплавили шестерок, а тузы, такие как Марго, оставлены для более
важной работы на Земле. Может быть, в них заложена другая программа. Марго -
резидент джентри, космическая Мата Хари, усмехнулся Георг, прислушиваясь к
вкусовым ощущениям пищи богов. На вкус "сгущенка" очень напоминала
аналогичный же продукт земного производства, только не была столь сладка. И
еще чувствовалось, что белая масса была до предела насыщена витаминами и
микроэлементами, необходимыми человеку. Сила так и вливалась в тело с каждой
ложкой этого чудесного концентрата. "Сгущенка" пахла неведомыми травами...
Знакомый запах, подумал Георг, выскребая остатки питательной смеси со
стенок стаканчика. Тут он вспомнил. Это же тот самый продукт, что щедрой
рекой растекался по улице в то утро, когда они с Анатолием возвращались на
машине из штаба ГО! Георг с любопытством взглянул на Владлена. Тот без
претензий уплетал "сгущенку" и даже вылизал остатки языком, оставив на
верхней губе белую полоску "усов".
- Ну как тебе космическая пища? - осторожно спросил Георг у напарника.
- Классный нектар! - довольным тоном ответил Влад, утирая рот и пальцы
рук салфеткой.
Вот и рассеялась еще одна тайна пришельцев. И ничего идиотского в ней
не было. Просто потерпел аварию или была сбита ретивой командой ПВО летающая
бочка со "сгущенкой", предназначавшаяся для рациона питания переселенцев.
В другой баночке оказалась чистая ключевая вода. Вот таким был обед:
скромным и питательным. Георг почувствовал, что сыт по горло, а желудок
между тем совершенно не обременен. Очень полезное качество такой пищи.
Пригодилась бы и в быту, не только в полете. Язвенникам, например... Да мало
ли кому. Кришнаиты были бы в восторге. Но Георг не кришнаит и очень скоро
ему захочется обычного мяса, пусть не столь полезного, зато вкусного. Его
тело любило мясо.
Он распростерся на мягкой лежанке и вдруг обнаружил, что его тело,
налившееся чудесной силой, захотело плоти. Его тело намекнуло разуму, что на
соседнем диване, между прочим, лежит женщина, которая только притворяется
мужчиной, а на самом деле... Разум проигнорировал плотские намеки. Разум
скорбел о потере любимой, но тешил себя надеждой на чудо. Может быть, она
жива?
- Слушай, Владлен, - сказал Георг, лежа на своем диване и глядя в
потолок, где под прозрачными плитками пластика теплился мягкий янтарный
свет, как раз для отдыха. - А ты знаешь, сколько времени понадобится, чтобы
долететь хотя бы до ближайшей звезды?
- Понятия не имею... - ответил тот, уткнувшись носом в стенку, потом
перевернулся на спину и с шоферской смекалкой сказал: - А вообще-то, смотря
с какой скоростью лететь.
- Если лететь со скоростью света, - сказал Георг, приподнимаясь на
локте, - что невозможно из-за увеличения до бесконечности всех величин
корабля, то до ближайшей звезды - Альфы Центавра - мы доберемся примерно за
четыре года по земному времени, то есть на Земле пройдет четыре года. На
корабле, согласно релятивистскому эффекту, этот срок значительно сократится,
не знаю на сколько, но, думаю, что не намного. Вряд ли эта баржа сможет
развить субсветовую скорость. Если только это не замаскированный дворец
Цирцеи, где время течет медленно - день за год. Я не знаю, сколько парсеков
составляет расстояние от Земли до Гаммы Водолея, но, по-видимому, лететь нам
придется очень и очень долго. Всю нашу оставшуюся жизнь.
- Не может этого быть, - сказал Владлен, ворочаясь на своем диване. Мне
четко сообщили - прибудем к утру. Они еще особо подчеркнули, что важно
прибыть на планету к раннему утру, когда только занимается заря. Заря новой
жизни, сказал джентри. Это, говорит, явится своеобразным символом для
переселенцев...
- Что?! - Георг вскочил и сел. - К какому еще утру? К утру по
корабельному времени или к утру на планете? Ты что, разве не понимаешь
разницы!
- Тьфу, черт! - тоже приподнялся Владлен с совершенно обалделым видом.
- Как это я не подумал. Утро и утро... Но все-таки у меня сложилось
впечатление, что речь идет о быстром прибытии. Я это чувствовал. Он же со
мной не языком говорил, а картинки показывал. Как в кино.
- Хорошенькое будет кино, если мы в этом склепе проведем всю жизнь. -
Георг медленно улегся и постарался уснуть.
Напарник тоже долго лежал молча, потом спросил с надеждой в голосе:
- Георгий, может, ты ошибаешься? Ты все-таки художник, а не этот...
астроном. Откуда ты знаешь про все эти суп... световые скорости и всякие там
эффекты?
- Откуда? - отозвался Георг и усмехнулся. - Хм! Да я даже лекцию читал
по астрономии...
- Про что лекция-то?
Георг повернулся на спину, заложил руки за голову по своей обычной
привычке.
- Видишь ли, если бы не моя полная неспособность к математике, я,
наверное бы, пошел в астрономы. Этим увлечением я обязан своему папане. Он
любил астрономию, даже пятерку по ней имел в аттестате, я, кстати, тоже...


Моей настольной книгой с раннего, чуть ли не ползункового возраста была
книга Перельмана "Занимательная астрономия". Когда я еще не умел читать, я
ее просто листал, разглядывая картинки. Осилив грамоту, стал изучать свою
книгу, как ревностный христианин читает Библию. С каждым годом она
становилась мне все понятнее, но таинственная притягательная сила ее не
ослабевала. Позже я стал срисовывать с книги лунные кратеры, разные графики
и диаграммы, как то: строение и сравнительные размеры планет Солнечной
системы, сколько весил бы человек на различных планетах и прочая. Потом
принялся за чертежи ракет. И вот, дошло до того, что однажды я прочитал свою
первую - она же и последняя - лекцию по астрономии.
Напротив нашего дома, когда я жил еще на Урале, в городе
Серпо-Молотове, и было мне 15 лет, располагалась детская площадка. Формально
она принадлежала школе, в которой учились дети с отставанием в умственном
развитии. Короче, УО, как говорил еще Иван Семенов. УО-школа находилась в
конце квартала, а здесь у них был своего рода летний пионерский лагерь в
городе. Но бывало, что не только пацаны собирались здесь со всех окрестных
домов, но и взрослые, в основном пенсионеры, послушать лекцию о
международном положении, которое, как всегда в ту эпоху, было напряженным. В
общем, отдыхали все, кому некуда было податься, даже иногда сами хозяева
площадки - уошники.
Однажды их, УО, руководительница прознала о моем увлечении астрономией.
Как прознала, не ведаю. Впрочем, мы, всей улицей ошивались на этой площадке
с утра до вечера, так что узнать увлечения мальчишек, не составляло труда
для опытного педагога. В те годы мы не прятались по подвалам, не нюхали
клей... В те годы каждый из нас чем-нибудь увлекался дельным. Юрка Конев
занимался спортом, Саня Тимкин, по прозвищу химик, соответственно увлекался
химией, формулы так и отскакивали от его зубов. Потом мы увлеклись
самолетным и ракетным моделизмом. И как общее увлечение середины века -
радиоконструирование.
Короче, предложила она мне прочесть лекцию по астрономии и
космонавтике. Космонавтика тогда была царицей прикладных наук. Вот так, не
больше и не меньше - лекцию. Мне, пятнадцатилетнему мальчишке. Я,
естественно, согласился и побежал домой приуготовляться к сей важной миссии.
Собственно, готовиться тут особо и не было нужды. Я знал азы астрономии
назубок, а большего им, УО-школьникам, и не надо. Я извлек из своей заветной
коричневой папки давнишний чертеж какой-то кривобокой ракеты с двигателем на
жидком топливе - тоже, знаешь, азы ракетостроения - и побежал обратно на
площадку.
Начинался прекрасный летний день, никого из приятелей еще во дворе не
было, кроме моих слушателей. Они сидели на лавочках вокруг большого
деревянного стола с изрезанной нашими ножами столешницей. Было их человек до
десяти, все как близнецы-братья-сестры: круглые мордочки, тугие шелушащиеся
щеки, слюнявые рты, растянутые вечной счастливой улыбкой, маленькие
поросячьи глазки с красноватыми веками почти без ресниц. Они были на одно
лицо.
Я выразил сомнения, поймут ли они содержание моей лекции. Учительница,
сидевшая с ними, ответила, что они понятливые. Ну, хорошо, сказал я и уселся
во главе стола. Поскольку это было мое первое публичное выступление, я все
безбожно перепутал: весьма непоследовательно начал с того, чем следовало бы
заканчивать. Не забыв упомянуть о достижениях советской космонавтики, я
добросовестно стал объяснять им принцип реактивного движения и устройство
ракеты: от двигателя с соплом и далее к бакам с топливом и окислителем. "А
вот это, - говорил я, - кабина космонавта, выше находится парашютный отсек,
это - головной обтекатель. Вот такова схема ракеты".
Потом я углубился в историю и сказал несколько слов о зарождении
астрономии и становлении ее как науки. Тут учительница перебила меня и
продемонстрировала мне методы работы с детьми вообще и УО в частности.
Главным в этом методе было умение правильно поставить вопрос и
постараться очень просто на него ответить. Несколько таких вопросов-ответов
составляют блок информации, которую легко усвоить и запомнить.
"Скажи нам, пожалуйста, - обратилась учительница ко мне, - для чего
нужна эта наука - астрономия?" Она хотела знать утилитарную ценность науки,
которую я боготворил и считал самоценной. Интуитивно я чувствовал громадную
пользу для человечества от этой древнейшей науки о звездном небе, но ясно
выразить свои мысли не мог. И я брякнул первое, что пришло в голову и
сорвалось с языка.
Я сказал: "Ну вот взять, например, Солнце, оно ведь не будет светить
вечно. Когда-нибудь, через миллиарды лет, оно погаснет. И это тоже изучает
астрономия".
Учительница сказала громко: "Итак, дети, повторяйте за мной!
Астроно-о-о-мия... нужна-а... для того..." - "...нужна-а-а для того-о...", -
хором повторили дети. "...ЧТОБЫ ЗНА-АТЬ, КОГДА-А-А.... ПОГА-А-СНЕТ...
СО-О-ЛНЦЕ-Е..."
"... когда-а-а... пога-а-снет... Со-о-олнце-е-е...", - хором пропели
голоса.
Я был шокирован. У меня в глазах день померк, точно действительно гасло
солнце. Я остолбенело смотрел на этих бодреньких ребятишек с красными
слезящимися глазками, с маленькими лобиками на одинаковых физиономиях с
коротко стриженными волосами, на толстенькие их тела с болтающимися под
лавкой ножками, и думал... Нет, я не думал. Я мысленно стонал: "Ну нет же,
черт побери! Ведь это же не главное... Ерунда все это... Ну как мне
объяснить им, ей... что такое АСТРОНОМИЯ?!! А потом я понял, что...

- Ты что? - спросил Георг, услышав как зарыдал его спутник.
- Деток жа-алко-о-о! - ответил сквозь рев Владлен и стал сморкаться в
салфетку. - Как они там без меня?!
Георг хотел было спросить, чьих, собственно, детей воспитывал его
товарищ по несчастью - своих, от первого брака (если он был) или взял с
готовым "приданным". Скорее, последнее. Потом передумал. Не нужны ему чужие
заботы, так никаких нервов не хватит. У него своих проблем хватает...

Он уже проваливался в темный колодец сна, когда Владлен тихо сказал,
как бы оправдываясь: А может, оба утра как-нибудь да совпадут. Ведь у них
техника - не нам чета! Это на наших таратайках лететь нужно годы и годы, а
для них это - раз плюнуть. Как ты думаешь, а?
- Дай-то Бог, - ответил Георг из колодца и отпустил канат, связывающий
его с реальностью.


СОН

Где был вчера камень, там нынче яма.
Лермонтов, "Герой нашего времени"


Георг стоял у обочины, а они все шли и шли по высушенной жарким солнцем
дороге, поднимая пыль до неба. Колонна растянулась до самого горизонта. Их
было много: тысячи и тысячи, в потрепанном обмундировании, многие - без
сапог. Лица солдат были усталыми, губы потрескались, глаза потухли. На
обозах, на носилках везли и несли раненых. Но покалеченных было столько, что
на всех носилок не хватало, и тогда бедолаг несли на развернутых
плащ-палатках или просто на плечах и руках товарищей.
От колонны отделился и подошел, прихрамывая, штаб-ротмистр, попросил
табачку. Георг отдал пачку сигарет, чтобы хватило всей братии.
"Благодарствуем, - прошипел воин, едва шевеля губами, покрытыми струпьями и
пыльно-черной коркой. - Хороший табачок, - сказал он, садясь на пригорок и
жадно затягиваясь. - Еще, поди, довоенные... Давненько я цивильных не курил,
у нас все махра да махра..." Он попытался улыбнуться. Корка на нижней губе
лопнула, на подбородок потекла алая струйка крови. Они еще живы, подумал
Георг, у них еще есть кровь, а на вид будто мертвы.
- До Рифейских гор далеко? - спросил штаб-ротмистр окрепшим голосом.
- Верст 300 с гаком, - подумав, ответил Георг. - А вы, значит, так и
будите отступать аж до Рифейских гор?
- А что делать? - нахмурился офицер. - Теснит Змей проклятый, продыху
не дает. Мы уже потеряли двенадцать легионов, а битва еще только началась...
- А как же союзники?
- А что союзники... Они тоже несут огромные потери. Транспорт с их
провиантом подбили, а нашу пищу они есть не могут - мрут как мухи.
Полковника ихнего убило, а без него они как воины копья ломаного не стоят.
Спасибо наши кирасиры вовремя подошли, а то бы в живых-то никого не
осталось... Каких орлов положили! Из всего кирасирского полка почитай с
десяток молодцов осталось...
Затряслась земля - это промчалась конница. Кони тяжелые, рослые, да и
воины подстать - высокие, торсы закованы в стальную броню, перья на побитых
шлемах гордо развевались на ветру. Последней пронеслась лошадь без всадника,
точно призрак, белая грива колыхалось, длинная, как знамя, глаза сверкали
звездами первой величины.
Э-эх, ребятушки! - штаб-ротмистр притронулся к своей фуражке, отдавая
честь, потом смахнул с глаз набежавшую слезу.
Молча они смотрели, как 12-й уланский, драгуны и 8-й гусарский уходили
на восток, где небо еще было светлым. На юго-западе же все было поглощено
мглой, озаряемой временами далекими вспышками не то молний, не то разрывами.
Оттуда, из этого темного фронта, доносились отдаленные раскаты. Словно некие
великаны ворочали и кидали гигантские каменные валуны, и те сталкивались
друг с другом.
- Кстати, об ИХ продовольствии... - сказал Георг. - Вот возьмите, это
сгущенка и родниковая вода.
Штаб-ротмистр истово благодарил, снял фуражку и набил ее доверху
пластмассовыми стаканчиками. Первым делом, проткнув пальцем фольгу, стал
торопливо хлебать воду.
Прошел отряд арбалетчиков, за ними, семеня короткими ножками, поспешали
карлики-бомбисты в смешных своих колпаках и белых гетрах.
- Вон, гляди, как раз ихнего полковника везут, - воин вытер рукавом
подбородок и указал грязным пальцем на колонну.
Мимо проплыла повозка на магической подвеске. Лицо полковника
напоминало лакированную маску из темно-коричневого дерева. В районе глазниц
виднелись тонкие длинные раскосые полоски: веки без ресниц смежились,
навсегда укрыв мудрые глаза джентри. Черный мундир его покрылся слоем серой
дорожной пыли. Один конец аксельбанта был оторван, серебряный шнурок
свесился с носилок и болтался в воздухе. Сухонькие муравьиные лапки джентри
были сложены на груди по христианскому обычаю. Четверо рослых эльфа в
мундирах с золотыми шевронами и с зажженными фонарями в руках составляли
почетный эскорт покойному.
- Хороший был че... эльф, - сказал штаб-ротмистр, крестясь. - Не
человек, но душу имел. Солдаты его любили. Строгий был, но справедливый. И
труса не праздновал. Когда пятая колонна противника прорвала их редут, он
лично возглавил атаку и погиб, как герой. Ядро насквозь прошибло его
хитиновый панцирь, но он еще два часа после этого продолжал командовать
войсками. Умирая, так сказал мне: ребята, говорит, человеки, на вас вся
надежа...
- Я знал его, - тихо молвил Георг, провожая взглядом повозку, потом
вновь повернулся к офицеру. - У меня к вам вопрос... У этого полковника в
адъютантах служил мой брат - Андрей. Может, слыхали о нем? Меня тревожит его
судьба: жив ли он, мертв?
- Кажись, пропал без вести, ответил штаб-ротмистр, кряхтя и разминая
больную ногу. - Но наверное сказать не могу. Архивы-то сгорели, вместе с
полковыми бумагами. Там такое чертово пекло было... Ну ничего, - пробормотал
воин, со стоном вставая на ноги, - все одно мы Поганому хребет-то
переломаем, дай срок. Нам бы только Давыда сыскать, тогда и Воинство
Небесное не понадобится.
- Какого еще Давыда?
- Да, сказывают, только он знает, как одолеть Голиафа. Видать, шибко
толковый мужик... нам бы его в командующие.
- Ротмистр, вы разве не знаете, что битва Давида и Голиафа - это
аллегория? Давид - это Ум и Воля. В нашем случае - воля к победе, и эти
качества нигде, кроме в себе самом, отыскать невозможно.
- Аллегория, говоришь, - хмыкнул офицер, почесывая влажные от пота
волосы. - Ну тогда еще не все потеряно. Ума и воли нам не занимать. Вот
только дойдем до Рифейских гор, укрепимся там - приказ есть приказ - и
зададим жару Змею Поганому. Значит, верст 300, говоришь? А по моей карте
должно быть около пятидесяти. Что за притча!
- Врут ваши карты, выбросите их, - посоветовал Георг, испытывая
неловкость перед воином.
- То-то я смотрю... должно уж предгорье начаться, ежели по карте-то, а
вокруг все поле и поле... Я бы этим картографам руки оборвал. Третьего дня,
согласно маршруту, должны были выйти на старую римскую дорогу, виа
милитарис... Мы сунулись эскадроном, а там болота да топи. Я Вертлявого
своего потерял. Это коняга мой, замечательный жеребец был... Стали мостить
гати, но все одно обозы наши завязли, пушки на дно пошли... Ну ничего, - еще
раз проговорил офицер и желваки на его скулах напряглись. - Мы еще отомстим.